Только мы

Иар Эльтеррус, 2012

Сорвана печать с врат Ада, мир катится к пропасти, его ждет огненный шторм – Творец исчерпал меру терпения. Грядет Апокалипсис. Его нельзя остановить, люди перешли грань из-за своей жадности и глупости, их ждет Суд, тот самый Суд, который еще называют Страшным. Но есть последняя надежда если не остановить, то хотя бы смягчить приговор – ясноглазые дети, ничем не похожие на обычных. Вот только не понимающие, что происходит спецслужбы пытаются уничтожить этих детей любой ценой, лишая себя тем самым последнего шанса на прощение. И тогда ответственность за судьбы мира берут на себя двенадцать человек из разных стран. За ними начинается охота, приказано стрелять на поражение, как только их обнаружат. Но они не сдаются. Они исполняют свой долг.

Там, где страхом кормилась мразь,

Там, где пошлостью дышит молва,

Чистый голос пророс сквозь грязь,

Пепел книг сложился в слова.

Мартиэль

Назгул медленно брел по коридору школы, пытаясь хоть как-то уложить в голове все, чему стал свидетелем. Теперь ему стало ясно, почему американцы в таком ужасе — для них появление подобных детей равносильно гибели всего, чем они живут и что навязывают остальным. Ясноглазые — росток нового мира, чистого и доброго. Неужели этот росток способен прорваться через все напластования грязи, подлости и жестокости, возведенных в ранг добродетели?..

Хотелось на это надеяться, но надеяться Назгул не имел права — слишком много видел и слишком хорошо знал этот проклятый Создателем мир. «Хозяева жизни» сделают все возможное, чтобы вырвать росток с корнем, чтобы даже следов от него не осталось. А значит, его задача — помешать им, чего бы это ни стоило. Даже ценой собственной жизни, поскольку его жизнь по сравнению с жизнями этих невероятных детей ничего не стоит. Вопрос только: как помешать?

Взгляд скользил по лицам встречных учеников и учителей. Когда он видел у кого-то из детей ясные, горящие внутренним светом глаза, то едва заметно улыбался. Как много их, оказывается, в этой школе! Не только в шестом «А», даже среди старшеклассников попадаются. Ясноглазые тоже в ответ обнадеживающе улыбались. Господи, да они же все понимают! С каждым мгновением в душе Назгула крепла решимость защитить их, закрыть собой от любой беды. Ведь они — это то, чем не смогло стать его поколение неформалов, не сумело стать. А дети сумели.

— Все не так, Назгул, — дотронулся до его локтя какой-то мальчишка лет десяти. — Все намного меньше и намного больше. И неизмеримо сложнее. Просто время пришло.

«Они что, мысли читают? — изумился прокурор. — Хорошо бы, это хоть какое-то преимущество».

Мальчишка слабо улыбнулся, кивнул и исчез в толпе. Назгул поежился и пошел дальше. Внезапно его внимание привлек невысокий черноволосый мужчина с залысинами, несущий под мышкой стопку тетрадей и классный журнал. Чем-то он показался Назгулу знакомым. Он принялся лихорадочно вспоминать, а вспомнив, радостно улыбнулся и перехватил озабоченного учителя.

— Здравствуй, Микки! Давно не виделись.

— Мы знакомы? — деловито пробасил тот, остановившись.

— Назгул Питерский. На «Хишках» виделись.

— Рад тебя видеть! — хлопнул его по плечу Микки. — Как же ты меня узнал через двадцать-то лет?

— Да вот узнал, — развел руками Назгул. — Ты мало изменился.

— Если б ты не подошел, я б тебя точно не узнал. Ты что тут делаешь?

— С инспекцией прислали. Я в прокуратуре служу.

— В прокуратуре? — встревожился Микки. — Нас уже задрали этими инспекциями. Одна за другой! Может хоть ты скажешь, в чем дело?

— Скажу, но не здесь, — помрачнел Назгул. — У тебя есть время потолковать?

— Есть, у меня как раз окно. Пошли в курилку, урок начнется — там никого не будет.

— Пошли.

Как выяснилось, неофициальная курилка располагалась в подвале. В любом другом месте курить в школе было строжайше запрещено. Впрочем, и здесь тоже, но злостные курильщики продолжали дымить, а директор смотрел на это сквозь пальцы — главное, чтобы дети не видели. Кто-то притащил в подвальчик пару колченогих скамеек и ободранную старую тумбочку, на которой стояла играющая роль пепельницы консервная банка. Назгул с Микки достали сигареты, закурили и уставились друг на друга, ожидая, кто первым нарушит молчание.

— Так зачем все эти инспекции? — не выдержал Микки.

— Эти, — указал пальцем вверх Назгул, — узнали о ясноглазых и забеспокоились.

— Суки! — в сердцах хлопнул себя кулаком по колену учитель математики. — Просил же я ребятишек не высовываться…

— Ты думаешь, они способны не высовываться? — горько усмехнулся прокурор. — Они слишком не похожи на обычных детей. Они просто светятся! К тому же, к сожалению, первыми внимание на них обратили не наши, а пиндосы.

— Так в Америке они тоже есть? — прищурился Микки.

— И не только, — кивнул Назгул. — Извини, не имею права говорить, где именно, но есть, и немало.

— Тогда понятно… Но знаешь, думаю, ребятишкам на интерес к ним всяких там структур откровенно плевать. Они расколют все планы этих господ, как раскалывают все мои заковыристые задачи — почти не глядя.

— Твои бы слова, да Богу в уши… Ты забываешь, на что способны эти твари. Чтобы сохранить свою власть и возможность безнаказанно хапать, они могут и перебить ребятишек. Поверь, я в этой кухне разбираюсь лучше тебя. Не зря в прокуратуре, насмотрелся.

Микки нахмурился, задумался, затем как-то странно усмехнулся и сказал:

— Ты, возможно, их кухню и знаешь, зато ты не знаешь, что такое эти дети. Мне почему-то кажется, что ничего им сделать не смогут. Но в одном ты прав: осторожность соблюдать надо.

— Я очень хотел бы, чтобы все было так, как ты думаешь, — вздохнул Назгул. — Я с ясноглазыми впервые столкнулся сегодня. Однако они меня узнали и обрадовались встрече. Сказали, что вскоре я сам многое пойму.

— Они это говорят всем, кто, по их мнению, достоин внимания. С остальными они безукоризненно вежливы, — пояснил Микки, — но и только. Неумных людей просто избегают. Я наблюдаю за детьми с момента появления первого из них. Точнее, их было двое — мальчик и девочка. Раньше они ругались между собой. Мальчик думал только о компьютерных играх, а из девочки однозначно росла манерная стерва. Но когда они пришли с каникул, я увидел нечто потрясающее. Не обычных детей, а каких-то лучистых существ, сияющих Божьим светом. Не знаю, как иначе сказать. Девочке до тех пор ставил тройки по математике только по требованию директора — она вообще ее не знала и знать не хотела. Зато после изменения доказала пару недоказуемых ранее теорем, легко оперируя разделами высшей математики, которую не во всяком университете изучают. Ее вопросы заставляют меня постоянно учиться самому, чтобы не опозориться. Да эти дети все такие. Еще я заметил, что учеба и прочее имеют для них очень малое значение. Они заняты чем-то своим, а чем — я понятия не имею. Порой станут втроем или вчетвером, касаясь кончиков пальцев друг друга, и стоят. Час, два, три. И никто к ним почему-то не рискует подходить. Я пару раз хотел, но что-то не дало мне этого сделать.

— Я уже понял, что перед нами нечто невероятное. Но меня до смерти пугает интерес властей.

— А ты попробуй довериться детям. Они знают и понимают больше нашего.

— Хорошо бы. — Назгул устало потер виски. — Но я все равно боюсь за них. Кстати, после уроков шестой «А» в полном составе будет ждать меня на спортплощадке. Они хотят со мной о чем-то поговорить.

— Поговорить?.. — удивленно вскинулся Микки. — Еще ни разу не случалось, чтобы они проявляли такую инициативу. Хотел бы я услышать, что они тебе скажут…

— Извини, но они хотели видеть только меня.

— Да ясно. У меня уже третий месяц предчувствие, что что-то начинается. Тревога какая-то висит в воздухе. Логика ответа не дает, я просто чувствую.

— Ну, у тебя всегда была хорошая интуиция, по играм помню, — улыбнулся Назгул. — Сколько раз нас о засадах предупреждал. Вот и сейчас не оно ли?

— Надеюсь, нет, — помрачнел Микки. — На следующей неделе районная олимпиада по математике. Попрошу-ка я ребятишек не показывать свой истинный уровень, не стоит.

— Попроси. Им действительно нужно научиться скрывать свою сущность. Мы же сумели, и при этом остались собой.

— Они могут и не внять моей просьбе. Они — не мы. Они — нечто куда большее.

Оба задумались. А затем приглушенно прозвенел звонок.

— Извини, мне пора, — встрепенулся Микки. — Окно закончилось. Через десять минут у меня урок.

— Давай-ка телефонами обменяемся, чтобы снова контакт не потерять, — предложил Назгул.

Они назвали друг другу номера и занесли их в память своих мобильников. А затем попрощались и разошлись.

* * *