Центральное дело. Хроника сталинских репрессий в Якутии

Иван Ушницкий, 2021

В полночь 31 октября 1939 года ненасытное нутро якутской тюрьмы наполнил реквием по павшим, но не сломленным… И этот реквием звучит и должен звучать из века в век в сердцах якутян – как напоминание, предупреждение, священный долг перед лучшими сынами Якутии, положившими жизни в крепкий фундамент нашей республики. Спустя более тридцати лет после первого издания книги, возымевшей эффект разорвавшейся бомбы, вы, читатель, держите ее в руках снова. Взгляните с высоты прошедших лет на те события, приведенные в неоспоримых фактах и документах, и вы ужаснетесь вопиющей жестокости и несправедливости, восхититесь непоколебимым мужеством и жертвенностью. Возможно, вы кардинально поменяете свой взгляд на современную ситуацию в стране и в республике…

«ОЙМЯКОНСКОЕ ДЕЛО»

В Оймяконском улусе, где только в 1927 г. окончательно освободились от бандитизма, по инерции продолжались поиски классовых врагов, которые даже стали масштабнее, чем в годы борьбы с бандитизмом. Сигналы о неблагополучии в Оймяконе достигли Якутска. Их становилось все больше. И 19 октября 1929 г. Якутский обком ВКП(б) принял постановление о создании специальной партийно-правительственной комиссии для проверки поступающих сигналов. Председателем к был назначен П.В. Аммосов.

24 ноября 1929 г. газета «Автономная Якутия» опубликовала материал «Оймяконский УИК — камера пыток (преступное искажение политики партии и советской власти)». В статье приводились факты пыток над подследственными: «…Избиения проводились специально сделанным кнутом со свинцовым наконечником, палкой и прикладом винтовки».

3 марта 1930 г. в «Автономной Якутии» были опубликованы выводы партийно-правительственной комиссии: «За время с апреля по декабрь (1929 г. — Авторы) было арестовано по улусу 67 человек, из них 7 женщин и один тунгус. Часть арестованных по 2 месяца и более сидели под стражей без предъявления обвинения и даже без постановления об аресте». «…В начале августа был арестован ряд лиц по обвинению в организации «контрреволюционного заговора». «При ночных допросах арестованных подвергали жесточайшим пыткам, стегали специально приготовленной заузленной веревкой, вытягивали за волосы вверх, открывали стрельбу мимо ушей. Истязаемые падали в обморок, их приводили в сознание и били заново. Залитые кровью, с поломанными ребрами, искалеченные, под страхом расстрела и пыток, они давали вынужденные показания. Фактически же никакого заговора не было…». «…У них выдергивали бороды и усы, обжигали волосы, эти изверги накаливали шомпола и угрожали воткнуть их в рот, на арестованных одевали веревочные кандалы». «Хозяйство арестованных по делу «заговора» было разорено, все было отобрано и роздано куда попало… Кроме заговорщиков были арестованы без всякой причины Романов, Березкин, Находкин, Слепцовы, беременная женщина Романова и другие. Они также подвергались побоям, им угрожали расстрелом, при допросах женщин раздевали догола. Романова с испугу родила мертвого ребенка. Арестованные содержались в нечеловеческих условиях, в темной, сырой и холодной пристройке (б. свечник церкви). При приезде правительственной комиссии в Оймякон в таком положении были 3 арестованных, изнуренных, больных, трясущихся людей, которые немедленно были освобождены».

Далее приводились факты самоубийства подследственных. В конце статьи говорится: «Все, что здесь изложено, основано исключительно на фактах и бесспорных документах».

Таковы были нравы той беспощадной эпохи классовой борьбы. Эта борьба так ожесточила души многих чекистов, что они, привыкшие к безнаказанности, нередко шли на тотальный террор без разбору. Так, например, отряд под командованием уполномоченного ОГПУ ЯАССР Д.М. Нутчина при ликвидации в марте-апреле 1930 г. немногочисленной банды Г.Т. Рахматуллина (Боссоойко) без суда и следствия уничтожил 22 неповинных человека — стариков, женщин, детей, в том числе двух младенцев, которым не исполнилось и года (Хотугу сулус. 1989. № 4. С. 98—108). Слепое насилие становилось второй натурой многих чекистов…