Голоса Призраков

Иван Владиславович Чернецкий

Перед вами саркастично-ироничный рассказ про неудачника, который нашел смысл жизни в своих снах. В произведении присутствуют великие высказывания сапожников, рюмочки чая и невидимые узы, которые не позволяют вам съехать от мамы.Присаживайтесь поудобней: все началось с того, что…

© Иван Владиславович Чернецкий, 2022

ISBN 978-5-4496-6783-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1

Судьба свела нас с Илларионом в шестнадцатом году цифрового века. Я помню этого парня ещё без жёстких нравственных принципов. Он вошёл в бар и так мило улыбнулся хозяину, что мне аж противно стало. Вы представляете, это уже потом я был готов кинуться за ним в огонь и воду, но поначалу мы друг друга невзлюбили.

— Омлет и брусничный пирог, пожалуйста, — сказал неженка.

Я не хотел говорить ему обидных слов, но всё вышло само собой.

— Опять не заказываешь мясо? — сказал я. — Откуда у тебя такая форма? Только не говори, что от природы. Знаю я вашу природу-мать. Ты извини, конечно, может я и не прав.

Я не хотел прикапываться, а наверное просто устал от этих вечно недовольных лиц в «Старухе в блеске» (где, собственно, и протекала моя «жизнь» последний год). И вот вдруг довелось встретить человека, у которого шарики за ролики — прям как у меня. Не так, как это бывает у шизиков. Нет, Лари старался судить обо всем объективно, от чего и выглядел таким безумным. Однако я не могу утверждать, что это то же самое безумие, какое вы встречали в фильмах. Не то, которое было у Воландеморта, Алекса из «Заводного апельсина» или Джокера. У Иллариона было какое-то доброе безумие. Посему я и определил для себя тогда, что Илларион — это человек «положительный». У него еще глаза были как у Прибожка и мысли, которые он озвучивал с феноменальной наивностью, но это, как мне кажется, всего лишь закуска к главному блюду.

— Вам не за что извиняться, друг мой, — ответил Лари.

Разумеется, в тот момент я подумал, что предо мной сидит робкий малый, который не способен постоять за себя. Может, так оно и было, и я просто переоцениваю характер этого невыносимого пацифиста. В любом случае, без него в моей голове вряд ли бы что-то «переклинило».

— Конечно, не за что. Ещё бы я перед кем-то извинялся…

— Я и не требую извинений. Друг, ты сам предложил их мне, за что я благодарен. Но мне нет до них дела, потому что прощения за свои поступки мы должны просить у Создателя.

— Чё?

— Что?

— Думаешь, я тут сижу расклеенный и синий, и не понимаю этих твоих хитросплетений? Я здесь главный умник, чтоб ты знал.

— Это точно, — сказал старик Фрол. Хозяин бара выглянул из-за стойки и поставил у меня под носом стакан, который спустя мгновение наполнило «Четыре света» (пиво такое).

— Если твои интеллектуальные способности в порядке и превосходят всех остальных даже под воздействием холодного алкоголя, то это прекрасно.

Фрол засмеялся, а я всерьёз задумался. Я не смогу передать это чувство, но в тот момент Илларион вызвал у меня желание бросить кружку на пол (Фрол, дружище, я надеюсь, ты не подумаешь плохого).

— Ты меня отсталым назвал, сосунок! — сказал я.

Моя рука вцепилась в шиворот худощавого парня с длинными волосами. Илларион посмотрел на мой локоть, и я почувствовал, как запястье попало в крепкие тески. Я допускал, что парень повздорит, но не ожидал, что он напугает меня. Лари столь сильно сжал мою руку, что я потерял желание докучать недотроге.

— Не нужно, — сказал Илларион. — Здесь сидят дамы.

Дамы… Дамы, мать его за ногу. Человек, сидящий в баре под названием «Старуха в блеске», назвал местных кошёлок дамами. Сколько же чести всегда было в Лари. Жалко, что кошёлки этого не заслужили, и хорошо, что не слышали.

Я решил, что стоит угостить честного человека хорошим пойлом, то есть… алкоголем (я ведь все-таки про святошу Лари, а не про троюродного зятя Фрола, что уснул за барной стойкой в блювотине во время своей же свадьбы).

— Во-о-о-от, а это уже свой человек, — ответил я. — Парень, с меня пиво. Ты смелый, но все равно не угрожай мне больше. Фрол, будь другом, налей по стакану «Четыре света» мне и этому парню, как там тебя… Лариону.

— Моё имя Илларион.

— А я что сказал? Я ж не первый день тебя вижу. А ты спорил, что не я здесь самый умный.

Я похлопал Лари по плечу, и от этого стало легче скорее мне, чем ему.

— Ты внимательнее меня, потому что я твоего имени не знаю, — сказал парень.

— Ролан.

— Так вот, Ролан, лучше бы ты знал, что я не пью.

Не знаю, совру ли, если буду утверждать, что смеялся в тот момент около десяти минут без передыху. Пожалуй, это действительно враньё, потому что на самом деле я потом глотнул пива и смеялся ещё столько же.

— А нахрена ты, собственно, в бар пришёл? Омлет заказывать? Гастрит хочешь?

— Знаешь Ролан, мне просто нравится, как здесь готовят омлет.

— А что тебе ещё нравится, Пигмилион?

— Чувство юмора завсегдатаев, — ответил парень.

За барной стойкой я услышал хрип, перерастающий в смех. Фрол, наконец, не сумел напрягать живот и рассмеялся во весь голос так, что изо рта у него могли посыпаться зубы. Я смотрел то на Иллариона с каменным лицом, то на Фрола, который старался удержать трясущийся живот на месте. Смотрел и пытался понять, плакать мне или смеяться.

— Но к тебе это не относится — у тебя с чувством юмора беда, — добавил Лари.

Фрола прорвало, словно нефтяную скважину в огороде господина президента. Даже бесчувственный Илларион уже едва сдерживал улыбку.

— Хорошо, что ты не пьёшь. Потому что я бы тебе не налил на месте Ролана, — сказал Фрол.

Я отвернулся от парня. В тот раз я обиделся сам на себя, и никакой алкоголь не смог загубить печаль.

***

Где-то в полночь Илларион спрыгнул на пол, оставил на прилавке три сотни рублей и вышел на мокрую дорогу, завернув омлет и брусничный пирог с собой. Он никогда не ел в баре, а просто сидел какое-то время и молился над едой. Когда была возможность, разговаривал со мной или Фролом, а потом вставал и уходил с набитым кульком.

Я был на удивление трезв и в то же время разбит. Как это связано — понятия не имею. Я тоже вышел на улицу, но решил не уходить далеко от водопоя. Остановившись через дорогу от бара, я погрузился в полумрак в ожидании случайного прохожего, который мог бы дать прикурить. Как по щелчку пальцев из-за угла вышел мужчина в пальто и направился в сторону «Старухи». Я подумал, что это Лари вернулся за добавкой.

— Уважаемый господин прохожий, не найдётся ли сигаретки или вы ещё и не курите? — спросил я.

Мужчина обернулся.

— Ролан? Это ты, пёс?

— А ты откуда меня знаешь?

Незнакомец вышел на свет, и я вспомнил свой несчастный долг, который взял пару-тройку недель назад у одного вредного мужика с надменным именем Султан.

— Где мои деньги, скот?

— А-а-а-а, Султанчик, это ты? Как семья? Как дети? Как твоя тёща? Все ещё живёт у вас?

— Я отгрыз этой сучке ухо и нагадил в ее доме! И тебя унижу, если не вернёшь деньги!

— Так я тебе не вернул их? А ты уверен? Просто помнится, что мы как-то встречались…

— Да, идиот! Мы встречались. когда ты занял мои деньги!

— Ну-ну-ну, Султан, что ты врёшь, — сказал я. — Стыдно что ли сознаться, что это тоже были не твои деньги?

— Слушай, ты либо возвращаешь десять тысяч прямо сейчас, либо я удваиваю долг.

— Слушай, я сейчас без денег, но они лежат у меня дома, так что приходи завтра в бар и я все принесу.

— Я должен эти деньги. Если не вернуть до конца неделя, то меня покажут, — сказал Султан.

— Как понимать? — ответил я.

— Не-е-ет, ты умеешь из себя окорочка строить. Но я знаю твой манеру увиливать.

— Султан, дорогой мой нерусский кусок счастья, ты думаешь, я сейчас в таком положении, чтобы врать?

— Я думать, что ты в положении! Только и можешь, что придумывать оговорки!

— Я тоже тебя люблю, мой лысенький, но не совсем понимаю, что ты там говоришь. Денег с собой правда нет.

— Как нет!? А когда есть!?

Я знал, что Султан умеет тявкать, но на слона он бы не полез.

Какое-то непонятное мычание донеслось из-за угла, откуда минутой ранее вышел Султан. Теперь там показались двое высоких мужчин в кожаных куртках. Конечно же они должны были появиться там в самый подходящий момент, иначе стал бы я тратить время на эту историю.

— О, Гарик, Мариус! Вы где ходите? У нас тут Ролан хвост поджал.

— Где? — сказал один из громил.

— Какой Ролан? — спросил второй.

— Да вот же он, Мариус. Ты что, не помнишь Ролана? Он же твою Неллю за ляшки щекотал.

— Слышь, Ролан, я тебя вспомнил! Где деньги, чёрт!? — теперь амбалы стояли рядом с миниатюрным Султаном, нагнетая всё больше и больше. На улице заканчивался воздух.

— Ребята, вы что, мне угрожаете?

— Ну что ты такое говоришь, Орландо, — сказал Султан. — Мы тебе оказываем услугу.

— Ну что вы, господа! Не стоит. Я человек самостоятельный.

— А мы тебе поможем принять решение, — троица порядочных парней начала приближаться. — Смотри, какой есть альтернативы: тебя находят в лесу через неделя, подвешенный за ноги и без одежда. Второе: ты даёшь мои деньги, и мы не трогаем твой лицо.

— Парни, вы же понимаете, что это даже не вымогательство. Вам не важно, есть у меня деньги или нет — в любом случае в эту секунду у меня их нет. А это значит, что независимо от того, будет ли выплачен долг, вы сейчас примените силу. Но зачем? Ради веселья? Да я у тебя просто сигаретку попросил! Могу бы сделать вид, что забыл про должок…

Лучше бы я бросил курить, потому что, как оказалось, курение правда вредит здоровью.

— Ну, знаешь, Ролан, в этом есть разница. Если мы тебя сейчас не проучим, ты так и будешь обманывать и не вернуть долг, а мне потом за тебя логову оторвут, — сказал Султан. Я ненавидел каждое его слово в тот момент.

***

Я позволял бить себя чуть ли не десять минут. Когда я понял, что перестал чувствовать плечо, мне пришлось завершить «потасовку».

— Султан… Как же ты сумел… Уложить свою тёщу… Такими хилыми ударами? По моему… Ты только тявкать умеешь…

Нерусский бандит остановился. Гарик и Мариус продолжали пинать, и мне казалось, словно в меня каждую секунду врезался легковой автомобиль. Султан подошёл ко мне, стоящему на четвереньках, поднял за волосы и пришёл в ярость, когда увидел кровавую ухмылку. Он хорошо так приложился ступнёй по спине. Я упал на живот и застонал от удовольствия. Султан плюнул, но не попал в затылок.

— Ты меня понял, Роланд. Двадцать тысяч — ни копейкой меньше! Парни, а ну-ка в бар. Мой язык просит пить.

Султан направился в сторону бара, а громилы плюнули в мою сторону. Вскоре и их след простыл.

Наступила тишина, в которой я, наконец, мог отдохнуть, отдышаться и подумать о жизни. Я давно искал предлог, под которым можно было упасть на тротуар и глядеть на звезды. Потешить самого себя, поплакать в собственную жилетку, почти захлебнувшись соплями — это было частью моей жизни. В какой-то момент я понял, что грозные ребята захотят вернуться и продолжить избиение должника. Я, конечно же, был не против, но смерть и самоистязание — это вещи противоположные. А я хотел как можно дольше терзать себя, и прожить таким образом ещё не один год.

Я подкрался к стене, у которой полчаса назад пытался стрельнуть сигарету, схватился за теплые кирпичи и встал на ноги. В тот момент бурные овации раздались в голове, среди которых я мог слышать крики: «Он выжил! Похоже, мы еще увидим, как ему ломают кости!». Плечо ужасно болело, колени дрожали, а уши закладывало после каждого проезжающего автомобиля — в общем, я был доволен. Вспоминаю то время с теплом, ведь я чувствовал себя живым.

Я, прихрамывая, почти добрался до мусорного бака, что стоял прямо за углом от «Старухи в блеске». К нему направлялся какой-то силуэт, и я стал идти увереннее, почти не показывая, что ушиб половину конечностей (может, и сломал, ведь нельзя знать наверняка). Вот человек подошёл ближе, и я начал узнавать эти длинные волосы. Илларион нес чёрный пакет, в который обычно слетевшие с катушек жёны прячут отрубленные хвостики своих мужей-изменщиков (да-да, я именно об этом, коллеги). Он поднял руку, прислонил её ко лбу, чтобы свет фонаря не мешал разглядеть встречного хромого бродягу.

— Ролан?

— Кого я вижу, — сказал я.

— Засиделся ты в баре.

Лари отправил «пакет с хвостиками» в почтовый ящик для мусоровозов, после чего остановился возле меня и взялся за подбородок, как это часто делают нормальные люди, когда хотят над чем-то подумать.

— Ты потрепан, — сказал он.

— Парень, ты великолепен. Я восхищен твоей догадливостью. Я восхитился ей ещё в баре. Извини, но мне нужно домой. Я неважно себя чувствую — надо приложить холодное пиво к языку.

— Можешь приложить тёплый красный чай, — сказал Илларион. — И запить им же обезболивающее.

— Чего?

— У меня квартира в соседнем доме. Тебе нужно к врачу, но, я так понимаю, ты на это не согласишься. Так что позволь хотя бы мне оказать помощь. В первую очередь медицинскую, а во вторую — духовную.

Моё жилище находилось в паре километров от «Старухи в блеске». Дом Лари был через дорогу. Я прикинул, какова вероятность добраться до собственной квартиры, не свалившись окончательно где-то на середине пути. Шансов было поровну и в ту, и в другую сторону.

— Ладно, но не жди, что я стану спать с тобой в обнимку. Я нормальный в природном плане.

— Я тоже, — ответил Илларион.

Я протянул руку. Лари пожал её, и так зародилась наша дружба.

***

Мы поднялись на второй этаж, но прежде чем войти, Лари сказал шёпотом: «Тихо, не разбуди его. Как только войдём, положи куртку на полку и шагай за мной на кухню». Я покорно кивнул, и мы приступили к операции. Всё случилось так, как и сказал Илларион (разве что пол заскрипел пару раз, а это было не по плану). Я пробрался в тёмное помещение, где мне в ноги сразу же упёрся стол. Пришлось отойти в сторону, но там я наткнулся на стул, и он заскользил по полу.

— Тише! Ролан, я же говорю, ты его разбудишь!

— Кого?

— Моего отца, который спит в гостиной.

— Чёрт, парень, а чего же ты сразу не сказал? Я бы не стал причинять тебе неудобства.

— Вот потому и не сказал.

Лари коснулся выключателя. Лампы вспыхнули, но амфитеатр не принялся аплодировать. Я осмотрел маленькую кухоньку, которую переполняли иконы и восковые свечи. На столе было прибрано, а в мойке лежала гора посуды. Холодильник трещал так, что приходилось выжидать момент для шёпота. Только люстра с вентилятором насильно не вынуждала меня отвлекаться, да и то я иногда поглядывал на неё (слишком плавно она крутила свои лопасти).

Парень направился к древнему гарнитуру, в один шаг пройдя всю кухню. Он приоткрыл дверцу навесного шкафа, где лежала гора восковых свеч. Когда Лари дотянулся до маленькой коробочки, он тут же закрыл шкафчик, а в меня хлынула волна парафинового аромата. Картонный короб приземлился на стол, и Илларион смахнул с него крышку. Внутри оказались шприцы и таблетки.

— Держи вот, выпей.

— Это? Что ты мне дал?

— Простое обезболивающее. Не беспокойся, мы не держим в доме сильнодействующих препаратов.

Лари поставил передо мной стакан с водой и ещё раз залез в коробку. Пока я проглатывал таблетку, парень порвал упаковку с пластырем. Он заслонил собой люстру, когда протянул мне наклейку.

— А это зачем?

— У тебя на лбу глубокая ссадина.

— А, херня.

— Во-первых, не выражаться в моём доме. Во-вторых, не строить из себя бессмертного. Мы все из крови и плоти, ведь таков замысел божий, но Господь не хотел бы, чтобы в наш организм проникали чужеродные бактерии, поэтому будь любезен — закрой свой парадный вход для микробов.

Я нахмурился и прислушался к совету доктора Бёрка, а когда почувствовал действие обезболивающего, сел ровнее. Илларион подошёл к мойке и принялся намыливать тарелки.

— Ты голоден? Я могу предложить разве что остатки омлета и брусничного пирога. Отец сегодня совсем потерял аппетит, я бы не хотел выкидывать еду.

— Извини, но я не хочу есть, потому что у меня, кажется, онемел желудок.

— Ничего, это бывает от тех таблеток, что я тебе дал. Утром всё пройдет.

— Да уж. Главное, что башка не трещит, — ответил я.

***

Когда Лари вытер посуду, мы открыли кухонную дверь и вновь стали вести себя тихо. Я стремился как можно медленнее передвигать ноги по полу, где каждый неверный шаг стоил очень дорого. Почти без скрипа мы добрались до другого конца квартиры (преодолели три метра), где нас ждала очередная дверь. Только Илларион взялся за ручку, как из гостиной послышался чей-то голос.

— Илларион, всё в порядке?

Лари посмотрел на меня и направился в комнату к отцу. Я не последовал за ним.

— Отец, почему ты не спишь? Как ты себя чувствуешь?

— Я не сплю всю ночь, и у меня болит голова. Но больше меня волнует то, что ты не познакомил меня со своим вежливым другом, который стоит в коридоре.

— Отец, его избили, и я не смог пройти мимо.

— Ты дал ему, всё, что было необходимо?

— Да, отец.

— Я надеюсь, ты не выгонишь его этой ночью?

— Нет, я постелю ему на полу в своей комнате.

— Возьми вот это покрывало. Пускай молодой человек укроется им, потому что сегодня первая холодная ночь в июне. Близится сезон дождей, природа начинает перестраиваться.

— Простите, — сказал я, войдя в гостиную, — но я бы не хотел причинять вам неудобства.

Я успел рассмотреть пожилого мужчину, лежащего на диване. У него было бледное лицо и седые волосы. На сухих щеках выступали едва заметные кровоподтёки, а глаза были красные, как полузрелая малина.

Свет лампы со столика в основном падал на Иллариона с отцом, но ещё я обратил внимание на ковёр, висящий на стене. Господин Бёрк мог бы дотянуться до его ворса, подняв руку над спинкой дивана (я бы делал так каждую ночь перед сном).

— Отец, и правда, ты сам можешь замёрзнуть, — сказал Лари.

— Ничего не хочу слышать, Илларион. Возьми его и не ставь гостя в неловкое положение.

Господин Бёрк привстал, чтобы вытащить из под себя махровое покрывало. Под ним скрывалось худое туловище в пижаме, укутанное шерстяным одеялом. Когда я увидел это, совесть стала грызть меня на один зуб меньше. Лари принял у отца ткань и передал её мне.

— Отец, ты принимал лекарство?

— Да, мой мальчик, я пил этот яд и сегодня, — мужчина посмотрел на меня и усмехнулся.

— Хорошо. Тебе нужен отдых, так что мы не будем больше мешать.

Господин Бёрк слабо махнул рукой.

— Успеется. Представь мне своего честного и порядочного друга.

— Извините, что я такой бестактный! Моё имя Роланд, и… Мне теперь даже неловко, что я кажусь вам таким хорошим.

— Ну, что же, Орландо, Господь призывает любить себя, но при этом быть скромным. Вам стоит быть о себе лучшего мнения. Я слышал, как ответственно вы крадётесь. А ведь человека как раз таки красят поступки.

— Спасибо вам за эти тёплые слова, — сказал я (Лари потом уверял, что я стоял перед ними краснющий как помидор).

— А вот вид ваш оставляет желать лучшего, молодой человек. И в чью же войну вы ввязались? — спросил господин Бёрк старший.

— Я нравлюсь далеко не каждому.

— Отец, его избили неподалёку отсюда. Я нашёл его возле бара.

— Так значит, вы в нём и познакомились?

— Да, — ответил я.

Мужчина посмотрел на Иллариона и улыбнулся.

— Сынок, я же говорил, что ты не разочаруешься в людях в этом месте. Орландо, а вы пробовали брусничный пирог, что пекут в этом заведении?

— Не доводилось.

— Советую вам попробовать его, как будете проводить там время.

Отец Иллариона закашлялся на какое-то время, прислонив кулак ко рту. Когда приступ кончился, мужчина стал тяжело дышать, а я мог слышать, как хрипят его лёгкие.

— Ребята, вы простите меня старика, если я приму снотворное и покину вашу беседу?

— Конечно, отец, я сейчас принесу таблетки.

— Только одну, Ларион.

Лари поднялся с дивана и вернулся на кухню, где тот час раздался шум. Мужчина привстал в постели, и его измученные глаза посмотрели в мои не менее «мёртвые» очи.

— Вы такой одинокий человек в душе. Понимаете меня, Орландо? Я искренне желаю вам, чтобы вы нашли себе хорошего друга.

— Спасибо вам…

— Вы необычный человек — я вижу это по вашим зелёным глазам. Я всегда хотел встретиться с зеленоглазым человеком в живую, и вот мечта жизни осуществляется на её изломе… Орландо, могу я вас попросить?

— Да, о чём?

— Присмотрите за моим сыном, я прошу вас. Он такой же особенный, как и вы. Безусловно, я буду следить за ним на небесах, но Господь не позволит мне вмешаться в случай чего.

— Что вы, господин Бёрк…

— Зовите меня Адам, пожалуйста.

— Адам, я уверен, что вам отведён срок гораздо больший…

Меня прервал нервный хрип, который едва сумел перейти в смех.

— У Господа на этот счёт есть своё мнение, Орландо, и я сомневаюсь, что он прислушается к простым смертным вроде нас. Да, я вижу как вы удивились, но я правда видел Господа. Видите ли, я на самом деле умер. Вы — почти. Поэтому мы с вами и видимся. Впрочем, неважно… Я надеюсь, что вы присмотрите за моим мальчиком, который совсем скоро останется один… — его вновь прервал кашель, но на этот раз остановить его сумел только Лари со стаканом воды.

Господин Бёрк принял снотворное и закрыл глаза, после того как пожелал нам доброй ночи. Он чем-то безумно напоминал мне меня самого. Это показалось мне странным. Адам Бёрк был старше меня лет на тридцать, а то и сорок. Наверное, это его зелёные глаза привели меня к подобным мыслям (всё же, нас таких в мире мало, и непроизвольно начинаешь чувствовать себя особенным и неповторимым).

Мы с Лари тихо вышли в коридор, погасив свет. На сей раз пол не скрипел, и дверь отворилась беззвучно. Лари зажёг свечу на тумбе возле входа в свою комнату, чтобы видеть, куда стелить матрас. Когда я сказал, что на кухне было много икон, я не взял во внимание спальню Лари, где их было вдвое больше. На кровати лежала библия, а на столике, где лучше бы смотрелся телевизор, стоял железный крест, прислонённый к стене.

***

Той ночью мы немного поговорили с Лари, несмотря на то, что я хотел поскорее закрыть глаза на десять часов.

— Я не знаю, как иной раз войти к нему в комнату, — сказал Илларион. — Боюсь, что не сумею разбудить его.

— Ты хороший сын, малец. И делаешь ты всё, что в твоих силах.

— А что с твоими родителями? — Лари приподнялся и уставился на пол, где лежал я.

— Они оставили меня. После того, как я подрос, их уже не было. Такое чувство, что их вообще не было.

— И как ты жил всё это время?

— Я не знаю. Впервые за эти три года я задумался об этом.

— За три года? Почему именно за три? — спросил Лари.

— Я приезжий. Приехал как раз года три назад.

— Откуда?

— Не знаю. Я… Был в дороге… Большего сейчас и не вспомню…

— Дом — это то место, в которое ты всегда можешь вернуться, и тебе там будет хорошо, независимо от настроения, — сказал Илларион.

— Да? — ответил я. — Тогда мой дом — это какой-нибудь дворец. Что скажешь? Считай, я в любом случае чувствовал бы себя хорошо, живя во дворце…

— Ладно, граф Роланд, надеюсь, у вас не будет сегодня жалоб на недостаточно пышную перину.

— Иди к чёрту, малец.

Когда мы стали смеяться, я забеспокоился о том, не разбудим ли мы отца Иллариона. Посему в доме вновь воцарилась тишина, ведь весь этот шум перешёл в мою голову. Я снова плыл по загадочной реке и слушал чей-то голос. Я снова был в чужой роли.

«Ваня, Ванечка… Мне так тебя не хватает. Я надеюсь, тебе хорошо там. Я надеюсь, тебе лучше, чем нам. Сегодня Лари спросил: «Тётя Маша, а где папа?» — а я едва сдержала слёзы. Когда Илларион узнал, что дедушка Адам отправился в долгую командировку, то он спросил: «А папа тоже туда отправился?». Это… Кошмар. Я не знаю, что хуже… Знаешь, братик, мне не хватает вас обоих, но отец хотел, чтобы мы жили долго и счастливо… Я думала, так и будет… А ещё ты говорил, чтобы я не скучала по тебе. Тогда я была согласна с тобой, но теперь…

Просто, отец хотел, чтобы у нас всегда всё было поровну… Поэтому я страдаю вместе с тобой. Я не могу допустить, чтобы в моей жизни всё было хорошо, когда в твоей всё настолько плохо.

К Лари давно не заглядывали друзья. Я про Гарегина и Мариуса — это двое братьев, но вряд ли ты их помнишь. У них, кажется, ещё есть собачка по кличке Султан. Забавная. Так много тявкает… А ведь это были единственные одноклассники, которые навещали Иллариона. Лари переживает из-за этого. Он редко выходит из комнаты, и его практически перестал веселить этот живучий шершень в банке, которого племянник теперь называет не пожарником, а «доктором Шершнем». Ему нужны друзья и ещё больше нужен ты.

А ещё… Ох, Господи, я обещала Софии, что буду держать это в тайне. В общем, сегодня приезжал Фрол. Да, именно тот, который её бывший муж. Я так разволновалась, потому что… Она ведь могла принять его предложение вновь сойтись! При нынешних обстоятельствах… не переживай, братец. Мы всей семьёй ненавидим эту лживую свинью, которая способна поднять копыто на женщину. Нам было плевать, сколько у него денег — Валентина Валерьевна быстро выпроводила наглеца за ворота. Спи спокойно… Не переживай ни о чём, братик. Я буду сегодня охранять твой сон…»