Остров

Зеев Дровален, 2021

"Подсознание – это черная дыра. И мы не знаем на сколько бездонны ее глубины, и как долго можно проваливаться внутрь в поисках самого себя. И не испугает ли нас найденное там? Но вдруг, это поможет выжить? Я нашел и выжил. Но теперь не знаю, как с этим жить… Во всяком случае, пока… " Из анонимного сообщения в отдел нераскрытых убийств полиции города “Н”

Глава 3. Остров. Зеленый сектор. Начало второго периода

Птицы кричали как сумасшедшие, волны с равномерным шелестом набегали на берег, солнце, пробиваясь сквозь незакрытые жалюзи, слепило глаза. Я лежал на кровати в своем бунгало. Голова раскалывалась, во рту пересохло, все тело болело. Немудрено. Как я вообще выжил после того, как на меня обрушилась многотонная разлагающаяся туша. Мысль про многотонную тушу, разумеется, была ироничной. Не нужно было долго гадать отчего раскалывается голова.

Я приподнялся на локте и огляделся. Все вокруг было идеально. Столик с фруктами, который раньше стоял у окна, теперь находился рядом с кроватью на расстоянии вытянутой руки. Он был заново накрыт, и теперь, кроме фруктов и булочек, на нем стоял небольшой графин с янтарной жидкостью, стакан из толстого стекла и высокая прозрачная ваза с кубиками льда. Лед только-только начал подтаивать. Как заботливо с их стороны. Я посмотрел на дверь. Дверь была закрыта. Прислушался. Кроме птиц и волн никаких звуков.

Я плеснул виски в стакан и залпом выпил. Бросил в опустевший стакан льда и налил еще. Я не помню, кто я, не знаю, где я, но одно можно сказать точно, с алкоголем у меня проблемы. Можно ли это считать началом процесса воспоминания? Будем считать, что да. Еще один глоток, и боль в голове утихла, хотя тело ломило по-прежнему. Шорты и футболка аккуратно сложенные лежали на уголке кровати. Здесь же лежало большое полотенце с уже знакомым узором из математических формул. Что ж, очень кстати.

Жесткие струи душа приятно массировали голову и плечи. Вода шумела монотонно и успокаивающе, смывая последние остатки ночного кошмара. Голова совсем перестала болеть, и по телу прошла легкая волна расслабления. Только большой шрам вдоль живота чуть ощутимо побаливал. Я вышел из душевой кабины, тщательно вытерся и повесил полотенце рядом с большим зеркалом. Провел ладонью по щетине на подбородке. Побриться, что ли? Бритвенные принадлежности стояли тут же на сверкающей чистотой стеклянной полочке. Да ну… Потом. В спальне негромко звякнула чашка, и в воздухе запахло дразнящим ароматом свежесваренного кофе.

— Доброе утро! — сказал я, выходя из ванной. — Как ваши…

«Дела» я недоговорил. В спальне никого не было. Но на столике у кровати, рядом с фруктами и графином дымилась чашка кофе. Я быстро подошел к двери и распахнул ее.

Шум волн, шелест пальм, запах моря и пустая дорожка. Никого.

За спиной что-то оглушительно заскрежетало, щелкнуло и ударило колокольным звоном. От неожиданности я присел. Все вокруг вдруг стало кристально чистым, резким и отчетливым. Сердце гулко ударило в груди и замерло. Дыхание замедлилось, затаилось. Слух обострился. Стали слышны поскрипывания деревянных бревен, из которых было собрано бунгало, шуршание какого-то зверька, копающего себе норку снаружи, и короткое «тс-с-с…», словно кто-то поспешно приложил палец к губам, требуя тишины.

Я обернулся. Стрелка на часах мелко вибрировала. Еще несколько мгновений назад она была на самом начале зеленого поля, а теперь оказалась на его середине, где-то в районе трех часов. Невидимый механизм еще раз проскрежетал, ударил и стих. И тут же зазвонил телефон у двери. Я перевел дух и снял трубку.

— Слушаю.

В трубке что-то проскрежетало, словно сработал такой же, как и в часах механизм, и бесстрастный автоматический голос сказал: «Внимание! Конец первого периода!» Шипение, щелчки, скрежет. «Внимание! Начинается второй период!» Опять что-то щелкнуло, заскрипело и стихло.

Я повесил трубку и тут же снял ее снова. На этот раз прозвучали обыкновенные длинные гудки. Затем щелчок, и знакомый женский голос на другом конце провода сказал: «Алло».

— Добрый день! Вы просили звонить, если что.

— Вам что-то принести?

— Нет, спасибо. Э… просто кое-что произошло. Часы!

— Часы?

— Да. Стрелка разом скакнула на три часа.

— Понятно. Ничего необычного. Время, отведенное на воспоминание, измеряется не равномерно, а определенными скачками. Видимо, закончился первый период.

— Да. Мне так и сказал… э… автоответчик.

— Значит, у вас все хорошо? Вам ничего не нужно?

— Все хорошо. Спасибо.

— Хороших вам воспоминаний. Звоните.

— Да. Спасибо. До свидания.

Трубка щелкнула и загудела короткими гудками.

Я стоял на берегу по колено в теплой морской воде и смотрел на почти невидимую в прозрачных волнах маленькую медузу. Думалось о том, что моя память сейчас как эта медуза. Вроде бы абсолютная прозрачность и чистота, но стоит извне набежать мелкой ряби, как проступают еле заметные почти неуловимые формы, звуки, запахи. А если море вдруг выбросит прозрачный комочек воспоминаний на горячий песок под обжигающие лучи солнца, то все невидимое в воде, спустя несколько минут, предстает серой скользкой и отвратительной массой.

Чайка громко прокричала у меня над головой, сделала круг и полетела вдоль линии морского прибоя в сторону смутно виднеющегося силуэта соседнего бунгало. Интересно, что там? Такой же, как и я бедолага, терзающий ветхие обрывки своей памяти. Или… Офис для персонала? Должна же где-то моя обворожительная медсестра, или кто она там, прятаться от солнца.

Я заглянул к себе в номер в поисках какого-либо головного убора. Может быть, шляпа какая-нибудь найдется или панама. Солнце поднялось уже достаточно высоко и палило нещадно. Шляпы я не нашел, пришлось обмотать голову полотенцем. Зато обнаружились прекрасные сандалии. Идти по раскаленному песку босиком было бы совершенно невозможно. Из холодильника за барной стойкой я достал бутылочку ледяной колы. Покосился на виски и почему-то остался равнодушен. И правильно. В такую жару виски не к месту. Идти далеко.

Стрелка на цветном циферблате по-прежнему застыла на трех и совершенно не продвинулась за последние полчаса.

Сначала идти было совсем нетрудно. Даже приятно. Я напрасно опасался раскаленного песка, потому как выяснилось, что лучше всего шагать вдоль линии прибоя, где набегающие волны сделали песок плотным и прохладным. Я даже снял ставшие не нужными сандалии и нес их в руке. Одно неудобство, чалма из полотенца постоянно разматывалась и, в конце концов, я просто покрыл им голову как платком. Когда становилось совсем жарко, я мочил полотенце в воде, и на какое-то время делалось легче. Кола была уже совсем не «ледяной», но, когда захотелось пить, она оказалась очень даже кстати. Я отпил половину бутылочки и завернул ее пробкой. Нужно же было еще возвращаться.

Чем больше я приближался к цели своей прогулки, тем больше меня охватывало чувство беспокойства. Что-то с этим бунгало было не так. Спустя еще минут пятнадцать ходьбы, я понял что. Бунгало было заброшено. И очень давно. Часть крыши провалилась, стены тоже. Едва ли я здесь кого-то найду, но не зря же тащился по жаре в такую даль.

Когда-то бунгало было копией моего. Такой же бассейн полумесяцем, такая же дорожка, идущая от моря до самых дверей. Только теперь бассейн зиял пустой бетонной ямой, дорожку занесло песком, а дверей и вовсе не было. Как и части передней стены.

Я подошел ближе. Неудивительно, что все обвалилось. Бревна, из которых были построены стены, настолько истлели от времени, что при прикосновении крошились на мелкую сухую пыль. Внешне они выглядели как бурая губка. Чудо, что вся конструкция еще держала какую-то форму. Сколько времени нужно, чтобы дерево дошло до такого состояния? Сто лет? Тысячу? Похоже, что нечто подобное можно увидеть в музее палеонтологии.

В темноте провала, образовавшегося на месте двери, было сложно что-то рассмотреть. Угадывалась покрытая толстым слоем пыли стойка бара. На краю стойки такая же пыльная бутылка. Разумеется, этикетка не сохранилась, но я сразу понял, что это «Джемисон».

Я прищурился, солнце слепило глаза. Вдруг подумалось, что наверняка там, в провале прохладно. И мне захотелось немедленно шагнуть в тень, в полумрак, чтобы спрятаться от палящего солнца. И я шагнул.

Тень спасла от солнца, но облегчения не принесла. Из темных внутренностей развалин обдало жаром сауны. Пару секунд я стоял, моргая и привыкая к темноте. За спиной шумело море. Кричали чайки. Налево от стойки бара угадывалась кровать. Она едва виднелась под осыпавшимся потолком. Одно из упавших бревен лежало по диагонали и из-под него, из кучи тряпья торчала сухая ветка. Я присмотрелся. Разумеется, это была не ветка. Тонкая иссохшая, идеально мумифицированная в сухой жаре, человеческая рука. Постепенно глаза привыкли к сумраку, и теперь я видел торчащие из-под бревна ноги. Шорты почти совсем истлели от времени, но кое-где угадывался знакомый математический орнамент. Бревно упало прямо на голову лежащего, так что я был избавлен от вида мумифицированного лица. Но тело было видно.

Еще десяток секунд, и я уже различал почти все детали хорошо. Живот мумии от промежности до грудины был вскрыт и разворочен. Словно взорван изнутри. Тупо заныл мой собственный шрам. Я приподнял майку. Рубец вдоль живота воспалился и покраснел. А труп под обвалившимся потолком шевельнулся.

Труп шевелился. Вернее, что-то шевелилось внутри разорванного живота. И я уже знал, что это. Секунда, другая и вот, они появились. Маленькие песчаного цвета клешни. Покачиваясь из стороны в сторону, открываясь и закрываясь, они словно прощупывали воздух. Затем показались ножки, а затем и сам краб. Краб был таким же древним, как и все, что его окружало. Древним и ветхим. Едва он попытался опереться на свои тонкие ножки, чтобы выбраться из зияющей дыры в животе мумии, как они подломились и рассыпались в прах. Глаза краба вытянулись в ниточки и тоже рассыпались вслед за панцирем и клешнями. И тут же, следом появились еще две пары клешней, побольше и потемнее. Но их обладателя постигла та же участь. Едва выбравшись наружу, они превратились в пыль. Часть праха осыпалась вниз, а часть более легких частиц ненадолго повисла в воздухе. Я сделал шаг назад. Мумия опять зашевелилась, выгнулась, словно оболочка личинки-куколки, из которой пытается вырваться наружу огромное насекомое. Я не стал ждать, результата метаморфозы. Развернулся и бросился вон из склепа на пляж, к морю. Даже зажмурился на долю секунды, чтобы слепящее солнце не так сильно ударило по глазам.

Солнца не было. Вернее, оно было где-то далеко за сомкнувшимися над головой плотными кронами деревьев. И пляжа не было. Были джунгли. Я с разбега налетел на одно из деревьев, сильно ударился плечом и, не удержав равновесия, покатился по земле. Замолкла и тут же снова запела какая-то птица. От сухой жары, что окружала меня полминуты назад, не осталось и следа. Было влажно и душно. Как в моем ночном кошмаре. Я поднялся на ноги. Плечо болело, голова кружилась. Джунгли окружали со всех сторон. И ни малейшей подсказки, как я здесь очутился. Мне бы нужно вспоминать прошлое, а не приобретать новые провалы в памяти. Я присел. Так… Вот, на прелой листве мои следы. Один отпечаток, второй, третий, четвертый… Я пошел по следам. Где же пятый? Вот пятый. Потом, поперек пути оказался ствол упавшего дерева. Я перелез через ствол. Вот опять следы. Но шли они не к стволу, а вдоль него. Начинались из-за темно-зеленых кустов, шли мимо и терялись в зарослях папоротника. Но это были не мои следы. Я был в сандалиях, которые взял в бунгало перед путешествием вдоль пляжа, а тот, кто здесь прошел, был босиком. Я сбросил сандалию с правой ноги и приложил стопу рядом с отпечатком. Черт, его знает… Не разобрать. Прикосновение босой ноги к прелым листьям снова вызвало неприятные воспоминания о недавнем сне. Я поднял голову. Что-то светлое промелькнуло среди деревьев. Там, куда уходили босые следы. Что-то похожее на человеческую фигуру.

— Эй! — крикнул я и вскинул руку вверх. Но крик получился каким-то слабым и быстро затух среди влажного леса. Человека уже не было видно. Я запрыгал на одной ноге, надевая сандалию, и бросился следом. Хоть кто-то еще живой в этом сумасшедшем месте. Кажется, я уже снова различил далеко впереди светлую фигуру, но, как назло, зацепился ногой за торчащий из земли корень. Только что надетая сандалия, описав широкую дугу, улетела куда-то в заросли. Да, чтоб ее… Пойду так! Но ощущать под босыми ступнями возможно кишащую насекомыми подстилку из гниющих листьев мне решительно не хотелось. Пришлось лезть сквозь папоротники и еще какие-то колючие кусты. Нашел не сразу. А когда нашел, некоторое время не мог сообразить, в какую сторону идти. Наконец, снова вышел на цепочку едва заметных следов. Так. Хорошо… Но теперь, я двигался осторожно, внимательно глядя себе под ноги, чтобы снова не запнуться. Лучше бы я смотрел вперед. Когда я перешагивал очередной, то ли корень, то ли просто тонкий ствол упавшего деревца, джунгли потряс жуткий рев. От неожиданности я присел. Ночной кошмар, мысли о котором я все это время старательно отгонял, вернулся во всех красочных деталях. Огромный облепленный крабами слон тщетно пытался устоять на ногах. А перед слоном стоял я. То есть не совсем я. А другой я. Из сна. Слон еще раз взревел.

— Беги! — вырвалось у меня.

Но фигура в светлом даже не шевельнулась. И слон обрушился на нее всей своей массой.

Я инстинктивно зажмурился, даже боясь представить, что стало с «другим мной». Но, опять же, я помнил, что ничего не случилось! Я же проснулся у себя в бунгало целым и невредимым. А с другой стороны, может быть, и не проснулся, может быть, это все галлюцинация последних мгновений жизни перед смертью. Или, может быть, это все одна большая…

Слон дернулся. Он все еще был жив. Крабы, вновь облепившие его со всех сторон, пришли в движение. Большим толстым хлыстом промелькнул в воздухе хобот. Часть крабов от этого легкого движения разлетелась в стороны, но большинство по-прежнему держались за свою добычу. Послышался низкий клокочущий звук. Звук нарастал и закончился настоящим взрывом воздуха в том месте, где под сомкнувшимися панцирями угадывался слоновий рот. Это был то ли кашель, то ли чих. С десяток крабов отбросило на ближайшие деревья. Снова в воздухе мелькнул хобот. Но на этот раз, это было небесцельное движение. Хобот хлыстом прошелся по «рою», разбрасывая вцепившихся в него падальщиков. Но крабы не собирались отступать. Отброшенные к корням ближайших деревьев, они снова вскакивали на лапы и, подняв клешни, бросались в атаку. Огромная туша зашевелилась и начала подниматься. Слон снова вставал. Вновь прозвучал низкий рев, но на этот раз в нем не было боли и страха. В нем была ярость. Хобот опять мелькнул в воздухе, смертельной плетью проходясь по «рою». На этот раз удар был настолько силен, что послышался хруст ломающихся панцирей, а ствол ближайшего дерева покрылся расплющенными крабьими телами. Еще один взмах, и по соседним деревьям тоже потекли ошметки из кишок и обломков панцирей. Затем слон всей своей массой обрушился на землю и начал кататься на спине, давя и плюща паразитов, до которых не мог добраться хоботом. Вся поляна оказалась устланной дергающимися в конвульсии клешнями и конечностями. Крабы бросились в разные стороны. Легкая бесплатная трапеза оказалась большой бедой. Огромный израненный, но все еще сильный слон, теперь одним движением уничтожал десятки, а может быть даже сотни своих мучителей. Крабы в панике бежали в разные стороны, но большинство, ведомые инстинктом, устремились обратно в море. И море, разумеется, было в моей стороне. И если раньше (во сне) членистоногие всячески избегали контакта со мной, то теперь их толерантность равнялась нулю. Маленькие особи, те, что не успели вовремя отвернуть, почти безболезненно тыкались в мои ноги, отскакивали и улепетывали дальше. Особи покрупней, причиняли уже достаточно острые ощущения. Мало того, они еще и пытались отхватить по куску мяса от моих ног своими клешнями. Поэтому, когда я увидел быстро приближающегося большого черного краба с огромными клешнями, времени для раздумий не было. Я побежал. И это было очень разумно. Так как за спиной раздался новый слоновый рев, затем трубление, а затем топот огромных ног. Я оглянулся через плечо. Слон несся следом за мной, яростно хлеща хоботом-плетью словно метлой и расчищая джунгли от падальщиков паразитов.

Сколько раз я видел фильмы, (еще воспоминание) в которых главный герой, убегая от опасности, скажем, по шоссе от зловещего огромного грузовика, как завороженный бежал прямо, пока его не сминали в лепешку! И чего же тут сложного! Сверни с шоссе! Грузовик не сможет последовать за тобой! Только не беги прямо, идиот!

Я не считал себя идиотом, и как только топот огромных ног послышался буквально за спиной, я резко повернул налево.

Колодец был глубиной метров семь. Воды в нем не было. Только мягкая подстилка из тех же прелых листьев неизвестно сколько веков, падающих сверху на дно слой за слоем. Стены оказались заботливо выложены камнем. Когда я пришел в себя, то в первую очередь оценил мягкость подстилки. Осторожно, пытаясь определить, не все ли кости сломаны, перевалился на спину. Надо мной в далекой вышине виднелся круг света. В нем покачивались ветви пальм. Затем с ревом пронеслась темная туша, и дождем посыпались многоногие твари с клешнями. Я нащупал рукой среди листьев круглый камень, и, не обращая внимания на боль во всем теле, принялся с остервенением плющить, дробить, крошить, разбрызгивать желто-зеленые членистоногие внутренности по стенкам колодца. Остановился, когда последняя клешня перестала дергаться. Я привалился спиной к шершавой и на удивление теплой стене. Сердце колотилось, лицо горело. Поднес к лицу руку со своим оружием. Камень оказался человеческим черепом. От ударов левая глазница деформировалась и треснула. Я внимательно осмотрел структуру разлома кости. Я устал, и не мог оценить красоту преломляющихся линий. Мне уже было все равно. Череп так череп. Очень много всего. Нужно поспать…

Конец ознакомительного фрагмента.