Доктор Фальк. Тайна серого монаха

Игорь Евдокимов, 2023

Знакомьтесь: доктор Василий Оттович Фальк. Эстет, педант, скептик, совершеннейший зануда – и сыщик поневоле. В дачном поселке на побережье Финского залива, куда он переезжает летом из Петербурга, найдена мертвой пожилая вдова. За день до гибели она жаловалась Фальку, что по ночам в ее саду появляется серый монах – верный предвестник смерти. Но доктор быстро понимает, что дело не в мрачных приметах, а в самом настоящем убийстве. И чем дальше Василий Оттович пытается держаться от расследования, тем сильнее втягивается в поиски преступника, ведь быстро выясняется, что причины желать зла покойной были почти у каждого жителя дачного поселка.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

«Здесь тихо… Море дремлет плоско…

Песок на пляже тверд и бел…

Вдали купальная повозка

И пена розоватых тел»

М. А. Кузмин, 1923 год

Еще каких-то пару лет назад посещение пляжа в Зеленом луге подчинялось неукоснительно строгому расписанию. Мужчины имели право купаться в море до 10 часов утра. После этого пляж передавался в распоряжение женщин и детей. За исполнением заведенного порядка следили служители, нанятые зеленолужским обществом благоустройства. Ведя счет времени по безукоризненно точным часам, они уведомляли отдыхающих о смене власти сменой флагов, висевших вдоль побережья, и раздражающим писком свистков. Но современные веяния добрались и сюда. В прошлый летний сезон партия молодых прогрессистов взяла верх на очередном заседании благоустроителей и постановила разделить пляж на две равных половины. Левая отдавалась мужчинам, правая — женщинам. Дети, в силу невинности и несознательности, имели право свободно перемещаться между двумя царствами.

Наблюдая за отдыхающими, апологеты модной науки об устроении общества могли бы прийти к ряду любопытных умозаключений. Вот например: наиболее консервативное старшее поколение, что характерно — обоих полов, старалось держаться в крайне правой и крайне левой частях пляжа соответственно. В то время, как юные, свободные, любвеобильные и не отягощенные присутствием строгих родителей дачники предпочитали плескаться в непосредственной близости от разделяющей линии. Впрочем, плаванье их интересовало куда меньше, чем наблюдение за противоположным полом и легкий флирт.

Василий Оттович, как и всегда, демонстрировал выдержанный нейтралитет. Он не прибивался к юным вольнодумцам, но и не пополнял стан суровых пуритан. Поэтому выходящий из моря в черном купальном костюме доктор Фальк был достаточно далек от разделительной линии, чтобы поймать на своей фигуре Аполлона завистливые или вожделеющие взгляды молодого поколения, но при этом не шокировал своим видом костную часть пожилых дачников.

Он неторопливо прошелся до края песчаных дюн, где проходили деревянные мостки первого из двух приморских променадов. Второй, более благоустроенный, с гравиевыми дорожками и фонарями располагался чуть дальше, на границе леса. Перед мостками для удобства отдыхающих выставили плетеные курортные кресла. Формой они напоминали яйцо — их стенки были призваны укрыть дачников от ветров и приносимого ими песка. Фальк омыл ноги под струей воды из изящной чугунной колонки, вытерся полотенцем и устроился в одном из кресел, с наслаждением затянувшись сигарой. Пляж в Зеленом луге доктор любил, ибо был он воплощением порядка и комфорта. Посреди дюн разместился первый ряд купален — деревянных кабинок, где дачники могли переодеться. Общество благоустройства позаботилось и об этом. Все купальни были выдержаны в едином стиле, а также красились и ремонтировались перед сезоном. Это давало разительный контраст с соседними дачными местами, где кабинки, зачастую, сбивались из гнилых дверей и ненужных досок. Вторая линия купален, на колесах, каждое утро выкатывалась на лошадях в море, и каждый вечер вывозилась обратно на берег.

— Все же странные времена настали, Василий Оттович, — задумчиво заметил расположившийся по соседству отставной товарищ прокурора Неверов, пожилой мужчина с бакенбардами, которые придавали ему сходства со спокойным сонным мастифом.

— Это вы о чем, Павел Сергеевич?

— Да хоть вот об этом, — Неверов обвел рукой панораму песчаного пляжа. — Мужчины и женщины, разной степени неглиже (вас это, кстати, тоже не миновало, Василий Оттович), плещутся в речке бок о бок, словно какие-то дикари, право слово. В моей молодости сложно было себе такое представить. Мы с дамами в общественных местах просто не пересекались! На балу, разве что.

— Отчего, поневоле, задашься вопросом — как вы вообще женились в таком случае? — иронично уточнил Фальк.

— Я сам себе его иногда задаю, — протянул Неверов, бегло кинув взгляд в сторону правой стороны пляжа, где должна была отдыхать его грозная супруга. — Но это ведь лишь одно из следствий падения нравов. Как и убийство Веры Павловны, осмелюсь заметить.

Василий Оттович покосился на отставного товарища прокурора. Видно было, что весь разговор о нравах был заведен исключительно с целью того, чтобы перевести его на Шевалдину.

— А с чего вы вообще взяли, что это убийство? — спросил Фальк, сохраняя безразличный вид.

— Василий Оттович, не нужно играть со мной в игры, — усмехнулся Неверов. — Судебный следователь из Петербурга, которому было поручено это дело, делал свои первые шаги на сем поприще еще в годы моей активной практики. Юноша правильный, почтительный, не забыл старика — заглянул перед отъездом и пригласил на чашку кофе в курзал. Очень уважительно, кстати, отозвался о вашем первоначальном заключении.

Свой отчет Фальк, как и обещал, закончил за два часа. Урядник Сидоров, также верный своему слову, зашел за ним по истечении оговоренного срока. Василия Оттовича он застал на террасе чашечкой кофе и аккуратной стопкой листов, исписанных каллиграфическим почерком.

— Благодарю! — Сидоров принял документ и с почтительной аккуратностью упаковал его в портфель. — Новых гипотез не появилось?

— Нет, Александр Петрович, — ответил Фальк. — Думаю, свою задачу я выполнил. И, если откровенно, то не хотел бы иметь с этим делом ничего общего. Я все же приехал сюда на отдых.

— Да-да, конечно, простите, — закивал урядник.

— Чаю? — поинтересовалась Клотильда Генриховна, бесшумным призраком возникшая за спиной у Сидорова.

— Святые угодники! — выдохнул Александр Петрович, испуганно озираясь.

Сидоров, вообще-то, в трусости замечен не был. Более того, в Зеленом луге он по праву имел репутацию отчаянного храбреца. Когда в разгар революции одну из дач приспособили под конспиративную квартиру боевики-эсеры (сказывалась близость к Белоострову и финской границе) именно Александр Петрович вышел на их след. В условиях постоянных бунтов и тревог рассчитывать на скорую подмогу он не мог, поэтому сам спланировал и реализовал дерзкую и смелую операцию по задержанию трех матерых и вооруженных злодеев. Он дождался ночи, улучил момент, когда один из боевиков отлучится в ретирадник, бесшумно обезвредил его (бойца, конечно же, не туалет), а затем ворвался в дом с револьвером наизготовку. Внезапность была полнейшей. Бодрствующий эсер получил удар промеж глаз, а вскочивший было третий революционер присмирел, увидев наставленный на него ствол пистолета. За сей подвиг Сидорова наградили медалью «За храбрость» с профилем государя, и незначительной, но приятной, денежной премией.

Так вот — азартный испуг, испытанный Александром Петровичем в ночь отчаянной вылазки, ни шел ни в какое сравнение с ужасом, который вселила в урядника вежливая улыбка старушки, материализовавшейся за его левым плечом⁵. Фальк, давно привыкший к странным явлениям Клотильды Генриховны, знал, что данный оскал сама кухарка считает «ласковым» и «заботливо-материнским».

— Благодарю, драгоценная, не стоит. Александр Петрович уже уходит, — избавил урядника от необходимости говорить Василий Оттович. Клотильда Генриховна церемонно склонила голову и исчезла в дачном доме.

— Да, пожалуй, мне пора, — смахнул со лба выступивший холодный пот Сидоров.

На этом Василий Оттович счел свой долг перед силами правопорядка выполненным и понадеялся, что история Шевалдиной его не побеспокоит. И вот теперь, глядя на доброжелательную, но хищную улыбку Неверова, Фальк понял — нет. Побеспокоит. И еще не раз. Но отчаянную попытку закрыть тему все же предпринял:

— Пустое, мое участие в осмотре было исключительно номинальным.

— Настолько номинальным, что вы обнаружили следы велосипеда и верно определили метод убийства? Не думаю, друг мой, не думаю… — хитро прищурился Павел Сергеевич. — Но все же, до чего мы докатились? Убийство в Зеленом луге!

— Ну, рано или поздно это должно было произойти, — философски заметил Фальк. — В Териоках, чуть меньше года назад, например…⁶

— Оставьте черносотенцев, Василий Оттович, — отмахнулся Неверов. — Лучше предположите, кто шалит у нас? Подумать только, неделю назад все судачили только об ограблении, а теперь…

— О каком, простите, ограблении? — уточнил Василий Оттович.

— Ах, точно, вы же еще не приехали тогда, — Павел Сергеевич хлопнул себя по лбу. — Представьте себе — неизвестные мазурики дождались, пока Макшаровы и Соболевы перевезли вещи из города на дачу, но при этом сами еще не приехали, и наведались к ним ночью. Судя по всему, они точно знали, где что лежит и куда идти, потому что они почти ничего не сломали. И, как будто этого мало, теперь еще и душегуб объявился!

— А отчего вас это так волнует?

— Я сомневаюсь, что Шевалдина заинтересовала заезжих революционеров, а для случайного убийства с целью ограбления вышел слишком уж интересный способ, — Павел Сергеевич с благодарностью принял предложенную сигару, затянулся и выпустил в голубое небо колечко дыма. — Значит, генеральшу убил один из наших с вами соседей.

— Что, даже он? — Фальк указал взглядом на проходящего мимо Эдуарда Сигизмундовича Шиманского — известного дачного бонвивана, в котором души не чаяли дамы бальзаковского возраста. Поляк восторги принимал учтиво, и регулярно дарил увядающим дачницам ответное внимание. Не из доброты душевной, конечно, а за вполне определенные материальные блага. За что быстро стал нерукопожатным в приличном мужском обществе Зеленого луга.

— Да пусть бы и Эдуард Сигизмундович. Поверьте бывалому служителю Фемиды, внутри этого бесталанного последователя Казановы тоже дремлет жестокая шляхетская жилка, готовая затмить ему глаза. При определенных обстоятельствах, конечно.

— Это ваша бывшая профессия заставляет подозревать всех и вся? — иронично уточнил доктор.

— Отнюдь, банальная предосторожность — не хочется, чтобы ко мне в гости заявился монах с морфийным шприцом. С другой стороны, Вера Павловна успела стольким наступить на больную мозоль, что дачная общественность может объявить сбор средств на памятник ее убийце, — он посмотрел куда-то за спину Фальку и фыркнул: — Хотя сейчас мы будем лицезреть единственного человека, который будет по ней неподдельно горевать.

Василий Оттович оглянулся и еле подавил желание раздраженно застонать. К ним направлялся предводитель зеленолужского общества благоустройства Евлампий Аристархович Кунин. Помидорной красноты лицо ярким сигналом горело на фоне совершенно седых волос с бородой, и белого курортного френча. Кунин среди обитателей Зеленого луга считался злом необходимым, но от этого не менее раздражающим. Неуемная активность Евлампия Аристарховича позволяла поддерживать дачный поселок в идеальном порядке, однако фонтанирующий безумными идеями и утомительными придирками председатель общества благоустройства был способен испортить отдых любому жителю, попавшемуся на пути. И в данный момент Кунин направлялся именно к ним.

— Други мои! — издалека воскликнул Евлампий Аристархович. — Слышали уже страшную весть?

Он подбежал вплотную к плетеным креслам и остановился, судорожно пытаясь отдышаться. Глядя на красную физиономию председателя Фальк задумчиво освежил в памяти правила оказания первой помощи жертвам апоплексического удара.

— Нет, Евлампий Аристархович, что же стряслось, не томите?! — убедительно изобразил изумление Неверов.

— Веру Павловну Шевалдину убили! И наш Василий Оттович засвидетельствовал ее смерть!

— А вам-то, простите, откуда это известно? — оставалось лишь беспомощно поинтересоваться Фальку.

— Вас видели ее соседи! Вас — и урядника Сидорова! Василий Оттович, не томите! Это правда дело рук жидов?!

Фальк откинулся на спинку кресла, утомленно потер лоб и простонал:

— А они-то здесь при чем?

— Как «при чем»? Люди шепчутся, что произошло какое-то неслыханное злодейство! Веру Павловну действительно принесли в жертву? — от переизбытка чувств председатель всплеснул пухленькими ручками.

— Кому? Зачем? — с трудом удержавшись от нервного смешка спросил Василий Оттович.

— Как «кому»? Этим их языческим суевериям! Им же нужна кровь православных, чтобы мацу в Пейсах приготовить!

— Евлампий Аристархович, во-первых, даже если верить в эти страшные глупости, им нужна кровь младенцев или детей, а Вера Павловна из этого возраста уже вышла довольно давно. И во-вторых — какой, к черту, Пейсах?! Я не специалист в иудейских традициях, но, по-моему, его, как и Пасху, празднуют в апреле.

Василий Оттович обернулся к Неверову, ища у того поддержки, но отставной товарищ прокурора, похоже, получал удовольствие от мучений доктора. «Не буду с ним больше хорошими сигарами делиться», пообещал себе Фальк.

— Мне бы вашу уверенность, Василий Оттович, но чую, дело нечисто! — зловеще объявил Кунин. — Я намереваюсь организовать народный дозор. Если в Зеленом луге действует секта…

— И кого вы туда определите? — вспылил доктор. — Адвоката Аронсона? Аптекаря Шварцмана?

— Точно, об адвокате я и забыл совсем! — хлопнул себя по лбу Кунин и прежде, чем у Василия Оттовича появился шанс донести до него смысл сарказма, заторопился прочь, крикнув через плечо: — Господа, я рассчитываю на вас! Вы в списках дозорных! О времени и месте сбора сообщу дополнительно!

— Только погромов нам и не хватало, — бессильно откинулся на спинку кресла Фальк.

— Не беспокойтесь, до этого не дойдет, — сохранил спокойствие Неверов. — Но вернемся к более насущным проблемам. Вы правда видели у дома Шевалдиной следы велосипеда?

— Со зрением у меня проблем не наблюдалось.

— Так-так-так, — потер руки Неверов. — В таком случае Петра Андреевича Платонова ждет серьезный разговор с полицией…

— Почему это? Он что, единственный спортсмен на весь Зеленый луг?

— Нет, но единственный, имевший конфликт с Верой Павловной. При свидетелях осмелюсь добавить.

— Не думаю, что это обстоятельство сочтут обличающей уликой на суде, — покачал головой Фальк.

— Но совпадение интригующее, не находите? — прищурился бывший товарищ прокурора. — Очевидно Вера Павловна намекнула на определенный секрет, которым господин Платонов не готов делиться с окружающими. Зная интересы Шевалдиной, готов побиться об заклад, что она разнюхала не слишком разборчивые связи сего любителя облегающих спортивных костюмов…

— Павел Сергеевич, простите мне мою резкость, но вы сейчас звучите, как старая сплетница, — оборвал его Фальк. — Пожалуй, мне пора.

— Как знаете, Василий Оттович, как знаете, — улыбнулся Неверов. — Но с вашей наблюдательностью и аналитическим умом я бы не прятал голову в песок, словно одна африканская птица. Благодарю за сигару, кстати!

Фальк ограничился вежливым кивком и отправился переодеваться. Попытка отвлечься от мрачных мыслей у моря оказалась неудачной. Очередная бездарная активность Кунина и кровожадный интерес Неверова претили Василию Оттовичу. Однако он отдавал себе отчет, что джинна выпустили из бутылки — раз столь видные члены дачного общества прознали об обстоятельствах смерти Веры Павловны, то скоро об убийстве начнет судачить весь Зеленый луг. В этой связи доктора Фалька все больше увлекала идея закрыться дома с припасенными книгами и не появляться на людях как минимум неделю. Судьба, как вы понимаете, распорядилась иначе.

Примечания

5

Православный люд, как известно, полагал, что за левым плечом человека стоит дьявол. Но это так, к слову.

6

18 июля 1906 г. в Териоках (ныне Зеленогорск под Петербургом) сторонниками «Союза русского народа» (черносотенцами) был убит Михаил Яковлевич Герценштейн, бывший депутат Государственной думы.