Последний

Игорь Байкалов, 2021

Всякому жителю Альбенары известен научный факт: весь космос состоит из дюжины звезд и очерчен непроницаемой небесной Сферой Фергенса. О том же говорят и Хроники, и учение Церкви. Мирославу такая картина мира всегда казалась абсурдной. Однажды ему в руки попадает таинственный артефакт, который вовлекает его в центр многоходовой игры, ведущей к легендам о Великой Войне. Тогда, восемь веков назад, воины-полиморфы не знали себе равных, могучие корабли летали меж звезд, а Сферы Фергенса, возможно, еще не существовало.

Часть 1

Изгой

Глава 1

Его звали Мирослав, и он был уродом. Недостаточно светлая кожа и темный цвет глаз пугали жителей деревни Идроус. Черные волосы дополняли картину и делали его внешность из ряда вон выходящей. А каждый житель деревни знал: чем темнее мысли, тем темнее волосы. Шапка, давно вышедшая из моды, всегда находилась на голове и скрывала этот недостаток. Наиболее набожные видели во внешности происки Нечистого и старались держаться от юноши подальше. «Коснулась длань тьмы. Он словно из грязи слеплен», — говорили они, а сверстники постоянно задирались и смеялись над уродством. Мирослав, конечно, отбивался и даже несколько раз разбивал им носы, но чем яростней сопротивлялся, тем большую ненависть вызывал. В конце концов, юноша признал простой факт — он изгой, и окровавленные лица не смогут изменить мысли жителей деревни.

Родителей у Мира не было. Единственным близким человеком для него была бабка Александра. Эта пожилая женщина относилась к нему как к внуку и покровительствовала ему всегда. Одинокая женщина, у которой не было ни детей, ни мужа, отдавала ему всю нерастраченную любовь. Александра старалась заменить ему родителей. Мир называл её бабушкой, хотя она не была ему родной. Иногда она смотрела на него печальными зеленоватыми глазами и думала о чем-то своём, словно вспоминая прошлое. Мир никогда не спрашивал, почему она взяла его к себе и как они оказались в этой глуши.

У Мира порою складывалось впечатление, что бабушка знает гораздо больше, чем говорит, но по какой-то причине скрывает это. Поговаривали, что она колдунья и вот уже шестнадцать лет его жизни проводит над мальчиком свои темные колдовские ритуалы, проявляя в нем образ Нечистого. Деревенские охотно в это верили. Злые языки выдумывали ужасные небылицы о подозрительном содержимом подвала старой женщины, о тенях, которые появляются по ночам, о странных нечеловеческих звуках, доносящихся вместе с запахами гнилого мяса. Но Мир знал, что всё от первого до последнего — ложь. Александра занималась селекцией растений. Её овощи выглядели гораздо лучше соседских, что в свою очередь служило новой пищей для слухов и обвинений в колдовстве. Бабушка говорила, что давно перестала обращать внимание на эти глупости и объясняла их обычной завистью. По окончании сезона, она привозила овощи в городок Флодарес, где товар с радостью раскупали.

Ежегодные Ярмарки в Флодаресе были теми редкими событиями в жизни Мира, где он мог свободно находиться среди других людей. Старомодная шляпа скрывала темные волосы так, что никто из городских пока не прознал о его уродстве. Дни ярмарки, следующие сразу после дня его рождения, становились самыми счастливым временем в году.

Как хорошо, что ждать осталось недолго. Пройдёт ещё одна декада — и он снова окажется в городе…

А пока Мир спускался к ручью, который стекая с горных вершин, приносил с собой прохладную и чистую воду. Для удобства кто-то выстроил несложный механизм у одного из многочисленных мелких водопадов — здесь дно ручья напоминало лестницу. Механизм состоял из водяного колеса, поднимающего воду, и желоба, по которому она стекала при повороте рычага. Место в деревне то ли в шутку, то ли всерьез, называли «водопоем». На водопой хотя бы раз в день приходил каждый житель деревни. Здесь же однажды Мир встретил самую прекрасную девушку на свете. Её звали Вая. Конечно, Мир понимал, ни о каком взаимном чувстве речи идти не может — кто же посмотрит на такого урода? — но всё же, где-то глубоко в душе, хранил надежду. Он ждал, смотрел издалека, боясь подойти. Вдруг она посмотрит на него косо, а еще рассмеется — страшнее не придумаешь.

Сегодня Мир пришел на ручей и подходя ближе замер, заметив знакомую фигуру. Это цветастое платье он узнал бы из тысячи. Юноша спрятался за кустом и пристально наблюдал за девушкой. Каждое её движение казалось исполненным совершенства. Вот она повернула рычаг, и вода послушно потекла по желобу, наполняя ведра. В этот момент она почему-то напоминала повелительницу природы из сказок, которые рассказывала ему бабушка. Эта аналогия заставила его улыбнуться, ему хотелось сделать так, чтобы Вая улыбнулась в ответ. Он уже давно присмотрел полянку, где собирался сорвать цветы. Желтые и яркие, они напоминали солнце и не могли бы не порадовать девушку.

Мир сделал шаг и остановился. Снова одолевали сомнения: «А вдруг она посмеется, прогонит, закричит? Неужели я настолько безобразен, что не достоин, даже заговорить с ней?»

Вая уже набрала воду. Какие глупые сомнения, разве такая девушка, может прогнать? Мир почувстовал — пора. Да, именно сейчас и никогда после, выпал этот шанс. Он шагнул из кустов и сказал:

— Привет!

Точнее, он думал, что сказал, но неожиданно голос сорвался. Вая дернулась — ведро задело поручень и грохнулось, вода разлилась, брызнув грязью на ноги.

— Я просто воды набрать. Не пугайся, — эти слова вырвались сами собой.

— Тебе чего надо? — прокричала она.

— Ничего…

— Ты меня напугал.

— Я не хотел…

— Не хотел бы, не сделал.

— Эй! Что здесь случилось? — донесся со стороны знакомый голос соседа Сника, мужика сурового и прямолинейного. Занимался он тем, что рассказывал всякие небылицы о бабке Александре и её колдовских обрядах в подвале. Иногда, казалось, он гордится такой опасной близостью с ведьмой и её странным внучком.

— Пошел вон! Мало тебе от папочки Эрла досталось вчера? Жаль он в тебя кнутом не попал. Я сказал, пошел вон отсюда, урод!

Мир замер.

— Я не ясно выразился?! — снова прокричал сосед и поднял корягу. — Оглох? Так я тебе мигом прочищу уши!

Посыл написан на лице суровой гримасой и ясен без слов. Мир бросился прочь, почувствовав, как что-то ударило в спину.

— Давай-давай! Чеши отсюда к свей ведьме!.. Урод…

Мир пробирался сквозь кусты, не замечая, как ветки хлещут по рукам и лицу. Он взлетел на крыльцо и ворвался в дом. Здесь пахло теплом и супом. Со стороны кухни слышался стук ложки о миску — Александра что-то готовила.

— Мир, это ты?

Юноша не мог ответить. Он быстрыми шагами поднялся наверх, в свою комнату, захлопнул дверь и рухнул на кровать. Конечно же, Сник сегодня станет героем дня. Будет рассказывать, как спас девочку от злобного чудовища. Миру хотелось никогда больше не видеть этих людей. Стук в дверь отвлек.

— Мир, что случилось? Тебя кто-то обидел?

Ему снова стало стыдно. Подумаешь, обозвали и огрели. Сколько раз случалось. Угораздило же родиться таким!

— Мир, можно я войду?

Никто и никогда его не полюбит. Нет таким, как он, места ни здесь, ни где-либо еще. И Вая смотрела на него с особым пренебрежением. С таким омерзением! За что это проклятие?..

Дверь скрипнула. Бабушка строго смотрела на него.

— О, святая Тэна, что на этот раз случилось-то?

— Да ничего необычного…

— Обычно ты не так остро реагируешь на глупости.

Мир постарался улыбнуться, но вышло натужно и невнятно. Бабушка часто называла подобные инциденты глупостями.

— Опять дразнили?

— Да нет, расстроился что-то.

— Это всё Вая Риман, да?

Юноша вздрогнул. Откуда она могла догадаться? Бабушка снисходительно улыбнулась. Иногда ему казалось, что она читает мысли, но, конечно, причина крылась в другом: с опытом научаешься неплохо разбираться в людях. Для многих жителей деревни догадливость Александры служила дополнительным источником слухов и сплетен.

— Я давно заметила, как ты на неё смотришь. Исподволь, когда думаешь, что никто этого не видит. Ты встретился с ней у водопоя?

— Вообще-то… да, — признался Мир. — Я её напугал, наверное, и…

«Да уж, герой, ничего не скажешь: сбежал, как трус», — подумалось ему. И стало как-то противно. Действительно, почему сбежал? Никогда не отступал, а сегодня сдрейфил, сдался.

— Трудно понимать, что нельзя ничего исправить, — сказал он. — Я здесь чужой. И всё из-за моей внешности. Не драться же мне снова — это глупо.

— Ты уже не маленький, и это, конечно, не метод. Дело не в твоей внешности. Вполне себе симпатичный юноша. Тебе почти шестнадцать, и ты очень даже прилично выглядишь.

Мир с сомнением покачал головой, но не смог удержаться от улыбки. Бабушка тоже улыбалась. В её глазах, несмотря на возраст, прыгали чертики.

— Люди не готовы принимать тебя таким, каким ты есть. Их одолевают страхи и сомнения…

— Я это понимаю…

— Тогда ты должен понимать, что для тебя каждый день — это вызов твоим же страхам. Тебе не кажется, что в этом ты гораздо выше их всех?

— Наверное, но я бы предпочел иное.

— Никто сам не выбирает трудностей, но ситуация дает тебе преимущество. Возможность преодолевать обстоятельства. Сегодня ты отступил. Считай это тактическим отступлением при стратегическом выигрыше, — она хитро улыбнулась, словно всё происходящее было частью её замысла, и Мир непременно должен был заметить это. — Ты же прочитал книгу «Комбинаторика биологии» внимательно?

— Да, — Мир посмотрел на полку, где в толстом кожаном переплете стояла книга, подаренная бабушкой на пятнадцатилетие.

Мир прочитал в ней о предположении, что вся наша внешность определяется группой частиц, различное сочетание которых сказывается на внешнем облике.

— Прочитал всю.

— Так вот, рассказы про Нечистого выдуманы людьми, которые боятся увидеть нечто больше, чем могут понять, — сказала Александра. — Ты не порождение зла. Просто особые частички сложились таким образом, что ты сильно отличаешься от остальных. У кого-то длинные руки, у кого-то большие глаза, но главное, чтобы внутри ты всегда оставался человеком. Жизнь обычно справедливее людей.

— А от кого во мне эти частички, кто они, мои мама и папа?

— Мир, я не могу тебе ответить, ты же знаешь… Но уверена, они были прекрасными людьми.

— Я знаю… И я бы хотел понять, почему я такой… Может быть, в университете я бы мог понять, но я даже не хожу в школу. Как думаешь, я смогу поступить в университет?

— Поступление не станет проблемой. Ты хорошо образован даже по меркам городских.

— Бабушка… — он хотел было побольше узнать о её жизни, но остановился: не хотел будоражить её больные воспоминания из-за простого любопытства.

— Да?

— Я хочу есть, — произнес вслух Мир.

— Пойдем. Сегодня у нас отличный суп из рокты.

— Хорошо. А после обеда снова пойду за водой — надо закончить начатое.

Бабушка одобряюще улыбнулась:

— Вот это по-нашему.

***

Председатель Совета Золотого Города не показывал своего неодобрения. Он делал вид, что слушал просителя с уважением и почтением, хотя эмоции кипели в нем с большей силой, чем лава ожившего вулкана. Неслыханная дерзость просителя граничила с безумием и всё же никто не смел его прервать. Даже Председатель! Тем более Председатель! Канте воплощал в себе идеалы общества, ему подражали, его ставили в пример детям. Ему просто не дозволялось разрушить этот образ.

Проситель — молодой человек, двадцати пяти лет. Звали его Ламбе. Высокий, худощавый, он словно столб торчал посередине зала. Ментальный архив не содержал о нем какой-либо компрометирующей информации. Что может быть тривиальней истории простого человека? Родился, учился, несколько лет работал — и ничего больше. С движением «Нова» его связывали студенческие годы и вечера в кругу друзей. Там-то он отпечатал у себя в сознании их идеологию. Совет не одобрял эти встречи и считал саму организацию опасной, но не мог противостоять — её влияние распространялось быстрее, чем пожар по сухому лесу, а попытки выйти на организаторов заводили в тупик. Вот, кажется, схвачен тот самый человек, но нет — выяснялось, что он всего лишь пешка в чьих-то умелых руках. Руки эти простирались далеко за пределы Золотого Города. Они виднелись повсюду. И вот теперь могущественный противник бросает вызов самому Совету! Всем устоям и правилам жизни Золотого Города.

— Мы считаем, — продолжал проситель Ламбе, охватывая взглядом двенадцать мужчин и женщин, образующих Совет, — что власть должна учитывать мнение нашего движения. По последним данным в него входит около миллиона человек, а это сравнимо с населением Золотого Города. Почему люди, которые имеют образование, которые сейчас, в эту минуту, формируют будущее Города и всего человечества не могут влиять на решения Совета? Не кажется ли вам, что старые механизмы, когда люди уже отжившие свой век, находятся у руля машины, двигателем которой являемся мы, молодое поколение? Мы не можем больше терпеть навязанные нам правила жизни, мы хотим сами выстраивать свою судьбу, своё будущее, а не слепо выполнять ваши прихоти.

Члены Совета молчали — так того требовал протокол. Сейчас время просителя, и они не имеют никакого права высказываться. Ламбе знал правила и пользовался ими, как мог. Только постоянно чиркающее автоматизированное перо и шелест его шестеренок нарушало молчание.

— Что мы требуем, — продолжал он. — Мы требуем места для представителей народа в Совете. Я закончил.

Члены Совета переглянулись. Такой наглости не ожидал никто.

— Мы выслушали вас, гражданин Ламбе. Ваше слово услышано. Вы сказали, что требуете места представителям народа в Совете, но ведь Совет — пережиток прошлого, как вы говорите. По-вашему, мы не являемся частью народа и пришли откуда-то со стороны, извне? — председатель Канте говорил медленно и поучительно, словно профессор на лекции, его голос не дрожал, хотя внутри всё колотилось от злости. — Один миллион человек — это много, да. Но всего лишь около одного процента населения. И, тем не менее, вы считаете, что именно этот процент имеет право решать судьбу остальных девяносто девяти. О каком народе вы говорите?

— Но почему мы не имеем права? Почему я…

Колокол грянул всей своей мощью, заглушив слова просителя — мощный гул разнесся по высокому пространству древнего зала. Казалось, даже серебристые горгульи, взирающие с парапета, недовольно поморщились. Сейчас проситель не имел никакого права говорить. За подобное нарушение его могли изгнать из Дома Совета, но Председатель поднял руку, призывая к спокойствию.

–…вы затыкаете мне рот! — кричал Ламбе сквозь гул. — Не смейте затыкать голос народа!

Председатель Канте устало снял очки и положил их в нишу, рядом с механизированной папкой и встроенными часами. У просителя оставалось в запасе еще десять минут.

— Молодой человек, я объясню ситуацию, — снова невозмутимо продолжил Канте. Он говорил не только с Ламбе, но и со множеством тех ушей, которые слушали их на расстоянии. — Вам двадцать пять лет, мне не многим больше шестидесяти пяти. Не так уж я стар и закостенел, как может показаться. Трудно в вашем возрасте не подвергнуться желанию перевернуть мир с ног на голову. Когда-то я тоже был охвачен пламенем деятельности. Не сказать, что оно потухло, но я понял, что огонь может, как согревать, так и обжигать, а за красивыми лозунгами всегда кроется неприглядная истина. Никто не игнорирует мнения миллиона людей. И ваше присутствие здесь — доказательство тому. Ваши интересы тоже учитываются, хотя в зале нет вашего представителя. Вы знаете, правила выбора в Совет, вы знаете, как принимается решение. Любой житель Золотого Города может наблюдать каждое обсуждение Совета в реальном времени через психосферу, как сейчас смотрят на нас миллионы сограждан, — Председатель коснулся пальцем своего лба, — и чувствуют нас так, как если бы сами были нами. Быть в Совете — это не привилегия, это тяжкий груз нахождения на виду и большая ответственность. Чтобы взвалить на плечи такую ношу, следует доказать, что вы способны решать свои проблемы. Разве может человек, который еще не научился работать, отвечать за результаты своей работы, не узнавший муки отцовства или материнства говорить от имени других? Дело в том, что каждое решение вносит изменения в хрупкий баланс нашего общества. Человек обладает силой, сравнимой с силой звезды. Что будет с ним, когда он вспомнит о своих примитивных страхах и желаниях, ведущих к разрушению?..

— Всё это лишь слова. Большинство всегда угнеталось меньшинством! — прокричал Ламбе, но колокол снова заглушил его голос.

Проситель Ламбе не слушал и не хотел слушать. Когда Председатель Канте произносил речь, он обращался скорее не к этому человеку, а к тому миллиону мужчин и женщин, которые слушали его.

— Неумение слушать — один из признаков незрелости вашего разума, гражданин Ламбе, — высказалась Советница Ария до этого момента молчавшая. — Сейчас мы не договоримся. Подумайте о тех словах, что сказал Председатель Канте. В прошлом мы прошли через столько потрясений, что сейчас было бы преступлением ломать естественный ход истории.

— Мы приглашаем вас в этот зал через год, — высказался Председатель. — Тогда вы станете старше. Может быть, у вас появится ответственность. Тогда вы трезвее посмотрите на свои требования. Благодарим за речь.

Председатель поднялся. Грянул малый колокол, известивший о завершении собрания. Ламбе с ненавистью развернулся и твердыми шагами направился к выходу. Ни через год, ни даже через два встреча не состоялась. «Нова» приступила к активным действиям.

***

Ничего не украшает обыденность лучше, чем маленькие радости. Обычно по праздникам они жарили сахар. Коричневый леденец с горьковато-сладким вкусом навсегда остается в памяти. Но на этот раз на столе лежало другое лакомство. Конфеты! В последний раз Мир пробовал их лет пять назад. Вкус молочного шоколада мягко впитался в детские воспоминания яркими красками. Однако, они были дорогим лакомством, а лишних денег не водилось.

Шестнадцать лет по закону считалось совершеннолетием, поэтому Александра решила не жалеть денег на любимого внука. Мир ждал этого дня и боялся. Как требовал закон, в день совершеннолетия глава сельской администрации Вицлав выдавал паспорта новым гражданам. Он представлял собой бумагу с именем, подкрепленной королевской печатью. Юноше предстояло пройти эту простую бюрократическую процедуру. Она не представляла особых проблем только для тех, у кого имелись деньги. Конечно, для таких подозрительных личностей имелись свои расценки. Так что, Вицлав вполне мог воспользоваться своей властью и отказать.

С тяжелыми мыслями Мир вошел в приемную чиновника.

Вицлав, казалось, даже не заметил его появления. Мужчина сидел за своим столом и читал газету. Превосходное зрение юноши позволило разглядеть заголовки статей. Журналисты предлагали сплотить граждан в борьбе с ересью и антинаучностью профессуры Нилайского Центрального Университета. Тридцать лет назад такие лозунги закончились массовыми гонениями. Мир подозревал, что они были той причиной, которая заставила Александру уехать их города и поселиться в глухой деревеньке. Конечно, он не мог знать наверняка. Если слухи не врут, сам кардинал приезжал лично убедиться в добросовестности выполнения священного долга инквизиторов: избавления Университета от мракобесов. За тридцать лет выросло новое поколение людей, убежденных в постулатах Церкви Триединства, были закрыты многие журналы, а поиск истины сведен к трактовке божественных книг. Вместо школ и колледжей открывались храмы и церкви, а газеты писали о духовном возрождении Нилайского Королевства.

— Господин Вицлав, — негромко произнес Мир, — доброе утро.

Чиновник слегка опустил газету и посмотрел поверх неё на юношу.

— Говорят, ты порядок снова нарушаешь, — не здороваясь, сказал он. — Что за безобразие ты устроил у водопоя?

— Какое безобразие?..

— Уже забыл?

Вчерашнее происшествие у водопоя трудно было забыть.

— Ничего такого… Вая не ожидала моего появления и испугалась. А я просто шел воды набрать.

— Да? — он хмыкнул, положил газету на стол и скрестил толстые пальцы на груди. — Немудрено испугаться. А приставал ты к ней зачем?

— Приставал?

— Ну да. Или скажешь, не было такого? Сник всё мне рассказал, и Вая подтвердила.

— Что?! — Мир не поверил своим ушам.

Неужели Вая оговорила его? Эта милая девушка, которая казалась ему верхом совершенства, вдруг солгала, поддержав глупца Сника.

— Знаешь, я, конечно, понимаю, возраст и всё такое. Да, и еще… Ну, ладно, — Вицлав махнул рукой. — Я вот к чему. Если эта история еще раз повторится, я не стану препятствовать твоему аресту.

Мира бросило в жар. Что же он такого сделал?! Ведь не было ничего! Но разве кто-то поверит?

— Понимаешь, здесь многие очень недовольны твоим присутствием. И твоим поведением. Кстати, сегодня к нам приезжает епископ Нилайский Окан Промила. Слышал о таком?

Юноша отрицательно замотал головой. Почему ему должно быть что-то известно об этом епископе? Церковь Триединства его никогда не интересовала.

— Большой человек из столицы. Знатный человек. Мне надо, чтобы тебя сегодня никто не видел. Тебе же не нужны проблемы? Вот и мне тоже. Ты меня понял?

— Да.

— Так вот, видит Тэна, если сегодня из-за тебя произойдет хоть одно происшествие, хоть что-нибудь, тобой займется суд. Шериф получит все жалобы на тебя и на твою ведьму Александру. Знаешь, сколько у меня официальных заявлений? — в доказательство своих слов Вицлав потянулся к ящику стола и выдвинул его. Там лежала стопка бумаг. — Не меньше двадцати за последний год. Я уже и сам начинаю побаиваться. Вдруг твоя бабка готовит зелье и для меня…

— Что?

–…Или какой-нибудь яд для епископа, — чиновник с треском захлопнул ящик.

Мир с трудом сдержал гнев: «Бабушка и мухи не обидит!»

— Вы же знаете… Все эти разговоры — ложь!

— А вот представь себе, не знаю. И не смей повышать на меня голос, мальчишка! Ладно, это всё лирика. Пришел за паспортом?

— Да.

— Ты его получишь, — сказал Вицлав, откинувшись на кресло, которое под его весом угрожающе заскрипело, — но только завтра, когда епископ уедет, и при одном условии.

— Каком? — глухо спросил юноша.

— Ты уже забыл?

— Нет, помню…

— Вот и отлично, — перебил его чиновник и опустил взгляд на газету, давая понять, что разговор окончен.

— Давайте я сейчас паспорт заберу.

— Что? — Вицлав посмотрел на Мира, словно видел его впервые.

— Давайте я сейчас паспорт заберу, — повторил юноша.

Глаза Вицлава полезли на лоб, словно он проглотил жабу. Это выражение лица Миру даже понравилось, и он испытал миг торжества, но вскоре чиновник взял себя в руки.

— Что ты сказал? А ну-ка повтори еще раз!

— Я просто подумал…

— Пошел вон! — прокричал Вицлав. — Я тебя предупредил. И скажи спасибо, что я не передаю заявления прокурору!

Вышел Мир с паршивым настроением. Разгневать главу сельской администрации — что хуже этого могло произойти? Разве что отказ в получении паспорта. В таком случае он не смог бы даже выехать из деревни без сопровождающего. До некоторой поры его возраст будет скрывать отсутствие паспорта. Что случится потом, когда всем станет очевидно, что ему уже давно не шестнадцать? Тюрьма реальная или здесь, в стенах дома — выбор, который оставил ему Вицлав. То, что чиновник завтра нарушит своё обещание, сомневаться не приходилось. И еще Вая оговорила его, оклеветала. Зачем она так поступила? За что?!. Он-то считал её чистой, неспособной на такие поступки, но Вая оказалась такой же, как и все остальные.

Мир присел у крыльца дома администрации. Идти домой не хотелось. Что он скажет бабушке? Что никогда не будет иметь никаких прав, никогда не поступит в университет, не сделает ничего хорошего из того, что мог бы. Вся жизнь идет под откос из-за его необычной внешности. Наверное, правы люди: он проклят. Обида снова душила его. От безысходности он несколько раз ударил по скамье. Боль в костяшках пальцев успокоила, слегка полегчало.

Мир встал и неспешно направился к дому. В тот момент он ненавидел себя, ненавидел всех людей вокруг. Юноша шел, не видя и не слыша перед собой ничего. Он даже произнес имя Нечистого и тут же осекся. Что ж, жизнь всё равно продолжается. Есть вещи, с которыми можно смириться, с которыми можно жить.

Он остановился. Со стороны дороги, ведущей из города, виднелось облако пыли, поднимаемое каретами и лошадьми. Сейчас, издалека, они казались букашками, взбирающимися на холм.

«Не иначе, сам епископ Промила пожаловал. Еще один гость на день рождения», — не без сарказма подумал Мир и поспешил домой, памятуя о предупреждении Вицлава.

Александра негодовала, узнав об ультиматуме. Последний раз Мир видел её такой, когда она поймала вора, залезшего в карман с деньгами. Скорость, с которой старая женщина отреагировала на движение воришки, не могла не поразить — столько силы и молодости до сих пор заключалось в ней. Сейчас Мир удивлялся снова.

— Нет! Это переходит всякие границы! — кричала она. — Я не позволю. Сейчас же я схожу к нему!

— Не надо. Там какой-то епископ приезжает.

— Кто? Какой епископ?

— Промила.

Александра, услышав имя епископа, только распалилась еще больше:

— Промила? Окан Промила, епископ Нилайский? Этот глупец, у которого солнце горит по божьему велению. Впрочем, как и мухи из грязи рождаются. И они всерьез говорят о Сфере Фергенса, — она хмыкнула.

Мир пожал плечами. Сам-то он в существование некоего нематериального небосвода, называемого Сферой Фергенса, не очень верил, но Церковь всегда однозначно выражалась в пользу её существования.

— Хорошо, — Александра явно прокручивала какую-то схему в голове. — Я схожу к нему завтра. Зачем нам лишние проблемы, верно?

— Я попробую завтра сам.

— Нет-нет, он явно попросит денег, я смогу сторговаться…

В конце концов, вероятно, чиновник выполнил бы своё обещание в обмен на звонкие монеты. Ничего не мешало подождать хотя бы день, стоило только прижать гордость. И всё-таки Мир чувствовал, что не эта дилемма сейчас терзает бабушку.

— Я пойду к себе. Почитаю, — сказал Мир.

— Да, конечно. Пойду роктой займусь.

— Я могу помочь.

— Нет, не стоит. Я сама разберусь. Хочешь, салат из них сделаем сегодня?

— Можно. Я нарву.

— А как же Вицлав? Он же приказал тебе сидеть дома.

Прозвучало обидно. Умела бабушка сказать так, чтобы зацепить. Один точный удар, и равновесие терялось, как в рассыпающемся карточном домике.

— Сходи, нарви.

Бабушка спустилась в подвальчик, а Мир направился к выходу. Лишний раз попадаться на глаза не стоило, но епископ въезжал в деревню с противоположной стороны, и вряд ли кто-нибудь пропустит столь знаменательный визит — когда еще такое случится? Так что жителям деревни будет не до Мира.

Он вышел на улицу. Действительно, вдалеке, ближе к центру деревни, собралась толпа. Люди обступили высокого во всех отношениях гостя полукругом и внимали его речам. Слов Мир не слышал, но по восхищению толпы ясно: говорит тот самый епископ Промила.

Александра знала этого церковника и, по всей видимости, знакомство не относилось к приятным. Мир догадывался, что это как-то связано с гонениями на ученых. Может, Окан Промила активно помогал изгонять неугодных. Возможно, даже лично поспособствовал отшельничеству Александры.

Мир направился на задний дворик, в огород. Их небольшой участок, для выращивания овощей на продажу располагался ближе к реке. Если посмотреть налево, в сторону деревни, то в паре десятков метров можно было увидеть крышу одноэтажного дома Сника. Ее обшарпанные скаты красовались над заросшим кустами участком, где когда-то располагался дом соседей Александры. Дом сгорел более пяти лет назад, но никто не заявлял права на участок. Если и были какие-то наследники, то они явно не желали селиться рядом с ведьмой.

Рокта представляла собой приземистое растение. Листьев его не ели, а вот бурый корнеплод, слегка горьковатый на вкус, если его смешать с маслом, вполне годился для салата с капустой.

Юноша вернулся домой без эксцессов. Никто не заметил нарушителя. Впрочем, какой из него нарушитель? Разве выйти к себе во двор нарушение?

Бабушка возилась в подвале, занимаясь своими опытами. Мир вымыл рокту, очистил её и уже отточенными до автоматизма движениями нарезал в большую деревянную миску. Бабушке только оставалось достать уже заготовленную для таких случаев капусту и дополнить ею салат, а затем заправить солью и маслом. Неплохо было бы туда еще добавить редьку, но её запасы были на исходе.

С чувством выполненного долга Мир поднялся к себе в комнату. Его ждала книга, повествующая об истории Золотого Города, придуманного замечательным автором по имени Скела Ираас. Удивительное совпадение: выдуманный книжный мир рушился под действиями Новы и ее идеологии, совсем как реальный когда-то погрузился в пучину невежества… Мир открыл книгу и вновь погрузился в неё.

***

За десять лет Золотой Город и его провинции покинуло порядка полумиллиона человек. В основном, молодых. Никто не запрещал им уезжать. Они просто уходили на юг, в новое поселение. Жаркие степи преобразовывались, неплодородные земли обогащались с помощью машин. Эти паровые монстры пропахивали землю, загребая её гигантскими ковшами, и выплевывали уже богатую минералами почву. Однако еды всё равно не хватало. Некоторые жители возвращались в более обустроенные северные районы. Обратно их принимали с сочувствием, но без энтузиазма. Большинство таких жителей выделяло в психосферу ядовитые испарения недоверия. Нова создавала иную жизнь. Старые взаимоотношения рушились.

— Что туда влечет людей? — спросил Фагода Лога, глядя на удаляющиеся транспортные диски, пышущие угольным дымом.

— Значит, что-то влечет, — безразлично ответил брат.

— Ты — ученый, ты — историк. Вот ты и скажи: в чем прелесть новой жизни? Кроме того, что она новая. Я понимаю, молодость, желание перевернуть всё вверх дном, но что заставляет этих людей бросать всё, срываться с места?

— Они называют это свободой.

— От кого?

— От нас, — Меркил почесал белую бороду. — Они не хотят жить в психосфере. Их гнетет ощущение того, что кто-то другой может услышать их чувства, их намерения.

— Всегда можно остаться наедине с собой.

— Можно, но им того мало.

— Не нравится мне это. Как я смогу относиться к человеку, если не знаю его намерений? И вообще, зачем скрывать, разве что ты не замыслил ничего хорошего. Верно?

— Я думаю, что они что-то замышляют. Они просто верят, что будут жить лучше, чем мы сейчас.

— Но разве Председатель Канте не объяснил, почему им отказали?

— Объяснил, но ответ их не устроил. По большому счету, им и не требовалось разрешения. Ясно было, что им откажут. Никто не станет устраивать переворот из-за недовольного меньшинства. Они просто хотели убедиться, что им с нами не по пути.

— Думаешь, им удастся построить новое общество?

— Не знаю. Любое общество должно куда-то двигаться. Наше — не исключение. Я не уверен, что их путь лучший. По мне, пусть всё остается, как есть. Но мы ничего не можем сделать, это их выбор…

— Так пусть делают выбор, не забирая наши машины.

— Совет постановил, — пожал плечами Меркил. — Я лично знаю председателя Канте — правильный человек, мудрый. Не зря находится на своём месте. Вряд ли он принял такое решение, не обдумав.

— Вы с ним вроде как соседи…

— Да, живет через дорогу. Он сказал, что хочет открыть клапан, чтобы выпустить пар, иначе может начаться война. Видишь ли, нельзя совместить две формации в одной, не разрушив целого. Председатель это прекрасно понимает.

— Война?! — Фагода отшатнулся, словно его ударили.

— Да, она самая. Это когда люди убивают людей.

— Разве такое возможно?!

— К сожалению. Наши предки не гнушались этим. Не знаю, прав Канте или нет. Мне кажется, его решение сомнительно. Рано или поздно новисты вернутся и снова о себе напомнят. Я не верю в их эксперимент. Он провалится. Им придется подстраиваться под среду и менять своё отношение друг к другу. Сначала один будет тайно использовать другого, затем начнется расслоение и всё станет как прежде. Понимаешь, если я что-то, замыслю противозаконное, то остальные это почувствуют и не дадут совершить задуманное. Я, ты, все мы открыты, а новисты носят при себе блокиратор. Это делает человека полностью независимым от всех моральных норм.

— Зачем им воевать? Зачем им вообще убивать других людей? — Фагода с недоумением смотрел на собеседника и дополнил. — Зачем им вообще убивать нас? Нет, ты ошибаешься.

— Надеюсь… Но, знаешь, расслоение уже заметно, между нами пропасть, и она всё расширяется… Многие родственники оплакивают новистов, словно те умерли. Родители перестают чувствовать детей. Каждый из нас с детства знал, где его отец и мать, радуются они или грустят, но, когда сталкиваешься с новистом, ощущение неприятное. Перед тобой стоит человек, ты его отчетливо видишь, говоришь с ним — все как всегда, но ты его не ощущаешь. Он смотрит на тебя и, допустим, улыбается, но ты не ощущаешь его радости. Словно перед тобой не человек, а машина…

— Неприятные вещи рассказываешь, братец… — он посмотрел в сторону посадочных площадок, куда пребывала молодежь.

Фагода рассматривал их внимательно. Новисты обменивались между собой короткими фразами, хохотали, но приподнятое настроение никак не ощущалось в психосфере. Эта группа словно отсутствовала в реальности и могла бы показаться галлюцинацией непривычному человеку. Живое существо есть, и его нет — оно не ощущается. Словно морок. Странно.

— Нам нужно встретить их посла, — напомнил Фагода и посмотрел на часы. Дисколет запаздывал. — Абсурд какой-то. Ощущение, что они создают своё государство.

Меркил тяжело вздохнул, и Фагода ощутил затаенную тревогу и грусть брата.

— Хуже, они его уже создали и назвали его Нова. Они создают другую цивилизацию.

На горизонте из-за гор вынырнула черная точка. Она росла — пассажирский паролет дискообразной формы приближался. Группа новистов засуетилась, пододвигая к себе вещи. Внешне ничем не примечательные молодые люди.

Транспорт тем временем приближался. Грохот его двигателей уже отчетливо выделялся среди городского шума. Из коротких труб, рогами торчащих из верхней части дисковидного корпуса, валил черный дым.

Всего в Центральном Городском Порту оборудовано пять взлетно-посадочных мест для паролетов. Сейчас из них пустыми оставались всего два. Фагода знал, что этот транспорт сядет на площадку номер три, около которой стоит группа переселенцев. Сейчас его беспокойство мог ощутить каждый в радиусе нескольких метров. Что сказать послу Ламбе, когда тот сойдет с трапа? Слова приветствия? Формальность, не более того. Какие-то глупые и ненужные ритуалы, когда без слов сказать удалось бы гораздо больше. Но посол не обладал способностью к телепатии, и подобная форма общения, так привычная любому жителю Золотого Города была для него недоступной. Фагода не мог преставить, каково это жить вне психосферы чужих мыслей, без нее он чувствовал бы себя инвалидом, лишенным зрения или слуха.

Зажглись посадочные огни, очерчивая круг десятиметрового радиуса. Грозная тень повисла над площадкой. Транспорт опускался, грохоча механизмами и выдыхая струи пара и жара.

Фагода и Меркил направились к посадочному кругу номер три. Фагода еще раз прислушался к чувствам переселенцев. Фантомы. Ему стало даже жутковато: не люди, а стерильные существа, чуждые восприятию…

Тут транспорт коснулся земли и, скрипнув пневматикой, замер. Стало не до новистов. Голос в рупоре объявлял о прибытии, но все желающие и так уже собрались у трапа, который громыхая шестерёнками выдвигался из днища корабля. Вскоре дверь открылась, и показался худощавый человек. Из-за высокого роста ему пришлось слегка пригнуться. Он спускался по трапу не спеша, с интересом поглядывая на встречающих.

Фагода поспешил к трапу.

— Добро пожаловать в Золотой Город, посол Ламбе Крато, — произнес он, вспоминая наставления Психослужбы. — Меня зовут Фагода Лога. Я ваш встречающий.

— Добрый день, — с улыбкой ответил посол и вопросительным взглядом указал на второго встречающего.

— Это мой брат, Меркил Лога, член Научного Совета Города. Мы вас проводим до Наоса Совета, если вы пожелаете.

— Очень приятно. Спасибо.

— Мы действительно рады приветствовать вас и надеемся, что вам понравится, — звучали заученные слова. — Паромобиль ждет вас.

— Благодарю.

Посол снисходительно улыбнулся. И хотя Фагоде такое поведение не нравилось, он старался скрыть свои негативные эмоции. Еще ни разу в жизни ему не доводилось делать таких странных вещей, но даже не высокомерие Ламбе его расстроило. Встречающий не чувствовал гостя, не ощущал его нутро. Говорить заученные слова человеку, которого не ощущаешь, всё равно что разговаривать с пустотой. Одно утешало: совсем скоро миссия завершится. Скорее бы довести Ламбе, а что случится потом, уже не его забота. Пусть Меркил и его Психослужба работают, а он, просто фермер, волей случая выбранный встречать высокого гостя, наконец, сможет вернуться домой, к своим простым делам. Хотя Фагода подозревал, что случай здесь не причем — к этой встрече Меркил приложил усилия. Вот только зачем? Хотелось бы знать.

Паромобиль, предоставленный Службой Транспорта Города, развивал скорость до тридцати миль в час. Фагода гнал его по центральному проспекту города. Двигатель выдыхал пар и натужно гудел, словно умолял сбавить обороты.

Посол устроился на заднем диване и разглядывал город с таким видом, будто бы видел его впервые. Указав пальцем на здание театра, Ламбе спросил:

— А вот его здесь, вроде бы не было.

— Совершенно верно. Он построен два года назад по проекту Маритоо, — произнес Фагода.

— Любопытно.

Что в этой новости гость увидел любопытного, фермер так и не понял. К счастью, вдали уже виднелся Наос Совета, а Ламбе больше ни о чем не спрашивал.

Позже, уже ближе к вечеру, когда закончилась встреча посла с Советом, Фагода встретился с братом. Здесь, на балконе шестого этажа Наоса Совета, расположенного в самом центре Города, открывался величественный вид на всё когда-либо сотворенное человеком. Еще никогда обычный фермер не поднимался столь высоко. В первый раз, когда он посмотрел вниз, закружилась голова, но теперь Фагода привык и не обращал внимания на пространство в несколько этажей под ним. Теплый восточный ветер мягко дул, и он иногда закрывал глаза, чтобы насладиться его дыханием.

— Как прошла встреча? — спросил Фагода, глядя на предзакатное солнце. Лучи слегка касались домов, растягивая длинные тени.

— Сложно сказать, — Меркил выглядел встревоженным.

— Я не пойму, зачем он вам понадобился. Разве нет более достойных людей? Признаться, пока я ехал сюда, думал о рокте и о дождях, но про посла в последнюю очередь…

Меркил улыбнулся и сказал:

— Так надо было.

— Объяснишь?

— Объясню, — брат выпрямился, расправляя затекшие плечи и, посмотрев по сторонам, продолжил. — Видишь ли, у нас было предположение, что посол не носит при себе никаких приборов, подавляющих проникновение в психосферу.

— Но, — удивился Фагода, — я же его не чувствовал. Он же не машина.

— Не машина, — кивнул ученый. — Он, конечно, человек, но ты верно заметил, что мы его не слышим. Мы хотели убедиться в этом.

— А причем здесь я? Щупали бы своими приборами. Зачем меня-то вызывать?

— Фагода, ты открытый человек, твои эмоции всегда бьют через край и видны. Посол сильней бы чувствовал твои эмоции, чем мои, человека рационального, понимаешь?

— Как будто…

— Так вот, пока Ламбе отвлекался, он не мог понять, какие эмоции испытываю я. Вот, допустим, я встречаю его один. Всё внимание приковано ко мне. Я пытаюсь его сканировать, волнуюсь, что он непременно заметит. Ламбе легко бы это почувствовал. Раскрыл меня в два счета.

— Значит, нам удалось его обмануть?

— Надеюсь. И не без твоей помощи, — Меркил похлопал брата по плечу. — Кстати, Совет просил передать тебе благодарность.

— Я всегда готов помочь, — кивнул Фагода, — но я не понимаю, как же он без глушилки и не в психосфере…

Меркил снова, как бы невзначай, осмотрелся. Вместо ответа брат достал механизированную записную книжку. Нажав золотистую кнопку на обложке, он активировал механизм — тот пришел в движение, открыв исписанные страницы. Фагода смотрел на графики. Их было много: тесты на психовосприятие, психозеркало, связь с психосферой и многое другое. Большинство из них представляли собой линейную функцию с константным значением близким к нулю.

— Что они означают? — Фагода озадаченно посмотрел на брата. Тот снова нажал на кнопку, механизм зашелестел мелкими шестернями, закрывая блокнот.

— Всё просто. Он не может принадлежать психосфере.

— Как?! — воскликнул Фагода и тут же замолчал, боясь, что посол мог их услышать.

— Есть два объяснения. Первое — он таким родился. Второе — его таким сделали. И, если честно, даже не знаю, что страшнее. Если же кто-то нашел способ отключать людей от психосферы, то… — Меркил замолчал и нервно забарабанил пальцами по парапету. — Мы не просто разделяемся на два общества с разными укладами. Я даже боюсь предположить, к каким последствиям это приведет. Мы разделяемся на два вида, братишка…

***

Мир отложил книгу. Первый том Истории Золотого Города подходил к концу. Осталось всего несколько страниц, он планировал осилить их вечером перед сном. Если закончить чтение сейчас, вечером придется начинать второй том, а в таком случае можно не уснуть до утра. Прочитать еще одну главу, еще одну страницу — и вот уже на дворе утро.

Александра поощряла чтение, будь то сказания или научная книга. В их маленькой библиотеке находилось несколько десятков книг — по местным меркам целое состояние. Бумага, переплет — всё стоило значительных денег. Порой бабушка покупала книги на день рождения или по праздникам, хотя случалось, что поводом для покупки служил хороший заработок или удачный урожай.

Со стороны улицы послышался далекий тихий стук, похожий на цоканье копыт. Неужели процессия епископа решила проехаться по деревне? Нет, насколько Мир успел заметить, сам иерарх церкви Триединства приехал в карете.

Юноша выглянул в окно. Отсюда виднелась лишь часть дороги, потому ничего не удалось увидеть, а звук становился всё громче.

«Проедут», — понадеялся Мир, и звук как по команде пропал. Всадник остановился. Дурные предчувствия охватили Мира. Он не испугался, но предупреждения Вицлава и присутствие в деревне высоких гостей настораживало. К тому же, никто и никогда не приходил в этот дом с добрыми намерениями.

Мир отложил книгу и спустился по лестнице. Осторожно подойдя к окну, он встал так, чтобы его не могли увидеть с улицы. Рядом с калиткой стояла лошадь, уздечка отклонена в сторону — кто-то её держал.

Из подвала поднялась бабушка.

— К нам гости? — то ли спрашивая, то ли утверждая, сказала она и подошла к окну.

— Кто-то приехал верхом.

— Я посмотрю.

— Да я сам…

— Вот этого как раз не надо. Кажется, я догадываюсь, кто к нам пожаловал.

Александра открыла дверь. Мир прислушался.

— С прибытием, священник Крарта.

— Доброго дня, Александра. Да прибудет с вами благословенная Тэна. Разрешите войти?

Небольшая заминка не укрылась от Мира, но бабушка ответила положительно. Он не знал, скрыться ему или нет, и прежде чем успел решить, они вошли. Священник, как и положено, выглядел аскетично. Темно-серая сутана с символом трех колец, словно застывших во вращении вокруг одного центра — символ триединства мира — висела на нем мешковато.

— Здравствуйте, — произнес Мир, когда священник осмотрел холл и задержал взглял на нем.

По всей видимости, Крарта ожидал увидеть уродца, потому не вздрогнул, и даже вежливо ответил:

— Да придет в ваш дом свет Тэны, молодой человек.

Мир, как подобает, поклонился.

— Что привело вас? — спросила бабушка.

— Ничто человеческое не чуждо нам, Александра, да?

Бабушка нахмурилась.

— Вижу, вдали от цивилизации вы остались верны своим принципам, — рассматривая Мира, продолжал гость. — Тэна внимательно следит за чистотой природы. Наши глаза — Её глаза, наши уши — Её уши.

— Предлагаю пройти на кухню. Мир, иди в свою комнату.

Неприятный взгляд священника гнал прочь сильнее любых слов. Новых конфликтов, тем более с Церковью, порождать не стоило, потому Мир направился к лестнице и стал не спеша, как ему показалось, с достоинством, покидать поле боя.

— Оно слушается, — с явным удивлением сказал Крарта.

Слова прозвучали негромко и не предназначались никому, но Мир их услышал. Священник сказал «оно», словно перед ним стояла вещь, а не человек. Юноше захотелось развернуться и высказать всё, что накопилось у него в душе. Вспомнилась даже Вая Риман, которая с такой брезгливостью отвернулась от него. Гнев вскипал в крови, но Мир дошел до двери, не подав виду. Краем глаза заметив, как Александра уводит гостя на кухню. Какой смысл биться об стену? Только лоб расшибить.

— Оно, — передразнил Мир и не без удовольствия представил, что ответил священнику. — Оно идет на кухню.

Мысль пришла неожиданно. Мир даже улыбнулся. Да, это именно то, что нужно. Удачная шутка могла бы поставить священника на место и не вызвать подозрений. Осталось только воплотить её в жизнь. Ступеньки лестницы слегка поскрипывали — его бы услышали, потому пришлось искать другой путь.

Юноша вошел в комнату и приблизился к окну. Аккуратно, боясь произвести даже малейший звук, он повернул замок и медленно раскрыл ставни. Отсюда было видно, что жители деревни собрались в центре деревни. Видимо, проповедническая часть представления подошла к концу. Ожидать милости Тэны, остались немногие.

Мир перелез через подоконник и повис на раме, прямо над железным баком с дождевой водой. Под весом она слегка заскрипела. Вот будет неприятно, если рама не выдержит. Тогда придется долго объяснять, зачем он пытался выйти на улицу таким причудливым способом.

Оттолкнувшись ногами от стены, Мир полетел вниз, готовый сгруппироваться, как учили книжки, но тут что-то больно ударило о голень, и он рухнул на землю, больно ударившись локтем — рука онемела.

«Ладно, хоть шею не свернул», — подумал он, поднимаясь и массируя ушибленную руку. Первая часть плана удалась без серьезных происшествий.

Мир направился к лошади. Священник намотал уздечку на столб слева от калитки и завязал конец узлом. Осмотревшись — никто его не видел — Мир ослабил узел и подтолкнул лошадь. Та посмотрела на него черными глазами, но с места не сдвинулась.

— Ну, чего стоишь? Давай, иди, — шепотом приказал он. — Но!.. Давай.

Лошадь неодобрительно покачала головой, растрепав гриву, но осталась на месте, отказываясь идти. Мир снова толкнул её, но уже сильнее. Управляться с этими животными, он не умел, хотя несколько раз видел всадников. Отломав ветку, Мир хлыстнул ею лошадь — та попятилась. Юноша замахнулся еще. Метод оправдал себя. Лошадь сделала несколько шагов, узел окончательно развязался, и она побрела в сторону поля. Пусть теперь Крарта отлавливает её.

— Оно…Само… — хмыкнул Мир и еще раз оглядевшись, выбросил импровизированный хлыст и направился обратно.

Только сейчас он сообразил, что вернуться не может. Надо же, как глупо. Через входную дверь не пройти — услышат. Оставалось только затаиться где-нибудь и ждать, пока гость уйдет. Заодно можно будет посмотреть, как священник бегает за лошадью. Может, он скажет даже что-нибудь недостойное его сану — вот потеха.

Проходя мимо окон, Мир пригнулся и замер. Несмотря на то, что ставни были плотно закрыты, голоса всё-таки пробивались. Юноша невольно прислушался.

— Говорят, любопытство восьмой грех, Александра, — говорил священник.

— Неужели вам семи недостаточно?

— Все мы грешные дети Тэны. Значит, вы говорите, что это зерно рокты?

— Да, это зерно рокты, — с непоколебимой уверенностью отвечала Александра.

— В нем не должно быть зеленоватого оттенка — это знает любой, кто знаком с землей. Мать Тэна принимает зерна только своего цвета. Никто не может заставить её принять семя с зеленоватым отливом, только с коричневым.

— Я не собираюсь заставлять её принимать это зерно.

— Но вы же собираетесь бросить его в землю? Разве это не опасное занятие?

— Не опасней, чем бросить любое другое. Разницы никакой нет.

— Значит, всё-таки пытаетесь заставить принять это неугодное зерно?

— Крарта, это обыкновенное зерно. Каждое шестнадцатое зерно немного зеленее, чем остальные. Ничего неугодного здесь нет.

— Не бывает такого! Тэна бы не допустила. Это продукт магии, как бы вы её ни называли. Хоть математической биологией. Это же антинаучно. Как ученый, вы должны понимать, что Тэна принимает только коричневые зерна рокты. Я, конечно, не ученый, но даже мне это ясно. Теперь я точно знаю, чем вы тут занимаетесь.

— О чем вы?..

— Этот мальчик, которого вы создали, тоже продукт магии. У него тоже что-то не то с цветом волос, глаз. Он гомункул. Зачем вам это? Зачем вы создаете вещи, неугодные богине?

— Ну, с чего вы взяли, что они неугодны? Он родился таким, поймите. Родился! В природе есть место разнообразию. Так же и с зерном. Посмотрите на людей. Каждый из них по-своему уникален. У кого-то глаза побольше, у другого нос иной формы, у третьего — слегка сероватый оттенок волос, одни люди — выше, другие — ниже. Не станете же вы отвергать очевидного?

— Всякому разнообразию есть свой предел. Не нам определять границы.

— Причем здесь границы? Да это же так просто. А что такого случится, если я просто возьму краску и перекрашу зерно в оранжевый цвет?

— Тэна не принимает перекрашенные зерна.

— Конечно. В краске содержатся яды, потому зерно погибает. Так же и человек, если будет ходить долго измазанный в краске, кожа у него покроется волдырями. Любое неестественное вызывает у природы отторжение. А зеленоватые зерна — это нормально. Каждый фермер знает это и сажает их без опаски. Каждый видит на практике, что такое изменчивость. Или вы скажите, что Тэна так глупа, что копирует свои создания?

— Не богохульствуйте! — раздался резкий звук — судя по всему, священник вскочил и стул, на котором он сидел, отлетел в сторону. — Мало того, что вы продолжаете заниматься магией, еще и подвергаете сомнению мудрость самой Природы! Вспомните, как бурлила общественность, каким праведным гневом разразилась она, когда вы посмели утверждать, что на самом деле миром правят случайности. Не зря вас выгнали из Академии, — Крарта засмеялся, — Если помните, дело чуть не дошло до суда. И только милость Церкви Триединства и великой Тэны — да прибудет с нами Её благодать! — позволили вам избежать наказания. И вот, что мы видим, вы снова взялись за старое.

— Тут нет никакой магии! Всё же очень просто. Есть правила, а есть исключения. Каждое шестнадцатое зерно зеленоватое. Я просто их отсеяла.

— Хорошо, что не отрицаете своей причастности. Похвально. Покаяние первый шаг на пути к прощению.

— Чего вы от меня хотите? — прервала спор Александра. — Вы меня и так уже сослали в эту глушь.

— Вы будоражите народ.

— Эти крестьяне испугались бы даже парового котла.

— Существо, которое вы создали, пугает местных жителей. Мать Тэна всё видит. И мы призваны оберегать покой Её детей. Мы не можем оставаться в стороне, пока вы надругаетесь над Её творениями.

Мир приподнялся и заглянул на кухню. Священник стоял около стола и поучал, подняв палец. Александра, бледная как мел, стояла в стороне. Что значит «которое вы создали»? Неужели бабушка вырастила его, как обыкновенный цветок? Неужели у него никогда не было родителей? Просто не укладывалось в голове. Юноша отказывался верить. Да и с чего ему верить словам какого-то глупого церковника?

— Я надеюсь, — Крарта положил на стол что-то крошечное, — это семя не ядовито.

— Что вы говорите? Конечно же, нет. Зачем мне это?

— Не знаю, не знаю, — сказал Крарта, поднимаясь. — Это уже ваш выбор. В прошлый раз вы не сделали выводов, Александра. В этот раз вы заходите слишком далеко.

— Но вы же сами видите, я не занимаюсь ничем опасным. Спросите людей на рынке — они с удовольствием покупают у меня еду, и никто ни разу не отравился. Спросите и вы узнаете, — догоняя уходящего гостя, говорила Александра. — Нет здесь никакой магии. Нет, и никогда не было!

— Я лишь скромный служитель, — Крарта уже направлялся к выходу, слова не убеждали его. — Прошу простить меня. Да прибудет с нами благодать Тэны. Пусть гнев Её будет всемилостив. Покайтесь, Александра. Покайтесь, пока не поздно!

Дверь хлопнула. Мир прижался к стене и медленно, старясь не производить лишнего шума, поспешил скрыться за домом. Крарта угрожал им, и еще сказал, что Мир был создан, выращен. Какой абсурд! Но вдруг он прав?

Вскоре со стороны дороги послышался стук копыт — Крарта быстро нашел свою лошадь и уезжал. Мир еще стоял некоторое время, не в силах двинуться с места, а затем вернулся в дом.

Александра сидела за столом и разглядывала зернышко, словно видела его впервые. Она обернулась на звук и с удивлением спросила:

— Ты выходил? Я не слышала.

— Я отвязал лошадь этому дураку.

Александра невесело рассмеялась. Мир увидел, насколько она стара, словно кто-то разом добавил ей десяток лет. Сейчас перед ним сидела изнеможенная пожилая женщина, умудренная опытом и долгими годами жизни, некогда бывшая великим ученым, а теперь, выброшенная на обочину жизни, ставшая крестьянкой без всякой возможности вернуться обратно. Жизнь ломала её, связывала по рукам и ногам, но не смогла сломить волю и жажду знаний.

— Забавно, — без явных эмоций сказала она. — Он на секунду потерял самообладание. Глупец, до сих пор думает, что наш мир плоский, как его ум. Он даже не представляет, что говорит.

— Я все слышал.

— Слышал?! — рука дрогнула, и зернышко выпало из рук.

— Что теперь с нами будет?

— Не знаю… Возможно, нам придется переехать.

— Он сказал, что ты создала меня, — едва выдавил из себя Мир. Его трясло от напряжения. Он даже не поверил, что смог спросить, но что-то внутри говорило ему, что такие вопросы нельзя откладывать. — Это правда?

— В каком-то смысле, да. Я же твоя бабушка.

— У меня не было родителей? — его голос дрогнул.

— Что?! — она удивилась и на секунду потеряла дар речи. — Да что ты такое говоришь? Конечно же, были. Этот глупец и догматик ничего не знает о жизни. И ты туда же. Не ожидала от тебя. Честное слово, не ожидала…

Миру стало нестерпимо стыдно. Что за глупый вопрос? Расстроил и без того взволнованную бабушку.

— Извини, я не подумал. Глупо как-то.

— Да уж, это точно. Подумал бы, так не говорил бы такой глупости…

Александра выглядела печальной. А чему радоваться? Спокойной жизни приходил конец. Скорее всего, придется уезжать как можно дальше. Церковная бюрократия, конечно, неспешна, но что касается вопроса еретиков, скора на расправу. Никто и глазом моргнуть не успеет, как двое отшельников станут опасными преступниками.

— Сборы начнем завтра. Я надеюсь, Вицлав сдержит свое обещание и отдаст нам твой паспорт. Деньги ему должны помочь вспомнить об обязанностях. Мы уедем с тобой, и в деревне будет спокойней. Ему сплошная выгода.

Александра поднялась. Мир видел, что она хотела сказать еще что-то, но не решалась. Кажется, она решает вопрос, не связанный с церковным конфликтом.

— Мир, — твердо сказала она, очевидно придя к выводу. — Ты уже взрослый. Я не могу не замечать, какие вопросы ты задаешь. Я бы хотела с тобой поговорить. Знаешь, в чем-то Крарта прав.

— Прав? — удивился юноша.

— Да, он, конечно, тупоголовый, но все-таки кое-что обо мне знает. Мы уже встречались раньше.

— Да, я заметил, — признался Мир. — Это он изгнал вас?

— Не то чтобы именно он, но Крарта курировал наше отделение в Академии. Я была биологом, пыталась понять связь между поколениями растений, животных, математическую связь. Мои опыты подтвердили ее. После того, как я опубликовала свои работы, меня изгнали из Академии, а затем мною занялась церковь, — Александра ненадолго замолчала, погрузившись в воспоминания. — Но поговорить я хотела не о моем прошлом.

— А о чем?

— Как думаешь, — она лукаво улыбнулась, — я похожа на колдунью?

— Нет, — растеряно ответил Мир. — Что здесь такого магического? Я же сам отбирал зерна и все видел. Обычная математика.

— Нет-нет, я не об этом, но Крарта прав. Я же немножечко колдунья.

— Колдунья?.. — эхом прошептал он, не веря своим ушам.

Как завороженный Мир сел за стол. Внутри все трепетало от нетерпения, но юноша боялся заговорить. Пожалуй, ничего более необычного он даже и вообразить бы не мог. Бабушка колдунья? Его бабушка? Но ведь все колдовство — не более чем глупая выдумка! Услышать такое от Александры — от кого угодно, но только не от нее…

— Да, — Александра хлопнула ладонью по столу, — и день подходящий. Я тебе никогда не рассказывала, но немножечко колдовать умею. Смотри.

Бабушка подняла ладонь. На столе лежал серебристый шарик размером с горошину. Он выглядел очень мягким, добрым, теплым, если не сказать большего: шарик казался живым.

Глава 2

Фиш являлся первым свободным трейдером Новы. Теперь уже мало кто помнил его настоящее имя. Все звали его — Фиш. Это прозвище он заслужил за ловкость и быстроту, с которой расставлялись его сети. Как у любого свободного трейдера, у него в запасе всегда находились пара-тройка трюков, способных удачно провернуть сделку.

Забавно, но жители Золотого Города с легкостью принимали даже самые невыгодные условия, а затем прибегали и просили отменить ее, на каком-то основании полагая, что он, Фиш, с ними согласится. Настолько нелепой выглядела ситуация. Думать надо, думать! Неимоверная глупость и наивность горожан поражала. Кто-то сказал «обман»? Но помилуйте, что вообще такое обман? Никто не обещал, что более дешевая газовая горелка будет работать те же пять лет, как ранее произведенные в городе. Обман — не более чем слово, за которым стоит недальновидность, а причем здесь трейдер? Да, все-таки жители города были очень глупы и ничего, кроме презрения, не заслуживали.

После года активного переселения, поток колонистов иссякал, промышленность набирала обороты, а все эти хитросплетения игры в идеологию не увлекали его с самого начала. За тридцать лет участия в проекте «Нова», он понял главное: каждый сам по себе, а кто думает иначе — просто глупец. И в один прекрасный день, ему пришла мысль: заниматься распределением прибывающих из Города грузов не его призвание. За работу он не получал заслуженного уважения, а ведь еще в студенчестве его рассказы расходились среди друзей и сокурсников гораздо быстрее тяжелых и скучных томов энциклопедий. Идеи сформировали небольшой клуб, который вошел в состав мало кому известной тогда организации. Впрочем, это было давно. Тогда Фиша звали как-то иначе, да и был он совершенно иным человеком. От былой наивности не осталось и следа. Теперь он точно знал, куда движется мир. Главное сейчас, удержаться на гребне новой волны.

Именно в тот год Фиш начал новую жизнь. А все началось с простого вопроса, который он задал самому себе: что нужно человеку, не ему, а простому работяге? Да немного: своя земля, инструменты, уже заготовленные зерна, опыленные цветы, автоматизированные чайники, плиты и прочая мелочь, незаменимая в быту. Что нужно нарождающейся промышленности? Металл и станки. Внезапная идея ударила словно гром. Зачем он сидит здесь, в душном помещении и занимается распределением «общего добра», когда можно с таким же успехом сделать его своим? Именно в этот момент он стал первым трейдером.

Совет Золотого Города с недоумением и непониманием относился к деятельности трейдеров и пытался представить, что же толкает этих людей. Ведь почти все, что нужно Город поставляет переселенцам в достаточном для жизни объеме. Горожане так привыкли жить в одном большом сообществе, что абсолютно не видели тех возможностей, которые открывала им Нова. Зачем всю жизнь работать на некое абстрактное общество, когда можно легко перепродать уже созданное и жить припеваючи? Кто привезет фермеру машину для сортировки зерен и паровую мельницу? Никто. Именно об этом Фиш сейчас напоминал Главе Снабжения Города и старшему Научному Советнику Председателя Меркилу Лога:

— Но как же так, — распалялся Фиш, — два года я снабжаю Город прекрасными инструментами, которые перемалывают зерно в муку, прессуют металл. Переплавляют сталь тоже мои машины. Как же вы планируете обойтись без запчастей, когда те начнут выходить из строя?

Меркил не смутился. Советник даже сделал вид, что не слышал последних слов, но этот факт нисколько не зацепил бывалого трейдера. Фиш уже начинал догадываться, к чему вскоре подойдет разговор, потому умерил свой пыл. Советник провел рукой по столу, поднялся из-за него и подошел к окну.

— Скажите мне, вы знаете, сколько существует наш Город? — всматриваясь в окрестности, спросил Лога.

— Около пятисот лет.

— Пятьсот тридцать два года, если быть точным. Летописи точно хранят дату его основания, как и причину, по которой люди до недавнего времени жили здесь. Одиннадцать лет назад начался исход новистов, как вас называют, в разговорах граждане. Вам хорошо известна причина?

— Да. Это знает каждый.

— А как насчет основания Города?

— Ну, мало ли причин… Это случилось так давно…

— Наши пращуры, которых мы называем Древними, подчинили себе все окрестные племена, но не смогли удержать ее под контролем из-за множества распрей, которые повторялись регулярно в том обществе. Тогда они создали психосферу, чтобы закрепить единую связь общества, стать единым целым. Насколько нам стало известно, вы стояли у истоков Новы, которая разъединила нас на два общества. Год назад я принимал участие во встрече посла из ваших земель. Мы знаем, что у вас нет контактов с психосферой, в которой живет каждый житель Золотого Города. Все это помогает… вашей работе. Видите ли, — вздохнул Меркил Лога и повернулся, — проблема не в самой колонии и даже не в вас. Проблема в тенденции, которая назревает в Городе. И боюсь, вы только ускоряете ее развитие.

— О чем вы, Советник?

— У нас достаточно своих производственных мощностей, чтобы покрыть все потребности.

— Но вы же не можете создавать именно те образцы, которые поставляю я. У вас нет ни схем, ни нужного сплава, а людям нужна именно наша продукция. Любая другая уже не подойдет. Вы меня понимаете?

— Разумеется. И в этом состоял ваш план, верно?

— Простите, господин Советник, но какой план?

— Ваша изворотливость меня просто поражает. Вы сказали «господин»? На каком основании вы выделяете меня из остальных горожан?

— О, я понимаю, к чему вы клоните.

— Да, скажу честно, мне ваша идеология не нравится.

— Вам или Единому Обществу?

— Мне, как Единому Обществу. Мне, как жителю Города. Экономические потери не так страшны. Мы разрешили вам уйти, чтобы сохранить стабильность, помните?

— Простите, Советник, но пятьсот лет стабильности ничего хорошего не принесли, — слова Меркила начинали раздражать Фиша. Он вел себя как раб, простой винтик в гигантском механизме. Да разве это жизнь? — Это нестабильность. Люди лишены инициативы, лишены возможности делать, что им хочется, иметь то, что им хочется. И сейчас вы лишаете их даже такой маленькой радости, как собственные вещи. Пять сотен лет мы идем по одному кругу. Конечно, может быть, идущему и кажется, что он в движении, но мне, как стороннему наблюдателю, все видится иначе.

— Если бы вы были в психосфере, вы бы не ощутили грусти или разочарования наших людей в существующем порядке. Скажу даже больше, мы довольны таким положением дел.

— Я лишь раздвигаю горизонты… Каждый может быть больше, чем доволен, он может быть счастлив.

— Счастье через владение другими?.. Опасные горизонты, от которых мы отказались давно и не просто так. Древние превратили мир в бесплодную землю. Вы желаете повторить их опыт?

Фиш фыркнул. Он уже давно заглянул за горизонты и не увидел ничего опасного. Что произошло пятьсот лет назад, его абсолютно не волновало. В конце концов, какое ему дело до таких далеких времен и каких-то там Древних? Трейдер жил здесь и сейчас. Лога просто боится потерять свою паству, заключенную в кованые цепи психосферы. В какой-то момент трейдер даже ощутил себя освободителем темных людских масс. И хотя, конечно, его дело сводилось к простому обмену товарами, за каждым таким актом стояло нечто большее. Люди не просто покупали вещь, они приобретали ценность и стиль жизни. Именно стиль так необходимый ему, первому трейдеру Новы… И теперь, по воле какого-то бесполезного Совета, его готовый к отправке товар будет ржаветь на складах. Все то, во что он вкладывал свои силы и ресурсы, внезапно должно рухнуть?

Трейдер еще несколько минут пытался достучаться до Советника, но тщетно. Тот твердо стоял на своей дубово-примитивной позиции и был непробиваем. Вскоре Фиш понял, что все его попытки обречены на провал.

— Вы не понимаете, — сказал Меркил Лога, когда трейдер уже начинал отмахиваться от его слов, — все уже решено. Совет вынес постановление сегодня утром. Более того, Совет прекращает поставки всех грузов в Нову.

Эта новость ошарашила трейдера, и он совершенно искренне спросил:

— Почему?

— Причина поставок до этого момента заключалась в том, чтобы дать вам возможность жить по-своему, устроиться на новом месте. Мы заботились о вас, как о своих птенцах, перелетевших в новое гнездо. Совет считает, что оно уже обустроено. Тем более, это подтверждает факт вашего присутствия здесь. Не будь у вас излишков товаров, не появились бы трейдеры.

«Да уж, здесь в логике не откажешь», — с раздражением подумал Фиш. Нова тщательно скрывала новые фабрики, а представители Города боялись показаться в новых селениях. Их пугали люди вне психосферы. Такое положение дел играло на руку и трейдерам, и властям Новы, помогая выбить дополнительные ресурсы.

— Тогда вы должны понимать, что только трейдеры смогут наладить связь между нашими народами.

— Народами… — с грустью сказал Советник. — Нет, первый трейдер, не выйдет. Ступайте. Боюсь, наш разговор окончен.

Фиш вышел из Наоса Совета, когда на Город уже опускался вечер. Для него ситуация была, как говорится, яснее некуда. Совет планирует разорвать сообщение между Новым и Золотым Городом. Уничтожить ту связь, которая до сих пор держала два народа хотя и на расстоянии, но все же обозримом.

«Страх», — подумал Фиш. — «Он лишает их ума».

Но первый трейдер не достиг бы таких высот, если бы бросал дело на полпути — все начинания стоит доводить до конца. Так что его не пугали запреты Советника.

«Да пусть хоть сама Вселенная против. Мне-то что с того?» — подумал Фиш и по-кошачьи хищно улыбнулся. Совет Золотого Города объявляет ему войну? Что ж, первый трейдер Новы готов к битве. Его честь, успехи, слава и имущество — теперь это все стояло на кону!

Фиш задумался, какой властью обладает Совет. Да лишь фиктивной. Все самое важное происходит там, в народе. Мелочи жизни — вот что имеет настоящую власть, а он делает эти мелочи жизни доступными и желанными. Совет уже не сможет переписать правила игры, как бы того не хотелось Советникам. Фиш первым разгадал маленькие человеческие слабости — он станет первым, кто воспользуется ими в новой войне.

***

Мир любил эти тихие минуты, когда вечером с книжкой в руках погружался в дивную новую вселенную, полную невероятных приключений и ярких идей. За окном шумели деревья, ночные птицы, изредка подлетавшие к дому, напоминали о себе щебетом, дрожало от сквозняков пламя керосиновой лампы — все не имело никакого отношения к реальности. Настоящая реальность лежала там, среди тонких лент-строчек.

Второй том «Истории Золотого Города» оставался лежать на тумбочке. Первый закончился на слове «война». Пару дней назад Мир заглянул в середину второго тома и обнаружил вселенную, погруженную в пучину конфликта, вышел из-под контроля обеих сторон. Проблемы нарастали как снежный ком. Не оставалось никаких сомнений, что вскоре искра, брошенная Новой, разгорится в пламя самой настоящей гражданской войны в Золотом Городе.

Эти выдуманные вселенные обладали притягательной силой неизвестной природы, но сейчас мысли Мира постоянно возвращались к тому откровению, которое поведала Александра после ухода священника. Именно оно не давало заснуть юноше в эту ночь.

— Это… фокус? — неуверенно спросил тогда он, когда бабушка подняла ладонь, а на столе лежала загадочная бусинка серебряного цвета.

— Никаких фокусов. Все настоящее.

Александра накрыла шарик ладонью, затем подняла ее — шарик исчез. Она снова положила руку и подняла. Странный предмет появился снова.

— Что это? — спросил Мир и потянулся, желая дотронуться до него, но Александра остановила его жестом мягким, но не терпящим возражения.

— Тихо, прислушайся.

Мир убрал руку и напряг слух. Тихий тонкий звон, где-то на грани слышимого, исходил из этого предмета.

— Слышишь?

— Да…

Александра, не скрывая своей радости, сказала:

— Отлично. Он признал тебя. С сегодняшнего дня, он твой.

— Мой? Но что это? Откуда он?..

В голове кружилось еще множество вопросов.

— Это живое существо, которое умеет радоваться и грустить совсем как мы, но только выглядит иначе. Сейчас я не могу ничего объяснить. Все очень сложно и запутанно. Человек, который мне его передал, сказал, что его невозможно отнять, можно только подарить. Она называла его Светлячком.

— А он может передвигаться? — разглядывая Светлячка, спросил Мир. Со всех сторон тот был одинаков: ни лапок, ни хоботка, ни глазок — ничего. Обычный серебристый шарик.

— Нет, не может. Во всяком случае, не в таком состоянии.

— Это как?

— Пока он на столе, — неопределенно ответила бабушка.

— А он не против лежать на дереве? Я просто подумал, может, ему неприятно.

— Сейчас он мало что ощущает. Разве что наше присутствие на уровне инстинктов. Вообще его место жительства — человеческое тело.

Мир невольно отодвинулся от серебристого шарика, словно тот мог прыгнуть.

— Не бойся, — улыбнулась бабушка. — Это не паразит, а скорее, симбионт. Светлячок не может долгое время жить без человека. Смотри, сейчас он серебристый, значит, сытый и довольный. Если его долго держать вне тела, он темнеет. Так прожить он может до двух месяцев, а затем становится черным и впадает в спячку. Смотри.

Александра медленно поднесла ладонь к Светлячку так, чтобы Мир видел происходящее. Как только кожа коснулась серебристой поверхности, крохотные, едва заметные волны пробежали по ней. Та часть, которая коснулась кожи, на миг побагровела и стала растекаться по ладони. Через мгновение шарик уже представлял собой свисающую каплю, а затем и вовсе пропал.

— Вот такое маленькое колдовство, — довольная произведенным эффектом, сказала Александра.

— Ну, надо же…

Мир пригляделся. Даже наблюдая процесс слияния, он не замечал никаких признаков присутствия Светлячка в руке. Кожа в этом месте не выступала, даже не изменила цвет. Казалось, все осталось по-прежнему.

Александра поднесла ладонь к столу, и процесс повторился в обратном направлении. Светлячок снова лежал на поверхности и переливался серебром.

— Он здоровается с тобой.

— Со мной?

— Да, теперь ты его Хозяин. Это мой главный подарок на твое совершеннолетие.

— Спасибо, — неуверенно ответил Мир. Подарок его интриговал и пугал одновременно. Ему не приходилось еще встречаться с подобными существами. — А что он умеет?

— С этим ты разберешься потом. Но знай, что он для тебя не опасен, но другим прикасаться к нему не следует. Светлячок не примет никого, кроме тебя или меня. И все же я прошу пока не трогать его, немного подождать. Второе, что ты должен усвоить: никогда и ни при каких обстоятельствах не говорить о нем с посторонними. Если кто-нибудь спросит про него, пусть хотя бы намекнет, что знает о его существовании, знай, этот человек — враг тебе.

— Почему?

Мир с каждым словом понимал все меньше и меньше. Только что ему казалось, что ему дарят нечто полезное, а теперь даже не представлял, что думать. Неуловимая тайна, даже ключ к которой неизвестен, окружала странный подарок.

— Вероятно, его попробуют отобрать или заставить использовать Светлячка в своих целях. Мальчик мой, он не просто симбионт — он символ и источник большой власти.

— Какой власти?

— Ты сам узнаешь, но потом. Время еще не пришло. Пока я хочу, чтобы ты хранил его. Светлячок важнее любой вещи на свете. Никому не показывай и не рассказывай о нем. Помни, что я тебе сказала.

— Да, я запомнил. Во-первых, никому и ни при каких обстоятельствах не показывать его, а во-вторых, кто спросит — тот враг.

Александра удовлетворенно кивнула. Миру захотелось коснуться серебристого шарика немедленно, несмотря на всю странность этого существа. Он чувствовал, что в нем заключена какая-то тайна. Видимо, почувствовав настроение, Александра повторила:

— Не сейчас.

— Но когда? Почему не сейчас?

— Сейчас расскажу, будь терпеливым. Светлячок достался мне при очень неприятных обстоятельствах.

Мир почувствовал, что Александра подходит к главному.

— Тринадцать лет назад мне отдала его одна женщина. Ты часто спрашивал о родителях… Так вот, эта женщина… Она была твоей матерью и взяла слово, что, когда ты вырастешь, станешь юношей, я отдам тебе Светлячка с этими двумя напутствиями.

— Мама?!

Мир не мог поверить своим ушам: все это время Александра прекрасно знала его родителей и не говорила!

— Она просила тебе ничего не говорить до твоего совершеннолетия и взяла с меня слово.

— Мама жива?

Александра не отвечала, но по глазам Мир видел, что ответ будет отрицательным. Он надеялся, что ошибся и услышит: «Конечно, жива, просто так сложились обстоятельства, что вы не могли встретиться, но теперь это возможно».

— Нет, — ответила Александра, — она умерла в тот же день.

— Как? Как это случилось?! — спросил Мир. Его уже трясло от напряжения.

— Она погибла в катастрофе. Корабль сел на мель и пошел ко дну. Я смогла спасти тебя, но не ее. Тогда же она мне отдала Светлячка и взяла с меня слово.

— А отец?..

— Его не стало тогда же.

— А где это было?..

— Сиреневое море, пароход «Коралл». Был сильный шторм…

Мир кивал. Да, очень смутно, почти на грани сознания, юноша припомнил какие-то волны, холодные объятия воды, запах металла, но настолько смутно, что в любой другой момент он посчитал бы такие воспоминания ложными. Говорят, бывает такое, но сейчас Мир отчетливо понимал, с какими обстоятельствами связаны эти воспоминания и страх. Да, он помнил и даже не знал об этом. Значит, пароход «Коралл», Сиреневое море. Тринадцать лет назад. Именно там покоятся останки его родителей.

— Кем они были? Я даже не знаю их имен.

— Учеными, достойными людьми. Твою маму звали Амалия. У нее были длинные белые волосы с молочным отливом. Очень красивая. Я бы даже сказала, сказочно красивая, настоящая принцесса.

— Амалия… А отец?

— Отца твоего звали Клиан. Ты больше похож на него.

— А у него, что… были такие же темные волосы? — неуверенно спросил Мир. — Такие же…

— Уродства? Нет, — Александра отчего-то виновато улыбнулась, — вполне обычные волосы. Такая чудная пара.

— А они тоже работали в Академии Просвещения?

— Нет, Амалия и Клиан не работали в обычном понимании этого слова. Я бы их назвала свободными исследователями. Я мало знаю, ведь мы с ними познакомились на борту корабля за день до трагедии, — Александра задумалась, припоминая события. — Я вышла на прогулку и разговорилась с приятной женщиной. Вскоре мы поняли, что на многие вещи и события смотрим схоже. Я тогда занималась исследованиями в области атомов. На эту проблему можно взглянуть с точки зрения дискретной математики и объяснить структуру атомов, как систему с конечным числом состояний. Даю голову на отсечение, что никто раньше не помышлял о такой идее. Им эта идея понравилась. Клиан занимался культурологией и археологией, а Амалия была биологом. Именно после крушения я переключилась на биологию. Так сильно Амалия на меня повлияла… Думаю, они бы заслужили звание великих ученых, если бы не та трагедия.

— А почему они просили не говорить об этом до моего совершеннолетия?

— Не все сразу.

Юноша кивнул. Что-то она утаивала и весьма существенную часть. Наверное, есть веские причины, но форсировать события не стоило, поначалу необходимо осмыслить происходящее. Подумать только, его родители — великие ученые. Какая гора с плеч! И занимались они чем-то очень интересным, раз передали Светлячка Александре.

— Должно что-то сохраниться, — сказал он. — Раскопки, записи в научных журналах — все, что угодно. Нельзя просто раствориться, не отставив после себя ничего.

— Конечно, — закивала головой Александра, — Клиан называл свое место работы Источником. Он говорил, что там находятся тайны происхождения нашей цивилизации. Когда все утрясется, мы обязательно найдем его и все узнаем…

Мир грустно улыбнулся. Он был удивлен, немного рассержен за вынужденные тайны Александры. Но теперь он точно знал, что его родители — не преступники, а великие люди, совершившие прорыв в научной мысли. И только трагедия не позволила им стать знаменитыми, а ему счастливым.

Сейчас он лежал на кровати, глядя на потолок и представлял, как сидит на табуретке рядом с отцом, напряженно размышляющим над очередной дилеммой. Вот Клиан удовлетворенно кивает головой и что-то заносит в тетрадь, откладывает перо. Его умный оценивающий взгляд скользит по только что записанным строчкам. Откинувшись на кресло, он с улыбкой смотрит на Мира. Стук в дверь. В открытом проеме виднеется фигура матери, подсвеченная сбоку дрожащим светом керосиновой лампы. «Мальчики, проголодались?» — спрашивает мама. «Да!» — одновременно кричат они, почувствовав сладкий запах яблочного пирога, приносящий тепло и мягкую грусть.

«Да», — вздохнул Мир. — «Все могло случиться именно так».

Возможно, что ему удалось бы понять смысл идей и продолжить исследования своих родителей, ведь и в математике, и в биологии он разбирался неплохо. Во всяком случае, Александра так говорила. Конечно, археология и культурология — не его конек, но и этому можно научиться. Вот только надо разобраться со Светлячком — единственным наследием его родителей. Что же это такое и почему к нему пока нельзя прикасаться? Когда же наступит тот момент? И что произойдет тогда?

Мир сел на кровати и отодвинул ящик тумбочки, в котором лежала единственная вещь: кожаный мешочек, а внутри — Светлячок. Александра сказала, что шарик почернеет через два месяца.

«Два месяца — не так уж и долго. Не то, что тринадцать лет… Можно потерпеть», — сказал себе Мир и, задвинув ящик, зевнул.

***

Казалось, прошло всего несколько секунд с тех пор, как Мир погрузился в сон, но странные звуки заставили его открыть глаза. Они доносились с улицы. Поначалу ему подумалось, что где-то неподалеку ведется собрание, и народ что-то бурно обсуждает. Почему и по какому поводу собрание он не сообразил, а звуки человеческих голосов становились все громче. Происходило нечто странное, но просыпаться ему не хотелось. И, тем не менее, Мир встал с кровати и подошел к окну. Увиденное заставило его мгновенно проснуться.

Десятки огоньков неумолимо текли по тропе в сторону их дома. Шум толпы нарастал, становился все отчетливей. Мир отступил не в силах поверить в происходящее. Его словно парализовало. Он завороженно смотрел, как горящая змея медленно и неумолимо приближается. Еще минуту, и жители деревни будут здесь. Наконец, он осознал, что следует делать.

— Бабушка! Бабушка, они идут! — прокричал Мир, вылетая из комнаты и устремляясь наверх, в спальню Александры. — Они идут! У них в руках факелы!

Юноша влетел в дверь и замер. Александра исчезла! Постель, конечно, не заправлена, но где же она сама? Толпа вот-вот ворвется в ворота и случится самое страшное: он потеряет единственного близкого человека и свой дом.

Мир перепрыгнул через поручни и, чуть не распластавшись на ступеньках, соскользнул по лестнице. Он мигом оказался на кухне. Жили они небогато, и в распоряжении имелись только два ножа. Мир не думал, что придется пустить их в ход. Он действовал автоматически, словно давно ждал этого момента и был к нему готов.

С той же скоростью Мир оказался в холле и чуть не столкнулся с бабушкой. Александра стояла в длинном платье и держала в правой руке револьвер. Складывалось впечатление, что не менее часа она стоит здесь и ждет нападения. Оставалось только хлопать глазами от удивления.

— Не высовывайся, — не терпящим возражения голосом сказала Александра. — Твое появление может только раззадорить толпу.

— Но…

— Я сказала, оставайся здесь! — отрезала она, открыла дверь и вышла.

Толпа уже сломала ворота и растеклась перед крыльцом. Мир осторожно приблизился к окну. Со двора вряд ли кто-нибудь смог бы его разглядеть. Всего против Александры стояло человек пятнадцать-двадцать. Большинство в руках держали факелы, у двух он заметил вилы и еще у одного что-то похожее на топор.

— Что вам нужно? — без тени страха в голове произнесла Александра.

— Соседка, долго мы терпели, пока ты занималась нечистым делом, — голос соседа Мир узнал бы из тысячи. Толпа одобрительно загудела, поддерживая мужика.

— Что это значит, Сник? Каким таким нечистым? Не ты ли в прошлом году купил у меня рассаду, когда град побил твой урожай? И не ты ли потом рассказывал, что я напустила на тебя какую-то порчу? Почему же ты не удосужился и пальцем пошевелить, чтобы хотя бы соорудить укрытие — в этом моя вина? — громко сказала Александра, твердо держа тяжелый револьвер наизготовку. Крестьянин потупил взгляд.

— Что ее слушать?! — прокричал кто-то из толпы. — Крарта все рассказал.

— Она пытается затуманить нам голову, — донесся голос какой-то женщины. — Ведьма!

Люди единой массой бросились к крыльцу — грянул выстрел. Кто-то неистово закричал. Ветер сдул пороховой дым, и перед взором предстала немая картина. Жители деревни в недоумении и страхе смотрели на одинокую пожилую женщину, которая снова взводила курок. На ступенях полулежал Сник и выл, держась за ногу. Двое мужчин придерживали его.

— Вы послушали слова одного монаха, и они напугали вас. Подумайте, с какой легкостью вас направили, а вы так легко поверили, испугавшись собственного страха. Клянусь, следующий, кто сделает хотя бы шаг, получит пулю в лоб. Я стреляю неплохо, и в барабане еще есть две пули. Я успею убить двоих. И будьте уверены, я сделаю это. Так кто следующий?

Люди в нерешительности переминались с ноги на ногу и переглядывались.

— Это мой дом и никому не положено входить сюда! И пока я здесь хозяйка так и будет! Мы покинем деревню завтра же, и вы больше нас никогда не увидите и не услышите. Всех устраивает такое соглашение?

Крестьяне продолжали переглядываться. В их глазах читалось сомнение — никто не хотел показаться трусом, но лезть под пули тоже не осмеливался.

— Берите Сника и убирайтесь, пока никто не пострадал. Мы уйдем завтра же. Все знают, что я никогда не нарушала слово.

Люди молчали, и Мир подумал, что бабушка вряд ли успеет выстрелить во второй раз. Он был наготове, чтобы выскочить, а там будь что будет.

— Завтра вечером мы проверим твое обещание, — донесся из толпы женский голос.

— Да. Мая верно говорит. Верно-верно, — загудела толпа.

Кто-то еще несколько раз выкрикнул оскорбления в адрес Александры, кто-то обещал добраться до нее, если она не исполнит своих обещаний, но в целом накал спадал. Задние ряды дрогнули и стали расходиться. За ними потянулись все остальные. Двое крестьян подхватили Сника с простреленной ногой и понесли прочь. Бабушка так и стояла на крыльце, держа револьвер наготове, но никто не повернул обратно и не бросил факел на дом. Народ расходился.

Александра сделала шаг назад, развернулась и вошла в дом.

— Отбились, — произнесла она, когда дверь закрылась.

Мир увидел, как от напряжения дрожат ее руки.

— Да, этот священник отомстил нам, — добавила Александра. — Подловатая душонка.

— За лошадь?

— Что? Нет, за то, что я посмела возражать, пока он нёс свою чушь.

Бабушка направилась на кухню, и устало опустилась на скамью, бросив оружие на стол. Мир подбежал к кувшину, бросил на стол ножи, налил воду в стакан. Александра выпила его залпом.

— Нам надо начинать собираться сейчас же. Это провал.

— Какой провал?.. Они отступили.

— Когда в ход идет оружие, считай, ты уже проиграл. Теперь нас можно считать преступниками. Я стреляла в человека.

— Но они же напали на тебя. Ты защищалась.

— Да, — кивнула она, — но кого это интересует?

— Верно, — согласился Мир и спросил, глядя на оружие. — А откуда у нас револьвер?

— Я предвидела нечто подобное и купила его на всякий случай. Как видишь, пригодился.

Мир пододвинул к себе револьвер и разглядел его. Про оружие он читал, но никогда не видел и уж тем более не держал в руках. На удивление он оказался довольно тяжелым. Удивительно, как бабушка могла держать его на вытянутых руках столь долго. Над напоминающим корону клеймом производителя проступали цифры «855», ниже располагалась надпись: «Королевская оружейная Круста». Если цифры означали год, то прошло тринадцать лет с его производства, ровно столько, сколько Мир и Александра живут вместе.

***

Сборы происходили в ускоренном темпе — время поджимало. Что могло пригодиться в дороге? Деньги, еда, одежда, документы. Но кто бы смог увести результаты трудов Александры, ее материалы, те самые отобранные зерна? Столько лет ушло на селекцию, чтобы получить результат, а сколько еще посевов сделано на экспериментальных участках за домом. Неужели на новом месте придется начинать все с начала? А дом? Нельзя же перевезти его по бревнышкам. Фактически, их изгоняли и лишали средств к существованию. Мир не сомневался, что вечером деревня будет освещаться пламенем огня, а на утро от дома останется одно пепелище. Родной уголок, в котором он находил успокоение от людского презрения, скоро прекратит существовать.

Все самое необходимое уже было собрано к полудню. Удивительно, что шериф так и не объявился, хотя не мог не знать, что произошло в деревне ночью. На это замечание бабушка скептически хмыкнула, не забыв помянуть имя Нечистого.

Мир вытащил с полки стопки книг. Как не прискорбно, их тоже придется бросить. Единственное, что можно взять, это записи о результатах наблюдений. Помогая в исследованиях, Мир вел тетради, в которые скрупулезно заносил цифры. Эти длинные колонки, несомненно, являлись гораздо более ценными, нежели несколько книг истории воображаемого общества. Что такое Золотой Город? Не более чем фантазия автора Скела Ираас. Но расставаться с незаконченной историей ему все равно не хотелось.

Мир знал, что церковь не приветствует такого рода литературу и регулярно изымает партии книг. Сейчас нелюбовь к опасным фантазиям, как называли подобные истории храмовники, являлась для изгоя наименьшим из возможных зол. Что может случиться хуже, нежели потеря дома?

«Когда-нибудь я стану большим ученым, сделаю кучу открытий, буду преподавать в университете, куплю собственный дом и не буду себе ни в чем отказывать. Может, даже сочиню что-нибудь интересное», — думал Мир, откладывая так и не начатый второй том «История Золотого Города». Третьего тома у него не было. По словам Александры, последняя книга должна появиться в продаже только через полгода.

Мир обернулся на звук открывающейся двери.

— Собрался?

— Да, — он кивнул на небольшую стопку тетрадей на тумбочке.

— Ты главное Светлячка не забудь.

— Он у меня здесь, — Мир похлопал себя по карману брюк.

— Мы скоро отправляемся.

— Как? Не вечером?

— Нет, нельзя ждать. Мне еще надо паспорт твой получить.

— Я схожу.

— Не надо — ты уже ходил. Лучше собирайся. До вечера мы уже должны быть в Флодаресе. Там нас заберут. Я уже договорилась.

Мир с удивлением посмотрел на Александру. Когда она успела связаться? Телеграфа в деревне нет. Даже если предположить, что она арендовала лошадь и ночью уже побывала в Флодаресе, то вряд ли бы успела туда и обратно, но бабушка не выходила из дому.

— А кто заберет? У нас есть там знакомые?

Александра нахмурилась. Создавалось впечатление, что она проговорилась.

— Есть. Одна милая девушка, дочь одного моего старого знакомого. Тебе она понравится.

Если так, то это многое объясняло. Например, скрытность. Александра просто не хотела, чтобы церковь узнала о том, что она поддерживает с кем-то контакты.

— Но как мы туда доберемся? Пешком точно не успеем. Да и не унесем мы всего. Эрл вряд ли одолжит нам лошадь и повозку.

— Я с ним поговорю. Он мне должен.

— Вот если бы у нас были паролеты с хорошим запасом угля… — помечтал Мир. Александра снисходительно улыбнулась. — Мы бы могли улететь куда угодно.

— Боюсь, угля недостаточно. Тут нужно что-нибудь посерьезней. Посчитай на досуге энергоемкость. Так, — прервала она себя и Мира. — Давай собирайся быстрее. Я пошла в администрацию.

Но не успела Александра выйти из комнаты, как на улице послышался стук копыт — кто-то приближался. Мир подбежал к окну — страх парализовал его. Не может же бабушкин знакомый приехать в сопровождении целого эскорта полицейских и двух монахов. На самом всаднике имелись нашивки судьи.

Александра не спеша подошла к окну и замерла. Ее лицо побледнело и стало матовым как полотно, а зеленые глаза зажглись изумрудным огнем. Руки женщины вцепились в плечи опешившего юноши.

— Они за нами, — в ужасе произнесла Александра. — Мир, как только они подъедут, ты должен находиться у заднего крыльца, а когда войдут — беги что есть сил.

Не в силах что-либо вообразить, он машинально кивнул головой.

— Помни, что я тебе говорила. Светлячок должен оставаться у тебя. Никому его не показывай. Что с ним делать, ты сам разберешься. Самое главное для тебя, это спастись, — говорила она, выходя из комнаты и по-прежнему держа его за плечи. — Доберись до Флодареса, а там тебя найдут. Понял?

— Я не могу так… — страх хоть и сковывал его мысли, но Мир понимал, что не может броситься наутек, спасая себя, когда Александра примет весь удар судьбы.

— Не время для споров! — в отчаянии она кричала. — Ты не понимаешь, что происходит. Если Судья схватит тебя, все пропало. Со мной ничего не случится. Главное, доберись до Флодареса и затаись. Тебя найдут в любом случае!

Мир не верил ни единому слову. Бабушка просто пыталась защитить его и не более того. Они уже находились в холле. Александра достала из шкафчика мешочек, в котором позвякивали монеты.

— Бери.

— Нет! Я не могу так, — упрямство охватило его.

— Как нет? Не строй из себя героя — тебе еще рано. Если не станет тебя, для чего же тогда я жила? Бери и быстро через задний ход. Через уборную. Ну же!

Как во сне, до сих пор не веря, что с ним это происходит наяву, Мир взял деньги, положил их в карман и отступил под лестницу. В этот момент кто-то требовательно постучал в дверь.

— Давай! — шепотом приказала ему Александра и, повернувшись к двери, громко произнесла. — Иду-иду, подождите немного.

Преодолев себя, Мир прошел в уборную. За зимней одеждой прятался небольшой рычажок, открывающий потаенную дверцу, снаружи ничем не отличающуюся от стен. Выход вел на задний двор. Мир слышал, как открылась входная дверь, слышал мужские голоса и одинокий голос Александры после каждой фразы все более суровый и требовательный — она выигрывала время, чтобы дать ему уйти. Пригибаясь и прячась за высотой растений, юноша пробежал по огороду к изгороди и ловко перепрыгнул через нее. Впереди лежало поле — самый опасный участок. Со всех сил он бросился через него. Стоило только преодолеть эти несколько сотен метров, затем лес скроет беглеца, а дальше располагались заброшенные каменоломни и рудники, в которых Мир еще с раннего детства ориентировался великолепно.

Не успел он преодолеть и половину пути, как услышал стук копыт. Холод пробежал по спине. Все пропало — его обнаружили!

— Стой! — прозвучал голос, но Мир только припустил сильней. — Стой!

Всадник быстро приближался. Юноша буквально чувствовал дыхание коня, бьющего его в спину. Сейчас он уже ничего не соображал. Только слова «быстрей-быстрей» подгоняли ноги. Он почувствовал, как удары копыт передаются через землю ему, сливаясь с бешеным ритмом сердца.

«Быстрее! Быстрее!»

— Стой, щенок! — всадник был уже совсем близко.

«Не успел», — с отрешенной горечью подумал Мир, и что-то твердое ударило по голове, отразившись звоном искр и темнотой.

Глава 3

Судья Локардо Гоя устало снял очки и посмотрел на подсудимого. Заседание длилось уже больше трех часов. Созданный вопреки воли Тэны подсудимый Мирослав Людан стоял перед ним. Его странные темные волосы и темные глаза недвусмысленно указывали на источник сил, которым он обязан своим происхождением. Создатель сего творения дожидается оглашения приговора. Конечно, Александра Людан являлась старухой, вышедшей из ума, но опасной. От таких лучше сразу избавляться — все это очевидно. Судья не сомневался в правильности своего решения и не собирался надолго затягивать процесс, но вот относительно юноши у него имелись некоторые сомнения. Виноват ли малец, что выращен с применением магии? Наверное, нет. Что можно требовать от ребенка? С таким же эффектом можно требовать человека воспарить над грешной землей. Сейчас, глядя на юношу, он искренне жалел его. Да, незавидной судьбой наградила его эта ведьма, Александра Людан.

Процесс обещал оказаться самым неординарным в его практике. Согласно прецедентному праву судья Гоя обязан рассмотреть практику других процессов и вынести решение, но декада в библиотеке не дала ему и намёка на аналогичные дела. Никто и никогда не судил гомункула за его существование — и судья пребывал в растерянности.

Множество журналистов со всего Нилайского Королевства уже заняли свои места и с интересом ждали новых подробностей, чтобы на утро все газеты вышли с сенсационными заголовками. Судья Гоя знал, что ни один из них не уйдет разочарованным.

Казалось, прошло уже десять лет, как он не слышал ни единого слова об отступниках, чьи безумные идеи покарала не только невидимая длань правосудия, но Академия Просвещения и Пресвятая Церковь Триединства Тэны. И вот перед ним лежали неопровержимые улики, доказывающие, что спустя десятилетие антинаучная ересь и магия сохраняется в удаленных провинциях Федерального Королевства Нилая.

— Молодой человек, — положив очки на стол, сказал Локардо. — Если я вас верно понял, вы не отрицаете, что, как вы выразились, «просто проводили эксперименты» с вашей опекуншей? У меня есть заключение Научного Комитета Академии Просвещения, что подобные манипуляции относятся к классу магических. Соответственно, вы подтверждаете, что занимаетесь магией?

Взгляд молодого человека отразил его полнейшее замешательство и удивление. Зал удивленно загудел.

Локардо с силой ударил молотком по столу — стало тихо.

— Тишина! Если почтенная публика будет мешать работе суда, заседание проведется в закрытом режиме, — последние слова прогремели в гробовом молчании. Казалось, люди даже перестали дышать. — Это касается в той же мере и журналистов. Что вы ответите на такое заключение, подсудимый?

— Я лишь хочу сказать, что не вижу ничего особенного в простом отборе растений, в попытке создать математическую модель развития. Какая здесь магия?..

— Ваша честь, разрешите задать вопрос?

Голос принадлежал прокурору Февру Лоцца — одному из уважаемых лиц Святой Церкви.

— Да, прошу Вас.

— Скажите мне, — обращаясь к Мирославу, начал Февр, — вы являетесь дипломированным специалистом в области математики?

— Нет…

— В области биологии?

— Нет…

— Вероятно, в области прочих наук?

— Нет…

— Тогда на каком основании вы делаете заявление, которое противоречит заключению группы специалистов, чьи имена милостью Тэны вписаны в историю Просвещения. Ваше заявление противоречит здравому смыслу, в конце концов.

— Я просто знаю…

— Откуда?

— Я читал работы…

— Работы чудаков и лгунов, тех, чьи имена легли позором на Академию, — перебил его прокурор и, потеряв всякий интерес к подсудимому, повернулся к Локардо. — Господин судья, мы передали на рассмотрения книги, найденные в доме Люданов. Все они признаны абсурдными и лживыми Церковью и Академией, включая изъятую художественную литературу. Смею заметить, литература эта весьма неоднозначного содержания, вероятно, оккультного характера.

— Да, господин Прокурор, я рассмотрел материалы, которые вы передали мне, — произнес Локардо.

— Позвольте высказаться, Ваша честь, — подал голос адвокат.

— Конечно.

Он поднялся и сказал:

— Подсудимый не читал эти книги и вообще не знал о их наличии. К тому же он является големом, которого создала ведьма.

— Какие выводы вы делаете?

— Я думаю, что госпожа Александра Людан намерено вносила свои идеи в неокрепшее сознание.

Судья одобрительно кивнул головой. Этот мальчик сильно привязан к Александре. Возможно, даже считает ее великой, но, как ни прискорбно, мальчик не способен понять истинное положение вещей.

— Мирослав Людан, вы признаетесь, что все книги, список которых вам был предоставлен, найден у вас и является вашей собственностью? — спросил Февр.

— Да…

— Вам известно, что абсолютное большинство из этих книг запрещено законом?

— Да…

— Значит, вы пошли на преступление намеренно?

Юноша окончательно скис. Его растерянности не было предела.

— Молодой человек, вам задали конкретный вопрос.

— Значит, так…

Судья внутренне вздохнул и провел рукой по белесой бороде, которой он так гордился.

— По этому вопросу у меня все, ваша честь, — откланялся прокурор и сел на место.

— Благодарю Вас, господин прокурор. Вопрос о действиях подсудимого мне ясен. Понятны так же мотивы поведения.

— Подсудимый, вы хотите что-нибудь добавить?

— Нет…

— Ваша помощь следствию, молодой человек, похвальна и будет учтена в принятии решения, — сказал Локардо. Оставалось разобраться с еще одной уликой. — Теперь вернемся к вопросу о доказательствах. Одна из улик, представленных обвинением в магии, это некий объект, найденный у вас, господин Людан.

Судья достал небольшую шкатулку за номером дела и открыл ее. Внутри лежал небольшой кожаный мешочек. Он аккуратно вынул его и положил на стол, бережно, словно в любой момент мог прогреметь взрыв. Локардо побаивался странного круглого предмета, от которого его отделяли лишь несколько миллиметров материала.

— Вам известно, что это?

— Да.

— Оно опасно?

— Нет.

— А вот обвинение считает этот… объект крайне опасным. Ваше слово, господин прокурор.

— Благодарю, ваша честь, — Февр снова поднялся. — Научному Комитету, который занимался изучением данного предмета, не удалось установить его происхождение. Это не металл — мы точно знаем. Химическая активность так же не замечена. Комитет предположил, что это какое-то неизвестное науке существо, но само по себе оно не могло зародиться. Мы считаем, что оно было создано способом, аналогичным которому был создан Мирослав Людан.

— Да это же бред какой-то! — неожиданно закричал подсудимый.

Зал загудел. Судья, не ожидавший от мальчишки такого внезапного изменения в поведении, ударил молотком по столу лишь спустя секунду — зал смолк.

— Подсудимый, вам не давали слово. Вы будете отвечать после обвинителя. Наберитесь терпения.

— Я веду к тому, — продолжил Февр, — что этот предмет не поддается разумному объяснению и, как следствие, несомненно, имеет магическую природу. Кроме того, он опасен! — люди в зале снова еле слышно перешептывались. В голосах чувствовалось волнение. Невольно оно передалось и судье. — Не волнуйтесь, сейчас нам ничего не угрожает. Дело в том, что один из ученых имел неосторожность прикоснуться к этому предмету и понес серьезные увечья. Разрешите пригласить в зал пострадавшего?

— Да, разрешаю. Как зовут пострадавшего?

— Одус Сарсен, наш аспирант, который помогал проводить измерения.

— Введите Одуса Сарсена, — приказал судья.

Через мгновение дверь открылась, и в зал суда вошел невысокий молодой человек. Правую руку покрывал бинт, и почему-то она казалась немного короче другой.

— Вы Одус Сарсен, аспирант Академии Просвещения? — спросил Судья.

— Да, это я, — спокойно ответил молодой человек.

Переступив через себя, Локардо дотронулся до кожаного мешочка и пододвинул его поближе. От его наблюдательного взгляда не укрылись ни страх, ни рефлекторная дрожь свидетеля. Судья раскрыл мешочек и взору публики предстал небольшой серебристый шарик.

— Вы узнаете этот предмет?

— Да, Ваша Честь.

— Расскажите нам, чем он опасен.

— Собственно говоря, если не прикасаться к нему, то он совершенно безвреден, — начал неуверенным голосом пострадавший. — Четыре дня назад мы закончили серию экспериментов, целью которых стало изучение поведения объекта при изменении температуры. Диапазон температур от 100 до 880 Фарестов — большего наша печь не могла выдержать, стенки котла уже начинали прогорать, но даже при температуре сгорания антрацитового угля при высоком давлении объект никак не реагировал. Не менялся его цвет, он не плавился и не расширялся — никакой реакции. Когда мы достали его из печи и измерили температуру поверхности, мы поняли, что он не нагрелся и на десятую долю Фареста, что как мы все понимаем, невозможно. Все знают, что, если поместить холодное тело в горячее, оно неминуемо нагреется. Здесь очевидное нарушение Законов Тэны. Иными словами, магия. Я никогда не встречался с ней и меня это просто поразило.

— Да, мы понимаем. Меня это тоже удивляет. Расскажите, что с вашей рукой, что было дальше?

— Когда все ушли, я остался, чтобы перепроверить результаты. Поймите меня, я был изумлен и подозревал, что мы ошиблись, но повторные измерения дали тот же результат. Я проверил термометр, поместил его в горячую воду — он работал. Измерил снова — 64 Фареста, нормальная комнатная температура! — аспирант на секунду замолчал, а затем продолжил и извиняющимся тоном сказал. — Мне не стоило этого делать. Я нарушил технику безопасности, решил проверить температуру объекта руками. Конечно, это глупо, но я не верил показаниям приборов. Точнее, никак не мог поверить. Это же какой-то абсурд! Когда я дотронулся до него, мне показалось, что он зашевелился. Я поднял руку, но этот… объект… словно пиявка прилип ко мне и никак не хотел отцепляться. Я пытался оторвать его, но он стал растекаться по ладони, проникая под кожу! Тогда он полностью проник ко мне в руку, — голос его дрожал, глаза светились страхом. Молодой аспирант переживал произошедшее снова. — Поначалу я ничего особенного не чувствовал, но рука переставала подчиняться мне и горела. Я побежал к Тарре, она осмотрела меня.

— Это ваш медицинский сотрудник? Она дежурила в тот день, верно? — уточнил Судья.

— Да, Ваша Честь, она осмотрела меня. Пока я бежал, рука краснела и разбухала. Я чуть не потерял сознание от боли. Вдобавок моя кисть, — пострадавший нервно сглотнул. — Она шевелилась помимо моей воли!

Зал снова загудел, но тут же стих, потому что Одус продолжал.

— Тарра вызвала профессора Корсата. Пришлось ампутировать мне половину руки, пока зараза не растеклась по всему моему телу и не овладела мной! — по щекам несчастного текли крупные слезы. — Эта тварь — очень опасная и созданная с помощью магии пиявка, которая порабощает человека. Посмотрите, что она сделала со мной!

Аспирант поднял забинтованную культю.

— Это чудовище создано с помощью магии!

Жуткий холодок пробежал по спине судьи. Сейчас ему хотелось поскорее убрать пиявку и желательно куда подальше. Дернул его Нечистый принести эту дрянь в зал суда. А вдруг она сейчас прыгнет на кого-нибудь и завладеет его телом. Что тогда?! Но вроде бы в отчетах Комиссии написано, что она не может передвигаться, и Февр говорил, что сейчас она не опасна — эти факты несколько успокоили Локардо.

— Профессор Ивлин Корсата тоже находится здесь и готов дать показания, — заявил Прокурор.

— Вызовите профессора Ивлина Корсата, — приказал Судья.

В зал суда вошел мужчина средних лет. После необходимых формальностей, он заговорил.

— Я подтверждаю, что все сказанное аспирантом Одусом Сарсеном является чистой правдой. Наша дежурная медсестра Тарра прибежала ко мне, потому что не могла ничего сделать. Я осмотрел руку. Ладонь распухла. Она шевелилась без участия воли пострадавшего. Я принял решение об ампутации, — профессор вздохнул. — Мне просто не оставалось ничего иного — времени было в обрез, операция требовалась немедленно. Когда мы закончили, из ампутированной руки через сосуды вышла эта дрянь. Она как ртуть стеклась обратно в каплю, затем стала такой, но уже красного света. До того я видел ее и изучал, но она имела белый цвет, даже серебристый, если быть точнее. Через несколько часов цвет снова стал прежним.

— Благодарю Вас, — сказал Судья, осторожно убирая дьявольское создание обратно в шкатулку, где ему и место. Когда пострадавший, уже открыто рыдавший, и профессор ушли, судья обратился к Мирославу Людану. — Что вы скажете на это, подсудимый? Вы не отрицаете, что это странное существо было при вас в момент задержания?

— Я не отрицаю.

— Что вы знаете о нем? Откуда он?

— Я только знаю, что он принадлежал моей матери, — сказал Мирослав.

— Но ведь у вас не было матери, — заметил Судья.

— Это неправда! Была! — почти прокричал подсудимый. — Я знаю!

— Но вы же говорили, что не помните ничего о своей матери.

— Да, но я сказал, что она погибла тринадцать лет назад. Как я могу ее помнить?

— Пароход «Коралл», Сиреневое море. Верно? — уточнил судья, заглядывая бумаги. Где-то у него имелась выписка из Королевской Судоходной Компании.

— Да, все так.

— Мы сделали запрос. Ответ вас не обрадует. Никогда на таком пароходе не было пассажиров с фамилией Людан.

— Как?! — искренне удивился Мирослав. Он не мог поверить, что Александра лгала.

— Суду передан список всех пассажиров всех рейсов этого судна на 855 год. Это довольно увесистая папка. Если желаете, мы можем передать ее для рассмотрения после окончания заседания.

— Да, если это возможно…

— Хорошо, вы ее получите. И еще одно замечание. Вы говорили, что это судно потерпело кораблекрушение. Так вот, — Локардо Гоя сверился с записями, — пароход «Коралл» эксплуатируется до сих пор. Выпущен со стапелей Королевкой Морской Компании в 851 году. В 861 году был проведен капремонт и заменена паровая турбина. Он до сих пор на плаву.

— Нет. Этого не может быть! Мне говорили, что он утонул, — потерянность подсудимого была очевидной. Его глаза перебегали с судьи на прокурора, а затем скользнули по залу, словно ища поддержки.

— И, тем не менее, факт на лицо. Более того, стандартный маршрут следования парохода проходит далеко от рифов и мелей. Так что даже теоретически пароход не мог сесть на мель. Кто вам сказал такое? Александра Людан?

— Да…

— Она лгала вам, чтобы скрыть свое преступление. У меня на руках заключение Научной Комиссии, которая постановила, что вы являетесь искусственно созданным существом. Вам Александра Людан ничего об этом не говорила, верно?

— Нет-нет! Это неправда!

— Подсудимый, — Локардо стукнул молотком, — вам известно, что перебивать судью запрещено?

— Простите, — понуро ответил Мирослав.

— Господин прокурор, поясните вкратце уважаемому суду, на чем основаны заключения.

— Мне кажется, подсудимый сам догадывался о своем происхождении, — доверительно, но достаточно громко, чтобы его могли услышать все, произнес прокурор. — Суть доказательства сводится к логике Тэны, что дети наследуют от родителей множество внешних признаков. И, как мы знаем, внешний вид является отражением внутреннего. Клыки недвусмысленно указывают на хищников, яркий окрас змей и пауков — на их ядовитость. Как гениально заметил разработчик Теории Видовых Различий Беннер Кладис: «Человек создан абсолютно белым, поскольку в нем отразилось все самое лучшее и совершенно некогда созданное Тэной». Кто станет спорить, что мы являемся самым лучшим и самым приспособленным произведением великой Творительницы? В противном случае, мы бы не стали хозяевами этой земли.

Мирослав нервно рассмеялся. Он облокотился на трибуну и почти повторял: «Бред какой-то! Что за бред… Этого не может быть…»

— Что вы имеете в виду подсудимый? Вы отрицаете теорию, которая уже более пятидесяти лет признана истинной и проверена всеми возможными способами? У вас есть доказательства, опровергающие теорию?

— Нет у меня ничего, — устало ответил подсудимый.

— Тогда у меня нет вопросов. Господин прокурор?

— Мне нечего добавить, ваша честь.

— Благодарю. Следующее заседание состоится 18 числа этого месяца в то же время. Благодарю всех за внимание. Заседание объявляю закрытым.

Молоток с грохотом ударил по столу.

***

Мир не находил себе места. И, разумеется, размеры камеры не играли никакой роли. Он просто не мог поверить в происходящее. Оно казалось каким-то глупым сном. Сознание протестовало против доводов суда. Не могла Александра лгать ему всю жизнь! Какой смысл говорить о смерти родителей, если их никогда не существовало? Сказала бы правду: «Мир, ты результат моих опытов». Наверное, не каждый легко принял бы правду, но со временем он обязательно бы понял, что, несмотря на это, она любит его и считает своим сыном, а как появился на свет не так важно. Да, прав прокурор, говоря, что Мир уже подозревал о загадочном факте своего появления на свет, но как же такое могло случиться? Зачем она лгала?

Перед ним на столе лежали несколько папок с материалами дела. По закону подсудимый сам защищал себя. Его обвиняли в пособничестве колдовству. Как он мог поступить иначе, если являлся продуктом магии или какой-то науки, которую не понимали даже самые светлые умы Академии Просвещения? Конечно, он виновен. Книги и записи тому доказательство.

Мир ударил кулаком по столу.

«Как же такое могло случиться?! За что же?!» — мысленно кричал он.

Его взгляд упал на папку с надписью: «Список пассажиров парохода «Коралл», 855 год». Он дважды просмотрел каждый листок и не нашел ничего, что помогло бы ему опровергнуть выводы следствия. Логика Февра Лоцца выглядела идеальной. Вот только вывод о его происхождении на основе цвета глаз и волос казался сомнительным, хотя какое это имело значение, если все сходилось? И этот Светлячок, конечно же, тоже являлся созданием Александры. Вот только смысла в нем никакого не просматривалось. Разве что побочный продукт магии или просто еще один эксперимент, неудачный или наоборот, удачный, проведенный когда-то давно. Не могла же Александра создать его дома — Мир бы обязательно заметил. Возможно, она создала его до его «рождения» в попытке сотворить человека.

Мир прислушался к себе в попытке понять, что же может чувствовать не-человек, гомункул. Где взять эталон? Как ощущает окружающее человек? Может быть, каждый человек думает, действует, выражает эмоции в той же степени индивидуально, как и он сам. А что, если остальные ощущают совсем иначе?..

Ложь, кругом одна ложь. Вся его жизнь — сплошная ошибка. Он схватился за голову. Совсем недавно он обрел родителей, и вот снова потерял их.

Сейчас Мир ощущал себя одиноким как никогда прежде, разбитым и уничтоженным. С момента ареста они с Александрой не виделись. Все его попытки узнать судьбу родного человека натыкались на глухую стену безразличия, гораздо более крепкую, чем та физическая, за которой лежал небольшой провинциальный город Флодарес.

Металлическая дверь камеры противно заскрипела — Мир вскочил от неожиданности. На пороге показался полицейский с керосиновой лампой.

— К тебе посетитель, — безразлично сказал он и вышел.

Мир с недоумением замер. Кто мог навещать его? Но вскоре все стало на свои места. В камеру вошел судья Локардо Гоя, держа в одной руке одну лампу, а другой прижимая к себе черную папку.

— Добрый день, ваша честь, — удивленно произнес молодой человек.

— Уже вечер, — заметил Судья. — Большинство заведений города уже закрываются на ночь.

— Простите, я потерял чувство времени.

— Ничего страшного, — отмахнулся Локардо.

Дверь за ним закрылась. Судья отодвинул бумаги и поставил лампу на потертый стол, стоявший посередине камеры. Стены заиграли желтым огнем, тени дрожали в такт дрожащему пламени, которое кончалось черноватым дымом сгоревшего топлива.

— Ты ознакомился с новыми фактами?

— Да.

— Тогда давай на чистоту. Ты умный мальчик и все поймешь. Я судья и мне необходимо вынести решение. Если честно, многие из моих коллег не уверены, что тебя вообще можно судить, ведь ты в каком-то смысле не человек, голем, понимаешь?

— Выходит, что так… — бесполезно спорить. Зачем же он сюда пришел?

— Ты понимаешь, что фактически являлся пособником Александры, но просто не знал этого, не мог знать, что тебя обманывают. Так вот, скажу тебе честно, я хотел бы тебе помочь.

— Помочь? Мне? — меньше всего он готов был услышать эти слова.

— Да, я считаю, что, несмотря на твое происхождение, ты человек и в тебе есть что-то человеческое. Я поговорил с прокурором. Мы готовы сменить обвинение в пособничестве и переквалифицировать дело, как «сопричастность по неведению». Это совершенно другая ответственность с твоей стороны. Понимаешь меня?

— Кажется, да.

Мир соображал. Если подходить формально, все происходило именно так.

— Тебе даже не придется ничего особенного делать.

— А какова будет моя дальнейшая судьба?

— Тебя отдадут в монастырь под контроль монахов святой Тэны.

Мира передернуло. Всю жизнь провести за стенами и не видеть даже частички света, без всякой надежды на избавление?

— Как ты понимаешь, альтернативой является смертная казнь.

— А что от меня требуется? — на автомате спросил Мир.

— Сущий пустяк, — отмахнулся Локардо. — Тебе надо подписать чистосердечное признание, что ты являешься искусственно созданным существом, големом, и признаешь, что Александра Людан намеренно вводила тебя в заблуждения. Таким образом, ты становишься жертвой, а не пособником. Чувствуешь разницу?

Мир не верил своим ушам. Еще до того, как судья закончил говорить, он твердо знал, что не пойдет на сделку. Никогда!

— Я принес бумагу. Можешь написать признание прямо сейчас.

Судья положил папку на стол и вынул оттуда лист чистой бумаги.

— Ты ведь умеешь писать? Верно?

— Я не могу…

— Ничего страшного, — по-отцовски понимающе сказал он. — Не волнуйся, я напишу за тебя.

— Нет, вы меня не поняли. Я не могу подписать такое.

Судья, уже доставший перо, на мгновение замер, словно статуя и удивленно посмотрел на подсудимого.

— Не понял, — неожиданно жестко сказал он. Благожелательность, как рукой сняло. — Как это «не можешь подписать»?

— Вы предлагаете пойти на предательство.

— Я предлагаю тебе спасти свою жизнь, — недоумевал Гоя. — Не понимаю, в чем проблема?

— Это предательство. Я не могу…

— Ты знаешь, в чем обвиняют эту ведьму? В магии, отступлении от присяги Просветителя и вооруженном нападении на человека. Она стреляла в человека.

— После того, как толпа напала на наш дом! — прокричал Мир. — Нас всегда боялись, а священник Крарта подговорил толпу после того, как пришел к нам. Это правда! И вот его план не сработал, он помчался в суд, а тут его, конечно, встретили с распростертыми объятьями.

— Не переигрывайте, молодой человек, — холодно ответил Судья.

— Вы же сами сказали, что я умный. Так вот, я еще очень догадливый. И теперь вы хотите взять еще одну улику против моей… — он запнулся, но все-таки сказал это слово, — мамы, чтобы корзиночка потяжелее была.

— Нет, все не так.

— Как не так?

— Я действительно пытаюсь тебя спасти, а твое признание уже никак не может отразиться на будущем этой ведьмы.

По спине пробежал жуткий холодок.

— Что вы имеете в виду?

— Как? Вы еще не знаете? — удивился Локардо.

— Что?! — испуганно выкрикнул Мир.

— Вчера закончился процесс по делу Александры Людан. Ее признали виновной по всем статьям.

Камера закружилась перед его глазами. Тени черными силуэтам плясали на стенах танец смерти. Мир почти не слышал слов судьи. Его спокойный рассудительный голос звучал издевательством.

— Казнь состоялась сегодня утром, — только услышал он слова Локардо, как окружающее потеряло всякий смысл. — Не волнуйтесь, это была гуманная казнь. Так вы будете подписывать?

— Нет, — прохрипел юноша. Слезы застилали взор, окружающее плыло в мутной воде.

— Ваше право, — убирая лист и перо обратно в папку, сказал Гоя.

— Лицемерный подонок.

— Что?

— Ты убил ее!

Мира уже захлестнула волна слепой ярости. Юноша медленно поднялся из-за стола. Где-то на краю сознания пришло понимание, что сейчас он точно переступит закон, но это его абсолютно не волновало. Ему нечего было терять. Мир надвигался на судью, а Локардо рывком выскочил из-за стола и бросился к двери.

— Ненавижу!

— Охрана! — заверещал он. — Охрана!

— Ненавижу вас всех!

Мир набросился на него секундой позже, ударив Локардо кулаком в скулу, а затем вцепился в горло. Судья отмахивался, верещал, но тут раскрылась дверь, и что-то тупое ударило Мира в бок — боль сковала тело, судья освободился. Затем последовал еще удар и еще, но это уже ничего не значило. Сосущая пустота заполнила весь разум, а боль ушла куда-то вдаль. Беспамятство оказалось лучшим, что сейчас могли ему даровать.

***

— Мирослав Людан, Священный Королевский Суд Его Величества Климина Второго признает вас виновным по всем статьям, — громогласно, почти торжественно читал Судья Локардо Гоя. Его лицо украшал лиловый синяк. — А именно, в пособничестве магии, незаконном рождении и нападении на Судью. Священный Суд избрал меру наказания. От решения Суда восьмого числа шестнадцатой декады 868 года Новой Эры вы приговорены к смертной казни через введение ртути в кровеносную систему. Приговор будет приведен в исполнение первого числа семнадцатой декады 868 года Новой Эры. В случае если наказание не принесет результатов, Священный Королевский Суд оставляет за собой право избрать другие способы наказания. Виновный, вам понятен приговор?

— Да, господин судья.

***

До исполнения приговора оставалось двое суток. Свои последние дни ему оставалось провести в раздумьях. Кирпичные стены тюрьмы покрывала влага. В сыром воздухе висел запах плесени и отходов. Постелью здесь служил холодный пол. Поток нависал сверху тяжелым сине-серым арочным сводом, камеры разделялись такими же унылыми стенами с давно облупившейся краской, а тюремный коридор отделялся толстыми металлическими прутьями — все пространство просматривалось, и негде было спрятаться от пытливых глаз тюремщиков.

Совсем недавно Мир полагал, что ничего не может случиться хуже, чем их изгнание из дома. Нет, он не жалел себя и уже смирился с судьбой. Сейчас его переживания по поводу обвинения глупого крестьянина Сника, жадности Вицлава, презрения Ваи казались смешными, какой-то мелочной суетой перед тем фактом, что скоро он сам перестанет существовать. Странно, но он не боялся смерти. Отсутствие страха даже немного удивляло. Наверное, где-то внутренне юноша уже приготовился к ней, разве что несколько пугала неизвестность. Что привязывало к суетному миру, кроме бабушки? То есть матери. Да, матери. Но теперь ее нет. Нет единственного человека, к которому он чувствовал привязанность. Комок подкатил к горлу, но глаза не стали влажными. Уже прошло время эмоций и переживаний, настало время ожидания и пустоты. Вот как легко рушится жизнь, ломается как тонкая сухая ветка, издавая короткий щелчок. Раз — и ты уже по другую сторону.

Что еще совсем недавно имело значение для него? Лишь робкие надежды на будущее, по большей части совершенно беспочвенные. Многое из того, что хотелось сделать, уже не случится — вот что самое обидное. Неужели все впустую? Бесславное начало жизни, уродливый побег на поле, который общество, как опытный фермер, выкорчевывает навсегда. Наверное, так оно и должно быть. Все идет своим чередом к логичному финалу. Значит, его мысли, желания, даже муки и боль ничего не значили для большой и холодной Вселенной, набитой суетящимися людьми. Сотни людей сейчас спешили по своим делам, дружили, любили, разочаровывались, делали покупки — все, что делают нормальные люди, которым нет дела до происходящего за этими стенами событиями. Большинство из них никогда и не узнает, что некогда существовал такой изгой как Мирослав Людан. Разве что кто-нибудь прочтет заметку в еженедельной новостной газете, усмехнется нелепости судебного процесса и тут же забудет, погруженный в повседневные дела.

Две камеры напротив занимали мужчины. Первому на вид было около тридцати пяти, второй старше, но незначительно, стоял у решетки почесывал небольшую бородку. Оба о чем-то перешептываясь, с нескрываемым интересом поглядывали в сторону Мира.

Где-то вдалеке раздались звонкие удары кованых сапог — заключенные мгновенно разошлись. Шаги стражников то затихали, — тогда что-то деревянное ударялось о пол, — то раздавались снова. Вскоре тюремщик в сопровождении еще двух подошел к камере. Деревянная посуда гулко упала на пол. Жидкая серая каша частично расплескалась, оросив пол. Мир безразлично посмотрел на еду. Как только стража скрылась за поворотом, молодой заключенный из противоположной камеры сказал:

— Ну что смотришь? Ешь, — и принялся с аппетитом отправлять баланду себе в рот.

Мир пододвинул к себе свою порцию и понюхал — пахло тухлятиной. Его замутило.

— Брезгуешь что ли? — не отставал заключенный.

Юноша посмотрел на него. Серая бесцветная тюремная роба висала на заключенном как мешок. Мужчина имел худощавое телосложение, но не производил впечатления слабого человека. Было в нем что-то от мощной сжатой пружины. Его сосед, сидя в углу, уже заканчивал управляться со своей порцией.

— Тебе того, — он провел пальцем по горлу. — Угадал?

Мир флегматично кивнул.

— Здесь все такие знаменитые собираются, так что нечего стесняться. Ну, тогда что ты теряешь? Отравиться боишься?

Мир не ответил.

— За что тебя? За смоль?

— Что? — на этот раз вопрос все-таки вывел юношу из состояния задумчивости.

— Ну, это, — заключенный неопределенно указал на лицо. — Мордой не вышел, что ли?

— Примерно.

— Я, видишь ли, тоже. Нет, как заказ сделать, это завсегда, а как счет предъявил, так сразу слили…

— Да не слушай ты его, — включился в разговор его сосед и, бросив пустую чашку, подошел к решетке. — Бандит ты, Капен. Браконьер.

— А ты у нас святоша, значит? — огрызнулся высокий. — Как-то не помогли тебе взносы в Церковь.

— Я порядочный вор и горжусь этим.

— Ну… что ты порядочно наскреб в последней декаде, все и так в курсе… рано или поздно тебя тоже на голову сократят, так что не волнуйся. Вся твоя белая аристократическая кровь землю-матушку напитает.

— Меня Олик зовут, — обращаясь к Миру, сказал вор с бородкой. — Этот болтливый клоун — Капен.

— Попутал меня Нечистый с тобой связаться…

— Эй ты, малец! А тебя как звать-то? — не обращая внимания на колкости Капена, Олик вернулся к прерванному разговору.

— Мирослав.

— Это еще что за имя?

— Можно просто Мир…

–…вашему дому, — дополнил Капен, театрально подняв руки, и бросил посуду на пол перед решеткой. — Вокруг меня одни монашки. Что там святая Тэна? Может транши до нее не доходят, а, Олик? Церковь, наверное, золото под себя гребет. Где там твои вклады? Пора бы уже и проценты получить. Ты мне скажи, а! Чего молчишь? Десять лет? О нет, лучше вышка. Слушай, малец, может, поменяемся?

Мир никак не отреагировал на слова. Как он понял, эти двое уже давно знакомы и попались на воровстве. Видимо, украли что-то очень важное, раз суд отправлял этих двоих на десять лет в каменоломни — обычное наказание для воров.

Где-то вдалеке скрипнула дверь. Те же трое тюремщиков шли по коридору, собирая пустые чашки. Соседи сделали вид, что ходят по камере в задумчивости. Когда охрана скрылась, Капен сказал:

— Я вот что тебе скажу, малец, десять лет горбатиться не стану, тем более, с этим, — вор показал на Олика.

— Трепло, — фыркнул тот.

И понеслось. Оба обвиняли друг друга в самых ужасных грехах, бросались такими словами, о существовании которых Мир не узнал бы никогда. Смысла многих он не понимал и даже не пытался, а лишь мысленно усмехнулся. Почему-то картина его позабавила. Многое проявилось в их совместном прошлом: и попойки в баре «У жемчуженосного краба», и веселье у какой-то Полины, и рейд по кварталу Оро. Мир слышал, что там обитали самые знатные семьи королевства, самый дорогой квартал в Нилае. Даже название переводилось с одного из языков, как «золото».

Резко скрипнула дверь и по длинному коридору гулко разнеслись слова тюремщика:

— А ну тихо там!

Мир поспешил отодвинуться от решетки — не хотелось попасть под горячую руку надзирателя. Олик ретировался. Рослый мужчина подошел к камере Капена и резко спросил:

— Проблем маловато? Могу добавить.

Капен мгновенно сбросил спесь и пробормотал слова извинения.

— Еще раз услышу — мало не покажется, — бросил тюремщик и, потеряв к нему всякий интерес, посмотрел на Мира.

Тюремщик фыркнул и довольный собой направился обратно. Как только хлопнула дверь, Капен сказал:

— Пока рано их дразнить. Тебе повезло, малец. Ты просто не в его вкусе.

Мерзко хохотнув, Капен хотел развернуться, но что-то со стороны поста привлекло его внимание. Мир услышал шаги. Значит, стражник все-таки не ушел. Если так, то он вполне мог слышать слова заключенного и возвращался, чтобы показать свою силу и власть. Заклейменные своей невеселой службой, подобные люди находили в этом процессе редкое в своей жизни удовольствие. Но среди стука кованых сапог едва различался легкий шелест, словно бы кто-то двигался в тапочках. Очевидно, вели заключенного.

— Олик, — с совершенно счастливым лицом произнес Капен, но негромко, — нам счастье ведут. Кажется, твои вложения приносят дивиденды. Ха-ха!

Второй заключенный поднялся с пола и посмотрел в ту же сторону и удивленно присвиснул:

— Вот это да! Эй, Капен, не мерещится?

— Я упоминал сегодня монашек? Тоже сойдет, как думаешь, а?

Воры многозначительно переглянулись. Капен довольно крякнул. Один только Мир не понимал, о чем идет речь.

— Давай к нам, — радостно закричал какой-то другой заключенный вдалеке.

— Нет, ко мне, — раздался густой бас.

— Нет, вы мимо прошли. Вернитесь!

— Ну, тихо! — прервал ор уже знакомый голос надзирателя. — Тихо, я сказал!

Раздался удар металла о металл и брань, кто-то завыл от боли, но никто не унимался. Кажется, преступники совершенно потеряли страх. Всеобщая оживленность дошла и до Мира. Шаги звучали уже совсем рядом, и он поднял голову, чтобы увидеть нового соседа.

— Давайте ко мне. Я уж позабочусь, — бросил Капен, за что получил сильный удар под дых, и согнулся.

В этот же момент Мир все понял. Заключенной была женщина! Ее провели быстро, но он успел увидеть ее запачканное сажей простое платье и растрепанные достающие до плеч светло-русые волосы. По всей видимости, когда-то они были уложены и держались блестящей заколкой, которая теперь болталась на непослушном локоне.

— Сюда ее, — надзиратель указал на соседнюю камеру со стороны Мира, как раз напротив Олика.

Заскрипела дверь. Юноша приподнялся, чтобы разглядеть соседку. Она была чуть ниже среднего роста, стройная. На вид не больше двадцати трех, хотя немного смахивала на подростка. Часть лица скрывали непослушные волосы. Высокий лоб, светло-голубые глаза и линии губ делали лицо симпатичным. И хотя она не выглядела красавицей, смотреть на нее было приятно. В каждом движении чувствовалась внутренняя сила и уверенность.

Двое тюремщиков твердо держали заключенную за руки, словно боялись, что эта хрупкая девушка способна вырваться. Запястья скрепляли тяжелые наручники, насквозь проржавевшие от времени и сырости. На изящных руках они выглядели чудовищно. Несмотря на окрики заключенных и похотливые взгляды надзирателей она держала спину прямо и не выглядела униженной, а снисходительная улыбка добавляла загадочности. В каждом ее взгляде читалось достоинство и гордость. Девушка приподняла запястья и вопросительно посмотрела на тюремщика, но тот резко сказал:

— Ага, конечно, размечталась. Вечерком побалуемся.

Он наклонился к ее уху и что-то прошептал, не переставая самодовольно улыбаться, но девушка никак не отреагировала на его слова. Казалось, она даже не слышала их. Тогда тюремщик толкнул девушку — она буквально влетела в камеру. Вся группа одобрительно засмеялась и направилась к себе.

Миру стало стыдно и противно, словно бы он оказался виновным в том, что здесь происходит. Его это даже немного удивило, но больше поразил тот факт, что его мысли направились в совершенно иное русло. Сейчас юноша не думал о предстоящей смерти и о страшной потере, которую ему пришлось пережить. Присутствие здесь девушки казалось лучом света, пробившимся через плотную завесу туч. И пусть этот луч светил не ему, это ничего не меняло. Его интересовал только один вопрос: что же она натворила, раз попала в столь ужасное место? Казалось, нельзя было представить себе наказания хуже. Намерения тюремщиков выглядели совершенно очевидными. Здесь они хозяева, и могут делать все, что захотят.

— Что же привело сию… э-э-э… прекрасную нимфу, — не преминул начать Капен, — да в наше темное место? Ну же, не смотрите на нас как на убогих. Здесь ваш взгляд не уместен. Я же безвинно пострадал за вашу честь. А ведь я всего лишь хотел уберечь вас от палачей.

Мир прислушался — что-то шаркнуло за стеной.

— Не отворачивайтесь. Уделите нам хоть толику внимания. Я так понимаю, вы из знатного рода, верно? — вор сделал паузу, но соседка молчала. — Если так, то вам абсолютно нечего бояться. Среди нас даже есть аристократы. Вот мой дед был вельможей при дворе самого Климина Первого. Вот только после восстания на Эрцзейских рудниках доходов не стало, и он обеднел, а придворные интриги совершенно лишили его сил — мой род обнищал. И вот теперь я политзаключенный, последний, так сказать, из тех, кто связан со славным именем короля, — весьма артистично всплакнул Капен и добавил. — Через деда, разумеется.

— Ты браконьер, Капен, — перебил его Олик. — Не слушайте его. Он болтает от отсутствия ума. Меня зовут Олик, а вас?

Видимо, даже относительно благородные слова и жесты Олика, не возымели действия, потому что тот сказал:

— Зря вы от нас отворачиваетесь. Поверьте, мы гораздо лучше тех, кто привел вас сюда.

Соседка по-прежнему таинственно хранила молчание. Оба вора еще минут десять пытались разговорить заключенную, но все попытки оказались тщетными.

***

Что-то капнуло на лицо — Мир мгновенно проснулся. Влага скопилась на потолке и падала вниз как раз недалеко от него. Капли, ударяясь о пол, разлетались мелкими брызгами.

Мир приподнялся и провел ладонью по лицу. Через окно на него смотрели звезды. Юноша понял, что насквозь замерз. Он сел и стал растирать плечи руками. Стало слегка теплее, и ему вспомнилась соседка. Если эта девушка действительно аристократка, то ей, наверное, гораздо тяжелее переносить эти неудобства.

Юноша тихо приподнялся и подошел к решетке. К сожалению, стена не позволяла разглядеть, что происходит в соседней камере. Как ни старался, ему это не удалось.

Мир отошел обратно и сел. Какие глупости его сейчас волнуют, когда остался всего один день жизни. Он поймал себя на мысли, что не верит в происходящее. Нет, он осознавал, где находится, почему так вышло, но по-прежнему не чувствовал опасности и страха.

«Очень странно», — подумал Мир. — «Неужели я родился таким, чтобы не бояться своего конца?»

Он понимал, что это ненормально, необычно, но разве его чувства соответствуют человеческим? Еще одно маленькое доказательство, штрих к картине внутреннего «я». Внутри он тоже не такой, как люди, те живые, у которых есть родные мать и отец.

Не успел Мир подумать об этом, как услышал шорох в соседней камере, а затем звон металла. Неужели соседка пыталась освободиться от оков? Юноша снова подошел к решетке и открыл рот, чтобы позвать ее, но тут что-то тяжелое упало на пол, негромко, но в тишине звук прозвучал как удар колокола. Повисла напряженная тишина. Юноша оглянулся, прислушиваясь: ни тюремщики, ни заключенные никак не отреагировали. Только тихий свист ветра разносился по коридору.

Мир снова повернулся, готовясь заговорить, но замер — его прошиб холодный пот. Перед собой он увидел привидение. Точнее, сначала так показалось, но только когда он понял, что перед ним стоит та самая девушка из соседней камеры, испуг прошел. В руках она держала связку ключей и торжествующе показывала на один из них, словно бы говоря: «А вот что я нашла».

Откуда у нее ключи от камер? Заключенная никуда не уходила. Если бы тюремщики приходили, он бы обязательно услышал. Не приползла же связка, в самом деле. Затем он понял второе: девушка не уходит и явно ждет от него каких-то действий, но совершенно непонятно, каких.

— Ты неразговорчива, — почему-то отметил Мир. — Чего ты хочешь от меня?

Девушка усмехнулась и подошла к двери. Ключ, который она так победоносно держала, вошел в замок — раздался тихий щелчок.

Мир удивленно уставился на открывающуюся решетку, не веря своим глазам. Чувство нереальности не покидало его.

— Выходи, — внезапно прошептала девушка.

Мир совершенно сбился с толку.

— Долго ты еще будешь стоять? — раздраженно прошептала она. — Могу закрыть, если хочешь. Тебе что, есть что терять?

— Нет…

До сих пор не верилось, что это не очередной сон. Вот только зачем ей освобождать приговоренного к смертной казни? Если только… Александра говорила, что за ним придут в любом случае. Она сказала даже, что это будет девушка, дочь ее знакомого. Неужели и в самом деле она?

— Ну, ты и тугодум. Пошли. Нам нужен еще один человек, иначе мы не справимся.

Девушка обернулась и посмотрела на Олика, который спал спиной к ним.

— Надо его разбудить.

Мир подошел к камере и позвал вора. Тот не пошевелился.

— Эй, Олик, проснишь, — прошептал юноша.

Соседка подняла крошечную выщерблину с пола и бросила ее в сторону спящего. Камушек отскочил от стены и упал точно в переносицу. Олик дернулся. На его лице застыла маска удивления, а девушка тем временем уже открывала замок. Вор сориентировался мгновенно — он не издал и звука, и вскоре вышел из камеры.

Что-то холодное вцепилось Миру в ногу. Юноша дернулся и чуть не упал. Капен крепко держал его.

— Без меня решили уйти? — прошипел вор. — Кинуть решили, значит? Ай, как некрасиво. Не по-братски это. И ты, Олик, меня снова предал.

— И в мыслях не было.

— Дверь открывай, красавица. У меня оперный голос — все мигом услышат.

В ночи довольная хищная улыбка Капена выглядела особенно угрожающе. Не оставалось никаких сомнений — он выполнит обещание.

— Светоч мой, будь добра, открой дверку, — промурлыкал вор.

Девушка подчинилась. Когда щелкнул замок, и она отошла на значительное расстояние с поднятыми руками, показывая, что не собирается препятствовать ему, Капен отпустил Мира.

Камеры беглецов располагались дальше середины от поста охраны — с той стороны проход всегда держался открытым, а с другой коридор кончался массивной дверью. Девушка направилась именно туда.

Складывалось впечатление, что перед ней открыты все дороги. Очевидно, побег не являлся импровизацией — девушка придерживалась плана.

Дверь легко поддалась ключу, но мерзко скрипнула при попытке открыть. Кто-то вдалеке вопросительно крикнул. По спине прошел холодок. Теперь таиться не имело смысла, и Олик рванул на себя дверь. За ней располагался круглый просторный зал, к которому примыкала лестница. Позади отчетливо слышался стук сапог. Беглецы захлопнули дверь, и девушка ловко вставила ключ. Повернув его на один оборот, она оставила его в замочной скважине и понеслась к лестнице. Беглецы ринулись за ней.

— Слева будет пост, — сказала она. — Затем галерея — кончается тупиком. На стене два красных щитка — надо надавить на них одновременно.

— Тайный ход? — удивился Олик.

Лестница кончилась. Большой дубовый стол, разбросанные бумаги и горящая лампа говорили о том, что тюремщики покидали пост в спешке. Похоже, их спасительница действует не одна.

Они свернули налево. Мир краем глаза заметил, что Капен остановился у стола и стал спешно заглядывать в ящики.

— Быстрее, — повернулась к нему девушка. — Не трать время!

Она побежала так легко и быстро, что Миру пришлось вложить все свои силы, чтобы не отстать. Двое воров догнали их уже у входа в галерею.

Слева пространство освещала яркая луна и отражалась в противоположной стороне в огромном зеркале. Светло было как днем, и вдалеке отчетливо виднелись обещанные красные щитки. Где-то сзади послышались окрики и стук шагов — охрана сокращала разрыв.

Капен и Олик бросились к спасению, но вот девушка притормозила на полпути, явно намереваясь отдать тяжелую работу мужчинам — Мир остался не у дел и следовал за спасительницей, не зная, что же ему делать.

— На счет «два». Раз, два…

Как только двое воров надавили на щитки, девушка неожиданно свернула к зеркалу.

— За мной, — полушепотом бросила она. — Быстрее!

Только сейчас Мир понял, что проход оказался именно здесь, а не там, где ожидал он и его компаньоны. Девушка юркнула в образовавшийся проход. Мир поспешил за ней и услышал, как в галерею врываются стражники.

— Всем стоять!

Оглушительно грохнул выстрел — пуля просвистела под ухом, срикошетила от стены. Стекло с диким звоном разбилось, но Мир уже успел проскочить. Тьма в длинном узком коридоре казалась темнее ночи. Страх и понимание, что в таком пространстве охрана не промахнется, подгоняли беглецов. Туннель начал уходить вниз и влево закручиваясь, как винтовая лестница. Юноша опускался все ниже и ниже и вскоре столкнулся с чем-то мягким.

— Осторожней, ты же меня раздавишь, — голос девушки прозвучал совсем рядом.

— Извини. Здесь темно.

— Холен нас уже ждет… Он вывезет нас отсюда.

Что-то щелкнуло, и тьму разрезал дрожащий отсвет пламени. Свежий ночной воздух ворвался в легкие.

Глава 4

Холодная тьма окутывала все существо. Каждая клеточка, каждый нерв твердили об этом. Холод обжигал. Долгий сон подходил к своему логичному завершению. Само пробуждение казалось его частью, но сомнения по поводу эфемерности ощущений уже появились, что подталкивало к мысли об их реальности. Но тела по-прежнему не ощущалось. Казалось, сознание плыло в непроглядном мраке космоса, где нет ни верха, ни низа — сплошная черная пелена во все стороны бытия. Полет без начала и конца, без всяких признаков движения. И холод. Нестерпимый холод, от которого невозможно скрыться.

Вот появилось легкое покалывание в кончиках пальцев левой руки. Левой? Быть бы в этом еще уверенной. Затем невидимые иголки стали подниматься вверх. Нога непроизвольно дернулась. Покалывание перекинулось на правую руку и становилось все интенсивней, даже болезненным. Боль нарастала, но была терпимой.

«Если мне больно, значит, я жива».

Вскоре и ноги напомнили о себе легким покалыванием — кровь разгонялась по организму не так равномерно, как хотелось бы. Оставалось только перетерпеть эти неприятные ощущения. Вскоре она сможет открыть глаза и увидеть, где же находится. В голове всплывали какие-то бессвязные образы далекого прошлого, какие лица, люди, сотни и тысячи людей, огромные здания, древо, уходящее в небо. Она пыталась вспомнить, почему же сплошная тьма окружает ее, но память подводила. Странно, но никакого беспокойства из-за неизвестности не чувствовалось. Все идет так, как должно идти.

Покалывание в руках проходило. Пальцы, кисти рук ощущались явно. Они даже шевелились, подчиняясь командам мозга.

«Всё на месте», — удовлетворенно решила она и пошевелила ногой.

Тепло разливалось по всему телу, словно изнутри холод тьмы растапливало яркое желтое солнце. Мягко и спокойно оно разливалось по жилам и умиротворяло. Веки налились тяжестью и не подчинялись.

«Тороплюсь», — подумала она.

Еще немного, и она сможет открыть глаза. Уже не терпелось увидеть, что же ее окружает на самом деле.

Движение явно почувствовалось из-за легкого ускорения. В нем не было ничего угрожающего. Во всяком случае, оно не вызвало ни неприятных ощущений, ни опасливых ассоциаций. Опять же, та самая уверенность в нормальном ходе событий, причина которой была спрятана глубоко в подсознании, почему-то не покидала ее.

Теперь стало очевидно, что она лежит на чем-то мягком, теплом, словно бы покрытым махровым полотенцем. Что-то сильно кольнуло в плечо. Тело непроизвольно дернулось, но не более того. Слабость отступала. Она попробовала приподнять руку. Удалось, причем без явных усилий. Она опустила руку на живот и провела ею выше, коснулась головы, а затем волос, отчего по всему телу пробежала приятная дрожь.

«Кто я? Как меня зовут?»

Попытка вспомнить ни к чему не привела, но одна мысль успокаивала: имя у нее точно есть и вскоре вспомнится.

Тяжесть в веках ушла. Теперь можно было открыть глаза. Яркий свет ударил неожиданно. Словно мощный электрический разряд он прошел по нерву до самого мозга. Она прикрыла глаза рукой и попробовала подняться. Вскоре девушка уже сидела, разминая затекшие руки и потирая глаза. Голова слегка кружилась.

Она находилась в просторном помещении. Кушетка, на которой сидела действительно была мягкой и шершавой на ощупь — чувства не обманули. По периметру помещения белым цветом горела лента, едва освещая пространство вокруг. Значит, не свет ударил по глазам, просто они уже отвыкли видеть. Теперь зрение приспособилось под тусклое освещение.

Она внимательно осмотрела себя — чистая белая кожа, не высушенная, без всяких подтеков — и осталась довольна. Вот только никакой одежды.

Ноги не доставали до пола. Не будучи уверенной в своих силах, девушка не спешила слезать, а лишь негромко приказала:

— Ниже.

Кушетка послушно опустилась. Ступни коснулись мягкой поверхности пола.

Девушка провела ступнями по полу, прислушиваясь к ощущениям. Казалось, дотрагивается до мягкого ковра. Ковер… Плетеное изделие. В памяти выплыли разноцветные узоры, цветы, геометрические фигуры. Странные воспоминания о чем-то далеком — они пронеслись быстро, но оставили горькое послевкусие утраты. Откуда столько всего в голове? Это еще предстояло выяснить.

Осторожно, держась за края руками, она приподнялась и сделала первый шаг.

— Анин, доброе утро!

Голос шел откуда-то сверху. Он был мужским, мягким и участливым.

— Анин, вы помните себя?

— Не очень… Анин — это мое имя?

— Это ваше имя. Не волнуйтесь. Скоро вы все вспомните. Вы ощущаете спокойствие?

— Да.

Она повторяла свое имя, и в памяти всплывали различные образы, суть которых не могла объяснить. Снова какие-то люди, небо, большое куполообразное здание…

«Анин Саари. Ах да, конечно, как я могла забыть!»

— Вы вспомнили? — спросил Голос.

— Анин… Пансион… Стазис… «Альбатрос»…

— Да, все верно. Кратковременная потеря памяти — вполне нормальное явление после стазиса.

— Да-да. Дружище, а можно мне одеться?

— Приятно снова услышать ваше обращение, Хозяйка.

Небольшой робот, больше похожий на столешницу, бесшумно подлетел, поднеся белый пушистый халат. Анин быстренько оделась и спросила:

— Если я не ошибаюсь, я уже должна была все вспомнить. Какая-то каша в голове. И затылок тяжелый.

— Все верно. Вы очень долго спали. Мозгу требуется некоторое время.

— У меня есть подозрение, что дело не только в этом. Не могла же я сто лет пролежать в стазисе, верно?

Ответа не последовало, что усилило подозрения.

— Кибер? — спросила Анин, подходя к шлюзу. За ним располагались каюты членов экипажа, а дальше командная рубка. — Чего молчим? Сколько времени я была в стазисе?

— Анин, вы должны успокоиться. Ваша нервная система еще не полностью дееспособна. Многие клетки до сих пор спят. Я уже молчу о нейроконтурах.

Вот только слова почему-то не способствовали успокоению. Что он хотел скрыть?

— Сколько?

— Я отвечу на ваш вопрос, только если вы успокоитесь.

— Я спокойна, — соврала она. Внутри уже все дрожало. — Сколько я проспала?!

— Почти девять веков.

— Святые создатели!..

Сердце усиленно застучало в висках, голова закружилась. Анин почувствовала, что теряет равновесие. Пол ушел из-под ног, линии стен накренились. Она облокотилась на стенку медицинского отсека и медленно сползла вниз.

Память вернулась внезапно, рывком.

— Хозяйка, — заботливо произнес кибер-интеллект, — вам сейчас вредно волноваться.

Анин нервно рассмеялась. Комната кружилась вокруг нее.

— Вы должны были предполагать такой вариант развития событий.

— Да, — отстраненно ответила она, — наверное. Но я же просила не будить меня, если Корпус Саари падет. Если все мое существование станет бессмысленным. Девять веков. Девятьсот лет небытия! О, святые звезды!.. Тысячилетие сна… Зачем ты меня вернул…

— Если быть точным восемьсот девяносто два…

— Ты еще издеваешься…

— Я выполнил свой приказ. Корпус Саари не пал. Вы — последний боец Корпуса. Вы давали присягу служить Создателям до конца их времен или до вашей смерти.

— Но их же больше нет. Иначе, ты бы не ввел меня в стазис. Я должна была доставить посылку на Альбенару девять веков назад. Я ее доставила, сбросила — все как было приказано, но не успевала вернуться. Если Квантум Фергенса запущен… Он же запущен, так? — спросила она, умоляя, чтобы кибер-интеллект ответил отрицательно.

— Разумеется. Все согласно плану.

Анин обреченно прорычала и ударила кулаком по переборке.

— Это корыто едва способно передвигаться.

— Это корыто — мой дом, — напомнил кибер-интеллект.

— И моя тюрьма…

— Как посмотреть. Можно считать его убежищем.

— Я вечная пленница этого корабля, и не надо никаких философий, Кибер.

— Поверьте, Хозяйка, я не претендую. Я лишь хочу поддержать вас. Девять веков одиночества не пошли мне на пользу.

— Извини.

Анин стало стыдно. Зачем выплескивать негатив на того, кто о тебе заботился на протяжении последних сотен лет? Разве вина корабля в том, что Анин навсегда осталась по эту сторону Квантума.

— Ты функционален?

— Процентов на семьдесят, насколько могу судить.

— Неплохо. А ведь теперь мы с тобой почти ровесники, дружище.

— Триста лет разницы не в счет?

— Да, пожалуй…

— Извините, что потороплю, но есть вещи важнее нашего с вами существования и самочувствия.

— Бесспорно, но давай пока не будем заниматься важными вещами, — Анин поднялась, чувствуя уверенность в ногах. Силы возвращались. — Пойми, я пролежала в стазисе девять веков. Имею же я право пару минут потратить на себя.

— Разумеется. Я пока прогрею двигатели и рассчитаю курс.

— Дело настолько срочное?

— Боюсь, что так. Вы очень долго просыпались.

— Поняла. А можно мне хотя бы в душ?

— Это необязательно. Я провел все необходимые процедуры.

— Я хочу в душ! Я пробыла сосулькой большую часть своей жизни!

— Сейчас устрою, — сдался кибер-интеллект «Альбатроса».

Сзади возник проем, дышащий паром.

— Я быстро, — сказала она и юркнула в проход.

Душ, простоявший без действия девять веков, работал превосходно. Прохладная вода приятно освежала, а холодная привела тело в рабочее состояние. Затем Анин включила горячую. Обжигающее тепло разлилось по всему телу, а по коже пробежали мурашки.

Анин попыталась представить всю эту бездну времени от хорошо знакомой ей действительности, но не смогла. Вот пылинка. Она лежит себе и лежит, пока поток воздуха от проходящего мимо человека или проплывающего робота не потревожит ее покой. Столкновение с другой — и вот уже дуэт крохотных частичек кружится до нового столкновения. А здесь она лежала и лежала. Даже малейшее колебание корпуса не потревожило ее покой. И так все девять веков. Но девять веков покоя, сна, почти смерти — это уже слишком.

Анин вышла из душа. Округлый робот белого цвета уже принес чистую униформу нежно-синего цвета. Девушка провела по ней рукой, снова вспомнив про время. Для Анин прошло не больше мгновения, а каждый атом материала пролежал…

«Последний боец Корпуса… Какой из меня сейчас боец… Хватит об этом. К черту эти мысли», — жестко пресекла она измышления. — «Пора за работу».

Облачившись в униформу, она направилась в кабину. Здесь ничего не изменилось. Воздух, как и везде не был затхлым. Кибер позаботился о его вентиляции. Приборная панель приветливо горела множеством огоньков, а напротив кресла пилота горела ментограмма.

Анин подошла к ней и провела рукой — изображение не задрожало, но примитивизм технологии напомнил, что она находится все на том же стареньком «Альбатросе».

Сотканный из света посередине кабины появился мужчина средних лет в форме капитана и отдал честь вошедшей. Анин кивком головы поприветствовала голографическое изображение кибер-интеллекта корабля и села в ложемент.

— Давай тогда перейдем к делу, дружище, — сказала она аватару корабля. — Зачем ты пробудил меня?

— День назад я зафиксировал сигнал о помощи с личным кодом Корпуса Саари. Он поступил с планеты Альбенара.

— Подожди-подожди! Ты сказал «личный код»? Кто-то из наших выжил?

— Сомнительно, — сказал аватар. — Прошло столько времени. Если бы кто-то выжил по эту сторону Квантума Фергенса, вряд ли бы он ждал девятьсот лет, чтобы послать сигнал о помощи.

— Логично. Значит, кто-то нашел способ использовать нашу кодировку? Звучит еще невероятней. Альбенара? Это та самая планета с примитивными аборигенами? Не верю, чтоб за девятьсот лет они дошли до такого уровня технологий. Что известно о них сейчас?

— Ничего. После установления Квантума я не получил ни бита информации. Все наши резервные станции ушли в глубокую консервацию.

— Мрачновато, — буркнула Анин. — Святые звезды, неужели ни единого голосочка?

— Увы, Хозяйка. Представьте мое удивление, когда я получил сообщение.

— Ты его расшифровал?

— Нет, «личный код». Это выше моего понимания.

— Разреши мне.

— Мне следует напомнить, что ваша нервная система еще недостаточно проснулась?

— Будем считать, что я не вняла твоему предупреждению.

Над панелью появилось символическое изображение конверта. Анин позабавила столь древняя пиктограмма сообщения. Девушка закрыла глаза и представила, как раскрывается конверт — в голову хлынул поток информации. Нейроконтуры ухватили связь и начали дешифровку, что сопровождалось холодом в висках. Через мгновение все стало понятно. Анин открыла глаза. Информация хоть и содержала важные сведения, но не внесла ясность в ситуацию.

— Вам удалось расшифровать послание?

— Да. Это эхо, — ответила девушка, стирая пот с лица. Тело трясло от напряжения.

— Эхо? Значит, кто-то из наших погиб?

— Похоже на то. Не пойму только, как это возможно. Я была последней по эту сторону Квантума. Самое странное, дружище, что оно было помечено меткой высшей срочности, «к исполнению немедленно».

— Значит, я принял верное решение, разбудив вас?

— Вне всякого сомнения, — задумчиво ответила Анин. — Я теряюсь в догадках. Видишь ли, в послании содержалась информация об одном человеке, которого я должна спасти на Альбенаре.

— Вы хотели сказать «альба»?

— Нет, в сообщение говорится о человеке. Скажи, что я адекватна и мне не померещилось.

— Вы вполне адекватны, — заверил аватар. — Но состояние ваших нейроконтуров меня беспокоит.

— Спасибо, но моей головой займемся позже, — безразлично отозвалась Анин и снова просмотрела сообщение. — Бессмыслица какая-то.

— Может, кто-то не успел?

— И молчал девятьсот лет?!

— Согласен, нелогично, — отозвался аватар.

— Курс на Альбенару рассчитан?

— Да, Хозяйка.

— Запускай гипердвигатель. Мне нужно знать, что там происходит.

Из двигательного отсека донесся нарастающий гул. Мгновение, и космос за бортом задрожал. На обзорном экране появилось изображение планеты, сияющей синим цветом океанов. На короткий миг Анин вздохнула, сердце подпрыгнуло — настолько картина напоминала родной дом! Но нет, контур материков говорил, что перед ней висела Альбенара.

***

— А ты счастливчик, малыш, — со свойственным ему прищуром сказал Холен.

Их извозчик не спеша вёл телегу по дороге и выглядел довольным.

— Это еще почему?

— Как, почему? Ты же чудом избежал смерти. Я согласился вывести только одного человека. Твоя спутница согласилась доплатить издержки за лишнего пассажира.

Холен довольно провел по потяжелевшему мешочку денег.

— Я не знаю, кто ты ей — брат, сват или любовник — и знать не хочу, но учти, эта девица со странностями, — продолжал Холен. — Если что-то делает, то неспроста.

— Я ей благодарен.

— Разумеется, — извозчик снова прищурился. — Еще бы ты был ей неблагодарен. Знаешь, вот ты еще молод, а я за свою никчемную жизнь понял, что долги надо возвращать. Так что близок час, когда она спросит с тебя. Мне с того никакой прибыли. Так просто предупреждаю.

— Чтобы я был тебе благодарен?

Холен прищурился и довольно рассмеялся.

— Быстро схватываешь, малыш. Далеко пойдешь.

— А почему ты так говоришь о ней?

— А ты припомни, как она поступила с теми двумя ворами, когда спасалась от надзирателей.

— Они не успели, — Мир пожал плечами.

— Ага, не успели, — Холен хмыкнул. — У них не было никаких шансов успеть. Ты мне сам сказал, что щитки располагались далеко от входа. Эта девица явно знала, что вход откроется именно за зеркалом. Как только те двое повернули щиты, дверца открылась. Я знаю такую систему. Эта тюрьма двести лет назад была замком одного герцога, и не мне тебе рассказывать, что в каждом уважающем себя замке найдется пара-тройка запасных ходов на случай осады или грязных делишек. Так вот, если отпустить щиты, то проход закрывается.

Мир кивнул: похоже на правду. Было так темно, что он наткнулся на свою спасительницу, а в зале система зеркал создавала яркое освещение. Не трудно догадаться, что проход уже закрылся, когда охрана поняла, что же произошло.

— С ней надо быть осторожным. Ты же сказал, ей нужны двое. Третий по счастливой случайности услышал вашу возню и заменил тебя. Если бы не это…

Мир кивнул. По всему выходило, что Холен прав. Загадочная спасительница использовала двух здоровых мужиков и рассталась с ними без тени сожаления.

— Куда мы направляемся?

— Не знаю. Она указывает дорогу, а я везу — так мы с ней договорились, — извозчик наклонился к юноше и тихо сказал. — Я бы на твоем месте бросил ее и бежал куда подальше.

— А ты?

— Я так сделаю в свое время, пока не стало поздно. За дамочкой явно кто-то стоит.

— А за что она попала в тюрьму?

— Не знаю. Появилась у нас недавно, вела себя крайне неаккуратно, даже странно, приставала к стражникам — в общем, делала все, чтобы ее заметили. Ну, вот и результат. И еще я точно уверен, что она не местная.

— Странно… А я думал, она аристократка.

Холен хихикнул.

— Уж поверь моему опыту, на аристократку она совсем не тянет. Тихо! Она идет.

Мир обернулся. Действительно, его спасительница появилась среди деревьев и бодрым шагом направлялась к ним. Прошлой ночью они бежали, и с тех пор Мир следовал за ней, но ни он, ни Холен не знали имени девушки, а ведь они находились в пути уже почти сутки.

Она подошла и сказала:

— Я думаю, мы остановимся здесь на ночлег, а утром продолжим путь. Если поспешим, завтра к обеду доберемся.

— Мы едем в Оккруд?

— Нет, я отпущу тебя раньше.

— А точнее нельзя?

— Нет, нельзя. Давайте перекусим.

Она повернулась и направилась к повозке — Мир и Холен переглянулись. Но все-таки юноша чувствовал благодарность и не мог уйти. Да и куда? Теперь нет ни дома, ни Александры — проклятый фанатик Крарта лишил его всего и убил единственного дорогого ему человека.

Холен поднялся и потянулся.

— Пошли. Надо собрать ветки. Справишься?

— Конечно.

Мир направился в лес, а Холен бодро зашагал к повозке. Они остановились достаточно далеко от дороги, чтобы стволы деревьев укрыли их от взглядов случайных путников или патрулей.

В принципе Холен, если и был связан с преступным миром, то не настолько тесно, чтобы это бросалось в глаза. Мужчина выглядел тем, кем и представлялся — междугородним извозчиком. Если бы Мир не видел, как резво он вел свой экипаж среди темных переулков Флодареса, то никогда бы не поверил в двойную жизнь такого простого на вид человека.

Мир вернулся, как только набрал полную охапку иссушенных солнцем веток. Холен уже распаковал котелок, а девушка деловито нарезала рокту, так ловко, словно занималась этим всю жизнь. Сейчас она меньше всего походила на аристократку. Нет, конечно, вполне нормальная девушка. Хотя с логикой Холена трудно поспорить. Было в ней что-то странное. Не опасное, но несколько противоестественное, словно она постоянно ждала чего-то именно от него, как тогда в камере. Уже несколько раз юноша ловил себя на ощущении, что, когда он отворачивается, девушка смотрит на него, а затем поспешно отводит взгляд.

— Умеешь разводить костер? — спросил Холен.

Мир аккуратно сложил ветви, присыпав их сухой травой. Девушка с интересом наблюдала за его манипуляциями. Холен подал огниво, и юноша, довольный собой, разжег костер.

— Все просто, — сказал Мир.

Вскоре котелок с водой наполнился роктой и разносил приятный запах.

— На тюремной еде не особо разъешься, а? — спросил Холен.

Мир согласно кивнул, прислушиваясь к запаху. Вопрос скорее относился к девушке, потому что извозчик смотрел на нее, но та делала вид, что не расслышала.

— Ты не очень-то разговорчива, — отметил мужчина. — Есть с чего? Просто скажи и я отстану.

Девушка посмотрела на него, но на этот раз ответила:

— Ты делаешь свою работу, и я тебе плачу за нее. Зачем задавать лишние вопросы?

— Ого, самая длинная фраза из всех, что я слышал от тебя. Целых два предложения. У тебя северный акцент. Ты из столицы?

— Почти, немного восточней.

— А что на счет меня? — спросил Мир.

— В каком смысле?

— Зачем ты меня вытащила из тюрьмы?

Девушка недовольно посмотрела на него.

— Я тебе потом расскажу.

— Мне уже рассказывали «потом». Это плохо кончилось.

На этот раз ее взгляд был оценивающим и даже слегка удивленным.

— А ты, оказывается, хваткий. Берешь быка за рога. Я думала, ты тугодум.

— А как бы ты вела себя, если бы тебя приговорили к смерти?

— Не знаю, я не попадала в такие ситуации…

— Ну, ты хотя бы скажешь, как нам тебя называть, — сказал Холен.

— Саари. Меня так называют.

— Уже что-то…

— И все-таки, что насчет меня? — не унимался Мир.

— Если ты не считаешь себя обязанным, то ничего. Можешь, хоть сейчас идти на все четыре стороны. Или можешь остаться. Завтра узнаешь. Не понравится, откажешься и пойдешь своей дорогой.

— Вы не из повстанцев или еще каких-нибудь маргиналов с большой дороги?.. — спросил Холен.

— Мне нет дела до политики, — отмахнулась Саари. Ее явно что-то тяготило. Не просто так она не хотела говорить на эту тему. — А тебе, Холен, вообще следовало бы помолчать. Я тебе дала достаточно денег. На своей контрабанде ты столько не заработаешь.

— Ну, вот и ужин готов, — внезапно переключился Холен и принялся размешивать бульон, проигнорировав слова в свой адрес.

***

Мир проснулся, почувствовав чье-то приближение. Он открыл глаза и увидел лицо Саари. Было еще темно, хотя утренняя заря уже окрашивала небо алыми цветами. Лицо девушки выглядело миловидно в ярких лучах восходящего солнца.

— Пойдем, я не могу говорить, пока Холен рядом.

Оглянувшись, она направилась прочь от повозки, где дремал их извозчик. Мир направился за ней, на ходу прогоняя сон. Утренний холод как нельзя лучше способствовал этому.

Они отошли не слишком далеко, но достаточно, чтобы Холен не мог их увидеть или услышать, если даже проснется — деревья надежно скрывали. Саари остановилась. От Мира не укрылся тот факт, что она заметно нервничала.

— Я обещала тебе рассказать, что знаю. Есть люди, которые заинтересованы в тебе, — она подняла руку, призывая его к молчанию. — Подожди, не перебивай. Меня направили за тобой, спасти тебя от смерти. Это очень и очень большие люди.

— Из столицы?

Саари презрительно отмахнулась.

— Забудь про них, про королей и аристократию — нас не интересуют их дела.

Мирослав вспомнил вчерашние подозрения.

— А почему эти могущественные люди могут заинтересоваться мной? Мне вынесен смертный приговор. Я здесь только по случайности.

— Почему ты так считаешь? — она нахмурилась.

— Вчера я должен был дотронуться до второго щита, чтобы дверь открылась. Разве нет?

— Ах это… — девушка махнула рукой. — Разумеется, нет. Второй не требовался. Мне нужно было избавиться от лишних людей в нашем эскорте. Или ты предпочел бы остаться там?

Предложенная альтернатива не вызывала радости.

— Значит, всё было спланировано изначально?

— Разумеется. Об этом я тебе толкую…

— Если эти люди так могущественны, почему же они спасли только меня? Ты знаешь про мою… бабушку?

— Да, но я не могла спасти вас обоих. Если бы я могла, я бы обязательно попыталась. Прибыла я слишком поздно, — девушка хотела сказать еще что-то, но прикусила губу.

Мир сглотнул. Конечно, хотелось невозможного, и ему следовало бы сказать «спасибо», но все равно в душе зияла дыра.

— Только не подумай, что я тебе неблагодарен, — сказал он. — Ты рисковала собой ради меня. Чем же я так важен для вас?

— Я не знаю. Если ты согласишься следовать за мной, тебе расскажут. Могу лишь сказать, что мы собираем людей. Я сборщик, исполнитель.

— А как же те двое, которых ты бросила в тюрьме?

— Без них, мы бы не могли бежать. Вообще вполне хватило бы и одного. Второй щит поворачивать было не обязательно. Мирослав, от таких людей нужно держаться подальше. Поверь, эти двое заслуживают большего, чем десять лет каторги. Они бандиты, занимаются грабежом и разбоем. Не стоит их жалеть.

Мир машинально кивнул.

— А чем занимается ваша организация?

— Если коротко, собирает необычных людей. Сам понимаешь, большего я сейчас сказать не могу.

— Значит, я необычный?

— Это сразу видно, — с легкой улыбкой отметила Саари. — Тебе знакомо слово «Нова»?

По всей видимости, взгляд ответил за него весьма красноречиво. «Нова»? Та самая, из выдуманной истории Золотого Города? Миру казалось, что он ослышался, но девушка уже смотрела в сторону, словно к чему-то прислушиваясь. Юноша хотел спросить, но она жестом приказала ему молчать, точно таким же как это делала Александра. Вообще в этот момент Мир заметил между ними явное сходство. Черты лица, движения, взгляд — все казалось знакомым.

Саари сделала шаг назад и громко сказала в сторону:

— Холен, я понимаю, что тебе не спится, но если так, то это удачный повод для приготовления завтрака.

Она говорила уверенно, но как бы Мир не прислушивался, единственно, что удавалось различить — это шелест листвы.

— Холен, — снова позвала извозчика девушка и, не дождавшись ответа, развернулась и уверенно направилась к ближайшему дереву.

Извозчик показался, когда Саари оставалось сделать последний шаг. Выглядела она грозно, несмотря на то, что была почти на голову ниже мужчины — чувствовалась в ней скрытая сила, готовой в любой момент высвободить накопленную энергию. Юноша даже на секунду залюбовался ею.

— Красавица моя, не волнуйся ты так, — улыбаясь, ответил мужчина. — Говорят, что сердиться нехорошо…

— Сейчас ты все забудешь, — твердо сказала Саари, — разведешь костер и будешь ждать нас до тех пор, пока мы не вернемся, а иначе я сама сделаю из тебя салат.

Холен поднял руки и отступил. Что говорить, а складывалось впечатление, словно мужчина прошел по краю обрыва, заглянув в пропасть. Как только извозчик скрылся, Саари снова вернулась к Миру.

— Пойдем, прогуляемся, — сказала девушка и неспешно направилась в сторону противоположную от лагеря.

Мир последовал за ней. Несколько минут они шли молча, пока повозка не скрылась за деверьями.

— Я так понимаю, отказаться я не могу? — спросил юноша.

— Почему же. Если хочешь, можешь и отказаться.

— И меня не попросят забыть о разговоре?

— Попросят, — она оценивающе посмотрела на него. — Значит, ты согласен?

— Я еще не ответил.

Она неопределенно пожала плечами, словно говоря: «И что из этого? Я и так вижу, что согласен». И, следует отметить, была права. В сухом остатке, ему предлагали новую жизнь. Что будет с ним после отказа? Даже пойти некуда. Стража возьмет его при первом же приближении к любому городу и тогда выполнение приговора гарантированно.

— Значит, вы называете себя «Нова».

— Да. Тебе что-нибудь известно про нас?

— Только в контексте Золотого Города.

— Ерунда все это, сказки, не более того, — отмахнулась Саари. — Видишь ли, нам нужна хоть какая-нибудь защита от лишних глаз и чересчур болтливых ртов типа Холена. Потому в свое время мы придумали историю с Золотым Городом. Можно сказать, подали идеи в массы. Нет надежней способа спрятаться, чем быть на виду.

Да, в хитрости им не откажешь. Обычная подмена причины и следствия сделала Нову недосягаемой.

— Значит, Золотого Города никогда не существовало?

— Не существовало.

— Тогда все-таки… для чего я вам понадобился?

— Если Нова обратила на тебя внимание, значит, у тебя есть какой-то талант.

— Вряд ли мою внешность можно считать талантом.

— Да нет, — Саари лукаво улыбнулась. — Нормальная у тебя внешность. Даже не переживай.

Мир не удержался от улыбки. Никто, кроме Александры, не говорил ему такие слова.

— Ты действительно так думаешь?

— Я всегда говорю, что думаю. Или вообще не говорю, как многие думают, — она хихикнула. — Мне кажется, у тебя какой-то комплекс из-за этого.

— Совсем недавно люди показывали на меня пальцем, обвиняли в том, что я не совершал.

— Несправедливо, — согласилась она. — Но теперь такого больше не будет. Поверь мне.

И Мир поверил. Александра говорила, что кто-то должен приехать за ними. Значит, все-таки Саари та самая, которая, не встретив гостей из Идроуса, разыскала его уже в тюрьме.

— О, смотри, — девушка указала вправо, где стекал ручей.

Саари присела и зачерпнула воды, а затем быстрым движением умылась. Мир присел рядом на камень и последовал её примеру. Вода была не просто холодной, а ледяной.

— А какой у тебя талант? — спросил Мир.

— Не знаю. А ты как думаешь?

— Спасать людей?

— О нет, я на такое даже не претендую. А вообще дело даже не во мне, а в моем отце.

— А кто он?

— Вот придем, и узнаешь, — загадочно ответила она. — Оставь эти вопросы. Холен нас уже заждался, наверное. И кушать охота. Пойдем?

Тем временем Холен уже заканчивал с приготовлением завтрака и замахал рукой, как только Мир и Саари вышли из леса.

— Долго вы ходите, — заметил контрабандист.

Девушка с холодом заметила:

— На твоем месте я бы шпагу спрятала получше.

Мир посмотрел в сторону повозки и отметил, что оружие лежит под сидением, совсем недалеко от Холена — раньше оно было припрятано поглубже. Поразительно, как девушка успела это заметить.

— Куда хочу, туда и ложу, — буркнул мужчина. Он явно опасался Саари. — Ваш завтрак.

— Нам надо двигаться быстрее. Нас могут преследовать.

— Тогда шпага лежит там, где ей требуется, а?

Саари не возразила и сделала вид, что изучает похлебку. По всей видимости, консистенция ее устроила, но внезапно что-то отвлекло ее внимание.

— Мы не одни, — сказала она, вглядываясь в лес.

Холен как бы невзначай встал поближе к оружию.

— Я ничего не слышал, — сказал он одними губами. — Люди?

Саари кивнула. Мир тоже прислушался. Кажется, что-то хрустнуло справа. Юноша обернулся на звук и вовремя. Из леса выскочил растрепанный бородач, вооруженный тесаком. Мужчина замахивался на него рукой, но Мир вовремя отскочил и перевернувшись встал на ноги. Новый удар сзади выбил из него воздух и повалил на землю.

— Никому не двигаться! — донеслось откуда-то со стороны.

Мир попытался подняться, но почувствовал холод металла на шее. Лезвие уходило куда-то вверх, разбойника разглядеть не удавалось. Зато тот бородач и еще двое угрожали оружием Саари и Холену, который все-таки успел выхватить шпагу и держал ее перед собой. Девушка выглядела озабоченной, но не более того, зато контрабандист испугался не на шутку.

— Давайте обойдемся без кровопролития, ладно? — голос прозвучал над головой и был подозрительно знаком. — Правда, Мир? Нам же не нужны жертвы?

— Это точно! — из леса около повозки вышел еще один человек, вооруженной штуцером.

Юноша узнал его. Значит, он не ошибся. Тот, кто повалил его с ног и теперь угрожал, был Капеном, а Олик, его компаньон, довольно приближался к повозке, поигрывая пальцами по прикладу. Его сопровождали двое разбойников, вооруженные шпагами. Еще один, здоровенный бородач, находился недалеко от Капена и Мира и поигрывал тесаком. Как они могли здесь оказаться?

— Так что? — спросил он.

— Холен, брось оружие, — сказала Саари.

Мужчина недовольно опустил шпагу. Очевидно, разбойники превосходили силой.

— Светоч мой, на кого же ты нас покинула. Ушла и не попрощалась, а? — прозвучал голос Капена.

Лезвие сильнее надавило на шею — Миру пришлось практически вжаться в землю, но зато удалось разглядеть злые глаза бандита. И никакого намека на его якобы аристократическое происхождение. Бандит бандитом. Права Саари: от таких следовало держаться подальше. Но как они смогли их выследить и догнать?

— Я же сказал, что не буду десять лет горбатиться на рудниках. И вот я здесь. Так что? Будем бросать оружие или нет?

Звякнул металл, Холен поднял вверх пустые руки. Двое бандитов тут же схватили извозчика и повалили на землю. Вскоре его руки уже сдерживали веревки. Стоять осталась только Саари. Девушка прислонилась спиной к повозке и оглядывалась.

— Удивлена? — спросил Олик, хищно приближаясь.

— Немного, — призналась она.

— Всего лишь немного, малышка? И только-то?

— Вы фартовые ребята — вам не могло не повезти. Сумели ускользнуть от охраны через окно?

— Ты использовала нас! — прокричал Олик.

Бандит подошел к Саари и звонко ударил ее по щеке.

— Это только аванс, красотка.

Бандиты довольно заржали. Мир поморщился, он судорожно соображал, что же может сделать, но понимал, что боец из него никакой, хотя под рукой явно прощупывался увесистый камень. Саари держалась достойно, но юноша понимал, что это лишь бравада.

Конец ознакомительного фрагмента.