Лаборатория странных тел

Игорь Анатольевич Верещенский, 2019

Они безумны. Они смелы. Они богаты. Или в отчаянии… Они – пациенты клиники доктора Грейта, для которого единственный принцип работы – желание клиента. Он не даёт гарантий, а перед началом процедур заставляет подписать договор, напоминающий смертный; но результат – если он будет достигнут – обещает превзойти все ожидания. Всего несколько человек трудятся под крышей уединённой клиники, и отношения в коллективе станут отправной точкой событий, пережить которые будет непросто.

В оформлении обложки использованы материалы

сайтов pixabay.com (автора TAMA66)

и 2fons.ru по лицензии ССО

1

Закрылась стальная дверь, задвигались стулья. В лакированной поверхности стола возникло корявое отражение присутствующих. Все собрались в кабинете главврача, и никто из этих самолюбивых, облагороженных и вознесённых собственным положением человечков и представить не мог, что для каждого из них это банальное до безобразия и неприятное до банальности утро окажется последним.

Гюстав Грантович восседал во главе стола и с плохо скрываемым пренебрежением посматривал на своих немногочисленных подчинённых. То были: заведующая медицинской частью Анжелика Юрьевна, дама с кукольными губами, но суровой наружности и не менее сурового возраста; рядом с ней — заместитель главврача Альберт Карлович, уверенный, что является здесь гораздо более важным сотрудником, чем его угрюмый начальник; и напротив — старшая и единственная медсестра Марина, кудрявая женщина лет сорока, недовольная своей кудрявостью, да и должностью тоже; и заведующий хозяйственной частью Василий Павлович, выглядевший со своими чересчур простыми бровями-мазками наиболее адекватным из всех, как сперва и выглядят все завхозы.

Гюстав Грантович, внешность которого вполне соответствовала и его необычному имени, и роду занятий, а инициалы — как правило, результатам его трудов, напоминал облачённый в белый чехол бочонок для лото непомерных размеров с ручками и ножками, да ещё с головой, седой, как халат, и с такой же белой бородой-эспаньолкой, крайне неприятной Альберту Карловичу как элемент превосходства, коим ему она всегда казалась и который ввиду своей плешивости сам он себе позволить не мог. Но Гюстав Грантович достиг уже достаточных высот в жизни, чтобы не считать свою внешность неподходящей для чего-либо, и уж точно не собирался заботится о том, чтобы каждому из присутствующих она была приятна. Было ему уже к семидесяти, и единственное, что временами омрачало его душевный покой и самодовольство — несогласованные и некомпетентные действия подчинённых, приводящие к ошибкам, скандалам и заставлявшим его «всё делать самому» (впрочем, только на словах).

— Ну, Анжелика Юрьевна, слушаю вас внимательно, — начал он повелительным, но довольно тихим тоном, — расскажите мне, как у нас дела сегодня. Прежде всего меня интересует эта заноза… как её… Нагорская.

— Пригорская, — поправила Анжелика Юрьевна, надев большие круглые очки и сделавшись ещё суровее.

— А, ну да… да, на горе ей не бывать. Как её ноги?

— Ей не нравится. Не достаточно элегантны. Кроме того, много шерсти.

— А чего она хотела? Пусть бреет. Красота, знаете ли, требует жертв, и не малых! Что вы ей предложили?

— Сделать лазерную эпиляцию.

— Правильно.

— Но она скандалит! Грозится всё рассказать.

Гюстав Грантович небрежно отмахнулся:

— Сколько у нас таких было — хотели рассказать? Всё равно им никто не поверит. К тому же, когда к нам явилась, она что просила?

— Стройные ноги.

— Вот! Стройные, а не красивые. Этот пункт был отмечен в договоре?

— Б… был, — Анжелика Юрьевна слегка замялась.

— И я очень надеюсь, что был, — добавил главврач весомо. — Будет возникать — укажите ей на это. А на счёт элегантности — поговорите, разъясните. Это вообще понятие довольно размытое, на мой взгляд. Идеала не существует! Самочувствие её как, Альберт Карлович?

— В норме, — резво подхватит тот, будто только и ждал, когда его спросят. — Анализы тоже в пределах допустимых изменений. Зрачки только немного изменились.

— Побочный эффект. А что — красиво, необычно! Скажите, что это бонус. Но давайте дальше.

Гюстав Грантович открыл кожаный ежедневник формата А4, где было место не только для списка дел, но и для обильных к ним комментариев.

— Что женщина-кошка?

— Идёт на поправку, — отозвался заместитель тем же деловитым тоном, каким был задан вопрос. Он, сам того не замечая, во многом подражал руководителю клиники, что тот как раз видел хорошо и за это его недолюбливал, усматривая в этом некое подобие издёвки.

— Результатами довольна? — Спросил главврач чуть холоднее.

— Пока трудно сказать. Но не жаловалась.

— Анжелика Юрьевна, может вы поясните? Руки, ноги, изменение лица? А то, как вижу, мой зам не в состоянии дать развёрнутый ответ.

— Конечности выпрямились, приближаются к форме прототипа. Лицо приобретает вид кошачьей морды, но пока ещё процентов пятьдесят, я бы сказала. Хвост растёт, наблюдаемый шерстяной покров незначительный — пока удаётся сдерживать терапией. Надеюсь, так и будет. Появилось, правда, шесть лишних сосков, но работаем над этим, должны пройти. Или может небольшие пятна останутся. Общее состояние пока нестабильно, требуется строгий контроль.

— Хорошо. В зону грудей сыворотки подавляющей по два кубика и массаж. Утром и вечером мне докладывайте.

— Ещё когти стали расти, — влез с ущемлённым видом Альберт Карлович.

— Когти — незначительно, — ответила Анжелика Юрьевна невозмутимо, — тоже сывороткой подправим.

Альберт Карлович насупился и потёр безволосый подбородок. Он вполне мог и сам дать ответ, и куда более развёрнутый, но вопрос изначально был задан так, чтобы он не предположил разглагольствований — и в этом он усмотрел своё намеренное игнорирование. Заместитель главврача был не многим младше своего начальника, и когда раздражался, не имея возможности это выразить, то пялился в стол с каменной миной. Гюстава Грантовича это забавляло. Он, может, и подыскал бы себе другого заместителя, но учитывая специфику работы, с кадрами была большая напряжёнка.

— С пастели встаёт, по коридору ходит, аппетит и сон нормальные, — добавила Анжелика Юрьевна.

— Ясно… так, что наш волк? Кстати, что за грохот там был вчера?

На этот раз заведующая медчастью была готова предоставить слово своему не в меру чувствительному соседу, но тот упорно молчал, и отдуваться снова пришлось ей:

— Волк озлобляется. Как дальше с ним быть — честно, не знаю. В люди выпускать однозначно нельзя. Процесс усугубляется с каждым днём. Вчера подрался с мишкой, потому что камеру закрыть забыли.

— Василий Павлович! — Вскинулся главврач, и по лицу его зама пробежала едва уловимая довольная ухмылка, — как же так получилось, что не была закрыта камера? А если бы он ещё куда забежал? Кто у нас отвечает за безопасность?

— Гюстав Грантович, да уборка была, он в этот момент и выскочил! Лучше бы узнать, почему ему никто снотворное не вколол и к койке он пристёгнут не был. Серёга только сунулся — он на него, тот еле ноги унёс! Это нормально? Я не отвечаю за состояние пациентов, и когда иду убирать, всё должно быть предусмотрено.

Альберт Карлович уставился на него испепеляющим взглядом, но простые брови завхоза взметнулись так высоко, что сделали весь его облик совершенно непригодным для обвинений.

— Работа работой, а ребят своих я калечить не дам. Гюстав Грантович, ну что это? — Добавил завхоз, и голос его звучал чётко и ярко, и непривычно открыто для этого кабинета.

Следующий испепеляющий взгляд устремился уже на самого Альберта Карловича:

— Ему что, снотворное не вкололи? Альберт Карлович, когда вы будете следить за пациентами подобающим вашему уровню ответственности образом?

— Слежу я, — прогнусавил тот, уставившись в стол.

— Да? И что же это было? Не добиваетесь ли вы, чтобы он нас всех здесь перегрыз?

— Это было бы не лишним.

— Что-что?

— Я слежу! Это Марина укол не сделала.

Марина негодующе встрепенулась:

— Чего? Вы что?! А я знала?

— Делать плановые инъекции — ваша работа, — упорствовал заместитель.

— Возможно, но об этом стоило бы уведомлять!

— А журнал на что?

— Какой журнал?

— Распоряжений! Я для чего его пишу?

— Я ваши писульки не читаю.

— Так надо читать!

— Не знаю я ни про какой журнал, что вы выдумываете? И про укол вы не говорили… вы же сами его делали всегда, при осмотре!

— Довольно, заткнулись оба! — рявкнул Гюстав Грантович, вмазав пухлым кулаком по столу. — Вот где мне уже ваши препирания! Аанжелика Юрьевна, есть у нас такой журнал?

— Я не видела, — пожала плечами та, явно обрадованная, что не видела.

— Альберт Карлович, вам последнее китайское предупреждение: мне плевать, кто из вас и как делает уколы, и по журналу или без, но если вы не научитесь соответствующе организовывать вашу работу, то помяните моё слово — незаменимых людей нет, есть вовремя незаменённые! Следующий раз я посажу вас в палату вместе с волком и сниму с него всю терапию. Вам ясно?

Побледневший Альберт Карлович бросал молнии на завхоза и медсестру, но один сидел с непроницаемой маской простофили, а другая пренебрежительно отвернулась. Грозный вопрос прозвучал вновь:

— Понятно вам, или нет?

— Понятно.

— Вот так. И хватит искрить тут глазами, не поможет. Это ведь далеко не первый случай! Анжелика Юрьевна, в дисциплинарных целях Альберт Карлович в этом месяце получит только половину зарплаты.

Заведующая прилежно сделала пометку в блокноте, а Альберт Карлович с досады стукнул по столу ладонью и даже хотел вроде как высказаться, к неописуемому удовольствию всех собравшихся, но неимоверным усилием воли сдержал себя.

— Смейтесь, смейтесь, — процедил он, — хорошо смеётся тот…

— Ну хватит уже, Альберт Карлович! — Осадил его главврач, — виноват, а всё кипишуешь. Гордость-то имей чуть-чуть! Что с медвежонком нашим, Елеевым? Не пострадал, кстати?

— А ему-то что? Силищи будь здоров. Отшвырнул его и все дела, — пояснил завхоз.

— Только тяпнуть его успел, — добавила Анжелика Юрьевна. — Теперь курс уколов делать. А то бы уже выписывали.

— Эмоциональное его состояние как?

— Более грубым стал, но это ему даже к лицу. Учитывая, какая раньше размазня была, так и нормально, вполне адекватен.

— Хорошо, сегодня посмотрю его сам. Пусть тесты проходит по психологии. А нам с вами решить надо, что же с волком делать. Похоже, господин Малахеев не выкарабкается. Ваши предложения?

Повисло молчание.

— Ну что, никаких мыслей ни у кого? Альберт Карлович, скажите что-нибудь, вы же врач!

— Думаю, не выкарабкается, — пробурчало в ответ.

— Очень ёмкое изречение. И как я сам не догадался! Анжелика Юрьевна, придётся вам опять отдуваться.

— Мы колем ему кучу антибиотиков и все комбинации подавляющей и корректирующей сыворотки, плюс психотропные препараты. А недавно и снотворное начали, потому что уже не помогает больше ничего. Похоже, с ним и правда всё.

Главврач вздохнул:

— Ну почему, Альберт Карлович, вы не можете отвечать хотя бы так? Почему заведующая медчастью знает положение дел лучше вас, хотя у неё и других забот по горло?

— Я тоже знаю пациентов.

— Хорошо бы, если бы вы ещё знали буквы и умели складывать их в слова.

— Не вылезет он! Человеческие инстинкты утрачиваются. Срёт где попало, жрёт руками, всех на хрен посылает. Скоро и это разучится делать, — ответил-таки заместитель.

— Сквернословить вы умеете, — заметил Гюстав Грантович, — хоть что-то. Да, печально… ещё один. Предоставьте мне сегодня список препаратов, что ему дают, очерёдность… в общем, всю картину. Посмотрю, можно ли что-то подправить. Иначе — усыпить. Иного выхода нет.

Все немного помолчали. Заведующий клиникой разглядывал ежедневник.

— Ничего не поделаешь, есть и оборотная сторона профессии, — проговорил он. — Что Бэтмен?

На этот раз потупились все сразу.

— В чём дело?

Поправив очки и укоризненно посмотрев на Альберта Карловича, упорно никого не замечающего, Анжелика Юрьевна со вздохом пояснила:

— Произошло небольшое недоразумение… в общем, Летучному случайно вкололи ДНК летучей мыши-самки, да ещё и, как позже выяснилось, на ранней стадии беременности… в смысле, мышь была на ранней стадии… теперь у Бэтмена токсикоз.

Конец ознакомительного фрагмента.