Полуночница

Игорь Владимирович Красовский, 2021

Если долго смотреть на полную луну, не отрывая взгляда, то она сперва как бы начнет дребезжать, но, набравшись терпения, можно дождаться, когда она остановится и захватит разум всем своим светом. В этот момент тело чувствует, что оно находится в как-то другом параллельном мире, и если не бояться, то спиной можно почувствовать, как смотрят на тебя существа другого мира. Они тихонько двигаются сзади, присматриваясь и оценивая, опасен ты или нет, иногда они даже тебя касаются, и в этот миг тело автоматически вздрагивает, возвращая в обыкновенный мир.

Была глубокая тихая ночь, я стоял в ленинской комнате у окна и смотрел на гипнотизирующий меня бледный лик луны. Сегодня полнолуние, а в эти ночи я любил щекотать себе нервы пристальным разглядыванием ночного светила. Если долго смотреть на полную луну, не отрывая взгляда, то она сперва как бы начнет дребезжать, но набравшись терпения можно, дождаться, когда она остановится и захватит разум всем своим светом. В этот момент тело чувствует, что оно находится в как-то другом параллельном мире, и если не бояться, то спиной можно почувствовать, как смотрят на тебя существа другого мира. Они тихонько двигаются сзади, присматриваясь и оценивая, опасен ты или нет, иногда они даже тебя касаются, и в этот миг тело автоматически вздрагивает, возвращая в обыкновенный мир. Эту увлекательную игру я придумал еще в детстве, и мне всегда было страшно в нее играть, но любопытство было сильнее страха, и каждый раз я погружался все глубже в бездну лунного света. Возвращаясь, я всегда чувствовал заряд сил и энергии, хотя это и лишало меня сна на несколько дней.

Мне необходимо было готовить повестку для комсомольского собрания, и я сел за стол, взял лист бумаги и ручкой написал большими буквами: ПОВЕСТКА, как вдруг в коридоре послышались шаги, а затем раздался скрип открываемой входной двери.

— Не спишь, комсорг? — это был Миха, писарь из штаба.

— Нет, не сплю. Заходи чайку попьем, мне из второй роты земляк «тридцать шестой» подогнал.

Миха прошёл и сам налил себе чай из тяжелого алюминиевого чайника, сел за стол, обычно он все с шутками да прибаутками, а тут весь на удивление мрачный.

–Ты что словно туча, начальник штаба снова лютовал?

— Да там Марата с двадцать седьмой привезли. Совсем парень головой тронулся, — сказал он и добавил, — А ведь до дембеля меньше полугода осталось ему, мы же с ним вместе из Свердловска призывались.

— Что с ним?

— Не знаю. Замполит с начмедом в дурку его повезли.

— Неужели так серьезно?

— Представляешь, он тупым ножом пытался себе хрен отрезать, его медики наши связали, а он связанный им полгоспиталя разнес и все орал про девицу ночную какую-то, и не узнает никого словно зверь дикий.

— Интересно, с чего это он, может любовь довела? Помнишь, как Олега невеста не дождалась, он весь карантин на уши поднял, столько носов да ребер салагам переломал, хорошо, в штрафбат не отправили, благодаря замполиту.

— Тут другое что-то, двадцать седьмая всегда, говорят, сюрпризы приносила еще до моего призыва. Там один за другим пару солдатиков застрелилось, а как туда перестали выдавать оружие, так вешаться начали. До Марата один прямо-таки в релейной вздёрнулся, когда приехали, его уже и не узнать было.

–Что за двадцать седьмая?

— Да локационная станция, экспериментальная, лет пять назад достроили. Правда, она не рабочая, что-то пошло не так. Но, чтобы не разграбили местные, там одного солдата охранять ставят.

— Может, двоих человек надо туда отправлять! Ясное дело, одному свихнуться можно, — возмущенно заметил я.

— Не положено, сам ведь понимаешь, где мы.

— Но ведь это же неоднократная гибель людей, знал бы раньше, я бы рассказал этим, что приезжали, про это безобразие, — не успокаивался я.

— Вот и хорошо, что не знал, объект под номером двадцать семь, является военной тайной, а за разглашение военных секретов можно так загреметь, что мало не покажется, — почти шепотом поведал мне Миха.

— Да уж… принес ты мне на ночь новостей.

Мы открыли окно и некоторое время просто молча курили, выпуская дым в темное небо.

— Я его видел, он вообще теперь не человек уже, обросший, весь грязный, а глаза, — глаза страшные, зрачки расширенны, взгляд блуждает, и все бормочет про девку не разбери что. И пустой, словно нет в нем того Марата, которого я знал. Я так-то зашел узнать, у тебя есть что, а то внутри всё трясется? — прервал тишину Миха.

— Нет ничего. Голяк.

— Пойду тогда в гараж, у водил по-любому найдется. А то не усну, все перед глазами Марат в крови стоит. Фу… писец….

После Михиных рассказов в голову ничего не лезло, и я пошёл в роту и завалился спать.

–… тянули за язык тебя, тянули… — сквозь сон я услышал вопли командира роты.

Я мгновенно вскочил с кровати, которая тряслась от пинков ротного, и открыл глаза.

— Что случилось товарищ майор?

— Что случилось, что случилось?! Манда с хреном разлучилась! Ты какого хера наплел этим депутатам малахольным, кто за язык тебя тянул?

— Так сами же говорили с замполитом, у нас сейчас гласность, расскажи о проблемах и предложения свои внеси, — ответил я, при этом пытаясь собраться с мыслями.

— Ты должен был озвучить модные темы: дедовщина там, пьянство, а ты… Вот какого ты хрена про столовку вопрос поднял? А?

— Так ведь кормят, чем попало, сами же знаете…

— Заметь, знаю и молчу. Горбачева начитался что ли, или Кашпировского по телевизору переслушал? Ты не знаешь, что столовкой заведует баба комбата?

— Как баба, у них же фамилии разные? — удивлено спросил я.

— Ты комсорг уже не маленький, с девками без трусов спишь и должен знать, что баба, — это не только жена, это еще и любовница может быть. Он ее из части в часть с собой уже который год возит. А ты тут при столичных выскочках со своим предложениями!

— Что я страшного такого предложил, всего лишь, чтобы нам солдатам самим столовой заняться, а не только ее драить, в общем, перейти на хозрасчет. Что у нас поваров не найдется? Да вон хотя бы узбеков взять.

— Страшно то, что теперь комиссия специальная из Москвы едет из генштаба. А тебе хана, не быть тебе комсоргом части, и мне тоже аукнется за рекомендации.

Прилетел дежурный по роте и сообщил, что комбат вызывает нас обоих к себе.

— Ну, вот началось, — проворчал майор.

Когда мы с майором вошли в кабинет к комбату, там уже был весь командный состав части, и с порога он сразу все мне высказал.

— Так что, «прожектор перестройки», — это он меня так обозвал, давая понять, что я осветил темы, которые были под негласным запретом, — поручаю тебе важное задание. Ты у нас человек ответственный, как и полагается комсомольцу, сможешь устоять от соблазнов всяких, потому дуй в роту и собирай свои вещи, завтра с утра на двадцать седьмую.

— Но… — попытался возразить замполит.

— Никаких но, полковник! — перебил его комбат, стукнув при этом по столу ладонью.

Комбат зло посмотрел на меня и спросил:

— Приказ понял?

— Так точно! — на автомате ответил я.

— Кругом. И марш отсюда.

Уже перед выходом я услышал, как комбат сказал начальнику штаба.

–… проследите, чтобы подписку о неразглашении подписал.

Месть комбата не заставила себя долго ждать, но деваться было некуда, приказ есть приказ, ослушаться — значит навлечь на себя всю машину армейского наказания. Я пошел и сел в курилке, которая представляла собой большую беседку возле столовой. В части уже все знали о Марате и каждый выкладывал свою версию происшедшего.

–… там же тарелка с космосом связанная и инопланетные узнали, что мы их отслеживаем, вот они и Марата пси-лучами со своих НЛО и свели с ума, — с явной уверенностью в своей правоте утверждал молодой солдат, явно подкованный в теме НЛО.

— Чего угрюмый? — спросил меня Вайдас, подсаживаясь ко мне и закуривая сигарету.

— На двадцать седьмую отправляют.

— А я тебе предупреждал, что своей смертью ты не помрешь, не надо было тебе выступать на этом собрании.

— Не преувеличивай, никто мне смерти не желает. Комбат успокоится, замполит за меня замолвит слово, и я уже через месяц буду в части. Андрей, комсорг части, уже все для передачи мне дел приготовил.

— Что значит «не преувеличивай»?! Никто оттуда не возвращался целым: либо мёртвым, либо с крышей съехавшей. Может и месяца для этого не понадобится.

— Что думаешь, меня инопланетики своим бластерам облучат?

— Ха-ха, как смешно! Но факт остается фактом, — никто оттуда целым не вернулся!

— Ладно, пойду собираться. Вечером заходи, напоследок посидим, чайку попьём.

Вещи я собрал быстро, благо каптёр помог, к тому же из сочувствия презентовал мне бутылку портвейна, которую мы благополучно, как подошел Вайдас, осушили.

Старый армейский УАЗик трясло так, что иногда, подлетая, я больно ударялся головой о его крышу. Прапорщик Головатый, матерясь и вспоминая чертову мать, своими огромными ручищами крепко сжимал баранку. Уже несколько часов нашего пути был только лес, некрасивый такой с черными елями и поваленными старым сухостоем, покрытый серым мхом, что делало окружающий пейзаж устрашающим, совсем, как в детских сказках.

— Не ожидал. Кого, кого, но чтобы тебя комбат в эту глушь отправил, — не отвлекая взгляда от дороги, сказал Головатый.

— Я тоже. Люди там хоть есть?

— Да как бы есть, деревня с названием Выворот, в которой магазин есть и клуб даже, вроде в нем даже кино крутят. А тебе незачем переживать, раз в месяц я тебе все, что надо, привезу. Особо не шастай по округе, тут и медведи есть, и кабан водится, а кабан он медведя хуже будет, особенно, если решит, что ты опасен для поросят его. Раньше автомат на точку давали, но после пару случаев, как с тоски солдаты себе пулю в башку пускают, комбат запретил.

— Может, невесту себе здесь найду.

— Невесту? Ха-ха, — Головатый засмеялся, — Это вряд ли.

— Что девок нет?

— Девки-то есть, но вод беда, — все как одна страшенные и на вид старухи, что пятнадцать, что сто лет, все на одно лицо, с морщинами да бородавками.

Я не особо поверил прапорщику, он известен был тем, что любил приврать. Если всему, что говорил, то он шпионов поймал, на которых маски резиновые были, и во Вьетнаме из автомата американский самолет сбил, в общем, еще тот был сказочник.

— Но Марат же все про какую-то девицу твердил?

— Да мне кажется, косит ваш Марат. Служить не хочет, вот и сумасшедшего из себя строит. Подговорил местного председателя, чтобы тот в часть позвонил, мол так мол и так, солдатик ваш — того, умом тронулся. А сам сидел да самогонку жрал.

К точке мы подъехали уже к вечеру. Головатый помог разгрузить вещи на землю и отдал мне ключи.

— Дальше сам разберёшься, а то пока буду тут с тобой возиться, до дому неизвестно когда доберусь, а ко мне жена приехала, сам понимаешь.

Окружающая обстановка была мрачной. Было неуютно и одиноко среди окружающего меня пейзажа. Оглядевшись, я поерзал плечами. Взгляд остановился на огромной ржавой тарелке антенны в центре территории, которую огораживал забор из сетки рабицы, с натянутой колючей проволокой по верху. Я подошел к воротам, сваренным из остатков труб, рядом с ними располагалось небольшое здание, где размещалось управление этой конструкцией, трансформатор и помещение, в котором я должен буду жить. Открыв дверь, я понял, что все плохо. Назвать беспорядком то, что обнаружилось внутри, было бы слишком мягко. Остатки еды вперемешку с бумагами, проволокой и просто мусором были везде: на полу, на столе и даже в шкафах, и плюс ко всему в воздухе стояла ужасная вонь. До глубокой ночи я наводил порядок, дверь решил оставить открытой, чтобы проветрилось, и наконец изрядно уставший, я рухнул на скрипнувшую под моим весом жесткую кровать, застеленную колючим верблюжьим одеялом. Я уже начал засыпать, как резкий стук прогнал весь сон. Это было похоже на звук шагов или стучали чем-то тяжелым. Звук доносился из помещения, где стояли моторы, которые настраивали тарелку, разворачивая в нужное направление. Я взял кочергу, стоявшую рядом с кроватью, и включил свет. Звук не прекращался. Я медленно открыл дверь и выглянул на улицу. Вроде никого, и осторожно двинулся к источнику звука. Ветер пытался повернуть тарелку, но стопный механизм не пускал, и она своим весом дергалась назад, издавая тот самый стук. Проматерившись на себя, ветер и тарелку, я пошел снова на койку. Как ни старался, сон было уже не вернуть, до утра я слушал радио, но, когда рассвело, я все же уснул и проспал до обеда. Днем, после наспех выпитого чая, я вышел осмотреться и решил пройтись до деревни, виднеющейся по другую сторону льняного поля. Дома в деревне все были деревянные, большие и черные, их огораживали высокие заборы. На улице никого не было, но я быстро нашел клуб и магазин. В магазине стояли женщины в очереди за хлебом. Мое появление не вызвало у них никакого интереса, они с опущенными головами покрытыми черными платками подходили к прилавку, покупали, что им надо было и уходили. Появился здоровенный сурового вида мужик, который протянул мелочь через головы женщин и неожиданно высоким голосом произнес.

Конец ознакомительного фрагмента.