Кино, да и только
Уже который день дивизионный киномеханик крутил одну и ту же ленту — «За двумя зайцами». Экран — простыня на двух бамбуковых палках. Зал — пригорок вьетнамской деревни, на котором уселись местные жители, девушки артбатареи и наши бойцы-советники.
Молодая поросль джунглей — граница зрительного зала. Впритык к кустарникам сидит лейтенант Пирожников. На экран он смотрит вполглаза, все больше — по сторонам да на соседку, с которой сегодня познакомился при необычных обстоятельствах, — Ли Ен.
Чуть вздрогнули листья баньяна, широкие, длинноватые, как у фикуса, но Пирожников не заметил этого. Он в это время разговаривал с той, которую назвал Леной. Она, как и все ее соплеменники, хохотала, глядя на проделки Голохвастова.
— Ты — понятно, а остальные ваши-то чего ржут? Ведь ни бум-бум же по-русски.
— Нам хорошо, когда вам хорошо, — отвечает девушка.
— Да? — Пирожников вновь озирается. — А вот знаешь, когда мне хорошо? Я этот фильм все равно уже пять раз видел, так что не пойти ли нам, подружка…
Но тут он замечает на себе взгляд командира дивизиона, стонет, как от зубной боли, и жестом показывает Татарцеву: все, мол, нормально.
Опять вздрагивает деревце. Именно вздрагивает — незаметно для нетренированного глаза.
На простыне Голохвастов объясняется в любви, и зрители заходятся в хохоте. Смеются заразительно, раскачиваясь, закрыв глаза.
Ли Ен потому не замечает, как чьи-то руки подхватывают Пирожникова, «сдергивают» его за деревья… Лишь отсмеявшись, она смотрит на место, где сидел лейтенант. В глазах ее удивление…
