Сантьяго. Одна душа на троих

Иван Пудовкин, 2023

Молодому журналисту, обозревателю спортивного раздела городской газеты, не дает покоя мысль, что существует некая таинственная связь между совершенно нелогичными результатами некоторых матчей и следующими за этим крупными выигрышами людей далеких от спорта. Рационального объяснения подобной закономерности быть не может, и все же он уверен, что связь эта существует. Один из приятелей обещает попробовать ему устроить встречу с человеком, который сорвал самый крупный джекпот суперэкспресса за последние 20 лет. Встреча состоялась. Молодой человек переживает таинственную и самую страшную ночь в своей жизни. В погоне за призрачными ценностями мы порой отказываемся верить нашему здравому смыслу и прислушиваться к доводам рассудка, это помогает загадочным внешним силам завладеть всем нашим существом. Мы забываем самую простую истину – за все в жизни нужно платить.

«Сознание — 1…2…3. Способность человека мыслить, рассуждать и определять свое отношение к действительности; психическая деятельность, как отображение действительность. 4. Состояние человека в здравом уме и в памяти, способность отдавать отчет в своих поступках, чувствах…»

С. И. Ожегов. «Словарь русского языка».

«Папа, ты знаешь, я ведь очень хорошо разбираюсь в убийствах».

Иван, 5 лет.

С некоторых пор, а точнее, пару лет назад, я увлекся капперингом. Больше любительски, нежели профессионально. Тем не менее удивительные стечения обстоятельств, складывающиеся порой в отдельных матчах, и следовавшие за этим крупные выигрыши везунчиков, совершенно далеких от спорта, будоражили мое воображение. Я был уверен, что существует некая таинственная закономерность, связывающая эти события, но нащупать и разгадать ее мне не удавалось. Да что там разгадать — я и себе-то толком не мог объяснить, на чем зиждется эта уверенность, тем более что никаких рациональных обоснований ее у меня не было, и тем не менее, несмотря на отсутствие объяснений и обоснований, ощущение присутствия тайны, объединяющей эти события, укоренилось во мне настолько, что превратилось в своего рода идею фикс. Так часто бывает у людей с чувствительной натурой.

Один приятель, знающий о моих терзаниях, обещал попробовать организовать мне встречу с человеком, которому удалось сорвать самый большой джекпот в суперэкспрессе за последние двадцать лет. Правда, он сразу предупредил, что устроить эту встречу будет непросто и придется какое-то время подождать, прежде чем он сможет ее организовать. Я горячо поблагодарил приятеля за проявленное ко мне участие, заверив в том, что готов ждать сколько угодно, лишь бы ему удалось задуманное.

Ровно через месяц после этого разговора, погожим весенним днем приятель позвонил мне.

— Ты все еще хочешь встретиться с джентльменом, сорвавшим джекпот? — поинтересовался он.

— Спрашиваешь! Я просто жажду поговорить с ним! — Мне кажется, что на какое-то время я даже забыл, как дышать, ожидая, что скажет приятель.

— Тяжелый случай, — пробормотал он. — Записывай. Клуб «Деньги на двоих». Пересечение Деникина и Петровского тракта, на самом выезде из города.

Немного помолчав, приятель добавил:

— Сегодня, ровно в полночь. И это… ничему не удивляйся.

Я хотел было спросить у него, чему я должен удивиться, но в динамике раздались короткие гудки.

За последние два года я стал заядлым посетителем различных спортивных баров и букмекерских контор, но о существовании клуба «Деньги на двоих» слышал впервые. Странно.

Отринув закравшееся вдруг сомнение — а нужно ли мне это, я в приподнятом настроении вернулся к своему рабочему столу и буквально за полчаса закончил начатую накануне статью о неоценимом значении начальной физической подготовки для будущих чемпионов, которая должна была быть напечатана в воскресном выпуске местной газеты. Отправив статью на электронную почту редакции, я с чувством выполненного долга и с радостным предвосхищением того, что мучившая меня тайна совсем скоро будет открыта, задернув шторы, лег отдыхать, решив, что это будет очень кстати перед бессонной ночью.

Без пяти минут двенадцать ночи такси остановилось перед перекрестком, образуемым пересечением улицы Деникина и Петровского тракта. Дневной сон пошел мне на пользу, я чувствовал себя хорошо отдохнувшим и полным сил. Рассчитавшись с водителем, я вышел из машины и осмотрелся. Действительно, это была черта города, промышленная зона и та осталась далеко позади.

На противоположной стороне тракта стояло одинокое здание. Дальше, насколько хватало взгляда, шли вспаханные поля, изредка пересекаемые заградительными лесопосадками. Ни ярких неоновых вывесок, обычно каскадом облепляющих игровые заведения, ни каких-либо других атрибутов, по которым можно было бы определить назначение здания, на строении не было. Это была глухая унылая бетонная коробка квадратной формы. Единственная дверь выглядела довольно массивно. Над ней висел тусклый фонарь, стилизованный под факел. По периметру здания на одинаковом расстоянии друг от друга выстроились фонарные столбы, на которых вместо уличных фонарей были установлены мощные прожектора. Они словно охраняли здание от чего-то, ярко освещая его слепые стены. Весь освещенный периметр был хорошо заасфальтирован, однако на площадке не было ни одной машины. Нехорошее предчувствие легкой рябью прошлось по моим внутренностям, по спине пробежал холодок.

Глубоко вдохнув воздух, густо насыщенный запахом свежевспаханной земли, я посмотрел наверх. Чернильные тучи затягивали небосвод, за их плотной завесой одна за другой гасли звезды. Весна в этом году выдалась ранняя и дружная, уже две недели стояла непривычная для этого времени года жара, днем температура не опускалась ниже +30°C, и давно было пора пролиться хорошему дождю.

Перейдя тракт и оказавшись в залитом светом прожекторов пространстве, я почувствовал себя более уверенно, но это оказалось обманчивым ощущением. Стоило мне оглянуться, как нехорошее предчувствие накатило с новой силой — за шеренгой столбов сгустилась тьма, сквозь которую ничего невозможно было разглядеть, — исчез перекресток, исчез тракт, исчезли заградительные лесопосадки. Я вновь посмотрел наверх — сплошная чернота уже полностью закрыла небо, и лишь всполохи пока еще небольших молний на какие-то доли секунды выхватили из этой кромешной тьмы отдельные его участки, освещая огромные кустистые тучи, которые громоздились друг на друга и маслянисто переливались в этих отсветах. Словно прочищая горло, глухо рокотал гром.

— Прошу следовать за мной. Вас ждут, — раздался голос позади меня.

Я резко обернулся. В проеме распахнутой настежь двери стоял высокий пожилой мужчина с черной перевязью на левом глазу. Лицо гладко выбрито, в идеально уложенных волосах поблескивает седина, статную фигуру плотно облегает безукоризненно скроенный фрак.

— Простите? — пробормотал я, машинально чуть не перекрестившись.

— Время! — Мужчина поднял вверх указательный палец — где-то в глубине здания часы начали отбивать полночь. — Вас ждут, — повторил он и жестом пригласил меня войти.

Не было огромных мониторов, висящих под потолком и транслирующих спортивные события со всех уголков мира. Не было толп охотников за удачей, этих вездесущих специалистов, в тонкостях разбирающихся абсолютно во всех видах спорта и знающих закулисье любой команды. Не было дельцов, раздающих за небольшой процент «верные» советы новичкам. Не было плотной завесы табачного дыма. Ни судорожной суеты, ни обильного потоотделения, ни криков радости, ни вздохов разочарования.

Был лишь широкий коридор, выстланный толстым ковром, скрадывающим звуки шагов, и массивные двери по обеим сторонам коридора.

Господин во фраке подвел меня к третьей двери по левой стороне, легонько постучал по ней костяшками пальцев, открыл ее и вновь жестом пригласил меня войти.

Я сделал шаг вперед, и дверь за мной закрылась.

Кабинет представлял собой прямоугольник три на четыре метра. Стена напротив двери была сплошной стеклянной панелью от пола до потолка. Лишь только я оказался в этом помещении, как два явных несоответствия тут же бросились мне в глаза и заставили насторожиться. Во-первых, в ярком свете прожекторов, прикрепленных к фонарным столбам, я очень хорошо рассмотрел здание снаружи и готов был поклясться, что стены здания были слепые, в них не было даже намека на окна, не говоря уж о таких огромных стеклянных панелях, а во-вторых — сами прожектора… То есть, их отсутствие. Их яркий свет должен был бы заливать кабинет, но помещение освещалось лишь пламенем фитилька, плавающего в китовом жиру, которым была наполнена половинка кокосового ореха, служившая, видимо, светильником. Пламя фитилька отражалось в стеклянной стене, создавая оптический обман, будто огонек подмигивает из темноты там, на улице, а тени от него мечутся здесь, в кабинете.

Длинный стол с массивной столешницей красного дерева дальним концом упирался в стеклянную стену. На нем стоял открытый ноутбук, на экране которого зеленым мерцала страничка одного из букмекерских сайтов. Рядом выстроилась целая батарея разнокалиберных бутылок и пара широких низких стаканов. Огромная хрустальная пепельница и несколько пачек сигарет завершали убранство стола.

Стены кабинета были затянуты старинными гобеленами, на которых изображались сцены охоты средневековых рыцарей. По обеим сторонам стола стояли широкие кожаные диваны с высокими спинками.

Мужчина, сидевший на диване слева, представился просто:

— Флинт.

Немного подумал и добавил:

— Капитан Флинт.

Даже сидя он выглядел очень внушительно, но пришитое к левому плечу его пиджака чучело какаду было настолько нелепо, что я не смог скрыть удивления и уставился на него.

Перехватив мой взгляд, мужчина, представившийся Капитаном Флинтом, мягко улыбнулся:

— Это Сантьяго. Не волнуйтесь, он не помешает нашей беседе. — Мужчина погладил кожистые лапки, перехваченные грубыми нитками. — Он не позволяет мне забыть о том, что я настолько же смешон, насколько и гениален. Или наоборот? — Флинт посмотрел на меня. — Впрочем, это спорный вопрос. Сантьяго является моим проводником. Только благодаря ему вы и оказались здесь. Если честно, я был против. Да вы присаживайтесь.

Я и не заметил, что продолжаю стоять. Смущенно откашлявшись, я опустился на диван справа, забыв даже представиться. Если быть до конца честным, то я был довольно сильно выбит из колеи, — из головы все никак не шли явные несоответствия, бросившиеся мне в глаза в первый момент моего появления в этом кабинете, к тому же сидящий по ту сторону стола мужчина создавал странное впечатление, — у меня сложилось ощущение, что я нахожусь в каком-то зазеркалье. Я лихорадочно пытался сообразить, какой манеры поведения мне придерживаться в общении с Капитаном Флинтом, но ничего путного на ум не приходило.

— Надеюсь, вы не промокли? — Мужчина участливо посмотрел на меня.

— Нет, — поспешно ответил я.

— Конечно, ведь дождь начался сразу после полуночи. Вы пунктуальны, это похвально.

Он откупорил одну из стоявших на столе бутылок, наполнил оба стакана и поднял свой:

— За Сантьяго! — и опрокинул его одним махом.

Я осторожно сделал пару глотков. Теплая волна пошла по телу, по крови словно пробежал слабый разряд электрического тока, а сознание подернулось приятной легкой дымкой.

— Что это? — Я удивленно посмотрел на мужчину.

— Понравилось? — Флинт широко улыбнулся и плеснув в стакан чудесного напитка, поднес его к фитилю светильника, — стакан наполнился всполохами живых рубиновых искр.

Зрелище было завораживающим.

— Джентльмены, пробовавшие эту марку последними, умерли более четырех веков назад, а если быть уж совершенно точным, то ровно 463 года назад. Если не ошибаюсь, одна бутылка этого рома тогда стоила 10 золотых пиастров.

— Что?!

— Согласен, дороговато, — легко согласился Флинт, продолжая любоваться рубиновыми всполохами в стакане. — С другой стороны, если учесть то, что этот ром был извлечен из винного погреба губернатора острова Барбадос не кем иным, как лично Джоном Сильвером, то…

— Что?! — вновь не смог удержаться я.

— Да, молодой человек, именно так! — как ни в чем не бывало продолжал Флинт. — Джон хотел преподнести его в дар королю Испании, по чьему негласному благословению у него было право безнаказанно пиратствовать во всех известных на то время океанах, куда бы он только смог добраться с шайкой своих головорезов. Бедный Джон… Наверное, он не знал о том, что монаршее благословение не спасает от клинка ближнего…

— Я не это имел в виду, — с каждым словом Флинта во мне укоренялась уверенность в том, что напротив меня сидит душевнобольной.

— Знаю… Я знаю, что вы имели в виду. — Флинт откинулся на спинку дивана. — Не спешите делать выводы, молодой человек. Грань между здоровым разумом и душевной болезнью настолько относительна и абстрактна, что я, пожалуй, мог бы предположить, и прошу заметить, небезосновательно, что ее и вовсе не существует. Уж я-то это знаю, поверьте.

Мужчина уставился в стеклянную панель. На улице разворачивалось настоящее светопреставление — сплошная стена низвергавшегося с неба ливня, с силой ударяясь об асфальт, тут же превращалась в бурлящий поток, посеребренный призрачным сиянием будто разламывающихся светом уличных фонарей.

«Стоп, стоп! Фонарей ведь нет на столбах. Ты же сам отчетливо видел там, снаружи, что на столбах прожектора», — пронеслось в голове. Ну да, видел, а сейчас я отчетливо вижу фонари.

От непогоды кабинет отделяла лишь стеклянная панель, и создавалось впечатление, что мы сидим на тротуаре. Мне показалось, что пламя фитилька подмигнуло из-за сплошной стены дождя.

Я оторвал взгляд от стекла. Флинт насмешливо посмотрел на меня и закурил. Что-то смущало меня в его лице, и только спустя какое-то время я понял, в чем дело. Сами черты лица были очень подвижны, но казалось, что на нем лежит печать вековой меланхолии, и все же порой оно смягчалось всепонимающим взглядом ярко-голубых глаз, и тогда сквозь густую щетину непостижимым образом проступали иконописные черты святого.

Прочистив горло, я спросил:

— Вы сказали, что чучело является проводником?

Яркая вспышка молнии сверкнула прямо за стеклянной панелью и на пару секунд осветила кабинет. Черты лица Флинта резко заострились. Отблеск молнии полыхнул змейкой в антрацитовых пуговках глаз Сантьяго, и почудилось, что попугай ожил. Оглушительный раскат грома на какое-то время заложил уши, казалось, что барабанные перепонки не выдержат и лопнут.

— Да, Сантьяго проводник. И впредь попрошу вас, молодой человек, быть более уважительным. Сантьяго не чучело, он — проводник, — с нажимом на последнем слове сказал Флинт, но затем его лицо озарила улыбка. — Итак?

Я выложил на стол ручку, блокнот и диктофон.

Флинт прикрыл глаза и тихо сказал:

— Нет.

— Что? — Я уставился на него.

— Вам придется довольствоваться вашей уникальной памятью, — он открыл глаза.

— Но…

Флинт перебил меня:

— Никаких «но», это было одним из условий, соблюдения которых я требовал. Это и позволило состояться этой встрече.

Я был в растерянности — приятель ни о каких условиях мне не говорил. Единственное, он просил, чтобы я ничему не удивлялся, но делать было нечего, как говорится — «на нет и суда нет». Я убрал со стола ручку, блокнот и диктофон.

— Я уже упоминал, что был против этой встречи, — продолжал между тем Флинт, — но Сантьяго настоял. Я… я не смог возразить. — Он погладил чучело попугая. — Слишком долго он молчал.

Флинт вновь закурил и, выпустив густую струю дыма в потолок, неожиданно спросил:

— Как давно вы заинтересовались капперингом?

— Два года назад.

— Что побудило вас заняться этим?

— Любопытство и… возможность выиграть…

— Самый большой выигрышный коэффициент?

— Сто пятьдесят шесть.

— Одинар? — Брови Флинта взлетели вверх.

— Экспресс.

— А-а… Количество событий?

— Два.

Мои ответы чеканились так же четко и быстро, как и вопросы Флинта.

— Что заставило вас выбрать именно эту комбинацию событий?

На этом вопросе я споткнулся.

— Не знаю… События располагались по соседству в «сетке»… Мне показалось забавным объединить дюжину и «чертову дюжину»… Они бросились мне в глаза, эти события… Вот и все.

— Вам показалось забавным…

— Что?

Флинт не смотрел на меня, он глубоко дышал, лицо его побледнело, глаза закатились. Пальцы правой руки бешено метались по клавиатуре ноутбука, отмечая события и делая ставки.

Казалось, что попугай на плече Флинта чуть наклонился вперед и неотрывно смотрит на экран, контролируя, чтобы мужчина ничего не перепутал.

По кабинету словно пронесся ветерок — фитиль светильника вспыхнул ярче, тени неистово заметались по стенам, оживляя сценки на старинных гобеленах.

Я почувствовал, что волосы у меня на затылке начали приподниматься, по спине пробежал холодок, но через минуту все успокоилось.

Флинт, как ни в чем не бывало, наполнил стаканы, залпом опрокинув свой, откинулся на спинку дивана и прикрыл глаза.

— Вы хотели бы узнать, как мне удалось сорвать самый крупный джекпот суперэкспресса. Правильно? — Открыв один глаз, он уставился им на меня.

— Да, — я сглотнул подступивший к горлу ком.

— Тогда вам придется выслушать всю историю целиком.

— Но…

— Без вариантов, — вновь перебил меня Флинт. — Во-первых, потому что это не моя история, а во-вторых — так хочет Сантьяго. Уж не знаю, чем вы ему так приглянулись.

— Но джекпот выиграли именно вы?

— И да, и нет.

— То есть?

— Сантьяго угадал результаты всех событий, но денег я не получил.

— Букмекеры оказались нечистыми на руку людьми?

— Дело не в этом. Букмекеры выполнили свои обязательства и выплатили все сумму, но я не увидел из этих денег ни копейки.

— Не понимаю…

— И не нужно, — Флинт открыл второй глаз и закурил. — Так вы хотите услышать всю историю целиком? Предупреждаю, кое-что в ней может вам не понравиться.

Он резко побледнел и закрыл глаза. Сигарета выпала из пальцев и закатилась под стол. На лбу высыпали крупные капли пота, в груди раздались хрипы, и он заговорил:

— Да, Сантьяго… Конечно, я расскажу ему все… Да, знаю… Я ничего не скрою.

Разговаривал он явно не со мной.

У меня возникло острое желание бежать без оглядки и из этого кабинета, и из этого странного здания. Бежать куда глаза глядят, лишь бы не видеть это побледневшее лицо с порой проступающими на нем чертами великомученика. Я обернулся на дверь, уже готовый сорваться с места. Пропади пропадом и эта история, и вообще все тайны на свете, вместе взятые. Я уже даже приподнялся с дивана, но голос мужчины остановил меня.

— Не стоит.

Я резко обернулся. Кожа на лице Флинта приобрела нормальный розовый оттенок, дышал он ровно и спокойно.

— Навряд ли Сантьяго позволит вам уйти прежде, чем вы до конца не выслушаете его историю.

— Да что ж это за история такая, черт побери?! — Я чувствовал, что нахожусь на грани нервного срыва.

— Тише, тише. Не упоминайте этого имени всуе. Выслушав историю, вы сможете спокойно уйти и продолжать жить дальше, как и прежде… Наверное. — Сделав ударение на последнем слове, Флинт задумался.

Затем пристально посмотрел мне прямо в глаза, словно стараясь внушить какую-то мысль, которую не мог произнести вслух, и, четко выговаривая слова, сказал:

— Вы должны ее выслушать! Сантьяго избрал сегодняшнюю ночь для того, чтобы поведать ее, и уж будьте уверены, он доведет это дело до конца. К тому же, вам не о чем беспокоиться, на вашем месте нужно радоваться. Вы единственный, кто поимеет выгоду. — Теперь Флинт прищурился и насмешливо рассматривал меня. — Сантьяго любит внимание и умеет быть щедрым.

Я слушал его, словно под гипнозом, но слова о щедрости Сантьяго вывели меня из этого состояния.

— Выгоду? О чем вы? Какую выгоду я могу поиметь?

— Не волнуйтесь так, это ни к чему. Что же касается вашей выгоды, то буквально завтра вы станете богатым человеком. Очень богатым. Мультимиллионером!

— Вы шутите? Каким же образом это возможно? — Умом я понимал, что позволяю душевнобольному втягивать себя в какую-то сомнительную авантюру, но не мог перебороть любопытства, вцепившегося в каждую клетку моего организма.

— Ничего сверхъестественного, — улыбнулся Флинт. — Просто Сантьяго поделится с вами своими знаниями.

— Так просто? — скептически поинтересовался я, понимая, что меня просто хотят разыграть.

— Не так уж и просто, как может показаться на первый взгляд. Все совсем не просто. — Флинт уставился в стеклянную панель, словно хотел разглядеть что-то за сплошной стеной дождя.

Где-то в здании часы пробили час ночи. Флинт помотал головой, будто стряхивая с себя оцепенение, и энергично растер ладони.

— Итак, готовы ли вы довериться Сантьяго и рискнуть всеми своими накоплениями, чтобы стать очень богатым человеком?

— Не понимаю, о чем вы говорите. Какие накопления? — пробормотал я.

— Ну-ну, не скромничайте. Учитывая гонорар за последний сборник рассказов и деньги, откладываемые на покупку машины, у вас чуть больше четырех миллионов рублей. Мы откинули лишнее и осталось ровно четыре.

— Что вы… — У меня не хватало слов, чтобы адекватно отреагировать на эту неслыханную наглость Флинта, подсчитывающего чужие деньги. Мои деньги…

Между тем он наполнил мой стакан и придвинул его ко мне. Опустошив стакан тремя большими глотками, я вновь почувствовал, как по телу прошла теплая волна, а сознание окуталось легкой приятной дымкой, но главное — меня прекратила бить нервная дрожь.

— Вам обязательно нужно показаться психотерапевту. Нервы у вас совсем слабенькие, — Флинт участливо смотрел на меня, но мне казалось, что он издевается надо мной.

— О… о каких четырех миллионах вы г… г… говорили? — от злости я начал заикаться. — И кто это «мы»?

— Мы — это я и Сантьяго. — Флинт невинно хлопал глазами, будто не понимая, что его спокойные рассуждения о моих деньгах невероятно раздражают меня. — Не нервничайте вы так. Давайте я сначала вам все объясню, а уж потом вы решите, правильно ли мы поступили, заботясь о вашем благосостоянии, хорошо? В любом случае последнее слово остается за вами, и только вам решать, хотите вы быть богатым человеком или же нет.

— Существуют люди, которые не хотят быть богатыми? — с сомнением поинтересовался я.

— Всякие встречаются, — неопределенно ответил Флинт и выжидающе уставился на меня.

— Рассказывайте, — сказал я, успокоившись.

— Вот и хорошо. Может, сигарету?

Я отказался, но вдруг вспомнил, что, когда с Флинтом случился припадок, зажжённая сигарета выпала из его пальцев и упала под стол. Возможно, она до сих пор тлеет и…

Я заглянул под стол, но сигареты не увидел. Нагнувшись ниже, я стал осматривать ковер под столом и принюхиваться — не пахнет ли паленым.

— Что с вами? — поинтересовался он, и я объяснил ему причину моего беспокойства.

— Фу-у ты, — облегченно выдохнул Флинт. Я уж подумал, не случилось ли чего, а вы — сигарета! Не волнуйтесь, здесь мы точно не сгорим… Итак, что касается вашего богатства… — Заметив, что я вновь напрягся, он тяжело вздохнул. — Хорошо, давайте по порядку. Завтра в Мадриде на «Сантьяго-Бернабео» состоится дневной матч. — Он вопросительно посмотрел на меня.

Я утвердительно кивнул — мол, понял, продолжайте.

— Вам наверняка известно, что стадион «Сантьяго-Бернабео» является собственностью королевского футбольного клуба «Реал»?

Вновь вопросительный взгляд.

Я вновь утвердительно кивнул.

— Так вот, «Реал» принимает дома «Хетафе» и, естественно, по букмекерским котировкам является явным фаворитом. — Флинт щелкнул пару клавиш и вывел на экран ноутбука котировки этого матча. — Вот, пожалуйста, победа «Реала» — 1,24, победа «Хетафе» — 7,5.

Теперь уже я вопросительно смотрел на него, не совсем понимая, зачем он вообще все это мне рассказывает.

— Не торопитесь, всему свое время, — сказал Флинт, видя мое непонимание. — Первый тайм матча пройдет с полным игровым преимуществом «Реала». Они будут полностью контролировать ход игры, и на 32-й минуте Гарри Бэйл после своего фирменного сольного прохода по левой бровке забьет удивительный по красоте гол в дальний от вратаря угол ворот. Естественно, после этого коэффициент на победу «Хетафе» подскочит, но не до небес. Букмекеры люди прагматичные и хорошо осведомлены о том, что дневные воскресные матчи в этом сезоне у «Реала», мягко говоря, хромают. Из последних четырех матчей они выиграли только один, в двух сыграли в ничью, а один проиграли. Статистика так себе, поэтому коэффициент на победу «Хетафе» до конца первого тайма будет колебаться в районе 25 — 28…

Я слушал Флинта завороженно, не в силах вымолвить ни слова — он говорил настолько убежденно, что невольно хотелось ему верить, и лишь червячок сомнения, беспокойно копошащийся где-то в глубинах моего мозгового вещества, нет-нет да и высовывал голову и скептически повторял: «Вот чешет!»

Настала моя очередь трясти головой. Проделав это, я перебил Флинта:

— Секундочку. Объясните мне, пожалуйста, каким образом вы можете знать весь ход матча, который состоится только через несколько часов? Вы случайно не являетесь его сценаристом? — не удержался я от сарказма.

Флинт непонимающе уставился на меня и почесал затылок.

— Ах да, вы же еще не… Так, так, так… Откуда я могу знать весь ход еще не состоявшегося матча? Вас ведь именно это интересует?

— Именно, — я продолжал пристально наблюдать за ним.

Глаза Флинта бегали, взгляд не задерживался ни на чем, он жевал губами что-то невидимое, и весь его вид говорил о том, что он чувствует себя не в своей тарелке.

Но вот его взгляд стал осмысленным, лицо озарилось улыбкой, и он сказал:

— Молодой человек, я не могу объяснить вам, как у меня получается это знать. Пока не могу… Я просто знаю и все. Возможно, что со стороны мои разглагольствования напоминают не очень удачную по своей схеме аферу… — Флинт вопросительно воззрился на меня.

Я согласно кивнул.

— Отличие состоит лишь в том, что событие пройдет именно так, как говорю я, — Флинт вновь широко улыбнулся.

— Это всего-навсего голословное утверждение.

— Не спешите с выводами, молодой человек. Итак, «Реал»-«Хетафе», вернемся к этому матчу. Коэффициент на победу гостей начнет расти сразу после перерыва. С 46-й по 52-ю минуты он подскочит с 28 до 70. Запомните — 70! Это принесет вам более четверти миллиарда! — Флинт прямо сиял.

— С чего вы взяли, что я вообще собираюсь ставить на этот матч? — нервно спросил я.

— Вы обязательно должны поставить. Обязательно! Главное, что вам нужно запомнить, это то, что как только коэффициент возрастет до 70, вам нужно тут же оформлять ставку. Ни секундой позже! На 53-й минуте «Хетафе» сравняет счет, а на 79-й забьет победный гол. Вы обязательно должны воспользоваться выпавшим на вашу долю случаем. Такие шансы Сантьяго дает редко.

— При всем желании я не успею этого сделать, — хмуро пробормотал я.

— Отчего же? — удивился Флинт.

— Мои деньги в разных местах… Пока я соберу их… Нет, боюсь, что до завтрашнего вечера я точно не смогу этого сделать.

— А это уже сделано! — радостно сообщил Флинт.

Я уставился на него, не понимая, что он имеет в виду.

— Предвидя нехватку времени мы позволили себе озаботиться этим моментом. Собрав четыре миллиона, мы разделили их на число аккаунтов, зарегистрированных на ваше имя в букмекерских конторах, коих, кстати, оказалось шестнадцать. Полученные таким образом суммы мы разместили на счетах аккаунтов. С условием того, что вы сделаете ставки в то время, которое я вам сказал, к концу завтрашнего дня на каждом из этих счетов будет находиться по семнадцать с половиной миллионов…

У меня голова пошла кругом. Здравый смысл, видимо, совсем покинул меня. Во мне не было даже злости на Флинта за то, что он позволили себе каким-то совершенно непостижимым образом распоряжаться моими деньгами, — я лихорадочно пытался перемножить в уме 16 на 17,5…

— Кажется, что вы все просчитали? — Я старался говорить спокойно, хотя внутри меня все ходило ходуном.

Почему-то во мне поселилась непоколебимая уверенность в том, что Флинт говорит правду и завтра я обязательно стану богатым человеком. Очень богатым…

— Иногда в этом возникает необходимость, — Флинт улыбнулся и закурил сигарету.

Он вообще часто курил. Пепельница уже наполнилась окурками, но, как ни странно, в кабинете было свежо.

— А если я проиграю? — Мне казалось, что в данный момент мой взгляд мог бы погнуть стальную ложку, но на Флинта он не произвел абсолютно никакого впечатления.

Выпустив струю дыма, он пожал плечами:

— Решение принимаете вы… Вы ведь можете и не ставить. Тогда уж точно вы ничего не проиграете, но… и не выиграете. — Флинт усмехнулся. — Вы не проиграете. Итак?

— Я подумаю, — пробормотал я, не глядя на Флинта.

Если честно, то меня уже мало интересовала история того, как Флинту удалось сорвать джекпот суперэкспресса, сейчас меня больше занимало то, как будут развиваться события в завтрашнем матче на «Сантьяго-Бернабео». Я даже представил себе, как Гарри Бэйл на 32-й минуте, пройдя в тени трибун по левой бровке выскочил под яркое испанское солнце к углу штрафной и дальним ударом послал мяч в ворота…

— Завтра помечтаете, — голос Флинта вырвал меня из фантазий, — а пока устраивайтесь поудобнее и слушайте. Я немного пройдусь.

Он встал с дивана и сделал три шага вдоль кабинета, развернулся и сделал три шага назад, снова развернулся. Мое впечатление, когда я впервые увидел Флинта в кабинете, не было ошибочным, — это был крупный мужчина, ростом около 190 сантиметров и весом не меньше 120 килограмм. Сантьяго сидел ровно на его плече и, казалось, даже выпятил грудь.

Я откинулся на спинку дивана и приготовился слушать. Мерно раскачиваясь, Флинт ходил туда-сюда по кабинету, видимо, решая, с чего начать свой рассказ.

— Первое, что вам нужно знать, так это то, что случилось в тюрьме, — наконец произнес он. — Я отбыл довольно приличный срок. Если измерять его в земных годах, то выйдет лет пятнадцать… Да, пятнадцать, никак не меньше. Если же брать измерения космические, то получится, что я даже и не переночевал в тюрьме. Расхожее мнение о том, что жизнь — это здесь и сейчас, смешно и нелепо в самой своей постановке. Жизнь, она и здесь, и нигде… Свет взорвавшихся миллионы лет назад солнц доходит до нас только сейчас. Эти солнца давно умерли, а для нас они живы. Звезды же, образовавшиеся на их месте… Для них мы недоступны, и мы узнаем о их существовании десятки миллионов лет спустя, когда их уже не будет… В принципе, не стоит ломать голову над тем, что недоступно пониманию. Каждый человек проживает тысячи жизней, но понимают это единицы.

Флинт прекратил маячить по кабинету и опустился на диван. Плеснув в стакан рому, он выпил его и вытер рот рукавом.

— Впрочем, это не имеет отношения к нашей истории, — продолжил он. — Если взять за аксиому утверждение о том, что в жизни все относительно, то пятнадцать лет, проведенные мною в тюрьме, можно рассматривать с абсолютно противоположных точек зрения, я бы даже сказал, с диаметрально противоположных — и как большое несчастье, и как возможность приобрести неоценимый жизненный опыт.

Флинт говорил спокойно, размеренно, его голос звучал убаюкивающе.

Стихия за окном несколько успокоилась, и я перестал вздрагивать от каждого раската грома. Дождь монотонно барабанил по стеклу. Я сосредоточился на рассказе Флинта, стараясь не пропустить ни слова.

— Большим несчастьем это было для моей семьи. Дочке только исполнилось два годика. — Голос Флинта потеплел. — Удивительная малышка, моя принцесса! А какой хитрющей была эта кроха! Очень уж она любила грудь… Ей было месяцев десять, когда она пошла. Ха-ха. Знаете, это такое потешное зрелище. — На лице Флинта блуждала блаженная улыбка, он унесся мыслями в свои воспоминания. — Вы даже не представляете, что придумала эта маленькая хитрюга для того, чтобы чаще получать грудь! Держась за кровать или еще за что-нибудь, она осторожно опускалась попкой на пол и тут же принималась громко плакать, будто она упала и ей очень больно. Естественно, жена подхватывала малышку на руки и пыталась утешить ее. Плач прекращался только после того, как жена давала ей грудь. Этот фокус Лиза проделывала лишь тогда, когда была уверена в том, что жена не видит ее хитрость с осторожным опусканием на пол. На меня дочка не обращала внимания, видимо уже тогда понимая, что я ее не выдам. Однажды, наблюдая за тем, как она в очередной раз проделывает свой фокус, я присел перед ней на корточки и, улыбнувшись, спросил: «И не стыдно тебе, принцесса?» Плач мгновенно прекратился, Лиза открыла глаза, посмотрела на меня и рассмеялась. Подоспевшая жена удивленно смотрела на нас. Я подхватил малышку на руки, прижал к себе и прошептал: «Это будет наш с тобой маленький секрет. Мы ничего не скажем маме, хорошо?» В ответ она крепко-крепко обхватила меня за шею своими тоненькими ручонками и положила голову мне на плечо…

На какое-то время Флинт замолчал. Я не произнес ни слова. Стряхнув выкатившуюся из глаза слезу, он продолжил:

— Безусловно, в том, что я попал в тюрьму, виноват только я. Искать в таких делах виновных на стороне — последнее дело. Человек любит обманывать, и в первую очередь, самого себя. Можно сколько угодно обманываться и оправдывать себя тем, что я лишь хотел, чтобы моя дочь ни в чем не нуждалась; можно изыскать тысячи причин, оправдывающих в той или иной степени мое преступление, но факт остается фактом — выбор делаем мы сами, и порой этот выбор приводит к непоправимым результатам. — Флинт наполнил свой стакан, осушил его и закурил.

Выпустив несколько колечек дыма, искусно вошедших одно в другое, он пристально посмотрел мне в глаза:

— Вы никогда не задумывались над тем, что самое большое зло в мир принесли вы, писатели?

Я хотел было что-то возразить на это нелепое обвинение, но Флинт жестом остановил меня:

— Нет, даже слушать не буду. Зло ведь само по себе безобидно, это всего лишь абстрактное понятие, когда-то придуманное людьми в попытке сблизиться с Богом. Увы, план провалился — этим они только отдалили от себя Создателя. Затем же, в глупой попытке самореализоваться, этой нелепой тщете, не обоснованной ничем, кроме прививаемых с детства эгоизма и самолюбования, вы возвели зло в культ, который культивируете на протяжении всего своего существования. Мало кого из вас интересует добро, хотя тоже ведь понятие относительное, да к тому же абстрактное до неприличия. Но нет, не нужно оно вам. Зато из зла вы сделали что-то выдающееся, вы даже придумали такое понятие, как «психология зла», и теперь распространяете его как инфекцию. Но если от любой другой инфекции лекарство можно найти, то от этой нет. Герои, созданные вашим воображением, разлетаются по миру, как болезнетворные микробы, и расселяются в умах миллионов, где трансформируются в силу с условиями социума, взрастившего эти миллионы, превращаясь совсем уж во что-то мерзкое, ужасное и предельно кровожадное. Но, — Флинт поднял указательный палец и потряс им, — первоначальный импульс посылаете именно вы, писатели. У меня есть к вам личная просьба. Обещайте, что выполните ее. — Он с надеждой посмотрел на меня.

Конец ознакомительного фрагмента.