Леди Джейн

Игорь Дорогобед, 2006

Возможен ли мир между Светом и тьмой – и на каких условиях? Найт – необычная страна, ее жители знают: Ночь Хранительница, создавшая их мир, – реальна. Здесь не требуют слепой веры, любой может обратиться к Ночи и получить ответ на свой вопрос, а воздаяние за проступок происходит немедленно и неотвратимо. И под рукой Ночи равны все: и простой фермер, и эмигрант-иноверец, и могущественная герцогиня леди Джейн, бессильная преступить ею же установленные законы, заверенные самой Ночью. Сюда на переговоры о мире едет посол соседней страны командор Питер Крэг. Следующие полтора дня изменят историю двух стран и жизнь самого посла.

2

До ужина оставалось около пятнадцати минут, а я сидел посреди роскошных покоев и пытался решить, что мне делать далее. Точно исполняя распоряжение старшей сестры, леди Энн лично привела меня сюда. В какой-то момент мне показалось, что юная принцесса хотела что-то мне сообщить, но это видение тут же рассеялось. Она была гостеприимно-любезна, но не более того. И вот теперь я находился в этой ослепительно белой великолепно отделанной и освещенной комнате. В ту нашу последнюю встречу Кларенс, между прочим, сказал мне:

— Очень важно, какие тебе отведут гостевые покои. Если Багряные или Белые, считай свою миссию погубленной и помоги тебе…

Он споткнулся на полу фразе и смущенно посмотрел на меня.

— Ты бывал в Найте, Кларенс? — не скрывая удивления, спросил я.

— Да, — не сразу и неохотно признался он, — когда Елизавета проиграла войну, и мы вынуждены были согласиться на перемирие с этой заступницей Марии.

Похоже, главным грехом Кларенса была не снисходительность: даже сейчас через десять лет после смерти Марии, он не мог простить ей того, как она, законная наследница своего отца, стала королевой.

— И в каких комнатах ты жил?

— В Зеленых, — по-прежнему нервно ответил Кларенс. — В Белых жил Нокс, а Грей с семьей в Багряных.

— Джон Нокс? — наверное, голос таки выдал меня. — Которого герцогиня казнила прямо во Храме?

— Который сгорел прямо во Храме, — упрямо поправил меня Кларенс. — Ты просто не ощущаешь разницы…

Он обречено махнул рукой и замолчал. Некоторое время я ждал, не скажет ли он еще что-нибудь, но Кларенс лишь с беспомощным отчаянием смотрел в пламя, весело плясавшее в камине. Иногда его взгляд поднимался выше к полочке, на которой лежали три мешочка, напоминавшие кисеты. Это было несколько странно, поскольку принц никогда не курил.

— Объяснимся! — наконец не выдержал я. — Сначала ты говоришь, что не должен ехать в Найт, а потом возмущаешься тем, что я чего-то не понимаю.

Кларенс неохотно оторвался от созерцания огня и устало посмотрел на меня.

— Я не могу приказать тебе, да и никто не может, — тихо произнес он. — Ты делаешь вид, что исполняешь поручение ее величества, но я-то понимаю, кто на самом деле посылает тебя в Найт. И я всего лишь пытаюсь втолковать тебе, что ты неудачный посол, поскольку стремишься измерить чуждый мир здешнею меркой.

И тут я, каюсь, сорвался:

— А ты… ты, Кларенс, был хорошим послом?

— А я, — неожиданно твердо проговорил мой старинный друг, навеки опальный принц Кларенс, — я был только военнопленным, жалким военнопленным.

В дверь негромко, но настойчиво постучали, затем она приоткрылась, и в проеме показался один из слуг герцогини. Наши взгляды встретились, и я внезапно задался неуместным вопросом: где и когда я уже видел этого человека. Может в ту давнюю встречу в свите герцогини?

— Сэр Питер, — мне показалось, что он чуть помедлил, прежде чем произнести мое имя, — ее светлость приглашает вас к столу. Позвольте мне проводить вас.

Мы медленно шли по сумрачному коридору.

— Могу я узнать, — повинуясь внезапному порыву, спросил я, — в какой части замка находятся Зеленые покои?

— На нижнем этаже, — ничуть не удивляясь моему вопросу, на ходу ответил слуга. — Окна выходят прямо на площадь перед главным входом во Храм Ночи. Замечательный вид, особенно в дни казней.

Он остановился и, широко распахнув узорчатые двери, торжественным отработанным голосом провозгласил:

— Сэр Питер Крэг.

Комната, куда меня привели, не была столовой, скорее малой гостиной, где приглашенные дожидались выхода герцогини. Общество собралось уже в полном составе. Сам сэр Генри (я прежде встречал его при дворе королевы Марии), дочь с мужем, сын с женой, брат зятя, а также двое дальних родственников. Знакомясь с ними, я подумал, что, вряд ли, среди них есть настоящие «друзья ее светлости». Насколько, я знал, Уайтхаузы были честными сторонниками королевы Марии, как законной наследницы престола, немало сделавшими для ее восхождения, и потому после ее смерти были вынуждены спасать свою жизнь. Герцогиня Найт приняла их, как и всех прочих беженцев, хотя они и не были ее единоверцами. Более того, заключая перемирие с королевой Елизаветой, она добилась для всех изгнанников права пользоваться доходами с вынужденно покинутых имений. Теперь, после поражения, моя государыня, была вынуждена его принять, хотя именно эта претензия герцогини и послужила одной из причин войны с Найтом.

Но какое все это имело отношение к «дружбе»? «Другом герцогини» мог быть сэр Чарльз Стентон, один из двух дальних родственников: у него взгляд умного хищника. И, возможно, Мартин Кеплен, молодой человек, в поведении которого развязность странно сочеталась с неуверенностью. Похоже, что-то всерьез беспокоило его. Впрочем, кто может наверняка судить о том, как на самом деле выглядят истинные друзья герцогини Найт? Юная принцесса тоже была здесь и старательно поддерживала общую беседу, что удавалось ей, сколь могу судить, не без некоторого напряжения.

Противоположные двери распахнулись, словно от резкого толчка, и в комнату безо всякого доклада стремительно вошла хозяйка дома. Похоже, в этот момент ей было глубоко безразличны любые церемонии. Тем не менее, на ней было вечернее платье (все то же красное на черном), для небольших приемов в почти домашней обстановке. Создающее видимость парадной пышности, оно все же не стесняло порывистых движений герцогини.

— Господа, — ее голос звенел по-мальчишески отчаянно весело, — прошу всех к столу.

Быстрые глаза леди Джейн обнаружили меня в кучке шокированных столь несомненным нарушением этикета гостей:

— Сэр Питер, могу я попросить вас вести меня к столу?

И мне не оставалось, как почтительно, прижав правую руку к сердцу, склониться перед неслыханной милостью и при этом мучаться загадкой, означает ли это, что миссия моя раскрыта и меня ожидает участь несчастного твердолобого Джона Нокса? И как теперь узнать, что хотел сказать Кларенс своим тонким замечанием? Разве что на собственной шкуре. В одном он оказался, безусловно, прав: меня мало интересовали оттенки, пока я сам не оказался в замке Найт.

Рука герцогини невесомо легла поверх моей, а походка ее стала женственно-мягка, и, казалось, она не имеет ничего общего с той лихой наездницей, которую я встретил по пути в замок. Выражение ее лица так же смягчилось, и я почувствовал, как мучительно ей хочется быть всего лишь любезной хозяйкой, радушно принимающей случайно завернувших на огонек гостей. И действительно: какие бы чувства ни испытывала герцогиня к своим незваным гостям, стол ее не уступал королевскому, а по изяществу убранства, пожалуй, и превосходил его.

Как ни странно, щедрость леди Джейн удручающе подействовала на гостей. Я заметил мимолетные встревоженные взгляды, коими они обменялись между собой. Один лишь Стентон чувствовал себя превосходно, хотя теперь я уже всерьез сомневался, относиться ли он действительно к друзьям герцогини. Оттенки, проклятые оттенки.

Сама герцогиня, напротив, держалась с милой непринужденностью, и даже теперь, после всего произошедшего, перед лицом Того, Кто направил меня к ней я готов свидетельствовать, что невозможно было, не зная, кто она, угадать силу, скрытую в ней. Впрочем, иное мучило меня в тот вечер: угадывает ли она меня?

— Сэр Питер, — услышал я дружелюбный голос Стентона, — вы часто бываете в Найте? Если вы здесь впервые, испросите у ее светлости разрешения войти во Храм.

— Боюсь, что вам этого не избежать, сэр Питер, — тут же отозвалась леди Джейн, а Чарльз Стентон понимающе улыбнулся. И улыбка эта совсем не понравилась мне.

— Простите мою прямоту, — вступил в беседу ничего не понявший сэр Генри Уайтхауз, — но, честное слово, в Полуденном королевстве вы не найдете ничего подобного.

— О да, — многозначительно подтвердила его племянница мисс Пиил, и я увидел, как Стентон исподтишка погрозил ей пальцем.

Весело трещал камин, как в тот день, когда я последний раз говорил с Кларенсом. Он вновь отвернулся к огню и, словно глотая слезы, произнес:

— Знаешь, чем кончится твое посольство? Ты обязательно влезешь не в свое дело, поднимешь против себя Силы Ночи и войдешь во Храм, как Нокс.

— Нокс был всего лишь человеком, чрезмерно о себе возомнившим, — отнюдь не восхищенный таким сравнением парировал я.

Кларенс обернулся: глаза его были жестки и сухи.

— Ты думаешь, перед лицом Ночи это имеет какое-либо значение? — изумленно осведомился он. И я замешкался с достойным ответом, погруженный в глубины его искреннего удивления.

— Ты слишком долго жил устранившись от всего темного, купаясь в лучах Света, — продолжал мой принц, не замечая, что говорит все громче и громче, — и теперь даже не представляешь, что значит погрузиться во Тьму. Одни, столкнувшись с Ночью, загораются мятежом и словно шальные мотыльки сгорают в пламени Тьмы. Другие, как им кажется, более благоразумные, стараются обойти Ночь стороной, но рано или поздно черный водоворот все равно затягивает их в середину.

— Ты хочешь сказать, что Найт — это бездна, с которой у нас не может быть ничего общего?

— Не должно быть ничего общего, — поправил меня Кларенс. — Можешь ли ты договориться с вольным ветром, управлять морским прибоем или указывать луне, когда ей светить?

— Могу, — сгоряча выпалил я и уж потом сообразил, что имел в виду мой принц.

— Гордыни в тебе, — покачал головой Кларенс, — что сам Всевидящий не исправит.

— И что же нам делать? — раздраженно поинтересовался я. — Молить Всевидящего, чтобы он уничтожил Найт? Или самим дружно взяться за дело?

Мой принц лишь печально улыбнулся: из всех людей, похоже, лишь он один видел меня насквозь.

— Наш долг — не дать распространиться злу.

Тут бы мне и покинуть Кларенса, оставив его наедине с собственными печальными мыслями. Но меня обуревали простые и вполне человеческие чувства.

— И чтобы преуменьшить зло, ты пытался свергнуть законную королеву?

— Мария желала превратить нашу землю в еще один Найт, — в словах моего принца не было и тени сомнения.

— Она просто следовала вере своей матери, — кротко заметил я. — Можешь ли ты осуждать ее за это?

— Разве нам легче оттого, что Мария убивала нас, движимая искренней заботой о благе нашем? — Кларенс так посмотрел на меня, словно только что доказал мне нечто необыкновенное. Беда же заключалась в том, что не объяснил решительно ничего. Все мы оставались на прежних местах, и меж нами тлело синее пламя невидимой войны.

— Кларенс, — задал я последний абсолютно ненужный вопрос, — как же ты уцелел в Найте?

— Есть еще и третий путь: отступить, — глухо проговорил мой принц. — Я отступник, друг мой…

Вероятно, последнюю фразу Кларенса я негромко произнес вслух, потому что вдруг заметил внимательный взгляд мисс Пиил, сидевший напротив меня. В отличие от прочих гостей она почти не участвовала в общем разговоре, скорее наблюдала, но по ее лицу невозможно было судить, наверное, насколько увиденное нравится ей. Леди Джейн, увлеченная беседой со стариком Уайтхаузом, казалось, не заметила ничего.

— Честно говоря, — разгорячась, заявил сэр Генри, — мне по душе, что с нашими соседями вот-вот установятся полностью мирные отношения. И с позволения вашей светлости я хотел бы выпить за это.

Лицо юной принцессы побледнело, словно старый рыцарь позволил себе непристойную шутку в присутствии дам. Герцогиня, напротив, одобрительно улыбнулась и первой подняла бокал. Мисс Пиил последовала ее примеру и, потянувшись через стол ко мне, прошептала:

— За отступничество! Каждый из нас отступник пред самим собой.

Наши бокалы печально звякнули.

Застолье оборвалось весьма неожиданно. Герцогиня внезапно встала и, покинула гостей, сославшись на неотложные дела, кои нужно исполнить еще до полуночи. Гостям же она любезно предложила продолжать развлекаться без нее. Но едва леди Джейн покинула зал, как общий разговор расклеился, и гости стали расходится. Первым исчез (никто потом и вспомнить не мог, как он вышел) Мартин Кеплен. Затем степенно удалились его старший брат с супругой, дочерью сэра Генри. Потом Стентон, на ходу завязавший какой-то казуистически нелепый спор с сэром Генри. За ними потянулись и все остальные. Последними шли я и мисс Пиил.

— Вы любите полнолуние, сэр Питер? — она лукаво улыбнулась мне, но тон голоса не соответствовал ее улыбке.

Я пожал плечами: там, откуда я прибыл, еще совсем недавно за подобный вопрос, равно как и за положительный ответ на него предавали казни, медленной и мучительной. Раздор входил тогда в каждый дом, и никому не удавалось удержаться на золотой середине. Не в человеческих это было силах.

— Правильно, не отвечайте, — усмехнулась мисс Пиил. — Я и сама знаю, что не любите. Хотя и не так, как иные наши соплеменники.

— Доброй ночи, мисс Пиил, — как бы завершая наш не состоявшийся разговор, произнес я.

— Доброй ночи, — дружелюбным эхом откликнулась она. Ни разочарования, ни малейшего оттенка недовольства в голосе. Будто и не было попытки поговорить о том, что пропастью бездонной лежит между Найтом и остальным миром. Любезный поклон, легкий поворот и вот она исчезла в сумраке галереи. А я смотрел ей вслед и думал: может, стоило все-таки поговорить с мисс Пиил начистоту. Или скажем, почти начистоту. Возможно, это и помогло бы исполнению моей миссии?.. Ах, эти проклятые, если бы да кабы, начиная с самого первого! Если бы Всевидящий не терзал перволюдей Изначальным Искушением, были бы их нынешние потомки счастливей и проще? Ведь Он-то, наверное, знал, — не выдержать им сего. Зачем же подверг бессмысленному соблазну главное творение свое и тем исковеркал его?

А зачем я задаюсь этими не имеющими ответа"почему"? Кто я такой, чтобы осуждать Его? А почему, собственно говоря, нет? Разве, хотя бы в качестве творения Его, я не имею на это право?

Стоп, куда это я забрел? Оказалось, ведомый своими крамольными мыслями я медленно брел вслед за мисс Пиил и теперь очутился перед покоями, в которых разместилось семейство Уайтхауз.

–А я еще раз повторяю Вам, сэр Генри, — донесся до меня из-за приоткрытой двери голос Чарльза Стентона, — деньги, без сомнения взял Мартин. Мне неприятно говорить вам это, но от фактов не скроешься. Он первым покинул обеденный зал, а теперь нет ни его, ни денег. А перед ужином все 500 талеров лежали на месте.

— Но, — попытался возразить сэр Генри, но Стентон не предоставил ему такой возможности.

— Не существует никаких"но", — гремел он. — Вы лишь однажды бывали в замке, а я заезжал сюда неоднократно и хорошо знаю здешние порядки. Никто из слуг герцогини даже во сне не посмеет похитить ни единого талера. Только неопытный мальчишка со сквозняком в голове мог вообразить, что можно украсть такую сумму и безнаказанно покинуть замок.

— И потом я уже предупреждал вас, что парень наделал глупых долгов и приближается срок расплаты, а вы даже не захотели толком выслушать меня.

— Но Мартин все начисто отрицал, — пролепетал старый рыцарь, — и казался таким искренним…

— Врать с честным взором — не самое большое искусство, — холодно заметил Стентон.

— Гордон, почему ты молчишь? — обратился сэр Генри к сыну. — Ты тоже так думаешь?

— В самом деле, Гордон? — иронично подхватил Стентон.

— Отец, ты знаешь, как я люблю Мартина, — негромко заговорил младший Уайтхауз, — куда больше, чем свою родную сестру…

— Спасибо на добром слове, — ехидно вставила миссис Кеплен.

Однако оставил без внимания ее реплику.

— Но в этом случае, похоже, что Стентон прав. Я тоже знал о долгах Мартина: он задолжал тому, кто не знает пощады. А срок истекает завтра.

— И ты знаешь, куда он направился?

— Куда бы он ни направился, из замка ему не уйти, — холодно провозгласил Стентон. — Его, несомненно, задержат, но если мы не предъявим ему никаких претензий, то происшествие можно будет замять.

Сэр Генри испустил протяжный вздох облегчения, а я в этот самый миг заметил, что в коридоре находится еще один весьма заинтересованный слушатель. В отличие от меня юная принцесса не только слушала, но и старалась увидеть происходящее в гостевых покоях и потому вовсе не замечала меня. Последнее высказывание видно задело леди Энн за живое, и она решилась показаться гостям.

— Прошу прощения за невольное вмешательство, — принцесса говорила подчеркнуто вежливо, но мне на миг показалось, что она испытывает удовольствие от всеобщего замешательства, — но, полагаю, такого рода проступок не может быть оставлен без внимания.

К моему удивлению первым нашелся сэр Генри, и реакция его была вполне уместной.

— Потеря 500 найтских талеров не разорит меня, миледи, — с достоинством возразил он. — Что касается внимания, то мы непременно окажем его Мартину в кругу нашей семьи.

— Кража не может быть внутрисемейным делом, — леди Энн не повышала тона, но голос ее уже заледенел.

— Однако закон позволяет нам пойти таким путем, ваша светлость, — неожиданно мягко напомнил ей Стентон.

— Вы все лишь друг семьи, мистер Стентон, — отрезала леди Энн, — и не имеете голоса в данном деле.

— Семья согласна с мистером Стентоном, — вдруг заговорил до сих пор молчавший Роберт Кеплен.

— В вашем согласии я нисколько не сомневалась, — отмахнулась юная принцесса. По ее лицу скользнула презрительная улыбка, и на какие-то мгновения она перестала быть милой приветливой девушкой; сейчас она скорее напоминала маленького зверька, у которого более крупные хищники отнимают добычу.

— Мы все согласны с мистером Стентоном, — твердо заявил сэр Генри.

Леди Энн отступила на шаг назад, и я вжался в стену, опасаясь, что она заметит меня.

— Ну что ж, — прошипела она, — по крайней мере, я помню свой долг.

Черное с золотом платье мелькнуло в коридоре и исчезло в его глубинах.

— Что она имела в виду? — ни к кому конкретно не обращаясь, спросила миссис Кеплен.

— Любой житель Найта, узнавший о преступлении, имеет право подать жалобу герцогине вне зависимости от желания пострадавших, — хмуро пояснил Стентон.

— Неужели она сделает это? — тихо спросила мисс Пиил. И тут же ответила сама себе:

— Непременно сделает.

Далее прислушиваться к этому разговору мне не хотелось, и я, так ни кем незамеченный, бесшумно отступил в сад. Сад герцогини Найтской представлял собой чудовищное смешение изысканной ухоженности и небрежной запущенности. Аккуратные дорожки и маленькие клумбы беспечно соседствовали с буйными зарослями ежевики и терновника. При этом и то, и другое содержалось в определенных рамках и не преступало своих границ.

Справа от меня мелькнула широкая тень, и я услышал приглушенное:

— Добрый вечер, ваша милость.

В лунном свете лицо фермера выглядело более жестким, как бы окаменевшим, но, тем не менее, я сразу узнал его.

— Как вы здесь оказались, мистер Джайлс?

— Как вижу, ее светлость уже замолвила обо мне доброе слово, — его лицо растянулось в кривой усмешке, коей он тщетно пытался придать сколь-нибудь дружелюбный вид.

Фермер сделал шаг мне навстречу и лишь тогда ответил на мой вопрос:

— Не только друзья ее светлости умеют проникать сквозь стены.

Как ни странно, казалось, сие утверждение, я принял его просто как факт. Смущало лишь то, что Джайлс родом не из Найта. Хотя мало ли чему можно выучиться, долго живя Ночном герцогстве?

— Я хотел потолковать с вашей милостью, — бесцеремонно перебил он мои размышления. — Судя по всему, в замке намечается очередное жертвоприношение.

Это смешение культурных оборотов с простонародностью речи позабавило меня, и я невольно улыбнулся.

— Ваша милость напрасно потешается, — обиженно протянул фермер. — Это — случится уже скоро.

Я открыл, было, рот, чтобы объясниться, но Джайлс иначе истолковал мой порыв.

— О собственной персоне вам беспокоится нечего, — холодно сообщил он. — Ваша милость не из тех, кого отдают на заклание.

— Потому-то я к вам и пришел, — добавил фермер и застыл в выжидательном молчании.

Я не отвечал ни слова; уже понимая, чему клонится разговор, хотел заставить собеседника высказаться начистоту. И фермер не заставил себя ждать.

— Остановите герцогиню, ваша милость, — без околичностей заявил Джайлс. — Сейчас только вы можете это сделать.

Его слова дышали убежденностью. Ох, если бы я сам был столь же уверен в собственных силах.

— Я иностранец, друг мой, — тихо ответил я, — и не должен вмешиваться в дела этой страны.

Глаза фермера вспыхнули, словно крупные ближние звезды:

— Да, я знаю: у вас иная миссия. Только иногда малые дела важнее великих.

Он безжалостно наступил на мою любимую мозоль, и я сорвался:

— Что же, мистер Джайлс, я, по-вашему, должен сделать? Убить леди Джейн?

— Что вы, Всевидящий с вами! — в глазах фермера светился искренний испуг. — Всего лишь «увести в туман».

По тому, как неловко выговорил фермер это главное слово, полной уверенности в моих способностях у него не было. Тем не менее, я не мог не отдать должное его сообразительности: из мимолетной оговорки моей при первой нашей встрече, он сделал далеко идущие выводы. В самом деле: почему бы ни предположить, что благородный господин, которого при королевском дворе представили владетельной государыне, скорей всего обладает высокой степенью магического посвящения и умеет насылать «туман», в котором человек напрочь теряет свой разум и становится существом абсолютно безвольным и решительно ни на что не способным. И тогда новой государыней становится леди Энн, кроткая и милосердная дочь веры истинной. Она же, скорей всего, попытается распространить веру свою на все государство. Дальнейший ход событий можно представить… Когда-то (сколько воды с тех пор утекло?) я и сам мечтал о подобном и потому мог теперь понять Джайлса. Но не согласиться с ним.

— Мистер Джайлс, — усилием воли я заставил свой голос звучать предельно жестко, — даже если бы я и мог совершить то, чего вы от меня ждете, то, наверное, не стал бы этого делать. Разве не знаете, вы, что подобное покушение на душу человеческую приравнено к убийству?

Фермер в замешательстве воззрился на меня.

— А как же невинная жертва? — едва мог выговорить он.

— Жертвы всегда невинны, друг мой.

Лицо фермера потемнело, словно от удара.

— Я ошибся в вас, ваша милость, — яростно проговорил он. — Мне показалось, от вас исходит иной свет. Но мне всего лишь показалось…

— И не назовите врагом друга своего, если не уподобляется он тебе в каждой малости, — только и мог сказать я.

Фермер в гневе отпрянул к зарослям терновника.

— И не произносите слово истины для сокрытия ложных дел ваших, — донеслось из темноты, и больше я не услышал ни звука. Джайлс исчез, словно никто и не говорил со мной.