Ермак. Отряд

Игорь Валериев, 2021

Сознание, душа, её матрица или что-то другое, составляющее сущность гвардии подполковника Аленина Тимофея Васильевича, офицера спецназа ГРУ, каким-то образом перенеслось из две тысячи восемнадцатого года в одна тысяча восемьсот восемьдесят восьмой год. Носителем стало тело четырнадцатилетнего казачонка Амурского войска Тимохи Аленина. За двенадцать лет Аленин многого достиг в этом мире. Очередная задача, которую он поставил перед собой – доказать эффективность тактики применения малых разведочных и диверсионных групп, вооружённых автоматическим оружием, в тылу противника, – начала потихоньку выполняться. Аленин-Зейский и его пулемёты Мадсена отметились при штурме фортов крепости Таку и Восточного арсенала города Тяньцзинь, а также при обороне Благовещенска. Впереди новые испытания – участие в походе летучего отряда на Гирин, ставшего в прошлом мире героя самым ярким событием этой малоизвестной войны, и применение навыков из будущего в операциях «тайной войны», начавшейся между Великобританией и Российской империей.

Глава 1. Разведка

— Ваш высокобродь, кажись, сигнал, — тихо прошептал лежавший рядом со мной казак из четвертой сотни.

— Да, братец, сигнал. Начинаем переправу.

Я поднялся с земли и начал вслед за казаком спускаться с крутого песчаного берега к реке, где скопилась полусотня разведки.

Основными задачами на этот разведывательный рейд, поставленными военным губернатором, были проверка наличия и количества вражеских войск в окопах и ложементах напротив станицы Верхнеблаговещенской, а также выяснение возможности прохождения артиллерии и обозов через Безымянную и Маньчжурские пади. По этой местности планировалось выдвинуть войска при наступлении группировки правого фланга на Сахалян, так как путь напрямую на город вдоль берега был непроходим для артиллерии. Кроме этого, постараться выяснить, есть ли силы противника и их количество за Сахаляном. Через телескоп в обсерватории Шадрина, превратившейся за время осады в наблюдательный пункт, часто наблюдали скопление войск на сопках за китайским городом. С учетом этого можно было предположить возможность удара во фланг наших войск, наступающих на Сахалян. Ещё одну задачу я поставил уже для себя — постараться захватить языка.

Подготовку к этому рейду пришлось проводить в режиме аврала. Было бы куда проще, если бы в разведку пошла одна полусотня четвертой сотни, где служили мои браты. Пускай второочередники, но зато все с опытом ведения боевых действий против хунхузов. Да и притираться им друг к другу не надо. Четыре года в своё время вместе отслужили, а со многими я вместе гонял хунхузов пять лет назад.

Но военный губернатор принял решение сформировать сводный отряд. Честно говоря, до сих пор не понимаю причин такого комплектования. «Чтобы никому обидно не было» — звучит как-то по-детски и непрофессионально. Но с генерал-лейтенантом не поспоришь. Хорошо хоть, удалось продавить у Грибского выделение дополнительных плавсредств, которые, если нас обнаружат, ждали бы на китайском берегу в начале Утёсной пади. Переправляться через Амур с лошадьми вплавь под обстрелом как-то не хотелось. Большие потери нам ни к чему. А так несколько паромов, сделанных из лодок, имеющих гребцов и палубы из досок, с которых можно было вести ответный огонь, включая пулемётный, позволили бы уйти с минимальным ущербом, если, конечно, из орудий не накроют. Но это уже военная диалектика, попадут или не попадут.

Ещё одним моментом торга с военным губернатором стало выделение в разведрейд моих же пулемётов Мадсена. Еле пробил три штуки. Плюс к этому Леший и Шило, как лучшие стрелки нашего первого десятка школы казачат станицы Черняева, получили от меня улучшенные винтовки с оптикой, остальным братам отдал остальные винтовки в качестве подарка. Посидеть по душам у нас так за всё время осады Благовещенска и не получилось. Всего-то пообщались минут двадцать, когда раздавал им в доме Таралы «пряники».

Кстати, якуты и черкес за это время значительно увеличили свои счета, но до ста душ им оставалось далеко. Как жаловался якут, зверя мало стало, прячется. Про себя я решил, что винтовки я им в любом случае отдам. Их появление на позициях во время осады стало представлением и развлечением для ополченцев и дружинников. Многие на их выстрелы делали ставки. Так что подтверждение попаданий было многократным. Свидетелей было много. Черкесу приписали убийство какого-то большого китайского чиновника или военачальника. Во всяком случае, сначала после выстрела Тугуза и попадания на той стороне разразились крики ярости и отчаяния, а через пару дней с наблюдательного пункта в доме Шадрина сообщили, что в Сахаляне проходят пышные и богатые похороны. В общем, винтовки они заслужили.

— Господа, получен сигнал с того берега от хорунжего Селивёрстова. Начинаем переправу. С Богом, господа! — произнёс я, подойдя к офицерам, после чего снял фуражку и перекрестился.

Офицеры последовали за мной, а за ними сняли фуражки и начали креститься казаки, читая, кто про себя, а кто и вслух, молитвы. Тому, кто ни разу не переправлялся ночью через водную преграду, ожидая каждую секунду огня на поражение, тяжело представить те чувства, которые начали обуревать каждого. А сегодня ещё и ночь была пасмурной, луна и звезды очень редко показывались из-за облаков. К тому же порывы ветра гнали по водной глади барашки волн.

— С Богом, братцы! Начинаем переправу! — сделав небольшую паузу, скомандовал я, надевая фуражку.

Лодок с гребцами атаман станицы Верхнеблаговещенская выделил всего двадцать штук, поэтому переправлялись на этих самодельных судах, держа коней в поводу, чуть больше половины казаков, максимум по двое на судно. Остальные переправлялись вплавь со своими конями, предварительно сложив обмундирование и оружие в лодки к товарищам.

Три сотни саженей водного пространства, да ещё и с течением, признаться, серьёзное испытание. К тому же ночью. С учётом течения, сплавлялись выше от острова Лохматый. Рассчитали всё точно. Дошли до острова, чуть отдохнули — и дальше. Вот и противоположный берег.

Нос моей лодки ткнулся в прибрежный песок первым. Конь, выделенный мне на операцию, уже не плыл, а с трудом шёл по дну за кормой. Рядом со мной сидел казак, назначенный мне в посыльные, державший за повод своего четвероного друга.

Выпрыгнув из лодки, я ступил на берег, за повод выводя коня на сушу. Отметил краем глаза, как ко мне скрытно метнулась тень, рефлекторно схватился за рукоять нагана, выдёргивая его из кобуры.

— Ермак, это я, — прошептал Ромка.

— Хорунжий, ещё раз попытаешься так подойти ко мне, получишь третий глаз во лбу.

Мысленно сбрасывая напряжение, сунул револьвер назад в кобуру.

— Извините, господин Генерального штаба капитан, — обиженно ответил Ромка.

Я, кинув повод в ноги коня, взял названого брата за руку и отвел в сторону, чтобы нашего разговора не услышали высаживающиеся на берег казаки и офицеры.

— А теперь, Роман Петрович, выслушай меня внимательно, — злым шёпотом начал я. — Детство и игры закончилось. Ты офицер! Мы на боевой операции. На тебе ответственность за жизни подчинённых. А тебе поиграть захотелось?! Так о твоей лихости, забубённой и дурной головушке и так уже все знают. Но либо грудь в крестах, либо голова в кустах — это не для моих подчинённых. У меня все живыми остаются и ордена да кресты на грудь получают! Ты всё, Лис, понял?!

— Так точно.

— Вижу, что не понял. Вернёмся из рейда, я до тебя эту мысль доведу как раньше — через руки, ноги и другое место. А теперь докладывай.

Ромка хрюкнул. Не знаю, что он там себе представил, но доклад начал серьёзным тоном.

— Господин капитан, все окопы и ложементы на двести саженей вверх по течению, где они заканчиваются, и вниз на версту пусты. Кроме стреляных гильз, никого и ничего больше нет.

В этот момент к нам подошли сотники Вондаловский, Резунов и хорунжий Казанов.

— Господа офицеры, в округе противника нет. Час на отдых и приведение себя в порядок после переправы. Огня не разжигать. Ночь тёплая, казаки и так обсохнут. В два часа после полуночи выдвигаемся к Безымянной пади.

Дальше я определял порядок движения, цели и задачи каждому подразделению на время марша.

К пяти утра вышли к небольшой роще, с опушки которой можно было увидеть импань^[2] и фанзы Малого Сахаляна.

За три часа пути стало понятно, что окружная дорога длиной около шестнадцати вёрст через Безымянную падь в тыл Сахаляна для движения артиллерии и обозов оказалась непригодной. На четвёртой и пятой верстах от берега — два затопленных оврага с крутыми откосами, через которые орудия придётся тащить на руках. Ещё более глубокий овраг был на девятой версте. Его пришлось преодолевать пешком, держа коней в поводу, иначе можно было упасть вместе со своим четвероногим другом с большим риском для жизни, что своей, что коника.

Протащить пушки и обоз через этот овраг потребовало бы очень больших усилий. Проще было бы прорубить просеку, обходя эту естественную преграду. Кроме оврагов, дорога через Безымянную падь несколько раз пересекала топкие низины, где местами кони погружались в болотную жижу по грудь. Поэтому, добравшись до рощицы, остановились на роздых, да и осмотреться надо было, чтобы определиться, что делать дальше.

Честно говоря, я так и не понял генерала Грибского, почему он настоял на разведке таким большим отрядом. Видимо, в его понятии летучий отряд или корволант — это минимум сотня, а лучше две. Мне же было бы куда проще пройти указанный для разведки маршрут малой группой и лучше пешком. Хватило бы одних братов, которые к большим переходам на своих двоих были в своё время хорошо подготовлены. Причём и оторваться от преследователей было бы проще. На маршруте полно и леса, и болот, где нас не достали бы никакие преследователи. А сейчас ломай голову, куда и как двигаться дальше с соблюдением скрытности. А шестьдесят с лишком казаков — не десяток, да и кони за ночной переход сильно устали. Часа три на отдых для них нужно. А мы в этой рощице, как в своё время сказал Савелий Крамаров в замечательной комедии, торчим у всех на виду, как три тополя на Плющихе. Плюс к этому и шумим. Лязг стремян, удил, фырканье лошадей, шепот казаков в утреннем тумане, окружившем нас, далеко услышать можно, а до фанз и версты не будет. Надо будет назад в падь подальше отойти.

Дал команду офицерам уйти назад по маршруту. Там где-то через полверсты в лесочке был небольшой овражек, как раз для скрытой стоянки полусотни казаков. Сам же отправился на опушку осмотреться.

— Ну что здесь, Лис? — шёпотом спросил Селивёрстова, подползя к лежащему в кустах рядом с деревом и наблюдавшему за китайскими строениями хорунжему.

— Пока до конца не разобрался, Ермак. Утро, спят ещё все. Да и туман мешает, — повернув голову в мою сторону, одними губами ответил Ромка и передал мне мой бинокль, который я вручил ему как командиру авангарда. — В импане на стенах четверо часовых. Судя по его размерам, в нем может быть рота солдат, около ста пятидесяти человек. В фанзах пока никого не видел, но то, что они не пустые — точно. Пара фонарей над воротами ещё горит, от парочки дымок недавно шёл. Так что до двухсот человек в этих четырёх строениях точно наберётся. Не представляю, как мимо них пойдём. В сопки точно не сунешься, дорога к ним на несколько вёрст просматривается. В Маньчжурскую падь мимо строений по дороге также не пройдёшь. Если только назад возвращаться, а потом по болоту в низине, что в двух верстах отсюда, пробираться. А дорога-то к этой падя от импани накатанная.

Пока выслушивал Ромку, внимательно разглядывал строения и укрепления, а также округу.

«Лис прав, мимо этого импаня скрытно нам не пройти, а ввязываться в бой не хочется. Не вижу смысла. Из вероятных языков там максимум цзолин, то есть командир роты. А что он может знать? Да практически ничего, — думал я, пытаясь найти какое-то решение возникшей проблемы. — Конечно, можно отправить основную массу казаков в Маньчжурскую падь через болото, как советовал Ромка, а самому с братами в пешем порядке попробовать прогуляться до сопок, посмотреть, что и кто там находится. Н-да, проблема… И хочется, и колется, и мама не велит».

— Лис, а где браты?

— Шах с Чубом и Усом пошли проверить пути к импаню и фанзам, пока туман ещё стоит. А то впереди овраги непонятные. Леший с Шилом держат на прицеле часовых, хотя те спят. Тур, Савва и Сыч с пулемётами контролируют подходы к опушке рощи. Если что, прикроют тройку Шаха огнём.

— Хорошо.

В этот момент туман в сторону сопок рассеялся, и я увидел через бинокль, как от них по дороге к городу идёт конный обоз в сопровождении всадников. Расстояние до колонны было около четырёх вёрст, подробности рассмотреть пока не удавалось, но два орудия и, кажется, полевые или конные четырёхфунтовки я рассмотрел.

«А вот это уже интересно, — подумал я. — Язык из войск, расположенных в сопках, да ещё и пара орудий…»

Пришлось быстро унять свои мечты и скомандовать Ромке, чтобы тот мухой летел к стоянке и передал команду на выдвижение назад в падь отменить, а офицерам скрытно прибыть на совещание. Час, а то и больше до прибытия обоза у нас был, лишь бы тот не свернул куда-нибудь по дороге. А так и немного отдохнуть, и составить план нападения успеем. Жалко, что солдаты в импане к этому времени проснутся. Хотя, может, они позже встают. Это было бы прекрасно.

Понаблюдав ещё некоторое время за зданиями и обозом, отполз с опушки и, пригибаясь, двинулся к стоянке. Кстати, тройку Шаха, как ни старался, так и не смог рассмотреть. Молодцы ребята, сохранили навыки.

Совещание с офицерами несколько затянулось. Сотники Вондаловский, Резунов и хорунжий Казанов как один оказались фанатами кавалерийских атак. «Шашки к бою и вперёд», «руби их в песи, круши в хузары». Это всё, что от них услышал о возможном бое. Единственно, в чём разошлись господа офицеры, — это порубать обоз сразу или дождаться, когда откроют ворота в импань, чтобы и там всех покрошить, как капусту.

Выслушав мнения казачьих офицеров, дождался Шаха, точнее, младшего урядника Шохирева Георгия, которого привёл на совещание Ромка. Из доклада разведчика стало понятно, что топкие овраги от рощи к импаню не позволят быстро добраться до ворот этой мини-крепости напрямую. Придется сначала выходить к дороге, саженях в ста от ворот, и по ней атаковать вход в крепость.

С учётом полученной информации и того, что обоз, двигающийся быстрее, чем я предполагал, был уже в версте от импаня и, судя по всему, никуда сворачивать не собирался, довёл до офицерского состава следующий план будущего боя.

Хорунжий Селивёрстов с тремя расчетами пулемётов на своих двоих прямо сейчас скрытно выдвигается на позицию около ворот в импань. Благо около десятка корейских кедров саженях в тридцати от южной стены крепостицы позволяли надёжно укрыться. Задача этой группы была при открытии ворот в импань уничтожить солдат, охраняющих обоз, и ворваться в крепость. Ещё один десяток пеших казаков четвертой сотни под командованием сотника Вондаловского должен был поддержать огнём пулемётные расчёты Селивёрстова, а потом освободить дорогу, убрав с неё повозки и орудия, чтобы двадцать казаков третьей сотни под командованием хорунжего Казанова вслед за пулемётчиками ворвались в импань.

Казаки Вондаловского, освободив дорогу, врываются в крепость следом. Ещё одной задачей этого десятка был захват живым пленного офицера из состава обоза. Поддерживать их должны были снайперским огнём Леший и Шило. Забравшись на две большие сосны, растущие в двухстах саженях от импаня, они получали возможность контролировать противника и внутри крепости.

Судя по времени подхода обоза, проснувшихся солдат в казармах импаня будет немного. Надеюсь, сорока казаков, трёх пулемётов и огня снайперов хватит, чтобы основную массу китайцев обратить в паническое бегство. Опыт боёв за форты крепости Таку и Восточный арсенал Тяньцзяня говорил о том, что солдаты империи Цин предпочитают в трудную минуту бежать не разбирая дороги.

Последние двадцать казаков из пятой сотни под командованием их командира сотника Резунова оставались в резерве. Сколько вооружённого противника имеется ещё в трёх больших фанзах — неизвестно. Владимир Михайлович неоднократно уже участвовал в вылазках на китайский берег, и я надеялся на его опыт, хотя своей ролью он остался очень недоволен. Я-то шёл в бой вместе с братами, а он в тылу должен ошиваться.

— Господа, вопросы? — задал я вопрос, строго оглядывая офицеров.

— Никак нет, — почти дружно ответили те.

— Тогда приступаем. Времени осталось всего ничего, а нам необходимо занять позиции. С Богом! За веру, царя и Отечество!

Прошло двадцать минут, и мы лежим среди небольшой поросли молодого корейского кедра. Пулемётные расчеты выбрали позиции и затихарились. Я же рассматриваю подходящий к импаню обоз. До него осталось около ста сажень. Две конные четырехфунтовки, шесть телег, тридцать всадников. Впереди колонны, судя по одежде, следует цаньлин, или командир полка, рядом с ним двое младших офицеров — линцуев.

— Александр Владиславович, — передавая бинокль, обратился я к сотнику Вондаловскому, лежавшему рядом со мной, — впереди обоза едет офицер в должности как наш командир полка. Его надо взять живым.

Сотник приник к биноклю, хотя китайского старшего офицера было видно уже невооружённым глазом.

— Роман Петрович, вас это также касается. Отдайте команду пулемётным командам, чтобы не зацепили его.

— Слушаюсь, господин капитан, — Ромка улыбнулся мне и ловко уполз на позиции пулемётчиков.

Между тем сотник Вондаловский, оторвавшись от бинокля, тихо произнёс:

— Как-то непривычно на пузе пластаться, господин капитан.

— Поверьте, Александр Владиславович, я вас научу плохому.

Сотник удивлённо посмотрел на меня, а потом приложил огромные усилия, чтобы в голос не расхохотаться. Кое-как сдержавшись, он произнёс:

— А как полковника в плен брать будем?

— Надеюсь, Шило или Леший его легко ранят. Извините, господин сотник, старшие урядники Лешков и Подшивалов. Мы в своё время такую тактику отрабатывали на вожаках хунхузов. Думаю, и здесь сориентируются.

— Господин капитан, а вы давно знакомы с теми казаками из моей сотни, которых отдали в отряд хорунжего Селивёрстова?

— Всю жизнь, Александр Владиславович. Мы выросли в одной станице. Они все входили в первый десяток обучавшихся в школе для казачат станицы Черняева. Трое из них, включая меня, стали офицерами, — ответил я, жуя зубами травинку и ощущая горечь во рту. — Все входили в конвой его императорского высочества, потом почти два года гоняли хунхузов по всему Приамурью, пока у них не закончился первый срок службы. Присмотритесь к ним, Александр Владиславович. Более подготовленных казаков во всём полку не найдёте.

— А Роман Петрович?

— Это мой названый брат. Его отец взял меня в семью, когда погибли и умерли все мои родственники. Мне тогда было четырнадцать лет. Он и хорунжий Данилов — из первого десятка.

— А правда… — начал сотник, но я его прервал:

— Всё! Тихо! Начинаем бой.

Приложив к плечу приклад-кобуру маузера, я начал выбирать цель. Обоз к этому времени почти дошёл до ворот импаня, которые стали потихоньку открываться. Маузер стал ещё одним фактором, вызывающим вопросы и зависть офицеров в Благовещенске. Два таких же, как и у меня, я подарил Лису и Дану, поздравляя их с офицерским званием. Должен же я был как-то их выделить, если финансы позволяют.

Дальше события понеслись вскачь. Сзади раздалось два выстрела Лешего и Шило. Как я понял, стреляли они в кого-то внутри импаня. Потом застучали мадсены, и всадники, окружавшие обоз, начали валиться на землю. Судя по тому, как один из пулемётов работал отсечками по два-три патрона, за ним находился Ромка. Его умение работать с мадсеном ещё пять лет назад превысило моё.

Я начал выцеливать цаньлина, но тут он схватился за плечо и упал с коня.

«Хороший выстрел», — подумал я, перенося мушку на другую цель и открывая огонь.

Чуть больше минуты — и все солдаты, офицеры обоза лежали в основном на земле. Некоторых, запутавшихся ногами в стременах, кони уносили в сторону от дороги. К воротам импаня устремились пулемётные расчёты во главе с Ромкой, державшим в руках уже пистолет Маузера. Казаки Вондаловского бежали к повозкам и орудиям, чтобы убрать их с дороги. За своей спиной я услышал грохот копыт. Казаки аллюром три креста выходили из рощи для атаки на крепость. Смотреть на них было некогда, так как чуть ли не скачками бежал к китайскому офицеру.

«Вот непруха, — подумал я, глядя, как из перебитой плечевой артерии цаньлина толчками идёт кровь. — Хана, не спасти».

Как говорится, глаза боятся, руки делают, достал из ножен предплечья метательный нож, отхватил ремень от кобуры и начал перетягивать руку китайскому полковнику. Затянув ремень, достал перевязочный пакет и начал бинтовать рану.

Мысли же бились в виски: «Ни хрена не получится. Покойник. Что же так не повезло! Чуть влево или вправо, и был бы замечательный язык. А так… Е… твою же…»

Между тем события неслись вскачь. Ромка и браты ворвались в импань, откуда грохот мадсенов перекрыл треск винтовочных выстрелов. Казаки Казанова влетели в крепость быстрее, чем туда успели ворваться пешие станичники сотника Вондаловского. Панические крики китайцев перекрыли по громкости шум выстрелов. Судя по звукам, можно было сказать, что захват мини-крепости в Малом Сахаляне состоялся.

Устало поднялся с колен и посмотрел на бледное лицо лежавшего без сознания цаньлина.

«Не жилец, — подумал я и решил осмотреть других китайских офицеров. — Может, кто-то выжил?»

Вскоре убедился, что в этом отношении богиня Фортуна нас покинула. Все были мертвы. В это время со стороны фанз, находившихся за импанем, раздались выстрелы.

— Шашки к бою! — услышал я голос сотника Резунова, который уже вывел свои два десятка на дорогу. — В атаку!

Казаки разом сорвались с места, пластая воздух холодным оружием, и буквально через несколько мгновений пролетели мимо меня, обтекая стену импаня с западной стороны, где проходила дорога.

Кроме мата у меня в лексиконе не осталось ничего. Куда Резунов поперся? С шашками штурмовать фанзы, обнесённые заборами. Да их там сейчас перестреляют! Эти мысли заставили бегом отправиться внутрь крепости.

«Если удача не покинет нас, то со стен импаня успеем поддержать атаку сотника», — такая мысль билась в моей голове, пока бежал.

Влетев в ворота, увидел, что сопротивление в крепости было сломлено. Китайские солдаты, в большинстве своём в одном нижнем белье, уже не думали о сопротивлении, а спасались бегством, взбираясь на стены и прыгая вниз за пределы импаня. Конные казаки занимались рубкой мечущихся во дворе китайцев, пешие выбивали противника, как в тире — на выбор.

Увидев Тура, менявшего в пулемёте магазин, крикнул ему, чтобы он следовал за мной, и бросился к одной из лестниц, ведущих на северную стену импаня. Находившихся на этой лестнице китайцев смёл несколькими выстрелами. Взобравшись на стену, понял, что опоздал. Атака казаков Резунова уже закончилась. Они уже ворвались отдельными отрядами в фанзы и уничтожали находившихся там китайцев. Но на земле перед одной из фанз лежали трое казаков, в одном из которых я узнал сотника Резунова. Разом как-то обессилев, опустился на корточки, краем глаза отметив, как Тур из пулемёта длинной очередью снёс со стены нескольких китайцев.

Взяв себя в руки, поднялся, оглядываясь вокруг. Бой, можно сказать, закончился. Редкие выстрелы ещё раздавались, но это, судя по всему, добивали остатки китайских солдат, не сумевших вовремя убежать. Осталось грамотно распорядиться победой и вовремя унести ноги.

Подсчет потерь и захваченных трофеев много времени не занял. Убиты двое казаков и сотник Резунов. Умудрился Владимир Михайлович получить пулю прямо в сердце. Умер мгновенно. Ранены были ещё пять казаков, слава богу, все легко. В основном все безвозвратные потери получили после атаки двух десятков Резунова, и хорошо, что они оказались такими небольшими.

Из значимых трофеев — два четырехфунтовых конных орудия Круппа со снарядами и несколько знамён. В повозках обоза кроме двух десятков ящиков со снарядами ничего больше ценного не оказалось. Казаки, понятно, прибарахлились, пройдя мелким бреднем по казармам, складам импаня и фанзам, но чего-то достойного найти не удалось. Из языков достался один из младших офицеров, который ничего значительного при первом допросе, проведённом мною, не сказал, просто не знал.

В общем, пора было уносить ноги, но предварительно подготовить для китайцев небольшую подляну. Сначала хотел из захваченных орудий открыть огонь по Сахаляну. Но как оказалось, пушки немецкого и русского производства отличались по конструктивным особенностям, у них были разные типы затворов и механизмы вертикальной наводки. Специалистов для стрельбы из этих орудий в нашем отряде не нашлось, и для себя я этот пробел в своём образовании отметил галочкой. Надо будет минимальный практический объем знаний у артиллеристов получить. А то захватили орудия, а как из них стрелять — никто не знает. В Таку была такая же картина.

Оставалось только заминировать склад с боеприпасами, поджечь всё, что может гореть, и быстро-быстро сваливать, так как в Сахаляне наметилась какая-то движуха. Для склада использовал простую схему — пара бочонков нашедшегося здесь же пороха, напротив них расположили зафиксированный на столе здоровенный карамультук с ударно-кремнёвым замком. Небольшая система противовесов, в результате чего после пережигания верёвки груз падал вниз, другая веревка дёргала спусковой крючок, и должен был произойти выстрел этой мини-пушки. Бочонки взрываются, а дальше должен был взлететь на воздух и весь склад. Плюс к этому к арсеналу подогнали повозки со снарядами. Попробовав несколько раз эту схему вхолостую, перерезая верёвку, зарядили карамультук и поставили горящую свечу, которая, по моим прикидкам, должна была где-то через полчаса эту схему заставить сработать.

К этому времени наша колонна, забрав убитых, раненых, трофеи, уже ушла в сторону Маньчжурской пади. Эта дорога действительно оказалась накатанной и вполне проходимой для артиллерии. В авангард ушли казаки хорунжего Казанова, я же с братами и казаками сотника Вондаловского остались в арьергарде, прикрывать наш отход.

Уходили на рысях. За полчаса прошли чуть больше семи вёрст. Я всё ждал, как сработает моя конструкция, и уже начал волноваться. Наконец, случилось. Рвануло так, что звук до нас докатился и на таком расстоянии, а клубы дыма, рванувшиеся вверх, были видны, будто бы мы и не успели далеко отойти от импаня.

На свой берег перебрались без потерь. Правда, пришлось поплавать. Паромы были использованы для переправы захваченных трофеев и дувана, сами же переправлялись вплавь под грохот канонады. Китайцы открыли массированный огонь по Благовещенску. Видимо, мы хорошо надавали им по сопатке, раз они так обиделись. Где-то после полудня, переодевшись, был на докладе у военного губернатора. Перед резиденцией генерала Грибского стояли два орудия, ящики со снарядами, пусть и немного, четыре китайских знамени, которые держали в руках казаки четвертой сотни, двое из них были Савва и Сыч.

— Ваше превосходительство, доклад закончен.

— Да, Тимофей Васильевич, даже не знаю, что и сказать, — военный губернатор Амурской области потёр переносицу. — С одной стороны, результаты просто великолепные, но потери, особенно погибший сотник Резунов, а также то, что не удалось узнать, какие силы противника в тылу Сахаляна…

— Ваше превосходительство, готов этой же ночью вновь переправиться на ту сторону и разведать обстановку около сопок. Единственно, прошу разрешить пойти малой группой, не больше десяти человек, и пешком. Там открытая местность, конными не пройти. Спустя сутки вернёмся.

— Да какое там, господин капитан. Вы сейчас разворошили китайцев, как тот муравейник. Они после захвата и уничтожения импаня в Малом Сахаляне три часа город усиленно обстреливали. Насолили вы им изрядно. И мы все их орудия напротив Благовещенска выявили. Одно старьё осталось, — Грибский усмехнулся. — Правда, и у нас потери есть. Убито два нижних чина, три горожанина. И две гранаты попали в больницу Красного Креста. Ваши знакомые, мадемуазель Беневская и мадам Бутягина, ранены.

Примечания

2

Импань — группа жилых и хозяйственных построек, предназначенных для китайских войск и обнесенных глинобитной стеной или земляным валом в виде квадрата высотой до четырех метров. Для роты со стороной около 80–100 метров.