Тварное

Зинаида Гиппиус, 1907

«Маленькая, тоненькая книжка, темная – цвета земли. Язык простой и круглый, современный – но без надрывных изломов, а действительно живописный, иногда очень яркий. Так видел бы природу современный Тургенев, вернее, так бы он описывал ее, – Тургенев без романтизма, без нежности и… без тенденции, – если сказать грубо; без осмысливания, – если выражаться шире и вместе с тем точнее…

Маленькая, тоненькая книжка, темная — цвета земли. Язык простой и круглый, современный — но без надрывных изломов, а действительно живописный, иногда очень яркий. Так видел бы природу современный Тургенев, вернее, так бы он описывал ее, — Тургенев без романтизма, без нежности и… без тенденции, — если сказать грубо; без осмысливания, — если выражаться шире и вместе с тем точнее.

Тенденция, или осмысливание — уже предполагают связь с психологией, а психология, хорошо ли, плохо ли, — связь с Личностью. Я не говорю, Боже меня сохрани, что всякое касанье к понятию Личности должно у художника отражаться «тенденцией»; тенденция в искусстве — одно из самых неудачных отражений личности; возможно глубокое понимание ее — при отсутствии «тенденции», но вряд ли возможно — при отсутствии осмысливания.

Другой вопрос — насколько художнику необходимо касанье к понятию «личности». Об этом мы сейчас спорить не станем. Это — вопрос нерешенный, роль личности в искусстве многими даже отрицается, как отрицающая искусство. Другие думают обратно… Повторяю, кто тут прав — судить не буду. Я хочу только сказать, что в книжке рассказов Бориса Зайцева, сочной и неподвижно-картинной, — нет, или почти нет, ощущения личности, нет человека. Есть последовательно: хаос, стихии, земля, тварь и толпа… А человека еще нет. Носится над землею дух созидающий… Но какой? Божий ли? Еще безликий. Уже есть бессмысленное, не сознающее себя страдание, уже есть бессмысленная радость, и даже где-то, в каком-то невидном свете соприкасаются они, сталкиваются… А лика еще нет — и лица нет. Есть дыхание, но дыхание всего космоса, точно вся земная грудь подымается. Тот же космос вздыхает у автора и в его толпе, безликой, без единого человека. Тварь, тварь, совокупно стенающая, уже стенающая об избавлении, — а избавления нет. Легкие, редкие лучи света — не об избавлении говорят, а о смутной, тоже безликой, тихой примиренности.

Конец ознакомительного фрагмента.