Целитель. Чужая война

Иван Жеребилов, 2020

Попаданец в магический мир должен уметь стрелять, иметь при себе оружие или заполучить его у врагов, а ещё владеть навыками выживания. А что если всего этого он не умеет? И никакой он не герой, а пусть и хороший, но только психолог? Виртуозно манипулировать людьми, сталкивая лбами аристократов и заполучая в свою армию самых лучших солдат и колдунов? Это вряд ли. Пока в команде только полусумасшедший воин да мальчишка-подросток, а вокруг кровососы, ведьмы и торговцы людьми, а ещё пятеро Тёмных. И никаких ответов на вопросы.

Я насчитал десять тел. Высокий мужик с бородищей до груди и копной седых волос вытянулся лицом вниз. Наверное, когда падал, борода вбок сбилась… Русая такая, с проседью. Поодаль лежали тощие сутулые фигуры, по комплекции сильно смахивающие на застарелых наркоманов, кожа их была синюшно-серого цвета, головы лысые. Я бы даже подумал, что близнецы, не будь их так много… Девять близнецов, так же не бывает? Или бывает?

Что за мысли в голову лезут? Наверное, это от стресса. Ну а как тут не застрессовать?! Называется «поехал коротким путём». Тысячу раз через этот проулок ездил, и ничего, а в этот раз — вот… Сижу на полянке, трупы пересчитываю.

Так, надо успокоиться. Что там надо делать в таких ситуациях? Для начала посчитаем от десяти до одного. Вслух.

— Десять…

Блин, от собственного голоса аж вздрогнул. Тишина здесь. Мёртвая. И полумрак.

Спокойно! Не паникуем! Считаем!

— Девять…

И глаза не закрывать, по сторонам смотреть. Что тут есть? Да всё есть: небо — одна штука, уже бледнеть начало, как-никак, раннее утро уже. По небу звёзды рассыпаны, земля влажная тоже имеется, мхом поросла толстенным. Такой мох в Карелии растёт, им ещё дома раньше конопатили…

Тьфу! Сбился. Считаем сначала.

— Десять…

Что ещё? Камни имеются. Семь обтёсанных глыб, в кружок выставленных, и один посередине. Восемь получается…

— Семь…

Так… Деревья тоже вижу, причём в большом количестве. На лес похоже. Так, что ещё?

— Шесть…

Трупы. Много трупов. Настоящее побоище.

— Пять…

А тишина, кстати, никакая не мёртвая, это мне со страху показалось, а на самом деле то там птичка зачирикает, то здесь ветка треснет… Нормальные лесные звуки.

— Четыре…

Еще я есть — испуганный оттого, что понять не могу, что происходит, и злой потому, что непонятно, чего дальше ожидать.

— Три…

Что ещё? Руки дрожат и светятся…

— Два…

Это что за хрень такая?! Я же как лампочка сияю!

— Один…

— Стоп!

Так, несмотря на то, что я соизволил на собственное сияние внимание обратить, успокоился немного. Всё-таки правильный подход — великая вещь! Многих людей с детства учат, что, чтобы успокоиться, надо посчитать от одного до десяти, они считают, но ещё больше заводятся, а надо всего лишь в сторону уменьшения идти, а не наращивать обороты. Мозг сам по себе успокаиваться начинает.

Прислушался к себе: что болит? Ничего не болит. Жжёт? Покалывает? Вроде нет. Волдырей или сыпи нет.

— Начнём сначала… — сказал я сам себе, опять же, вслух. — Как я себя чувствую?

Кажется, неплохо. Кожа только светится, но не болит, не чешется, не покрывается язвами. Выходит, я жив и относительно здоров. В голове сразу мелькнула мысль о радиации, но в таком случае, насколько я знаю по урокам ОБЖ и фантастическим фильмам, сразу ожог получаешь. Я ничего подобного не чувствую.

— Где я?

Вот с этим больше вопросов, чем ответов. Ещё полчаса назад ехал на машине по Кузнечному переулку, а сейчас я без машины, на камне посреди леса, в окружении незнакомых тел в бессознательном состоянии.

— Что я чувствую, глядя на всё это?

Трясёт, страшно мне… Сердце стучит, в висках стучит. Хочется вскочить, побежать по поляне и позвать на помощь.

— Что здесь происходит?

А ничего не происходит — тишина, покой. Сижу на камушке, рефлексирую.

Когда осознал, что ничего не происходит, как-то отпустило немного. Действительно. Чего это я?

— Что буду делать? Сначала к бородатому подойду, посмотрю, что с ним и кто такой.

А может, они и не трупы? Может, перепились просто или наркотой вмазались. Всякое же бывает. Мне вот, один дедок-пчеловод рассказывал, как на свадьбе его медовуху с лимонадом перепутали и начали ею водку запивать. Вся свадьба лежала мертвецки, совсем как эти.

Так, потихоньку подходим. Сначала подадим сигнал голосом.

— Эй… — позвал я. Горло охрипло от волнения, прочистил и снова: — Эй, мужик! Мужик, ты живой?

Ноль эмоций. Как лежал, так и лежит. И хорошо. Если бы он сейчас хоть шевельнулся немного, честное слово, я бы от страха обделался.

— Эй…

Осторожно дотронулся до плеча, потряс легонько. Потом, чуть напрягая силы, перевернул бородача на спину и выругался. Труп. Мертвее не бывает — глаза открыты, зубы сжаты, губы синюшные, кожа лица натянулась и пожелтела, как воск. Я, когда трупы вижу, сразу вспоминаю, как у меня на руках бабка померла… Опять я сбился.

Бородач мёртв. А остальные? Надо проверить. Вдруг из этих кто-то жив? С остальными получилось ещё хуже. Приблизился к первому, уже более или менее уверенно ухватил за плечо, перевернул на спину… Знаете, я вообще-то редко ору. Образ жизни такой, что не приходится, но тут… Худой был не человеком или человеком, только не с Земли… Или… Да наплевать! Я просто заорал и отскочил в сторону, матерясь и остервенело тряся руками, будто не к трупу прикоснулся, а к раскалённой арматуре.

У трупа была морда — именно морда, а не лицо — чуть вытянутая, со здоровенными, как у медведя, клыками, которые не помещались во рту. Сама морда морщинистая, из складок и валиков собралось что-то похожее на собачий нос, мощные надбровные дуги нависали над остекленевшими глазами ярко-жёлтого цвета. Руки… Нет, лапы, наверное… Никаких ногтей — когти крючкообразные, как у хищного зверя. Руки-ноги тонкие, но сухожилия перевитые, казалось бы, верёвками. Такой «тощий» меня бы разорвал пополам без всяких когтей. Он, кстати, обгорелым оказался, только его лапы остались прежними, а вся верхняя часть тела побагровела, кожа на груди обуглилась, как будто молния в него ударила.

— Ты кто ещё такой? — просипел я дрожащим голосом.

Оказывается, пока разглядывал труп, пятился к камню. Налетел на него спиной, не удержался на ногах, завалился на землю, больно стукнувшись локтем, и зажмурился. А в голове молоточками: «Всё, приплыли… Приплыли… Приплыли…»

Наверное, я отключился. Не знаю, сколько провалялся… Глаза открыл. Совсем небо посветлело. Точно утро. Странно, когда я ехал, уже далеко за полдень было. Вспомнил о трупах, голову приподнял — лежат… И тот, страшный, тоже.

— Спокойно, он уже того… — сказал я себе. Помогло не сильно, но хоть встать смог без дрожи в коленках.

Снова проковылял к бородачу. Человек как человек, и не старый совсем, лет сорок — сорок пять от силы. Лицо, наверное, мужественное: крупный нос, волевой подбородок, лоб высокий, глаза, кстати, синие. Нордический тип, как говорится. А борода… Ну что борода. Бывает. У нас кто что хочет, то и отращивает.

Когда второй раз осматривал труп, заметил, что на правой руке у бородатого сильный ожог. Я не мастер определять степени тяжести повреждений, но тут кисть до костей обгорела, да ещё и покрытое чёрными татуировками предплечье выглядит прямо-таки закопчённым. Всё остальное тело оказалось целым. Странно. Пытали его, что ли? Кто? Эти худые же тоже того… Обожжённые. Я всех осмотреть не успел. Надо бы проверить.

Покосился на остальные трупы и икнул, чувствуя, как к горлу подкатывает кислый комок. Угловатые тощие тела дымились, по некоторым изредка пробегали синеватые язычки пламени, перевёл взгляд на бородача — никакого дыма. Некстати вспомнилось свечение собственной кожи, в панике вскинул руки — ничего. Свечение куда-то делось, может, оно только в полумраке появляется, а может, это у меня галлюцинации приключились от переживаний.

Снова ноги подкосились. Опустился радом с трупом, отметив, что от того уже начинает пованивать. Тощие сгорели за полчаса. Все. Остались только девять кучек пепла на обугленном мхе…

Некоторое время я старался не двигаться. Откуда-то из глубин выполз совершенно детский страх того, что если хоть немного пошевелюсь, то эти страхолюдины перестанут гореть, вскочат и загрызут меня. Правда, долго это не продлилось — немного подышал и уже смог трезво размышлять.

В который раз начинаем сначала.

Я — Пирогов Алексей Васильевич, тридцати шести лет от роду, по всей вероятности, сижу посреди глухого леса рядом с трупом человека, остальные девять трупов сгорели, как только на них попал солнечный свет. Удивительно? Господи Боже… Лучше бы так не удивляться. Как я здесь оказался? Вчера, возвращаясь со встречи как раз в «час пик», решил срезать, через тихую улочку. Последнее, что помню — вспышка, как от сварки или фотоаппарата. Всё. Потом упал сюда, прямо на этот самый валун в центре. Так, ну, по крайней мере, радует то, что ничего не сломал, даже одежда не пострадала. Измазался, правда, весь, пока ползал здесь, но это мелочи. Гораздо больше меня интересует, где я нахожусь и почему рядом самовозгорающиеся клыкастые трупы.

Странно, что я не додумался сразу обыскать мужика на предмет документов или хотя бы мобильника. Те, клыкастые, к слову сказать, были в чём мать родила, или кто там у них… А этот одет добротно, хоть и странновато: что-то вроде длиннополого плаща из плотного материала, похожего на брезент. Пришло в голову слово «дерюга», но я этой самой дерюги в жизни не встречал, так что не знаю, она это или нет. Под плащом куртка из тонкой кожи, вся обшитая кармашками, большая часть которых набита какими-то мешочками, пузырьками, деревянными и картонными коробочками… В нижних карманах обнаружились три сферы из золотистого металла, с теннисный мячик размером. Покрутил-повертел, да и положил на место. Кто его знает, что там в ней. Золотая? Может быть, только мне сейчас золото, как ишаку — балалайка…

Документов у мужика нет. Хотя, может, он их в носке носит? Посмотрел на высокие сапоги… Или ботинки? Не знаю, как сапоги со шнуровкой можно назвать. Вздохнул, начал стаскивать обувь с трупа… Носков у него не оказалось, а в поношенных портянках ничего, кроме ног, не обнаружилось. Попахивающие нечистотами штаны обыскивать не стал.

Одно из двух: либо мужик документы с собой сегодня не взял, либо он бомж, у которого документов отродясь не было. А многоцелевая куртка ему зачем? А куча этих трав и порошков? Бомж-гомеопат? Сильно сомневаюсь. При этом у такого матёрого бродяги не оказалось на поясе ни ножа, ни спичек. Это более чем странно. Бомжи народ запасливый, иначе в голоде-холоде не выжить.

Кстати, а что у меня с вещами? Похлопал себя по карманам, обрадовался, обнаружив, что сумка-кошелёк так и болтается на боку. А я, пока метался, и не замечал её.

Дальнейшая инвентаризация показала, что радовался рано — вещей осталось не так много. Кроме смартфона, в сумке обнаружились портмоне с пластиковыми картами, немного наличных, пауэр-бэнк батарея, записная книжка, шариковая ручка и три цветастые коробочки… Метафорические карты. Когда уходил со встречи, рассовал их по карманам пиджака и в кошелёк, а вот теперь… Вряд ли они мне в лесу пригодятся. Негусто…

Смартфон первым делом проверил. Нет сигнала, никакого. В нём две сим-карты, причём одна такая, что даже в горах остаётся связь, но, видно, не в этот раз. Сам телефон, кстати, не пострадал, даже стекло не треснуло. Удивительно. Отключил его пока. Когда связи нет, батарея быстрее садится, попаду в более обжитые места, тогда и включу.

В который раз задал себе вопрос: почему не ношу с собой нож? Сейчас же это модно — мужской аксессуар, поможет в любой ситуации… Но как-то так сложилось, что я не особо привык орудовать ножом в полевых условиях — хоть консервы открывать, хоть врагов резать… Работа у меня тоже не располагает к ношению острых предметов. Я представитель почти уже ругательной профессии — психолог и коуч, провожу психотерапию людям с психологическими травмами. Что это значит? Если человек плачет от любого неосторожного слова, бьётся в панических атаках или просто хочет лежать и ничего не делать от депрессии, то его приводят ко мне, и мы стараемся сделать так, чтобы ему не нужен был галаперидол или антидепрессанты. Выбираемся из психологической задницы. Такая работа требует больше понимания и внимания, а не проявления силы. В меня клиенты и табуретками кидали, и душить пытались, во время сеансов, и ничего, живой-здоровый, и люди уходили живыми и здоровыми. Человек, когда его «накрывает» волной боли, перестаёт головой думать и начинает действовать как первобытный охотник. Наверное, если бы не сталкивался раньше с таким количеством боли и безысходности, не помогал бы находить выходы даже в самых безнадёжных ситуациях, то сегодня ночью точно бы сломался, если не от самого провала, то от вида клыкастой твари… Хотя всё равно мороз по коже, как только вспомню.

Теперь, похоже, я сам в заднице оказался. Причём не в психологической, а в лесной. И надо думать, как из неё выбираться. Оглядел вещи, часть сложил обратно в сумку, другие рассовал по карманам. Прислушался. Знаю, что, каким бы густым не казался лес, всё равно можно расслышать звуки жилья — электрички, машины, бензопилы, генераторы — всё это гудит и тарахтит так, что слышно за многие километры, плюс ещё собаки, коровы и другая живность постоянно подаёт голос. Заблудиться в современном лесу, конечно, можно, но, чтобы не выйти к людям, для этого сибирская тайга нужна или болота какие-нибудь, а ещё много-много глупости, чтобы через эти болота идти напролом.

Кроме пения птиц и шума ветра в кронах, ничего расслышать не удалось.

— Ладно, — сказал я безымянному трупу. — Надо бы оглядеться, а то мало ли…

Резьбу на камнях в полумраке не заметил, да и не до неё было. Зато сейчас посмотреть можно. Руны, кажется… Не специалист я по этому делу. Какие-то угловатые каракули от земли до вершины камня-столба поднимаются сплошной вязью, а сам камень метра три с половиной высотой. Те, что по краям, кругом выстроены, у одного верхушка обломилась, тут же рядом валяется, мох её потихоньку затягивает. Подошёл к валуну посередине сооружения — низкий, мне по пояс, тоже, наверное, письменами покрыт. Отодрал кусок мха — точно, уже знакомые каракули.

Деревья, кстати, в круге не растут, хотя поодаль густые заросли, прямо чаща. Ёлки тёмные солнце закрывают, кустарник какой-то колючий тянется, густой подлесок тут. Это точно не городской парк.

Присел у камня и задумался. Ждать здесь или выбираться к людям?

С одной стороны, лучше бы далеко не уходить, мало ли… Может, опять моргну, и снова дома окажусь или спасатели прилетят, а с другой… Кто знает, может, эти клыкастые здесь на постоянной основе столуются? А любимая закуска у них — погружённый в терзания турист вроде меня. Кроме того, даже если твари и не явятся, то я всё равно сижу рядом с трупом, похоронить его не смогу, нет никаких инструментов. Не палку-копалку же делать, в самом деле… Что это значит? Правильно, нужно понимать, что на неприятный запах к трупу потянутся хищники. А тут я, более свежий и сочный. Перспектива не очень-то…

А куда идти?

В голове мысли ворочаются, про то, что люди возле водоёмов селятся. Только вот, где они, эти водоёмы? Не слышу я ни морского прибоя, ни грохота водопадов… Ладно уж. Что-то захандрил я. Собираться не надо, разве что…

Посмотрел на труп бородача, точнее, на плащ. Понятно, что с арсеналом из ручки и смартфона я долго не протяну в диком лесу. Ну а если лес окажется не таким уж диким? Что, если я к концу дня уже выйду к какому-нибудь «Макдонльдсу», расплачусь этими самыми карточками и буду посмеиваться над собственной мнительностью?

Хорошо бы.

Плащ я с покойника всё-таки снял. И куртку с ремнём тоже. Кстати, и правильно сделал, потому что в куртке оказались два внутренних кармана, в одном лежала сложенная вдвое бумага, испещрённая чернильными строчками, со старомодной сургучной печатью, второй карман оказался пуст. Попытался прочитать, что написано, не получилось, почерк «медицинский» — все буквы в одну сплошную волнистую линию. Едва получилось разобрать пару слов: что-то вроде «проезд» и «смотреть» или «стереть», так и не понял до конца.

— Спасибо тебе, хоть так помог, — сказал я, стоя над покойником. — Я буду помнить твоё добро, и не держи на меня зла, если что не так.

Вещи надевать не стал, сделал подобие шинельной скатки, как в фильмах про великую отечественную войну, стянул ремнём. Пока скатывал, удивился, что на куртке и плаще нет ни «молний», ни «кнопок», даже ни одной заклёпки, всё застёгивается на пуговицы, вроде бы из рога вырезанные или из кости.

Где вставало солнце, я не видел, но, если верить часам, сейчас около полудня. Или полночь… Судя по тому, что проваливался я часа в два по полудни, а здесь оказался перед рассветом, разница часов четырнадцать… В общем, нечего умничать, не знаю я, который сейчас час и куда идти. Вроде бы речки текут в низинах, вот туда, где ниже, и пойду. Лишь бы не очень сильно ободраться об кустарник.

К полянке я вышел где-то через час блужданий.

Как оказалось, спускаться было не самой лучшей идеей — без всякой тропы, продираясь через кустарник я шёл всё ниже и ниже, пока не оказался… В овраге, заросшем всё теми же шипастыми кустами. Отступать было некуда, поэтому я продолжил проламываться вдоль оврага. Примерно вечность спустя (хотя по часам прошло полчаса), я наконец-то выбрался к месту, где склон был не таким крутым. Ругаясь и хватаясь за ветки, удалось взобраться наверх, расцарапался в кровь, судя по горевшему лицу, в зеркало лучше пока не смотреться.

Дальше было не легче, но хотя бы дорога оказалась ровнее. Брёл так же без тропы и, когда вывалился из зарослей на полянку, даже сначала обрадовался. Только потом дошло, что запах мертвечины шёл именно отсюда.

Сначала я решил, что сделал круг и заблудился, расстроился, что потратил столько сил впустую, а когда понял, что ошибся, то стало уже не до радости…

Блевал я долго, хоть старался и не смотреть на пронзённые обломками молодых деревцев восемь тел. Перед тем как развесить людей, их, похоже, пытали: у многих были вырваны из тела целые куски плоти, из распоротого живота одного вывалились кишки, над ними с гулом вились мухи, у другого не хватало ноги. Долго гадать о том, кто мог сотворить подобное, не пришлось — в нескольких местах поляны я заметил знакомые кучки пепла. Погода стоит безветренная, вот и не успело раздуть. Видимо, и этих людей убили клыкастые.

Долго задерживаться на поляне я не стал. Мародёрствовать тоже, да и нечего здесь было брать — всех убитых перед казнью раздели догола, а куда дели вещи — непонятно.

Взглянув на солнце, которое, казалось, только-только подбиралось к зениту, я поспешил прочь. Если здесь орудует банда маньяков, лучше постараюсь оказаться от них подальше, пока не наступила ночь.

Шёл я весь день, но так и не вышел к реке. Подумал, что и казнённые люди, и бородач на чём-то сюда добрались, а потом как-то дошли до поляны и до круга с рунами, значит, должна быть тропинка, однако надежды оказались тщетны. То ли я плохо искал, то ли тропинка оказалась такой незаметной, но у меня создалось впечатление, что люди явились сюда прямо по воздуху.

Всё, что удалось найти, к концу дня — небольшой ручеёк. Я с удовольствием напился, умылся и очень пожалел, что нет с собой никакой посудины набрать воды впрок. Солнце уже начало клониться к закату, а идти в темноте по незнакомому лесу, наполненному тварями, совсем не хотелось. Поразмыслив над тем, что лучше: найти какую-нибудь нору и забиться в неё или забраться и переждать ночь на дереве? Выбрал дерево, во-первых, не факт, что нора найдётся, во-вторых, кто сказал, что она не будет занята, и, наконец, я просто уже видел, что случилось с теми, кто ночевал на земле.

Вздохнув, я поплёлся, к раскидистому дереву, росшему совсем недалеко от ручья, и даже залез на него, почти не ободравшись.

***

Ночь прошла ужасно. На дерево-то я залез и даже примотал себя ремнём к соседней ветке, только вот не учёл тот факт, что конечности от долгого сидения на не слишком широком суку заекают и начинают болеть.

К тому времени, когда стемнело, я окончательно осознал, что поспать не получится — ремень впился в рёбра, ягодицы, такое ощущение, что промялись вместе с костями таза и частью поясницы, которая ныла, при каждом движении, да ещё и ссадины начали чесаться немилосердно. Ко всему прочему, с исчезновением солнца довольно сильно похолодало. Пришлось разматывать скатку. Натянул куртку прямо поверх пиджака, а сверху — плащ. Так-то получше будет. Комфортнее, конечно, не стало, но хоть зубами не стучать. Повозился немного, тщетно пытаясь устроиться поудобнее, кое-как привалился к стволу и прикрыл глаза, понимая, что так и просижу, без сна и покоя.

Очнулся от криков.

Вскинулся и тут же чуть не свалился с ветки. Хорошо, хоть привязаться догадался. Поболтал ногами, подтянулся. Фух! Не свалился. Молодец, всё-таки, что ремнём к ветке привязался.

Что происходит?

Орали где-то в чаще, как раз с той стороны, откуда я пришёл. Крик не человеческий, скорее уж животный, полный ужаса и боли. Прислушался. Тишина. Только ручеёк журчит внизу.

Уже почти успокоился и тут снова заорали, уже ближе. Попробовал оглядеться, луна, кстати, ярко светит. От деревьев, конечно, тень густая, но на прогалинах светло. А крики всё ближе… И ветки трещат, как будто ломится кто-то здоровенный сквозь заросли. Я даже дыхание затаил, прислушиваясь.

Затрещало совсем близко, на прогалину выскочил, а скорее уж, вывалился олень или лось… В темноте плохо видно. Кто-то огромный и с рогами вывалился, а за ним…

— Ой, мама, — прошептал я, чувствуя, как пальцы изо всех сил стиснули ветку. — Ой, мамочка…

Их было четверо — сутулые, худые и очень быстрые. С раненным оленем они как будто играли, подскакивая и вырывая целые куски мяса. Олень крутился на месте, пытался отбиться рогами, но клыкачей это нисколько не смущало, каждый успевал отхватить по куску. Причём мясо тут же выплёвывалось. Скоро ноги оленя подломились и он, с жалобным блеянием, завалился на бок. Одна из тварей тут же впилась в шею и, порыкивая и чавкая, принялась пить кровь, остальные приникли к ранам. Они не ели мясо, только пили кровь!

Я постарался дышать глубоко и медленно. Если опять начну блевать, меня точно обнаружат, правда, тут же пронзила мысль, что сопение твари услышат так же ясно. В конце концов кое-как приноровился дышать без всхлипов. Изо всех сил изображал неподвижную часть дерева. Вроде бы получилось, по крайней мере, клыкачи деревом не заинтересовались, продолжали жрать, слышно было только приглушённое чавканье и рычание.

Где-то спустя час пиршество завершилось — оленя «выпили» начисто, уверен, даже лужицы крови не осталось. Четвёрка расслаблено развалилась возле туши и как будто оцепенела, лишь изредка какой-нибудь из клыкачей сыто рыгал. К слову сказать, животы у тварей раздулись, став похожими на мячики. Появилась дурацкая мысль о том, что если сейчас к ним подобраться, то можно легко перебить всех четверых, но я прислушиваться к ней не стал. Меня сейчас, наверное, даже гвоздодёром от дерева не оторвёшь.

Меня замутило от вида тварей и запаха крови, который ветерком доносило, но желудок давно, освобождённый от избытков пищи, начал подавать голос, требуя пищи. Как назло, весь организм вдруг решил показать, что он жив и реагирует на внешнюю среду: постоянно что-то чесалось, кололо, саднило, болела затёкшая спина, запершило в горле, под занавес проявилось самое нестерпимое — настойчивые позывы к выводу лишних токсинов из организма. Вот этого я себе точно позволить не могу. Тогда меня не то что сразу обнаружат… Стану я вкусным десертом для этих четверых джентльменов. Думаю, если они на дерево залезть не смогут, то перегрызут его или с корнем вырвут. Кто их знает, этих кровососов?

В общем, крепиться пришлось пару часов. Когда небо уже начало светлеть, одна из тварей приподнялась, мотнула башкой и что-то рыкнула остальным. Одна за другой, двигаясь большими скачками, кровососы скрылись в чаще. Понятное дело, для них солнечный свет — чистая смерть.

— Зато для меня спасение, — прохрипел я, прикидывая, как бы так устроиться, чтобы справить нужду, не слезая с дерева.

Страшно мне. Очень страшно. Не хочу никуда слезать, пока совсем светло не станет. Тогда, наверное, только хорошие хищники по лесу бегают, добрые — волки всякие, медведи с рысями, а не эти…

Спустился, когда совсем рассвело. Добрёл до ручейка, умылся, напился. Хоть горло перестало першить, и живот не так подводит от голода. Приблизился к оленю. Точно олень, не лось, только рога огромные, метра три в размахе. Никогда таких не видел… Правда, я оленей видел только в зоопарке и в интернет-роликах, но всё-таки.

Несмотря на голод, к оленю прикасаться не стал. Мало ли какие глисты у него при жизни были, а потом его ещё клыкачи языками слюнявили, и сейчас вон целый рой мух уже вьётся над тушей. Нафиг-нафиг, лучше уж поголодаю. Это, говорят, полезно для здоровья, если в умеренных дозах.

Плохо, что не знаю, куда идти. Даже о сторонах света никак не догадаешься — солнце весь день за кронами, а всякие там ориентиры из учебника природоведения — мох, муравейники и прочее здесь не работают. В этом лесу всё мхом поросло, муравейников я не встретил ни одного, а длинна веток у деревьев вообще здравым смыслом не объясняется.

Стоп. Не паниковать. Понятно, что невеликие знания в ориентировании тут не применишь, а что можно применить? Можно… Да хоть на дерево залезть… Опять.

Ну, не догадался сразу. Посмотрел бы я на кого другого, если бы он за день восемнадцать трупов насчитал, а потом на пиршество вампирское полночи смотрел, сдерживая позывы в туалет. Есть подозрение, что соображалка тоже сбоить бы начала.

Дерево нашёл высокое, повыше того, на котором ночевал. Вскарабкался на нижнюю ветку, мимоходом похвалив себя за то, что хоть спортзалом не пренебрегал — подтянуться могу. Дальше чуть проще пошло: с ветки на ветку, матерясь, когда скатка плаща цеплялась за мелкие сучки, но до вершины добрался благополучно, веток не поломал, сам не сорвался. Кое-как устроился в развилке, огляделся. Красиво!

Отсюда как раз видно, что поляна с трупами и капище на высоком холме стоят. Не так уж много я и прошёл за вчерашний день. Оно и понятно — блуждал больше по оврагам и зарослям, тропинку искал. Зато теперь видно, что рельеф тут — высокие холмы, вроде сопок, густо заросшие лесом. Я чётко спускаюсь, прямо к долинке между холмами, а в самой долинке… Ура! Вода блестит! Речка, похоже. Значит, правильно учебники географии утверждали. Хотя радоваться рано — речка ещё не означает, что люди рядом, может, это какая-то таёжная речка, а до ближайшего посёлка километров шестьсот. Хотя, если честно, лес на тайгу совсем не похож. Деревьев лиственных много, я как из ельника, в котором капище стоит, вышел, так по лиственному лесу и шагаю. Только изредка что-то вроде ёлок или пихт попадается, а ещё кусты колючие, хвойные, вроде можжевельника, но тут я не настолько в ботанике разбираюсь, чтобы точно определить. Говорят, на Дальнем Востоке природа похожая, но сам я там не был. А что? Вдруг и правда в Приамурье занесло? Ага, а кровососы ночные это — энцефалитные клещи…

Спустился с дерева без приключений. Прикинул, в какую сторону идти. Ещё попил из ручейка напоследок. Когда шёл мимо туши, от неё в кусты метнулась рыжая тень, я аж подпрыгнул от страха, только через секунду сообразил, что это просто лисица пришла падали поесть. Поискал немного вокруг, нашёл довольно длинную жердину, сухую, но вроде бы не ломкую. Навалился на неё всем телом, не трещит. Будет мне вместо посоха и оружия, на крайний случай. Я, конечно, не китайский мастер кунг-фу, да и против кровососа такая палка не поможет, а вот от не очень крупного зверя отбиться, наверное, можно. Ну или хотя бы отпихнуть его, чтобы сразу не укусил.

Радовался, как выяснилось, зря. Дальнейший спуск пошёл через буреломы — стволы, оторванные бурями ветки, камни, вымытые со склонов весенними потоками — всё это сплеталось в высокие стены, преодолеть которые часто удавалось только на четвереньках. Несколько раз полностью выбивался из сил, но часа через три расслышал еле-еле слышный шум воды, а ещё через час выбрался на каменистый обрыв. Внизу шумела, пенилась на камнях неширокая речка.

Спуск к воде обнаружился метрах в пятидесяти вниз по течению — берег здесь полого спускался к воде, переходя в галечную косу. Приблизившись к воде, огляделся. Снова никаких следов человека, только камни да деревья. Часто в таких местах лесовозные дороги проходят прямо по речкам, а к ним спуски, колеи, для грузовиков, но тут я ничего такого не вижу. Речка как речка, чистая. Рыбка на глубине играет. Идиллия.

Там, где я вышел, был перекат, а здесь уже течение утихает, но дальше снова шум слышится, значит, о героическом путешествии на плоту или чём-то вроде не может быть и речи, если, конечно, хочу живым остаться.

— Всё перекаты и перекаты… Послать бы их по адресу, — протянул я задумчиво. — И куда идти?

Я, конечно, не специалист по выживанию, но, кажется, реки с гор в долины текут. Начну подниматься по течению, смогу уйти туда, куда люди и не заходят. Проще двигаться вниз, рано или поздно речка впадёт в море… Или в озеро, или в другую речку. А там, глядишь, и жильё найдётся.

Посмотрел на другой берег, решил, что перебираться пока не буду, неохота ноги мочить, к тому же мне тут хорошо. Мокасины вроде пока держатся, но ноги я, похоже, стёр. Всё-таки это обувь не для пеших походов, но ботинки-сапоги бородача были ничем не лучше, да и размер не подошёл бы, я покрупнее буду.

Наклонился над водой, посмотрел на себя. Нормально вроде. Лицо исцарапанное и щетиной заросло, но больше ничего криминального нет. Ну и ладушки.

Всю оставшуюся часть дня двигался вдоль реки. Здесь как раз здорово пригодился посох. То прыгал с камня на камень, то дно прощупывал. Очень сложно было только один раз — когда вместо очередного порога вышел к самому настоящему водопаду высотой метров тридцать. Ниже река ныряла в каньон, пришлось искать обход.

Спустился чуть в сторону, по довольно крутому склону. Пришлось цепляться за ветки кустов и молодые деревца, оскальзываясь на влажном мхе и прошлогодних листьях. Шуму от меня, как от стада медведей. Наверное, поэтому медведи и не ходят стадами.

Каньон оказался коротким, метров пятьсот всего, зажатым между двух низких сопок, поросших разлапистым кустарником. Пока пробирался по склонам, стараясь одновременно не скатиться вниз и минимизировать количество царапин и синяков, взмок. Слава Богу, отвесные стены скоро сменились разливом, здесь вода вымыла в каменистом дне большую впадину, образовав что-то вроде бассейна с чистейшей голубой водой. Так и подмывало сбросить одежду и кинуться в воду, но вовремя вспомнил, что уже близится вечер, а у меня нет ни костра, ни убежища, чтобы согреться.

Сопки, кстати, расступились. Речка теперь вилась по широкой равнине, заросшей всё больше лиственным лесом. Ну и хорошо, надоело мне по холмам гулять. Ноги болят, сил нет. Единственное желание — рухнуть прямо на землю, вытянуться и спать всю ночь. А ещё лучше — в кровать тёплую, с ортопедическим матрацем и… Размечтался. Попробую устроить себе шикарный отдых, окажусь закуской для кровососов. Лучше бы не забывать.

От одной мысли о ночёвке на дереве тело заныло, но я внимания на это решил не обращать. Лучше уж потерпеть немного, а то что-то слишком много в последние два дня желающих прервать мои страдания. Причём навсегда.

Охая и ругаясь, забрался на дерево. Постарался устроиться в развилке покомфортнее, плащ натянул, ремнём себя привязал, чтобы не свалиться, и отключился напрочь. Ночью несколько раз просыпался оттого, что поднялся ветер. Дерево мотало из стороны в сторону, под плащ задувал холод, но я всё равно проваливался в забытье, видно, слишком устал. Кровопийц, кстати, я этой ночью так и не увидел, то ли ушёл с их территории, то ли я неинтересная для них добыча. Зато к утру пошёл дождь, но промочить плотную ткань не смог, тем более что я накинул капюшон. Правда, похолодало ещё сильнее, прямо осень, до костей пробирает. Пришлось дрожа ждать, пока рассветёт.

Утро началось с неприятностей. Ветки от дождя стали совсем скользкими, поэтому спускался осторожно, стараясь страховаться и вымерять каждый шаг. Не вымерил. Уже возле самой земли нога соскользнула, именно когда перехватывался. Хорошо, что метра три всего до земли было, ещё лучше, что камней и торчащих корней не подвернулось и что кости у меня крепкие… В общем, сплошное везение, если не считать то, что шмякнулся, как холодец на тарелку… Говорят, что в такие моменты вся жизнь мелькает. Фигня. Единственное, что мелькнуло перед глазами, — мои собственные ноги.

Минут пять я лежал неподвижно, пытаясь понять: это у меня руки и ноги не болят или я их просто перестал чувствовать. Потом случайно двинул правой ногой и понял, что очень даже чувствую и что болит она просто нестерпимо. Поохал ещё немного, попробовал сесть, морщась от боли в колене. Нормально. Попытался встать — чуть не рухнул снова.

Всё. Отбегался.

Кое-как удалось добраться до прислонённого к дереву посоха, а уже с ним доковылял до реки. Прохладная вода немного уняла боль, но уже понятно, что по камням скакать не получится. Ладно, что-нибудь придумаем.

На бинты пришлось пустить футболку. Конечно, это плохая замена эластичному бинту, но я не настолько сильный, чтобы порвать пиджак или кожаную куртку, тем более что для фиксации они не годятся. Разорвал футболку на неравной ширины полосы, замотал как смог, хоть немного ограничив подвижность колена. Примерился. Болит, зараза.

Скорость движения сегодня приблизилась к черепашьей, и так же, как черепаха, я упрямо полз вперёд, потея и присаживаясь чуть ли не через каждые сто метров. От напряжения разболелась голова, меня шатало, хотелось бросить всё и никуда не идти, перед глазами плавали мутные круги. Наверное, поэтому, когда наткнулся на тропинку, не сразу даже понял, что это тропинка, просто свернул и побрёл по ней на автомате. Только когда вышел к дороге, понял, что произошло.

Спасён! Буду жить!

Я упал на обочину и счастливо захохотал, кажется, я что-то кричал и кидал в воздух пучки травы. Неуправляемая радость накатила. И то хорошо, хуже было бы, если бы я после двух дней скитаний по незнакомым лесам совершенно спокойно вышел к лесной дороге, хмыкнул и похромал прямиком к нормальной жизни. Тогда точно можно прямиком в психушку направляться.

***

Менять направление я не стал, рассудив, что если дорога идёт вдоль реки, то нужно продолжать идти вниз по течению. Надо сказать, что с определением «дорога» я погорячился, скорее уж широкая тропа, кстати, временами весьма запущенная — приходилось огибать поваленные деревья и широкие лужи, в которых, наверное, можно было утонуть. И всё-таки по тропе идти было гораздо веселее. Как-то отодвинулись на задний план события предыдущих двух дней, появилась надежда на то, что скоро вернусь в цивилизацию.

Кстати, эти два дня я, борясь с трудностями и преодолевая опасности, отложил на потом все странности того, как я здесь оказался. Например то, что камень, на который я свалился, — один в один похож на жертвенник, или то, что у меня кожа светилась в первый день, а у бородатого мужика в одежде не было пластика или металлических застёжек. Но самая большая загадка — клыкастые кровососы. Вспомню о них, и прямо мурашки по спине бегут. Много вопросов, и совсем нет ответов.

Я, откровенно говоря, так и не смог определить, что за деревья тут растут. Ну, ёлку узнал… Но она как бы не совсем и ёлка: хвоя почти чёрная, а сами хвоинки широкие, совсем как листья, но с обыкновенными шишками. Может, лиственница какая-то? Знать бы ещё, как она выглядит. Никогда лиственницы не видел, не в тех широтах всю жизнь прожил. С лиственными деревьями то же самое: знаю, какие листья у дуба, бука, берёзы, клёна… Даже ясень смогу отличить, но тут листья другие, округлые какие-то и без зубчиков по краю. Хотя вроде попадались и привычные. Вон цветок растёт, например, обычный одуванчик, без всяких странностей. А ещё животных тут совсем не видел, пока шёл, то есть видел оленя, которого кровососы забили, и лисицу мельком, а может, это и не лисица была… Слишком быстро убежала.

Ничего, мне бы добраться до мест, где мобильная связь есть, разберёмся, что это за звери и чудовища. Может, про меня даже сюжет снимут для какого-нибудь конспирологического канала, например: «Психолог обнаруживает неизвестное племя каннибалов». Кстати, о связи… Проверил сигнал сети. Без изменений. Глухо, как в дебрях республики Конго.

И тут я заметил монетку. Я даже не сразу понял, что это монетка, просто что-то блеснуло в пыли. Наверное, иди я чуть быстрее, даже и не заметил бы, а тут увидел. Остановился, посмотрел по сторонам. Никого. Кто-то выронил? Наклонился, поднял. Хм…

Кругляш, размером с ноготь большого пальца, края неровные, на одной стороне профиль какого-то старца, с другой стороны отчеканено стилизованное изображение трилистника…

Увлёкшись разглядыванием монеты, я не сразу обратил внимание на шорох за спиной, начал оборачиваться, и тут же чья-то рука оттянула мою голову назад, и я почувствовал, как к шее прижалось что-то острое.

— Хива киор ду?

— Что? — переспросил я, стараясь не двигаться. — Я не понимаю!

— Сварми! Хвем ер ду! — нетерпеливо повторил голос. — Морк, хандл!

Похоже, меня сейчас убьют непонятно за что. Сейчас… Сейчас. Язык странный… Что-то знакомое… То ли на финский похож, то ли на норвежский… А я эти языки и не учил никогда.

— Спьор ег фор зистер… Спрашиваю… — повторил голос. — Кто… Ду… Такой? Сейнер… Перережу… Хальс…

— Стой! — пролепетал я, сам не понимая, что происходит. — Стой! Не трогай…

— Ха! — обрадовался голос. — Начал понимать… Говори… Скиттен грис…

— Опусти нож, — попросил я, — и скажи ещё раз, что тебе нужно, — произнёс, а потом понял, что сказал не по-русски и даже не по-английски, а на том самом тарабарском языке, которым со мной начал говорить разбойник. Что за… Никогда ничего подобного не было, я даже английский со скрипом и слезами учил, а тут за минуту начал понимать, да ещё и говорить.

— Говори, кто ты такой? — голос незнакомца стал злее.

— Я заблудился, выхожу к людям. Блуждал по лесу, я голоден, у меня нет ничего ценного. Хочешь, забери телефон или наличные…

Странно, но слово «телефон» резануло слух, я так и произнёс: «telefon», так же, как и «nalytchnye». Выходит, нет таких слов в местном языке?

— Что ты такое несёшь? Где ты ходил?!

— Я спускался по реке два дня. Проверь мои вещи, ты не найдёшь ничего ценного. Меня не за что убивать.

Но нож от горла не убрали.

— Давно ты служишь пятерым? — спросил невидимка.

— Кому? — переспросил я. — Я не знаю никаких пятерых или семерых… И я никому служить не собираюсь. Вы что здесь, ополоумели? Мне надо в полицию и в больницу, а ещё позвонить!

Разговор, кажется, зашёл в тупик. Мне бы понять, чего он от меня хочет, а для этого нужно говорить хотя бы без ножа у горла, хотя… Можно ведь просто понять, что он чувствует. Просто так нож к горлу не ставят, есть причина, а эта причина вызывает непреодолимое желание.

— Послушай, — я постарался говорить тихо и спокойно, — кажется, ты здорово встревожен моим появлением, а я, если уж честно, напуган до смерти твоим. Нож здесь, конечно, хорошее решение, самое простое. А что, если мы поищем другое?

— А что, если я тебе кровь пущу?

— Это будет разумно, тогда не придётся разбираться, кто я и что мне нужно… Знаешь, кажется, ты хочешь, чтобы всё прояснилось, а не превратилось в кровавую баню.

— Допустим…

— Как я могу тебе с этим помочь?

Лезвие отодвинулось от шеи, и я услышал шаги за спиной. Обернулся и едва не выругался.

В заложниках меня держал мальчишка лет пятнадцати. Светлые волосы до плеч, лицо скуластое с квадратным подбородком и кривым «боксёрским» носом. Крепкий, мускулистый, но… Мальчишка, правда, кинжал у него в руке был совсем не детским, клинок сантиметров тридцать длинной, и направлен он всё ещё на меня. Одежда… Такое ощущение, что парень какой-то конструктор или похожий на него: кожаные штаны, куртка тоже из кожи… Не знаю, как называется. На поясе кошель-мешочек и ножны от кинжала.

— Чего ты хочешь? — спокойно произнёс парень.

— Мне нужно отдохнуть, — произнёс я. — Нужно поесть и поспать так, чтобы не лило на голову и никто не пытался меня сожрать.

— Значит, хочешь, чтобы я рассказал, где здесь люди?

— Нет. Мне нужно поесть и поспать в безопасности. Есть там люди или нет, меня не интересует, — повторил я. — Можешь повторить, что я сказал?

— Тебе нужно поесть и поспать в безопасности, — произнёс мальчишка задумчиво. — Есть там люди или нет, тебе всё равно.

— Отлично. А что нужно тебе от меня?

— Чтобы ты рассказал, откуда явился и что тебе… — он сбился, похоже, сообразил, что я сейчас рассказал ему, что мне нужно. — В общем… Откуда идёшь?

— Два дня назад очнулся в лесу, один, без вещей, с тех пор спускаюсь по реке.

— А одежда? — он кивнул на скатку.

— Там, где я очнулся, был ещё мужчина… Мёртвый. У него одежду забрал, она меня и выручила здорово. Он высокий был, с седыми волосами и длинной бородой, а на руке у него, вот здесь, была татуировка. Знаешь такого?

Парень отрицательно мотнул головой.

— Хорошо, — продолжил я. — Тебе ещё что-то нужно узнать, чтобы прояснить ситуацию?

— Не очень-то ты похож на шпиона пятерых, — протянул задумчиво парень. — Знаешь, что, если продолжить идти вверх по реке, начинаются гиблые места?

— Не знаю. И пятерых этих тоже не знаю…

Есть подозрение, что и знать не хочу, если за связь с ними сразу нож к горлу приставляют. Устал я что-то, и нога болит всё сильнее. Нет настроения долгие беседы вести. Наверное, когда Маршал Розенберг разрабатывал ненасильственное общение, он и подумать не мог, что использовать его будут стоя на лесной тропинке, в неизвестно какой глухомани, причём на каком-то тарабарском язые.

— Мы прояснили ситуацию? — уточнил я. — Кажется, тебе ещё что-то хочется спросить.

Собеседник только молча покачал головой.

— Могу тогда я поинтересоваться?

Утвердительный кивок.

— Ничего не знаешь про существ с большими клыками, которые пьют кровь? Худые, сутулые, бегают на двух ногах…

Я так и не понял, как он так быстро подскочил, да ещё и за грудки меня схватил.

— Где они?!

— Я столкнулся с такими в двух днях пути отсюда. Еле ноги унёс. Хорошо, что они света боятся…

Этого мальчишке хватило, чтобы отпустить меня.

— Ты что, и правда не понимаешь, о ком говоришь? — недоверчиво спросил он.

— Совсем не понимаю, — честно ответил я. — Зато видел, что они сделали с восемью людьми и одним оленем, так что я хотел тебя предупредить, чтобы ты не ходил по лесу… Хотя бы один.

Парня моё беспокойство, похоже, совсем не тронуло. Он глубоко задумался.

— Знаешь, — осторожно начал я, когда молчание затянулось, — я был бы тебе благодарен, если бы ты объяснил, что мне нужно понять.

— Ты странно говоришь, — вместо ответа подметил мальчишка. — Вроде бы говорить с тобой легко, но как-то… Странно.

Ещё бы. Если бы я начал вести себя как «нормальный» человек, разменявший четвёртый десяток, то есть либо орал бы, либо плакал, хрен бы ты со мной разговаривал. Ты меня прирезал бы, да и дело с концом. Но вслух я этого говорить, конечно, не стал. Только уточнил:

— Непонятно?

— Понятно, — он помедлил, но продолжил: — Просто ты говоришь сложно, как книжник или маг, а одет как бродяга… И про пятерых не знаешь ничего…

Поспал бы ты две ночи на деревьях, я бы на тебя посмотрел. А так, если вдуматься, прав парень — бродяга я и есть. Непонятно где брожу уже третий день подряд, непонятно что вижу, а теперь и говорю непонятно о чём…

— Так что? — уточнил я. — Знаешь тварей, о которых я говорил?

— Конечно, — он хмыкнул. — Это кровососы Пятерых Тёмных. И быть их там, откуда ты пришёл, не должно. А заодно и тебя, если с ними встретился.

— Я на дерево залез, — ответил я. — Они, похоже, по деревьям не очень…

— Им и не надо, — пожал плечами парень. — Для деревьев и стен великаны-разрушители есть и бездушные. Эй, ты чего?!

Ноги у меня подкосились, вот чего… Ладно, одежду можно было списать на увлечение ролевыми играми, отсутствие мусора — на глухомань, а освоение нового языка за пять минут можно обосновать неожиданно открывшимися сверхспособностями мозга. Но кровососы, великаны и бездушные уже точно на психушку тянут… Ах, да! Забыл ещё, что разговариваю как волшебник!

— Это какие великаны? — на всякий случай спросил я. Мало ли… Может, это новые танки так называются.

— Которые на Хусмьорке живут, за Серебряными горами, — ответил мальчишка. — Ты вообще откуда такой взялся, что ничего не знаешь?

— Похоже, я даже этого не знаю, — вздохнул я. — Где здесь можно ночь переждать и поесть?

Парень колебался не слишком долго.

— Пойдём, — позвал он и двинулся по тропинке, но остановился, как будто что-то вспомнил. — Кстати, верни мою монету.

Пришлось возвращать, хотя было желание заявить, о компенсации за моральный ущерб.

***

Парня звали Льёт. Был он охотником — лук и стрелы, оставленные под кустиком на время моего захвата, мы прихватили на обратном пути. Прибить меня, как оказалось, он мог ещё на подходе, но решил, что тратить стрелу на такого разиню не стоит.

От гибели в первую же минуту спасло то, что я поднял серебряную монетку. Все слуги этих неведомых пятерых серебра боялись и обходили его десятой дорогой, а я сразу сграбастал. Поэтому и решено меня было сначала допросить, а уж потом прирезать. Проблема была в том, что, кроме бездушных и кровососов, тёмным служит немало предателей — они шатаются по дорогам и деревням, подслушивают, сеют сплетни… Агенты влияния, в общем.

За такого агента Льёт меня и принял.

Кстати, имя необычное. Скандинавское, кажется, и язык на норвежский или шведский похож. Ворохнулась робкая надежда на то, что я попал куда-то в Скандинавию, но подозреваю, что эта надежда рухнет так же, как и предположение о том, что я на Дальнем востоке.

Не думаю, что парень мне сразу доверился. Вон как зыркает изредка. Скорее всего, притащит туда, где будет кто-то повзрослее, а там уж меня подвергнут, так сказать, следственным мероприятиям… Ну и фиг с ним, устал я по лесам бродить и водой речной питаться. Пусть подвергают. Расскажу всю правду.

Почему-то вспомнились всякие средневековые пытки и сжигание на кострах, но я паниковать не стал, памятуя, что это инквизиция таким баловалась, а у сельского люда всё проще: дубиной по голове и в яму. Успокоил себя тем, что если бы хотели меня прибить, то уже бы прибили, а если уж ведут, то не для экзекуций.

До деревни шли часа два. Наверное, можно было и быстрее, но нога совсем разболелась, приходилось чуть ли не на каждом шагу отдыхать.

— Ты где так? — спросил мальчишка, когда я в очередной раз со стоном опустился на обочину.

— С дерева упал, — нехотя признался я. Как-то зазорно всё-таки признаваться пацану, что травму получил не в бою с вампирами или драконами.

— Бывает… — ответил он серьёзно. — Ты сам догадался от кровососов на дерево залезть?

— В книге прочитал, — признался я.

— Умная книга. От них обычно все убегать пытаются или прятаться. А они как-то чуют тех, кто на земле. Никакая стенка их не удержит, никакая дверь, надо только наверх или под землю…

Он почему-то сбился и замолчал, задумавшись о чём-то своём.

— А как деревня-то называется? — спросил я, чтобы отвлечься от неприятной темы.

— Серая окраина, — ответил Льёт.

Название подходило деревне целиком и полностью, а я с тоской понял, что можно даже и не проверять состояние мобильной сети.

Деревня устроилась на берегу реки, которая, оказывается, называлась Гренса или Пограничная, если по-русски. Само селение обнесено частоколом, и валом с рогатками. Фортификация, однако. Если здесь Серая окраина так огорожена, то что же в городах? Ворота были закрыты, на вышке маячил часовой. Льёта окликнули, он ответил, чтобы открывали, охрана замешкалась, но скоро в створке открылась небольшая калитка, в которую мы и нырнули.

Охранники оказались сами немногим старше моего спутника. Мальчишке просто кивнули, на меня посмотрели с подозрением.

— Это кто? — спросил худющий парень в льняной рубахе, которая висела на нём, как на вешалке.

— Прохожего встретил, — ответил Льёт. — Интересные истории рассказывает. Зови старосту.

— Сам сходи, — ответил худой. — Сам притащил, сам и сходи.

Похоже, авторитет у Льёта здесь не особо высокий, вот как побледнел.

— Сходи за старостой Снорри, — медленно повторил парень, — Иначе…

— Отцу своему полоумному указывай, — скривился худой. — Устроились тут на нашей шее. Кормить вас…

Договорить он не успел. Кулак Льёта пришёлся прямо в подбородок болтуна. Голова худого запрокинулась он рухнул на спину, но тут же вскочил и, чуть пошатываясь, сам кинулся в атаку…

— Прекратить!

Я увидел, как от длинного бревенчатого дома к драчунам быстро идёт полный дядька с окладистой седой бородой. Похоже, тот самый староста, которого не хотел звать худой.

— Льёт Йоргисон, опять за старое? Снорри! Проваливай на вышку! Живо! Хочешь, чтобы деревню бездушные сожгли?

Худой, смерив моего спутника недобрым взглядом, поплёлся на пост, а мы остались общаться с местным главой администрации.

К тому моменту, когда драка прервалась, Льёт успел врезать обидчику по уху, но и сам заполучил синяк на скуле.

— Что стряслось? — спросил дядька, отдуваясь после быстрой ходьбы.

— Человека привёл, — кивнул на меня охотник. — Говорит, что видел кровососов на этой стороне реки.

— Бродяга, — резюмировал мужик, смерив меня взглядом, надо сказать, весьма презрительным. — Такой за миску похлёбки не то что про вампиров расскажет… Ещё и как с великаном пиво распивал.

— Проверьте, — упрямо произнёс Льёт. — Деревня здесь поставлена для…

— Не начинай только, — поморщился староста. — А чего твой человек молчит? Немой, что ли?

— Не немой, — подал голос я.

— Это хорошо, — резюмировал староста. — Что расскажешь?

— Проверьте его… — перебил Льёт. — Проверьте, врёт или нет.

— Шёл бы ты домой, — поморщился дядька. — По-моему, и так видно, что это проходимец…

— Проверьте…

— Иди домой, Льёт, — повторил староста. — Отец тебя заждался.

Лицо подростка окаменело, но староста этого как будто не заметил, повернулся ко мне и приказал:

— Иди за мной. Только без фокусов.

Я вопросительно посмотрел на Льёта.

— Иди, — кивнул тот. — Мой дом последний на улице, по левую руку.

Весёлая история — притащил меня и бросил на растерзание бородачу. Правда, вряд ли он меня растерзает, но всё-таки. С другой стороны, что я, этого не ожидал, что ли? Ещё как ожидал. Не подростку же решать, что со мной дальше делать. Только вот всё больше и больше проникаюсь мыслью, что не будет здесь ни интернета, ни мобильной связи, ни всего остального… И вряд ли это деревня каких-нибудь скандинавских староверов. Надо срочно выяснять, где я. Чем быстрее, тем спокойнее мне в дальнейшем жить будет.

— Мне старостой тебя называть или лучше по имени? — поинтересовался я, поравнявшись с толстяком.

— Лучше бы ты меня никак не называл, — процедил бородач, — да ещё бы деревню нашу стороной обошёл, вот тогда было бы лучше.

— По-другому не получилось, — вздохнул я. — Так как обращаться?

— Мастер Аку. А самого как звать?

— Алексей.

— Алек? — переиначил Аку. — Необычное имя. Издалека пришёл?

— Пожалуй, что так, — осторожно ответил я, глядя по сторонам.

Деревня размером не поражала, но все построено добротно: посреди поставлен длинный сруб с тёсовой крышей, по обе стороны от него дома поменьше, тоже рубленные, у каждого довольно просторное подворье, огороженное чем-то вроде плетня, также рядом были хозяйственные постройки-мазанки с кровлей из дёрна, вон трава вовсю тянется. У пары низких домов, из камня сложенных, кстати, тоже крыша земляная. И живности тут полно, куры во дворах возятся, собаки брешут, коза вроде блеет или овца… Не помню, кто из них как блеет…

Антенн или кабелей тут нет, как и всего остального «из цивилизации».

— Куда идём? — спросил я у старосты.

— Надо послушать, что ты там говоришь, — ответил Аку. — И проверить заодно, не надо ли выгнать тебя взашей за враньё.

Интересно, как он меня проверять будет? Прут раскалённый даст подержать? Надеюсь, что обойдётся без членовредительства.

Пока думал, мы дошли до длинного дома, староста вошёл первым, я следом. В доме оказалось дымно, пахло варёным мясом и мокрой кожей. О том, чтобы разбить помещение на комнаты, никто и не подумал, только в дальней части здания виднелись деревянные перегородки, которые были чуть выше человеческого роста. Вдоль всего помещения столбы-подпорки в пол обхвата, потолка нет, вместо него балки, на них, похоже, коптилось какое-то мясо. Пол земляной, утоптанный до каменной твёрдости, вдоль стен сколоченные из досок полати, посредине — длинная яма глубиной до колена. Края ямы обложили камнями, наверное, чтобы не осыпались.

Дом оказался забит людьми — орали и бегали дети, женщины что-то варили над очагом, обустроенным в углублении пола, кто-то спал, укрывшись лохматой шкурой, двое мужчин беседовали в дальней части зала, у перегородки. К ним мы и направились.

— Асбранд, — окликнул староста невысокого лысого мужика. — Льёт приволок из леса этого бродягу. Говорит, что он видел кровососов недалеко от деревни. Надо проверить.

— Может, просто вышвырнуть его? — спросил Асбранд, смерив меня оценивающим взглядом. — Проблем меньше.

— А если он бездушных приведёт, и их будешь вышвыривать? — нахмурился староста.

Лысый тоже нахмурился, но возражать не стал. Поднялся, скрылся за перегородкой и начал там чем-то греметь.

— Раньше проверяли тебя? — спросил староста.

— Не знаю, — честно ответил я. — Как у вас проверяют?

— Как везде, — удивился он. — Откуда ты такой явился? Алек…

Лысый Асбранд вернулся, держа в руках что-то странное: металлический, похоже, медный обруч, уже позеленевший от времени, и большой кристалл, вроде горного хрусталя.

Меня усадили на лавку, предупредив, чтобы «не дёргался», взгромоздили обруч на голову, он оказался маловат, но это, похоже, никого не волновало, кристалл установили в обруч, а второй, поменьше, сунули мне в руки.

— Я буду спрашивать, а ты отвечай, — велел Аку. — Если кристалл покажет, что врёшь, не обижайся. Надо было обходить нас десятой дорогой.

То есть? Это они меня через «полиграф» местный прогонять будут? Вот тебе и «нет интернета». Сейчас ещё полчаса пройдёт и окажется, что у них тут за деревянной перегородкой медный компьютер на кристаллах, ага…

— Что отвечать? — спросил.

— Что хочешь отвечай, — ответил староста. — Он всё равно правду покажет.

Дальше вопросы посыпались сплошным потоком: из каких земель я пришёл? Давно ли служу «пяти тёмным»? Сколько раз пересекал границу? Сколько кровососов в нашем отряде? Кто сейчас король Элвелана? Какой сегодня день? Какая луна? И ещё куча, совершенно непонятных и раздражающих. На большую часть я отвечал «не знаю». Чётко ответил только на два вопроса: «Как тебя зовут?» и «Есть ли какие-то документы?»

Попросил сумку-кошелёк, вжикнул молнией (похоже, сильно удивив окружающих). Документы у меня в герметичном полиэтиленовом пакетике вместе с грамотой, найденной у трупа. Грамоту я сложил так, что только сургучная печать наружу торчит. Паспорт и права старосту вряд ли заинтересуют, а во, местная грамота пригодилась.

— Сами развернёте? — спросил я, протягивая документ так, чтобы печать сразу разглядели.

Никогда не видел, чтобы человек так стремительно краснел, а затем бледнел. Глаза у старосты вылезли из орбит, он вцепился в печать взглядом, даже не делая попытки взять бумагу в руки. Лысый Асбранд выглядел не лучше, как и брюхатый дядька с копной седых волос, имени которого я так и не узнал.

Я с тревогой наблюдал за непонятными реакциями местных вождей. Что это они? Такое ощущение, что вместо грамоты я им пулемёт показал или карманного слона. В любом случае рыпаться поздно — если что-то пошло не так, живым мне отсюда не выйти. А если и прорвусь на улицу, я не супермен, чтобы через пятиметровый частокол прыгать.

— Э-э-э… — выдал, наконец, староста. — Что же это вы… Кхм… Так сказать… Совсем… Это…

Он окончательно потерял мысль и стушевался.

— Так будете смотреть документ? — на всякий случай уточнил я.

— Нет-нет, — быстро ответил Аку. — Всё и так понятно.

Интересно, что это им понятно?

— Может быть, пива? — со светским выражением лица предложил Асбранд.

Атмосфера как-то резко потеплела, только не пойму, чего они там увидели?

— Можно и пива, — осторожно ответил я. — Как там кристалл? Всё в порядке?

— Да, дался вам этот кристалл! — всплеснул руками староста. — Это же формальность просто. Традиция… Сами понимаете — времена трудные, места дикие, вот и стараемся как можем…

Асбранд в это время, резво подскочив ко мне, аккуратно снял обруч, забрал кристаллы и унёсся за перегородку со скоростью ветра.

Чего это мне староста «выкать» начал? Это их от печати так проняло? А чего молчат?

На словах от них, похоже, ничего сейчас добиться не получится, попробуем по лицу и позам ориентироваться. Я, конечно, не гений физиономистики, но худо-бедно разберусь. Это только кажется, что если люди взгляд отводят, то не угадаешь, что у них на уме. Судя по положению зрачков, староста отчаянно пытается вспомнить что-то, постоянно влево косит, как бы совсем не окосел, болезный. Асбранд что-то там себе выдумывает — у него, наоборот, правостороннее косоглазие скоро разовьётся. Третий персонаж вообще в пол уставился, а ручонки сцепил так, как будто боится, что я у него сейчас сердце вырву.

— Кажется, вас что-то обеспокоило, — нарушил молчание я.

Все трое аж подскочили.

— Мы просто не хотим проблем с Коллегией, — после долгого молчания ответил Асбранд, а староста побелел ещё больше.

Подметил, с какой интонацией лысый произнёс слово «Коллегия»: именно так, с большой буквы, как название чего-то очень важного.

— И какие у вас могут быть проблемы с коллегией?

— Мы не хотим, чтобы нас обвинили в непочтении, — снова проронил Асбранд. — Мы же не знали…

— И когда вы не знаете и не хотите, чтобы вас обвинили в непочтении, то что тогда?

— Мы не поняли, кто к нам пришёл, — выдавил Аку. — Мальчик… Он… Мы не ожидали…

Понятно, стрелки переводят на другого. Боятся, выходит, меня. А чего меня бояться? Оглядел себя — заляпанные грязью джинсы, мокасины, сильно пострадавшие от хождения по горам и долам, пиджак на голом теле, на лавке рядом скатка лежит с плащом и курткой, тоже грязная. Бродяга, одним словом. Но дядьки аж побагровели. Ладно, будем прояснять дальше.

— И когда вы не знали и не ожидали, то что тогда?

— Мы просим прощения за то, что не разобрались в ситуации, — пролепетал староста. — Уверяю вас. Этого не повторится больше никогда, ни с вами, ни с вашими… Э-э-э… Товарищами.

Что-то плоховато они выглядят, перепугал я их. Ладно, будем закруглять прояснение.

— И когда вы поступили не как должно и чувствуете вину, что можно сделать?

Наверное, создатель «чистого языка», Дэвид Гроув, избил бы меня стулом за подобные выкрутасы, возможно, к нему присоединился бы тренер, у которого я учился. А как мне прикажете достукиваться до трёх пузанов, которые посчитали меня сначала бомжом, а теперь ведут себя, будто… Король я, что ли? Или какой-то вельможа? Надо бумагу ещё раз посмотреть. Может, я и письмена уже разобрать смогу? Говорить же научился. Если вдуматься, я вообще ничего не делал, даже не манипулировал, просто эти трое смогли единым махом докопаться до того, что они чувствуют постоянно, «на фоне», так сказать.

Староста пыхтел как котёл, Асбранд побагровел, брюхатый дядька вообще цветом походил на сливу. К счастью, дородная девица принесла кувшин с пивом и кружки. Первому, конечно, налили дорогому гостю, то есть мне. Подумал, что меня совсем развезёт от пива на давным-давно голодный желудок, но, сделав осторожный глоток… Чуть не выплюнул обратно… Ну и бурда… Да ещё и не холодная. Как её пить-то? Сдержался, чтобы хозяев не обижать. На них вон уже и так лица нет.

Похоже, выгонять меня взашей они передумали. Теперь надо их как-то успокоить, а то Аку уже за сердце держится.

Попробовал ощутить, что чувствует староста — чуть не согнулся от боли, жжёт у него в груди. Прямо насквозь прожигает беспокойство.

— В груди болит? — спросил я.

— А? — вскинулся Аку.

— В груди у тебя жжение, староста, — повторил я. — И беспокоишься о чём-то…

–Да, есть такое, — закивал он. — Уже луны две не отпускает…

— Знаешь, что это?

И тут староста зарыдал… Затрясся всем телом, и слёзы побежали по бороде.

Такие моменты бывают — попал человек резко в стрессовую ситуацию и всё, хоть помирай, а тут, если психотерапевт подворачивается толковый всё наружу и лезет, что копилось долгие годы. Бумажка моя с печатью его здорово зацепила, вот и полезли эмоции… А то, что я его состояние почувствовал, нет в этом ничего волшебного, просто эмпатия. Так любой может, главное — не бояться, что тебе чужие чувства навредить могут.

Ладно, пора его из этих рыданий вытаскивать, а заодно и двоих товарищей, которые ненамного лучше себя чувствуют. Попробуем кое-что из давным-давно проверенного…

Я глаза чуть прикрыл, сосредоточился на ощущениях в теле, сразу зевота накатила и лёгкость в теле, как будто рассыпался я на сотни миллиардов атомов, а через мгновение почувствовал расслабление. Открыл глаза. Багровых тонов на лице Аку стало гораздо меньше, за сердце перестал держаться, да и двое остальных отдуваются не так тяжело.

Групповое исцеление психотравм, блин… А у меня картинка перед глазами плывёт…

— Как себя чувствуешь? — спросил я у старосты.

— Сп… Спасибо, господин маг, — выдохнул тот. — Полегчало прямо. Это как вы так? Без слов даже…

«Без слов», надо же… Сердце у тебя, что ли, словами болит? Ладно… В конце концов, я не кардиолог, чтобы сердечные заболевания врачевать, просто помог мужику разобраться с эмоциями, от которых щемило в груди. Если у него сердце плохое, то без врача не обойдёшься, но беспокойство ушло навсегда. Это точно, гарантирую.

— Уметь надо, — солидно ответил я, а собственное сердце, кажется, в левую пятку рухнуло.

Так вот кем они меня считают! Приехали, значит…

***

Ночью проснулся от шёпота Какие-то две тётки шушукались прямо за спиной. Думал не обращать внимания и спать дальше, но не получилось, и я невольно прислушался.

— А этот-то, пришлый-то, как глазами сверканёт! И прямо старосте в лицо молния вылетела у него из рук!

— У старосты? Это он что, себе в лицо молнией запустил?

— У пришлого, дура. Прям огнём белым опалил нашего старосту и Асбранда плешивого с Бёдольвом. Они застыли столбами, а этот как давай волшбу творить! Страсть какая! Весь покой от неё едва не запылал, из очага искры посыпались!

— А я думала, просто бревно смолистое в очаг кинули…

— Дура ты, если так подумала. Волшба то была. Я тебе точно говорю. Ох, не к добру это всё…

–Да что не к добру? Маги-то, они же хорошие…

Послышался глухой удар, как будто по деревянному столу хлопнули ладонью.

— Ай! Ты чего?!

— Это чтобы меньше глупостей городила! Хорошие они… И родились, и женились без этих магов, и дальше бы жили хорошо…

— Да ну тебя…

Вот так, уже и недоброжелатели у меня тут, причём из-за белых молний, которые я непонятно как метал.

Маг… Это надо же. Нет, конечно, здорово, что такой почёт и приём, за счёт заведения мог бы и в рабской избе сейчас сидеть. Я выяснил. У вольных людей подорожная выправлена, а бродягу безродного тут, если ловят, могут и запрячь на год-два исправительных работ, пока себя из неволи не выкупит. Общине дармовая рабочая сила, бродяге — кров и пища, а что грязную работу приходится выполнять — сам виноват, не пренебрегай паспортным режимом.

С другой стороны, скребёт мыслишка, что потребуют рано или поздно молнии в кого-то метать, а с этим у меня проблемы. Я только по душевным проблемам специалист, а испепеление это из другой оперы. Что делать?

Ответ как бы сам собой напрашивается — сваливать надо отсюда, причём, чем скорее, тем лучше, но… Куда сваливать? Я вообще, похоже, не на Земле нахожусь. Нет на нашей планете ни Серебряных гор, ни великанов, ни кровососов… Хоть люди здесь есть, и на том спасибо.

Дурдом какой-то.

Ладно, если перестать плакать и причитать, то всё упирается в то, что, во-первых, я не знаю местной географии и расстановки сил, да даже элементарно, какое сейчас время года. И потом, куда бежать? Денег нет, плана нет… Одно я знаю точно — домой хочу. На старушку-Землю с её террористами, ГМО и информационной перегруженностью. Не хочу убегать от кровососов и натыкаться горлом на ножи. Не понравилось мне.

Тётки перестали шушукаться. Покой, тот самый здоровенный дом, в котором обреталась большая часть жителей деревни и проживали все родственники старосты, снова погрузился во тьму и тишину, относительную конечно — кто-то храпел, кто-то сопел, кто-то стонал во сне. Человек тридцать здесь спит.

Меня уложили возле очага, чтобы теплее было, да ещё и шкурой укрыли. Я как похлебал жирного супа с какими-то кореньями, так и разморило. Провалился в сон, как только до постели добрёл. А к грамоте, кстати, никто так и не притронулся. Староста очень вежливо попросил убрать её обратно в сумку. При этом он очень натянуто улыбался, как будто это не бумага, а осколочная граната.

Уснул, сам не заметил как. Лежал, пытался о чём-то размышлять, скоро мысли спутались в сплошной тёмный клубок, а перед глазами запрыгали размытые картинки.

***

Никто меня с утра не будил. Проснулся на рассвете от возни и запаха дыма, вскинулся было, но вспомнил, где нахожусь. Выбрался из-под шкуры, огляделся. Рядом, на полатях, которые здесь за общую постель, лежат чистая шерстяная рубаха, довольно длинные штаны из потёртой кожи со шнурком, как на «трениках», только без резинки, чулки, тоже шерстяные, вязаные, с красно-белыми узорами. Здорово. А то мои вещички совсем обтрепались и в грязи все. Кое-как переоделся, только носки спрятал в сумку вместе с метафорическими картами. Ещё раз карманы охлопал, чтобы не забыть ничего. Вроде в порядке.

Эх, теперь меня от местного и не отличить, выходит. Ну ничего, надеюсь, одежду мою старую сжигать не будут. Хорошо бы постирали и отдали обратно, но уточню при случае.

За ночь обстановка не изменилось — так же носятся дети, женщины кашеварят возле большого закопчённого котла, с улицы слышится лай собак, частые удары по металлу. Наверное, и кузница у них тут есть. Ухмыльнулся и поймал себя на мысли, что было бы интересно посмотреть. Кроме того, что здоровый мужик лупит молотком по раскалённой заготовке, ничего про кузнечное дело не знаю. Любознательность.

Старосты в большом доме уже не было, остальных мужчин тоже. Видно, я один разоспался так, решили не будить гостя. Приблизился к очагу, женщины меня приветствовали почтительно, предложили поесть, отказываться не стал. Навалили в миску что-то вроде нарезанной кубиками репы, приправленной мясной подливой, да ещё и с луком. Попросил ложку, дали деревянную, потемневшую от жира, но сейчас не до капризов. Зачерпнул варево, отправил в рот, замычал довольно, похвалил повара. Женщины заулыбались чуть кокетливо, и то хорошо, первый, так сказать, контакт. А то превратили меня в какое-то чудовище с молниями.

Справился с порцией по-солдатски быстро, от добавки отказался и спросил, где старосту искать. Посоветовали поискать у ворот или на конюшне.

Ну вот, у них тут и лошади есть.

Когда вышел на улицу, резко вспомнил, что до сих пор не понимаю, где я и что дальше делать, и что придётся этот момент прояснять. Причём сделать это так, чтобы не попасть под подозрение. Мало ли зачем мне нужно выспрашивать о местных реалиях. Ладно, разберёмся. Если сразу не убили, то, может, и дальше получится пожить.

Подбодрив себя таким образом, зашагал к воротам.

Ворота поутру оказались распахнуты, в них чернявый мужик, подбадривая криками и хворостиной, выгонял стадо коров голов в пятнадцать. Сильно процесса это не ускоряло — стадо размеренно протискивалось в проход. Присмотревшись, я обнаружил, что коровы не очень-то на коров и похожи: более поджарые, с короткими гривами и рогами, загнутыми баранкой, а хвост мохнатый, как у собаки. Хотя нравом, похоже, местные бурёнки ничем не отличались от земного аналога.

Старосты здесь не оказалось, но стоявший на страже пожилой дядька показал мне, как пройти к конюшне — широкому деревянному сараю, чуть в стороне от ограды. Уже на подходе почувствовал ядрёный запах навоза, лошадиное фырканье и услышал голоса внутри. Узнал старосту, второй незнакомый вроде.

— А ты тут зачем топчешься?! — орал Аку. — Две луны говорил, что всё в порядке, а теперь язык проглотил?!

— А что же с ней делать? — жалобно ответил второй. — Кто ж знал, что так выйдет?

— Ты! — заорал староста, уже не сдерживаясь. — Ты, живодёр проклятый, этих лошадей покупал! Ты их выбирал!

— Так и правильно… — начал было собеседник, но староста договорить ему не дал.

— Значит так, — чуть тише проговорил Аку. — Либо она родит, либо рожать будешь ты сам…

— Шутишь, староста…

— Шучу?! Я не пожалею денег, в храм съезжу, попрошу богов, чтобы даровали тебе такую возможность!

Я остановился в дверях и кашлянул.

— Господин Алек, — обрадовался Аку. — Вас-то мне и надо!

Он обернулся к сухощавому мужичку, который мялся возле дальней стенки помещения:

— Сейчас мага подключим, будешь у меня вместо кобылы мучиться.

Мужик, похоже, испугался не на шутку. Заморгал часто-часто, губы затряслись.

— За что, староста?!

— Ладно уж, — сменил гнев на милость начальник. — Жди здесь, скоро вернусь.

Мы вышли наружу и зашагали по улице.

— Круто вы с ним, — сказал я.

— Бестолочь, — махнул рукой староста. — Лошадей купил прошлой осенью на ярмарке. Хорошие лошади, да заболели непонятно чем. Вы лошадей лечить не умете? Помрут ведь.

В глазах у старосты застыла мольба, но тут я ему помочь ничем не могу, в чём и признался.

— Жаль, — покачал головой он. — Придётся… Эх…

— Что придётся? — уточнил я.

— Есть тут один человек, — туманно ответил староста. — Платить много придётся, да лошади дороже. А вы чего хотели? Не накормили с утра? Я им…

— Накормили, — успокоил я его. — Понимаете, мне нужен кто-то, кто хорошо местность знает…

— Уходить собираетесь? — встревожился Аку.

— Нет, — я отрицательно покачал головой. — Хочу побольше разузнать о тех местах, что выше по реке. Это можно как-то узнать?

— Почему же нельзя, — задумчиво протянул староста. — Барди-охотник ходит в те места, и Дьярви тоже.

— А тот, что меня привёл? Льёт, кажется?

— Да какой он охотник, — отмахнулся бородач. — Так, по кустам лазает, всё лазутчиков ищет. Вот отец его, Йорг, тот все местные тропинки знал как свои пальцы, хоть и не местный сам, да он…

Староста запнулся.

— Умер? — осторожно спросил я.

— Лучше бы умер, — вздохнул Аку. — Несколько лет назад на деревню кровососы напали. Так много, что никто и не помнит, чтобы они такой ватагой когда-то приходили — три руки их было.

Он для наглядности, вытянул вперёд руку с растопыренными пальцами.

— Так вот, кто поумнее, попрятались по сундукам да подвалам, и Марна с Йоргом и Льётом в погребе заперлись, да только то ли дверь у них хлипкой оказалась, то ли что… Сломали твари дверь и в погреб кинулись. Йорг меч взял, жену с сыном собой прикрыл, две руки кровососов изрубил — они как кровь учуют, так и лезут без разбора. Парнишка и не пострадал совсем, испугался только, а Марне лишь один удар достался, но смертельный — горло ей тварь когтями расхватила. Йорг, тогда уже едва на ногах стоял, всего его изорвали. Так и внесли мы Марну на костёр, думали, и Йорг за ней следом отправится, сильно его подрали, в клочья просто. А он взял да выжил. Только… Умом тронулся. Ни с кем не говорит, ходит сам с собой, молчит. Лишь Льёта близко подпускает. С ним и говорить пробовали, и убеждать… Однажды терпение закончилось, побить решили. Так он всех мужиков голыми руками из дома вышвырнул. И снова бирюком ходит. Одно мучение от него, и выгнать бы, да он работает как положено — гончарит получше остальных, кстати.

— А сам он, значит, не местный?

— Нет, — мотнул головой староста. — Марна местной была, она моей двоюродной тётки дочка. Овдовела рано, осталась с мальчонкой. Йорг, значит, её с ребёнком и взял. Он сам с севера, из солдат. Пришёл сюда, как закончилась служба. Льёт другого отца не знал, да и сам Йорг к нему крепко прикипел, ни разу не видел, чтобы хоть подзатыльник отвесил и другим позволял.

— Значит, с ним не договоришься?

— Как по мне, так не стоит и пробовать, — покачал головой староста.

Теперь понятно, с чего это Льёт вчера в драку полез. Ситуация. Ладно, наверное, лучше бы поговорить с охотниками, хочется выяснить, что это за капище, на котором я обнаружился.

— А к охотникам проводите?

— Проведу, — кивнул староста. — Я спросить хотел…

Он замялся, не решаясь продолжить.

— Если смогу, отвечу, — пожал я плечами. — Сами же видели, что я мало что помню.

— Что магу понадобилось в Серой окраине?

Видно, что волнуется, наверное, нечасто приходится с магами разговаривать.

Что отвечать? Если начну придумывать на ходу, есть опасность запутаться. А что говорить? «Здравствуйте, я посланник с Земли»? Думаю, лояльность местного населения как ветром сдует.

— Если честно, совершенно случайно. Я не собирался заходить в вашу деревню, но столкнулся с кровососами… Те, кто был со мной, погибли. Я чудом спасся.

Враньё? Правда. Только на бойню я опоздал немного, а то бы отдыхал веки вечные среди гор и рек, а не объяснялся бы с дотошным старостой.

— Говорят, маги могут путешествовать без дорог, по воздуху…

Вспомнилось как тщетно искал тропу, чтобы выбраться к реке. Готов согласиться со сплетнями.

— Уважаемый Аку, — вздохнул я. — Говорят много и не всегда врут. Мой товарищ, который мог бы путешествовать, погиб в сражении с тварями. Мне остаётся полагаться только на собственные ноги…

Староста задумался.

— Вам нужно в город? — спросил он наконец.

— Мне нужно в Коллегию, — твёрдо ответил я.

А что? Хорошая цель. Если кто меня и сможет вернуть домой, так это маги, если они, конечно, и вправду маги, а не самозванцы, как я.

Ответ старосту впечатлил. Он задумчиво покачал головой, явно взвешивая какие-то аргументы.

— Давайте лучше вечером переговорим, — произнёс он, наконец. — Мне всё-таки нужно возвращаться в конюшню и… Остальные дела.

На том и распрощались. В длинный дом возвращаться не хотелось, решил пройтись по деревне.

А ничего здесь, так чисто. Я думал, будет дерьмо везде, грязь… Но нигде ни одной лепёшки не видно. Оно и понятно, кто же будет ценным удобрением разбрасываться, его ещё можно как топливо использовать, вон в Азии до сих пор кизяком печки топят. Хорошо горит, я сам не видел, ребята рассказывали. Опять же, если с глиной да соломой эти самые лепёшки смешать, натуральный кирпич-саман получается. Говорят, что ещё в Египте из него дома строили. В Египте я не был, но вот дед мой сразу после войны из этого самого самана дом построил, и простоял он лет семьдесят без проблем, только подбеливать надо было. А в Иране древние города из него до сих пор стоят, правда, тут тебе не Иран. Климат пожёстче.

Грязи, в общем, я не увидел, зато обнаружил самых натуральных рабов, в ошейниках с бирками, правда, одетых добротно, чистых и вообще мало чем отличающихся от остальных жителей деревни. Занимались они вполне обычным делом: вкапывали столбы, похоже, под какую-то хозяйственную постройку. Меня увидели, поклонились уважительно так, я кивнул в ответ, мне не жалко. И никакого надсмотрщика с кнутом. А зачем он нужен? Кругом забор, вокруг него лес, в котором миску супа никто не нальёт и крышу над головой просто так не сделаешь, а здесь всё по-честному — работай, копи выкуп. Думаю, тут, конечно, не всё так радужно, вон одни мужики трудятся, женщин не видно. Вспомнилось, что невольницы дороже стоили именно потому, что для плотских радостей больше подходили. Думаю, у таких рабынь вариантов выкупиться в разы меньше. Люди здесь вообще, похоже, на месте не сидят, не только рабы вкалывают.

Кстати, дальше длинного дома я не ходил, теперь можно и прогуляться. Деревня по кругу застроена: внешний круг — ограда, за ним общие хозяйственные постройки, конюшня та же… Коров уже видел, или как их тут называют? Гусей оказалась целая прорва, злющие такие, но трусливые. Хозпостройки хоть и не сплошным рядом стоят, но довольно плотно, а за ними третьим рядом уже жилые дома, хотя скорее домики. С размахом современных особняков здесь, видимо, никто не строит — низенькие и довольно маленькие — иначе не натопишься. Наверняка одна-две комнаты всего, не больше. Окна на бойницы похожи больше, двери тоже низенькие.

А вот разброс материалов для строительства удивляет — есть привычные по сказкам и фотографиям из музея Кижи срубы, их больше, они как-то поприличнее выглядят, а есть каменные хижины, чуть ли не землянки, низкие — едва ли на метр от земли, приземистые с плоскими крышами, заросшими травой. Их я вчера ещё видел, когда шли, а вот дом, больше похожий на холмик, меня удивил несказанно. Это ж как в таком жить? Я сначала даже подумал, что это погреб или сарай какой-то, но нет — дверь отворилась, из двери старуха выползла древняя, согнутая как коряга. На меня посмотрела внимательно, кивнула, дальше поползла. Я на приветствие ответил, но решил к бабке не приставать с расспросами.

Последний дом на улице по левую руку тоже оказался добротным. Причём построен был настолько отлично от того, что я тут уже увидел, что даже присвистнул про себя. На добротном цоколе из камней, скрепленных то ли глиной, то ли известковым раствором, поставлен сруб с крыльцом, крыша из деревянных плах, поверху дёрн проложен, к дому прирублены клети для скота — слышно, как там возятся, разве что куры по улице гуляют.

— Вот так сумасшедший… — пробормотал я. — Всем бы так…

Ни Льёта, ни его отца… Как там его… Йорг, кажется. Может, ушли? Поднялся на крыльцо, постучал. Никто не открывает. Ладно. Не очень-то и хотелось, пока. Позже зайду.

В кузницу я так и не попал, да и не совсем представляю, что бы я там делал. Свернул по тропинке ко вторым воротам, ведущим к берегу. Пройти, правда, не удалось — здесь тоже нёс службу дедок с копьём, который посмотрел без всякого почтения и отвернулся.

До вечера так и слонялся. Походил ещё немного по деревне, но, когда деревня состоит из семи домов и одной улицы, прогулка быстро надоедает, да и выглядит странно. Вернулся в длинный дом как раз к обеду. Интересно, как долго меня будут кормить бесплатно? Конечно, магам здесь почёт и уважение, но не похоже, чтобы продукты доставлялись из магазина, всё своим трудом. Ладно, разберёмся, долго здесь я в любом случае не останусь.

Ждать вечера не пришлось. Староста тоже пришёл к обеду, да не один, а с широкоплечим парнем в шерстяной рубахе. Представил его как Барди. Охотник, значит.

За обедом и поговорили. Правда, выяснить удалось немного. Ни о каком капище охотник не знал, да и те места, по словам Барди, слишком близко к Серебряным горам, места там плохие.

— Почему плохие? — спросил я.

Охотник переглянулся со старостой, но всё-таки ответил:

— Горы эти только считаются нашими, а так просто кишат бездушными. На каждом шагу там их крепости. А на закате великаны живут…

— В… Этом… — я постарался вспомнить, — … В… Мьорк…

— В Хусмьорке, господин маг, — подсказал Барди.

— А что бездушные?

— Лучше с ними не сталкиваться, господин маг.

— Они как кровососы?

— Да что вы, господин маг, — удивился охотник. — Они на людей похожи, только…

— Не убьёшь их, — перебил староста. — Пока на куски не порубишь, будут к горлу твоему тянуться.

Отлично. Здесь ещё и зомби есть. Неубиваемые.

— Что-то вроде живых мертвецов? — решил прояснить я.

— Да какие мертвецы! — поморщился Аку. — Обычные с виду люди, только не умирают от ран да молятся без конца пятерым тёмным.

Он сплюнул досадливо. Видно, что тема разговора ему не нравится.

— Хорошо, — сказал я. — Бездушные меня не интересуют. Мне могут помочь добраться до Коллегии?

Похоже, что и эта тема оказалась совсем не по нраву старосте.

— Ну, — начал он, — понимаете, это совсем не так просто. До Йоры десять дней пути, а от неё ещё десять до Коллегии. Никто так далеко не ездит.

— Хорошо, — вздохнул я. — А до Йоры может кто-то довести?

— Сейчас никто не поедет, — покачал головой староста. — Ярмарка только осенью. Сейчас у всех посевы созрели, нужно убирать. Потом скотину резать. А как готово будет, так и повезём всё в город на продажу.

Понятно. Рисковать собственным благополучием ради залётного гостя, пусть и мага.

— Когда это?

— Луны через три, — ответил Аку.

О Боже… Три месяца! Три месяца сидеть тут! Как же так?! Должен же быть выход! Должен быть! Безвыходных положений не бывает. Так ведь? Значит, я что-то придумаю, но доберусь до этих волшебников как можно раньше!

— Хорошо, — я постарался говорить спокойно. — А от Йоры как добраться до Коллегии?

— Так оттуда обозы идут постоянно. С охраной, как полагается.

— А письмо можно как-то отправить?

Староста покачал головой.

— У нас нет почтовых птиц.

— А у кого есть?

— Даже и не знаю, — задумался бородач.

— Может, лорд Эгиль? — подал голос Барди.

— Лорд? — я посмотрел на старосту.

— Это наш землевладелец, — пояснил Аку. — До его замка всего четыре дня пути.

— Он может помочь?

— Вам, наверное, поможет.

Ну вот, стоило только поискать, и ответ почти нашёлся. Теперь осталось понять, как добраться до этого Эгиля и… Что будет тогда? Как будто можно так просто заявиться в замок лорда и сказать: «Здрасте, дорогой лорд Эгиль. Я попал к вам из другого мира и хочу вернуться обратно. Отправьте почтовую птицу быстро в Коллегию, а потом сочтёмся». Ещё хуже будет, если я представлюсь магом, письмо отправят, а потом придёт ответ: «Извините. В ваших краях наших сотрудников нет». Уж у лорда, думаю, найдётся палач для самозванца.

В общем, понятно, ЧТО делать и непонятно КАК.

— А как можно связаться с лордом Эгилем?

— Через три седмицы приедет сборщик податей, он может и сопроводить вас, и передать послание.

Это уже хорошо. Попробуем договориться. Здорово было бы ещё узнать, где я нахожусь. В смысле не «в другом мире» или «в деревне Серая окраина», а что-то поточнее, вроде карты или хотя бы книжки по географии. Но, похоже, с книжками здесь напряжёнка, можно даже и не заикаться, а вместо карты вон Барди сидит, гороховую похлёбку хлебает.

Какие ещё варианты?

Есть ещё Дьярви, но мне кажется, что толку от него будет столько же. Эти ребята знают округу как свои пять пальцев, но вот остальной мир… Вряд ли кто-то из них путешествовал дальше этой самой Йоры. Стоп… Что-то вертится такое…

Точно! Йорг, этот сумасшедший отец… Или отчим Льёта. Он ведь не местный, да ещё и солдат. Судя по тем обмолвкам о геополитической обстановке, солдаты здесь — первые путешественники. Проблема в том, что наладить контакт, похоже, не получится. Почему? Потому, что Аку так сказал? Нет, в оценке адекватности людей точно на чужие диагнозы полагаться не стоит, тем более дилетантские.

Мне нужен Льёт. Сначала переговорить с ним, а потом посмотрим.

Обед давно закончился, все снова разошлись по делам. Ладно, попробую снова в гости к Льёту зайти. Зря, что ли, звал?

Но в этот раз меня снова ждало разочарование — дом оказался пуст, а спросить, куда отлучились хозяева и надолго ли, было не у кого. Пришлось потоптаться на крылечке, да и пойти восвояси. Промаялся до вечера без дела, прикидывая, как быть. Если честно, варианты уже к концу подходят, дефицит информации здесь, поэтому не угадаешь пока, что к чему приведёт.

Вечером староста устроил пир, причём, как я понял, без всякого повода. На пир пришли чуть ли не все жители деревни. За столами, расставленными вдоль дома, было тесно и шумно, увидел знакомых — лысого Асбранда с брюхатым Бёдольвом, пришёл и охотник Барди в компании крепкой беременной девицы с рыжими волосами, наверное, жены. Увидел я и тощего Снорри, ухо которого от удара Льёта стало похоже на какой-то диковинный лиловый фрукт, даже сухощавый конюх устроился у края стола и изо всех сил налегал на пиво.

Ради празднества на вертеле над очагом жарился целый кабан, женщины что-то варили в больших котлах, другие разносили в деревянных блюдах сыр, сливочное масло, творог, солёную рыбу, зелень. В кувшинах пенилось пиво, в глубоких мисках белели сметана и простокваша, горками белела квашеная капуста, от её запаха у меня сразу слюна выделилась. Люблю соленья, даже и не думал, что здесь встречу что-то подобное.

Оказалось, что я здорово проголодался, хоть особо ничего и не делал весь день. Некоторое время я занимался только тем, что подкладывал себе в миску мясо и овощи и отправлял это всё в рот. В обжорстве меня обвинять и не думали, соседи поглощали целые горы пищи, совсем не заботясь о подсчёте калорий или влиянии жаренного мяса на пищеварение. Кстати, единственное, чего я здесь не заметил в избытке, так это хлеба, вместо него здесь, похоже, каша вроде перловой.

Сколько не выглядывал, но Льёта среди гостей не увидел. Странно. Понятно, что у его отца не ладно с головой, но это же не повод третировать парнишку. Или повод? Староста вроде отзывался об отце с сыном без злобы, но и без особой теплоты. Похоже, этот вопрос тоже надо прояснить.

Тем временем из числа гостей выделилась группка музыкантов — четверо мужчин, у одного в руках странного вида трёхструнный инструмент и смычок, у другого какая-то деревянная коробка с одной струной, у остальных двоих рожок и подобие глиняной свирели. Чуть посовещавшись, музыканты грянули что-то резковатое, но явно пришедшееся по душе всем присутствующим, кто-то хрипло запел, к нему присоединился второй, третий… Скоро весь длинный дом гремел от рёва трёх десятков глоток, чуть ли не заглушая оркестр.

Пели в основном о героях что-то бравурное, с перечислением количества подвигов и предательств. Песни здесь совсем не те, к которым привык, без припевов, монотонные, тягучие баллады, но поют их с заметным удовольствием все, включая женщин и детей.

Я от пения и грохота быстро устал и, решив подышать свежим воздухом, двинулся на выход, но выбраться оказалось не так-то просто: у дверей решили устроить разборку двое бородачей.

— Значит, я пою как овца? — видимо, уже не в первый раз спросил громила со шрамом через всю левую щёку.

— Блеешь, — весело ответил ему белобрысый невысокий крепыш. — Я думал, что оглохну от блеяния. Как твоя жена выдерживает это?

— А ты о ней не беспокойся, — прорычал громила. — Лучше подумай, сколько у тебя будет лицо заживать.

— Лицо? — хохотнул крепыш. — Лицо заживёт быстро, но говорят, что угрозами сыплют только женщины с бородой.

Здоровяк замахнулся кулачищем, но белобрысый поднырнул под руку и сам ударил противника в корпус. Кулак пришёлся здоровяку в живот, тот хрюкнул, но не упал, а просто отскочил и снова ринулся в атаку. Какое-то время слышались только гулкие удары и тяжёлое дыхание, даже оркестр притих, песни стихли, но ненадолго, очень скоро зал наполнился криками — гости разделились, причём, похоже, большинство болело за здоровяка, которому приходилось не сладко. Белобрысый ловко двигался, осыпая противника градом ударов, в ответ здоровяк только успевал подставлять руки, сбивая атаки, и пытался сократить дистанцию. Наконец, белобрысый слишком близко попустил противника, и тот с рёвом врезался ему в корпус плечом, тут же обхватив за пояс. Бой превратился в борьбу, но и тут крепыш оказался более умелым — рывок назад, резкий поворот, и вот уже здоровяк летит головой вперёд.

Зрители взревели, одни разочаровано, а другие — радостно. Тяжело дышавший победитель радостно улыбнулся и, сграбастав кувшин пива, начал жадно пить. Побеждённый здоровяк тяжело поднялся с пола, но расстроенным не выглядел, скорее, уставшим и удивлённым.

— Ты силён, Хельги, — прогудел он, приближаясь к крепышу. — Никому ещё не удавалось меня побороть…

— И ты силён, Торгнир, — спокойно ответил Хельги. — Просто сила ещё не всё. Я победил тебя не силой. Давай-ка выпьем ещё, после я тебе расскажу, как побороть даже самого сильного противника.

Торгнир хмыкнул удивлённо, сграбастал кувшин и надолго приник, только кадык задёргался. Остальные гости тоже вернулись к развлечениям — снова заиграл оркестр, кто-то подпевал, кто-то начал приплясывать.

Это вообще что такое было? Развлечение, что ли? У этого Торгнира сейчас вместо лица котлета, а он спокойно пьёт пивко с тем, кто его отметелил. Кстати, только сейчас понял, у обоих драчунов на поясе висели ножи, никто даже не попытался достать оружие.

После драки уже точно никто внимания не обратил на мой уход. Я выскользнул наружу и замер, чтобы глаза привыкли к темноте. Фонарей здесь нет, так что после заката тьма наваливается, хоть глаз выколи. Даже после освещённого факелами зала понадобилось несколько минут.

Наверное, если бы не замер, не расслышал шагов. Два человека. Один идёт торопливо, часто останавливается, второй шаркает, как старикан. Откуда шаги? Кажется, слева. Так, отойду, пожалуй, вправо тогда, за угол. Не хочу людей смущать. Наверное, опоздали к празднику, вот и торопятся. Но двое к двери не свернули, прошаркали мимо. Выглянул осторожно, сразу увидел фигуру старосты с фонарём, а с ним… Старуха кака-то дряхлая, даже подумал, что та, которую видел днём, но нет, эта пободрее хромает, и клюка у неё какая-то странная — набалдашник светится.

— Скорее! — поторопил староста. — Если тебя здесь увидят…

— Боишься? — проскрипела старуха.

— Следи за языком, — огрызнулся Аку.

— Это ты следи, что говоришь. Или хочешь сам разбираться?

— Ладно-ладно, ты права. Просто не хочу, чтобы тебя здесь видели.

— Так меньше разговаривай, — оборвала бабка. — Куда идти?

— Здесь, — староста остановился возле конюшни. — Это надолго?

— Нет. Лишь бы не мешал никто.

— Не будут. Поторопись только.

Скрипнула дверь конюшни. Свет фонаря померк.

Похоже, я увидел что-то, чего никто не должен видеть. Что нужно сделать? Правильно, вернуться в общий зал, попить пива, послушать музыку и не подходить и близко к конюшне. Я здесь чужой, а староста бы не стал делать ничего плохого для деревни, я уверен. Так зачем я крадусь прямиком туда, куда мне не нужно?

Подкрался вроде бы незаметно. Голоса слышу.

— Как давно захворали? — проскрипела старуха.

— Седмицу уже.

— Плохо. Если бы раньше пришёл, может, и не все заболели бы.

— Спасти всех сможешь?

— Может и смогу, да только дорого это…

— Без лошадей нам плохо придётся.

— А мне какое дело? Мне и лошадь, и корова без надобности, всё вы приносите да привозите.

— А что будешь делать, если вся наша скотина перемрёт?

— Лес прокормит. Я тут давно живу, с тех пор, как тут ни одной деревни не было, одни бездушные по горам ходили…

— Я тебя не прошлое вспоминать позвал. Лошадей спаси.

— Спасу-спасу я твоих лошадей.

Это что, староста местного ветеринара позвал? А почему такая секретность? Это он для этого, что ли, пир устроил? Чтобы никто с этой старухой не столкнулся?

Бред какой-то. Ничего не видно ещё, хоть бы щелку какую-то…

Медленно, стараясь не шуршать одеждой и не смотреть под ноги, подобрался к самим воротам в конюшню. Отлично! Между створкой и стеной как раз щель широкая. Хотя лучше бы не заглядывал.

Фонарь почти всё помещение освещает. Лошади в стойлах… Лежат. А посреди конюшни, бабка что-то бормочет, староста чуть в стороне, спиной к двери, заодно и меня прикрывает. А старушка-то не особо приятная, я бы даже сказал, зловещая, прям Баба-яга вылитая: нос крючком, лохмы седые растрепались, спина как подкова. Неужели и правда ведьма?

Сталкивался я с ведьмами и колдунами. По большей части, конечно, обычные шарлатаны, но есть среди них и настоящие самородки по части порчи, сглаза и всяческих приворотов. Так могут голову перепрошить, что за всю жизнь не расхлебаешь. По сути, любое проклятие — это активация тех негативных эмоций, которые в человеке есть. Никакая не магия, просто после простенькой активации начинается постоянная выработка конкретных гормонов стресса в организме, если такую активацию провести несколько раз, то в мозгу сформируется нейросеть, разрушить которую очень сложно. Эта нейросеть будет работать по определённому сценарию, ну, например, «не выйти замуж» или «люблю Васю без памяти». Человек просто начинает чувствовать себя так, как в нейросети записано. Ну, а если ещё к этому антуража магического добавить, то отбоя от клиентов не будет. Мозг фантастичнее всякой магии. По крайней мере на Земле.

Пока я размышлял, бабка времени зря не теряла — клюкой на земляном полу очертила круг и начала выписывать какие-то знаки, продолжая бормотать всё громче и громче, а потом двинулась в обход нарисованного узора, рисуя знаки уже в воздухе.

Я вообще-то по натуре скептик. Ну не верю я просто так, с чужих слов, что может происходить что-то сверхъестественное. Другое дело, если сам подобное видел, да ещё дело обошлось без наркотиков или алкоголя. Тогда ещё есть шанс, что твои чувства не плод воображения или внушения. А сейчас я трезвый как стекло — местное гадкое пиво в меня не лезет, так что уж на собственное незамутнённое сознание положиться могу.

Сначала засветились знаки, нарисованные бабкой в воздухе, — каждый взмах клюки оставлял голубоватый росчерк, который вплетался в общий узор. Что-то смутно знакомое. Точно! Я же такое уже видел на камнях капища! Аж тело всё зудеть начало, даже и забыл, что притаился тут без спросу. Хорошо, что вовремя спохватился. Узор в воздухе становился всё плотнее с каждым шагом, с каждым взмахом клюки наливался светом и чем-то ещё… Необъяснимым. От круга повеяло силой. Что-то вроде ощущения, когда пытаешься соединить одинаковые полюса магнитов, только тут вторым магнитом был я.

Бабка уже не шептала, а вполне громко выговаривала какую-то абракадабру. Я увидел, как круг разгорается голубым огнём. Клюка перестала выписывать знаки и просто завертелась в старушечьих руках, словно вентилятор, я даже удивился, как у неё сил хватило, и тут что-то произошло… Я не успел уловить момента, когда знаки превратились в десять призрачных фигур, похожих на шары из синего света со множеством тонких щупалец, как раз по числу лошадей. Бабка что-то отрывисто скомандовала, и призраки мгновенно разлетелись по стойлам, словно бы впитавшись в животных. Лошади, до этого словно впавшие в оцепенение, забились испуганно, заржали, но бабка неожиданно резво подскочила к ближайшему животному и стукнула легонько набалдашником клюки ему прямо по лбу. Лошадь перестала ржать, зафыркала и… Вскочила на ноги. Этот же трюк повторился с остальными.

Круг погас. Старуха снова опёрлась на палку.

— Вот и всё, — проскрипела старуха, когда последняя лошадь поднялась на ноги. — Как договаривались. Оплата?

— Будет, — ответил староста.

— Будет? Ты обещал мне…

— Она приедет только через три седмицы. Я держу слово.

— Своих, значит, не отдаёшь, — проскрипела бабка и засмеялась, как закудахтала.

— А ты кого хочешь? Неужели обычную девку?

— От обычных проку нет, — покривилась старуха. — Нужна благородная кровь. В ней Сила.

— Вот и жди. А сам благородный ничего на нас не подумает?

— Не беспокойся. Простоит твоя деревня ещё сто лет. Главное — приведи.

— А что с лошадями?

— Здоровы твои лошади, да ещё и жеребят жди. Ни у кого таких не будет. Скоро станете самыми знаменитыми коневодами во всём Элвелане.

Еле успел за конюшню отступить, чтобы не столкнуться со старостой. Хорошо, что тот не торопился — лошадей гладил, ворковал, пока старуха не зашипела, что уходить пора.

— Чужак у вас появился? — спросила ведьма, когда староста прикрывал ворота.

— Маг остановился, — ответил Аку.

— Маг? Что ему в нашей глухомани понадобилось?

— Случайно занесло, а приютить странника — благородный поступок.

— Знаю я твоё благородство, — проворчала бабка. — Вон они, те, кого ты приютил, в рабских ошейниках спину гнут.

Староста промолчал.

— Сильный он? Маг этот? — продолжила распрос бабка.

Я затаил дыхание, вслушиваясь.

— А мне почём знать? Вчера мне сердце вылечил. Болело три луны — мочи не было, думал, помирать время пришло.

— Пришёл бы, я бы тоже вылечила.

— Ты последнюю шкуру сдерёшь, а этот просто так. Ему не в тягость, видно.

— Сердце тебе смог вылечить, а лошадей попользовать не обучен, значит? — тон у бабки стал ехидным.

— Может и не обучен, — ответил староста. — Кто их знает, в этой Коллегии.

— Недоучки они там, — фыркнула ведьма. — Ходят важные, а как до дела доходит, не знают ничего.

— Будет тебе ворчать, — осадил бабку Аку. — Пойдём, провожу тебя, а то неровен час, стража вскинется.

Снова зашаркали шаги, потом всё стихло. Я медленно досчитал до ста и двинулся в длинный дом. Никто на моё возвращение внимания не обратил — народ уже успел порядком набраться, а часть факелов прогорела, и помещение погрузилось в полумрак. К тому же дошла очередь до танцев, и народ лихо отплясывал что-то традиционное под музыку.

Я в пляс пускаться не стал — устроился за столом и подвинул к себе блюдо с копчёным лососем. Староста вернулся, когда я успел умять уже пару кусков, прихватил за талию дородную тётку в вышиванном платье и присоединился к танцующим, похоже, его отсутствия тут тоже никто не заметил или предпочли не заметить.

За столом напротив заметил уже основательно пьяных драчунов, которые, обнявшись, о чём-то увлечённо беседовали. Довольно скоро от танцев все притомились и начали расходиться, к тому же староста, как глава дома, уже завалился спать. Лёг и я. Утро вечера мудренее. Тем более что есть над чем подумать.

***

Вроде и не пил вчера, а голова тяжёлая. Наверное, потому, что спал мало. Местные, похоже, привыкли к ранним подъёмам — только сереть небо начало, женщины уже завозились, прибирать начали остатки вчерашнего пира. Мужчины тоже подскочили, хоть и с опухшими физиономиями, но без малейших признаков раскаяния о вчерашних возлияниях. Все выглядят бодрыми и даже весёлыми, только я как нахохленный воробей.

На завтрак сварили немного каши. Завтрак здесь не в почёте, чтобы не лениться, похоже. Я поковырял, съел без аппетита. Ещё вчерашнее не улеглось. Потом поднялся и пошёл к дому Льёта.

На этот раз хозяев дома застал, причём прямо во дворе, рядом с большим возом, доверху набитым сырой глиной. Понятно, этот Йорг вроде бы гончар. Видно, вчера потому и не было, что ездили за сырьём.

Я приблизился, поздоровался. Льёт ответил вполне дружелюбно, а вот косматый, кряжистый мужик неопределённого возраста только глазами синими сверкнул.

— Как устроился? — спросил парень, орудуя деревянной лопатой. — Тебя и не узнать в этой одежде. Только борода прежней и осталась.

— Хорошо устроился, — ответил я, наблюдая за тем, как он складывает глину в пару деревянных вёдер. — Встретили с почётом. Поселили в доме у старосты.

— Да ну?! С чего такой почёт?

— По этому поводу и поговорить хотел.

— Некогда мне, — ответил Льёт. — Видишь, работы тут до вечера. Вот вечером и приходи.

Здесь, похоже, вообще традиция — вечером дела решать. Ну оно и понятно — днём работы полно, одной скотины здесь целая прорва, а ещё за частоколом огороды разбиты и делянки распаханы под злаки. Это я вчера, пока кабанину с лососем лопал, наслушался разговоров.

— Приду, — пообещал я. — А с отцом твоим поговорить можно?

Напрягся он. Нешуточно так напрягся. Даже лопатой ворочать перестал.

— А что тебе от отца надо?

— Хотел спросить о тех местах, откуда я вышел. Староста говорит, он отлично и эту местность знал, и вообще по миру попутешествовал.

— У старосты язык длинный, — процедил Льёт. — Отцу я не указчик. Захочет говорить — поговорит. Приходи вечером. Сейчас не до разговоров.

М-да… Не вышло душевного разговора. Ну ничего, не очень-то и стремился я сейчас его начинать. Просто удостоверился, что нужные люди на месте.

Больше интересует, что прошлым вечером происходило. Хорошо бы на конюшню сходить, да… Боюсь, может вызвать подозрения — вчера ведьма коняшек исцелила, а сегодня маг заявляется с инспекцией о состоянии. Я бы насторожился.

О чём там ведьма говорила? Что-то ей староста пообещал. Или кого-то… Не очень понял, но этот кто-то приедет через три недели. Странно, но староста мне вчера говорил, что через три недели сборщик податей приезжает. Через него как раз с лордом можно связаться для отправки письма.

Он что, сборщика ведьме решил отдать? А что она с ним делать будет? Ну не в котле же варить, в самом деле. Или здесь всякое может быть? Надо бы порасспрашивать про ведьму, но тоже аккуратно, а то ляпнешь: «А что, есть ли ведьмы в ваших краях?», и тебя поймут не так. Тем более, как я понял, у местной ведьмы с магами отношения не очень тёплые.

Ещё более странно, что вчерашний визит, похоже, не особо афишировался. Это ещё с чем связано? Ну, вылечила бабка лошадей. Подумаешь, не микстурами лечила, а светящимися призраками. Ну и что? Выходит, местные тоже к ней не особо дружелюбно относятся, но у старосты, судя по общению, отношения с бабкой давние и плодотворные. Вон даже на цены жалуется. Да и сама она что-то говорила о том, что кучу лет уже тут живёт. Так чего же её нужно приводить тайно, предварительно устроив для свидетелей сабантуй, а не днём, со всеми почестями, как заслуженную ведьму области?

И опять не спросишь ни у кого…

Хотя почему «не спросишь»? Я сунул руку в сумку, сразу наткнулся на носки, ругнулся, покопался ещё. Наконец, заветная коробочка оказалась в руках. Уверен, я услышал и понял гораздо больше того, о чём сейчас рассуждаю, может быть, получится с помощью карт распаковать то, что мимо сознания прошло.

В мозг через органы чувств попадает около трёх миллионов бит информации, до сознания доходит не больше ста восьмидесяти бит. Остальное архивируется где-то в недрах головы, и без инструментов никак не вытащишь это наружу.

Карты у меня не игральные, а специально приспособленные для распаковки подсознательных завихрений, на одной колоде изображены лица людей, довольно уродливых, кстати. Зато практически каждый человек может разглядеть в карте какую-нибудь эмоцию, причём именно ту, которая его беспокоит. Когда эмоция отпускает, меняется и выражение лица карты. Такая вот магия, без всяких молний. Вторая колода — всевозможные ситуации, в которых можно оказаться, тут и любовные утехи, и головы отрубленные, и машины с самолётами, и сказочные драконы… На любой вкус, как говорится. В третьей коробочке самые мои любимые, похожие на детские каляки-маляки. Что угодно в них разглядеть можно, любую проблему, если, конечно, она с внутренним миром связана, а не с тем, где зимнюю резину достать.

Картинки меня не раз выручали там, на Земле. А теперь посмотрим, как они здесь сработают. Лишь бы место потише найти, чтобы не отвлекали.

Оказалось, что в деревеньке особо и не спрячешься — кто-то обязательно подойдёт поздороваться, а заодно посмотреть, чего этот пришлый тут затеял. Помыкавшись по углам, в итоге сбежал на берег Пограничной, к лодочным причалам. Благо, сегодня вторые ворота тоже никто не запер.

На берегу оказалось тихо, рыбаки уже давно пришли домой с уловом, а женщины ещё не закончили домашние дела, чтобы стирать или идти за водой. Река здесь разлилась широко. Не Волга, конечно, и даже не Иртыш, но камень на тот берег не добросишь. Течение на равнине стало тише, а сама река помутнела от ила. А вербы здесь оказались совсем земными, я даже удивился — никаких отличий, наверное, весной здесь благодать: всё в серёжках, можно сломать веточку, поставить в воду, и скоро почки на ней станут серыми и мохнатыми, как заячьи лапы.

Устроился за раскидистым кустарником, достал колоду, сосредоточился на намерении узнать, что я пропустил, и потянул карту. Быстро проверил правильность выбора, перевернул и…

Я падал в багровую пустоту, которая с каждым мгновением всё больше наливалась чернотой. Врезался во что-то твёрдое, окружающая реальность покрылась трещинами и рассыпалась на кусочки. Я вывалился в темноту, вскочил на четвереньки, кое-как встал. Огляделся.

Берег реки исчез, как и вообще весь мир. Всё окружающее пространство залила чернота, в которой непонятно как оказались я и… Избушка. Маленький, вросший в землю домик с дерновой крышей и светящимися окнами-щелями. Дверь, похоже, собрана из жердей, обита какими-то шкурами и корой.

Ладно, посмотрим, кто в теремочке живёт.

Подошёл к двери, чувствуя трепет при каждом шаге, — совершенно непонятно, где тут верх, а где низ, только по избушке и ориентируюсь. Хотел уже постучать, но дверь открылась, еле отпрыгнуть успел. Наружу шагнула абсолютно чёрная фигура. Абсолютно? Ну ж нет. Чёрные здесь только доспехи — кольчуга, шлем, кожаные штаны с щитками, тяжёлые сапоги. На поясе такая же воронёная булава… Или палица, в общем, дубина с шипами, а в рукоятке большой красный камень. Но лицо у него оказалось белым, я бы даже сказал, бледным. И глаза белые. Совсем белые, без зрачка.

Ничего вроде бы пугающего, а у меня волосы на затылке дыбом встали, сразу захотелось одновременно убежать, спрятаться и шарахнуть белоглазого по затылку чем-нибудь потяжелее.

— Ты ещё кто такой? — прорычал я сквозь стиснутые зубы, но чёрный даже не заметил оклика, он обернулся к двери, поджидая кого-то.

— Мы договорились, Силдж, — произнёс белоглазый. — Сила тебе, тело нам.

— Да-да, Дейт, — проскрипел знакомый голос. — Договорились. Пусть твои люди ждут сигнала. Только не присылай кровососов…

— Пришлю бездушных, — оборвал её чёрный Дейт. — Всё подготовлено?

— Лошадей им отравила, — хихикнула ведьма. — Скоро прибегут.

— Сами не справятся?

— Этот мелкий осёл, что у них за лошадями следит, в жизни не догадается.

— Тогда прощай. Больше не приду. Да, кстати… — Дейт снова обернулся к ведьме. — Что с магом?

— Сгинул, — пожала плечами ведьма. — Дурак твой маг был. Пошёл в горы с восемью солдатиками. И чего его потянуло?

— Куда он направлялся?

— К капищу Ангброды. Уж не знаю, что ему там понадобилось.

— Они что-то пошатнули в мироздании… Эти маги…

— Пошатнули? Что они могли пошатнуть, эти недоучки?

— Не твоего ума дело, старуха, — отмахнулся Дейт. — Думай о деле.

Он резко отвернулся о сгинул во тьме, а я остался наедине с ведьмой.

— Все вы сгинете… — произнесла старуха, задумчиво глядя вслед чёрной фигуре. — Бессмертных нет.

Меня она так и не заметила, так же, как белоглазый. Я шагнул к двери. Бабка что-то говорил о маге и капище, может быть, это связано со мной. Скорее всего, связано. Теперь-то я не отстану.

Но приблизиться не получилось — порыв ветра сбил с ног, подхватил и выдернул вверх. Домик мигом превратился в крохотную точку, сияющую в черноте. Ветер закружил всё сильнее, разогнав тьму. По глазам больно хлестнуло солнечным светом и невероятной синевой.

Я снова оказался на берегу. Как будто не болтался мгновение назад во мраке, не слышал разговор ведьмы с этим странным белоглазым… Это что такое было? Я перевёл взгляд на карты-порталы, сложенные стопочкой. Одна карта, та, что я вытащил, валяется отдельно, но ничего магического не происходит, картинка и картинка — бессмысленное переплетение ярких клякс.

Это что такое было?! Карты работают не так! Это я точно знаю. Обычно, открываешь карту, видишь рисунок, и поднимаются все эмоции, которые связаны с ситуацией, а не проваливаешься во тьму и слушаешь чужие разговоры!

— Ох, — произнёс я, чувствуя, что ноги ослабели. — Это что же получается? Я теперь во времени путешествую?

Карты, выходит, получили какие-то новые свойства?

Не без опаски взял колоду, создал намерение карту правильную вытащить. Вытащил. Перевернул и…

Ничего. Какие-то сине-оранжевые подтёки с чёрными точками. Страх поднимается, когда на них смотрю. Так. А где провал во тьму?

— Галлюцинации? — пробормотал я.

Так. Может, я что-то не так сделал? Может, карта неправильная, или только та карта, которую первый раз вытащил, волшебной стала?

Отыскал первую карту. Всмотрелся, аж глаза заболели. Ничего. Никаких провалов, никакой тьмы. Видений тоже нет.

Загадки, однако. Что-то в последнее время слишком много загадок, и все какие-то неприятные.

Ладно. Провалиться во тьму не получается, да и не очень-то и хотелось. Попробуем припомнить, что я там видел.

Бабка и этот чёрный говорили… О чём? Коней она отравила, кочерга согнутая. Отравила не спроста, там какая-то многоходовка с засадами. И что делать? Бежать к старосте? «Ведьма, с которой я вас видел и которой вы какую-то девицу обещали, — обманщица!»

Интересно, меня сразу прирежут или сначала выпытают у меня всё, что знаю?

А что делать? И почему я решил, что это не плод моего воображения? Может быть, ведьма добрая и милая, а привезти ей должны породистую курицу или корову… Ну да. С чего это я решил, что они о девушке говорили? Они о какой-то силе говорили, так? Ну в корове сил-то больше, чем в человеке.

А что значит фраза: «Сила тебе, тело нам»?

Ну, может, бабка себе кровь заберёт, а мясо этим бездушным? Зачем ей кровь? Для снадобий или колбасу сделать. Откуда я знаю?! Вопрос в том, что у меня нет никаких вещественных доказательств. Да я даже и не знаю, где эта ведьма проживает.

Значит, нужно выяснить. Кстати, это и Льёт подсказать сможет. Только придумать надо, как выспросить, чтобы не подозрительно вышло.

А что белоглазый Дейт говорил о маге? Старуха ведь даже ему ответила.

«Капище Ангброды» она сказала. Капище… Я же тоже появился на капище, так? Рядом с трупом дядьки, у которого были бумаги мага. Совпадение? А восемь трупов?

Опять же… Может быть, это просто моя фантазия разыгралась. Надо бы про этого Ангброду узнать побольше…

Вопросы копятся. Интересно, кто такой вообще был этот белоглазый? Какой-то начальник? Он, похоже, и кровососами может командовать, и этими неведомыми бездушными.

А чего это я всполошился? Задача была какая? Прояснить то, чего я не расслышал в ночном разговоре. Прояснил? Более чем. А то, что у меня голова теперь трещит от непонимания, так это совсем другая ситуация.

Надо успокоиться и составить план действий.

Что мне нужно в первую очередь? Выяснить о ведьме всё, что можно. А потом? Потом понять, что задумал староста и кого он хочет там отдать. И что тогда будет?

Проблемы у меня начнутся. Серьёзные и затяжные. За старосту тут вся деревня. В первый раз меня дубиной не приголубили, в этот раз точно прикопают в лесочке, а может и прикапывать не будут, оставят зверям на радость.

Нужны союзники. Которых, скорее всего, я здесь не найду. А что этот лорд Эгиль? Как он отнесётся к тому, что староста с ведьмой якшается? Думаю, не обрадуется. Но, опять же, староста свой, привычный, сделают ему выговор, с занесением в личное дело. А что будут делать с доносчиком?

Точно не подарками наградят. Ну, а кто поручится, что я не агент-вредитель? Пробрался неизвестно откуда и начал на хороших людей клеветать? Документы чужие, одежда чужая. Поверят мне?

А что делать? Ну, варианта наклёвывается два: либо сидеть здесь тихо, а затем так же тихо отправиться в коллегию магов. Либо собрать доказательства, которые подтвердят, что здесь что-то нечисто.

Теперь следующий вопрос. Зачем мне это нужно? Нет. Серьёзно. Я хочу домой, а не спасать каких-то незнакомых местных граждан. Разберутся и без меня. А если нет? У меня в работе главный принцип — не навредить. Но если останусь в стороне, получается, кто-то пострадает, причём уже из-за меня, потому что я знал, но выбрал бездействие. А если начну что-то предпринимать, есть вариант, что эта деревня станет последним пунктом в маршруте исследования чужих миров.

***

Думал весь день. Пытался подальше от людей держаться. Только к обеду вернулся в длинный дом. Старался со старостой не сталкиваться, и это оказалось несложным — он даже на обед прибежал бегом, проглотил порцию и убежал. Видно, никак на лошадей наглядеться не мог.

После обеда снова уединился на берегу, перебирал карты. Так и не получилось чего-то добиться волшебного, зато голову разгрузил немного. Без всей этой мистики.

К дому Льёта вернулся перед закатом. Глину уже всю разгрузили, воз оттянули в сторону. Самих хозяев не видно. Поднялся на крыльцо, постучал. Открыли не сразу. Сначала за дверью завозились. Сердито забубнил мужской голос, ему ответил мальчишеский. Похоже, спорят, пускать меня или нет. Наконец, щёлкнула задвижка, за ней ещё одна, а потом ещё. Дверь отворилась.

— Проходи, — Льёт посторонился, пропуская меня внутрь, и пояснил: — Отец не любит гостей.

— Понимаю, — ответил я, осматриваясь в полумраке.

Свет шёл из маленьких окошек под потолком, но даже при таком освещении видно, что помещение мало похоже на жилище гончара. Очаг здесь расположился также посреди комнаты, но размерами он поменьше, чем в длинном доме. А это у них печка, что ли? Вот уж чего не ожидал увидеть здесь. Насколько успел заметить, и в большом доме, и в остальных только очаги, а дым выходит через дыру в крыше. Над отверстием возведён навес, чтобы дождём не заливало, но дымоходов нет, а тут, выходит, есть.

— Это очаг? — уточнил на всякий случай

— И очаг тоже, — кивнул Льёт. — Отец посуду делает, в ней и обжигаем.

Подумал, что летом здесь, наверное, как в бане жарко.

— Только зимой, — Льёт как будто подслушал мысли. — Летом вторую печку используем снаружи.

— Я поговорить хотел… — начал я.

— Не со мной говори сначала, — покачал головой Льёт. — Отец если захочет с тобой разговаривать, то будем, а нет, так не будем.

— Вроде уже говорим.

— Сейчас отец подойдёт.

За спиной хлопнула дверь. Тот самый косматый мужик, Йорг, протопал в центр комнаты и уставился на меня совсем недобро.

— Приветствую, Йорг, — сказал я. — Говорят, что ты — лучший следопыт в этой деревне. Мне нужна помощь… Нужно разобраться в одном деле…

Молчание.

— Сын тебе, наверное, говорил, что я пришёл с верховий реки, но, как там оказался, не помню. Можешь ли ты рассказать о тех местах?

Молчание. Похоже, я не с того начал. Ладно, попробуем по-другому.

— Кажется, ты чувствуешь недоверие к незнакомцу, который вот так пришёл в твой дом и выспрашивает о том, что никого обычно не интересует. А я, если честно, чувствую себя неуверенно потому, что не знаю, как тебе доказать, что не замыслил дурного. Можем ли мы как-то разрешить непонимание?

Он и в этот раз не ответил. Просто уселся на лавку и снова вперился в стену пустым взглядом.

Ладно, тогда прощупаем его конкретными вопросами. Не ответит — ухожу отсюда и сижу тут, как минимум, три недели, а максимум — до осени. Не отсвечиваю, не пытаюсь ничего выяснять, а потом выбираюсь в город.

— Слышал ли ты что-то о месте, под названием «капище Ангброды»?

Ничего я так и не понял — что-то мелькнуло, тело скрутила боль, и я завалился на колени, тщетно пытаясь вдохнуть, хоть глоток воздуха. Запоздало сообразил, что меня, кажется, саданули в солнечное сплетение… Кажется, ломом. Но заниматься самонаблюдением долго не получилось, горла коснулось что-то острое. Коснулось? Лезвие вдавилось в кожу на шее, без труда её надрезав. Почувствовал, как от ранки по шее побежала тёплая струйка.

У них что, семейная традиция — мне нож к горлу приставлять?

— Говори! — прохрипел Йорг прямо мне в ухо.

— Я понимаю, ты насторожен… — начал было я, но в почку мне прилетел новый удар, и тело мелко задёргалось, разрываясь между желанием согнуться и страхом напороться на лезвие.

— Говори!

— Что говорить?

— Сколько вас? Что делали? Какой план?

— Один я! Нет у меня никакого плана! Я не знаю, что делать… Мне просто нужно узнать, как я там оказался…

— Конец тебе, — хрип Йорга, кажется, стал более радостным.

— Убери нож, — попросил я. — Я боюсь, плохо соображаю и не понимаю, о чём ты меня спрашиваешь. Кажется, ты чувствуешь, что я могу принести неприятности. Может быть, тебя это пугает…

— Я же говорил, он странный, — раздался голос Льёта. — Не врёт.

Нож от горла убрали. Я упал на четвереньки и часто задышал, пытаясь унять боль в животе и тошноту. Поднял голову — Йорг спокойно, как будто и не угрожал, сидит за столом, пацан с какой-то медной фиговиной, из которой торчат кристаллы, ходит вокруг меня.

— Они могли память ему стереть, — прорычал Йорг. — Видел таких.

— Ты же сам говорил, что тогда бы он как ребёнок был, — ответил Льёт.

Мужик не ответил, но видно, что не согласился.

— Чего тебе надо? — спросил он, наконец.

— Сначала кровь унять, — ответил я, кое-как отдышавшись. — А потом расскажите зачем вы на меня напали во второй раз…

Йорг только фыркнул, видно, его развеселило упоминание о крови, такую царапину он достойной внимания не считал. Льёт оказался более снисходительным — протянул вроде бы чистую тряпицу. Он же и пояснил:

— Отец подумал, что ты лазутчик. Староста — болван, он уже одного такого пропустил, едва деревню не сожгли. Тебя тоже как-то слишком быстро приняли. Вот мы и насторожились. Думали, если врёшь, сразу тебя здесь и прирежем.

Хорошие дела. Значит, я всё-таки прав был, не все здесь такие легковерные, как староста Аку.

— А как определили, что не вру?

— С помощью этого, — Льёт кивнул на непонятную штуковину.

— Староста меня каким-то обручем проверял.

— Староста сам не знает, как это работает, — фыркнул парень. — Его отец научил когда-то, вот он и повторяет, и подпевалы его — лысый и пузатый.

— А что это?

— Кристаллы карликов. Они их выращивают специально, чтобы проверять чистоту души. К ним часто проклятые из Шагата прорываются, вот и приспособились.

— Карлики, значит… Понятно. А бить меня зачем было?

— Мало ли… — пацан совершенно спокойно пожал плечами. — Отец решил подстраховаться.

Сам Йорг при этих словах только хмыкнул, потом спросил:

— Так что тебе нужно?

— Вы, похоже, не очень-то любите старосту…

— Он не девка, чтоб его любить.

— Почему ты на меня кинулся, когда я спросил про капище Ангброды?

— Потому, что Ангброде поклоняются бездушные и великаны-разрушители, — прогудел Йорг. — Надо быть идиотом, чтобы спрашивать об этом.

Да уж… Зато узнал новую информацию.

— Значит, ты сразу понял, что я не лазутчик?

— Лазутчики коварны. Ты мог прикинуться дурачком.

— Я просто хочу узнать, что со мной произошло. На том самом капище убили людей. Кровососы убили. Твоему сыну я об этом рассказывал, но со старостой он, похоже, не поделился.

При упоминании о кровососах Йорга аж перекосило всего, но кидаться больше не стал, помолчал, играя желваками. Только когда успокоился, продолжил:

— У Аку своя выгода. Он тебя, скорее всего, сразу убьёт, как только нос в его дела сунешь.

— А если не совать носа?

— У тебя не получится. Если начал спрашивать, рано или поздно что-то не то скажешь.

— Поэтому и пришёл к тебе. Мне надо отсюда уезжать, скорее всего, в Коллегию магов. У одного из убитых было вот это.

Достал сложенную вчетверо грамоту.

— Видел такое?

Йорг почему-то грамоту трогать не стал, совсем как староста. Только головой покачал и ответил:

— Ты, похоже, сам раньше не видел.

— Может и так. Из-за неё меня приняли за мага…

И тут Йорг захохотал. Я даже замер от неожиданности, такой разительной оказалась перемена — только что мрачно смотрел на меня, а тут хохочет во всё горло.

— Что смешного сказал?

— «Приняли за мага»? Ты хоть сам понимаешь, о чём говоришь? Держишь голыми руками грамоту мага и говоришь «приняли»?

— Голыми руками?

— Положи грамоту на стол, — велел Йорг. Я послушался.

Бородач неожиданно размахнулся ножом и ударил в самый центр грамоты. Нож пробил бумагу и застрял в столешнице… То есть я так вообразил, но всё пошло по-другому. Звякнуло, на меня пахнуло жаром, и нож вылетел из руки Йорга. Бумага осталась лежать на столе целой и невредимой.

— Это как? — ошарашено спросил я. — Переводя взгляд с грамоты на бородача.

Тот вместо ответа поднял с пола нож и показал мне. Кончик покрыт окалиной, уверен, что ещё горячий.

— Грамоту мага может взять в руки только маг. Если возьмёт обычный человек — заклятие уничтожит его вместе с любым доспехом или оружием. Великана не уничтожит, но руки точно сожжёт.

— Но я не маг…

Гончар только плечами пожал.

Вообще-то разоткровенничался я с ними что-то. Между прочим, этот мужик десять минут назад меня по почкам бил ногами. Правда, он ещё много полезного рассказал, но то, что я маг… Я более чем уверен, что это какая-то ошибка.

Я взял со стола бумагу, развернул. Нет. Читать я так и не выучился. По-прежнему «медицинский» почерк, ничего не понятно. Взял нож Йорга, который так и лежал на столе, осторожно, зажмурившись, ткнул в бумажку. Треск разрезаемой бумаги, нож без труда пробил грамоту.

Вот это настоящее волшебство… Выходит, не работает система защиты? Проблема вся в том, что я не чувствую в себе никаких сил. То, что я «провалился» в карту? Больше на галлюцинации похоже. Припомнилось, правда, ещё свечение, которое увидел сразу после того, как провалился, но в нём пользы было ещё меньше, чем в магической грамоте.

— Кто мне может помочь отсюда выбраться?

— Староста и сможет, — спокойно ответил Йорг. — Через три седмицы приедет сборщик податей от лорда Эгиля, с ним и езжай в замок. Оттуда тебя до Йоры проводят, если приплатишь. Лорд небогат, но люди у него есть.

— А там меня никто не попытается прирезать по подозрению?

— Может, и попытаются, — пожал плечами гончар. — Покажешь грамоту, и отстанут, как здесь.

Ну вот, всё решилось. И не надо ничего думать. Сборщик податей приедет и заберёт меня из этих ужасных мест. Правда, наверное, в другие ужасные места, но это уже детали.

— А кто собирает подати?

— Старик Ульвар, — ответил Йорг. — Говорят, что уже лет двадцать как.

— В последнее время к нему ещё дочка лорда прицепилась, — подал голос Йорг. — Шастает тут везде. Староста каждый раз бледный как полотно становится.

— Дочка?

— Угу. Взрослая уже девица. Даже старая… Лет восемнадцать, наверное.

Ну, вот и всё. Девица… Не о ней ли говорила ведьма сначала со старостой, а потом с белоглазым?

— У меня ещё вопрос…

— Скоро ужин, — отрицательно мотнул головой гончар. — Раньше за опоздание на ужин убивали. А сейчас просто перестанут уважать… Иди в длинный дом.

— А…

— Завтра вернёшься.

Манипулятор доморощенный… Ладно уж. Не так мало я узнал сегодня.

Когда дверь за мной захлопнулась, поплёлся в длинный дом. Думая о том, что спросил далеко не всё, о чём хотел узнать. Ладно, завтра так завтра.

А вообще-то странно. Староста описывал гончара, как сумасшедшего, мол, ходит сам по себе, с другими не общается. Но, если не считать довольно своеобразной проверки, со мной себя Йорг вёл почти нормально. На вопросы отвечал, сам спрашивал. Не похоже на сумасшествие. Но у старосты, наверное, своё мнение, как и у остальных селян.

В длинном доме снова готовилось пиршество. От людей было не протолкнуться, но меня это не обрадовало. Кого этим вечером притащит староста? Великана? Стаю кровососов? Этот дядька точно ничего просто так не устраивает. Кстати, Йорга и Льёта снова не позвали. Никак не пойму, что за зуб у старосты на этих двоих. Радует только запах, идущий от котлов. Поесть здесь, кстати, любят, вон как разготовились.

Место за столом мне нашлось сразу, причём сегодня потребовали, чтобы я не скромничал и сел прямо рядом со старостой.

— Садитесь, господин маг, — Аку указал на лавку и лично наполнил мне кружку пивом. — Как день прошёл?

— Спасибо, староста, — ответил я. — Деревня у вас гостеприимная, места красивые. Почти весь день у реки просидел.

— Места, действительно, хорошие, — согласился староста. — Если бы не соседство с землями Пяти Тёмных, так совсем благодать была бы.

— Беспокойно тут?

— Всё больше зимой, — отмахнулся Аку. — Река замерзает, и всякое с той стороны пробирается. Пятеро постоянно новую пакость придумывают, но мы отбиваемся. Народец крепкий, частокол высокий.

— А бездушные? — спросил, я, чтобы поддержать разговор.

— Эти отродья и летом, бывает, с гор спускаются, хоть и небольшими отрядами. Скот воруют, людей режут, почём зря. Года три назад целый хутор вырезали, чуть выше по течению. Так там никто и не живёт больше. Не видели, когда шли? Там и дорога прямо к нему ведёт.

— Нет, — покачал головой я. — Я, когда выбирался, больше по руслу реки шёл.

–Ясно, — кивнул староста. — А вы, я вижу, совсем пиво не пьёте. Неужели не понравилось? У нас его отменно варят.

— Отвык. В последние годы всё больше воду приходилось пить.

— Это что же за земли такие? — удивился Аку.

— Далеко, — ответил я. — За морем.

— За морем? Никак за Змеиным?

Понятно, решил меня «раскрутить», пытается на незнании географии подловить. Чего это он? Неужели как-то прознал, что тайна его никакая больше не тайна?

Конец ознакомительного фрагмента.