История села Мотовилово. Дневник. Тетрадь 19

Иван Васильевич Шмелев (2024)

Дневник русского крестьянина Шмелева Ивана Васильевича, в котором он описал историю родного села Мотовилово, Арзамасского района, Нижегородской области.

Карпов председатель колхоза, Смирнов и Анания, Наташка

Не имея опыта в руководстве большим хозяйством, Карпов управлял колхозом и руководил колхозниками довольно-таки своеобразно. Имея низшее образование, прошёл два класса, третий — коридор! Вначале Иван Иванович немножко было спасовал, испугался такой обузы, как колхоз, но, чувствуя поддержку со стороны колхозников, которые в беседах меж собой отзывались о нём с похвалой.

— Что и говорить, он увёртливый мужик, артикульный, он бригадирствовал не плохо, и тут справится, — торочили бабы.

— Ловкий, проворный и изворотливый! — поддакивал и Василий Савельев.

Но, как раньше при старом руководстве среди честных колхозников не исчезли причиндалы и прихлебатели: то просят у Карпова отпуск на недельку, то просят выписать со склада незаработанного ими хлеба, то просят ещё чего-нибудь, только бы получить чего со склада. Карпов, от природы не любивший дармоедов, с ними разговаривал резонно и категорично:

— Вы меня вынуждаете задаться таким вопросом: здраво рассуждать в такой сложной, сложившейся для меня обстановке, ведь руководить колхозом, это вам не в жмурки играть, а вы просите у меня того, что вам совсем не положено!

Но некоторые настойчивые просители, нагло требовали, и даже грозили. Если угрозы в свой адрес Карпов слышал через людей, то он говаривал:

— Разве только найдётся какой-нибудь подхалим, с признаками идиотизма, чтоб без всякой причины угрожать мне.

А если же угроза слышалась Карповым своими ушами, то он такому нахалу фигурально выражался, говорил прямо в глаза:

— Тогда придётся мне тебя взять на мушку! — искусно щёлкая в воздухе пальцами, сложенными «троицей» и нервно мигая единственным глазом и скороговоркой приговаривая: «На то и щука в море, чтоб карась не дремал!»

А те, кто в приливе слепой ярости наговаривал председателю лишнего, и обидного, тут же, спохватившись, раскаивался перед ним, извинялся и просил прощения, не принимать дерзкие слова в расчёт. В таких случаях деликатно Карпов отвечал:

— В связи с этим, я думаю, что при всём твоём светлом и прозорливом уме, ты и мои слова насчёт взятия тебя «на мушку» не примешь всерьёз, а отнесёшь за счёт шутки!

Если же кто с ним вступал в спор, он таких обычно грубо обрывал и урезонивал словами:

— Сразу видно, что ты оспариваешь не истину, а споришь просто ради своего широкого рта!

Быв в поле и наблюдая за колхозниками, кто как работает и, заметив неповоротливого за работой вполне здорового и молодого мужика, Карпов подходил к нему и всенародно его отчитывал:

— Что у тебя тело-то в шарнирах-то плохо чуется, словно тебе не под 30, а 60 годов, а ты будь поразворотливее, поразвитее, разламывайся на работе-то, а для этого по утрам под радио гимнастикой занимайся. А то поворачиваешься, как брюхатая баба!

Такое словесное назидание сильнее кнута действовало на попавшего под председательскую исповедь колхозника. Как бы то ни было, а обуза по руководству колхозом отразилась на Карпове и телесно, и нравственно. По бокам, свисающегося на лоб чуба, появились высокие взлизины под щеками, на коже появились косо ниспадающие складки.

В моральном отношении у колхозного бригадира Смирного в жизни произошла тоже перемена. Он перешёл на жительство к Анисье в дом.

— Ты что надолго к ней вселился, или так только время наводишь? — спросил по-дружески его Василий Савельев.

— На всё время, ведь у неё мой ребёнок растёт. Так что мне есть смысл жить около него! — с твёрдостью ответил Николай Фёдорович.

Анисья, наживя ребёнка, вся иззаботилась и похудела, ребёнок так её всю иссосал, что вместо прежних полных и пышных грудей у неё на коже свисали две тощие сумки. Как в соревновании, в селе родила ещё одна безмужняя женщина Наташка Статникова из Балахны, куда она обычно каждое лето отправлялась на торфодобычу, в этот раз она возвратилась домой с ребёночком. По этому поводу её отец Емельян с замысловатой речью обратился к своей жене:

— Овдотья, слышишь, как кукушка в лесу кукует?

— Слышу! — горестно вздыхая, отвечала ему Овдотья.

— Это наша доченька накуковалась, и с ребёночком на руках домой приехала! — с нерадостной озабоченностью дополнительно проговорил Емельян. — Вот теперь и нянчийся с игрушкой-то, — проговорил Емельян Наташке. — Со всеми лясы точила, вот тебе и результат!

Жгучая волна стыда нахлынула ей в лицо, жаром опалила щёки и уши.

— Это кто же ей, Наташке-то, состряпал? — удивлялись бабы, встретившись на мостках на озере, идя с вёдрами за водой.

— Хы, удивляются! Разве не найдутся такие парни-ухари, которые на ходу подмётки рвут! Есть такие бухрачи, в целом месте дыру проделают, — резюмировала Анна Гуляева.

— С кем поведёшься, того и наберёшься! — улыбаясь, подтвердила Анна.

Приобретя ребёнка и точно не зная, кто его отец, Наташа с горя повесила нос, загрустила и запечалилась. Потому что он ей совсем не нужен, он ей сильно мешает продолжать свою разгульную, невестинскую жизнь, и она была не против от него избавиться.

— А ты, Наташеньк, помолись на церковь покрова богородицы, и грусть-то пройдёт, всё уладится, а ребёночка-то я как-нибудь воспитаю.