Искупление. Том первый: Озерон

И. С. Торик, 2013

История, близкая по духу к "Тяжело быть богом", рассказывает о планете Озерон и организации, известной как Корпус. В попытке взрастить и воспитать цивилизацию, агенты влияния Корпуса используют все возможные методы… Удастся ли им это?

ДЕНЬ «А».

Тяжелое марево нависло над землей. С трудом летают даже мухи, натужно гудя в неподвижном горячем воздухе. Горы вздымаются к бесцветным небесам, неся на своих склонах память о тысячелетиях. Они были свидетелями рассвета человечества, приютив первых людей в пещерах. Они же молчаливо наблюдают его предсмертную агонию…

По склону, растянувшись цепочкой, продвигается отряд разведчиков. Серая невзрачная форма без опознавательных знаков отлично маскирует их на фоне желтовато-серой травы и валунов.

Пот заливает глаза Историка. Отряд в пути уже третий день. Ноги давно перестали чувствовать что-либо, мозг работает автономно — перебежка от валуна к валуну, жесты Лиса и тихий голос Кранца из рации, ожидающего на точке. Усталость сливается с окружающим жаром, гнетет и пригибает к земле. Хочется прислониться к одному из этих горячих камней и уснуть в их тени. Отяжелевшее от постоянного напряжения сознание постепенно проваливается в безразличие. Терпкий привкус полыни во рту поддерживает некоторый тонус.

Еще пара перекатов из укрытия в укрытие — и вот уже они у входа в пещеру. Из полутьмы выступил суровый и угрюмый Кранц. Он молча показал им «следуйте за мной» и скрылся в глубине.

Тяжело переставляя одеревеневшие ноги, Историк дотащился до конца залы. Сухой пол пещеры показался ему самым мягким ложем в мире. Он удовлетворенно закрыл глаза. Здесь им предстояло провести не меньше десяти дней, просто сторожа горный проход. После адского штурма города, где отряд был на самом острие атаки и дважды чуть не погиб в полном составе, эта миссия казалась извинением командования перед разведчиками, брошенными против танков и укрепленных позиций противника.

Но Историк не смог уснуть. Его расслабленный мозг напоминает сложный механизм, очень долго работавший на износ и требующий сейчас ремонта. Слишком много произошло за этот год. Из невнятной мешанины выпрыгивающих как пружины мыслей собралась картина…

Воспоминание. Это был первый потерянный город. Они должны прикрывать отступление — так называли власти панический бег всего живого из каменной ловушки. Никто не питает иллюзий — победить невозможно, можно только замедлить ход неумолимой машины уничтожения. Противник превосходит их по численности в пять раз, успеть бы унести ноги. Ставка делается на тактику полного разрушения — в руинах и на пепелище невозможно расквартировать гарнизон, нет запасов провизии и воды. А значит, противник вынужден ждать поставок, что позволит выиграть несколько дней, а может даже неделю.

Отряд Кранца держит под наблюдением центр города — при приближении противника должна сработать артиллерия, их роль как наводчиков неоценима.

Историк лежит на полуобрушеной крыше трехэтажного дома — постаралась вражеская авиация. Прошло несколько часов, но усталости нет — холодноватый воздух с частичками пыли несколько бодрит. Мягкая сажа и крошка делают ложе чуть удобней, чем просто жесткий бетон, на котором их учили вылеживать без движения по двадцать часов. Внимание сосредоточено на мелких деталях. Какое-то неуловимое движение в трехстах метрах от позиции привлекает его. Он прильнул к окуляру, попутно доложив по рации.

В прицеле он разглядел прячущуюся в руинах худую девушку в оборванном платье, осторожно грязными руками пеленающую младенца — тот лежит на бетонной плите. Слезы оставили на отощавших впалых щеках матери неизгладимый след. Поправляя сальную прядь, она нежно улыбается серьезному бутузу, аккуратно поддерживая его за голову. От резкого пронзительного свиста девушка удивленно поднимает голову, ища источник звука. Историк чуть не закричал: «Беги!», хотя это бы и не спасло от минометного снаряда, упавшего в метре от беззащитных и несчастных. В последнем бессмысленном порыве она накрыла собой ребенка…

Онемелые от напряжения пальцы сжимают цевье винтовки. К оцепеневшему сознанию Историка пробивается голос из рации:

–Пост три, цель поражена? Расчет семь-двенадцать вызывает пост три, подтвердите уничтожение.

«Сейчас я тебе все подтвержу. Лично» — собралась из кусочков ненависти мысль. Покинув крышу, он устремился в сторону позиций артиллерии.

Через пару часов. Кранц резко откинул подол палатки и уверенно шагнул внутрь. На полу лежит связанный Историк. Перевернув тело на спину носком сапога, Кранц присел на корточки.

Разорванная форма, разбитые вкровь костяшки, порез на щеке и ухмылка, заморозившая бы даже ад. Отведя взгляд, Историк сплюнул кровавый сгусток.

Кранц побагровел. Схватив за грудки и приподняв над полом безвольное тело, он зло зашипел:

–Ну что, герой-богатырь! Какого черта меня снимают с задания, а? Чтобы узнать, что ты здесь подрался как мальчишка с улицы?! — резкий удар по щеке, но ухмылка продолжает играть на губах Историка. А взгляд стал только еще более горящим.

Кранцу стало жутковато — таких людей он встречал редко. Для них броситься под танк с гранатой ничего не стоит, как и остаться добровольно у пулемета, прикрывая отход — даже приковывать не надо. Кранц аккуратно усадил его у стенки. Развязать руки он не рискнул. Достав из-за пазухи флягу, Кранц плеснул тепловатой водой на лицо Историка. Тот зафырчал от неожиданности. Хрипло задышав, он тряханул головой. Из клокочущего горла вырывались бессвязные слова:

–Они…В клочья!…Напополам! Даже закричать не успела!…за что?!?! Они не виноваты!!! Аррорхрг — еще один сгусток крови вылетает вместе с этим хрипом. — Капитан, мы никого не спасаем! Они гибнут! Они верят нам и гибнут!! За что!!??! — истеричные нотки сложились в песнь отчаяния. Закашлявшись, Историк завалился набок и продолжил что-то бормотать.

Кранц молча слушает этот поток. Что он может ответить идеалистичному юнцу? Жизнь не раз бывала гадкой. Сам он провел юные годы в Африке, где бал правили геноцид и насилие, жуткое и пугающее в своих масштабах. Где убить и съесть противника — норма. А изнасиловать после очередной перестрелки парочку пленных независимо от пола — вполне себе сложившаяся традиция. Головы на оградах деревень. Посаженные на кол пленники. И тысячи жирных мух, тучей кружащие над этими полуразложившимися кусками мяса. Звери и то гуманней убивают жертву. И даже не знаешь, кому бить за это морду.

Кранц потряс головой, сбивая наваждение. Он поднял не сопротивляющегося Историка, попутно освободив его от веревок. Боец стоит перед ним пошатываясь. Ну что же, нужно применить старое доброе «стимулирование армейским способом». Сам командир таких методов не любил, но они помогали — тысячелетия практики подтверждали эффективность технологии.

–Соберись, тряпка — звонкая пощечина. — Здесь и сейчас — еще одна оплеуха, но уже с другой стороны, обжигает щеку. — Жертвы будут всегда. — мутный взгляд Историка никак не прояснялся. — Мы здесь чтобы остановить врага. А такой раскисший кусок известно чего даже собаку не испугает — она помочится на тебя! — он тряханул посильней. — Один слабак тут — тысячи убитых там. И этот слабак сейчас — ты! — лицом к лицу, так что жаркое дыхание Кранца обжигает бледное лицо Историка.

Никакого ответа. Только глаза стали металлически-колючими, серьезными. Взрослыми. В эту долю секунды Историк постарел, казалось, на десяток лет разом.

–Командир, — хриплые слова с трудом вылетали из опухшего горла, задерживаясь на разбитых губах. — Ради чего убивать их? Нас?

Кранц горестно вдохнул. Еще один философ. И без них тошно. Молча поддерживая Историка, он потащил его к выходу. Тот не сопротивляется, лишь механически передвигает ноги, стараясь не споткнуться. Они добрались до наспех разбитой большой палатки с поблекшим красным крестом на боку. Откинув тяжелый полог, Кранц втолкнул Историка в полутемные недра.

Здесь на койках в невообразимой тесноте и жаре лежат те, кому не посчастливилось умереть быстро в поле. В нос ударил терпкий запах спирта, гноя, запекшейся крови, давно не мытых тел и испражнений. Невесомая гипсовая пыль свербит в носу. Усталый санитар, невзирая на стоны, меняет повязку на голове очередного несчастного. Тяжелые капли сального пота скатываются на некогда белый халат, теперь безнадежно запятнанный желтоватыми потеками. Снятый бинт полетел в стоящее рядом ведро, наполненное такими же кровавыми тряпками. Медбрат, привычным движением отмотав свежий кусок марли, выудил из кармана пузырек и открыл его, от чего к адской симфонии зловония добавился душок фурацилина. Обмазав как следует повязку, он не церемонясь поднял голову больного, от чего бедняга заскулил совсем уж по-песьи. Быстро замотав ужасную рану в пол-лица, он оставил в покое несчастного, опустив его на черный, лоснящийся от пота сотен предыдущих мучеников, кусок каменной ваты, считающийся в армии подушкой.

Другие больные с ужасом ждут своей очереди на необходимую, но бессмысленную в этих условиях процедуру. Из-за разделяющей палатку металлической перегородки послышался визг пилы, вгрызающейся в кость. Высок этот звук, но крик, сдерживаемый кляпом, еще выше.

Историка чуть не выворотило наизнанку, он отшатнулся и задел рукой противно задребезжавший медицинский столик. Кранц не дал ему упасть, схватив и подтянув за подмышки, от чего тот совсем стал похож на мешок. Санитар повернулся на шум и криво ухмыльнулся:

–Гляди, какой нежный. Небось, только от мамкиной юбки отстал — гогоча, он указал на Историка пальцем. — А вот и мамка рядом. Ишь, как заботится. Выведи, а то сейчас пол заблюет, потом поскользнётся и к нам попадет.

Угрюмые обитатели палатки присоединились к неудачной шутке, сипло давясь натужным смехом.

–Заткнись, иначе спринцовку затолкаю куда нужно, потом долго выковыривать будешь — пообещал медбрату Кранц, выталкивая Историка наружу. Как раз вовремя — неуверенно шагнув, тот полусогнулся и начал шумно блевать.

Вышедший из палатки санитар вынес ведро с бинтами и подставил его Историку, чем вызвал у того еще один приступ тяжкой рвоты.

Хмурый Кранц стоял неподалеку, но спиной к действию. Рядом незаметно появился медик. Лейтенант сплюнул и вытащил из нагрудного кармана жестяной портсигар. Ловко выбив тоненькую папироску, потянулся за спичками. Поскребя щетину, грузный медбрат опередил его, достав из необъятного кармана халата зажигалку, и помог прикурить. Портсигар вернулся в карман. Они молча постояли пару секунд. Неожиданно санитар пожаловался вслух неизвестно кому:

–Обезболивающих-то нет, вот и латаем и режем их как есть, на живую. Посиди тут денек так вообще оглохнешь. Пусть покричит, зато живой останется. Нельзя не кричать, совсем больно иначе — он вопросительно посмотрел на Кранца. Тот передал ему дымящийся остаток папироски.

Крепко затянувшись, санитар продолжил свой монолог в никуда:

–Говорят, раньше вот напластают тебя мечом как докторскую, тут уже не сшить, не перевязать — лежи, умирай, на кишки свои смотри. Долго, некоторые часами так отходили. А сейчас гуманизм, попали в руку или ногу — не велика потеря, лежи смирно, выковыряют кусочек, перевяжут где положено, вот и живой, и вроде как повоевал. Единственно, что может и отрежут чего, так ведь протезы не дураки придумали. А если куда посерьезней ранят — голова там, или сердце, или вообще граната-идиотка зацепила, так изволь помереть. Так нет же — еще одна крепкая затяжка, — живучие гады. Тот, с лицом-то — ему и глаз разорвало, и мозг задело, а все кричит, жить просится. А там уже опухоль, гнить начинает все. Ему бы в госпиталь, так тот разбомбили еще дней пять назад. А ты сиди с ними, мучайся. Тебя один, а их — десяток, и каждый день прибавляются — поток сетований закончился с последней затяжкой, и санитар вернулся в свой маленький ад, напоследок щелкнув бычок в рой мух, собравшийся вокруг ведра.

Немного оклемавшийся Историк наконец разогнулся и угрюмо посмотрел на командира. Во рту стоит резкий противный привкус, до судорожного отвращения скрипят зубы. Кранц молча протянул небольшой флакон с янтарно-чистым содержимым. Отвинтив пробку, Историк принюхался — виски! Острый запах алкоголя вернул некоторую реальность чувствам. Осторожно пригубив, он прополоскал рот и сплюнул. Второй глоток мгновенно осушил флакон. Обжигающая жидкость быстро разогрела горло, стремительно опускаясь вниз. Перехватило дыхание, и уже через секунду мощный выдох очистил легкие от тяжелого духа полевой медицины.

Прояснившимся взглядом он обратился к Кранцу. Тот с хрустом размял плечи и повернул Историка к закатному солнцу. Неяркий багровый диск стремился скорее скрыться за горизонтом. Солнцу было не привыкать — тысячелетиями оно взирало с небес за тем, как копошатся люди на земле, убивая и калеча друг друга. Безмолвно принимало светило молитвы и стоны миллионов. Сколько побоищ и полей трупов оно освещало, сливая все краски в единый багрянец.

Молча они смотрели на этот закат. Легкий ветерок добавляет сухой шепот в безмолвие, внезапно повисшее над лагерем.

–Я не знаю, зачем убивают они — нарушил тишину Кранц. — но я знаю, зачем нужны мы. Остановить их. Наша одна смерть за сотни жизней других. Наша боль за спокойствие и счастье оставшихся. Не проси награды — еще плюнут на могилу, скажут дурак. Мог бы прекратить борьбу, остаться живым. Не слушай, их — обманывают. Слабые любят оправдания. Для них не ведомы ни честь, ни совесть. Мы — другие. Мы можем выстоять. Это наш ДОЛГ.

–

Протяжный гул и приглушенный грохот камнепада выводит Историка из забытья. Схватив ранец и винтовку, он порывается было к выходу, но Лис схватывает его за воротник так, что тугая ткань врезается в горло. Булькнув что-то неразборчивое, он осел на трясущийся пол пещеры. Чертыхнувшись, Лис валит его ничком. Остальные бойцы попрятались кто как мог.

Угрожающе трясутся стены пещеры, кажется, вот-вот обрушится ставший ненадежным свод. Мимо входа проносится мелкий щебень, дробно стуча о породу. Огромный кусок скалы с грохотом чуть не забаррикадировал выход. Ужас древнего человека перед природой вырвался на свободу и полностью овладел Историком.

–Лежи, дурак, авось пронесет. Там еще опасней. — Лис прижимает всем телом порывающегося встать бойца.

Через невыносимо долгую минуту земля успокоилась. В пещере сгустилась такая тишина, что ее можно резать ножом.

–Все целы? — уверенный голос Кранца разом прогоняет остатки страха. Со всех концов пещеры понеслось:

–Да.

–Цел, но прошу выдать новые штаны!

–Большей частью!

–А лицо болит от поцелуя с камнем — считается?

–Готов провести осмотр местности, командир. А то жутко не хочется больше здесь оставаться.

–Жив-здоров!

–Цел — просипел под тяжестью Лиса Историк.

–Так держать. — безулыбчивый Кранц не оценил юмора. — Радист, переключить прием на альфа-особый. Остальным — проверить амуницию и ждать дальнейших распоряжений.

Внешняя антенна чудом уцелела при обвале, так что связист быстро настроил приемник на нужную частоту.

–Товарищ лейтенант.. Альфа-особый. Вам нужно услышать — подавленный голос радиста сразу всех насторожил. Перед выходом с базы им выдали по аптечке, где помимо привычных медикаментов находилось по два пенала малинового и один серебристого цвета²… Но неужели ЭТО случилось?

Кранц выхватил протянутые наушники. По мере прослушивания его лицо сереет, превращаясь в непроницаемую маску. Медленно, контролируя каждое движение, он снимает наушники.

–Вывести на громкую связь — сильно напрягая связки так, чтобы не выдать дрожь в голосе, пророкотал Кранц.

Сквозь визг помех и завывания ионной бури пробивается искаженная волна:

–Автоматическая передача: использовано ядерное ОМП, всем подразделениям укрыться и ждать приказов. Повторяю, ситуация «А», использовано ядерное ОМП… — резкий треск прервал бесконечную монотонную запись.

Кранц внимательно следит за каждым — только бы не сорвались! В этот миг от одной искорки истерики вспыхнет пламя безумия. Еще секунда и уже ничего не исправить.

–Бойцы…Братья. Мы знали, что этот день придет — прерывающийся, но крепнущий от слова к слову голос Кранца проникает в глубины мечущихся разумов. — Мы — солдаты. Нас учили как выживать в самых сложных условиях. Сейчас мы должны применить наши знания. Крепитесь, братья — он замолчал.

Прислонившиеся к стене бойцы почти прижались плечами друг к другу. Поникшие головы. Полные горя взгляды — каждый начал вспоминать то, что осталось там, за пределами пещеры. Только Лис привычно спокоен и логичен — достав счетчик Гейгера, он поводил им в воздухе. Прибор остался беззвучен. Шаг за шагом приближаясь к выходу, он внимательно следит за показаниями — усиливающееся потрескивание нервирует всех. У самого проема счетчик застрекотал как хор сверчков в лунную ночь.

–Фон в три раза выше нормы, но не смертельно — деловито начал Лис, но тут налетел порыв пыльного ветра. Хор слился в беспрерывный писк. Рывком доскочив до центра пещеры, Лис метнулся к ранцу. Лейтенант сообразил на секунду позже:

–Отряд, слушай мою команду. Принять шесть таблеток радозина. Надеть защитные маски. Выполнять! — четко и уверенно приказал он.

Бойцы повиновались. Кранц облегченно вздохнул — все под контролем. Они справились, не поддались панике.

Следующие три дня можно описать одним словом — пустота. Они давно готовились к этому — бессмысленная война, которую с уверенностью можно назвать Третьей Мировой, шла уже год. Правда, здесь не было только двух противоборствующих сторон — в действительности, множество мелких конфликтов слились в один. Начавшаяся с того, что одни семитские племена побили другие семитские племена, война постепенно набирала все большие обороты — пожар народных волнений охватил сначала Африку и Аравийский полуостров, но это было привычно и не вызвало большого резонанса в мире. По сложившейся практике в эти районы отправили парочку авианосцев и забыли — у остального мира хватало и своих проблем. Затем этнические массы в Европе начали бунты и забастовки, призывая правительства прекратить военные действия против их исторических родин. Потом что-то не поделили Индия и Пакистан, но пока это были лишь приграничные стычки. Северная и Южная Кореи опять схлестнулись в борьбе неизвестно за что, в конфликт вмешался Китай и забурлил котел войны на Востоке. США пригрозили экономическими санкциями Китаю, на что посол китайцев сдержанно улыбнулся, выписал на альбомном листе сумму долга Штатов перед Народной Республикой и попросил передать это президенту — пусть выплатят, а потом уже грозят.

Не отставала и Южная Америка — во главе с Кубой латинские страны начали повсеместно вытеснять со своей территории иностранные компании, национализируя производство.

Беспорядки в Азии и Европе затронули и Россию — гражданские волнения охватили западную часть страны. Некоторые страны Восточной Европы попросили протектората у северной державы.

В общем, хоть и не было общего состояния войны, но критическая масса уже была почти достигнута. Последними каплями стали одновременный выход России и Китая из ООН, что фактически уничтожило организацию как таковую, и объявленный Джихад, формально за убийство Верховного Муфтия и Потомка пророка — меткий выстрел мирового терроризма, во всю мощь развернувшегося в эти темные дни, прямо в пороховую бочку.

Дальше начался ад на земле — каждый воевал против каждого. Уже неизвестно, где и какая война — толи гражданская, толи с внешним врагом. Все смешалось в тугой клубок бессмысленной агрессии и боли. Кто первым решился нажать на красную кнопку — неизвестно…

Последние три месяца отряд Кранца просто спасал гражданских по мере возможностей. Каждому из отряда было глубоко плевать, что и как там происходит наверху — здесь и сейчас погибали невинные. Всегда на острие атаки, быстрые и смертельные как удар стилета, разведчики научились быть самостоятельными и поступать по совести. Спаянные суровыми испытаниями, они знали, что никто из братьев не сдастся и не предаст. Семья, в которую сейчас пришло горе.

На три дня они просто остались наедине с самими собой, прощаясь с теми, кто был дорог. Никто не включал радио — каждый чувствовал, что остались только они вдевятером, и никогда больше отряд не подчинится тем, кто сотворил Апокалипсис.

В конце третьего дня Кранц оглядел отощавших и мрачных бойцов. Пора действовать дальше. Решительно подойдя к приемнику, он включил поиск по частотам. На многих был просто треск эфира. На других кто-то вещал про Второе Пришествие, кто-то называл себя Повелителем Мира и требовал немедленно всем склониться перед его мощью. Были и такие, кто утверждал — это инопланетное вторжение, и они лично видели НЛО, сжегшие города. Теперь долг каждого — вступить в силы Сопротивления. Попался даже один Король Ящериц. И еще сотни подобных. В общем, безумцев осталось столь же много.

На военных частотах слышны переговоры уцелевших частей — они координируют действия, пытаясь хоть как-то выправить ситуацию, организовывая эвакуацию из очагов поражения. Хотя, для некоторых война продолжалась, несмотря на очевидную абсурдность этого — на частотах штабов передаются бессмысленные приказы и требования.

Но чаще из приемника льются слезные просьбы о помощи на разных языках.

Слушая все это, разведчики преображались. Апатия уступила место привычной деловитости — они все еще живы, а вместе с ними и еще тысячи других. И где-то там нужна их помощь, их знания и умение выживать. Сейчас же главное — не умереть самим. Питаясь сухим пайком, они выжидали нужный момент.

На вторую неделю радиационный фон снаружи стабилизировался на отметке в полтора раза выше нормы. Впервые сквозь нависшие свинцовым щитом тучи выглянуло неяркое солнце. Теперь хотя бы можно было дойти до ручья. Пропущенная через угольный фильтр вода комом оседает в желудке, но это столь необходимая жидкость.

Установив еще пару антенн, они смогли принимать больше сигналов. Собирая по крупицам информацию из радиосводок и анализируя ее, они получили более-менее ясное представление о мире после дня «А».

Все крупные города перестали существовать, как и страны. Коммуникации разрушены полностью, спутниковой связи нет как таковой. Всюду экологические и гуманитарные катастрофы. Банды мародеров и рейдеров сотнями расплодились в пораженных анархией землях.

К концу четвертой недели приемник уловил странный сигнал. Сухой старческий голос спокойно передавал сигнал бедствия и координаты, дублируя их морзянкой. Найдя на карте это место, Кранц задумчиво покусывает карандаш — город в семидесяти километрах к северу от их позиции, там где раньше проходила линия фронта. Если быть более точным, то координаты соответствуют старому госпиталю.

Расчет неизвестного просителя верный — только с картами местности можно найти указанную точку, что автоматически отфильтровывает всякий сброд вроде бандитов. Плюс, это единственный появившийся сигнал в радиусе ста километров за прошедшие недели, а значит, наконец-то есть шанс начать делать хоть что-то.

Решившись, он вышел на площадку перед пещерой. Сидящие полукругом бойцы тут же вскочили и вытянулись по стойке смирно — как почувствовали, что сейчас командир обратится к ним с чем-то очень важным.

–Отряд. Мы больше не подчиняемся ничьим приказам, кроме велений долга, совести и зова сердца. Я призываю вас за собой. Наша помощь нужна людям в городе. Я уверен, что это гражданские. Возможно, они примут нас за врагов, ведь еще месяц назад наши страны враждовали. Но мы нужны им. — Кранц остановился перевести дыхание.

–Когда выдвигаемся, командир?