Маяк

Иван Андреевич Банников, 2020

Удивительные и разнообразные фантастические истории повествуют о людях, оказавшихся в необычных, странных, пугающих или невероятных ситуациях. Что-то возможно лишь в книгах, а что-то уже находится буквально за поворотом, готовясь войти в нашу жизнь. Перед вами калейдоскоп увлекательных историй, повествующих о фокусах со временем, других мирах, новых технологиях, инопланетянах и, конечно же, о самих людях. Смелые идеи, неожиданные повороты, непредсказуемые развязки – это всё о представленных рассказах. Какие-то истории приведут вас в восторг, какие-то напугают, а какие-то заставят основательно задуматься. Но скучно точно не будет. Содержит нецензурную брань.

Шаман

— Ноги вытирайте! — властно приказал шаман посетителям.

Те бестолково затоптались на месте, растерянно оглядываясь по сторонам. Они не понимали просьбы и даже не замечали под ногами аккуратно расстеленной чистой тряпочки.

— Придурки, — беззлобно и обречённо ругнулся шаман под нос и приглашающим жестом направил посетителей к простой деревянной лавке, стоящей у стены избушки.

Их было трое. Возглавлял компанию старый дед, насупленный и явно не одобряющий приход к человеку, которого он считал шарлатаном. С ним пришла худая до безобразия бабка, которая уже заранее боготворила хозяина избушки и была готова поверить в любое чудо. Даже если бы шаман сходил перед ними в туалет, она всё равно посчитала бы это небесным знамением. Таких он не любил гораздо больше, чем тех, кто ему не верил. Третьим человеком оказался молодой парнишка, предположительно лет пятнадцати. Худой и бледный, он болезненно кривился и прижимал руки к животу.

— Что привело вас в моё скромное жилище, странники? — пробасил шаман важно и торжественно, для пущего эффекта тряся бубном, украшенным голубыми перьями редкой южной птицы.

— Занеможил наш мальчик! — запричитала старуха и тут же рухнула на колени. Шаман поразился тому, как мгновенно сменилось выражение её лица — с радостно-воодушевлённого на скорбно-плачущее. — Многий день мается животом, и нет ему успокоения и выздоровления!

— Облегчается свободно? — деловито поинтересовался хозяин, цепким взглядом ощупывая лицо и фигуру больного.

Он по-прежнему держался от них в стороне, потрясая бубном и помахивая маленькой металлической коробочкой на цепочке, из которой исходил слабый сладковатый дымок.

— Как это? — переспросила бабка, вылупляя глаза.

— Срёт, говорю, часто?

— Так вообще почти нет! — возопила она, вздымая к нему руки и сотрясая грязными волосами.

Она сделала попытку подползти к нему на коленях, чтобы схватиться за ноги и целовать их долго и упорно, но тут из сумрака комнаты неожиданно показался слуга шамана. Он грозно загремел массивным телом и громогласно объявил:

— Нельзя трогать колдуна! Иначе не будет удачи в лечении!

Старуха взвизгнула, отшатнулась от заколдованного страшилища и повалилась на спину. Шаман усмехнулся про себя, видя, что нахмуренный дед даже не попытается ей помочь.

— Фу, окаянный! — заверещала она, отползая обратно к лавке и поднимаясь на ноги. — Проклятое бесовское чудовище!

— Тихо в моём доме! — гаркнул шаман и грозно затряс бубном, а в тёмных углах комнаты загремели взволнованные духи, которых разозлила наглая выходка посетительницы. Духи стучали камнями и шипели, а где-то далеко противно визжало что-то непонятное.

Посетители сразу затихли, старуха мигом уселась на лавку и прижалась к мужу, который тоже порядком испугался, хотя и старался не подавать вида.

Шаман незаметно усмехнулся в густые светлые усы и продолжил:

— Говори сам, юный отрок, рассказывай, как занемог, и что с тобой в сей скорбный миг!

Парнишка поднял на него измученные глаза и проблеял:

— Давно живот болит. Нету сил. Мучаюсь каждый день.

— Пищу исправно принимаешь?

— Не хочется мне.

— Тошнит тебя?

— Тошнит, — согласно кивнул парень.

— Муторно?

Опять кивок.

— Не принимает тело пищи?

— Не принимает, — тяжко вздохнул больной.

— Началось с чего? Помнишь?

— Да как не помнить, святой ты наш человек! — снова не выдержала молчания бабка. — Да как поели мы бобурака, так скоро и началось это у него.

— Бобурака? Что это? — шаман озадаченно нахмурил густые светлые брови.

— Скотина в нашей деревне так зовётся. Зарезали и поедаем.

— Ясненько, — вздохнул шаман, уже примерно представляя, что не так с пришедшим больным.

Властным жестом он указал больному на угол хижины, в котором таинственно светились несколько свечей.

— Снимай всю одёжу и скидывай на пол. Становись нагим, чтобы видели мои верные духи твоё больное тело насквозь! Твои грязные одежды затмевают их очи. Как можно так редко стираться!

Старуха вскочила и попыталась что-то сварливо возразить, но дед рванул её назад и ударом по лицу заставил заткнуться.

Парень, стыдливо горбясь, снял с себя вонючие вещи, которые побросал на дощатый пол, пребывающий в гораздо бо́льшей чистоте. Шаман подошёл поближе и внимательно присмотрелся к телу больного. При худом телосложении парень имел непомерно раздутый живот, да и цвет кожи шаману не понравился.

— Слуга мой заколдованный! — внезапно возопил шаман так громко, что все присутствующие подскочили на месте от неожиданности и испуга. — Своим волшебством я породил тебя, дабы ты исполнял мою волю! И я защитил твои руки от людских болезней, так прикоснись ты к этому несчастному и пусть духи передадут мне через тебя, что неладно в этом теле!

Массивный слуга, который возвышался над шаманом на добрых пять голов, быстро прогремел через комнату и остановился возле больного. Большими нечеловеческими руками он ловко ощупал всё тело, особенно много внимания уделяя животу. При этом он издавал настоящие бесовские звуки, то попискивая как птичка малая, а то гудя как огромный рой шмелей. Дед с бабкой затихли на лавке как мыши и только тряслись от страха, глядя на происходящее глазами, в которых плескался настоящий суеверный ужас.

Чтобы таинственность и волшебность происходящего не вызывала сомнений, шаман в это время прыгал из стороны в сторону, бухал тяжёлой дубинкой по невесть откуда взявшемуся большому барабану, кричал и выл. Он зачитывал страшные проклятые заклинания на неизвестном языке и постоянно окуривал всю комнату странным дымом, от которого у гостей першило в горле и разъедало глаза.

Всё резко закончилось, когда окаянный слуга оставил в покое измученного больного и застыл на месте. Шаман тут же прекратил свои ужимки и заклинания. Он быстро прошёл за тяжёлый полог из оленьих шкур, за ним же поторопился и слуга, гремя толстыми ногами.

— Не двигаться и ничего не делать, а то духи без моего присмотра сожрут вас! — прикрикнул шаман из-за занавеси.

Старуха и дед молча переглядывались и внимательно прислушивались к тихому шелесту и сопению духов, которые клубились в тёмных углах и, несомненно, следили за посетителями, чтобы те не нарушили приказ хозяина колдовского жилища. Парень же просто трясся от холода и страха и всей душой хотел оказаться как можно дальше от этого страшного места и от неожиданно тёплых и мягких рук слуги колдуна, которые где только на его теле не побывали. И даже внутри.

Спустя минуту духи в углах комнаты тревожно и возбуждённо зашелестели и заклацали, полог распахнулся и шаман, тяжело шагая, вступил в комнату.

— Руки мыть надо, когда жрёте! — заорал он на всю избушку. — И не жрать сырое мясо! Варить надо! Жарить! Не жрать сырое! Червяки у тебя в животе! Куча мерзких червяков! Жрут они тебя заживо изнутри!

Старуха на лавке заохала и запричитала, прижав ладони к щекам, дед же смотрел на парня испуганными глазами и молчал.

— Что ты причитаешь, дура?! — проорал шаман, приближаясь к лавке. — Ты же его этими червями и накормила. Варить надо мясо и рыбу! Жарить! Подохнет теперь парниша, недолго ему осталось!

— Пожалей, батюшка! — завизжала старуха. — Помоги! Не останемся в долгу! Спаси внучка! Перед богами молиться за тебя будем!

— Тихо! — приказал ей шаман. Он злился и стремился как можно скорее отделаться от посетителей.

— Дед, — обратился он к главе семьи. — Есть одно средство от плотоядных червей, пожирающих его кишки. Но оно страшное. Оно бесовское. Я ведь грех на душу возьму за твоего внука. Мне хорошая расплата нужна.

— Уток мы выращиваем, — мрачно буркнул старик. — Сколько?

— Пять сразу принесёшь, и ещё пять до осени. Живых только! Сам забью и разделаю, а то будете своими грязными руками в них ковыряться.

— Сделаю, — кивнул старик. — Дюже много это, но сделаю.

— Тогда так. Как начну я чёрную ворожбу, придёт мне на помощь царица всех пауков, что на свете обитают. Подарит она свои волшебные яйца. Но вы должны молчать! Что бы ни случилось! Заткнуть свои пасти и молчать! Коли заговорите вы, то развеются мои чары, вырвется она на свободу и пожрёт и вас всех, и всю деревню вашу. И никто её не остановит, пока она брюхо своё безразмерное не забьёт человечиной. Молчать! Поняли?

Дед с бабкой поспешно закивали головами, парень тоже пошевелил немытой головой, которая и без того тряслась от страха.

— Слишком страшна она для ваших глаз, окаменеете в момент, — предупредил шаман, важно вышагивая по комнате. — Поэтому за занавесью ворожить буду. А вы ждите, закрыв рты свои нечистые.

Перед занавеской из шкур шаман опустился на колени. Надвинул шкуру волка на голову, сгорбился и в таком положении вполз в колдовской угол, где творил обычно великое волшебство, белое и чёрное.

Посетители, оставшиеся в комнате, бросали друг на друга испуганные взгляды и все как один мечтали о том, чтобы как можно быстрее уйти из колдовского места и оказаться среди людей.

Из-за занавеса послышались заклинания шамана, которые тот сопровождал битьём в барабан. Что-то скрипело и завывало. Потом резко запахло чем-то едким и неприятным. А затем громкий нечеловеческий визг разнёсся по хижине, и раздался жуткий шорох, от которого у всех волосы встали дыбом. Занавесь заколыхалась, множество острых ног зацокало по деревянному полу. Шаман еле слышно напевал какую-то мольбу, а может быть и охранное заклинание. А царица пауков отвечала ему громким шипением, цокая по полу тонкими лапками.

В какой-то момент одна из её жутких ног показалась наружу. Членистая чёрная конечность, покрытая синими волосками, выметнулась из-за полога, заскрежетала по доскам пола, оставив царапину, и скрылась с глаз. Старуха попыталась завизжать, но предусмотрительный дед заткнул ей рот обеими руками. Что касается больного, то он просто обмочился от великого ужаса, когда нога страшной твари показалась всего в нескольких шагах от него.

Ещё минуту шаман читал заклинания, потом засвистел ветер, по хижине пронёсся сквозняк, опять запахло чем-то резким, и всё закончилось.

Шкуры отошли в сторону, и шаман вместе со своим несуразным громоздким слугой показался в комнате.

— Договорился я с ней. Но с каждым разом всё труднее мне уговаривать эту великую чёрную вдовицу. Заберёт она меня когда-нибудь из-за ваших грехов и хворей, — устало вещал шаман, подходя к парню. — Одевайся!

Пока больной натягивал на себя давно не стираные вещи, пропитанные грязью и потом, шаман только смотрел на него и брезгливо морщился. Не бил в бубен и не прыгал по комнате. Теперь это уже было не нужно.

— Прямо сейчас ты проглотишь одно яйцо! — велел он парню.

Шаман вытянул руку, и все увидели на светлой ладони ослепительно белое продолговатое яичко паучьей царицы.

— Воду! — приказал шаман слуге.

Тот подал небольшой глиняный стаканчик.

— Пей!

Чтобы не прикоснуться к руке больного, шаман торжественно вручил яичко своему слуге, а уж тот всучил его парню. Дрожащей рукой больной взял паучье яйцо так осторожно, как будто опасался, что из него выскочит страшная образина и откусит ему руку. Потом он положил его в рот и запил предложенной водой, которая имела странный вкус. Точнее, она вообще не имела никакого вкуса, ни речного, ни болотистого, присущего воде в деревне.

— Теперь быстрее покинь моё жилище! — велел шаман. — Скоро мерзкие твари полезут из тебя, какие-то мёртвые, а какие-то ещё и живые. Нужно чтобы рядом не было людей, чтобы не переползли они в другое невинное тело! Быстро! В лес! Пусть там они покинут тебя! В лес!

Тут больной опомнился и вихрем выбежал из дома, оставив входную дверь незакрытой.

— Меня слушай, — обратился шаман к деду. — Ты вроде поумнее своей курицы будешь. Так что вот тебе ещё одно яйцо паучихи. Держи и спрячь, чтобы никто из людей не знал о нём!

Дед с трепетом схватил небольшой бумажный свёрточек, в котором проглядывалось второе яйцо.

— Одного яйца мало, — пояснил шаман, глядя на своё левое запястье. — От него выйдут только черви, что уже родились. Но есть в нём ещё яйца. Из них ещё могут появиться твари. Вот через пол-луны и выпьет он второе яйцо. И тогда все черви уйдут из него. Следи, чтобы это было подальше от людей, пусть в лес далеко-далеко зайдёт, прежде чем глотать яйцо. Понял?

Старик молча кивнул, внимательно рассматривая необычно светлую руку шамана.

— Уток принесёшь, как договорились. Ну а коли не принесёшь…

Тут голос шамана стал угрожающим и низким.

— Я тогда свой сегодняшний грех вам всем троим и верну. Сдохните как собаки, быстро и в муках. Ясно?

Старики снова дружно закивали.

— И никому яйцо это не показывать! — велел шаман напоследок. — Никому не давать. Только для вашего внука оно, любого другого человека убьёт на месте, как топором по голове. Всё. Идите!

С облегчением дед и старуха тут же покинули колдовскую хижину и быстро зашагали вниз по склону, по направлению к густому смешанному лесу, который отделял землю шамана от деревни. Сам колдун постоял немного в двери, провожая их взглядом.

Свежий ветер холодил лицо, шевелил светлые волосы, выбившиеся из-под шкуры волка, и очищал лёгкие. Колдовские голубые глаза проследили за исчезновением посетителей за холмом и устало закрылись на пару секунд.

— И вовсе не обязательно было устраивать ради этих деревенских дурачков такой обстоятельный и сложный спектакль! — крикнул из глубины хижины верный слуга и помощник.

— Я застоялся за зиму, — пробормотал шаман, глядя на густые белые облака, цепляющиеся за верхушки гор, окружающих долину. — Захотелось размяться, потренироваться. Скоро же лечебный сезон, все они поползут на мою гору за помощью и спасением.

Ещё пару минут он просто сидел на добротно сделанном крыльце, наслаждаясь свежим весенним ветром и щебетом ранних птиц, вернувшихся с юга, когда из леса показался всадник в тёмной одежде.

— А вот и верная псина наместника к нам пожаловала, — сказал шаман презрительно и тут же приосанился. Потом он решил встать, чтобы встретить нежеланного гостя как полагается. Тут же из хижины показался колдовской слуга, который стал шевелить страшными нечеловеческими глазами, изучая пришельца и окрестности.

— Он один. Оружие обычное: лук, стрелы, два боевых кинжала, — доложил слуга.

— Ну давай встретим его как полагается.

Расправив плечи и расставив для внушительности ноги, шаман стоял у крыльца и смотрел, как всадник приближается к дому, то и дело совершая защитные жесты вокруг груди. Шаман еле заметно усмехнулся и вздохнул.

— Чего припёрся? — грубо спросил он у воина, когда тот спешился и нерешительно остановился в нескольких шагах от крыльца.

— Поганый колдун, чтоб ты сдох! — закричал мужик в напускной злобе, за которой он на самом деле старался скрыть свой страх. — У меня послание от славного барона Пускье́, наместника великого короля Оррапа Третьего!

— Ну давай, — угрожающим тоном приказал шаман, прищурив глаза и незаметно проверяя нож в подмышке.

Но всадник продолжал нерешительно топтаться в отдалении, поглядывая со страхом на колдовского слугу, который грозно нависал над шаманом. Ему приходилось видеть это страшное чудовище в действии, когда под ударами сильных твёрдых рук люди гибли десятками за считанные секунды.

— Обосрался от страха, пёс? — издевательски рассмеялся шаман.

Этого всадник выдержать не смог, поэтому поспешно выхватил из нательной сумки небольшой свиток и швырнул его колдуну под ноги.

— Чтоб ты сдох! — закричал он в бессильной ярости.

— Да нет, это ты скоро сдохнешь, — внезапно прогудел слуга колдуна, и гость ощутимо побледнел и сжался.

— Правда, что ли? — обернулся к нему шаман.

Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга, а потом колдун снова обратился к незваному гостю:

— Духи рассказали мне, что у тебя гниёт печень. Мерзкое сырое мясо, которое ты пожираешь, да ещё неуёмное потребление крепкой браги сделали её мягкой и рыхлой. Тебе осталось две луны.

— Ты лжёшь! — воскликнул всадник, испуганно прижимая руку к правому боку. — Твой грязный язык не сможет причинить мне вред! Я защищён от твоего колдовства!

— Иди прочь, пёс! — проорал шаман, которому надоело возиться с глупым идиотом. — Убирайся с моей земли или я заберу твою никчёмную бесполезную жизнь прямо сейчас! Убирайся! Убирайся!

Он проорал это слово ещё несколько раз, пока всадник поспешно, спотыкаясь и падая, добежал до лошади, вскочил на неё и рванул к лесу, не оглядываясь и бессвязно проговаривая какие-то молитвы.

— Проверь, пожалуйста, — попросил шаман, указывая на свиток.

— Чисто.

— Что, в этот раз даже без яда? — удивился шаман. — Стареет что ли наместник. Глядишь, скоро копыта откинет, тварь нечеловеческая.

Он поднял свиток, развернул и принялся читать вслух, спотыкаясь на неграмотно написанных словах:

— «Благородный и смелый»…, ага, смелый, как же, «барон Пускье снова приказывает тебе, мерз… мерзкое порождение чёрной паучей»… паучьей, наверно, «бездны, покинуть сию чистую и свищеную»… Нет, ты видел, «свищеную»! Дебил необразованный! А всё туда же, барон… Так, значит, «священную землю наших предков». О гонит пургу, да они сами здесь поселились всего сто лет назад, вырезав всех туземцев! Когда она у них священной-то стать успела?! Ладно, дальше… «Иначе ждёт тебя кара суровая»… Не, ну неужели нельзя было в этот раз придумать что-нибудь новенькое!

— Опять порвёт на куски и скормит собакам? — прогудел слуга, удаляясь в дом.

— Ну да. Бедные собаки. Хоть бы проявил какую-то оригинальность. Никакой фантазии! Так, ну и обычные ложные обвинения мне в рыло. Пожёг, поел, убил, отобрал, забрал силу. Скукота! Он перестаёт меня веселить, этот недоумок барон. Не люблю, когда творческая личность вдруг останавливается в развитии и зацикливается на одном и том же. Ладно, выкинь эту чепуху и убери там мочу после пацана, пожалуйста.

Ещё пару минут шаман снова посидел на крыльце, глядя на облака. Он чувствовал слабость и не хотел ничего делать. Да и какой смысл. Хотя, кому-то сто́ящему, возможно, нужна его помощь.

— Что у нас сегодня ещё? — спросил он тихо. Напрягаться не было смысла, потому что слуга услышал бы его шёпот и за километр.

— Беременная гулящая девка из деревни. Из простолюдинов. Дочка торговца.

— Так, с него мы сдерём втридорога. Ещё?

— И хворая дочка мельника.

— Мельника?! — шаман забеспокоился, вскочил на ноги и поспешил в дом. — С этого надо было начинать! А что с ней?

— Помогала матери стирать на реке, упала с мостков и простудилась. Лежит в жару́ уже несколько дней, и деревенский знахарь-коновал скоро успешно отправит её к их богам.

— Плохо, очень плохо! — воскликнул шаман, снимая надоевшую волчью шкуру и меховые штаны. — Фу, запарился совсем, вся задница вспотела. Мне всегда очень нравился этот работящий и честный человек. Просто алмаз в этой куче говна. Собирайся, навестим деревню прямо сейчас.

Без колдовской одежды он оказался совсем молодым и гораздо более стройным.

Шаман прошёл за полог, где на вешалках висели в ряд несколько ритуальных и повседневных комплектов колдовской одежды для разных церемоний. Он снял с крючка и надел на серое нательное бельё тёплую длинную рясу из тёмно-синей шерстяной ткани. На голову натянул шапку с острыми голубыми перьями и клювом всё той же несчастной тропической птицы, которую пришлось убить ради эффектного наряда.

— Взял всё необходимое для простудных заболеваний?

— Конечно, — откликнулся слуга, который уже закончил мытьё полов после посетителей и теперь проветривал помещение.

— Когда же они научатся мыться? — риторически спросил шаман, принюхиваясь. — Иногда еле сдерживаюсь, чтобы не вырвало. Если бы не ароматическая смола, совсем хана была бы.

— Боги им не разрешают, — прогудел слуга. — Всё готово.

До деревни они шли пешком. Конечно, можно было бы добраться и гораздо быстрее, если бы шаман сел на спину верного слуги, но сейчас ему хотелось пройтись по весеннему лесу и почувствовать своё тело заново после долгой тяжёлой болезни.

На деревьях набухали первые почки, вовсю журчали ручьи, трава пёрла со всей силы. Оголодавшие белки рыскали по соснам, иногда между деревьями показывались пугливые пятнистые олени, а возле реки шаман даже встретил лосиху с детёнышем. Вид пробуждающейся природы дарил ему хорошее настроение и наполнял новой надеждой, что главное желание рано или поздно обязательно сбудется.

Слуга просто шагал рядом, безучастно глядя по сторонам. Чувств он не испытывал и природой любоваться не был способен, но его присутствие рядом с шаманом гарантировало безопасность, потому что многочисленные чуткие глаза видели весь лес насквозь на многие вёрсты вокруг. Так что можно было не опасаться внезапной стрелы между лопаток или топора в лоб от диких суеверных жителей деревни.

У делянки лесника шаман приосанился, напустил на лицо строгое и надменное выражение. Войти в образ окончательно ему помог выкрашенный в синий цвет посох, который передал слуга. Шаман вздохнул от того, что на несколько ближайших часов ему придётся снова быть не самим собой.

Детвора лесника уныло ковырялась в дровянике, складывая попиленные с осени чурки в сани. Сам лесник поправлял упряжь на лошади, изредка покрикивая на детей. Завидев шамана, они все затихли и стали совершать руками характерные движения вокруг груди, прося богов защитить их от его недоброго колдовства.

— Какое убогое мракобесие, — вздохнул он еле слышно. — Как можно жить так глубоко в суевериях.

— Однако именно их суеверность и защищает тебя от расправы.

— От расправы меня защищаешь ты, — справедливо возразил шаман, глядя строгими глазами на детей.

— Мойте руки перед едой! — крикнул он им. — И не жрите сырого мяса!

— Святотатство! — ответил лесник, посылая правой рукой проклятие в сторону своего опасного соседа.

— Всё бесполезно. Это же их культура, — хмыкнул слуга.

— А то я не знаю, — чуть сварливо пробубнил шаман, выходя на грунтовую дорожку, протоптанную между деревьями лесником и его семьёй. — Припомни, когда мы сюда явились, тут каждый был с глистами. Прямо повальная эпидемия паразитов. А теперь-то благодаря мне уже половина чиста.

Оставшийся путь до деревни пролегал между полями, на которых как раз трудились пахари. Унылые лошадки, оголодавшие и исхудавшие после скудного зимнего питания, тащили за собой плуги и поглядывали жалобными глазами в сторону сочной травы, колышущейся на краю поля. Следом за плугом шагали женщины и дети, разбрасывающие зерно.

— Ведь это поле надо было оставить под пар! — воскликнул шаман раздражённо. — Сто раз же объяснял, что силу у земли отбирают не ведьмы, а они сами ежегодными посадками! Тупицы.

— На дереве лучник, — перебил его слуга. — Тридцать два метра.

— По мою душу? — подобрался и насторожился шаман.

— Нет, смотрит в сторону перевала. Их тут по кромке поля шестнадцать человек.

— Ждут кого-то? — удивился колдун. — Неужели барону из соседней долины опять неймётся. Тогда нам лучше поторопиться. Не хочу попасть в гущу бойни. Пусть это без меня.

В деревню они вошли с сохранением всего положенного антуража. Слуга старался греметь и гудеть как можно громче, а шаман торжественно и злобно стучал металлическим наконечником посоха по камням мостовой и позванивал колокольчиками, которые извлёк из кармана. Детвора разных возрастов сразу высыпала им навстречу. Были они более общительными и открытыми, чем взрослые, поэтому в их глазёнках шаман читал не злобу и ненависть, а интерес и любознательность.

— Ко мне, юные отроки! — громогласным басом строго призвал шаман, хотя его глаза блестели от радости и удовольствия.

Ребятня знала, что страшный лесной колдун, если с ним вести себя смирно и послушно, обязательно одарит их необычными вкусными камушками, которые были самой сладкой вещью на свете.

Поэтому дети привычно выстроились в плотную очередь, они терпеливо предвкушали редкое лакомство. К тому же, их интересовали клюв и перья колдовской птицы на шапке шамана. Да и необычный синий цвет всего облачения тоже повергал их в удивление, потому что одежды, да и вообще предметов быта такого цвета ни у кого в деревне не было. Даже у самого́ наместника короля.

— Итор, ты чистишь зубы, как я тебе велел? — строго спросил шаман, заставив ребёнка открыть рот. — Соврёшь сейчас — и я заберу тебя в ад.

— Чищу, господин, — покорно ответил мальчик, блестящими глазами поглядывая на холщовый мешочек в страшных лапах слуги колдуна.

— Верю, — убедился шаман и слегка подтолкнул мальчика к слуге, который уже извлёк из мешочка чудесный округлый осколок на палочке, прозрачный как лёд и приятного жёлтого цвета.

Ребёнок схватил лакомство и отбежал в сторону.

Затем шаман осмотрел маленькую девочку, похвалил её чистые волосы, и слуга подарил ей чудесный зелёный прозрачный осколок на палочке.

Таким образом шаман быстро осмотрел детей, обращая особое внимание на зубы, глаза и строение скелета.

— Ману́к, я очень недоволен твоими родителями, — строго отчитал он смуглую девочку, худую до безобразия. — Они опять не дают тебе молока и сыра! У тебя плохие кости! Передай отцу, что если он не начнёт давать тебе сыр, то я приду и поговорю с ним лично. И тогда ему не поздоровится. Для начала я лишу его зрения на две луны. А потом отдам паучьей царице. Запомнила?

Девочка испуганно кивнула. Тут шаман не удержался и положил руку ей на голову. Ласково и нежно он провёл ладонью по гладким волосам.

— Иди, — легонько подтолкнул он её к мешочку с сокровищами. — И будь здорова. Лучезарная солнечная Ладя́на дарит счастье только тем девочкам, которые сами хранят своё здоровье.

— Все? — требовательно спросил он у слуги, внимательно оглядывая окрестные улицы в поисках неосмотренного ребёнка. — А где же Чугено́к?

— А он помер зимой! — с готовностью ответил один из мальчиков. — Лихорадка забрала.

Шаман вздрогнул и сильно напрягся, чтобы не показать своё расстройство. Запахнув полы рясы, он сделал знак слуге и быстро зашагал к центру деревни, заставив себя не оглядываться на радостно галдящих детей, смакующих прозрачные камушки на деревянных палочках.

— Скоро надо будет обязательно пополнить запасы сахара. Уже заканчивается, скоро детей угощать нечем будет. Пошлю тебя за сахарным тростником, пару дней уж пересижу один. Туда они до меня точно не доберутся…

— Удачно ты придумал положить в конфеты аскорбиновую кислоту, — отметил слуга, активно работающий всеми глазами, чтобы исключить нападение на шамана с крыши или из-за угла какой-нибудь лачуги.

— После долгой зимы им это здорово поможет… Хоть немного… Плодов и овощей им точно никто не давал. Зубы у многих в плачевном состоянии, у двоих отметил цингу. Потом напишу письмо наместнику, потребую подкормить детей.

— Ты с ними так внимателен и заботлив, — отметил слуга, ногой отшвыривая с дороги крупный камень, чтобы тот не попался под ноги шаману.

— Потому что в них сокрыто светлое будущее этой убогой общины, застрявшей в чёрном средневековье и мракобесии. У них отличный потенциал. А ещё каждый из них напоминает мне о ней.

— Не начинай, — сухо приказал слуга. — Ты знаешь, что тебе нельзя думать и говорить о дочери.

Шаману не пришлось ничего отвечать, потому что они как раз подошли к дому, в котором проживал торговец. Богатый по местным меркам дом был обнесён высоким каменным забором.

— Аруб, открывай! — очень громко прокричал слуга на всю улицу, ударяя ногой по двери. — Великий кудесник по твою дочь явился!

Через несколько мгновений распахнулось маленькое смотровое окошко, чей-то испуганный глаз посмотрел на гостей, загрохотали многочисленные засовы, и тяжёлая дверь распахнулась. На пороге стояла бледная как смерть служанка.

Не говоря ни слова шаман шагнул вперёд, глупая девица в ужасе отпрянула в сторону, чтобы ненароком не прикоснуться к его проклятым одеждам или посоху, иначе у неё, несомненно, должны были отсохнуть руки и ноги.

Верный слуга следовал за ним по пятам. Именно этот момент являлся самым опасным, потому что шаман был незащищён от нападения спереди, если бы кому-то из его многочисленных недругов пришло в голову расквитаться с ним именно сейчас. Но ради щедрого гонорара иногда приходилось идти на такой риск. Именно поэтому шаман очень редко посещал больных на дому, предпочитая принимать их в своей защищённой и подготовленной избе.

— Где девица на сносях? — грубо вопрошал шаман у домашних, высыпавших ему навстречу. Эту грубость, граничащую с ненавистью, ему даже не надо было изображать, потому что он терпеть не мог эту подлую семейку зажиточных торговцев, которые помогали королевскому наместнику обкрадывать и обездоливать людей в деревне.

— Тут, великий государь, — залебезил глава семейства, толстый уродливый купец, вытирающий об одежду жирные пальцы.

— Жрал, что ли? — неприязненно поинтересовался шаман, задерживаясь на месте на несколько секунд, чтобы слуга проверил весь дом и особенно подвал на предмет возможной засады.

— Вот откушали немного, — расплылся в фальшивой улыбке купец. — Ежели и ты желаешь…

— Не нужна мне ваша грязная еда, — отрезал шаман и по сигналу слуги направился в комнату, где лежала беременная.

Дородная некрасивая девчонка лет пятнадцати лежала на грязных простынях, прикрытая плотным тяжёлым одеялом. В комнате было темно и пыльно. Воняло по́том и чем-то кислым.

Слуга колдуна грубо закрыл дверь перед самым носом хозяина дома, оставив всю остальную семью по ту сторону. Беременная бросила на него испуганный взгляд.

— Чего разлеглась? — поинтересовался шаман у неё, первым делом сдирая с окна грязные пыльные куски ткани. — Тебе ходить надо, работу по дому посильную выполнять. От лежания на кровати ребёнок только слабее и тупее родится.

— Матушка велела, — роженица потупила глаза в ложной скромности.

— Дура твоя матушка, — грубо отрезал шаман, поспешно открывая окно, чтобы впустить внутрь свежий воздух. — От кого дитя?

— Вот уж не ведаю, господин, — прощебетала девица, глядя исподлобья. — Ветром принесло.

— Ври больше, — прыснул со смеху шаман. — Пятеро их у тебя было. И нечего меня тут сказками кормить, всё знаю. Двое были заезжие военные на службе короля. У наместника с ними кувыркалась, блудница бесстыжая.

Девчонка попыталась что-то возразить, но громкий трубный звук страшного слуги заставил её заткнуться и застыть без движения в кровати.

— Всё про тебя знаю, — продолжил шаман, с отвращением глядя на грязную посуду, стоящую на полу. — Третий — это Марум, сын конюшего. Четвёртый — друг отца твоего, купец из соседней деревни, который торговать приезжал.

У девчонки распахнулись глаза от удивления и страха, что о таком может узнать отец.

— Вот-вот, — усмехнулся шаман, для порядка тряся колокольчиками и притопывая на месте простую часть ритуального танца. Слуга вторил ему низким гудением. Перед девчонкой спектакль можно было особо не играть, но блокировать уши подслушивающих это помогало замечательно.

Он подошёл к беременной, нагнулся, приблизил губы к её уху и проговорил низким злым голосом:

— Я твою гнилую распутную душу вижу насквозь. Тебя уже и так ожидает в своих чертогах паучья царица за твои прегрешения. Но искупить свой грех можешь и получить лучик надежды от лучезарной Ладяны, если дитя своё вырастишь и воспитаешь в правильном виде.

— Клянусь, великий господин, — на глазах девчонки заблестели искренние слёзы. Поняв, что колдун владеет сведениями обо всех её секретах, она сбросила защитную маску и теперь осталась перед ним в переносном смысле нагая, трепеща перед неизбежным страшным исходом её жизни.

— Я и пятого знаю. Это сам наместник, — прошептал лекарь. — Думала, что он тебя благами одарит? Жизнь тебе счастливую даст? Ты для него просто игрушка. Просто одна из дур, которые под него ложатся в напрасной надежде обрести счастье с богатством и властью над соплеменниками.

Девчонка зарыдала в полный голос. Шаману не нравилось, что он доводит её до такого состояния. Но ему нужно было закончить психологическую воспитательную атаку. Поэтому он продолжал жарко нашёптывать в ухо.

— Не бывать тебе с ним никогда. И думать не смей лезть к этому чудовищу, только жизнь свою окончательно поломаешь. А сейчас ложись на спину и раздвигай ноги. Слуга мой определит точно, всё ли хорошо у ребёнка, кто отец, и какого пола будет ребёнок, а также к каким ремёслам его кровь будет предрасположена. Ты же хочешь знать?

Девчонка молча кивнула головой и исполнила приказ, задрав полы ночнушки и подняв колени. Пока помощник совершал все необходимые манипуляции, шаман, собрав руки за спиной, задумчиво вышагивал по комнате, брезгливо осматривая пыльную примитивную мебель и пятна плесени на стенах.

Потом пару минут он стоял у открытого окна и разглядывал унылый внутренний двор торговца, прислушиваясь к звукам с улицы. Слов было не разобрать, но за забором собрались несколько человек, привлечённые его прибытием.

— Их слова опасны для меня? — прошептал он на пределе слышимости человека.

— Нет, — ответил слуга, заканчивая свои действия с роженицей.

— Так, давай посмотрим, — шаман прищурился, глядя на таинственные письмена, проступившие огненными знаками на груди слуги. — Тебе повезло, отец твоего ребёнка сын конюха. Неплохой парень, мало болезней, работящий… Ребёнок будет здоровый и красивый. Девочка у тебя будет… О!

Шаман вскрикнул от удивления и застыл. Девчонка тоже испуганно замерла.

— Вижу в её будущем чудесные вещи, которые она будет творить. Будет у неё дар от самой Ладяны. Будет ей подвластно видеть мир во всей красоте и переносить эту красоту в дело рук своих. И будет это велико радовать других людей и дарить им счастье от созерцания этих чудес рукотворных. Когда ей год исполнится, придёшь ко мне с батюшкой твоим, и я расскажу, что надо прикупить у заезжих и городских торговцев, чтобы твоя дочь стала великой и исправила чёрную печать зла, которую на себе несёт вся ваша семейка грязная.

Шаман знаком приказал беременной одеться. Слуга открыл дверь, и в комнату ввалились домочадцы. Они было принялись галдеть на все голоса, мать начала причитать по поводу сорванных «чудесных» занавесей, но шаман грозно стукнул по полу посохом, и все тут же замолчали.

— Грязные рты свои не открывать, пока я говорю, — приказал он, с неудовольствием и раздражением оглядывая оплывшие нездоровые фигуры членов семьи.

— Запрещаю ей поедать сырое мясо и рыбу, как это у вас заведено. Только варить и жарить на чистом жиру из растений. Руки всегда мыть перед едой. Одежду стирать почаще. И бельё постельное не реже раза в месяц! Девочка у вас будет светлая и чистая. Чтобы чистоту её сохранить, надо давать роженице много плодов древесных и овощей с грядок. Дал я девочке здоровье и красоту. Но чтобы не загубить дитя, есть у меня ещё наказ. Перед окном камень в земле разломать, мёртвую землю выкинуть, нанести чистой из леса и посадить яблонь и цветов разных, чтобы дитя любовалось ими, а не камнями мёртвыми. В покоях этих покрыть потолок и стены извёсткой, чтобы чёрная плесень не жила и не убивала мать и дитя. А ты отец…

Он резко упёрся пальцем в грудь торговца, постаравшись сделать это максимально больно.

— Объявишь во всеуслышание, что я подтвердил божественность этой девочки. Нет у неё отца и не было никогда. Поэтому растить чудесное дитя надо в чистоте и доброте. И не забивать ей голову всякой ерундой церковной, а научить читать и считать, чтобы науки познавала и весь род ваш гнилой прославляла на всю державу. Только так вы искупите свои грехи грязные и преступления. Пошли со мной. А всем здесь оставаться. Ежели кто попытается подслушать наш разговор секретный, то лишу слуха на всю жизнь!

Втроём они вышли из комнаты и прошли к входной двери. Служанка по сигналу хозяина умчалась прочь.

— Слушают? — спросил шаман через плечо, неотрывно глядя в наглые жёсткие глаза торговца.

— Нет, — ответил слуга.

— Тогда ты меня слушай, папаша, — высокомерно принялся вещать шаман, стараясь вложить в свои слова как можно больше презрения. — Мы-то с тобой не дураки и знаем, что дочурка твоя гулящая и распутная девка была и есть. Ложилась под всякого, кто только желал поиметь молодое неиспорченное тело. Я об этом буду молчать, чтобы огромный позор не покрыл тебя и твою семью. Но ты мне за это молчание хорошо заплатишь. Сто золотых. Сто! Сам мне завтра в хижину принесёшь, без посыльных.

— Принесу, — пробормотал торговец бледными губами.

— Нарушишь своё слово — и весь мир узнает о твоём позоре. Ещё и покараю тебя. Отнимутся руки и ноги, в голове вместо мозгов будет кисель и будешь ходить под себя, пока домочадцы тебя не умертвят насильно, чтобы только быстрее избавиться от забот с тобой связанных и наложить руку на твои богатства припрятанные.

Шаман оставил толстого противного мужика стоять посреди комнаты, а сам подошёл к двери и взялся за ручку.

— Паучья царица давно планы на тебя имеет, Коло́д. Последний шанс дали вам боги. Послали через грех твоей дочери великую светлую чудесницу, которая даром своим будет освещать черноту вашего народа, погрязшего во мраке невежества и дикости. Сделаешь всё как надо — и будет тебе прощение, а роду вашему светлое великое будущее.

После этого шаман распахнул дверь и позволил слуге выскользнуть наружу. Тот бдительно осмотрел окрестности, чтобы исключить вероятность покушения, и только тогда подал сигнал. Колдун вышел на улицу и грозно осмотрел небольшую толпу, собравшуюся неподалёку.

Ни с кем не заговаривая и сопровождаемый испуганными взглядами сельчан, шаман направился к реке, к дому мельника. Он чувствовал себя уставшим, ему хотелось быстрее вернуться домой, но этот визит нужно было совершить обязательно.

В дверь этого бедного дома он постучался вежливо и негромко. Открыла бледная заплаканная жена мельника. Увидев особого гостя, она испуганно прикрыла рот рукой и отошла назад.

— По твою дочь пришёл я, Варида, — спокойно сказал он.

— Всё чисто, — сообщил помощник.

Только после этого шаман вошёл в дом.

— К дочери веди, — велел он хозяйке. — Муж где?

— Колесо чинит на реке, — робко ответила несчастная женщина, ведя его вглубь дома.

— Пошли за ним кого-нибудь из детей, пусть ко мне немедля явится, — велел шаман, с удовольствием оглядывая чистые стены жилища и ощущая свежий запах еды и каких-то горных трав, висящих под потолком.

Десятилетняя девочка лежала в постели, накрытая по самую голову несколькими одеялами. Цвет её лица очень не понравился шаману. Он быстро подошёл к кровати и ощупал лоб. Девочка пылала жаром. Дышала она сипло и натужно.

— Быстро! — приказал шаман слуге, откидывая одеяла и с тревогой поглядывая на синеющее лицо больной.

Пока слуга чуткими руками ощупывал тело девочки, шаман нетерпеливо покусывал губы и ходил из угла в угол, раздумывая, как стоит поступить исходя из того диагноза, который предварительно уже поставил.

В этот момент распахнулась дверь, и в комнату шумно ввалился мельник. Крупный суровый мужчина с огромной плотной бородой бросился навстречу шаману. Они крепко обнялись.

— Почему сразу мне не сообщил? — строго отчитал его шаман, глядя в ввалившиеся от горя глаза мельника.

— Поначалу думали, что поболеет немного и поправится. Но вот вчера совсем плоха стала.

— И ты только сегодня мне сообщил?! — негодующе воскликнул шаман, сбрасывая на край кровати шапку и тяжёлый плащ. — Ты затянул! Понимаешь?! Я не всесилен! Бывает, что и я не могу ничего поделать! И гораздо чаще бывает, чем мне хотелось бы!

— Не хотел тебя беспокоить, — пробормотал виновато мельник, потупив глаза. — Ты же сам только недавно из мёртвых вернулся.

— Да, тряхануло меня неслабо, — согласился шаман. — Чуть копыта не отбросил. Но ты всё равно должен был сообщить.

— Неудобно было.

— Ты совестливый и честный дурак, Варод, — с искренней теплотой в голосе пожурил его шаман. — Ты мой единственный друг в этом жутком месте, откуда я мечтаю всей душой когда-нибудь вырваться. Не смей больше никогда стесняться и считать, что твоё здоровье или здоровье твоих близких — это неудобно.

Тут хозяин не выдержал и разрыдался. В этом искреннем плаче шаман уловил то огромное горе, которое пришло в семью с болезнью любимого ребёнка. Тогда лекарь снова обнял хозяина.

— Уйми свои чистые слёзы, Варод. Не годится тебе отчаиваться. Сейчас посмотрит слуга мой, и узнаем, что за болезнь, и как с ней бороться.

— Я готов, — сообщил помощник, отходя от кровати.

— Уходи, — мягко велел шаман другу. — Не входите никто, пока не позову.

Когда безутешный отец покинул комнату, шаман быстро просмотрел данные анализаторов.

— Как я и думал, бактериальная пневмония. И куча всего остального, — мрачно пробормотал он, изучая показания крови и снимок лёгких. — И сильно запущенная. Но мы ещё поборемся!

— Обязательно, — добродушно прогудел в ответ верный помощник, включая режим дезинфекции воздуха в помещении.

Шаман сразу сделал девочке три укола антибиотика. Потом ещё вколол комплексный противовирусный препарат. После этого несколько часов они просто сидели у тела ребёнка, в котором происходила незримая титаническая борьба с инфекцией. Когда свет на улице померк, слуга включил лампу на своём животе. Шаман прислушивался к журчанию воды и шуму работающего мельничного колеса. Он просто ждал и надеялся на благополучный исход. И хотел, чтобы в этом случае его помощь оказалась самой настоящей, самой действенной. Даже если бы у него была настоящая магия, он и её всю без остатка пустил бы на излечение этого ребёнка, лишь бы сделать семью друга счастливой.

Поздней ночью помощник в очередной раз измерил температуру и снова сделал анализы.

— Излечение есть.

Шаман встрепенулся и бросился изучать данные анализаторов.

— Отлично, просто чудесно! Налицо положительная динамика. И это за такое короткое время. Она будет жить!

Он радостно запрыгал по комнате, ощущая удовольствие от проделанной работы и достигнутого результата.

Родители девочки всё время дежурили под дверью, так что стоило только позвать, и они тихо вошли в комнату, бросая любящие взгляды на дочь.

— До полного излечения ещё далеко, — сообщил шаман, надевая плащ и шапку с клювом. — Но страшное уже позади. Мы отогнали от неё смерть. Теперь вам надо строго слушать меня и делать что говорю.

Супруги закивали, чутко вслушиваясь в его слова.

— Сутки не кормить, но давать много тёплого питья. Много тёплого питья. Тело должно выгонять грязь от болезни. Потом давать только лёгкую еду, лучше бульоны из птицы, но жира поменьше. Я оставлю лекарства. Это колдовские, секретные лекарства. К ним нельзя никого допускать. И никому нельзя о них рассказывать! Каждое утро и каждый вечер ей надо будет давать по одному яйцу великой чёрной паучихи. Не пропускать! Не забывать! Строго каждое утро и каждый вечер! И уже через неделю она будет здорова.

Мельник молча снова обнял друга. Впрочем, шаману и не нужны были особые слова, настоящую глубокую благодарность он видел в глазах. По его сигналу слуга высыпал в дрожащую ладонь мельника несколько таблеток.

— Да. И если вас спросят, вы должны говорить, что заплатили мне целый золотой, который копили на нового осла, — предупредил он супругов. — Никому никогда ни слова, что я с вас ничего не взял. Сами понимаете, мне надо что-то есть и по хозяйству приобретать. И потом отбоя не будет от наглых желающих полечиться на дармовщину… И мои силы тоже не безграничны… И запасы…

Тут шаман быстро развернулся и не прощаясь вышел из комнаты, прошагал по тёмному дому и вышел на улицу, где с наслаждением вдохнул свежий холодный воздух.

— Темно и очень опасно, — предупредил помощник, гася фонарь на животе. — Пешком передвигаться нецелесообразно.

— Согласен, — ответил лекарь, чутким взглядом обшаривая окрестные дома. — Могут напасть. Давай на тебе. Всё равно нас никто не увидит.

Он залез на спину помощника, поместил ноги в образовавшиеся углубления и сел на специальный вырост, схватился за ручки в плечах и кашлянул, подавая сигнал начала движения. В кромешной темноте, поглотившей деревню, они помчались по улицам.

Впрочем, зрение помощника в свете не нуждалось. Он видел на много вёрст вперёд, чётко определяя все препятствия, так что шаману оставалось только положиться на своего верного товарища. В дороге лекарь даже немного задремал, пока они пересекали густой лес и поднимались по склону крутой горы, на которой и стояла его избушка.

Возле дома помощник аккуратно спустил его на землю. Ёжась на резком холодном ветру, дующем из ущелья, шаман всматривался в тёмное прозрачное небо, усеянное мириадами ярких звёзд, и терпеливо ждал, пока помощник отключит охранную систему жилища.

Они вошли в декоративную избушку, построенную лишь для приёма посетителей, в ней даже не было жилого помещения. За пологом из шкур, где шаман обычно имитировал колдовские ритуалы, они открыли в полу металлический люк и по очереди спустились в нутро небольшого грузового космического корабля, потерпевшего крушение семь лет назад.

Сняв плащ и рясу, молодой шаман аккуратно сложил их на сиденье капитанского кресла и прошёл к неработающей анабиозной камере. Прежде чем лечь на её мягкое силиконовое дно, он окинул взглядом коробки с лекарствами и медицинским оборудованием, которые должен был доставить на дальнюю колонию.

— Роберт, — позвал он еле слышно, не отрывая тоскливого взгляда от фотографии маленькой беловолосой девочки.

— Да, Ваня, — отозвался из глубины корабля товарищ.

— Аварийный маяк работает?

— Да, Ваня. Работает каждую секунду.

— Как думаешь, когда-нибудь они прилетят за нами?

— Обязательно, Ваня. Я уверен, что они ищут нас без устали. Поисковые роботы отправлены во всех направлениях. Рано или поздно они найдут нас и спасут.

— Главное, чтобы не слишком поздно, — прошептал лекарь. — Когда-нибудь наш груз истощится — наши лекарства закончатся. И я больше не смогу лечить людей. Они перестанут в меня верить. И перестанут бояться. Когда-нибудь очередное покушение наместника короля окажется успешным. Они проломят мне голову и сожгут на костре. А тебя, отличного медицинского робота-диагноста разберут на винтики, которыми будут успешно торговать как редкими колдовскими артефактами.

Робот ничего не ответил, а человек продолжил:

— Почему люди так устроены, что их гораздо легче заставить себя бояться или ненавидеть, чтобы управлять ими?

— Не знаю, Ваня, — тихо ответил робот.

— Лучше бы они всё-таки прилетели за мной пораньше. Знаешь, почему?

— Почему, Ваня?

— Потому что если они прилетят слишком поздно, то им некого будет забирать. Наступит момент, когда я настолько войду в свою роль, что моя напускная ненависть к этим несчастным тёмным аборигенам превратится в настоящую. И тогда я перестану быть самим собой… Тогда не останется человека… Останется только шаман.