Прекрасный человек

Иван Иванович Панаев, 1840

«– Тс! тс! шш! шш! Экой народец какой! Васька, да что же это такое? разве ты не можешь пройти, не задев за что-нибудь? Мало бьют вас, бестии… Нечаянно? нечаянно! Да еще бы нарочно? Шшш! Шш! Шш!.. О, господи боже мой! чувства никакого нет в этом народе, решительно никакого. Так, качая головою, шептал человек низенького роста, толстенький, с крошечными глазками, с огромной лысиной, прохаживаясь на цыпочках взад и вперед по комнате…»

Глава III. О том, как прекрасные люди любят во всем порядок и какое обаятельное влияние имеет светская девушка на всех ее окружающих

Володе… но теперь нам уж следует, я думаю, звать его Владимиром Матвеичем… Владимиру Матвеичу назначили папенька и маменька особенную комнату, в одно окошко, очень узенькую, но довольно длинную, в которой, впрочем, удобно могли уставиться кушетка, стол, шкап и несколько стульев. Он имел в полном распоряжении шестьдесят пять рублей в месяц; впрочем, Матвей Егорыч совещался сначала об этом пункте с Настасьей Львовной.

— Не много ли молодому человеку оставить вдруг в распоряжение такую сумму? Как вы об этом думаете, душенька?

— Отчего же много? Вольдемар, вы сами говорите, аккуратен и бережлив.

— Конечно, против этого ни слова; но все-таки надо взять в расчет, что еще молодо-зелено; мало ли какая блажь может войти в голову… Кто молод не бывал… — При этом Матвей Егорыч улыбнулся еще приятнее и выразительнее, чем когда — нибудь. — А знаешь ли, Настенька, сколько я получал в его лета?

— Вы мне об этом раз пятьдесят говорили.

— Ну, а сколько? вы и не знаете…

— Очень мне нужно этакие пустяки помнить.

— Вот то-то же. Семь рублей в месяц. Правда, тогда и деньги были почти что вдвое дороже, — да, именно, вдвое: все-таки 14 рублей, а ведь ему придется по 65 рублей в месяц.

— Да вы не себе ли хотите отбирать его деньги, которые он, голубчик, будет приобретать собственными трудами? Уж не имеете ли вы намерения откладывать их себе на вистик, Матвей Егорыч?

Настасья Львовна иронически улыбнулась. Правый глаз Матвея Егорыча заморгал:

— Вы никогда не хотите понять меня и все мои слова перетолковываете бог знает в какую дурную сторону…

Он прошелся по комнате и вдруг остановился.

— Настасья Львовна, кажется, я не подал вам повода думать о себе так дурно…

Конец ознакомительного фрагмента.