Войга

И. Сказитель, 2019

Владана – популярный блогер. Она ведет канал о язычестве древних славян и влюблена в свою работу. Однажды она получила послание от неизвестного с координатами скрытого в Уральских горах храма, возведенного стертому из истории богу Турофею. В посылке было и доказательство – странный светящийся камень. Воодушевленная сенсацией, Влада отправляется в самое сердце снега и мороза и сталкивается с такими силами и бременем, которые до нее не давалось обуздать никому. Сумеет ли она спасти свою душу от ненасытного Турофея? Книжные блогеры Rainbow Mole и Аля {Всем Книг} рекомендуют.

Пролог

Ты не поймешь, насколько ценна жизнь, пока ее нить не выскользнет из твоих рук. Ты будешь жадно вопрошать еще миг, хотя бы секунду, хватать ртом воздух в жалких попытках остановить надвигающийся конец, но все это будет тщетно перед неумолимой старухой, что уже занесла косу над твоей головой. В такие минуты человек готов торговаться чем угодно, продавая все, что только взбредет ему в голову. Порой этим всем оказывается душа…

Эта легенда берет начало в те времена, которые уже никто и не вспомнит да и не пожелает вспоминать. Времена древних богов, жестокости и смерти. Темная эпоха, когда правил отнюдь не Всевышний. В ту пору мир поглотило древнее зло, рожденное из глубин земли и вырвавшееся наружу, подобно извержению вулкана, призываемое алчностью и пороками человечества. Зло, что породили люди. Зло, от которого они же сами и искали спасение.

Единственным свидетелем этого безумия стал я, имевший неосторожность приоткрыть завесу времени однажды и не имеющий сил закрыть ее обратно. То, что я увидел, навсегда изменило мой разум, оставив неизгладимый отпечаток на душе. Так я был рожден заново с жестоким клеймом Сказителя на любопытном челе. Печатью проклятия, открывающего запретные завесы и мистические тайны вселенной.

Первое, что мне явилось в очередном путешествии моего неугомонного сознания, был одинокий храм, стоящий высоко в заснеженных горах. То место вызывало леденящий страх, кровь стыла в жилах при одном взгляде на нерукотворное творение. Глаза неустанно вторили, что резные каменные стены и увенчанные изваяниями царственные башни достойны одного лишь восхищения, а сердце кричало об обратном, спустившись в самые пятки и настоятельно вопрошая о побеге прочь от этой треклятой обители мрака. Я знал, что это видение не предвещало ничего хорошего, но не мог усмирить любопытства. Одно лишь спасало меня в тот момент: будучи гостем в других мирах, я мог лишь наблюдать за происходящим, не имея и шанса стать частью чужой истории. Это и дарило мне чувство мнимой безопасности, спасая лишь мое тело, но ни в коем разе не мою душу.

Внезапно, череду всех этих внутренних терзаний прервал путник, что плелся по заснеженной тропе, еле волоча ноги, то и дело спотыкаясь на ровном месте. Сначала я решил, что это был какой-то старик, изнеможенный долгой дорогой в покойное царство, но нет, я ошибся.

Вскоре передо мной явился ответ о его неровном шаге, оставляя кровавый шлейф на следах умирающего странника. Его дыхание становилось все более тяжелым, жизнь предательски покидала тело, но он продолжал путь, словно его ждал отнюдь не бездыханный конец.

Обитатели этого места поспешили поприветствовать нежданного гостя в своих владениях и, появившись из ниоткуда, бросились ему навстречу, но парень не дрогнул при виде жутких хозяев. Он словно знал наперед, кого мог здесь повстречать. У меня же при виде летающих теней, обрамленных несуразными человекоподобными силуэтами, пробежали мурашки по спине. Они почти не касались земли, паря над снегом, у их лиц не было никаких очертаний, кроме двух мерцающих белизной глаз, которые, словно фонари, освещали им путь, и огромного угловатого рта, что больше походил на охотничьи капканы. Через эти уродливые прорези можно было посмотреть насквозь через чудовищ, как будто рот им был нужен отнюдь не для еды, а служил лишь одной цели — изранить врага, замучив до самой смерти. Этой же цели, скорее всего, были отданы и лезвие-образные длинные пальцы теней на руках и ногах, которыми они зловеще позвякивали, изучая приползшую к ним добычу. Но ни один из них не спешил нападать на него. Они лишь облетали его по кругу, словно поторапливая и подбадривая скорее добраться до цели.

А след из крови становился все ярче, дыхание странника окончательно сбилось, и он припал к земле, помогая издыхающему телу карабкаться через снежные буераки теперь уже и собственными руками. Он не сдавался, даже когда потерял сознание на долю секунды, прорыхлив лицом слегка обледенелую вершину одного из сугробов. Тонкий лед умудрился порезать его щеку и задеть кончик носа, но и это сейчас для него не имело значения. Перед ним стояла цель, и он должен был достигнуть ее во что бы то ни стало!

Но он снова упал. На этот раз рухнув всем телом, утопая в снегу. Его последние слабые вздохи лишь слегка растапливали холодную постель. Одна из теней приблизилась к нему вплотную и потянула за капюшон его мантии. Глаза умирающего на миг прояснились разумом, проследив за рукой чудовища, указывающей на храм, до которого ему оставалось совсем немного. Но веки вдруг стали непомерно тяжелыми и медленно опустились, закрывая цель занавесом тьмы и покоя.

Чудовище резко изогнулось, прогибая спину назад и поднимая кверху распахнутую пасть, из которой в тот же миг вырвался оглушительный рев, подгоняемый холодным вихрем, и улетающий в высь, пронзая померкшее в закате небо, словно острием разящего копья.

Странник содрогнулся и, зажмурившись изо всех сил, после все же распахнул отяжелевшие веки, устремив взор к каменным ступеням, ведущим к высоким кованным дверям проклятой обители. Собрав волю в кулак, он, словно змея, пытался протолкнуть тело вперед. Медленно, но верно он продвигался все ближе и ближе к желаемому месту, пока наконец не смог дотянуться до нижней ступени обмякшей рукой. Вонзив ногти в обледенелый камень, странник издал предсмертный стон и в муках испустил последний дух.

Тени ликовали, кружась вокруг хладного тела и жадно смакуя вкус сладкой победы. Я стоял чуть поодаль в исступлении, силясь понять, что именно означало это бесовское действо, когда женский, звонкий голос резко пробрал меня до самых костей:

— Вилес, занеси его!

Неожиданно сбоку вздыбился один из сугробов. Снег осыпался, словно песок, с тела костлявого старика. Он был одет лишь в белую рубаху длиною до самых пят, вышитую по горлу и рукавам странными узорами, волосы его давно покрыла седина, не оставляя даже малого прореха былому цвету. Борода была длиною чуть ниже пупка, а серые тусклые глаза уже впали внутрь истощенного мором лица. Старик насилу выбрался из своей былой постели и, шоркая трухлявыми ногами, подошел к мертвецу. Он небрежно схватил его за шиворот мантии и притянул наверх, отбивая его головой каждую ступеньку на их пути.

— Быстрее! — грозно скомандовал тот же голос.

Лицо старика искривилось в презрении, но перечить в ответ он не стал, лишь гневно бросил на пол тело странника и поспешно принялся отдирать пристылые морозом двери храма. Насилу одолев непослушную преграду, он вновь сжал в кулаках мантию, на этот раз уже двумя руками, и поволок бездыханного гостя внутрь, поспешно пятясь назад и все время оглядываясь.

Я проследовал за ними внутрь странного места, где меня ослепил яркий голубой свет, что озарял каждый угол просторного зала. Я не сразу смог осознать, откуда именно исходило это чудесное сияние, но, присмотревшись повнимательнее, я узрел ответ на свой вопрос. Все стены храма были усыпаны драгоценными камнями, что светили, подобно факелам, излучая синеву. Каждый из них не походил на другой, имея уникальное неровное очертание и отличный от собратьев размер, вместе они складывались в зловещие картины мифического прошлого. На одних грозный бог без лика и пола карал неверных, посылая на них смертоносный ледяной дождь, разивший льдинами, подобно кинжалам, тела кричащих в ужасе людей, на других он же восседал за праздничным столом, на котором, помимо яств, привычных нашему взгляду, красовались головы убитых. В центре жуткого стола стояла огромная чаша на длинной ножке, в которой лежал камень, напоминающий человеческое сердце. Только от этого камня исходило красное сияние, лишний раз подтверждая мою отвратительную догадку.

Кроме жутких картин, меня встретили величием каменные столбы, одетые в железную узорчатую ковку, напоминающую изогнутые ветки деревьев. Посреди зала стоял большой деревянный стол, местами треснувший от ударов мечей и навечно въевший цвет и запах человеческой крови. Жертвенный алтарь не был украшен ни драгоценными камнями, ни витиеватой резьбой, он был прост и грозен так же, как и сама смерть.

Пока я озирался в ужасающем трепете по сторонам, старику все же удалось кое-как дотащить умершего до алтаря и, скрипя костями, вскинуть его на жертвенное место.

— Еще один глупец, — из ниоткуда возле них появилась юная дева, чья красота пленила меня в одночасье.

Она стояла в одной лишь полупрозрачной сорочке, игриво расшитой яркими цветами. Хрупкая и нежная, она обошла алтарь по кругу. Мое сердце замерло при виде ее босых ног, ступающих по обледенелому полу. Ее голос уже не звучал столь громогласно, а наоборот, был наполнен легким журчанием ручья и тихим шелестом зеленой травы на лугу. В ее голубых глазах, я мог поклясться, что видел чистое летнее небо, в ее губах отражалась краснота спелых яблок, а в рыжих волосах плясала страстью сама жизнь. Как могло попасть в этот оплот зла столь прекрасное создание?

— Заканчивай поскорее, да спать пойдем, — недовольно пробурчал Вилес.

— Давай хоть посмотрим, каков улов нынче у Турофея, — заулыбалась девушка, предвкушая хоть какую-то забаву.

Она отдернула капюшон с лица мертвеца и обомлела. Ему было не больше тридцати, и он был невероятно красив и статен, подобно древнему богу. Все в нем пело мужеством и силой, за которыми так мечтают укрыться юные девы. Да, в таких руках каждая могла бы почувствовать себя ребенком, за такими плечами любая бы встала, как за каменную стену. С длинных ресниц неожиданного гостя с грустью скатывались капли бывших снежинок, что не выдержали последней, угасающей теплоты его тела.

— Марьяна, даже не думай! — грозно и назидательно произнес старик, словно уже услышав мысли замершей девы. — Он принадлежит Турофею.

— Никто и не собирается ничего у него отнимать, — резко огрызнулась она, разозлившись на собеседника за столь бесцеремонное вмешательство.

— Его удел стать стражем этого храма, век охранять покойный сон своего господина, — не успокаивался Вилес.

— Без тебя знаю, — словно змея, зашипела на него дева, и тут же вновь переменилась в лице, одев маску нежности и радушия. Она провела кончиками пальцев по пока еще не до конца остывшей щеке мертвеца. — Он станет стражем, будет сторожить его сон… Но кто сказал, что он не может при этом оставаться в своем теле?

— Турофей, — еще более настойчиво произнес старик. — Таков порядок, стражам тело ни к чему. Он сам выбрал свой путь, сам решил встретить смерть в этом месте, а значит, быть ему тенью до скончания веков!

— Пошел прочь! — взревела на него Марьяна, и от ее голоса затряслись стены храма, с которых посыпались маленькие мерцающие камни.

— На кой он тебе сдался? Тебе своего бремени мало? Али, думаешь, любовь? Ты сотню лет уж у него в рабынях, умерь свою младую кровь и обратись к разуму!

— Я сказала, пошел вон! — еще громче закричала на Вилеса Марьяна, и тот, словно юла, закрутился на одном месте, двери храма настежь распахнулись, и в него ворвался снежный вихрь, который вмиг окутал старика с головы до пят и, оторвав от пола, унес прочь, с грохотом накрепко захлопнув за ним тяжелые двери.

Марьяна вновь направила пылкий взор на хладного мужчину:

— Кто ты такой? Откуда ты? Зачем пришел сюда в свой последний час? — она томно вздохнула и прильнула щекой к его груди, на которой зияла злополучная рана, отнявшая у ее возлюбленного жизнь. — Я все хочу о тебе узнать.

Она погладила рукой его ладонь, а затем резко подскочила на месте:

— А какой у тебя цвет глаз? Голубой или карий? А может, зеленый? А какой у тебя голос? Наверное, мужественный и теплый, быть может, страстный и томный? Скоро… — она провела кончиком указательного пальца по его нижней губе, — скоро я все о тебе узнаю. У нас будет целая вечность только для нас двоих, целая вечность на любовь…

Марьяна мечтательно еще раз бросила взгляд на губительную рану и, глубоко вздохнув, расправила плечи, приняв воинственный и решительный вид. В ее волосах заплясал незримый ветер, глаза озарились светом, подобного тому, что источали те самые сияющие камни, кои украшали стены храма, и с губ юной ведьмы сорвались, отдаваясь под крышей звоном тысячи колоколов, проклятые слова:

— Мой глас услышь сквозь мрак и темень,

К словам внемли моим сейчас,

Пусть тот, кто хладен, мертв, потерян,

Тобою проклят будет в этот час!

Его проклятье — заточение,

На век темницей станет плоть!

Его душа у Бога во служение

Свой долг несет пусть день и ночь!

Но тело пусть не знает рабства

И чувства первозданные хранит!

Услышь меня, ведьм великих братство,

Что слово в дело обратит!

Никогда прежде я не видел более яркого свечения. От неожиданности мои ноги подкосились, и я накрыл руками голову, затем что-то с силой пронеслось через меня, окончательно прибив мое тело к полу. Мои кости неистово ломило от такого ошеломляющего удара, все внутри сжалось от боли. Я тщетно пытался нащупать руками путь и хоть как-то выбраться наружу. Но прежде, чем я успел добраться до стены, свет стих, и я узрел улыбающееся лицо Марьяны и услышал пробуждающийся вздох покойного мужчины.

— Карие, — с любовью произнесла ведьма.

Это было последнее, что я увидел и услышал в том месте. Не знаю, за каким чертом меня занесло туда, и чему именно я стал свидетелем, но все это не давало мне покоя долгие годы. Я не знаю, зачем тогда забрал тот презренный камень, который только лишний раз напоминал мне обо всем этом. Быть может, я просто схватил первое, что смог нащупать в том сиянии, и забыл разжать пальцы, охваченный страхом и удивлением? И да! Я не знаю, зачем послал его ей…