Виолончель

Игорь Братченко

Успешный виолончелист после автоаварии, случившейся по вине супруги, оказывается в инвалидном кресле. Проходит через депрессию, попытку суицида и измену супруги. Но жизнь приготовила ему сюрприз. И его впереди ожидает череда чудесных событий и встречи, меняющие жизнь. Мистика.

Элеонора

ВЕЧЕР. РЕСТОРАН

— Я больше так не могу! Не могу. Понимаешь, не могу. Я устала! На меня там давит даже атмосфера квартиры. Но больше всего — он… со своим унынием и апатией. О, эти творческие натуры! Чуть что — депрессия. Чуть что — хандрят. Тепличные растения…

Элеонора, чуть наклонила тело вперед, опёрлась кистями рук о кромку стола и, вглядываясь в глаза сидящего напротив неё блондина, повторила:

— Больше так не могу. Это выше моих женских сил. После аварии мы стали совсем чужими. Домой прихожу, как на свидание с покойником. Он себя губит и меня… заодно. Омут…, чёрная бездна…. Понимаешь?

Молодая женщина взяла в руку бокал и, отпив немного, оперла руку локтем о стол, поднесла его к своим глазам, рассматривая собеседника через красную влагу и стекло бокала.

— Мы в этой жизни все лишь попутчики. Согласись со мной. Все! До тех пор, пока есть общность интересов, устремлений и, конечно, совместного проведения времени… А он…

— Элеонора, милая, хватит уже о нём. Я тебе много раз предлагал переехать ко мне. В моём платяном шкафу больше твоих вещей, чем у тебя дома, но ты по-прежнему каждый вечер возвращаешься к нему. Похоже, что ты никуда не держишь путь, а просто плаваешь от одного берега к другому. Мы попутчики? Нет, я берег на твоей переправе. И мне это надоело тоже….

— Ха! Пугаешь? — Элеонора опустила бокал на стол. — И ты, Брут?!

— Неуместное сравнение. Пора уже тебе определиться с выбором и отправиться в свой… совместно со мной в путь, а не блудить меж берегами…

— Мне послышалось? Ты сказал: «блудить»?!

— Ну, оговорился, прости — «блуждать». Блуждать, бродить — искать брод…

— Блудить! Ты говори, но не заговаривайся. Хм-м… блудить…, а ты тут не при чём?

— Послушай, Элеонора, мне не нравится твой тон и тема разговора. К тому же, если использовать слово, сорвавшееся с языка — «блудить», то оно ко мне точно не применимо — я не женат. А та авария и на мне сказывается. Ты не забыла о наших рухнувших планах? После аварии рухнувших. Нет? Ну и прекрасно!

— Ещё бы она не сказывалась на тебе! Ведь это ты поссорился со мной в тот вечер. Это ты меня разозлил так, что… — Элеонора замолчала на мгновение, будто обдумывая или припоминая, и продолжила говорить. — да…, я не справилась с управлением и перевернула машину на повороте. Если бы Егор пристегнулся, то был бы цел. Я же цела! Но виноват ты, а не я. Не было бы никакой аварии, если бы ты не повёл себя, как свинья.

— Я тебя не понимаю: ты хочешь отдохнуть и расслабиться после трудового дня или поссориться, выплёскивая всё своё негодование на меня?!

— Отдохнуть. Забыть о невзгодах. Провести вечер с любимым человеком… Отдохнуть — душой и телом. — Произнеся эти последние слова, Элеонора заулыбалась и игриво посмотрела на блондина. — Ладно, Матвей, хватит бурчать — вспомним, что мир прекрасен, когда в нём есть любовь. В нашем мире есть любовь, Матвей? Есть?

— Да, милая, в нашем мире есть любовь… И она нас связывает, вот только не пойму — страстью и влечением или же желанием помучить себя.

— Всё, всё! Не ворчи. Я сама виновата, что завела этот разговор.

— Надо же! В кои веки ты повинилась.

В ресторане зазвучала музыка, и приятный томный голос вокалистки заполнил пространство.

— О! Опять охотница пришла. Как всегда, излишне броско одета. Плывёт меж столиками, не торопясь…, чтоб все успели заметить её. Занимает столик у окна.

Матвей, чуть повернув голову, посмотрел на вошедшую и процитировал:

— «…И медленно пройдя меж пьяными,

Всегда без спутников, одна,

Дыша духами и туманами,

Она садится у окна…».

— Да. Только здесь пьяные не кричат: «Ин вино веритас»…

— Милая, это же не кабак начала двадцатого века…

— Ты хочешь сказать, Блок бродил по кабакам? Как-то не вяжется с его образом. Он же не был беден.

— Но и не был богат. Да и назови мне хоть одного богатого поэта? Я таких не припомню.

— Ты — богат. Вот предо мной сидит пример успешного и богатого поэта.

— Я богат, если это можно называть богатством, своим бизнесом. Я иду по земле в грязных резиновых сапогах, в телогрейке и шапке-ушанке. Пряча за всем этим кусочек своей светлой души, куда проникают лучики солнца и играют гранями бриллианта

— сверкают.

— Бриллиантовый ты наш! Скромный поэт-бизнесмен. А может…, и стихи твои лишь продукт бизнеса? Ты же сам говорил: «Всё должно приносить прибыль. Если прибыли нет, то это баловство».

— Может быть… — Матвей прислушался к зазвучавшей мелодии, — Узнаешь?

— Нет. Но… красивый блюз! Потанцуем?

— С удовольствием!

— Говоришь, моих вещей у тебя дома больше, чем в моём шкафу осталось? — Элеонора положила руки на плечи Матвея, слегка приобняв за шею и наклоняя его голову к себе. — Тогда мне и переезжать не надо — я уже переехала! Верно?

— Наконец-то решилась! А это уже некий элемент определённости в моей жизни…

— Я — элемент твоей жизни?

— Не придирайся, пожалуйста, к словам. Егору позвонишь сама или мне поговорить?

— Не надо — сама. Я справлюсь. Позже скажу…, не сегодня — не хочу омрачать вечер тяжёлым и бессмысленным разговором, выслушиванием упрёков. И, кстати, — Элеонора встрепенулась, — когда приедем к тебе, откроешь дверь квартиры, возьмёшь меня на руки и внесёшь через порог….

— Без церемоний никак? — рассмеялся Матвей, обняв за талию и прижав партнёршу по танцу к себе, целуя её в губы. — Ладно, моя принцесса. Пусть так и будет.

— Ну и хорошо.

Элеонора положила голову на грудь Матвея, прикрыла глаза и мечтательно улыбнулась. Музыка ласкала её слух, вино — будоражило кровь, а крепкие объятия Матвея наполняли её тело теплом и истомой.