Об одном и том же

Зяма Исламбеков, 2019

В сборник «Об одном и том же» вошли: один роман, две повести, 10 рассказов и одно стихотворение, написанные Зямой Портосовичем Исламбековым в разные периоды творчества, в Санкт-Петербурге и на даче в Карелии. Имена, фамилии героев частично изменены, но все действия и события подлинные. В произведениях сборника может встречаться ненормативная лексика, приправленная для читательского глаза специальным символом «@». Использовать книжку следует только по прямому назначению! Все перепечатки без разрешения автора категорически запрещены! Минздрав России предупреждает: СОДЕРЖАЩИЙСЯ НА КАЖДОЙ СТРАНИЦЕ СВИНЕЦ СПОСОБСТВУЕТ ВОЗНИКНОВЕНИЮ РЯДА РАКОВЫХ ЗАБОЛЕВАНИЙ, ОСОБЕННО ПРЯМОЙ И, МОЖЕТ БЫТЬ, ДАЖЕ ДВЕНАДЦАТИПЕРСТНОЙ КИШКИ. Кроме того, туалетная бумага отечественного и импортного производства в пересчете на погонные метры не намного дороже испачканных свинцом книжных листов. Совет читателям с буйным воображением, пытливым умом и беспокойными ногами – не старайтесь найти автора, ему и самому достаточно непросто живется на белом свете! Вот и пишет он о наболевшем, до боли знакомом и близком… «Писал, пишу и буду писать!»

Всех под одну гребенку

Повесть

Пусть рожа алкоголика чумаза Любой из пьяниц счастлив и здоров Не пристает к ним ни одна зараза Ах, да… за исключением ментов.

© https://anekdoty.ru/p/pro-mentov/

Повесть, рождённая рассказом, но так и не ставшая романом

Данная повесть «родилась» из рассказа, опубликованного ещё в первой половине 2019 г., до событий с пандемией коронавируса COVID-19. Разумеется, мало кому интересно читать о переживаниях и муках творчества писателя, который из маленького рассказа вдруг берет и создаёт повесть, сюжет которой ему диктует сама жизнь. Таких литературных приёмов, пожалуй, в классической литературе не так уж и много, но они есть. Например, в поэзии, напишет какой-нибудь автор что-то такое, от чего, как говорится, «крышу» сносит… Одна-две строчки… Иногда и четверостишье, без рифмы, смысла, с кучей ошибок… А рецензии, пародии на данное графоманство — превосходят и по смыслу, и по содержанию сам оригинал…

* * *

На закате Брежневской эпохи в советском Ленинграде, как и везде в СССР, были меломаны, были любители иностранной попсы и были, разумеется, виниловые пластинки с альбомами популярных исполнителей иностранных музыкальных композиций. В конце семидесятых годов инженер получал от 115 до 125 рублей в месяц, грузчик имел свои законные 80 рублей, план в такси был 5 р. 20 коп. в час. При этом бутылка водки стоила 3 рубля 62 копейки, бутылка коньяка 4 рубля 12 копеек. Максимальная гражданская пенсия назначалась по выходу на заслуженный отдых в 55 лет для женщин и в 60 лет для мужчин в 120 рублей, а если Ветеран труда, то и 132 рубля, т. е. так называемая"персональная"пенсия. У военных было ещё круче. Если полковник или капитан первого ранга выходил на пенсию, то в независимости от выслуги лет и должности он получал свои законные 250 рублей. Все военные всегда бились за максимальную выслугу в 32 года (это вместе со льготной и т. п.). Стипендия в техникуме была 30 рублей, в институте — 40 рублей. Были и повышенные стипендии, а также с какими-то ведомственными доплатами. Госцена «копейки» Жигулей была 5600 рублей, а на барахолке, т. е. с рук, можно было легко взять «две цены» или даже поболее.

В большой стране жизнь кипела. Власть имела хорошую управляемость. Под запретом были спекуляция во всех её проявлениях, коррупция, операции с иностранной валютой и многое-многое другое, что сегодня в России либо разрешено, либо легко обходится людьми, делающими деньги, даже целые состояния из ничего. В современной России не только власть всё имеет, она имеет и бабки, и людей и что-то такое, что даёт ей уверенность в безнаказанности и перспективы в будущем.

В Cовдепии тоже были свои язвы общества, были и всеобщий дефицит, и уравниловка и деформация в области национальной политики и многое-многое другое, но до сих пор старшее поколение в странах бывшего СССР частенько вспоминает те застойные времена, а многие даже ностальгируют по тем далёким теперь уже временам, когда не было официальной безработицы, когда за фруктовые дела^[14] можно было получать зарплату и не просто жить, а ещё и достаточно неплохо, на общем фоне, разумеется.

В Ленинграде^[15] пластинки с хорошей музыкой всегда были в цене. Фирма грамзаписи Мелодия выпускала всё, что угодно, но только не Beatles, Deep Purple, Queen и т. д., а всякие там Веселые ребята, Самоцветы, Людмилу Зыкину и др. Спору нет, все исполнители должны быть на пластинках, т. к. каждый из них имеет свою целевую аудиторию, но почему же популярную среди молодёжи и людей среднего возраста музыку не пускали в широкие народные массы? Средняя цена винилового большого диска на 33 оборота колебалась от 1 р. 90 копеек (простой конверт) до 2 рубля 20 копеек (красочный, картонный конверт). А вот цена на подпольном рынке тех же самых Beatles или Black Sabbath, например, могла достигать и 120 — 180 рублей, в зависимости от производителя, названия альбома, его популярности, состояния самого диска и конверта. И были меломаны, крутившиеся в мире музыки, делавшие целые состояния на этой теме.

В Ленинграде по субботам и воскресеньям собиралась толпа меломанов, ценителей музыки у магазина Юный техник, на улице Краснопутиловской. От метро Автово на толкучку шел поток меломанов с пластинками. Продажи и обмены совершались уже на подходах к месту схода и это повторялось каждую неделю, каждый месяц, из года в год. Был в те времена такой слэнг, как труба, толпа, в центре…

— Ты завтра едешь на толпу? — спрашивал у приятеля какой-нибудь поклонник AC/DC (Эй-си/ди-си).

— Да нет, мы с ребятами будем на трубе. Если только после обеда ломанем на толпу, но пока непонятно, — отвечал приятель, подразумевая, что он подъедет на"сходку"в конце Суздальского и Светлановского проспектов, в поле, за трубу, т. е. за теплотрассу. Именно там собиралась толпа, превосходившая по численности сход в Автово в два-три раза, но пик приходился на воскресенье, а в Автово — на субботу.

Менты гоняли как могли, забирали ребят с пластами, грузили в автобусы, выписывали протоколы, привлекали даже к уголовной ответственности… Жаль, что в те времена не было видеофиксации, да и киношники-документалисты почему-то не снимали об этом сюжеты?!

И вот теперь-то, наконец, сама история, которую можно было бы даже экранизировать…

Было обычное февральское воскресенье, выходной во всех смыслах, во всех проявлениях этого слова. Первокурсник Виктор Захаров, проживавший с родителями на улице Брянцева, уже с 8 часов утра ходил по квартире как неприкаянный. Сегодня он отдыхал. Сессия была позади, все двойки за зимнюю сессию он уже пересдал, на плавание в бассейн ехать не надо, т. к. по воскресеньям, а это — единственный у него выходной день от учёбы и спорта, он был полностью предоставлен самому себе. Сделав получасовую гантельную гимнастику напротив настежь распахнутой балконной двери, отжавшись от пола 300 раз за 6 подходов, между которыми были приседания с восьмикилограммовыми гантелями по 100 раз в быстром темпе, Виктор полез под холодный душ. Отец крутился в трусах и в майке на кухне, что-то тёр тряпкой, что-то отмывал после готовки жены, а Захаров-младший готовился к завтраку с родителями, которые сегодня просто проспали, т. к. днём собирались ехать в гости к приятелям… Одним словом, это был не просто поход в гости, знак внимания и вежливости, а интересное время препровождение, с обжираловкой, выпивкой, шутками, анекдотами и музыцированием. Песни, танцы, просто игра на фортепьяно… В компании от 15 и более человек всегда было много евреев, а они, как известно, все очень и очень компанейские, музыкальные, талантливые люди. К слову сказать, в Ленинграде, в те годы, на 4 млн. населения проживало 460 тыс. евреев, украинцев и татар было гораздо меньше, хотя и их тоже хватало. И дружили тогда семьями, где была кровушка намешена ещё та, где были представители разных профессий и разного социального статуса, но всех отличало человеколюбие, жажда общения и что-то такое, чего сегодня уже, увы, сегодня почти и не встретишь. Кстати, родители Виктора к этническим русским имели самое, что ни на есть отдалённое отношение, т. к. мама Виктора была наполовину немкой, по матери, наполовину русской, по отцу, а папа имел биологического отца-белоруса и маму — украинку, дочь кулака из Закарпатья. Зато по паспорту и он, и его жена были русскими. Виктор, естественно, всегда и везде в анкетах писал, что мама — русская, отец — русский, да и он сам, естественно, тоже русский. Сегодня уже нет графы"национальность"в паспорте, но, как известно, бьют не по паспорту, а по лицу.

Встречались люди в те годы, как правило, на квартирах друг у друга, по кабакам ходить было не принято. Брали часто с собой детей, собак и что самое интересное — никто ведь не упивался, никто не хулиганил…

Виктор уже вышел из того возраста, когда ещё совсем недавно был вынужден таскаться с родителями на разного рода вечеринки и посиделки. Теперь он был уже большим и почти взрослым. У него был даже друг, женатик Вовка Семяримов, который своей однокласснице заделал дочку в 16 лет, и с которым он учился на соседних кафедрах на одном факультете, в Политехе. Вовка с молодой семьёй жил у тёщи, в небольшой четырехкомнатной квартире, где у него была целая комната на него, жену и маленькую дочку. Дома обоих первокурсников располагались в пяти минутах быстрого бега, а сколько это было в метрах или километрах, сейчас уже даже трудно сказать, т. к. друзья частенько забегали друг к другу в гости или просто так, как говорится, послушать музыку, да попизд@ть, и не по разу в день.

Виктор 15 первых лет жизни провел с семьёй на Украине. Учился в украинской школе с английским уклоном, активно занимался спортом и при всём при этом, как ни странно, постоянно простужался и болел, болел и болел. Лёжа в больнице, он много читал. Читал всё подряд, развивал память, кругозор и скорочтение, что, в конечном счёте, ему помогало нагонять в учёбе пропуски занятий, хорошо учиться и… заниматься спортом. Уроки делал быстро, а материал схватывал на лету. Болел и занимался яхтенным (парусным) спортом, плаванием, велосипедом и шахматами. И всё у него неплохо получалось, всё, вот только постоянно простужался, после чего долго болел, болел и болел…

Сменив климат и попав в солнечный Ленинград, где на весь год приходится аж целых 60 солнечных дней, где полгода зима и короткое лето с белыми ночами, Виктор перестал болеть и «хгэгать» на хохляцкий манер. Стали уходить из лексикона украинские слова и нелогизмы, поговорки и южное наречие. К третьему курсу он уже имел абсолютно правильную ленинградскую речь и никто не верил, что он свободно владел украинским, польским и английским языками, как, например, его мама, знавшая свой родной немецкий и латышский языки на уровне носителя.

В Ленинграде к спортивным увлечениям взамен парусам добавились гантельная гимнастика, лыжи, коньки и драки. Дрался последние годы часто, по различным поводам и без таковых. Рост 185 см, вес между 79 и 81 кг, короткая спортивная стрижка, уверенный взгляд и полное бесстрашие в глазах с элементами молодого авантюризма и спортивного нахальства, что очень и очень нравилось многим девушкам. Несмотря на то, что он по-прежнему продолжал много читать, говорил мало и рассказчиком был никудышным, поэтому больше любил молчать, да слушать. Однако были темы, где он мог не просто показать свою эрудицию, а ещё и оторваться по полной программе, блеснуть в выгодном свете. И это, прежде всего, была музыка. Нет, ни Бах, Шопен или Рахманинов, а та самая английская попса, тот самый тяжёлый рок, записи которого сводили его с ума и доводили до полного экстаза. Целый сервант был заставлен катушечными записями, а на письменном столе в его двенадцатиметровой комнате теперь стояли стерео проигрыватель, стерео магнитофон, кассетный магнитофон и две 25-ватные колонки, гремевшие с хорошими низами и верхами, а в отсутствие родителей — просто сводившие с ума всех бедных соседей, всё время стучавших в стенки, по батареям и даже по полу и потолку.

В девятом классе Виктор подсел на тяжёлый рок благодаря своим новым одноклассникам. А вот Володя Семяримов стал меломаном лишь благодаря Виктору. Это он, Витька, приобщил молодого женатика к музыке, но полностью ей (музыке) отдаваться Вовка не мог, т. к. мешали учёба, занятия борьбой, семья и тёща. Именно в таком порядке надо рассматривать все ограничения по музыке, так и только так, и никак иначе. Семьёй Вовка особо и не занимался. Несколько раз он по молодости убегал жить к родителям, затем, как ни в чем ни бывало, возвращался к жене и дочке, и так продолжалось несколько первых лет его семейной жизни.

Учился Семяримов, наверное, лучше Захарова, который, откровенно говоря, больше балбесничал, нежели грыз гранит науки. Когда Витька дважды в день, утром и вечером, плавал в бассейне, когда катался с корешами на мотоцикле или на велосипеде, Вовка сидел на лекциях или пил со студентами пиво и между делом делал контрольные и курсовики…

И тот и другой были нормальными ребятами, любившими спорт, девчонок и хорошую музыку. Они всегда были готовы придти на помощь друг другу и отдать последнее, что и самим-то было подчас необходимо, но если другу это было нужнее, то без колебаний и сожалений расставались с вещами легко и навсегда. Короче, ребята были большими долбоёб@ми, в хорошем смысле этого слова… А ведь сейчас в это понятие вкладывается совершенно другой смысл!?

Почему-то вдруг вспомнился одесский анекдот, где двое приятелей обсуждают общего знакомого Хаймовича.

— Фима, а знаешь, Хаймович-то, оказывается, пидорас?!

— Да ты шо?! — удивлённо восклицает Фима. — Шо, занял деньги и не отдаёт, подонок?

— Да не, Фима… В хорошем смысле этого слова, — успокаивает Сёма удивлённого этой новостью приятеля.

Но, друзья, вернемся в холодный февраль 1979 года, в последнее воскресенье месяца.

— Витя, ты скоро? — спросил сына через дверь его отец. — Выходи, будем скоро завтракать.

— Сейчас, папуля, — Виктор заканчивал принимать душ и уже готов был по-быстрому вытереться полотенцем и голышом выскочить из ванной. Одежда валялась в его комнате.

В момент его выхода из душа раздался звонок в дверь. Входную дверь в квартиру открыл в трусах и в майке отец. На пороге стоял Вовка Семяримов.

— Здрасьте! А Виктор дома?

— Дома. Проходи… Извини, я ещё не одет. Если надолго, раздевайся. Бери тапочки, ты знаешь где… А я пока пойду оденусь.

— А где Витька? — спросил Семяримов.

— Сейчас выйдет. Одевается…

— А Вы уже позавтракали? — спросил Володя.

— Собираемся. А что?

— Могу помочь с завтраком, — без тени смущения выпалил Володя.

— Нет, спасибо, — отец заканчивал натягивать спортивные штаны и разговор с приятелем сына вел из соседней комнаты через открытую дверь. — Завтрак простой, но сытный, как у нас говорят на флоте, макароны по-флотски и бутерброды с сыром… Будешь?

— Буду, если можно, а то я с вечера ничего не ел, — бесхитростно ответил Вовка.

— Если нетрудно, возьми из холодильника 6 яиц и поставь их вариться в кастрюле. Справишься?

— Не уверен, но попробую, — ответил Семяримов.

— А что так? — удивился отец.

— Да я больше специалист по дегустации, чем по готовке, — с улыбкой ответил Володя.

Наконец вышел Виктор. Он был в ментовской рубахе с длинными рукавами и затрапезных трениках, висевших на нем, словно на каком-то старпёре. Это было связано с тем, что в них он делал зарядку, бегал, катался на велосипеде, играл в хоккей, в футбол и даже частенько летал в магазин, когда его за чем-нибудь посылали родители.

— Вовка, а тебе чего не спится, а? — поинтересовался Виктор, который первым делом взялся за варку яиц и нарезку толстыми шматами хлеба для бутербродов.

— Да тёща отправила меня погулять с Наташкой, — ответил Володя с набитым макаронами ртом.

— Подожди, а где же Наташа? — удивился Виктор.

— Да в коляске у подъезда спит. Я её не стал будить и таскать с собой. Она только-только успокоилась. У Ирки жирное молоко. Орёт всё время и срётся с него.

— Кто орёт? — спросил Виктор.

— Да, если честно, то все четверо орут так, что хочется волком выть, — с серьёзным видом, но с мученическим лицом ответил Володя. Он уже съел половину порции макарон и начинал поглядывать на яйца. — Наверное, яйца уже готовы?

— Ещё минут 5 варки и можно будет снимать, — ответил отец, который лишь сейчас подключился к разговору друзей.

Капитан первого ранга, общаясь с нынешней гражданской молодёжью, всякий раз отмечал колоссальные различия между курсантами и студентами гражданских вузов. Что его младший сын, что его окружение — все были с какими-то странностями, которых он никак не мог с первого раза понять и принять.

— Витя, а ты сегодня на трубу не собираешься? — спросил Володя, заканчивавший первым завтрак чаепитием с бутербродом.

— Да можно было бы, — Виктор посмотрел на отца, который тщательно чистил для себя варёное яйцо. — А Наташка?

— С нами поедет, — заметил Володя. — Она будет ещё помогать нам.

— Каким это боком грудничок может помочь на толпе? — удивился Виктор.

— Мы под неё спрячем пласты на случай облавы. Если менты будут всех гонять, то нас они не тронут, мы с коляской.

— Ну, тебя-то может быть и не тронут, а меня заберут.

— Не бзди, я скажу, что ты со мной, — успокоил друга Владимир.

— Ребята! Не страдайте ерундой. Хорошая погода. Погуляйте с дочкой, пообщайтесь и если этого будет мало, то сбегайте, покатайтесь на лыжах, в хоккей в конце концов поиграйте… Мы к обеду уедем, можете даже тихонечко музыку послушать, в шахматы поиграть…

— Нет уж, спасибо… С Витькой в шахматы играть — это всё равно, что со мной в карты или с ним на бильярде, — с ухмылкой сказал Володя.

— Поясни? — спросил отец.

— Да Витьку никто и никогда не может обыграть ни в шахматы, ни на бильярде, ему же просто нет равных!

— А, в этом смысле?! Но ты же тоже хорошо играешь в шахматы?

— Да Вы же знаете, что хорошо — это не повод садиться с Виктором играть в шахматы. Он же любого вставит и причешет так, что мало не покажется.

— Ну, так что вы, ребята, всё-таки решили на сегодня?

— Пойдем на трубу. У меня в коляске пара пластов на обмен. Да у Витьки есть ещё с десяток. Вот всё это мы вдвоём за пару часов и выменяем. Правильно, Вить?

Через 10 минут друзья вышли из подъезда. Какая-то бабка тщетно укачивала орущую на весь двор Наташку, которая увидев отца, быстро сникла и только ещё пару минут горько всхлипывала и икала, а затем вырубилась и не просыпалась до самого кормления.

Девочка уснула после того, как Володя быстро на морозе поменял ей подгузник, полностью описанный. Сделал он это с такой скоростью, что можно было операцию вносить в книгу рекордов Гиннеса. До трубы дошли быстрым шагом за 20 минут. Народ всё прибывал и прибывал. Виктор ещё на подходе к толкучке успел выменять две пластинки на три, а затем новые три на пять"демократов", которых впоследствии поштучно поменял на каких-то неизвестных штатников, которые в свою очередь на уже более-менее приличные группы. Одним словом, день обещался быть удачным. К двум часам дня проснулась Наташка. Володя покормил её из рожка, который был у него во внутреннем кармане куртки. Малышка поела и опять уснула. Вовка бегал по полю с коляской и все смотрели на это чудо с неподдельным интересом. Невысокого роста со спортивной фигуркой парень, в кожаной широкополой шляпе, в дешёвой демисезонной куртке, в очках с роговой оправой, небритый, с внешностью ни то цыгана, ни то еврея, с хорошей кудрявой шевелюрой… с коляской и пластинками в руках бегал по толкучке… Это было что-то с чем-то!?

Виктор же старался дистанцировать от приятеля, у которого дела с обменом шли из рук вон плохо. Но периодически они пересекались на встречных или попутных курсах. Ровно в 14.10 подъехали менты и началась облава. Вовка никуда убегать не стал. Человек 800, а может быть и больше, словно тараканы, бросились наутёк в разные стороны. Труба делила поле схода на две части. С одной стороны было пространство между трубой и Суздальским проспектом, а с другой стороны, метрах в 20 от трубы проходила железнодорожная колея, за которой было здоровенное колхозное поле. Практически все побежали вдоль трубы в разных направлениях, но как ни странно, там стояло милицейское оцепление, а бежать в заснеженное поле — это было равносильно, что подписать себе приговор, т. к. было несколько милиционеров в спортивной форме, на лыжах и с наручниками. Эти мусорские спортсмены быстро повязали первых 20 человек, которых затем сопроводили до автобуса, набитого до отказа любителями музыки. Виктора взяли одним из первых. Пласты передать другу он просто не успел. В автобусе он занял на самой галёрке место у окна и начал раздумывать над тем, что будет плести в ментовке. Минут через десять показался у окна Володя с коляской, который губами шептал другу что-то по поводу пластов, но то ли от нервняка, то ли от страха, Виктор ничего толком не мог разобрать.

В 15.00 переполненный задержанными автобус подъехал ко входу в 15 — ое отделение милиции, находившееся в том же здании, что и 63-е отделение, на ул. Брянцева, в 300 метрах от Витькиного дома. Милиционеры через живой коридор от дверей автобуса до входа в ментовку по одному стали выводить из автобуса молодёжь и через пару минут"обезьянник"15-ого отделения милиции был битком забит любителями музыки. По скромным прикидкам в 40 метровой^[16] комнате набилось около 150 задержанных.

Виктор, как только зашел во внутрь здания, увидел перед входом с лестницы в коридор большой высокий металлический сейф, стоявший у стенки таким образом, что его все вынуждены были обходить стороной, чтобы попасть в коридор, ведший в обезьянник и несколько кабинетов, куда по очереди и таскали менты всех задержанных. Недолго думая, Виктор молниеносно просунул толстый пакет с 18-ю пластами за сейф. Никто из милиционеров этого не заметил. Однако парень, следовавший через одного, за Виктором, всё увидел и сделал тоже самое. Он был практически последним, выходившим из автобуса. Расчёт был прост: либо все пласты конфискуют менты, либо на обратной дороге ребята смогут забрать свои пакеты, если их раньше не заберёт кто-нибудь другой.

У Виктора с собой был паспорт и когда за очередным задержанным пришел в обезьянник сержант, то Виктор сам, добровольно попросился с ним выйти.

В комнате за простым казённым столом, на котором стояли грязная, видавшая виды пишущая машинка и обычный телефон, восседал милиционер в штатском. Он был неказист и всё время нервно курил одну папироску за другой. Его схема работы, т. н. милицейская методика или стратегия, сводилась к следующему: он держал на скамейке очередную жертву допроса в ожидании жалкой участи бедолаги пока колол и пробивал по телефону данные, которые сообщал задержанный, другой напарник составлял милицейский протокол. Составитель протоколов то и дело выбегал в коридор и тогда только один мент занимался всей рутиной, от которой крышу сносило уже после первых тридцати минут. Таким образом, в комнате кроме него постоянно находились два задержанных и один сержант, то и дело приводивший из обезьянника очередную жертву милицейского беспредела.

Виктор присел на скамейку и стал следить за допросом парня, у которого при нем изъяли две дорогих пластинки с записями группы Pink Floyd.

— Ну, Сергей Петрович, — обратился к студенту техникума сотрудник ОБХСС старший лейтенант милиции Климчук, — рассказывай, как ты дошел до такой жизни, на. Как, на, ты оказался, на, на поле, на?

— Да я только подъехал, — начал лепетать парнишка, которому ещё только-только исполнилось 16 лет. — Я, это самое, значит, подъехал к другу, чтобы он мне перевёл название песен. А меня, это самое, значит, раз и взяли, это самое. Вот…

— Как зовут твоего друга, на?

— Денис. Мы с ним вместе живём в общежитии.

— Он с тобой? Здесь, на?

— Нет. Он, это самое, не приехал сегодня, — продолжал нести какую-то ахинею Сергей.

— Так если он не приехал, на, зачем ты, на, тогда приехал к нему, на? — продолжал упорствовать обэхеэссесник^[17]. — Ты кончай, на, мне лепить горбатого, на! Я тебя сейчас, на, закрою, на, и будешь сидеть, на! Понял, на?

— Я честно Вам говорю, — со слезами на глазах продолжал оправдываться бедный Сергей.

— Значит так, на, бери ручку, бумагу, на, и садись вон за стол, на, и пиши всё, как было в действительности, на. Понял, на?

— А что писать?

— То и писать, на, как было дело, на. Вот, на, возьми образец, — оперативник протянул какой-то листок бумаги, на котором было отпечатано чье-то признание. — Вставишь туда свои данные, на, и всё, на. Понял, на? Давай… Так, следующий…

— Здравствуйте, — поздоровался Виктор с оперативником.

— Здравствуйте. Документы, на?!

— Паспорт или студенческий билет?

— Студент?

— Да, первый курс.

— Ну — ну… А ты как оказался там? А? — спросил старлей.

— А я проходил с приятелем мимо. Когда все стали разбегаться, то я остался с другом. Ко мне подбежали, заломили руки и посадили в автобус…

— Ты мне сказки не рассказывай, на, студент хренов, — прервал Витькин рассказ Климчук. — Ты мне всё по чесноку говори. Понял, на? Где твой друг? Где пластинки, на?

— Какие пластинки? — удивился Виктор. — Я вообще не понимаю за что меня задержали?!

— Так, не хочешь говорить по-хорошему, на, будем с тобой общаться по-плохому. А ну пошли! — опер встал и повёл Виктора к обезьяннику. — Так! Кто знает этого парня? — громко спросил Климчук у задержанных, притихших за решёткой как только они увидели мелкого опера.

Никто не нарушал тишины. Все молча наблюдали за опером и парнем, которого он держал за край рукава куртки.

— Я последний раз спрашиваю, кто его знает?

— А кто это? — вдруг послышалось из обезьянника.

— Это я вас всех спрашиваю! Кто-нибудь видел его сегодня или знает его, на?

Все дружно молчали.

— Так, пошли, — Климчук ушел обратно в кабинет вместе с Виктором. — Договорился с ними, да?

— С кем договорился? Я действительно случайно здесь оказался. Я же говорю вам, что я с другом и его дочкой гулял по Суздальскому проспекту…

— Так, ещё и дочка была? Да? — Климчук начинал выходить из себя. Он так разнервничался, что его беломорина даже выпала изо рта. — Ты, муд@к, будешь мне рассказывать, на, или будешь х@йню, бл@дь, нести, на? — заорал на Виктора оперок.

На крик прибежал ещё какой-то мужик в штатском и следом в кабинет зашел седовласый майор, у которого на кителе было множество различных милицейских значков, но почему-то не было ни одной колодки от медали.

— Климчук! Что тут у тебя происходит? — спросил майор у опера, которого всего трясло от ярости и злости.

— Товарищ майор, это задержанный, на, не колется, на! Несёт всякую ахинею, на. Говорит, что не при делах, на. Короче, лепит мне тут горбатого, на….

— Да никого я не обманываю, а пытаюсь рассказать, что меня по ошибке задержали и сюда доставили.

— Так, тебя как зовут? — спросил майор у Захарова.

— Виктор. Виктор Захаров. Я — студент, в политехе учусь, на первом курсе…

— Витя, а как ты здесь оказался? — поинтересовался майор у Захарова.

— Случайно. Я и сам не могу понять, как я здесь оказался?!

— Ну, это понятно, что случайно. Здесь большинство ребят случайно все оказались, — майор с улыбкой посмотрел на Климчука и затем продолжил. — Старлей, ты давай, оформляй студента и не тяни резину. Не хочет рассказывать — не надо. Составь протокол и далее, как положено. Пластинки изъял?

— Нет.

— Почему? — спросил майор.

— Говорит, что нет у него пластинок.

— Как нет? А где же они?

— Говорит, что у друга все пласты, — начал фантазировать Климчук.

— Я не говорил, что пластинки у друга. Мы с Володей и его дочкой гуляли по Суздальскому проспекту когда подъехал автобус и меня задержали. А пластинок у нас не было, — Виктор сидел с красным лицом и сильно волновался. Было видно, что парень нервничает и может в любой момент зареветь.

— Хорошо, а где же твой друг с дочкой? — с саркастической улыбкой спросил майор.

— Они, наверное, уже дома, — ответил Виктор. — Девочка не может столько гулять…

— А сколько девочке лет? — спросил майор, на лице которого было ни то удивление, ни то растерянность.

— Да я точно не знаю, но она в сентябре родилась, — ответил Виктор.

— В каком году?

— В прошлом.

— Так ей что, нет ещё и года? — удивился майор.

— Ну, да. Она совсем маленькая. Грудничок.

— А приятелю твоему, как там его? Володя? Ему сколько лет?

— Семнадцать, как и мне.

— Как семнадцать? Он что, в шестнадцать лет что ли женился? — удивился майор.

— Нет, в семнадцать. Когда Наташка родилась, то через неделю он и женился. Я у него на свадьбе был, — вдруг оживился Виктор.

— На свадьбе, говоришь?! Ну-ну… И ты, значит, ещё и свидетелем на свадьбе был, да?

— Нет, свидетелем у Вовки был Володька, его одноклассник, а я просто был у него на свадьбе, мы с ним в параллельных группах на одном факультете учимся.

— И давно ты знаешь своего приятеля? — продолжал задавать вопросы майор.

— Давно. Полгода, — с серьёзным видом заметил Виктор.

— Ах, вон оно что?! Полгода, значит, говоришь?! Полгода… А пластинки у Володи остались?

— Да не было у нас никаких пластинок. Мы просто гуляли и всё…

— По дороге? Да?

— По какой дороге? — удивился Виктор.

— По проезжей части, по Суздальскому проспекту, на котором нет тротуаров, — уточнил майор.

— А мы и не знали, что там нет тротуаров. Ведь сейчас зима, снег, а там всё было вытоптано и ходить с коляской было нормально…

— А как же тебя вдруг взяли? — не унимался майор. — Почему ты не сказал, что просто гуляешь с другом и его дочкой?

— Я говорил, но мне не поверили.

— А кому ты говорил? Ты можешь нам показать тех милиционеров, которые тебя посадили в автобус?

— Могу, конечно.

— Ну, пошли, студент, — майор вывел Виктора в коридор и вместе с опером направился к обезьяннику. — Ну, Виктор, показывай своих приятелей. Если их покажешь и они подтвердят, что ты нам рассказывал, то мы тебя отпустим. Ты понял нас?

— Нет, не понял.

— Почему? Тупой, что ли? Или выгораживаешь своих друзей? — майор опять начинал нервничать.

— Я никого здесь не знаю. У меня нет среди этих людей знакомых или друзей.

— Так, Климчук!

— Я, товарищ майор!

— Давай, отводи его обратно к себе. Я сейчас подойду.

Майор подошел к сержанту, сидевшему напротив обезьянника и следившего за порядком в помещении для задержанных.

— Коля, у тебя есть попить? — спросил майор у сержанта. — Что-то меня жажда замучила. Трудный фрукт попался…

— Есть чай, товарищ майор.

— А просто воды у тебя нет?

— В чайнике, но она тёплая, — ответил сержант.

— Плесни стаканчик. И заварки туда долей.

— С сахаром?

— Не, не надо. Просто дай попить.

Виктор сидел на стуле. Перед ним за столом восседал Климчук, баловавшийся со спичечным коробком, из которого смастерил игрушечный танк с дулом и двумя антеннами сзади. То и дело он спичкой его подталкивал, как будто это были попадания снарядов по корпусу настоящего танка. Выглядело это всё не столько забавно, сколько очень идиотски, если принять во внимание возраст, должность и место такой игры.

— Климчук, а ты его обыскивал?

— В смысле?

— В том смысле, что не съел же он свои пластинки? — майор достал пачку с дешевыми сигаретами и решил, было, закурить, но вдруг передумал. — Может быть он за пазухой держит?

Климчук начал обыскивать Захарова. Особо тщательно он простукивал рукава куртки и штанины брюк.

— Ты лучше, лучше смотри. Пусть разденется. До трусов.

Виктор быстро разделся. Климчук даже попытался залезть к Виктору в трусы, но майор уже скомандовал Захарову, чтобы тот мог одеваться.

— Так, Климчук, я знаю где пласты. Скажи Николаю, чтобы всех на несколько минут вывели из обезьянника. С вещами. Сходи, посмотри как следует под скамейками, поищи. Все возьмут свои диски. Которые там останутся — те и будут, значит, этого умника.

— Слушаюсь.

Виктор слышал, как шумно выходили и матерились задержанные. Майор не вытерпел и пошел лично досматривать обезьянник, но там было пусто. Сержант, который приглядывал за двумя задержанными в кабинете, также отлучился.

— Серега, бери свои документы, пласты и вали отсюда, пока никого нет, — посоветовал Виктор парню, который вместо писанины внимательно наблюдал за ситуацией с Виктором.

— А ты?

— Меня итак сейчас выпустят. У них на меня ничего нет. Бери всю пачку пластов и все документы и дуй отсюда. Я выйду, потом поделим диски. Понял?

— Понял. А где встретимся? — спросил Сергей.

— У таксопарка. Можешь меня на самой проходной подождать, чтобы не светиться на улице.

— Ладно, удачи!

Сергей быстро взял все вещи и тихонечко вышел с большой кучей конфискованных пластов и несколькими протоколами на улицу. Его никто не остановил, все занимались задержанными из обезьянника.

Когда обыск комнаты закончился полным фиаском для ментов, то в кабинет снова зашли старлей с майором. Оба были с злыми, серыми и чуть-чуть задумчивыми лицами.

— Так, студент, где пластинки? — вновь пристал с идиотским вопросом к Захарову седовласый майор. — Будешь говорить правду или нет?

— Товарищ майор, я всё честно Вам рассказал. Нет у меня никаких пластинок.

— Климчук! Сбегай-ка в автобус. Обшмонай салон. Вдруг он там спрятал. Возьми водителя, он всё знает там у себя.

— Слушаюсь, — старлей с нездоровым энтузиазмом бросился выполнять приказ старшего по званию офицера. А через 15 минут Климчук вернулся с пустыми руками. — Ничего нет, товарищ майор.

— Так, значит нет ничего?! Выходит, что он говорит правду? — майор наконец-то решил закурить. — Или он нас с тобой перехитрил?

— Да, товарищ майор.

— Что да? Головка от х@я! — майор злился на всех. Он был расстроен и тем, что в его практике такого случая ещё не было, хотя рынками, барахолками, толкучками он занимался последние 20 лет. — Отдай ему его паспорт и пусть идет отсюда куда хочет. Понял?

— Так точно, товарищ майор, — Климчук только сейчас заметил, что со стола пропали все протоколы, стопка пластинок и… второй задержанный, который писал объяснительную. — Товарищ майор! — Климчук обратился к майору, выходившему уже из кабинета. — Товарищ майор, пропало…

— Что пропало? — переспросил майор.

— Всё пропало, — упадническим голосом произнес старлей. — Пропали все протоколы, пластинки и документы.

Майор обернулся, посмотрел внимательно на старлея, затем обвёл пристальным взглядом кабинет, и только потом, уставившись на Виктора, спросил, — А где второй?

— Кто, Володя? — включил дурку Виктор. — Володя дома, с семьёй.

— Второй задержанный… — заорал что было мочи майор. — Где задержанный, бл@дь?

— Я не знаю. Я всё это время находился здесь.

— В окно выпрыгнул, — высказал предположение явившийся на крик сержант, который вместе с опером должен был следить за порядком в кабинете, за тем, чтобы задержанные кололись и брали на себя вину.

Майор подбежал к заклеенному на зиму окну. Бумага была целой, без повреждений или каких-либо следов вскрытия.

— Что ещё у тебя пропало, Климчук? — рявкнул на бедного опера майор.

— Всё пропало, — промямлил старлей.

— Так, а ты что здесь стоишь? — майор посмотрел на Виктора, а затем добавил, — Пошел вон отсюда! Ну?! Быстро! Ты свободен!

— Спасибо! — поблагодарил Виктор. — А можно забрать мой паспорт? Верните, пожалуйста, мой паспорт.

— Отдай ему его, бл@дь, паспорт и пусть идет на х@й, бл@дь, — скомандовал майор оперку с бледным, как у покойника, лицом.

— Не могу, товарищ майор, — Климчук дрожал словно осиновый лист. Он вдруг отчётливо осознал, что сегодня — не его день.

— Как не можешь? Почему?

— Пропал…

— Кто пропал? А? Не шути со мной, Климчук! Не играй с огнем!

— Паспорт пропал…

— Так, а ну пошли ко мне, — майор первым вышел из кабинета. Следом семенил старлей Климчук.

Пятнадцать минут ожидания для Захарова превратились в целую вечность. Виктор тщетно прислушивался к звукам в здании, но ничего, кроме общего шумового фона разобрать было невозможно. Ни майора, ни Климчука в кабинете не было. Сержант никуда не выходил.

Наконец дверь в кабинет распахнулась и снова на пороге появились двое — майор и старлей.

— Так, Виктор, мы ещё поищем твой паспорт, а пока Вы свободны. Мой кабинет № 21, второй этаж. В понедельник после 15.00 я буду Вас ждать у себя. Извините, пожалуйста, за недоразумения. До свидания.

Виктор танцующей походкой направился к выходу. Проходя большой сейф в коридоре, Захаров достал оба пакета с пластинками и, засунув их как следует под куртку, направился быстрым шагом к таксопарку, где его должен был ждать Сергей.

— Слушай, спасибо тебе ещё раз, — прямо с порога поблагодарил Виктора изнервничавшийся Сергей. — Всё нормально? Всё тихо там?

— Паспорт у тебя? — первым делом спросил Виктор.

— Да, вот, возьми, — Сергей протянул Захарову его паспорт. — Давай отсюда выйдем? Нам надо ещё пласты поделить… А что с протоколами будем делать?

— Ты куришь? — спросил Виктор.

— Да, а что?

— Сожги всё, — посоветовал Захаров.

— Что, всё сжечь?

— Да. Будут знать, долбо@бы, как людей обувать и разводить на бабки…

Не хвали пиво разливши, а хвали распивши.

Русская народная пословица

Умный человек иногда вынужден напиваться, чтобы проводить время с дураками

Эрнест Хемингуэй

Вовка пришел домой к жене и тёще. Тесть, как ни странно, был дома, а младшая сестра жены делала с матерью, т. е. с Вовкиной тёщей, уроки.

— Витька всё сделал правильно, только он не успел отдать мне пласты, — заканчивал свой рассказ тестю Володя Семяримов.

— Так, ясно, — резюмировал Николай Иванович. — Что планируешь делать?

— Хочу сбегать за пивом, — решительно ответил Вовка.

— Каким пивом? — удивился тесть.

— Разливным, — Володя пошел на балкон за трехлитровыми банками под пиво из ларька, где он частенько покупал в розлив неразбавленное пиво.

— А к Виктору сходить не думал? — поинтересовался Николай Иванович.

— Зачем?

— Узнать у него, как, что?! Он ведь с тобой был, да и друг ведь тебе?!

— Да у него наверняка всё в порядке, — без тени сомнения в голосе ответил Володя. — Витька в обиду себя не даст, выкрутится! — Володя был уверен в друге. — Вот только не ясно, догадается он, обормот, ко мне зайти, или мне опять надо к нему бежать?

— Я думаю, он на тебя зол, — констатировал Николай Иванович. — Ты же его подбил идти на толкучку и ты же его бросил…

— Ну, и дела?! Так всё перевернуть! Как же я его бросил? А Наташка? Или мне надо было с Наташкой в коляске в автобусе ехать в мусарню? Да?

— Я не знаю, Володя, но это всё мне, извини, крайне не нравится.

— Кстати, у Вас не будет трёхи^[18] на пиво? Хочу пивка с Витькой попить, — вдруг выпалил Володя тестю без доли смущения.

— Какое пиво? Ты в своем уме? — Николай Иванович был крайне недоволен поведением зятя. — Ты забыл, наверное, что Виктор, в отличие от тебя, пиво не пьёт?!

— Вот сегодня, как раз, такой случай, когда и можно и нужно познать мужицких радостей, — Володя улыбнулся и пошел в комнату к тёще за деньгами на пиво. — Маргарита Александровна, дайте, пожалуйста, пять рублей. Мы с Николаем Ивановичем хотим пиво дома попить.

— Володя, какое пиво? Тебе вообще ещё рано на пиво налегать, а Николаю Ивановичу так и подавно в выходной день незачем пить пиво, тем более ещё и с зятем. Нет, никакого пива! Всё Ире расскажу.

— Ладно, как хотите. Возьму деньги из денег на продукты.

— Володя, не смей! Ты слышишь меня?! Не бери продуктовые деньги на своё пиво! Я запрещаю тебе! — Маргарита Александровна быстро вскочила из-за стола, за которым она с дочкой делала уроки, и бросилась на кухню, но было уже поздно, зятёк вовсю шарился в кошельке, который он уже достал.

* * *

Виктор пребывал в крайне возбужденном состоянии. Теперь среди его новой коллекции пластинок были диски самой высокой ценовой категории. Были альбомы, о которых ещё недавно Виктор мог лишь только мечтать. Стояла дилемма, какой диск ставить первым на запись? По самым скромным подсчётам, сегодня надо было «прописать» не менее 45 альбомов. Даже если в среднем каждый диск (обе стороны) играл 45–50 минут, а то и все 60, а в сутках, как известно, было 24 часа, то на всё про всё оставалось трое суток, да не просто время на запись, а запись без спорта, учёбы и сна.

Звонка в дверь Виктор сразу же не услышал, т. к. музыка гремела вовсю и заглушала абсолютно всё не только в квартире, но и на всей лестничной площадке.

Володе хватило терпения и смекалки дождаться паузы, чтобы снова позвонить в дверь, которая открылась и из квартиры выглядывал возбужденный отпрыск четы Захаровых, в обвислых трениках, ментовской рубахе и красным лицом.

— Что слушаем? — с порога спросил Володя.

— Папл, — небрежно бросил Виктор и пошел в комнату за конвертом от диска. — На, подивися на конверт. Як тобі такий альбом?

— Ты чего? Опять на свой украинский перешел? Так и прёт на него? Тянет? — съязвил Владимир.

— Извини, как-то само собой, непроизвольно, — начал было оправдываться Виктор, но затем вернулся к теме нового альбома, который он и слушал, и одновременно записывал на магнитофон.

— Это откуда у тебя? — поинтересовался Володя.

Минут десять Виктор сбивчиво рассказывал другу о своих приключениях в ментовке, одновременно качаясь гантелями и приседая пистолетиком то на левой, то на правой ноге.

— Так, чуть не забыл, у тебя есть место в холодильнике? Надо пиво туда поставить, — Володя вдруг вспомнил о банке, оставленной у зеркала в прихожей.

— Ты что, пиво купил? — удивился Виктор.

— И не только. Зацени какую я воблу достал к пиву, — Володя развернул из газеты «Правда» шесть больших вяленых рыбёшек. — Сейчас мы с тобой отметим сегодняшний поход на толпу.

— Ты же знаешь, я пиво не пью!

— Ладно, черт с тобой! Тогда и воблы не получишь, — Володя говорил вполне серьёзно. — От тебя не убудет, если кружечку холодненького пивка под воблу…

— Запах будет? А что я родителям скажу?

— Дурень, посмотри на часы. Сейчас ещё и шести нет, а они раньше одиннадцати и не вернутся. К их приходу всё выветрится и не останется и следа от пива и рыбы.

— Уверен?

— Стопудово!

Часы показывали начало первого часа ночи. Пьяные в дупель друзья пытались поправить на себе одежду, когда в комнату вошли родители Виктора, вернувшиеся из гостей. Володя ещё мог стоять на ногах, а Виктору даже задницу от дивана было не оторвать. Более того, обоих несколько раз вырвало. И туалет, и ванная — всё было заблёвано студенческой молодежью, которые к пиву зачем-то добавили пол-литра спирта.

Дома в ту ночь Володя не ночевал. На занятия в Политех друзья поехали без завтрака, натощак. Ничего им в горло не лезло, сильно болела голова. Для Виктора первое знакомство с пивом и шилом прошло с последствиями. Целую неделю он не мог как следует плавать. Головная боль прошла к исходу третьих суток, общее недомогание окончательно ушло лишь к концу учебной недели. Родители два дня с ним не разговаривали. Первым «сломался» отец, который прочитал пятнадцатиминутную нотацию о вреде алкоголя и пагубности какого-либо общения с Семяримовым.

Глупца можно узнать по двум приметам: он много говорит о вещах, для него бесполезных, и высказывается о том, про что его не спрашивают

Чертоги разума. Убей в себе идиота! (Андрей Курпатов)

Хороших людей на свете хватает и если с ними правильно разговаривать, они становятся еще лучше

(Бруклин, Колм Тойбин)

Прошли годы. Заканчивался март 2020 г. В России начался карантин, обусловленный то ли коронавирусом COVID-19, то ли паникой мирового масштаба, а может быть вообще — жидомассонским заговором, целью которого была передел не только экономик государств, но и передел собственности во вселенском масштабе. В Санкт-Петербурге глава города продублировал распоряжение Москвы и ввел с 30 марта на целую неделю режим карантина. Всему наличному населению предписывалось находиться в городе, в своих квартирах. Малый и средний бизнес практически встал. Закрыты были стадионы, бассейны, спортивные комплексы, театры, музеи, ВУЗы, техникумы, школы, кафе, рестораны… Остались в рабочем режиме предприятия непрерывного цикла (производства), продуктовые магазины, аптеки и что-то там ещё. Народу значительно поубавилось, большинство сидело дома или на даче, куда выезжать руководство города не советовало. Метро продолжало работать, но большая часть наземного транспорта либо формально работало, т. к. половину маршрутов на период карантина отменили, либо резко увеличился интервал движения.

В дежурной части 44 отдела полиции сидел пожилой, грузный, седой мужчина. Он безрезультатно ожидал приглашения к оперуполномоченному Писюку О.К., которому был поручен материал проверки по заявлению гр. Захарова Виктора Ивановича, у которого среди бела дня пытались угнать его же автомашину. Преступление было совершено на территории 44 отдела полиции, рядом с озером Долгим, где двумя днями ранее была угнана машина Семяримова Владимира Игоревича, остановившегося рядом с озером, на том же злополучном месте, что и у гр. Захарова, чтобы где-нибудь в кустах справить большую нужду. Ему так приспичило, что Владимир Игоревич пулей вылетел из машины, оставив в замке зажигания ключи. Когда облегчившись в кустах, в 15 метрах от места, где он бросил машину, и потратив на весь процесс не более трех минут дневного времени он вышел к проезжей части, то его машины уже не было. Свидетелей и прохожих поблизости также не оказалось. Лейтенант полиции Олег Константинович Писюк предпринимал тщетные усилия по части расследования обоих преступлений, совершенных с интервалом в два дня примерно в одно и тоже время суток, в одном и том же месте Приморского района города.

Ожидание в дежурной части явно затягивалось, лейтенант был чем-то сильно занят и просто не выходил к своим потерпевшим. Сотрудники 44-ого отдела полиции постоянно куда-то выходили, затем возвращались, отчего могло создаться превратное представление о кипучей деятельности всего отдела. Уже спустя 30 минут ожидания и вынужденного наблюдения за организацией службы стала вырисовываться картина всеобщего пох@изма и непрофессионализма, но это, как ни странно, не самое главное в этой истории.

Если Захаров Виктор Иванович к своим шестидесяти годам набрал лишних сто килограммов веса, то Владимир Игоревич приобрел пивной животик, лысину и две вставные челюсти зубов на базе пяти верхних и трёх нижних родных зуба. Два микроинсульта также слегка наследили, изменив функционал лица и правой руки. Стакан теперь комфортнее было держать левой рукой, а широкая когда-то улыбка превратилась в саркастическую ухмылку. Увы, время не пощадило ни того, ни другого.

Как ни странно, бывшие друзья проживали невдалеке друг от друга, в том же районе города, где были совершены оба преступления. Более того, скорее по привычке, чем по необходимости, они раза два-три в году регулярно поздравляли друг друга с днями рождения и праздниками (последние десять лет исключительно через СМС), но на встречи выпускников института не ходили, да и не видели друг друга уже более тридцати лет.

Невезение — это судьба. Судьба — это характер и обстоятельства. Характер можно изменить, а обстоятельства — создать. И очень просто!

Приключения майора Звягина, Михаил Веллер

Когда на профессора Захарова среди белого дня у озера Долгого двое неизвестных попытались угнать его машину, то практически незамедлительно Виктор Иванович написал заявление, зарегистрировал его в дежурной части 44 отдела полиции (от места преступления расстояния было не более 300 метров) и более двух часов безрезультатно просидел в ожидании опроса его, как потерпевшего. Он сильно нервничал и не дождавшись, сказал дежурному, что уходит домой. Вообще, если уж всё рассказывать точно, как обстояло дело, то тирада возмущенного бездействием профессора заняла 15 минут. Но всё было напрасно, никто и слушать не желал старика, у которого в итоге машину не повредили и не угнали.

Он возвращался на машине домой и вдруг увидел пачку пятитысячных купюр, разбросанных вдоль проезжей части дороги. Резко остановившись и выбежав из машины, Захаров принялся собирать деньги, но сразу же заметил, что это были не деньги, а муляж, подделка. Сейчас легко можно приобрести такие фантики, которые кто-то использует в качестве закладок в книжках, кто-то — в качестве розыгрыша знакомых или друзей, но это и не важно, т. к. при внешнем общем сходстве явные признаки различий видны уже с расстояния метр. Размер, какие-то характерные замены символики, дополнительные надписи на обеих сторонах «купюр» и т. д., и т. п.

Пока Захаров пытался разжиться пятитысячными купюрами вдоль дороги, двое молодых парней залезли в машину и резко тронулись с места. Профессор побежал за машиной и одновременно, достав пульт автосигнализации, заблокировал двигатель. Машина задергалась и остановилась. Бежать пришлось метров 80 и для пожилого грузного мужчины это было много. Тем не менее, он успел схватить за рукав кожаной куртки пассажира, который уже прихватил с заднего сидения профессорский дипломат и пытался скрыться, но… не успел.

Захаров сделал воришке подсечку. Парень упал, а поверх него плюхнулась туша в 160 кГ живого веса. Следом правая рука, а за ней и левая ладошками стали молотить по лицу угонщика. Сопротивлялся парень слабо, т. к. полтора центнера — это не шутка, да и удары с каждым разом становились точнее и сильнее. На помощь подоспел тот, что сидел за рулём. Виктор Иванович протянул в его сторону левую руку и потребовал вернуть ключи от машины. Парень без разговоров передал ключи, а затем ногой что было силы двинул мужчине по затылку. Удар был сильным, но не точным, т. к. правая нога лишь проскочила над головой, слегка задев затылочную область. Второго удара уже не было. Виктор Иванович быстро, как мог, разумеется, встал на ноги, прошелся по лицу лежавшего на земле парня и ринулся бесстрашно в сторону обидчика.

Борьбы или драки не было, т. к. оба быстро ретировались, не соло нахлебавшись. Машина, ключи, дипломат — всё осталось у Виктора Ивановича. До отдела полиции оставалось чуть более двухсот метров. Здание было в прямой видимости, из него то выходили, то наоборот — входили люди, но никто, ни прохожие, ни доблестные полицейские — не обратили никакого внимания на драку. Более того, угонщики побежали в сторону 44-ого отдела полиции и когда пробегали мимо входа в здания, то рядом находилось человек 5–6 сержантов, мирно куривших и обсуждавших, наверное, проблемы мирового масштаба.

По периметру здания располагались видеокамеры, и Виктор Иванович требовал от полицейских, чтобы они по видеозаписям сделали фотографии преступников, но всё было тщетно, его никто не слушал, да и не хотел слушать. Причина банальная — все обсуждали пандемию с коронавирусом COVID-19.

В 2 часа ночи Виктор Иванович проснулся от того, что ему позвонил оперуполномоченный Писюк, которому передали заявительский материал.

— Здрастуйте! Не спіть? — прошепелявил какой-то детский голос. — Це зво́нит Пісюк з сорок четвертого. Можеш підійти до мене?^[19]

— Кто это балуется? — не понял спросонья профессор.

— Чи не балується, бл@дь, а зво́нит, Пісюк, оперуповноважений з 44-ого, лейтенант поліції. Ясно? — С негодованием выпалил детский голос^[20].

— Какой такой Писюк? — удивился ещё не проснувшийся окончательно профессор.

— Фамилия у мене такий. Пі-сюк.

— Писюк, ты на часы смотрел? Третий час ночи…

— И шо? Тобі машина потрібна? Треба, щоб викрадачів затримали^[21]?

— Поймали угонщиков? — уже более миролюбиво спросил Виктор Иванович.

— Так, коротше, бл@дь. Приходь, поговоримо. Все дізнаєшся. Я тут на суткіх. Прийдеш, запитаєш оперуповноваженого карного розшуку лейтенанта Пісюк. Тільки паспорт і документи на машину не забудь, бл@дь.^[22]

Первым узнал однокашника Семяримов, да и то лишь после того, как О.К. Писюк назвал дважды фамилию Захарова.

Вот именно в этом месте, а может быть и ранее, следовало бы поставить точку в повествовании, т. к. следующая история с Захаровым и Семяримовым — это, по сути — новая история с новым сюжетом и весьма необычным финалом. Не понятно, для чего было перемешивать студенческие годы с суровыми двадцатыми, когда и страны Советов больше не было, да и режим власти в капиталистической России теперь просто трещал по швам из-за тотальной коррупции, воровства и резкого обнищания народных масс!? В данный момент в путинской вотчине многое изменилось настолько, что молодежи, например, даже представить невозможно, что было 40 — 50 лет тому назад — это всё равно, что совершить самое настоящее путешествие на машине времени в далёкое прошлое.

Простой пример, в 70-ых годах 20-ого века в СССР официально проституции или наркотизма, как привычных, увы, сегодня мировых явлений, просто не было. А вот алкоголизм, воровство и взяточничество, коррупция и преступность — это всё было. Было, но в несколько другом виде, в другом обличии и в других размерах и масштабах. Не случайно в начале повествования описывается сцена необычного завтрака двух друзей после незваного утреннего визита молодого женатика домой в семью действующего морского офицера, капитана первого ранга Захарова Ивана Степановича. Теоретически такое, вероятно, и сегодня возможно, например, в курсантской среде, но только не в студенческой, да ещё в Санкт-Петербурге, где уже давно дети не ходят друг к другу в гости, где если и дружат, то как-то вне дома, на расстоянии… Жильцы в подъездах, особенно молодежь, часто не здороваются друг с другом. Процентов 20, а то и более того, снимают комнаты или квартиры, покидая навсегда свои «малые родины» в поисках работы и эфемерного счастья. А в Москве этот процент «москвичей» без собственного жилья ещё больше. Чудеса? Нет, просто такое время, такая жизнь…

Например, пол века тому назад можно было заняться сексом без резинки, без последствий и практически без страха и опасения подцепить какую-нибудь венерическую заразу. СПИДа тогда не было, да и сифилис с триппером — это было что-то экстраординарное, экзотическое. В аптеках продавался лишь один вид презервативов, проверенный «Электроником», которые сильно смахивали на обычные напальчники. Секс в резинке в брежневские времена был также непопулярен как, например, оральный или анальный секс, как секс между однополыми партнерами. В СССР не было никаких интим-магазинов, да и разводов было значительно меньше, чем сегодня, когда процент неполных семей начинает угрожать исчезновению института семьи и брака…

Интернета и сотовых телефонов, компьютеров и квадрокоптеров тогда не было, а жизнь в далеких 70-ых годах 20-ого века не просто была, она кипела и бурлила. Все общались друг с другом реально, а не виртуально, вели активный, насыщенный событиями образ жизни. Не было такой озлобленности у людей, да и расизма с национализмом на бытовом уровне было в разы меньше.

Но вернемся к нашим героям и событиям, развернувшимся в самый разгар череды мировых событий, мимо которых невозможно пройти стороной.

В МВД России денег на закупку одноразовых масок не было. Возможно, у руководства ведомства не было ещё и мозгов, т. к. объяснить с помощью логики или здравого смысла приказ министра — всем сотрудникам работать в «балаклавах» — это было «что-то с чем-то», за гранью понимания. Некоторые сотрудники, из числа особо одаренных, использовали грязные, видавшие виды одноразовые маски, которые просто болтались у них на шее, имитируя «недавнее снятие» по образцу и подобию хирургов, выходящих из операционной после многочасовой операции. На всё это без слёз и смеха невозможно было смотреть.

Оперуполномоченный О.К. Писюк, молодой человек с явными признаками сколиоза и близорукости, тщедушного телосложения — старался выглядеть как можно солиднее и старше своего возраста, для чего он явно корректировал обычную свою походку и манеру разговора. Ростом и комплекцией он явно не дотягивал до фигуры лидера нации даже в молодые годы. Более того, его косолапая поступь с явными признаками плоскостопия порождала нездоровые догадки по части его родословной, поскольку очевидно было, что родители, Писюки-старшие, должны были быть либо очень богатыми, либо просто «большими» людьми, если смогли «внедрить» в полицию своё чадо. Однако всё путал акцент и южный говор Писюка. Не секрет, что и в армии, и в силовых структурах и раньше, и сейчас — очень высок процент лиц украинской национальности. Возможно, Олегу Константиновичу в вопросе трудоустройства просто повезло, т. к. с такими внешними данными, да, как впоследствии выяснилось, аналитическими способностями и юридическим образованием… О.К. Писюк явно был прохожим в МВД РФ?!

Олег Константинович сильно «гакал», шепелявил и не выговаривал букву «р». Тембр голоса с рождения не претерпел каких-либо значительных изменений. Подростковой мутации голоса как не было, так и в ближайшее время не ожидалась. Более того, всё портило дефекты речи и дикции. Ко всему прочему, как ни странно, в разговоре Олег Константинович спокойно обходился пятью-шестью словами ненормативной лексики и гремучей смесью суржика^[23] из 50–60 слов и не более того, даже в общении с начальством или заявителями. Из всего этого читатель с пытливым умом может сделать лишь один правильный вывод — начальник уголовного розыска и начальник 44 отдела полиции УМВД РФ по г. Санкт-Петербургу — оба были этническими украинцами.

— Ну-с, громадянин Захаров! Що тут у Вас ще^[24]? — обратился к Захарову через балаклаву лейтенант полиции Писюк.

Из-за того, что рот его был прикрыт балаклавой, невозможно было понять, что он произнес. Дикция и кусок материи делали своё дело. Однако профессор Захаров Виктор Иванович был, как говорится, не пальцем деланный. Возможно, он и не понял дословно сей тирады, но основной смысл он всё же уловил.

— Я написав Вам докладне пояснення, до якого доклав показання двох свідків. Крім того, є відеозапис їх показань. Ось, на цьому самому диску записані два відеофайлу. Будь ласка, долучіть все це до матеріалу перевірки^[25], — Виктор Иванович незаметно для себя вдруг перешел на литературный украинский язык, которым он не практиковал лет пять, а то и поболее.

— Я, бл@дь, не розумію ні х@я, якого х@я ти, м@дило грішна, проявляєш ініціативу і робиш за мене мою ж роботу? А^[26]? — Только это и успел спросить молодой лейтенант, т. к. следом получил короткий апперкот^[27] от вмиг пришедшего в ярость профессора.

Ножки моментально подкосились и молодой оперок обмяк на руках Захарова, который успел заботливо поймать «кузнечика» и поместить обмякшее тело на скамейку рядом с Семяримовым.

— Витя, ты? — не то обрадовался, не то удивился Владимир Игоревич.

— Виктор Иванович, — поправил мужчину Захаров, но присмотревшись к нему вдруг резко двинулся в его сторону и мужчины одновременно крепко обнялись.

Несколько минут они цокали языками и отваливали друг другу комплименты и лёгкие шуточки. Затем Семяримов внезапно с серьёзным лицом спросил своего институтского друга о «судьбе» Писюка.

— А с этим что делать будем? — Поинтересовался Владимир Игоревич.

— Да… Вопрос конечно интересный… Тут его оставлять нельзя. Надо бы его куда-нибудь пристроить?!

— На улице, возле автостоянки, стоят большие мусорные баки. Давай мусорка туда снесем?! — предложил с лукавой улыбкой Семяримов.

— Мусора к мусору? — задумчиво промямлил Захаров. — Нет, повяжут… Лучше его в туалет отнести. Посадим эрудита на унитаз и пусть сидит, отдыхает. Очухается не раньше, чем через полчаса, слабенький…

— А где туалет знаешь?

— А то!? — не без гордости ответил профессор.

— Давай вдвоем его отнесем, — предложил свою помощь Владимир Игоревич.

— Не парься, Вовчик! Я его и один донесу. Лучше дежурного отвлеки, чтобы я спокойно этого Писюка мог отнести в отхожее место.

Семяримов подошел к окну дежурного. За столом сидела лейтенант полиции неопределенного возраста. На вскидку ей было от 30 до 50. Дама была в мятом форменном обмундировании с ярко и широко разукрашенными помадой губами. Она украдкой курила, пряча под столом сигаретку, то и дело зыркая по сторонам, чтобы, наверное, не спалиться, если вдруг кто-либо из руководства отдела не нарисуется с проверкой. Всякое ведь могло случиться?!

— Скажите, пожалуйста, а как пройти к библиотеке? — с серьёзным видом обратился Семяримов к дежурному.

— Какой ещё библиотеке? — не поняла вопроса дежурная.

— К библиотеке имени Ленина, — уточнил Семяримов.

Простой, казалось бы вопрос, вдруг поставил женщину в тупик. Дамочка крепко задумалась.

— Слушайте, не морочьте мне голову! Нет здесь никакой библиотеки.

Тем временем Захаров прошмыгнул с телом по коридору и оказался в служебном туалете, где табачный дым стоял коромыслом и повсюду на полу валялись окурки от сигарет и папирос. Странно было, что на глаза не попадались ни шприцы с иголками, ни пустые бутылки и банки из-под пива или джин-тоника.

Не прошло и минуты как в туалет вошел Семяримов.

— Ну, чего с ним будем делать? — поинтересовался он у Захарова судьбой «бессознательного» Писюка.

— Слушай, на ум лишь приходит самое банальное… Может, его посадить на унитаз, да закрыть изнутри? Как думаешь, а?

— Давай, — Семяримов приспустил брюки с трусами и посадил Писюка на очко. — Давай его сфоткаем на всякий случай?! — предложил Владимир Игоревич.

— Делай с ним что хочешь… Мне уже всё это порядком надоело. Пошли к нему в кабинет, посмотрим, чем он там занимается, — предложил Захаров и выйдя из туалета неспешно направился в уголовный розыск. — Заодно проверим, насколько продвинулись оперативно-розыскные мероприятия в части наших дел?! — Проделав пару-тройку шагов, он вдруг остановился, затем резко повернулся назад и решительно зашагал обратно. Сняв О.К. с унитаза, Захаров взвалил бедолагу на правое плечо и понес со спущенными трусами к рабочему кабинету Писюка.

Подразделение УР находилось на первом этаже за глухой металлической дверью, которая то и дело открывалась-закрывалась, т. к. полицейские постоянно ходили взад-вперед: то кого-то встречали или провожали, то к руководству, то в дежурку, то на улицу… Одним словом, проходной двор, да и только. Не прошло и минуты как дверь в УР открылась и из неё вышли двое. Наверное, пошли на улицу, т. к. были тепло одеты. Оба друга заволокли бесчувственное тело оперка в УР. Кабинет Писюка был не заперт и в нем, к счастью или на беду, никого не было.

Все три стола маленькой комнаты, равно как и стулья, были завалены бумагами и разными вещдоками. Известно, что в теории уголовного сыска все вещдоки (вещественные доказательства) должны непременно храниться в специальных комнатах хранения с ограниченным доступом, строжайшей охраной, вдали от посторонних глаз и случайных людей. Для тех, кто думает, что вещдоки — это ерунда, привожу в сноске содержание статьи 82 уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации^[28].

К счастью или на беду, но рассказ не о том, как и где должны храниться вещдоки. Более того, у автора даже и в мыслях не было, да и быть не могло возводить поклёп или критику на деятельность славных российских правоохранителей. Использование ряда терминов обусловлено не желанием унизить или оскорбить госорганы, органы исполнительной ветви власти и всё такое прочее, а лишь с целью передать саму атмосферу и чего-то там ещё такое, без чего, как наивно полагает автор, рассказ был бы неполным и неинтересным.

Не долго думая, профессор водрузил бесчувственное тело Писюка на четыре новеньких автопокрышки, стоявших в стопке, одна на другой, в правом ближнем углу кабинета, при входе.

Очистив от каких-то там служебных бумаг два стула, друзья удобно расположились друг напротив друга у захламленного стола Писюка.

— Вить, — обратился к Захарову Семяримов, — а на хрена ты этого пацана вырубил?

— Да сам не пойму… Как-то всё на автомате получилось. Помню лишь, что он начал какую-то пургу нести, оскорблял меня… Ну, в общем, не сдержался и двинул красавцу. В следующий раз будет знать, как надо вести себя в обществе приличных людей.

Смеялись друзья от души и громко пару минут, то и дело похлопывая друг друга по коленям. А когда успокоились, то перешли на серьёзный разговор, маленькую часть которого уместно привести.

— Вить, а ты чего это так раздобрел, а? — Семяримов внимательно поглядел другу в глаза, а затем продолжил, — Ты ведь всегда спортом занимался?

— Да это всё после Афгана… После трёх ранений, которые я получил от душманов. Полгода меня кидало и мотало по госпиталям, да санаториям. Вроде бы сначала всё шло «тьфу-тьфу-тьфу» хорошо, но спортом я больше не занимался, а жир с каждым годом стал прирастать и прирастать. Да и сидячий образ жизни явно не способствует спортивной фигуре… А у тебя — то как?

— Погоди, погоди, насчёт сидячего образа жизни… Ну-ка поподробнее?!

— Да нет, сидячий — это не в смысле сидения в местах, не столь отдаленных, а в том смысле, что у меня ярко выраженная гиподинамия, мало двигаюсь. Я ведь сейчас профессором подрабатываю. Второй десяток, как на пенсии, а жить-то как-то надо?! Вот и кручусь-верчусь, как белка в колесе…

— А, в этом смысле?! Фу, а то уж я прямо испугался вначале, — Семяримов достал из левого кармана своих джинсов свежий носовой платок, снял очки в дорогой роговой оправе и начал тщательно протирать им окуляры, то и дело аккуратно, с важным видом на них дуя. — А я по-прежнему работаю в бизнесе, Генеральный директор крупной в районе, а м.б. и в городе, мультимедийной компании. Интернет, телевидение, телефония и всякое там такое… Да, Витёк, давненько мы не виделись с тобой…

Друзья долго ещё вели приятельский разговор, как вдруг зашедший в свой кабинет «напарник» Писюка, старший лейтенант полиции Гнашечко, не сделал обоим замечание.

— Так, уважаемые, бл@, вы долго, бл@, будете, бл@ на х@й, всякую х@йню, бл@, нести, бл@? Мешаете, бл@, работать, бл@ на х@й! — Гнашечко, как оказалось, тихонько вернулся в свой кабинет и за своим рабочим место пытался почистить свой табельный пистолет, для чего он произвел полную разборку оружия, но то ли в спешке, то ли случайно, у него вдруг куда-то потерялась важная деталь от пистолета, без которой он не мог собрать свой ствол. Старлей явно нервничал и тщетно пытался найти недостающую деталь боевого оружия.

— Извините, — виновато промямлил Семяримов.

— Извините, пожалуйста, — Захаров с Семяримовым не заметили, как тихонько в кабинет вошел коллега Писюка Гнашечко. У него, как и у большинства сотрудников 44 отдела полиции, защитная маска была опущена на шею. — Скажите, кто-нибудь вообще занимается нашими делами?

— Занимается, занимается, — без энтузиазма в голосе ответил Гнашечко. — Кстати, а чего это, бл@дь, вы тут, бл@дь на х@й, сидите, бл@дь? А? А где ваш этот, бл@дь? — и, о чудо!? Только сейчас Гнашечко заметил скрюченного, без штанов и трусов Писюка, восседавшего на вещдоке в какой-то неестественной позе с безучастным лицом. — Олег, бл@! Олег! — громко позвал своего сослуживца молодой старлей. Тело О.К. не подавало никаких признаков жизни. — Что это с ним? — испуганно спросил Гнашечко.

— Коронавирус?! — высказал предположение Семяримов. — Он привел нас, посадил, затем залез на колеса и начал…

— Чё? — прервал рассказ Гнашечко. — Чё ты гонишь, бл@? А?

— Молодой человек, всё так и было, — вмешался в разговор Захаров. Просто мы не наблюдали за ним, т. к. нам это не интересно…

Гнашечко резко встал и подошел к Писюку. Он зачем-то вдруг натянул на себя защитную маску и начал тыкать указательным пальцем в шею, щёки, нос своему коллеге. Прикосновения были лёгкими и следов от пальца не оставляли. И лишь только затем он решил снять с О.К. балаклаву.

— Надо ему дать попить, — посоветовал Семяримов, — или вызвать врача. У него может в тяжелой форме протекать Covid-19?!

— Чё? — испугался Гнашечко. Пребывая в лёгком смятении, он затем вдруг быстро достал из нижнего ящика своего стола граненый стакан и початую бутылку водки.

Налив в стакан чуть больше половины водки, старлей поднес ко рту Писюка «аля-воду» и попытался влить бедолаге вовнутрь лекарственный бальзам, но даже вторая попытка не увенчалась успехом. От сильного волнения стакан лишь сильно бил по зубам приоткрытого рта. Тогда, оглянувшись по сторонам, Гнашечко решительно залпом осушил почти полный стакан с водкой, а затем прямо из горлышка бутылки стал быстро вливать остатки божественного лекарства в глотку лейтенанта. Бутылка издавала какофонию звуков от дребезжания и клацанья по зубам стекла до вливавшейся в горло жидкости. Сейчас можно лишь высказывать предположения, что произошло, т. к. прямых доказательств, увы, не было, но, наверное, старлей интуитивно выбрал не самый худший вариант приведения в чувства своего сослуживца. В Писюка в общей сложности вошло чуть более 250 граммов водки. Вливание длилось секунд пять — максимум шесть. Вероятно, после апперкота у Писюка вылетело несколько зубов, которые оставались всё то время во рту О.К., т. к. когда водка была вся залита, словно бензин из канистры в горловину бензобака, оперуполномоченный Писюк вдруг начал резко кашлять и прямо в грудь Гнашечко бедняга выплюнул один из выбитых нижних зубов. Остальные три зуба О.К. проглотил, запив злополучной водкой. Быстро придя в сознание, Писюк легко слез с колёс, машинально натянул трусы с брюками и, застёгивая ширинку, начал внимательно ощупывать языком нижнее нёбо, где ещё недавно были все его зубы. Увидев на полу окровавленный свой нижний центральный зуб, Писюк вдруг харкнул кровью и… снова потерял сознание.

— Что это с ним, бл@дь? — Гнашечко с широко раскрытыми от удивления глазами, яростно моргал, то и дело переводя взоры с Писюка на Захарова, затем на Семяримова. — Чего это он, бл@дь? А?

— Наверное, коронавирус COVID-19 начал на бедолагу действовать?! — высказал предположение с глубокомысленным видом Семяримов.

— Коронавирус… А это, бл@дь, чего? — Гнашечко пнул ногой окровавленный передний зуб Писюка, валявшийся у его ног.

— Да не бзди, дружище! — успокоил Семяримов опешившего старлея Семяримов. — Мы не скажем, что ты выбил горлышком бутылки лейтенанту зуб…

— Я? Зуб? — Гнашечко был в полном ахуе.

— Или зубы, — уточнил Семяримов. — Я правильно говорю, товарищ профессор?

— Профессор? — Гнашечко медленно сел за свой стол и закурил.

Внезапно дверь кабинета раскрылась и в проёме показалось тело майора, зам. начальника 44 отдела полиции по службе.

— Так, Гнашечко, как у вас дела? Работаете? — поинтересовался майор, совершавший, по всей видимости, плановый обход всех служебных кабинетов.

— Так точно, товарищ майор, на, — упадническим голосом доложил Гнашечко своему проверяющему.

— А что это с Писюком? А? — майор подошел к лейтенанту, сидевшему на полу возле стопки шин без сознания. Изо рта О.К. струилась кровь. — А это ещё что за дела? — громко спросил майор.

— Короновирус, товарищ майор, бл@, — невнятно промямлил Гнашечко. — Что-то он нам не нравится, товарищ майор…

— Так, Гнашечко, давай дуй к дежурному, а я пока подумаю, что с ним и с вами теперь надо будет делать, — майор вдруг запаниковал, ситуация явно была нештатной.

Через пару минут в кабинете были: начальник 44-ого отдела полиции Костюк, помощник оперативного дежурного Исаева, зам. по службе майор Пестенко, человек пять-шесть с уголовного розыска, оба пострадавших, Захаров и Семяримов, и, разумеется, Гнашечко с бездыханным Писюком.

— Товарищ майор, — обратился прибежавший из дежурки капитан полиции Сатков, дежуривший в тот злополучный день по 44 отделу. — Бригада скорой помощи уже выехала. Просили их встретить.

— Спасибо, капитан, — начальник был явно не в себе, т. к. лишние проблемы ему накануне присвоения очередного звания были ни к чему. — Так, все по рабочим местам! Живо! — прокричал вдруг начальник, но никто из личного состава даже не пошевелился. Все внимательно наблюдали за Писюком, продолжавшем без чувств валяться на полу.

Прибывшие по вызову в течение 15 минут врачи скорой помощи в защитных комбинезонах и в специальных масках, начали в блокнот записывать всех сотрудников полиции, стоявших возле злополучного кабинета. Затем они распорядились помочь им перенести тщедушное тело Писюка к машине.

— Так, кто тут старший? — обратился врач скорой помощи к майору полиции Пестенко. — Вы?

— Нет, я лишь заместитель… А что?

— Все записанные в блокнот фамилии, т. е. сотрудники, должны следовать вместе с нами на выход. Все, кто контактировал с больным.

И тут вдруг Захарова и Семяримова осенило, что через полчаса, а может быть и быстрее, все, в том числе и они — окажутся, как минимум, в Боткинских бараках, так называют петербуржцы Клиническую инфекционную больницу им. С.П. Боткина. Вот о том, что впоследствии произошло со всеми героями рассказа — чуть ниже.

Изначально планировалось поставить точку в этом месте, но многочисленные отклики читателей подвигли написать продолжение истории именно в этом, а не в новом рассказе. Разумеется, жанр рассказа не предполагает таких объёмов повествования, да и сюжетных линий здесь, как минимум, на целую повесть. Поэтому, идя навстречу пожеланиям читателей, продолжаю рассказ (повесть) и, уж не обессудьте, если какие-то подробности будут сокращены или вообще опущены.

И ещё, до этого места события и герои были описаны большей частью в начале 2019 г. А всё, что будет ниже — это результат «апрельской самоизоляции 2020 г.».

Быть может, такой прием — это не лучшее решение для маленькой повести, но другого варианта автор и не рассматривал.

Не хочу никого пугать, но противостоять распространению коронавируса, будут те же самые профессионалы, которые намедни предотвращали обвал нефти и рубля.

Из наблюдений интернет-сообщества,последняя неделя марта месяца 2020 г.

В марте 2020 г. началось стремительное падение цен на нефть и, как следствие, обвал российского рубля. И всё это проходило на фоне пандемии, спровоцированной коронавирусом CAVID-19.

По словам представителя Кремля Дмитрия Пескова, обвал цен на нефть — это не катастрофа, а «весьма неприятная ценовая конъюнктура» и запас прочности позволит России справиться с ситуацией (РБК).

Резкое падение мировых цен на нефть, после того как участникам соглашения ОПЕК+ не удалось договориться о продлении и расширении сделки, нельзя считать катастрофой для России. Об этом заявил журналистам пресс-секретарь президента России Владимира Путина Дмитрий Песков, передает корреспондент РБК.

«Это весьма неприятная ценовая конъюнктура. Что это катастрофа для России, наверное, с этим нельзя согласиться в среднесрочной перспективе», — сказал представитель Кремля, отвечая на просьбу прокомментировать слова вице-президента компании ЛУКОЙЛ Леонида Федуна, который в интервью РБК назвал падение цен на нефть ниже $25 за баррель (подробнее на РБК).

Песков также напомнил, что «бывали времена, когда цена [на нефть] была еще ниже». При этом он отметил, что у России есть «солидный запас прочности» и это позволит обеспечить исполнение всех социальных обязательств. Нефтяной же сектор США, по словам пресс-секретаря президента, уже находится в «бедственном состоянии», так как производители сланцевой нефти страдают от падения цен. (Подробнее на РБК).

Итак, в Китае началось восстановление экономики на фоне резкого снижения заболеваний, обусловленных коронавирусом COVID-19, а в России тем временем массово разорялись предприятия, рушился малый и средний бизнес на фоне роста случаев заболеваний и смертей от коронавируса COVID-19, обвала цен на нефть и стремительного падения котировок рубля. Истерия и всеобщая паника населения с каждым днем всё сильнее и сильнее набирала обороты. Правительство вводило и новые налоги, и объявляло всероссийский карантин, но уровень заболеваемости рос с каждым днем, бедных и нищих в стране становилось всё больше и больше и на этом фоне события и истории, связанные с Захаровым и Семяримовым теперь уже не представляли никакой исторической ценности.

Я не скажу, что я большой новатор…

но вот одна из пламенных идей:

ВМОНТИРОВАТЬ бы в душу ПОФИГАТОР…

и не держать обиды на людей…

Ременюк Валерий, 2012 г.

За неполный час времени с момента первого входа бригады Скорой помощи в 44-ый отдел полиции добрая половина личного состава доблестного подразделения во главе с начальником и его заместителем были эвакуированы… в Боткинские бараки. А спустя сутки в здании полиции началась масштабная дезинфекция. Масок на всех полицейских явно не хватало, некоторые из числа особо одаренных, надевали противогазы, в которых можно было просидеть 10, максимум 15 минут, после чего сотрудники почему-то теряли сознание и падали в обморок.

Отсутствие половины сотрудников полиции на службе ни коим образом не отразилось на показателях работы. Служба продолжалась, всё шло своим чередом.

Захаров с Семяримовым и доблестные оперуполномоченные УР волею случая оказались в одной палате. Олег Константинович Писюк оказался откровенной букой. Он всё время молча ощупывал место во рту, где ещё совсем недавно был полный комплект зубов. При этом его коллега всякий раз проявлял участие и заботу, спрашивая «чем помочь, бл@?» или что-то вроде того.

Общаясь друг с другом в палате больницы, Захаров и Семяримов не только не сблизились, а напротив, стали даже дистанцировать друг от друга. То ли это было вызвано программой лечения, то ли больным окружением, но так сразу точно определить не получится никому.

Шесть раз в день каждому пациенту измеряли температуру и проверяли зрение, точнее — смотрели белки и зрачки глаз. Что медперсонал хотел найти — было не ясно, но уже на второй день пребывания это и то, что принудительно всех зачем-то три раза в день клизмировали — начало сильно напрягать. Кормили всех исключительно жидкими кашами на воде и давали несладкий компот из сухофруктов, которые выглядели в большом чане жалко и не аппетитно.

— Скажите, доктор, — обратился Семяримов к очередному врачу при обходе, — нас скоро выпишут?

— Скоро. Не волнуйтесь. Вас что-нибудь беспокоит? — Из-под маски на Владимира Игоревича смотрели то карие, то голубые, то какие-то серого цвета глаза. Дело в том, что врачи менялись так часто, что невозможно было запомнить даже их фамилии и имена. — Как у Вас со стулом? А хрипы, кашель есть? Утомляетесь при работе?

— Простите, какой работе? Где?

— Не умничайте! Отвечайте на вопросы.

— Пока нет, — несколько неуверенно отвечал Владимир Игоревич.

— Нет стула? — уточнял врач.

— Нет, стул есть, кашля нет. А что, это хорошо или плохо?

— Хорошо, голубчик, хорошо, — успокаивала врач. — А что у нас с температурой? — не унималась медичка.

— Да температура нормальная… Чего ей вдруг быть ненормальной?

— Так, поосторожнее, поосторожнее! Вы под подозрением. У Вас, скорее всего, коронавирус COVID-19, — резюмировала врач-инфекционист. — Таблетки принимаете?

— Какие таблетки?

— Противовирусные, противовирусные, — уточнила инфекционист. — Кстати, с этими типами старайтесь поменьше контактировать! — Дама кивнула в сторону Гнашечко и Писюка, внимательно наблюдавшими за осмотром каждого из палаты.

С Захаровым и остальными процедура трехразового суточного осмотра проходила примерно также. Весь обход палат много времени не занимал. Зато процедуры, в основном — клизмирование, отнимали массу времени.

В палате нельзя было смотреть телевизор, играть в какие-либо игры, читать книги… Всем разрешалось тупо смотреть в потолок, лёжа на кровати и слушать коридорные звуки, а также те, что издают взрослые мужики уже на вторые сутки пребывания в инфекционной больнице.

Из-за того, что больница была переполнена и все палаты были заняты, всех пациентов с подозрением на вирус и больных вирусом невозможно было разместить отдельно. Обоим оперуполномоченным изначально, уже при поступлении на инфекционное отделение был присвоен статус «больного», даже до результатов анализа на наличие/отсутствие вируса, поскольку оба, и Гнашечко, и Писюк — теряли сознание и падали в обморок. А Захарову с Семяримовым при статусе «носитель вируса» врачи назначили лечение, поскольку оба находились в группе риска, особенно по возрасту и сопутствующим заболеваниям, и к тому же оба контактировали с полицейскими.

Я не имею никакого медицинского образования. Более того, у меня вообще нет ничего, что могло бы служить основанием для получения хоть какого-либо диплома. В своём самом первом литературном произведении — романе века «Дела адвоката Монзикова» есть на стр. 5 такие строки: «По профессии я — слесарь-сантехник и за перо взялся впервые. В результате перестройки заработки стали нерегулярными, часто шальными. Да и клиенты пошли не те. Приходишь в квартиру, а там такое… Иногда даже не поймёшь, зачем вызывали. Случаи, когда начинаешь путать туалет с ванной или кухней стали типичны в моей профессии. Уже нет у"новых русских"привычных туалетов, нет убогих ванночек и кухонек до 5 м². Часто, очень часто, на вызовах к клиентам приходится надевать тапочки и слова"пожалуйста","извините", и всякую другую ерунду употреблять вместо мата, т. е. через слово.

Я в жизни кем только не работал. Был и электриком, и плотником, и даже медбратом, хотя образование — 8 классов. Время теперь такое, что даже депутаты, не говоря уж о…»

Вообще, если честно, то все истории, все герои взяты из жизни без прикрас и без преувеличения. Некоторым персонажам частично или полностью изменены имена и фамилии, а некоторым, и их, наверное, большинство, такой чести не представилось.

Описывать атмосферу больницы непросто, а инфекционной — ещё сложнее. И если эти описания опустить из повествования, т. е. просто убрать, то исчезнет значительная часть правды и достоверности, описание тогда будет больше походить на простые статистические данные какой-нибудь справки или отчёта, что, на мой взгляд, просто недопустимо.

Во всех больницах существует режим посещения больных и передачи продуктов, лекарств, каких-то вещей, предметов. И в Клинической инфекционной больнице им. С.П. Боткина тоже был свой жёсткий режим, но в условиях пандемии и всеобщей паники администрация и медперсонал решили прекратить сношения пациентов и медперсонала с внешним миром. Никаких передачек, никаких контактов. Ка-ран-тин! Строжайшая изоляция.

В палате № 19 стояли четыре видавшие виды металлические кровати. Тумбочек было 2 шт. А ещё в палате было 6 электро-розеток и четыре металлических стула, на которых сверкали инвентарные номера, нанесенные дрожащей рукой (на века) белой краской. В дальнем углу комнаты стояла обычная вешалка, а в предбаннике находились отдельные туалет и ванная. Предбанник был на две палаты. Вероятно, проектировщики максимально спланировали удобства инфекционного отделения, где большая часть палат компоновалась по указанной схеме. Палаты разряда «полулюкс» были рассчитаны на две койки, а в «люксовской» палате стояла одна кровать. Наличие/отсутствие лишней тумбочки, стола, стула — кардинально общей картины не меняли, поскольку отделка интерьера, размер палаты — всё было стандартным, согласно медицинским возможностям и практике, сложившейся десятилетиями. Окна в палатах не открывались и режим проветривания помещений предполагал открытие всех дверей, и всё!

Хотя нет, не всё. Дважды в день приходила санитарка с ведром и шваброй и мыла пол. А ещё после завтрака каждая из палат подвергалась кварцеванию. На потолке были стационарно закреплены кварцевые лампы, которые включались и выключались самими больными по требованию медперсонала.

Кнопки вызова медицинской сестры с поста, расположенные в изголовье каждой кровати, вероятнее всего, были исправны, но нажатие, т. е. вызов сестрички, не гарантировал её быстрого прихода. Более того, можно было прождать и час, и два, пока сестра или нянечка случайно не заглянут в палату.

— Микола, слухай сюдой, — обратился Писюк к сослуживцу Гнашечко. — Скажи, що не так? Я, бл@дь, не можу взяти в толк, як я тут опинився і де мої передні зуби, на? Ти що-небудь можеш мені пояснити, бл@дь? Або ти теж нічого не пам'ятаєш^[29]?

— Та не парься ты так, бл@. У тебя, бл@, самый что ни на есть, этот самый, бл@. Ты, бл@, пизд@нулся, бл@дь н@х@й, и пизд@ц! Видимо, там же и зубы, бл@, потерял, бл@, когда тебя вырубило, бл@.

Николай старался говорить убедительно, но уверенности в голосе ему явно не доставало. Версия с его причастностью к выбиванию зубов не давала покоя старшему лейтенанту.

Семяримов и Захаров слушали весь этот бред практически без особого интереса, т. к. Владимир Игоревич понимал чуть более половины из того, что говорил каждый из ментов, а Захаров то и дело уходил в свои воспоминания далёкой молодости, когда он был молодым и беззаботным, когда ещё не было у него семьи, но зато были старший брат и родители…

На пятый день пребывания в больнице пришли результаты анализов на всех, доставленных в больницу в тот злополучный день. Ни у кого не было положительной пробы, но это не сильно всех радовало, т. к. теперь им оставалось провести добрых 10 дней строжайшего наблюдения.

Лечащий врач для перестраховки оставил всем четверым пациентам палаты № 19 лечение, на всякий случай.

Сильно напрягало то обстоятельство, что официально у пациентов отделения не было ни комнаты отдыха, ни телевизоров, ни право свободного передвижения даже в пределах отделения. Спасали лишь смартфоны, по которым можно было звонить и которые позволяли следить за развитием событий в стране и мире.

— Олег Константинович, — Захаров решил начать разговор по своему «вопросу» после того, как Писюк вернулся из «клизменной». — А что удалось установить по моему заявлению?

— Працюємо… Робимо все, що від нас залежить^[30], — с мученическим видом изрек Писюк.

— А можно поконкретнее? — не унимался Захаров.

— Отъ@бись!

— Простите? — Лицо Захарова вдруг стало наливаться кровью. Он машинально сжал кулаки и выпрямил спину. Тигр готов был наброситься на жертву и ждал только удобного момента.

— Витя, посмотри, что у меня есть, — Семяримов, заметив реакцию друга, решил переломить ситуацию, для чего он отвлек внимание профессора, подозвав к своей кровати. — Посмотри, что мне прислали по WhatsApp.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

14

Прим. авт.: заниматься фруктовыми делами означает только одно — х@ем груши околачивать.

15

Прим. авт.: ныне, с лёгкой руки первого мэра Санкт-Петербурга А.А. Собчака, северную Пальмиру 6 сентября 1991 г. переименовали в Санкт-Петербург, коим город назывался со дня основания до 18 (31) августа 1914 г. Для какой балды? Никто толком ответить сейчас не может, т. к. от смены вывески, как известно, суть не меняется. Например, Д.А. Медведев 01.03.2011 г. переименовал милицию в полицию и это была обычная смена вывески и кадровая чистка, когда"органы"избавлялись от неугодных им людей. Да, не все тогда прошли переаттестацию, не все. К слову сказать, этот"нац. проект", как и все другие"медведевские"нац. проекты также оказался пустой говорильней и целей, итогов, ожидаемых и пропиаренных, увы, не имел.

16

Прим. авт.: имеется в виду площадь комнаты в квадратных метрах.

17

Прим. автора: от аббревиатуры слова ОБЭХСС — отдел по борьбе с экономическими хищениями социалистической собственности. После развала СССР в России эти подразделения трансформировались в ОБЭП — отделы по борьбе с экономическими преступлениями, а с 1994 г. по 2003 г. добавились ещё подразделения налоговой полиции, которая была вновь созданной Федеральной службой России.

18

Прим. автора: трёх рублей

19

Прим автора: Здрасьте! Не спите? Это зво́нит Писюк из сорок четвертого. Можешь подойти ко мне?

20

Прим. автора: Не балуется, бл@дь, а зво́нит, Писюк, оперуполномоченный из 44-ого, лейтенант полиции. Ясно?

21

Прим. автора: Тебе машина нужна? Надо, чтобы угонщиков задержали?

22

Прим. автора: Так, короче, бл@дь. Приходи, поговорим. Всё узнаешь. Я тут на сутках. Придёшь, спросишь оперуполномоченного уголовного розыска лейтенанта Писюка. Только паспорт и документы на машину не забудь, бл@дь.

23

Су́ржик (от названия суржик — «хлеб из муки смеси разных видов зерна, например, пшеницы и ржи») — идиом (разговорный язык), включающий элементы украинского и русского языков, распространённый на Украине, а также в соседствующих с ней областях России и в Молдавии. Отличается как от собственно украинского, так и от разговорного «украинского русского» языка, хотя провести чёткую грань между ними и суржиком невозможно.

24

Прим. автора: Ну-с, гражданин Захаров! Что тут у Вас ещё?

25

Прим. автора: Я написал Вам подробное объяснение, к которому приложил показания двух свидетелей. Кроме того, имеется видеозапись их показаний. Вот, на этом самом диске записаны два видеофайла. Пожалуйста, приобщите всё это к материалу проверки.

26

Прим. автора: Я, бл@дь, не понимаю ни х@я, какого х@я ты, мудил@ грешная, проявляешь инициативу и делаешь за меня мою же работу? А?

27

Прим. автора: Удар снизу. Наносится между руками противника, когда он “забывает“ сомкнуть локти в клинче. Удар идет снизу вверх, причем внутренняя часть кулака обращена к бьющему. Классический апперкот проводится передней рукой вместе с закручиванием плеча, вес атакующего переносится на переднюю ногу. Идеальный вариант: рука согнута в локте — примерно под 90 градусов. Удар может направляться как в подбородок противнику, так и в солнечное сплетение — чтобы сбить дыхание. Плюсы и минусы: удар крайне силен, противнику его трудно заметить. Однако апперкот полезен только в ближнем бою. Еще один минус: апперкот опасен для бьющего тем, что заставляет на долю секунды остаться без защиты.

28

Прим. автора: Статья 82 УПК РФ. Хранение вещественных доказательств

1. Вещественные доказательства должны храниться при уголовном деле до вступления приговора в законную силу либо до истечения срока обжалования постановления или определения о прекращении уголовного дела и передаваться вместе с уголовным делом, за исключением случаев, предусмотренных настоящей статьей. В случае, когда спор о праве на имущество, являющееся вещественным доказательством, подлежит разрешению в порядке гражданского судопроизводства, вещественное доказательство хранится до вступления в силу решения суда.

2. Вещественные доказательства в виде:

1) предметов, которые в силу громоздкости или иных причин не могут храниться при уголовном деле, в том числе большие партии товаров, хранение которых затруднено или издержки по обеспечению специальных условий хранения которых соизмеримы с их стоимостью:

а) фотографируются или снимаются на видео — или кинопленку, по возможности опечатываются и по решению дознавателя, следователя передаются на хранение в соответствии с законодательством Российской Федерации в порядке, установленном Правительством Российской Федерации. К материалам уголовного дела приобщается документ о месте нахождения такого вещественного доказательства, а также может быть приобщен образец вещественного доказательства, достаточный для сравнительного исследования; (пп."а"в ред. Федерального закона от 21.07.2014 № 245-ФЗ)

б) возвращаются их законному владельцу, если это возможно без ущерба для доказывания; Животные, состояние которых не позволяет вернуть их в среду обитания, находящиеся на реализации на 09.01.2018, могут быть переданы для их содержания и разведения в соответствии с пп."в"п. 9 ч. 2 ст. 82 (ФЗ от 29.12.2017 № 468-ФЗ).

в) в случае невозможности обеспечения их хранения способами, предусмотренными подпунктами «а» и «б» настоящего пункта, оцениваются и с согласия владельца либо по решению суда передаются для реализации в соответствии с законодательством Российской Федерации в порядке, установленном Правительством Российской Федерации. Средства, вырученные от реализации вещественных доказательств, зачисляются в соответствии с настоящей частью на депозитный счет органа, принявшего решение об изъятии указанных вещественных доказательств, на срок, предусмотренный частью первой настоящей статьи. К материалам уголовного дела может быть приобщен образец вещественного доказательства, достаточный для сравнительного исследования; и т. д., и т. п. (пп."в"в ред. Федерального закона от 22.04.2010 № 62-ФЗ)

29

Прим. автора: Скажи, что не так? Я не могу взять в толк, как я здесь очутился и где мои передние зубы? Ты что-нибудь можешь мне объяснить? Или ты тоже ничего не помнишь?

30

Прим. автора: Работаем… Делаем всё, что от нас зависит