История села Мотовилово. Тетрадь № 2. Жизнь своим чередом

Иван Васильевич Шмелев, 1972

Дневник русского крестьянина, в котором он описал историю родного села Мотовилово Арзамасского района Нижегородской области. Во второй тетради автор описывает свое детство, жизнь села во времена империалистической войны, революции и гражданской войны.

Дележ спирта (1918)

На другой день к дому старшины Капустина Ефима на улице Слободе подъехало десять подвод. В санях каждой подводы находилось по четыре бочки со спиртом. Бочки сгрузили у Капустина окна на размягчённый оттепелью снег.

Ефим для смелости поднёс, сельскому нарядчику Пилату и послал его по селу известить народ о том, чтобы каждая семья прислала человека с посудой за получением причитающегося семье спирта. Нарядчик Пилат по домам не ходил. Он останавливался на каждом перекрёстке и разгорячено, громогласно, во все стороны кричал: «Граждане, гражданки, выходите на делёжку спирта, забирайте с собой посуду, идите к дому старшины Ефима Капустина, получайте на едока по полведра шпирту, кто вовремя придёт, тот с добром уйдет, а кто запоздал, тот воду хлебал!» — шутками и прибаутками заканчивал призыв нарядчик. Так зычно и задорно оповестил он все село, подняв жителей села на дыбы. Село всколыхнулось, на улицах зазвенели ведра, бадьи и прочая посуда. К месту дележа люди спешили, кто с чем. Малосемейные и одинокие с бочонками, а большесемейный Евдокии проехал на лошади с лагуном.

Около Капустиных стон стоит, крик, шум, суматоха, споры. Кто-то трезво отстаивает свою очередь и доказывает то, что только вчера у него народился ребенок, и на него давай полведра, кто пьяно, бессвязно орет, будоража и без того крикливую толпу.

Спирт льют прямо в ведра, наклоняя бочки на бок. Терпко пахнувшая синеватая жидкость льется не столько в ведра, сколько мимо, прямо в размятый ногами снег. Праздные зеваки безудержно припадают на колени, наклоняясь, сосут влажный снег, охая и ухая от блаженного удовольствия: «Вот благодать-то!». Панюшка Варганов, изрядно напившись на дармовщину, надменно куражится и кричит на всю улицу: «Вот это лафа! Вот это праздничек! Спасибо новой власти! Чай, поднесите хоть полкастрюли!» — обращается он к комиссии, отпускающей спирт. «Ты, Панько, и так налюлюкался, еле на ногах держишься!» — смеялись мужики. «Это я-то пьяный? Да я совсем трезвый, а вы не жалейте от привольного-то поднести, а?» — пьяно качаясь, упрашивает Панька. «Пей, робя, нынче у нас годовой праздник! Пей, пропивай, пропьём — наживём! — подплясывая, балагурил он, — Гуляй, народ, однова на свете живем!»

А люди все подходят и подходят, и, получив, «свое», чинно, с достоинством отходят от места раздачи «народного добра». Каждый, унося это добро в свой дом, с довольством и благодарностью улыбался.

Настасья Булатова, получив свой надел с полтора ведра, понесла эту «дорогущую» жидкость в ведрах на коромысле. Одно ведро явно перетягивало в сторону. На оледеневшей дороге она оскользнулась, упала плашмя, растянулась на снегу, ведра со звоном покатились по дороге, спирт весь вылился в приглаженную полозом колею.

Панька тут как тут: припав ртом к лужице, он сприсосью втягивал в себя драгоценную влагу, сожалея: «Настасья, как же это ты сплоховала, а?» «Видно, Бог наказал!» — с досадой и злом сквозь слезы отозвалась она. «А ты вернись и попроси. Неужели не войдут в твое несчастное положение?» — добродушно порекомендовал ей Панька. Она послушала его, вернулась, но ей непреклонно отказали, укоризненно говоря: «Да разве мы всем может давать повторно! Если каждый будет проливать так, где мы наберемся? Получила и отваливай!» «Правильно! — отозвались из толпы мужиков, наблюдающих за разделом. — Раз сплоховала, то пеняй на себя!».

Вскоре весь народ, жители села, были оделены причитающимся — каждое хозяйство получила надлежащее количество спирта. Но из сорока бочек со спиртом еще оставалось бочек пятнадцать. «Если еще раздать по полведра на едока, то всем не хватит», — и Ефим предложил: «А давайте-ка, мужики, еще по пол ведёрка на едока добавим, только не на всех, а только на мужской пол, а то на всех-то не хватит. «Да на бабий пол и добавлять-то не стоит, она не полноценный народ: курица не птица, баба — не человек! Правильно!» — гаркнула толпа. — А как мне вот быть? Хорошо, у кого ребятишки — парни, а у меня почти одни девки! — с унылостью в голосе выкрикнул из толпы Сергей, смекая в голове, что ему доведется дополучить всего-навсего одно ведро, на себя, да на сына Мишку. «Стряпал бы парней!» — с ехидной улыбкой заметил ему все еще болтающийся тут Панька. «А чем девки хуже парней? Они красавицы!» — буйствовал Панька. «Верно!» — отозвалась толпа. Кто виноват, что тебе баба не потрафила? — гоготала толпа. На том и порешили: из оставшихся бочек раздать еще по полведра на едоков только мужского пола. Весть о добавке проворной ласточкой облетела село. Из домов на улицу снова задорно выходили люди с ведрами и бочонками, катили дополучать спирт.

Настасья Булатова снова было сунулась за спиртом, но ей и на сей раз было отказано: «Ведь в твоем хозяйстве одни бабы, так чего лезешь? Получила свое и отчаль!» По улицам шли люди с посудинами, наполненными «огненной водой». Некоторые, уже изрядно подвыпившие и наотведавшие, покачивались, а некоторые от нахлынувшего веселья пели песни, только бабы держали свое достоинство и степенство, не пили. Они с деловитой прилежностью, по-хозяйски, распрастывали ведра, сливая спирт в стеклянные бутыли, четверти, кадки, чугуны и корчаги, укрывая все это шубами, кафтанами и прочим тряпьем.

А Семин Семён за неимением посуды налил в лохань. К вечеру этого же дня дележ в основном был закончен. Все были довольны и ублаготворены. Стало вечереть. Ефим видит, что две бочки осталось еще со спиртом, надо их припрятать от народа, а то хоть дели по ведру, люди и спасибо не скажут. «А себя обделять негоже», — ехидной змеей промелькнула в голове мысль. Одному неподсильно, он кликнул сына Ивана и брата Василия, и они втроем лихо покатили одну бочку в сарай, а другую припрятали в огороде за баней. Но вот беда, хоть вечерняя темнота и скрывала проделки Ефима, но случайно проходивший в то время поблизости Александр Горюнов заметил и понял, что тут происходит, и затаил в себе соблазнительный замысел. В полночь он со своим сыном Санькой тайком перекатили бочку со спиртом из сарая Капустиных в свой двор и надёжно припрятали. И вышло, воры у жуликов добро украли! Наутро Ефим обнаружил пропажу, пожалел, похмыкал, но успокоился, ведь еще одна бочка осталась упрятанной.

Второй день после делёжки был занят у жителей села приборкой спирта в укромные места, ведь некоторые семьи его получили ведер по десять, так что вся посуда была занята этой живительной влагой. В избах на лавках и под лавками, в чуланах и даже в сенях стояли ведра и чугуны с корчагами со спиртом, от которого по всем избам, да и на улице исходил щекочущий в носу тонкий специфический запах. Но к нему уже принюхались. Второй день был наполнен разговорами почти только о спирте. Кто сколько получил, кто сколько пролил, кто куда спрятал, кто доволен, кто недоволен. А любители до выпивки при таком приволье до повалухи написались, а один мужик по имени Сипатр, даже опился до смерти и его не позволили хоронить на общем кладбище, а как опойца схоронили в бору.

Люди не только сами пили у приволья, а по ошибке, выносили в поганых ведрах спирт попоить скотину. Также по ошибке спирт выливали через крыльцо вместо помоев. От получения причитающегося спирта из всего села отказался один только Ананий, хотя и надлежало ему на семью получить каких-то три ведра, он и то от получения наотрез отказался. За это его упрекнул его тесть, Крестьянинов дедушка Василий. На упрек Ананий сказал: «А что в деяниях апостольских сказано, в главе пятой? А там сказано, что некий человек, по имени тоже Ананий, только за то, что он утаил от народа часть денег, полученных им за проданные имения, в наказание пал мертвым, так что я не хочу из-за какого-то «чужого» спирта так же лишиться жизни». «Так-то оно так, — посочувствовал ему тесть, — только все берут, а ты что? Ведь в хозяйстве пригодится!» «Все берут, а я не возьму», — резонно заключил Ананий. «Ну и молодец!» — похвально похлопал его по плечу тесть.

На второй же день о дележе спирта донёсся слух до села Чернухи. Снарядили несколько чернухинцев с подводами на спиртзавод за спиртом, сунулись, а там уж пусто. Они да в Мотовилово, так, мол, и так, у нас, дескать, тоже волостное управление есть, а мотовиловцы им кукиш. «Завод на нашей земле, так что заводом и добром распоряжаемся только мы!» Позавидовали, пожалели чернухинцы, да и ни с чем и уехали, а на мотовиловцев затаили злобу, и на третий же день послали нарочного в Арзамас с доносом, что мотовиловцы самовольно разграбили кощеевский спиртзавод.

Для ликвидации самовольства и беспорядков из Арзамаса в Мотовилово был выслан небольшой отряд солдат. Они создали в селе большой переполох, все бросились прятать. Но вместо того, чтобы отобрать у граждан спирт, сами напились и в Арзамас вернулись полупьяными. А весной того же 1918 года Арзамасские власти были вынуждены послать в Мотовилово вооруженный карательный отряд, состоящий из латышей, по борьбе с грабежами и поимке дезертиров.