И каждый вечер, в час назначенный. Стихотворения 1878–1921

Коллектив авторов

Символизм – первое модернистское течение, воспринятое русской культурой. Как писал один из его теоретиков Константин Бальмонт, «…поэт, создавая свое символическое произведение, от абстрактного идет к конкретному, от идеи к образу…» Благодаря символизму появилась литература нового качества, значительно расширилась сфера художественных форм. Ярчайшие представители этого направления – Александр Блок, Валерий Брюсов, Иннокентий Анненский и др. В формате PDF А4 сохранен издательский дизайн.

Федор Сологуб

Федор Сологуб, настоящее имя Федор Кузьмич Тетерников (1863–1927) — русский поэт и писатель, переводчик, критик, публицист, драматург.

Он дебютировал в 1890-е годы в журнале «Северный вестник», печатавшем его стихи, рассказы, рецензии и роман. На рубеже веков в его творчестве произошел перелом — от декадентства к символизму. Литературный кружок, собиравшийся в квартире Сологуба на Васильевском острове, становится центром литературной жизни Петербурга, привлекая ведущих писателей и поэтов.

Сологуб разрабатывал собственный жанр «сказочек» — коротких, с затейливым сюжетом политизированных историй для взрослых, часто в форме стихотворений в прозе. Широкую известность принес ему роман «Мелкий бес», выдержавший 10 прижизненных изданий.

Своеобразное творчество Сологуба отличалось слиянием разных планов бытия — грубо материального, низкого, нередко с эротическим оттенком, и символического, одухотворенного. Как отмечала Зинаида Гиппиус, он был «всегда немножко волшебник и колдун. Ведь и в романах у него, и в рассказах, и в стихах — одна черта отличающая: тесное сплетение реального, обыденного с волшебным».

Федор Сологуб

Наряду с исключительным богатством ритмов (Андрей Белый считал, что «подлинным ритмическим дыханием» обладают только Блок и Сологуб), для его поэзии была характерна очарованность смертью. «И только в стихах своих был он прежним, одиноким, усталым, боялся жизни, «бабищи румяной и дебелой», и любил ту, чье имя писал с большой буквы, — Смерть», — вспоминала Тэффи.

После революции Сологуб пытался эмигрировать, но из-за постоянных отказов в визе и бюрократической волокиты его жена, Анастасия Чеботаревская, покончила с собой. Сологуб с головой окунулся в работу, однако его новые произведения больше не печатались. Тем не менее он вошел в Петроградское правление Всероссийского союза писателей, в 1924 году возглавил его, хотя советскую власть категорически не принимал и даже сочинял антисоветские басни. Умер в декабре 1927 года в возрасте 64 лет.

«Безочарованность и скуку…»

Безочарованность и скуку

Давно взрастив в моей душе,

Мне жизнь приносит злую муку

В своем заржавленном ковше.

7 июня 1891

«На серой куче сора…»

На серой куче сора,

У пыльного забора,

На улице глухой

Цветет в исходе мая,

Красою не прельщая,

Угрюмый зверобой.

В скитаниях ненужных,

В страданиях недужных,

На скудной почве зол,

Вне светлых впечатлений

Безрадостный мой гений

Томительно расцвел.

26 мая 1895 года

«Порос травой мой узкий двор…»

Порос травой мой узкий двор.

В траве лежат каменья, бревна.

Зияет щелями забор,

Из досок слаженный неровно.

Из растворенного окна,

Когда сижу один, лениво,

Под тем забором мне видна

Полынь да жгучая крапива.

И ветер, набежав порой,

Крапиву треплет и качает,

Играет ею, вот как мной

Судьба капризная играет.

И я, как та крапива, жгусь,

Когда меня случайно тронут.

И я, как та крапива, гнусь,

Когда порывы ветра стонут.

9-13 мая 1889

«Я рано вышел на дорогу…»

Я рано вышел на дорогу

И уж к полудню утомлен,

Разочарован понемногу

И чадом жизни опьянен.

В душе мечта свернуть с дороги,

Где камни острые лежат,

Так утомившие мне ноги, —

Но я и отдыху не рад.

Короткий отдых к лени манит

И утомленный ум туманит,

А неотвязная нужда

Идет со мной везде, всегда.

Нужда — наставник слишком строгий,

И страшен взор ее, как плеть,

И я тащусь своей дорогой,

Чтобы на камнях умереть.

Когда богач самолюбивый

Промчится на коне верхом,

Я молча, в зависти стыдливой

Посторонюсь перед конем.

И сзади в рубище смиренном

Тащусь я, бледный и босой,

И на лице его надменном

Насмешку вижу над собой.

12 мая 1889

«В поле не видно ни зги…»

В поле не видно ни зги.

Кто-то зовет: «Помоги!»

Что я могу?

Сам я и беден и мал,

Сам я смертельно устал,

Как помогу?

Кто-то зовет в тишине:

«Брат мой, приблизься ко мне!

Легче вдвоем.

Если не сможем идти,

Вместе умрем на пути,

Вместе умрем!»

18 мая 1897

«Жаркое солнце по небу плывет…»

Жаркое солнце по небу плывет.

Ночи земля утомленная ждет.

В теле — истома, в душе — пустота,

Воля почила, и дремлет мечта.

Где моя гордость, где сила моя?

К низшим склоняюсь кругам бытия.

Силе таинственной дух мой предав,

Жизнью, подобной томлению трав,

Тихо живу, и неведомо мне,

Что созревает в моей глубине.

9 октября 1897

«Вывески цветные…»

Вывески цветные,

Буквы золотые,

Солнцем залитые,

Магазинов ряд

С бойкою продажей,

Грохот экипажей, —

Город солнцу рад.

Но в толпе шумливой,

Гордой и счастливой,

Вижу я стыдливой,

Робкой нищеты

Скорбные приметы:

Грубые предметы,

Темные черты.

18 марта 1896

«На гулких улицах столицы…»

На гулких улицах столицы

Трепещут крылья робких птиц,

И развернулись вереницы

Угрюмых и печальных лиц.

Под яркой маской злого света

Блестит торжественно глазет.

Идет, вся в черное одета,

Жена за тем, кого уж нет.

Мальчишки с песнею печальной

Бредут в томительную даль

Пред колесницей погребальной,

Но им покойника не жаль.

28-29 января 1896

«Живы дети, только дети…»

Живы дети, только дети, —

Мы мертвы, давно мертвы.

Смерть шатается на свете

И махает, словно плетью,

Уплетенной туго сетью

Возле каждой головы,

Хоть и даст она отсрочку —

Год, неделю или ночь,

Но поставит все же точку

И укатит в черной тачке,

Сотрясая в дикой скачке,

Из земного мира прочь.

Торопись дышать сильнее,

Жди — придет и твой черед.

Задыхайся, цепенея,

Леденея перед нею.

Срок пройдет — подставишь шею,

Ночь, неделя или год.

15 апреля 1897

«Иди в толпу с приветливою речью…»

Иди в толпу с приветливою речью

И лицемерь.

На опыте всю душу человечью

До дна измерь.

Она узка, темна и несвободна,

Как темный склеп,

И тот, кто час провел в ней неисходно,

Навек ослеп.

И ты поймешь, какое врачеванье

В окно глядеть

Из тьмы души на птичье ликованье

И сметь, и петь.

29 июля 1898

Недотыкомка серая

Недотыкомка серая

Все вокруг меня вьется да вертится —

То не Лихо ль со мною очертится

Во единый погибельный круг?

Недотыкомка серая

Истомила коварной улыбкою,

Истомила присядкою зыбкою,

Помоги мне, таинственный друг!

Недотыкомку серую

Отгони ты волшебными чарами,

Или наотмашь, что ли, ударами,

Или словом заветным каким.

Недотыкомку серую

Хоть со мной умертви ты, ехидную,

Чтоб она хоть в тоску панихидную

Не ругалась над прахом моим.

1 октября 1899

«Порой повеет запах странный…»

Порой повеет запах странный, —

Его причины не понять, —

Давно померкший, день туманный

Переживается опять.

Как встарь, опять печально всходишь

На обветшалое крыльцо,

Засов скрипучий вновь отводишь,

Вращая ржавое кольцо, —

И видишь тесные покои,

Где половицы чуть скрипят,

Где отсырелые обои

В углах тихонько шелестят,

Где скучный маятник маячит,

Внимая скучным, злым речам,

Где кто-то молится да плачет,

Так долго плачет по ночам.

5 октября 1898 — 10 февраля 1900

«Все эти ваши слова…»

Все эти ваши слова

Мне уж давно надоели.

Только б небес синева,

Шумные волны да ели,

Только бы льнула к ногам

Пена волны одичалой,

Сладко шепча берегам

Сказки любви небывалой.

2 июля 1909

«Поняв механику миров…»

Поняв механику миров

И механичность жизни дольной,

В чертогах пышных городов

Мы жили общиной довольной,

И не боялись мы Суда,

И только перед милым прахом

Вдруг зажигались иногда

Стыдом и острым страхом.

Возник один безумец там,

И, может быть, уже последний.

Он повторил с улыбкой нам

Минувших лет смешные бредни.

Не понимая, почему

В его устах цветут улыбки,

Мы не поверили ему.

К чему нам ветхие ошибки!

На берег моря он бежал,

Где волны бились и стонали,

И в гимны звучные слагал

Слова надежды и печали.

Так полюбил он мглу ночей

И тихо плещущие реки,

Что мест искал, где нет людей,

Где даже не было б аптеки.

И, умирая, он глядел

В небесный многозвездный купол,

Людей не звал, и не хотел,

Чтоб медик пульс его пощупал.

27 августа 1909, Шмецке

«Опять ночная тишина…»

Опять ночная тишина

Лежит в равнине омертвелой.

Обыкновенная луна

Глядит на снег, довольно белый.

Опять непраздничен и синь

Простор небесного молчанья,

И в глубине ночных пустынь

Все те же звездные мерцанья.

И я, как прежде, жалкий раб,

Как из моих собратьев каждый,

Все так же бледен, тих и слаб,

Все тою же томлюсь я жаждой.

Мечтать о дивных чудесах

Хочу, как встарь, — и не мечтаю,

И в равнодушных небесах

Пророчеств новых не читаю.

И если по ночным снегам,

Звеня бубенчиками бойко,

Летит знакомая всем нам

По множеству романсов тройка,

То как не улыбнуться мне

Ее навязчивому бреду!

Не сяду в сани при луне

И никуда я не поеду.

27 декабря 1910, Мустамяки

«Ты живешь безумно и погано…»

Ты живешь безумно и погано,

Улица, доступная для всех,

Грохот пыльный, хохот хулигана,

Пьяной проститутки ржавый смех.

Копошатся мерзкие подруги —

Злоба, грязь, порочность, нищета.

Как возникнуть может в этом круге

Вдохновенно-светлая мечта?

Но возникнет! Вечно возникает!

Жизнь народа творчеством полна,

И над мутной пеной воздвигает

Красоту всемирную волна.

18 сентября 1913, Петербург

«Стихия Александра Блока…»

Стихия Александра Блока —

Метель, взвивающая снег.

Как жуток зыбкий санный бег

В стихии Александра Блока.

Несемся — близко иль далеко? —

Во власти цепенящих нег.

Стихия Александра Блока —

Метель, взвивающая снег.

28 декабря 1913, Петербург