О. Бендер младший. Комиссар радости

Игорь Гор (2024)

Это сборник неординарных историй, которые приключились с внуком Остапа Бендера в наши дни.Все называют его Комрад, комиссар радости. От великого комбинатора ему достался быстрый на авантюры ум и речь, наполненная взрывными парадоксами и меткими афоризмами.Его едкий юмор и философский взгляд на мир не оставит равнодушным и вас. Истории, в которые попадает О. Бендер младший, очень неожиданные, но его действия и остроумные речи затмили бы даже самого Мишу Жванецкого, если бы тот решился вступить с ним в неравный спор.КомРад взял все лучшее из недостатков своего деда и поэтому идет по жизни «играючи», вдохновляя людей, встречающихся ему на пути, циничными речами уличного пророка-проходимца.Прислушайтесь к нему и Вы обязательно поймете для себя что-то очень важное или просто получите редкое удовольствие!

Глава 3 Библия

Однажды О.Бендера-младшего остановили на дороге за превышение уровня жизнерадостности. Полицейские заставили его пройти все положенные тесты, подуть во всевозможные предметы, на одном попросили даже сыграть"марсельезу"и он сыграл, но жизнерадостность водителя не уходила. С ним, явно, было что-то"не так". После продолжительного сократовского разговора с офицерами, Компрад признался, что он действительно является"нетаковым", но таким его сделал жизненный опыт и природная наблюдательность за людьми. Дальше он поведал им забавную историю, полную скрытого юмора и очевидной назидательности.

Каждый заглядывает тебе в глаза чистым, открытым взором, поддакивает и беспричинно улыбается, записывает твой телефон, жмёт участливо руку и…оказывается аферистом.

Ты наконец-то нашёл участие, проникся доверием к человеку, даришь ему свои тайны, строишь совместные планы… и он внезапно исчезает навсегда.

Ты много ошибался в людях, но вот однажды тебя познакомили с самым симпатичным человеком планеты. Ты был от него без ума, просто восторг, харизма до Эвереста, глубина — как Марианская впадина. Неимоверное везение, «такое бывает только раз», вкладываешь миллионы в его проект и… он умывает руки с твоими деньгами и женой где-то на Канарских островах.

Почему самые приятные, на вид, люди оказываются отборными мерзавцами? А что уж тогда с теми, кто и на вид-то как Карабас-Барабас?

Очевидно, что всё от твоего настроя зависит. Если ты пессимист, то тебе любой, даже самый светлый человек, покажется проходимцем. Иные прямо через дверь пин-код от банковской карты требуют продиктовать, а другие, с порога,смску просят предъявить какую-то. Это все несчастные люди, я им никогда не отказываю! Одному даже скан паспорта по домофону выслал, уж так он слёзно умолял меня, даже мамой клялся. Ладно, думаю, сжалюсь над его мамой, ну что он с этой бумажкой будет делать, это же копия!

Я по жизни оптимист, в людях только самое хорошее вижу. В каждом человеке свет есть, только в одних он затерялся в лабиринте души. Но если к нему открыто, со всем сердцем подойти, то человек тебе откроется с лучшей стороны. Я в это верю! Все мы — люди, а, значит, каждый может оказаться человеком!

Ну, они же стоят передо мной в дверях, с Библией в руках, со сверкающими золотыми зубами, и так искренне просят впустить их в дом. Очевидно же, что им очень нужно войти, иначе чего бы они просились. Впускаю, конечно.

Садятся. Библию — сразу на стол. Я интересуюсь — «что за книга?». «Там все про вас!», — говорят, — почитаете на досуге!». Вот, интересные люди какие, первый раз в гостях — и сразу с таким отношением. Они мне моментально понравились, и книга — такая большая с золотыми буквами. Пролистал, чувствую — «моё»: за душу каждое слово цепляет!

Один, высокий, худощавый, обстоятельный такой, мне стал тихим голосом истории рассказывать. А другой, маленький, золотозубый, чернявый с кучерявыми волосами, по дому ходит и всё разглядывает, особенно иконы старинные (от деда достались). Внимательный очень! А я книгу свою новую поглаживаю и представляю, как теперь заживу. Всё-то у меня теперь наладится: если что не так, я в книгу свою посмотрю и пойму, что нужно делать.

— Давно благотворительностью занимаетесь?

— Давно! Совсем не пробовал… пока…, — почему-то сбивчиво соврал я любителю икон.

— Это правильно! Честным трудом наворованное отдавать трудно, а вот незаконно скопленное личное имущество само благотворительности требует, так ведь? — незнакомец одарил меня золотой улыбкой.

— Как вы интересно формулируете запретные темы, вам бы прокурором

подрабатывать на полставки, озолотились бы!

— Уже! — парень довольно указал кривым указательным пальцем на свои идеальные зубы.

— Это всё благодаря этой книге! Она творит чудеса, открывает любые двери, исполняет любые желания! — привычно вступил в разговор «обстоятельный». — Вот, у вас какое заветное желание?

— У меня? В юности хотелось гарем иметь… потом миллион… а сейчас даже и не знаю…

— Лысина! — воскликнул вдохновенно длинный.

— Что лысина? — засмущался я, бережно поглаживая обнаруженную плешь.

— Мы изучили эту книгу от корки до корки, и вот что поражает больше всего…

— Что?

— Везде, во все времена, у всех народов, лысеющие мужчины не принимали себя в таком виде… Категорически!

— Правда?

— Были бунты, акции протеста, погромы…

— Да, что там погромы, — подхватил кучерявый, — войны начинались, великие армии сходились и расходились в чистом поле…

— Спартак! Взбунтовался, когда у него стали выпадать первые волосы, вот почитайте, — гость проворно пролистал страницы Библии прямо перед моим носом.

— Иди ты!

— А Леонид почему повёл только триста спартанцев на персов, вы никогда не задумывались?

— Тык… они же это…, — растерялся я.

— Именно, он вывел всех недовольных своим правлением мужчин… догадываетесь?

— Да! Каких?

— Лысеющих, конечно…

— Не сбрасывать же их со скалы, — ухмыльнулся золотозубый, — это ж Спарта!

— Лысых не любит никто! В древние века их просто сжигали на кострах!

— Как ведьм! — выпалил возбуждённо чернявый.

— А Папа!?

— А что мой папа? — удивился я.

Худощавый предъявил мне картинку с Папой Римским прямо под нос.

— Папа Римский почему носит тюбетейку, а?

— Лысина! — уловил, наконец, смысл игры я.

— Прячет!

— Иначе погромы…. — уверенно подтвердил коротышка.

— Войны…!? — согласился с ними я.

Гости переглянулись, потом многозначительно посмотрели на меня.

— Эта книга… заговорщицки начал тянуть слова обстоятельный — вообще написана…

— Масонами о трагичной судьбе лысых! — выпалил вдруг маленький человек, снимая икону со стены, чтобы рассмотреть её поближе.

Я обомлел от такой информации и стал сильно прижимать священную теперь для меня книгу к груди.

— Это тайна, об этом никто не знает! Т-ссы!

Золотозубый осторожно подошёл к окну и заглянул за занавеску, затем дал знак товарищу продолжать.

— Лысые — это особая каста людей.

— Жрецы! — вставил свои пять копеек кучерявый.

— Лысина обозначает в мужчине независимый ум.

— Мудрость! — поддержал вторым голосом чернявый.

— Доброту души.

— Щедрость!

— Бескорыстное служение идеалам добра…

— Всё в этой книге! — мелкий попытался вырвать Библию из моих рук.

— Сколько!? — твёрдо спросил я, смотря прямо в добропорядочные глаза агрессору.

Проповедники переглянулись, и длинный продолжил.

— Рецепты были зашифрованы…

— Нострадамусом! — выстрелил в меня кучерявый.

— В тысяча пятьсот…

— 13-ом веке!

— Когда он остался в пустыне один… — медитировал с закрытыми глазами длинный.

— Чтобы ему приснилась таблица… этого, как его…, — защёлкал пальцами чернявый, ожидая подсказки партнера.

— Менделеева? — вырвалось у меня.

— Конечно, Менделеева! — спокойно подтвердил основательный, — именно он впервые запретил…

— Американским индейцам! — коротыш опять попробовал оторвать книгу от моей груди.

Худощавый резко открыл глаза и, удивлённо глядя на товарища, продолжил, — запретил снимать скальпы с бледнолицых, так как это…

— Оскорбляло их мужское достоинство…, — невозмутимо продолжил кучерявый, взявшись за икону — а икона какого года?

— Тысяча пятьсот… то есть 13-ого века, тьфу! — запутался в показаниях я, — семнадцатого века, семнадцатого!

— Дорогая…, — пробурчал он.

— Что?

— Дорога, наверное, вам, говорю я, — его желтозубая улыбка вселяла в меня непонятный оптимизм.

— Память о дедушке, он у меня был священником.

— Теперь понятно, откуда в Вас такое сочувствие…

— Такая боль! — мелкий не хотел выпадать из ставшего уже камерным разговора.

Длинный, с укором посмотрев на партнера, стал доставать из портфеля какие-то бумаги.

— Боль за всех униженных и оскорбленных…

— Лысеющих… в одиночестве… — кучерявый пытался соответствовать загадочному тону беседы.

Конец ознакомительного фрагмента.