Веселов

Иван Лягоскин

Книга о людях, о простых людях, которых очень много в нашей стране и которые живут с надеждой в сердце. Эта книга о друзьях, о верных друзьях и их подругах. Это книга о любви. Книга о счастье, когда кажется, что оно невозможно. Ведь человек счастлив тогда, когда он сам решит, что он счастлив.

© Иван Лягоскин, 2021

ISBN 978-5-4493-3699-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

1

Большую часть жизни он прожил вдали от семьи: родителей, брата и сестер. Именно в этот период формировался его характер. Он делал все что хотел, но мало что делал вне моральных принципов, которые сам в себе сформировал. Долгое время ни с кем не встречался, все искал свою любовь, свое счастье. И возможно, следуя сложившемуся положению, можно было, взглянув на него, сказать — странный парень…

Душа его была чиста, а поступки часто сложные и витиеватые. Трудно было понять, что происходит в нем, он это делает исходя из своих принципов, или все время борется с собой.

Веселов долгое время не был дома. Когда приехал, его встретили родители, находившиеся в самом рассвете сил, который может наступать после того как выходишь на пенсию и начинаешь заниматься тем, чем мечтал заняться всю свою жизнь. И вот, наконец, такой момент для них настал — пенсия пришла…

Отец, продолжатель своего отца, имел огород и часто, летом, его можно было увидеть, как он на корточках колдовал над каким-либо кустиком полезной зелени. Мать, всегда, находила себе занятие по хозяйству: то приготовит что-то вкусное, то обсудит со своими подругами политическую обстановку в стране, то съездит в магазин в ближайший город и прикупит лишнюю пластиковую коробку, мотивируя необходимостью упразднить и каталогизировать разные вещи. Хотя после таких манипуляций убранную вещь найти становилось практически невозможно.

При первой встрече родственники не узнали Максима, да собственно, как узнать, когда его лицо сияло особой свежестью познания, было своеобразно. Мимолетно синие круги под глазами напоминали о былых ночных похождениях, поиска приключений и головокружительных увлечений.

Приехал он утром, всю ночь не спал и был очень голоден. Веселов вошел в дверь калитки, и пес, который мирно спал на солнце, вдруг неистово залаял, словно вошел чужой.

В его густых, темно-каштановых, доставшихся по наследству от матери волосах, уже нежной бахромой вились седые локоны, которые придавали ему мужскую зрелость. Он был среднего роста, чаще улыбался, чем грустил, от того в уголках глаз сформировались мелкие морщинки. Не было в его худощавом лице ни капли злорадства, усталости и волнения. Да и восторг, с которым его встретила мать, передался ему.

Он поздоровался с отцом, как здороваются равные партнеры, отец хотел его обнять, но как-то неловко остановился, совершая захватническое движение. Тем и закончилась встреча.

Все пошли на кухню. Мать суетилась, готовя стол, отец молча смотрел, решая, стоит ли выставить ради гостя приготовленное им вино или повременить. Молчание нарушила мама, задавая в этом случае банальные вопросы: как доехал, как жил все это время, и, спросив, почему так долго не приезжал, вдруг всплакнула, мысленно перенеслась в глубокое детство Веселова, когда этот маленький мальчик был таким веселым заводилой в местном дворе.

Отпивая из рюмки домашнее вино, Веселов, посматривал на родителей и все молчал, заменяя рассказом своей биографии прослушиванием жизнеописания всех свои родственников, которыми почивала его мать.

Лишь спустя минут сорок после начала застолья Веслов проговорил, что сегодня он очень устал и ляжет спать, а завтра все им расскажет.

Родители переглянулись, и поняли, что Веселов, сын Веселовых Петра Аркадьевича и Марии Владимировны, что-то хочет сказать им важное, и для этого ему нужно набраться сил.

На следующее утро Веселов встал очень рано, ну как рано, по меркам среднестатистического городского пижона в семь тридцать. Отец его уже был на ногах и копошился в огороде. Мать что-то готовила на кухне. Он встал, пошел в ванную, умылся и, глядя в зеркало, подумал, было бы неплохо съездить в соседний город постричься.

Выходя из ванной, его встретила сестра, она загадочно улыбнулась и спросила, чем он накануне занимался, что проспал почти сутки?

Веселов улыбнулся.

— После расскажу — ответил он.

— Привет, сынок! — поприветствовала его мама, когда он зашел на кухню.

— Привет, мам.

— Что будешь есть? Есть гренки, рисовая каша или мед с творогом.

— Какой богатый выбор, мам — ответил Веселов.

— Ну, мне же приходится готовить для всех, — сказала Мария Владимировна.

— Вижу мам, хорошо же, что я не был дома, тебе меньше забот на кухне. — Впервые пошутил Веселов.

— Да уж, вот только я бы лучше лишнее блюдо приготовила, лишь бы ты был рядом. — Ответила мать.

— Мам, я не думаю, что это хорошо, когда дети, взрослые дети, живут вместе с родителями, таких у нас называют «маменькими» сынками. По-моему, если мне не изменяет память, ты сама мне такое говорила, — с улыбкой на лице сказал Веселов.

— Все вы Веселовы одинаковы, лишь бы перечить матери.

— Мама, ну что же ты обижаешься? Я же шучу.

В это время на кухню зашла сестра Веселова. Лена промолчала, хотя по ее виду ей хотелось бы вставить пару своих девичье-деревенских фраз.

Веселов сел за стул и попросил маму налить чай и подать рисовую кашу.

Пока Мария Владимировна готовила, Лена внимательно смотрела на Веселова и молчала. Веселову показалось, что она, красивая деревенская девушка, страдает тут в деревне, хотя, может ему это видится. Это всего лишь сказывается усталость, после недосыпа из-за ночных гуляний с подругами.

Когда завтрак кончился, Мария Владимировна ласково и нежно погладила Веселова по голове и сказала:

— Ну, расскажи, как ты там жил, что делал?

— Что делал? — переспросил Веселов, улыбаясь, — что ж… много ел, кутил и спал, много книжек прочитал, путешествовал по миру, не женился и не спился, — отшутился Веселов.

Сначала Веселову показалось, что многое может умолчать о себе, но вдруг что-то нашло на него, и он решил все рассказать о своей холостяцкой жизни. Он рассказывал, мягко акцентируя внимание на персоналиях, лишь иногда прерывал рассказ, чтобы отпить чай из кружки.

…Помните, когда я отправился учиться в аспирантуру? Так вот там я познакомился с очень хорошими людьми. Среди них не было серых личностей. Большинство излучали некую ауру добропорядочности и уважения к окружающим…

Рассказывая о себе, Веселов, чаще улыбался, вспоминая давно минувшее время.

…В одной лаборатории я познакомился с Романом. Этот человек обладает незаурядными способностями притягивать к себе людей. Он невысокого роста, широкоплечий. Его широкое лицо украшал не менее широкий нос — картошкой. Было у него прозвище — «Рязань».

«Рязань» был родом из Вологодской области и часто травил байки о жизни деревенской, как он ходил на рыбалку и как ему потом доставалось от матери. Его все любили, особенно женский пол. Тетушки, научные сотрудницы, часто подкармливали его всякой снедью, от чего за его одинокую аспирантскую жизнь он набрал солидный вес.

«Рязань» жил скромно в общежитии, принадлежавшее местному колледжу при одном заводе, и имел широкие знакомства среди подающих надежды охламонов и высокообразованных, не по средствам имеющих нарядам и не светским поведением, выдающих себя за дочерей какого-либо олигарха студенток.

Роман просыпался поздно, поскольку не очень любил рано ложиться, да и, собственно, учеба в аспирантуре не подразумевала для него какой-либо график. Так он думал.

Просыпаясь утром и совершая свой туалет в общественной ванной комнате, располагающейся на этаже, «Рязань» готовил себе омлет, он очень любил омлет, и вообще яйца, а так же и все блюда, приготовленные из яиц.

В очередной раз, готовя омлет на кухне, к нему подошла комендант общежития и, не поздоровавшись, спросила:

— Когда ты будешь дежурить? Такого беспорядка я нигде не видела. Сколько аспирантиков было на моем веку, и ни один не был так неряшлив как ты, Роман.

Комендантша, Лидия Романовна, всегда называла «Рязань» — Романом. Наверное, видя «Рязань», перед ее взором вставал ее многоуважаемый отец.

Это статная женщина обладала незаурядной способностью найти самое плохое в человеке, найти ту самую червоточину, которую, каждый порядочный человек пытается скрыть.

Лидия «Рентгеновна», как ее все называли, и каждый раз извинялись, когда комендантша поправляла их, не оставляла надежду «Рязани» спокойно пожарить свой завтрак и уйти вкусить его в свою комнату.

— Лидия «Рентгеновна», простите, Романовна, я обязательно сегодня уберусь на кухне, как приду с работы.

— Зная тебя, Роман, ты вряд ли сдержишь слово. — Ответила «Рентгеновна».

— Даю слово, — парировал «Рязань».

— Роман, ты постоянно даешь слово, но никогда не сдерживаешь его, — продолжала сопротивляться «Рентгеновна».

— Лидия «Рентгеновна», простите, Романовна, боюсь, Вы ошибаетесь, помните, как я вам обещал, что помогу принести и собрать мебель? Я же сдержал обещание. — Ехидно спросил «Рязань».

— Да, ты собрал мебель, но спустя месяц после того, как ее привезли, — не унималась «Рентгеновна».

— Но и заплатили вы мне вместо обещанной тысячи рублей всего пятьсот и спустя два месяца после того как я вам собрал мебель.

— Я думаю… — начала «Рентгеновна».

«Рязань», слушая ее, думал, когда же она уйдет, так донимали ее воспоминания. И ему повезло, на кухню зашла «Синие перчатки». Так звалась местная уборщица, «воспитавшая» не одно поколение обормотов и отличников в предметах, не касающихся реальной жизни.

«Синие перчатки» — одинокая женщина лет пятидесяти, а может больше или меньше. Трудно сказать, сколько ей было лет, она была моложава и любила крепкое словцо, которым она с энтузиазмом осыпала местных обитателей. Прозвище «Синие перчатки» она получила за каждодневную носку синих хозяйственных перчаток. Кто-то говорил, что она брезгует дотрагиваться до всего, чего коснулись жители этой богадельни.

«Синие перчатки», увидев «Рентгеновну», любезно поздоровалась и, справившись о ее самочувствии, начала следующий диалог, свидетелем которого стал «Рязань».

— Лидия Романовна, вчера Валера из триста двенадцатой комнаты подкинул шнурки в кастрюлю, в которой варились макароны, девочкам из триста тринадцатой комнаты.

— Это Лизе и Марине? — спросила «Рентгеновна».

— Да, именно им, Ваше преосвященство, — чуть было не вставила «Синие перчатки».

— А откуда вы узнали, что это свинство совершил Валера?

— Ну как же? Валера давно неравнодушен к Лизе и к тому же у него папа продавец обуви, — щурясь, отвечала «Синие перчатки».

— Какая дедукция! — со смехом сказал «Рязань».

— Если он подкидывает шнурки в лапшу, значит он сын продавца обуви? — глубже вклинивался в разговор «Рязань».

— Следуя вашей логике, мой папа должен работать на птицефабрике, раз сейчас я жарю омлет, так? — спросил «Рязань».

— Правда, почему он? — проснулась от дремоты «Рентгеновна».

— Потому что наши бедные студенты вряд ли будут покупать шнурки, чтобы потом их выкинуть. Ну, или точнее сказать, подбросить в лапшу. А у Валеры со шнурками проблем нет, его папа же торгует обувью. — Высказала свое предположение «Мисс Марпл».

— Ну, наличие папы — «короля обуви», вовсе не указатель того, что Валера может совершить такой вопиющий поступок. — Сказала «Рентгеновна».

Этот разговор начинал нравиться «Рязани», и он подкидывал новые версии в топку дедуктивного костра «Синих перчаток».

— А что если это сделал не Валера из триста двенадцатой комнаты, а Сережа из триста восемнадцатой?

— А почему он? — Вместе спросили две «мисс Марпл».

— Ну, потому что его отец врач.

— И, какая в этом связь? — с интересом спросила «Рентгеновна».

— Связь прямая. Сережа умный паренек, и, я уверен, что он читал книги по медицине и, наверняка, знает о глистах.

— Так, продолжай, — сказала «Рентгеновна».

— Подкинув шнурки в кастрюлю, кстати, какого цвета были шнурки?

— Белые, — ответила «Синие перчатки».

— Так вот, подкинув шнурки, он имитировал аскарид в кастрюле. — Заключил «Рязань».

— Что, что? — переспросила «Синие перчатки».

— Не может быть! — Воскликнула «Рентгеновна».

— Более того, представьте картину. Достают макароны из кастрюли, а там белые шнурки с железными пистончиками. От варки в воде они разбухли, стали еще белее и наваристые. Мне кажется, от наличия шнурков макароны стали только еще вкуснее. Даже приправ не нужно. — Возбуждал свой аппетит «Рязань».

— Весьма красноречиво описал, — похвалила «Рентгеновна».

— Я думаю, что этого не может быть. — Парировала «Синие перчатки».

— Вы правы. — Ответил «Рязань».

— Более правдоподобно, что шнурки подбросил Аркадий из триста двадцатой комнаты. — Сказал «Рязань», выключая конфорку.

— А он — то, почему?

— Посудите сами, — держа в правой руке вилку, а в левой сковородку, — продолжал «Рязань» — Аркадий скрытный парень, трудно вступает в знакомства с новыми людьми. Аркадию нравится Марина, но она ему отказала в дружбе, и для него это был удар. Он почти неделю не показывался на кухне, ничего не готовил.

— Развели «шуры — муры», — позавидовала «Синие перчатки».

— Вам этого не понять, — поддела ее «Рентгеновна».

— А откуда, интересно, Аркадий взял шнурки? Неужели специально купил? — вслух размышляла «Рентгеновна».

— Можно повесить объявление о найденных шнурках и пропажа найдется. — Предложила «Синие перчатки».

— Займитесь этим, посмотрим, чем закончится эта история. — Сказала «Рентгеновна».

Но до объявления дело не дошло, а как выяснилось позже, шнурки никто специально не подкидывал, они упали в кастрюлю с веревки, что была натянута над плитой и использовалась для сушки белья.

«Рязань», придя с леса, помыл кроссовки и постирал шнурки. Кроссовки поставил сушиться на батарею, а шнурки повесил. Утром, забрав кроссовки, он, не найдя шнурки, которые в это время путешествовали по канализации вместе с макаронами, вдел новые и отправился на кухню готовить омлет. Тут то он и узнал о судьбе пропажи. Но никому не сказал, а решил разыграть «Рентгеновну» и любительницу детективов — «Синие перчатки».