Звёздный десант

Сборник

Мы рады представить новый большой сборник фантастики «Звёздный десант». Наш читатель наверняка будет доволен – ещё бы, всего в одной книге его ждёт встреча сразу с семью писателями-фантастами и их замечательными произведениями. Судите сами:ВИННИЧЕНКО Игорь, Акулья гораПАНЧЕНКО Вадим, Бог ИндеронаРУДАКОВ Алексей, Записки пилотаСТРУГАЦКИЕ Аркадий и Борис, Обитаемый островТРЕТЬЯКОВ Владимир, Возвращение на обитаемый островУИЛЛРАЙТ Наталья, Королевский магнумПочему именно фантастика, спросите вы? Конечно, можно было бы привести достаточно много аргументов – от точного, в процентах подсчёта читательских предпочтений и вплоть до вполне здравых рассуждений о влиянии фантастического жанра с его предсказаниями и литературными пророчествами на будущее. Да, всё это так, но, позвольте процитировать всего одну мысль очень умного человека. В не таком уж и далёком его прошлом визите на Землю, он охотно откликался на имя Роберт Шекли: «Только фантастика дарит творцу полную свободу».Может, именно из-за подобного желания ощутить истинную свободу в творчестве, хотя бы чуть-чуть прикоснуться к ней, ряды любителей фантастической литературы постоянно растут и ширятся.Под занавес, пару коротких дополнений:1) «Звёздный десант» – это сборник произведений т.н. поджанра «боевой фантастики»:2) Этим сборником издательство Стрельбицкого начинает публикации Новой Библиотеки ФантастикиДо новых встреч!

Игорь Винниченко

Акулья гора

1

Пятнадцатилетний срок заключения заканчивался 16 сентября, в среду. Когда Стаса вели к начальнику лагеря, и он прекрасно понимал, зачем его туда ведут, и все вокруг казалось необычно ярким и красочным, и плакаты на стенах, которые и прежде мелькали перед ним каждый день, и свет из окошек под потолком, и даже бесхитростная болтовня конвоиров.

— К стене, — буркнул конвоир Толстун. — Руки за спину!

Стас никогда до того не питал никаких симпатий к этому кабану, с его «юморными приколами» над заключенными, но в этот момент даже его дежурная фраза прозвучала, как гимн восходящему солнцу.

Толстун доложил о прибытии заключенного, после чего Стаса ввели в кабинет.

Супервайзер Макс Оленин был лощеным блондином лет тридцати пяти, про него было известно, что он брезговал лагерными проститутками, увлекался философией, и часто оставлял свои комментарии в закрытой сети для обитателей мест заключения. Когда Стас вошел в кабинет, тот попивал кофе, искоса глядя на экран монитора.

— Садитесь, Бельский, — сказал он, кивнув на кресло.

И это тоже было знаком, потому что это кресло не предназначалось для заключенных. Когда Стас погружался в него, было ощущение, что он в салоне самолета готовится к длительному перелету.

Оленин поставил свою чашку.

— Вы таки дождались, Станислав Семенович, да? — спросил Оленин с улыбкой. — Каковы ощущения?

— Неопределенные, — отвечал Стас сухо.

— Да полно вам, — рассмеялся Оленин. — Вы оттянули, как я вижу, пятнадцать лет, и уверен, что каждый день вы мечтали об этом мгновении. Сбывается высокий смысл вашего ожидания.

— Да, — вздохнул Стас.

— Понимаю ваши трудности, — кивнул Оленин. — Мир катастрофически изменился, так что вам предстоит тяжкий период адаптации. Вы понимаете, о чем я?

Стас только кивнул. Буквально неделю назад Оленин выступал перед заключенными с рассказом о том, как повесился инженер Квитко, который тоже отсидел много лет, и не принял нового мира. Лекция была посвящена правилам адаптации, но было ясно, что причин этого самоубийства сам Оленин так и не осознал.

— Кстати, вы напомнили, — Оленин склонил голову. — Пятнадцать лет, это необычно много для нашей зоны. За что вам дали такой срок?

Стас выдержал паузу. Конечно, супервайзер знал, за что ему дали такой срок, и потому этот вопрос был выходом на проходной тест.

— Я участвовал в военных действиях, — произнес Стас.

— Это я понимаю, — кивнул Оленин. — Мне непонятно, как вы уцелели? Как мне помнится, с вашим братом разбирались довольно круто.

Стас опять выдержал паузу.

— Наверное, — произнес он, — это было необходимым явлением.

— Разумеется, — кивнул с улыбкой Оленин. — Только давайте не будем лукавить, Станислав Семенович. Ведь вы так не думаете?

— Я стараюсь вообще об этом не думать, — сказал Стас.

— Тоже правильно, — согласился Оленин. — Забыть о прошлом, это первое правило адаптации. Вы в каких войсках служили?

— Я был полковым священником, — отвечал Стас.

Оленин невольно рассмеялся.

— Вы были священником?

— Разве об этом не написано в моем деле?

— Там вы названы политработником, — пояснил Оленин. — У этих чиновников сугубо схематическое мышление, и они не понимают разницы между священником и политработником. Жаль, что я не знал этого раньше.

Стас только пожал плечами.

— Вы так тщательно маскировались, — проговорил Оленин, глядя на него пристально.

Стас вздохнул.

— Что мне было маскировать? Я не прятался от ответственности.

— Церковь сейчас в почете, — напомнил Оленин. — Почему они за вас не заступились?

— Меня лишили сана, — сказал Стас.

Оленин невольно усмехнулся.

— Вот вам и ваша церковь, — сказал он. — Такие же чиновники перестраховщики, как и везде.

— Нет, нет, — поспешил возразить Стас. — Меня лишили сана на законных канонических основаниях. Ведь, в конце концов, мне пришлось взять в руки оружие.

— А, — Оленин поднял палец. — Так вы все же повоевали? И сколько крокодилов вы убили?

Стас кашлянул.

— Господин супервайзер, — произнес он осторожно. — Именование рептилидов «крокодилами» запрещено законом.

— Ведь именно так называли их во время войны, не так ли?

Стас помолчал.

— Во время судебного разбирательства, — произнес он, — за мною не замечено очевидных преступлений. Во время боя я действительно стрелял, но вряд ли куда попал.

Оленин наклонился вперед.

— Так что вы теперь думаете о вашей войне? — спросил он.

— Я стараюсь думать именно то, что рекомендовано нашими лагерными психологами, — отвечал Стас. — Что рептилиды принесли нам мир и процветание.

Оленин некоторое время пристально смотрел ему в глаза, и вернулся к своей расслабленной позе.

— Вот так и думайте, — сказал он. — Целее будете.

Он щелкну пальцем по клавишам, и произнес:

— Все, вы свободны, Станислав Семенович. Куда вы теперь направляетесь?

— К двоюродной сестре, — сказал Стас. — У меня больше никого не осталось, но сестра согласилась принять меня. Я могу идти?

— Разумеется, раз вы свободный человек, — улыбнулся Оленин.

Стас поднялся, чувствуя облегчение после напряженного разговора. Но на полпути к двери Оленин его остановил.

— Еще один вопрос, Станислав Семенович. Вы знаете, как ревниво относятся рептилиды ко всем этим вздорным сплетням об их жестокости во время войны. Что вы об этом думаете?

Стас остановился.

— Война, это область жестокости, — сказал он. — Ее было достаточно с обеих сторон.

— Вы понимаете, о чем я говорю, — сказал Оленин. — Если вас прямо спросят, что вы думаете о каннибализме рептилидов, что вы ответите?

— Разве разговоры на эту тему допускаются законом?

Оленин усмехнулся.

— Не все разговоры контролируются, — сказал он. — Вы сами были свидетелем каннибализма?

Стас опять выдержал паузу, им ответил, как это формулировалось психологами.

— Я думаю, все эти разговоры рождены искаженным психическим состоянием.

Оленин кивнул.

— Правильно, — сказал он. — Ступайте.

А когда Стас наконец вышел, Оленин покачал головой и занес в его файл свою запись: «Объект сохраняет реваншистские помыслы и нуждается в умеренной форме контроля».

2

Сестра Агата проживала в своем отдельном доме на окраине города, но это была довольно богатая окраина. Дом оказался на удивление шикарным, что привело Стаса в замешательство. Он мало что знал о жизни Агаты, но никак не мог предположить ее богатства.

Конвоир нажал кнопку сигнала и заметил:

— Качественно ты попал!..

Агата сама отворила дверь, и Стас отметил, что он никогда бы не смог ее узнать, если бы она не прислала свое фото в письме. Это была стройная, подтянутая женщина, с известной строгостью во взгляде. Никакой радости при встрече она не проявила.

— Вы — Агата Маркевич? — спросил конвоир.

— Да, да, — отвечала Агата чуть раздраженно. — Где мне расписаться?

Конвоир подал ей свою планшетку, и Агата коснулась экрана пальцем.

— Вы ознакомлены с правилами содержания освобожденных?

— А там есть какие-то особые правила?

— Разумеется! Эти люди совершили преступление, и в обязанности граждан входит необходимость контроля их поведения.

Агата смотрела на него исподлобья.

— Спасибо, — сказала она. — Я это учту.

— Тогда я вас оставлю, — кивнул конвоир. — Если что, вы обязаны связаться с вашим участковым.

Она не ответила. Конвоир ушел, и Агата наконец повернулась к нему.

— Здравствуй, Стас, — сказала она. — Проходи.

Стас прошел за ней, волоча за собой свою сумку, и дверь автоматически закрылась за ними. Агата прошла в гостиную, и села на диван.

— У тебя, наверное, есть вопросы? — спросила она, наливая себе сок.

— Полагаю, у тебя тоже, — чуть усмехнулся Стас. — Я могу понять все сложности моего пребывания, и обещаю тебе покинуть твой дом, как только я найду работу.

— Ты считаешь, я не слишком гостеприимна?

Стас сдержано вздохнул.

— Весь этот мир к нам не слишком гостеприимен, — сказал он. — И это можно понять.

Агата чуть усмехнулась.

— Да, это другой мир, — кивнула она. — Не взыщи, но он стал таким в результате вашей войны.

— Нашей войны? — переспросил Стас.

— Ты хочешь об этом поговорить?

— Нет, — поспешил уверить ее Стас. — Знаешь, я ведь тебя очень плохо помню. Когда началась заваруха, тебе было лет десять?

— Двенадцать, — сказала Агата. — Отец погиб на втором году войны, а мать изнасиловали и убили мародеры уже после его гибели.

— Прости, что я заставил тебя вспомнить об этом, — произнес Стас.

— Я никогда не гордилась подвигами отца, — сказала Агата. — Война представлялась мне страшной глупостью, нелепой игрой амбиций.

Стас не стал это комментировать. Чего ему совсем не хотелось теперь, так это рассуждать о сути той войны. Там не о чем было рассуждать.

— Однако ты неплохо устроилась, — заметил Стас. — Как это получилось?

— Меня взяли на курсы языка, — сказала Агата. — Сначала я была переводчицей, а потом стала обучать рептилидов нашим языкам.

— Так ты общаешься с… рептилидами?

— Тебя это шокирует? — она посмотрела на него с вызовом.

Стас пожал плечами.

— Я не думал, что в вашем Верейске проживают рептилиды.

— Но больших городов почти не осталось, — напомнила Агата. — Здесь одно из их представительств, за городом, в лесу.

— Надеюсь, связь со мной не явится ля тебя компроматом?

— Нет, — сказала Агата. — Они совсем не такие, как ты про них думаешь. Те, что проживают здесь, во всяком случае. Они изучают нашу культуру.

Стас кивнул.

— Давай договоримся сразу, — сказал он. — Я уже пятнадцать лет являюсь штатским, и настроения войны меня давно оставили. Теперь мне надо как-то устроиться и жить дальше.

— Ты ведь священник? — вспомнила Агата.

— С меня сняли сан, — сказал Стас. — Конечно, мне бы хотелось устроиться при церкви, но я еще не очень понимаю, что такое наша церковь теперь?

Агата продала плечами.

— Все как-то приспособились… Я бываю в храме иногда, там все по-прежнему.

— Не думаю, что все по-прежнему, — вздохнул Стас. — Во всяком случае, попытаться можно.

Агата вдруг чуть усмехнулась.

— Ты все еще веришь в Бога?

Стас качнул головой.

— По-моему, нам были предоставлены самые веские доказательства…

— Но в Библии нигде не говорится о рептилидах.

— Почему? — он попытался улыбнуться. — Господь создал их на пятый день Творения.

Агата тряхнула головой.

— Ты же понимаешь, что это о другом.

— О чем другом?

— Я не хочу спорить, — сказала Агата. — Помнится, мои родители были шокированы, когда ты оказался священником. Они всегда были атеистами.

Стас чуть сощурился.

— Ты думаешь?

— А что тут думать! Это было очевидно.

— Дядя Валера нашел меня во время битвы за Крым, — вспомнил Стас. — Он хотел принять крещение…

Агата нахмурилась.

— Если ты это придумываешь, то это жестоко, Стас.

— Я не придумываю. Мы уже договорились о проведении чина, но крокодилы шарахнули огненной бурей. Тысячи людей сгорели в одно мгновение.

У Агаты задрожали губы.

— Огненная буря?

— Энергетическая вспышка высокой мощности.

— А ты как выжил?

Стас вздохнул.

— Отсиделся в катакомбах. Я там нашел древний подземный храм, и все случилось, пока я был под землей. Меня засыпало, но я выбрался.

Агата покачала головой.

— Какой кошмар… Но вы ведь первые использовали атомную бомбу.

— Мы? — переспросил Стас. — Так ты не считаешь, что мы воевали за всех нас?

Агата скрестила руки на груди.

— Нет, не считаю, — заявила она. — И я надеюсь, ты не будешь агитировать меня за продолжение сопротивления.

Стас развел руками.

— Извини.

Агата поднялась.

— Ты, наверное, голоден. Пойдем, я накормлю тебя. А то скоро Ванда придет…

Стас вскинул голову.

— Ванда?

— Моя дочь, — сказала Агата.

— У тебя есть дочь?

— Тебе не сказали? Да, у меня есть дочь. Ей пятнадцать лет.

Стас нахмурился.

— Как же так… Мне сказали, что все дети находятся под опекой государства…

— Ванда родилась раньше, чем этот закон вступил в силу. Большинство родителей сдали своих детей в приемники, потому что выжить было трудно. Но я оставила Ванду.

Стас кивнул.

— Ты молодец.

— Но я не хочу, чтобы ты забивал ей голову рассказами о войне. Это прошло, и вспоминать об этом не надо.

— Конечно, — согласился Стас. — Я и не собирался. Поверь мне, я не хочу ни для кого создавать проблемы.

— Это прекрасно, — чуть надменно улыбнулась Агата. — Пошли в нашу столовую.

3

Ванда появилась, когда Стас уже перекусил, и занялся рассмотрением рабочих вакансий на компьютере Агаты в ее кабинете. Ванда влетела в кабинет, бросив на пороге свою сумку, и уставилась на Стаса широко раскрытыми глазами. Это была высокая девушка с крашенными черными волосами, стройная и красивая.

— Ты — мой дядя Стас? — выпалила она возбужденно.

Стас поднялся из-за стола.

— Так и есть, — признался он. — А ты — Ванда.

Она кинулась ему на шею, ошеломив его таким страстным приемом, и ее восторженный визг его едва не оглушил.

— Погоди, погоди, — беспомощно пробормотал Стас, но она его не слушала.

— Я так рада! — заявила она. — Ты представить не можешь, как я рада!

— Чему же ты так рада? — спросил Стас недоуменно.

— Ты не понимаешь! — Ванда прошла мимо и села в оставленное им кресло. — В моей школе учатся всего пятнадцать человек, последнее поколение свободного воспитания. И я единственная, у кого есть родственник, который воевал с крокодилами!

Стас качнул головой.

— Тебя это так заводит?

— Это круто! — воскликнула Ванда. — В этом мире, где все только лижут задницы крокодилам, я могу по-настоящему гордиться своей семьей!

— Но твоя мама думает совсем иначе, — заметил Стас.

— Еще бы, — хмыкнула Ванда. — Она спит с крокодилом! Ты не знал?

Стас нахмурился.

— Что ты такое говоришь?

— Клянусь, — вскочила Ванда. — Я сама застукала их в постели!.. Думаешь, откуда вся эта роскошь? Это все от Ланго.

— Ланго?

— Ее возлюбленный крокодил. Прикинь, он приходит сюда, как к себе домой!.. Еще пытается меня воспитывать, тварь зеленая!

Стас поднял руку.

— Погоди, девочка, погоди! Я понимаю твой настрой, но и ты пойми, что мы находимся под оккупацией рептилидов. Если мы хотим добиться каких-то улучшений, нам не следует их оскорблять и унижать. Это плохо кончится.

Ванда отшатнулась от него, сверкнув глазами.

— Ты издеваешься? Они поубивали больше миллиарда людей, а мы чего-то не должны?

— А ты хочешь погибнуть вместе с остальными? — горько спросил Стас.

— Я не могу с этим мириться, — заявила Ванда горячо. — Я вырасту, и возьму в руки автомат!

Стас улыбнулся и погладил ее по голове.

— Хорошо, хорошо, — сказал он. — Этому я могу тебя научить. Но главное, это не автомат, девочка. Главное, это ясная голова и осознание цели. Это важнее.

Ванда моргнула.

— Ты создашь с нами подпольную организацию?

Стас выдержал паузу, собираясь оставаться серьезным.

— Непременно, — сказал он. — Только торопиться в этом деле никак нельзя. Я только что вышел из тюрьмы, за мною следят, и снова попадать в лагерь мне не хочется. Поэтому, надо прежде всего оценить окружающую обстановку и определить цели. Думаю, к началу наших боевых действий ты успеешь закончить школу.

— Отлично, — обрадовалась Ванда. — Меня уже тошнит от призывов к миру и согласию. Прикинь, эти козлы завидуют моей матери, ее близости с крокодилами! Лина так и вовсе призналась, что ей было бы интересно вступить в отношения с рептилидами!..

Стас невольно качнул головой.

— Бывает, — сказал он. — А часто сюда заходит этот… рептилид?

— Так почти каждую неделю здесь бывает! Он и на меня посматривает с такой похотливой жадность, что меня мутит!.. Если он посмеет подкатить ко мне со своими гнусными предложениями, я убью его, клянусь.

— Позволь мне с этим разобраться, — предложил Стас.

— А что тут разбираться?

— Ты не понимаешь? Если Агата согласилась меня принять, то этот рептилид наверняка имеет на это какие-то виды. Они ведь очень продуманные.

— А что он от тебя может хотеть?

Стас посмотрел на нее насмешливо.

— Может он ждет, что я создам подпольную организацию среди девочек.

— Фу, — сказала Ванда. — Глупости!

— А ты понимаешь, что они могут прослушивать все разговоры, которые здесь ведутся? Даже если мы спрячемся в подземелье, они будут нас слышать!

— Да?!.. — потрясенно переспросила Ванда.

— И не исключено, что этот приятель Агаты именно сейчас нас и слушает, — продолжил Стас.

— Господи, — сказала Ванда. — А я такого наплела!..

— Не думаю, что ты его чем-то удивила, — улыбнулся Стас. — Но нам пока не следует вести разговоры о сопротивлении, ты же понимаешь?

— А как же нам быть?…

Стас развел руками.

— Включай фантазию! Есть разные способы обмена информацией. Записки, намеки, жесты…

Ванда кивнула.

— Точно. Я в сериале видела…

— Вот и молодец, — сказал Стас. — А теперь иди, и покушай. Обо всем остальном мы поговорим позже.

— Ага — сказала Ванда. — Дай пять!..

Она подставила руку, и Стас хлопнул ее своей ладонью.

Ванда рассмеялась и убежала.

Для пятнадцатилетней девушки она выглядела несколько недоразвитой, лет так на двенадцать.

Стас вернулся к своим вакансиям, и когда через несколько минут вошла Агата, он уже подобрал несколько интересных позиций.

— О чем вы говорили с Вандой? — спросила Агата холодно.

Стас посмотрел на нее.

— Мы решили создавать подпольную группу сопротивления, — сказал он. — Но я поставил условие, что девочка должна сначала закончить школу.

Агата нервно усмехнулась, и села в кресло у стены.

— Она просто сумасшедшая, — произнесла она дрогнувшим голосом. — Я не знаю, что с ней делать.

— А что тебе советует твой друг Ланго?

Агата осеклась, глянув на Стаса в замешательстве.

— Она уже рассказала? Да, это мой друг.

— Он же наверняка в курсе всех ее заморочек?

— Он относится к этому снисходительно, — вздохнула Агата. — А я все же боюсь. Однажды она все же захочет убить его!..

Стас повернулся с креслом к ней.

— Он прав, — сказал он. — Это все подростковый протест. Скажи, мне кажется, или она действительно немного задержалась в детстве?

— Это общая тенденция, — махнула рукой Агата. — Они не хотят взрослеть, потому что других детей вокруг нет. Думаю, самим взрослым это тоже приятно.

Стас нахмурился.

— А где же остальные дети?

— В воспитательных центрах, — сказала Агата. — Чему их там воспитывают, еще неизвестно, но ясно, что сопротивление они организовывать не будут.

Стас посмотрел на нее пристально.

— А кто отец Ванды?

— Какое тебе до этого дело? — нахмурилась Агата.

— Нет, нет, если не хочешь, то и не говори. Но девочка у тебя забавная.

Агата тяжко вздохнула.

— Знал бы ты, чего мне все это стоило! Я была испуганной девчонкой, у меня не было ни дома, ни средств существования… И младенец на руках!

— Это был просто подвиг, — кивнул Стас.

— Ты мне поможешь обуздать ее?

Стас тяжело вздохнул.

— Расскажи мне, — резко поменял он тему разговора, — что хочет от меня твой Ланго?

В ее глазах возникло смятение.

— С чего ты взял, что ему что-то от тебя надо?

— Предположил, — сказал Стас. — Смотри сама, мы с тобой никогда не были близки, а после лагеря я и вовсе стал не слишком популярным родственником. Но ты без сомнений приглашаешь меня к себе, пытаешься даже выстроить какой-то повод для этого… Это он попросил тебя дать свое согласие?

Агата раскрыла рот, но не стала отвечать, не найдя слов. Она даже отвернулась в досаде.

— Я тебя ни в коем случае не осуждаю, — уверил ее Стас. — В конце концов, не убивать же он меня собирается. Но было бы правильно, если бы ты меня предупредила о его интересе.

— Я ничего не знаю о его интересе, — фыркнула Агата. — Он изучает нашу культуру, может с этой стороны… У них нет даже признаков религии.

— Вот и все, — сказал Стас. — Мне тоже будет интересно пообщаться с рептилидом. До сих пор мы только стреляли друг в друга.

— Он интересный собеседник, — поспешила уверить его Агата. — Конечно, это совсем другая культура, и ему приходится объяснять самые простые вещи…

— А про свою культуру он рассказывает?

— Да, конечно. Он не участвовал в боевых действиях.

Стас устало вздохнул.

— День был насыщенный, — сказал он. — Я бы хотел пораньше лечь. Ты мне не покажешь мою комнату?

— Пойдем, — кивнула Агата.

Они поднялись на второй этаж, и Агата открыла дверь комнаты для гостей. Комната была роскошная, и Стас это оценил. Ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы не выказать своего восхищения.

— Там ванная, — Агата указала на дверь, — и туалет. Телевизор включается пультом, там настроены несколько десятков популярных программ.

— Этого достаточно, — кивнул Стас.

— Тогда отдыхай, — сказала Агата. — Какие у тебя планы на завтра?

— Пойду с утра искать работу.

— Ключей у нас нет, — сообщила Агата. — Но для тебя дверь откроется. Я ввела тебя в программу.

— Спасибо, — сказал Стас. — Я тебе очень благодарен, Агата.

— Ничего особенного, — сказала Агата. — И ты должен знать, я была рада оказать тебе помощь.

4

Поначалу в лагере Стас долго не мог избавиться от кошмаров, что преследовали его после всех фронтовых ужасов. Пока он был на фронте, все это воспринималось на сжатых зубах, потому что требовало немедленной реакции, но когда необходимость стрелять в ответ отпала, все вернулось, умножившись многократно. Прошло не меньше года, прежде чем он под руководством лагерного психолога научился контролировать свои сны, но тот предупреждал что все эти ужасы подсознания, разбуженные фронтом, всегда могут вернуться. Стас серьезно опасался, что кошмары вернутся, как только он окажется на воле, и потому в первую ночь не просто читал молитвенное правило, но искренне молился, но его опасения были напрасными, и ночь прошла без потрясений.

По лагерной привычке Стас проснулся в шесть утра и некоторое время ждал окрика дневального. Окрика не последовало, он открыл глаза и вспомнил, что он на воле. Спать уже не хотелось, и он стал подниматься. Некоторое время он позволил себе понежиться в ванной, надел приготовленную одежду, кратко помолился и вышел завтракать, когда все еще спали. На кухне он нашел в холодильнике еду к завтраку, и неспешно поел, наслаждаясь неторопливостью процесса.

Когда в семь часов поднялась Ванда, Стас уже успел посмотреть по телевизору в гостиной все новости, и они его не тронули. Вся эта пестрота событий, с семейными проблемами звезд, с мнением кого-то о чем-то, с сенсационным выигрышем в очередной лотерее и спортивными событиями, не могла его тронуть, потому что, хотя героями событий были люди, но он всех их считал инопланетянами. А о жизни людей новости не сообщали.

— Привет, — сказала Ванда сипло. — У нас сегодня волейбольный матч в школе — придешь?

— Постараюсь, — отвечал Стас, хотя был уверен, что не придет.

— Покажу тебя подружкам, — сказала Ванда с восторгом. — Они описаются от зависти!

Ванда завтракала какой-то калорийно-лечебной смесью, которую сама приготовила в миксере и выпила одним глотком, после чего отправилась в школу, предварительно чмокнув Стаса в щеку.

— Мы победим, — сказала она, подняв сжатый кулак.

— Так и будет, — отозвался Стас.

Он почувствовал, что его начинает угнетать эта навязанная ему роль героя проигранной войны, но протестовать не стал.

Агата поднялась позже, махнула Стасу рукой, проходя на кухню, но скоро вернулась с чашкой кофе в гостиную, где он сидел. На ней была пижама, и она села на диван, положив ногу на ногу.

— Так куда ты пойдешь? — спросила она.

— Сначала на регистрацию, — стал рассказывать Стас. — Потом в центр занятости. И в конце зайду в церковное управление. У вас есть церковь?

— На площади Согласия, — отвечала Агата. — Я вовсе не тороплюсь от тебя избавиться.

— Я ничего такого не предполагал, — сказал Стас.

— Хотела тебя спросить, — Агата смотрела на него, попивая кофе. — Ты не хотел бы познакомиться с моей подружкой?

Стас поднял бровь.

— С твоей подружкой?

— Она очень интересная женщина, — сообщила Агата. — Уже месяц терзает меня просьбой познакомить ее с тобой.

— Чем же я привлек ее внимание? — подивился Стас.

Агата усмехнулась.

— Не тем, что ты подумал. В сексуальном плане сейчас проблем нет, в доме Любви всегда можно найти партнера на любой вкус. Но это все, как бы тебе сказать, производственные отношения… Люди же более взыскательные ищут нестандартные решения.

— В области секса? — спросил Стас скривившись.

— Да нет же, — усмехнулась Агата. — В области простого общения, в области добрых отношений, в области простого разговора по душам. Кстати, если в результате вы придете к сексу, это только обогатит ваши чувства.

Стас покачал головой.

— Нет, нет, меня это не интересует.

Агата отставила чашку.

— Совсем не интересует? — спросила она с интересом.

— Совсем, — кивнул Стас.

Она загадочно улыбнулась.

— Ну, а вот, к примеру, стал бы ты заниматься сексом со мной?

Стас посмотрел на нее испуганно.

— Ты же мне кузина!

— И что?

Стас потряс головой.

— Нет, погоди, ты это серьезно?

Агата рассмеялась.

— Не пугайся, это я только к примеру. Если хочешь начистоту, то я была бы не прочь, хотя на части меня страсть не разрывает. Или ты вообще?…

Стас кивнул.

— Я вообще, — отвечал он. — Мне ведь пришлось давать обет безбрачия. Я получил сан по целибатному чину, так что вопросы секса для меня отрезаны.

— Но ведь тебя лишили сана! Разве это не возвращает тебе возможность…

— Нет, — сказал Стас. — Я давал обет, и этим все решено.

Агата покачала головой.

— Такого рода решимость я могу только уважать, — сказала она. — Это такая редкость в наше время! Думаю, это привлечет к тебе повышенное внимание.

— Я не стремлюсь к вниманию, — ответил Стас сдержано.

— Но официально это вряд ли одобрят. Деторождаемость сейчас во главе всего. Существует обязательный ценз деторождения для получения определенных ступеней в обществе.

— Что за ценз? — скривился Стас.

— Ну, скажем, чтобы добиться определенных карьерных достижений, необходимо иметь много детей.

Стас посмотрел на нее осторожно.

— Скажи-ка мне, если можно… Ванда сказала, что ты спишь с рептилидом.

Агата надменно усмехнулась.

— Тебя это шокирует?

— Я ни коим образом не хочу вмешиваться! Но, насколько мне известно, у рептилидов развит партеногенез! У них нет сексуального инстинкта.

Агата вздохнула.

— Все еще хуже. У них размножение поставлено на промышленную основу. Но сексуальный инстинкт у них, конечно же, есть, но в рудиментарной форме. Наши психологи утверждают, что он активно работает у них в подсознании, но, не имея выхода, порождает самые разнообразные сублимации.

— Так вы занимаетесь сублимацией?

— Не смей лезть в мои постельные дела, — фыркнула Агата. — Если хочешь знать, это тоже культурология. Он пытается понять наши отношения. Ты познакомишься с ним, и поймешь, что все вовсе не так страшно.

Стас качнул головой.

— Это круто, — сказал он.

Агата усмехнулась.

— Так что мне сказать Диане?

Стас улыбнулся.

— Ее зовут Диана? Боюсь, я не оправдаю ее ожиданий, я ведь только что из зоны. Но если ты связана обещанием, то я готов с ней поболтать.

— Скажем, сегодня вечером, ага? — спросила Агата.

Стас кивнул.

Агата поставила чашку и поднялась.

— Ладно, я убегаю.

Она тоже наклонилась, чтобы поцеловать его в щеку, и Стас был вынужден ответить таким же причмокиванием. Конечно же, он не мог забыть о том, что его двоюродная сестра только что приглашала его в постель. Это особенно шокировало.

5

Стас никогда не был в открытом космосе, но теперь, выходя на улицу, чувствовал себя именно так. Мир представлялся ему сугубо враждебным, и следовало проявлять повышенную осторожность в обращении с ним.

Маршрут он изучил из информационной сети, и это избавило его от необходимости задавать вопросы прохожим. Прохожие вовсе не казались врагами, но настроенный на предосторожность, Стас предусмотрительно обходил их на дистанции. Ему предстояло серьезное испытание — общественный транспорт, и он подготавливал себя к нему заранее. Он не был идиотом, он понимал, что никто из окружающих не кинется на него с угрозами, не будет осыпать его ругательствами и оскорблениями, но одно их самодовольство уже представлялось Стасу фактом чудовищного предательства, и избавиться от этого наваждения было трудно.

На остановке было не более трех-четырех человек. Некий долговязый тип вязался к девице в обтягивающем трико, обещая ей всю массу удовольствий, о которых она могла только мечтать, но девица отбивалась, напоминая, что когда она пришла к нему на свидание, он успел переключиться на другую.

Подъехал автобус, современной формы, яркой окраски, и люди поднялись в салон. Стас тоже поспешил занять свое место, и когда он сел к окну, давешняя девица села рядом. Долговязый навис над ним.

— Дедок, — сказал он. — Уступи место влюбленному сердцу.

— Отвали, — сказала девица насмешливо.

— Какие проблемы, Ася? — не отставал ее парень. — Я же повинился, пора уже погладить меня по голове.

— Я лучше на дядю обопрусь, — сказала девица и ухватила Стаса под руку. — Ты ведь мне не откажешь, дядя?

Стас покосился на нее, на парня, и неохотно поднялся.

— Садись, — сказал он долговязому, и перешел на другое место.

Тот громко рассмеялся, а девица возмущено воскликнула:

— Нет, ты видел! Он мне просто в морду плюнул!..

— Хочешь, я ему врежу? — предложил долговязый.

Стасу очень захотелось, чтобы тот начал драку, уж он бы выплеснул все свое раздражение, но девица махнула рукой.

— Да ну его, доходягу такого! Ладно, встретимся в пять в баре, и если ты опоздаешь даже на минуту, я тебя больше знать не хочу! Понял?

Долговязый поцеловал ей руку.

Следующим испытанием оказалось административное здание, где Стас был обязан зарегистрироваться. Некоторое время он просто стоял перед дверью, через которую входили и выходили разные люди, и не решался к ним присоединиться. Наконец, почувствовав, что его ожидание затягивается, он решился и шагнул в дверь.

У двери стоял охранник в военизированной форме. Заметив растерянный взгляд Стаса, он шагнул к нему.

— Вам помочь?

— Мне на регистрацию, — сказал Стас.

— А что вам надо зарегистрировать?

— Свое проживание, — объяснил Стас.

— Подходите к любому терминалу, — махнул рукой охранник. — Если что, обратитесь к девчонкам. Они тут для этого тусуются.

Стас прошел в зал, и подошел к свободному терминалу. Не было ничего неясного в работе с терминалом, он легко набрал нужный путь, и сунул свою карточку, когда это потребовалось. Аппарат проглотил карточку и долго держал ее внутри, так что Стас начал нервничать. Наконец там что-то зажужжало, и карточка неохотно выползла наружу.

Почувствовав удовлетворение от того, что он обрел наконец социальный статус, Стас невольно усмехнулся. Во всяком случае, страхов немного поубавилось.

Центр Занятости располагался в большом зале, похожем на вокзал обилием людей, различных терминалов и окошек. Стас поначалу испытал там ощущение близкое к паническому, но сумел прийти в себя, отсидевшись в кресле. Не зная, куда ему обращаться, он стал в очередь в справочную службу, где ему объяснили, как и что ему делать. Он сел к терминалу, и стал нажимать кнопки, чтобы определиться в своей профессиональной ориентации. До войны Стас работал в храме и учился в университете, так и не успев его закончить. На войну он ушел санитаром, считая свой выбор окончательным, чтобы не быть связанным со смертью, что закрывало для него путь к духовному сану. Попутно он прислуживал во фронтовом храме, читал и пел на клиросе, сослужил батюшке на требах, и особенно на отпеваниях, которых на войне было очень много. А когда их полковой священник умер от сердечного приступа во время литургии, Стас сам стал священником, перешагнув за неделю ступень диаконства. Так что никакой другой профессии, кроме той, от которой его отлучили, у него не оставалось.

В окошке терминала появилось предложение обратиться к инспектору, и Стас стал в очередь к инспектору. Ждать пришлось недолго, и вскоре он уже расположился напротив миловидной женщины с румянцем на щеке, которая улыбалась ему игривой улыбкой. Ее звали Роза.

— Я так понимаю, в церкви вас уже не простят? — спросила она с сочувствием.

— Если вы меня туда направите, — сказал Стас, — то они могут подумать. Может, сан мне не вернут, но работу при храме найдут.

— А вы действительно хотите работать при церкви?

Стас кротко вздохнул и кивнул.

— Вы верующий человек?

— У нас не принято хвастаться глубиной веры, — сказал Стас.

— Просто я пытаюсь понять, как была связана ваша вера с вашим участием в конфликте?

— Это было нечто вроде духовной лечебницы, — пояснил Стас. — На войне люди переживают особо тяжкие стрессы, и мы помогали им.

— И вы не призывали их к миру?

Стас некоторое время молчал, выстраивая приемлемый ответ.

— Такого рода призывы действуют только, когда вы обращаетесь к обеим сторонам, — наконец сформулировал он. — Но у меня не было возможности обратиться к рептилидам.

Она улыбнулась, и как показалось Стасу, оценила его дипломатическую изворотливость.

— А если вам не удастся устроиться при церкви, где бы вы могли работать?

Стас пожал плечами.

— На любой работе, — сказал он. — Я могу быть уборщиком, грузчиком, чернорабочим…

— Это здорово, что вы не выдвигаете никаких условий, — кивнула Роза. — Я вам непременно помогу. А вы не думали о репродуктивных услугах?

Стас озадачено поднял голову.

— А что это?

— Сексуальные услуги, — объяснила Роза. — Вы вполне еще здоровый и крепкий мужчина, и могли бы зарабатывать неплохие деньги в Доме Свиданий.

— Зарабатывать деньги? — переспросил Стас.

— Да, — кивнула Роза. — Каждый случай беременности оплачивается очень даже неплохо. Половина ваших сверстников зарабатывают средства к существованию оплодотворением женщин.

— Это встало на промышленную основу? — спросил Стас насмешливо.

— Разумеется! Ведь речь идет о восстановлении народонаселения.

— И что, брачные отношения отменены?

— Почему же? Очень многие хотят сохранить свои обязанности перед любимыми. Но это никак не связано с деторождением, потому что дети находятся на воспитании у государства.

— В обязательном порядке?

Она удивлено подняла голову.

— Вас это как-то напрягает?

— Если честно, я бы хотел сам воспитывать своего ребенка, — признался Стас.

— А что вы знаете о тайнах воспитания личности?

— Ничего, кроме того, что я сам — личность, — улыбнулся Стас.

— Вот видите. А ведь правильное построение воспитательного процесса, это условие обязательное для создания полноценной личности. Слишком много предрассудков мы готовы привить нашим отпрыскам, вопреки интересам общества. Нельзя считать вашего ребенка вашей собственностью, вы согласны?

— Это запрещено?

— Категорически, — кивнула Роза. — Поначалу с этим спорили, но потом нам были предоставлены убедительные доказательства.

— И что получается из этих государственных детей? — хмуро спросил Стас.

— Программа работает только тринадцать лет, — улыбнулась Роза. — Мы пока не можем сказать, каковы ее результаты. Но дети представляются довольными и счастливыми. Кстати, если бы не ваши ограничения в правах, вы могли бы работать в детском центре воспитателем.

Стас понимающе кивнул.

— И что, народонаселение растет?

— Стремительно, — рассмеялась Роза. — Потери, разумеется, еще не до конца компенсированы, но к этому все идет.

Стас посмотрел на нее пристально.

— Скажите, а вы сами?…

— Что?

— У вас были дети?

— Разумеется, — отвечала Роза. — Рождение детей является условием карьерного роста. У меня их было четверо.

— И все от разных родителей?

— Представьте себе, — рассмеялась Роза. — Или вы, как священник, считаете это прелюбодеянием?

Стас не стал отвечать.

— Подумайте об этом, — сказала Роза. — А пока можете обратиться в вашу церковь, мы пошлем соответствующий запрос в местное управление.

Стас кивнул. Она все еще улыбалась ему располагающей улыбкой.

— Вы знаете, — сказала она. — Существует симпатия, нарастающая со временем, а существуют случаи взрывного характера. Называется: сексуальный шок. Когда внезапная волна влечения бросает вас в объятия партнера. Вы понимаете, о чем я говорю?

Стас поспешно поднялся.

— Да, — сказал он. — Понимаю. У нас это называется наваждением. Всего доброго, Роза!

Конечно, он еще в лагере успел узнать об основной профессии граждан, которые вступали в беспорядочные связи в надежде на оплодотворение. Он знал, что теперь это приняло совершенно рутинный характер, где соблазнение превратилось из затейливой рыбной ловли в промышленный отлов рыбы, но до сих не мог это принять. В лагере возможность сексуальных утех являлось средством поощрения, но и там случаи оплодотворения давали немалые блага, вплоть до полной амнистии. Он представил себе участников этого процесса, которые изо дня в день деловито и сосредоточенно заняты сексуальной работой, и его передернуло от отвращения. Но мог ли он их осуждать?

6

Когда он уже шел к выходу через огромный холл, какой-то человек вдруг поднялся с дивана у стены и пошел к нему навстречу. И хотя Стас не обратил на него особого внимания, какое-то внутренне напряжение тотчас же сковало его.

— Простите, — услышал он.

Он нервно обернулся, и увидел рядом довольно молодого человека в каком-то пестром пончо.

— Это вы Бельский Станислав Семенович? — спросил тот.

— Что вам угодно? — хмуро спросил Стас.

— Я бы хотел с вами поговорить.

Стас нервно вздохнул.

— А кто вы такой?

— Крис Вердиев, — представился тот. — Преподаватель из Тульского университета, занимаюсь историей. Случайно оказался в Верейске, и вот такая удача!

— Удача?

— Узнал, что тут появились вы, Станислав Семенович. Для меня это грандиозная удача.

Стас качнул головой. Ему это удачей не казалось.

— И что вам угодно?

— Станислав Семенович, дорогой! — всплеснул руками Крис. — Вы же для нас просто кладезь информации! Вы же реальный участник тех событий, не так ли?

— Разве я один такой?

— Увы, вас уже совсем не так много, — вздохнул Крис. — Не желаете посидеть в кафешке, я вкратце объясню, что мы от вас хотим.

— Мы?

— Историческое общество при университете.

Стас пожал плечами.

— Как вы меня поймали?

— Да, действительно, — хихикнул Крис. — В полиции мне отказались дать ваш адрес, но я знал, что вы непременно придете сюда на регистрацию, вот и сижу здесь уже около часа, выжидая вас.

Они направились к выходу.

— Отказались дать мой адрес? — удивился Стас.

— Ну да, вы ведь только что из лагеря… Считается, что вы в стрессовом состоянии.

Стас вздохнул, соглашаясь в этом вопросе с полицией.

Он вышли на улицу, и Крис указал на другую сторону.

— Там вон есть приличная кофейня! Надеюсь, я вас не напрягаю?

Стас не ответил. В заведениях общепита ему бывать еще не приходилось, но он не ждал от них неприятных сюрпризов.

В кафе было уютно, и почти совсем не было народа. Официантки в мини-юбках шелестели между столиков, раздавая самые сладкие улыбки. Крис заказал кофе, и миловидная официантка, бросив быстрый взгляд на Стаса, пошла исполнять заказ.

— Понимаете, — начал Крис. — Общество испытывает огромный дефицит в информации о прошлом. После войны они несколько лет вытаптывали всякие воспоминания, а когда спохватились, оказалось, без этого наша жизнь неполноценна!

— В самом деле? — подивился Стас. — Так вас интересует история войны?

— Конечно! — воскликнул Крис. — Это же высокая трагедия, это же живой миф! Представьте себе картину уничтожения Нью-Йорка, или гибель Москвы!..

— Тогда уж Китайский провал, — заметил Стас.

Именно там, в Китае после чудовищного энергетического удара были особенно крупные жертвы.

— Собственно говоря, атака объединенной базы тоже была актом трагедийным, — заметил Крис. — Вы же знаете, они все были повязаны на свою базу… Погибло немалое количество бойцов.

В той атаке участвовали спецназовцы, и все погибли во время взрыва. Но Стас не мог забыть охватившего всех чувства приближающейся победы, которое потом было так грубо прервано притоком новых сил противника.

— Простите, — остановил его Стас. — А вы сами где были?

Крис чуть смешался.

— Когда война была закончена, мне было пятнадцать лет, — сказал он. — И все годы войны мы прятались то в одном убежище, то в другом. Можете представить, что мы там пережили.

— Могу, — кивнул Стас. — Но вы довольно быстро от всего этого отошли, верно?

— Конечно, это удивительное явление, — согласился Крис. — Мы ведь все ждали, что все!.. Конец света!.. А получилось, что победители сделали для нас куда больше, чем мы могли ждать в случае своей победы. Практически, уже через десять лет все следы этой страшной войны были ликвидированы. Рептилиды вкачали в нас невероятные средства.

— Почему они так сделали? — угрюмо спросил Стас.

— Это эффект загадочной рептилидской души, — рассмеялся Крис. — Я сам не сразу смирился с поражением, как и многие, но, в конце концов, осознал, что наше поражение по сути явилось нашей победой.

— То есть, нам вообще не следовало воевать, да?

— Получается, что так, — кивнул Крис. — Вас это расстраивает?

Стас промолчал.

— Так чем вы занимаетесь в своем историческом обществе? — спросил он.

— Восстанавливаем ход событий, разумеется.

— Для кого?

— Для всех любителей истории! Конечно, запрос общества на историю войны пока не достаточен для серьезной работы, но мы верим, что будущие поколения оценят наши поиски.

Стас только хмыкнул.

— В частности, нас интересует крымский эпизод войны, — сказал Крис. — Он очень мало изучен, свидетелей почти не осталось, документов тоже. Это же было в самом конце, когда сопротивление практически добивали.

— До капитуляции оставалось еще около полугода, — напомнил Стас. — После того, как мы взорвали их базу в космосе, появилась надежда. Но тут пришли новые корабли из Болота, и нас стали давить.

— Вы ведь были в Крыму?

Стас кивнул.

— Кого вы знали из известных лиц?

— А кто вас интересует?

— Ну, генералы Стечкис, Найманов, Агабян… Маршал Гремин, наконец.

Стас покачал головой.

— Я был в чине старшего лейтенанта, — сказал он. — Кого из начальства я мог знать?

— Но вы выжили!

— Потому что в момент взрыва я был под землей. Мне пришлось еще не меньше недели раскапываться…

— Представляю, что вы увидели, когда выбрались.

— Пустыню, — кивнул Стас. — Воды в Крыму никогда толком не было, а я почти в центре полуострова! И все разглажено, как катком проехали. Это действительно была образцовая пустыня. Прежде чем меня напоили, я совсем высох…

— А кто вас подобрал?

— Уцелевшие остатки армии собирались со всех сторон. Меня подобрал патруль на джипе… К тому времени в Крыму уже лютовали каратели рептилидов, знаете, такие — с рогами.

— Их называют барсифы, это самое воинственное племя среди рептилидов. И самое дикое. Ну, в их смысле, конечно, — он понизил тон. — Об этом не принято говорить, но именно с ними связаны случаи каннибализма.

— Такие случаи подтверждены? — спросил Стас угрюмо.

— У нас по рукам ходил вольный перевод одного рептилидского поэта, — сообщил Крис. — Так там об этом пишется прямо. Наши говорить об этом не осмеливаются. Так сколько вас уцелело?

— Поначалу собралось около тысячи человек, — сказал Стас. — Но каратели разыскали нас и напали… Осталось около сотни.

— Значит, вы все-таки видели маршала Гремина.

— Он был очень плох, — покачал головой Стас. — Умер за неделю до того, как нас сняли американские десантники.

— Это был великий человек. Все мгновения его жизни заслуживают нашего особого внимания.

Стас бросил на него быстрый взгляд.

— Думаете, дойдет до того, что мы будем прославлять наших героев?

— Непременно! — воскликнул Крис. — Собственно говоря, рептилиды и сами выражают восхищение нашим сопротивлением. В конце концов, ведь у нас практически не было шансов противостоять их нашествию. Но наше политическое руководство страшно боится реваншистских настроений, и давит все в зародыше. Однако, наше университетское общество прикрыто Наблюдательным советом, поэтому нас не трогают.

— Что за Наблюдательный совет?

— Это оккупационная администрация. Но они стараются не вмешиваться в наши дела, и потому вреда от них нет. Зато пользы немало.

Стас посмотрел на него тяжелым взглядом.

— Значит, теперь все в порядке?

— Если вы о рептилидах, то все в полном порядке. Они даже склоняются к идее широкой компенсации всех наших потерь.

Стас поставил на стол чашку.

— Почему же меня тогда держали пятнадцать лет в лагере?

— Вы же понимаете, — развел руками Крис. — Это наши власти, которые считают себя святее папы римского. Всю борьбу с реваншизмом ведут именно они, определив в реванше сосредоточение сил зла. Им так удобно.

— Выглядит гнусноватенько, — заметил Стас с усмешкой.

— Как и многое вокруг, — согласился Крис. — Но с другой стороны, исследование конфликта продвигает нас по линии онтологии, позволяет понять самые глубинные смыслы бытия. Ведь вы наверняка судите эту историю по-своему, и никакие успехи нашего быта вас не успокоят.

— Я стараюсь не быть категоричным, — буркнул Стас.

— И ваша позиция имеет свои основания, — кивнул Крис. — Мы должны учитывать все мнения, и только тогда мы получим картину, более или менее адекватную.

— Так что вы от меня хотите?

— Ваш рассказ о тех временах, — сказал Крис. — Мы предполагаем собрать общество, подать общую позицию в виде презентации, а потом поговорить обо всем этом с вами. Люди будут задавать вопросы, а вы — отвечать.

— Похоже на допрос в комиссии по военным преступлениям.

Крис усмехнулся.

— Нет, нет, мы куда доброжелательнее. Вы в принципе ничего не имеете против?

— Пока я ничего не могу сказать, — отвечал уклончиво Стас. — Дайте мне устроиться, осмотреться, определиться. У меня ведь пока еще голова идет кругом. Племянница меня героизирует, а двоюродная сестра зовет в любовники. Это может шокировать…

— Я понимаю, — кивнул с участием Крис. — Сексуальный вопрос обрел несколько другое звучание, и вы, как священник христианской церкви, наверное, озадачены. Но после таких сокрушительных потерь рептилиды считают себя просто обязанными восстановить численность населения, поэтому они активно поощряют деторождаемость.

— Они просто ангелы, — кивнул Стас холодно.

— И вы сами это поймете и признаете, — уверил его Крис. — Когда с вами связаться?

— Скажем, через неделю, — сказал Стас.

— Договорились. Простите меня за мою активность, но я серьезно отношусь к своему делу.

Стас остался в кафе, а Крис поспешно ушел.

Этот интерес исторического общества к событиям в Крыму не представлял для Стаса никаких загадок. Маршал Гремин был одной из центральных фигур Сопротивления, и с его именем были связаны самые главные тайны войны. В лагере от Стаса все пятнадцать лет добивались сведений о маршале, и немудрено, что это любопытство перешло на период освобождения. Как уже сказал Крис Вердиев, их ведь так немного осталось, ветеранов той войны.

7

Полковник Лазарус Гейшахт пришел на руководство в Верейске после долгой карьеры в области разведки, и такое назначение было прямо связано с его предыдущей работой. Впрочем, как правильно говорили знающие люди, бывших разведчиков не бывает. И хотя Гейшахт пока не исполнял каких-либо заданий своей бывшей конторы, он знал, что его просто держат в запасе. Верейск был одним из центров культурного контакта, и от того его значение для политической жизни было особенно важным. Гейшахт не только следил за контактами рептилидов, он даже сам в их участвовал, когда те затевали какие-нибудь общественные акции.

Поэтому полковник так перепугался, когда вдруг в Верейск нагрянул генерал Анри Десконье, ветеран войны и член Управляющего комитета. По рангу генерал Десконье был этажа на четыре выше полковника, то есть он сидел так высоко, что встретиться с ним в жизни было просто немыслимо. А тут вдруг заходит секретарша и испуганно сообщает:

— Господин мэр, там генерал Десконье.

— Где? — не понял сразу Гейшахт.

— В приемной, — пролепетала секретарша.

Еще не до конца все обдумав, Гейшахт уже вылетел в приемную, чтобы лично приветствовать героя войны. Генерал в этот момент тепло беседовал с немолодой Кларой Уинстон, которая настойчиво добивалась от мэра повышения категории, ссылаясь на то, что ее семья погибла на войне. Она ссылалась на это уже пятнадцать лет, с тех пор, как эти ссылки стали работать, и успела набрать немало полезных преимуществ.

— Что это, мэр? — спросил генерал с шутливой серьезностью. — Почему вы обижаете эту несчастную женщину.

— Уверяю вас, он просто расист! — сказала Уинстон уверенно.

— Мы непременно займемся ее проблемами, генерал, — пообещал Гейшахт. — Прошу вас в мой кабинет!

— Держитесь твердо, милая, — сказал генерал Кларе и прошел в кабинет.

Гейшахт, провожая его, говорил:

— Вообще-то, если посчитать, то эта попрошайка под предлогом своего африканского происхождения вытребовала у нас уже в три раза больше, чем ей положено.

— Оставьте, мэр, — скривился генерал. — Неужели вы думаете, что это меня интересует?

Он упал в кресло.

— Воды со льдом, — попросил он.

Гейшахт немедленно передал его требование секретарше, и сел напротив.

— Чем я могу быть вам полезен, генерал? — спросил он, выражая полную готовность послужить.

— Чем вы можете мне послужить, приятель? — улыбнулся генерал. — Вы же болеете за «Драконов», а я за «Орлеанский кактус».

Гейшахт услужливо улыбнулся, хотя фактически генерал напомнил ему, что он представляет команду генерала Вана Ленси. Конечно, этот генерал знал все.

— «Орлеанский кактус»? — переспросил мэр.

— Что происходит в вашем центре? — спросил генерал.

Секретарша внесла поднос с бутылочкой воды из холодильника, где в отдельном блюдце был лед. Генерал неторопливо налил себе почти полный бокал воды, и бросил туда лед, так что вода немного выплеснулась.

— Что я могу знать о работе центра? — развел руками Гейшахт. — Это совершенно закрытая система.

— И у вас там нет своих агентов? — генерал чуть склонил голову.

— Я не могу сказать, что у нас там совсем нет агентов, — сказал Гейшахт, чуть усмехнувшись. — Просто они еще не достигли достаточного уровня компетентности. Там сложная процедура продвижения.

— Так что они выяснили на своем уровне компетенции? — спросил генерал.

Гейшах развел руками.

— Похвастаться нечем, — признался он. — Официально они работают над изучением нашей культуры, только трудно понять почему это их так интересует?

— А вас не интересует культура рептилидов? — спросил генерал.

Гейшахт посмотрел на него вопросительно.

— Разве она должна меня интересовать?

Генерал усмехнулся и поставил свой бокал.

— Вы же разведчик, мэр! — напомнил он. — И мне говорили, что вы неплохой разведчик. Неужто вы решили, что вас поставили сюда, чтобы выбивать привилегии для черных попрошаек?

Гейшахт чуть помолчал.

— Я достаточно долго работал в разведке, — согласился он. — Но, вы же знаете, военные вопросы ушли в далекое прошлое, и нас пустили на управление. Это совсем не значит, что я здесь исполняю функции разведывательного центра.

Генерал кивнул.

— Жаль, — сказал он. — Потому что в данную минуту вы интересуете меня исключительно в разведывательном плане.

Гейшахт распрямился.

— Я всегда готов к вашим услугам, генерал, — сказал он. — Но разве у нас еще ведутся какие-то боевые действия?

— Ведутся, друг мой, — сказал генерал, снисходительно усмехнувшись. — Еще какие! В частности, ваш генерал Ван совсем недавно сдал мне все свои позиции в России.

— О чем это вы? — насторожился Гейшахт.

— Просто он понял, что не надо было связываться с Арнольдом. Арнольд немножко погорел, вот и посыпалась вся его сеть.

— Генерал Арнольд погорел? — спросил Гейшахт испуганно.

— Я же вам говорю, теперь вас прикрываю я, — пояснил генерал. — Или я должен сказать вам пароль?

— Я не понимаю, о чем вы, — произнес Гейшахт твердо.

Генерал посмотрел на него с одобрительной улыбкой.

— Молодец, полковник, — сказал он. — А правда ли, что аллигаторы питаются речными змеями?

— Чаще наоборот, — ответил Гейшахт без всякого энтузиазма. — Я вас слушаю генерал?

Тот развел руками.

— Ничего нового я вам сказать не могу, — сказал он. — Меня интересует ваш центр.

— Но вы же… — Гейшахт осекся. — У вас же правительственные полномочия! Разве они не должны ходит перед вами на цыпочках?

Генерал посмотрел на него насмешливо.

— Ты хоть раз видел крокодила на цыпочках?

Гейшахт сдержал усмешку.

— В чем тут фишка? — спросил он.

— Фишка в том, — сказал генерал, — что ваш центр находится под опекой профессора Цингали. И судя по тому уровню секретности, который его окружает, работа там идет серьезная.

— А что я могу сделать?

— Ты же разведчик, — напомнил генерал. — Вот тебе задача, разведать, что они тут готовят?

— Но как?

— Думай, как, — сказал генерал. — У тебя хотя бы есть список наших работников, кто там есть.

Гейшахт нахмурился.

— Достать такой список нетрудно, — сказал он. — Там всего лишь три десятка человек. Только они находятся по самым пристальным контролем!

— И ты хочешь мне сказать, что вы ничего не делаете? — сощурился генерал.

— Нет, почему мы работаем, — отвечал Гейшахт. — Через родственников, через знакомых. Похвастаться нечем, конечно…

— Совсем нечем?

Гейшахт пожал плечами.

— Предо мной не стояла задача вести разведку в сфере деятельности рептилидов.

— Теперь стоит, — сказал генерал. — Твои действия?

Гейшахт покачал головой.

— Я должен понять хотя бы смысл запроса! Кто вас интересует, в связи с чем?

— То есть, ты хочешь, чтобы за тебя работал я, — хмыкнул генерал.

— Нет, нет, — поспешил уверить его Гейшахт. — У нас есть свои наработки, и мы можем предложить свои направления поиска. Как я понимаю, большинство работающих там землян сами являются чем-то вроде подопытных кроликов. Нам точно известно, что из состава случаются выбраковки… Вы понимаете, о чем я?

— Продолжай, — кивнул генерал.

— За прошлый год пропало трое, — сказал Гейшахт. — Пропало без следов.

— Это печально, — согласился генерал.

— Из примечательных специалистов могу отметить Агату Маркевич, — вспомнил Гейшахт. — Замечены ее особые отношения с ее руководителем, рептилидом Ланго.

— Особые отношения?

— Они достаточно близки, — заметил Гейшахт. — Он бывает у нее дома. Такого не случается больше ни с кем из землян.

— Вы пробовали проследить их встречи?

— Пробовали, — грустно вздохнул Гейшахт. — Неудачно. Установленные приборы были выявлены, и затем последовал скандал. Начальник службы полетел, конечно.

— А что известно про этого Ланго?

Гейшахт пожал плечами.

— Ничего.

— Совсем ничего?

— Ну, он гринбей, исследователь культуры, приехал на Землю лет восемь назад. Это все!

— А с этой Агатой ты как-то работаешь?

— Да, конечно. С ней работает наш опытный агент, специалист по личным контактам.

— Что это за специалист по личным контактам?

Гейшахт улыбнулся.

— Девушка для эскорта, — пояснил он. — Высшей категории.

Генерал вскинул брови и улыбнулся.

— Как у вас все интересно, — отметил он. — И у нее есть имя?

— Диана Милонова. Роскошная женщина, звезда нашего общества.

Генерал посмотрел на него задумчиво.

— Знаете, мэр, — сказал он. — Я был бы не против познакомиться с нею лично.

Гейшахт радостно улыбнулся.

— В любой момент, генерал!

8

Несмотря на пышное название, церковное управление епархии располагалось в небольшом двухэтажном домике при церкви, и хмурый сторож, открывший Стасу ворота, спросил без дружелюбия:

— Чего надо?

— Надо встретиться с секретарем епархии, — сказал Стас. — Он дома?

— Дома, — отвечал сторож. — Только спит. Может, в другой раз придешь?

— Нет, ты уж лучше его разбуди, — сказал Стас. — Чего он спит-то в полдень?

— Спать хочет, — фыркнул сторож.

— А владыка где?

— Владыка в Австралию уехал, — сказал сторож. — Все решают, как им лучше объединиться.

— А ты — против? — усмехнулся Стас.

Сторож пожал плечами.

— Посиди на лавочке, — сказал он. — Попробую я Феоктиста буднуть.

Он затворил за Стасом калитку, и прошел в дом. Стас присел на лавочку в тени дерева, и глубоко вздохнул. Метаморфозы, происходящие в последнее время с церковью, особенно его беспокоили, потому что касались самого смысла существования. И хотя церковь еще сохраняла свои консервативные взгляды, отстаивать их становилось все труднее.

Сторож вышел из дому, повернулся к Стасу и сказал:

— Подожди малость, примет…

— Ходит народ в храм? — спросил Стас.

— А куда он денется? — хмыкнул сторож.

— Как я понял, тут такие перемены в общественных настроениях…

— Это есть, — согласился сторож.

— Церковь по этому поводу что-то высказывала?

— Это по какому поводу?

— По блуду, — буркнул Стас.

Сторож хмыкнул.

— Это ведь как посмотреть, — сказал он лукаво. — Кому блуд, а кому — народонаселение.

Стас смотрел на него молча, и сторож замялся.

— А я чего, — сказал он. — Я, как все…

— Грехом-то это считается? — спросил Стас. — Или есть какие новые установления?

— Так кто нынче без греха, — махнул рукой сторож.

Тут дверь раскрылась и во двор вышел толстый поп. Он был небольшого роста, с покрасневшей физиономией, с всклокоченной шевелюрой, в каком-то помятом подряснике и с пластиковым крестом на груди.

— Тимофей! — хрипло закричал он прежде всего. — Я кому говорил, убрать ящик от ворот! Опять туда всякой грязи набросали небось…

Сторож поспешил убрать ящик для приношений, выставленный у калитки.

Подойдя к поднявшемуся для благословения Стасу, батюшка крякнул, но все же наскоро благословил его.

— Кто таков?

— Стас Бельский, — отвечал тот. — Из военнопленных…

— Знаю, — буркнул батюшка. — Про тебя мне офицер службы порядка очень подробно все рассказал.

— И что он вам рекомендовал? — спросил Стас. — Послать меня, или принять?

— Он-то согласен принять, — хмыкнул батюшка. — Только под особый контроль. Если имеются какие реваншистские идеи…

Стас смиренно склонил голову.

Батюшка тяжко вздохнул и присел на лавочку. Стас остался стоять перед ним.

— А я, значит, протоиерей Феоктист, секретарь епархии. И, соответственно, настоятель соборного храма. Но у нас там мест нет.

Стас понуро кивнул.

— Что я тебе могу предложить, — продолжал отец Феоктист. — Только чтецом в Никольский храм. Платят немного, но на жизнь хватает.

— Есть, значит, прихожане?

Батюшка покосился на него с подозрением.

— А ты сомневаешься, что ли?

Стас пожал плечами.

— Просто все так изменилось…

— Спаси их Господи, благодетелей наших, — сказал батюшка. — Сами бы давно уже померли в руинах, не помоги они нам. Ты где воевал?

Стас чуть помедлил.

— Сначала на Украине, — сказал он. — Партизанили в Полтавщине. Потом Крым защищали.

— На Украине, — проговорил батюшка. — А я вот в Введенском монастыре близ Суздаля прибился, пацаном голым, после того, как вы Москву расколбасили…

— Москву не мы, — сказал Стас.

— Какая разница, — махнул рукою батюшка.

Возникла пауза, которую надо было быстро заполнять, пока отец Феоктист не окунулся в тяжкие воспоминания своего детства.

— Значит, я могу идти на этот приход? У них есть место?

— Есть, — кивнул отец Феоктист. — Шамкает у них на клиросе одна бабка, да ее уже никто не понимает. Настоятелем там отец Глеб Коротков, он там при приходе еще дом престарелых держит, за счет зеленых благодетелей. Молодой, энергичный…

— А где храм находится?

— На Рыбачьей площади, где дорога на Воронеж. Окраина, но народ тихий, спокойный. Только ты не торопись, отец Глеб дома, как и я, с похмелья лежит. Ты к нему в субботу приходи, перед службой. Там и разберетесь.

— С похмелья? — покосился на батюшку Стас.

— А ты что подумал? В мэрии вчера гульбище устроили, так нас в обязательном порядке… Трое зеленых во главе стола сидели, все посмеивались над нами.

Батюшка сплюнул.

— Зачем же вы пошли?

— Епархию представлял, — сказал батюшка. — Мне владыка про это в обязательном порядке наказал: «Смотри, Феоктист, чтобы ублажал зеленых во всем!»

Стас усмехнулся.

— Мне интересно, как вы их в Святое писание вписали?

— А чего там? — пожал плечами отец Феоктист. — Они сами себя вписали. Так вот и формулируют, флюктуационый скачок рудиментарной цивилизации, причуда эволюции.

Стас качнул головой.

— Во как!

— Да, брат, — вздохнул отец Феоктист. — Их на козе не объедешь. Ведь ежели ты протестовать сейчас начнешь, так они сами тебя и финансировать будут, потому как уважают отдельное мнение.

— И что, протестует кто?

Батюшка тяжко вздохнул.

— Куда тут протестовать, — сказал он. — Сплошная пьянка… Владыка вон, в Австралию поехал — зачем, думаешь? Опять же, пьянка на больших верхах. Называется — экуменизм.

Стас согласно кивнул.

— А что церковь говорит про все эти Дома Свиданий? — спросил он.

Отец Феоктист повернул к нему свое красное лицо и цыкнул зубами.

— Церковь ничего не говорит, — сказал он. — На исповеди можно и епитимью наложить, но вслух лучше не болтать. Это ведь у них считается за главное достижение содружества цивилизаций.

— Значит, этих детей никто не крестит?

— Так специальное решение вышло, — вздохнул батюшка. — Крестить можно только после достижения совершеннолетия, по ясно выраженному желанию.

— А будет ли у них такое желание?

— А кто знает. Они пока только подрастают в своих инкубаторах. Есть там, конечно, учителя, например, наш отец Гавриил там про религию рассказывает. Только он сам признается, там главный упор делают на сексуальных вопросах. Как и куда вставлять. Не знаю, с чем они в храм придут, да и придут ли?

— Значит, здесь неподалеку есть воспитательный центр?

— Тебя туда не пустят, — усмехнулся отец Феоктист. — Ты ведь пораженный в правах, имей в виду.

— Пораженный в правах? — подивился Стас.

— Это официальное распоряжение властей, — пояснил отец Феоктист. — Все участники конфликта находятся под запретом в ряде социально значимых профессиях. Скажем, в нашей области архиереем тебе никак не стать.

— Может, с меня запрет снимут? — осторожно предположил Стас.

— А с какой стати? Ты ведь стрелял?

Стас посмотрел на него мрачно.

— Такой случай вышел, они в госпиталь ворвались… И потом, я ведь не в людей стрелял!..

— Ну да, — хмыкнул отец Феоктист. — На крокодилью охоту вышел, точно? Ты об этом вслух не говори, нынче зеленые официально приравнены в правах к людям, а неофициально они еще куда правее.

— Но формально я ведь канона не нарушал!

— Не суетись, — сказал отец Феоктист. — Мы тоже люди, понимаем. Дай времени пройти, там уже посмотрим. Почитай пока на клиросе, и не возникай там с правами. Понял?

Стас кивнул.

— И еще, — отец Феоктист понизил тон. — Ты там посмотри за батюшкой. Если что, так сразу мне докладывай.

— О чем докладывать? — не понял Стас.

— Ходят за ним слухи, — отвечал отец Феоктист. — На проповедях иногда чего-нибудь брякнет, на исповеди тоже… Конечно, нынче у нас полная свобода, но меру знать надо. К чему нам скандалы-то!

Стас невольно качнул головой.

— Это вы мне предлагаете, — переспросил он. — Только что отсидевшему зеку?

— Тебе тоже о репутации подумать надо, — буркнул батюшка. — Если ты и вправду думаешь сан восстанавливать, то покажи свое смирение.

Стас вздохнул, и склонился перед ним в поклоне.

— Спаси вас господи, батюшка. Благословите!

Отец Феоктист не вставая, как это было положено раньше, перекрестил его и дал поцеловать руку.

— Ступай с Богом. Небось, еще увидимся…

9

Стас вышел за ограду управления не испытывая никакого воодушевления. Он, конечно, не ждал, что церковь восстанет против инопланетного засилья, но хотя бы предполагал, что Дома Свиданий у них в запрете. Про эти дома свободной любви он уже наслышался достаточно для того, чтобы отвергнуть эту идею на корню.

Обретя документ о социальном статусе, он обрел некий общий уровень обеспечения, и потому мог себе позволить зайти перекусить. Конечно, роскошный модный ресторан был ему недоступен, но найти вкусную пищу можно было и в общих заведениях.

— Стас! — услышал он вдруг со стороны.

Рядом остановилась роскошная машина, и из нее выбралась столь же роскошная блондинка, не слишком молодая, но вполне привлекательная. Прохожие на улице останавливались, чтобы поглазеть на нее.

— Стас Бельский? — спросила блондинка, снимая очки.

— Мы знакомы? — спросил Стас.

— Заочно, — рассмеялась та. — Я Диана Милонова, подруга Агаты, вашей сестры.

Стас заинтересованно кивнул.

— Она что-то говорила, — сказал он. — Вы меня тут случайно обнаружили?

— Я вас специально искала, — отвечала она.

— Я тронут, — пробормотал Стас обескуражено.

— Спасибо, — она шагнула к нему, и свободно чмокнула его в щеку. — Не смущайтесь, Стас, она рассказала мне про ваш обет безбрачия. Я не собираюсь вас соблазнять.

Стас сдержано вздохнул.

— Уже легче, — отметил он с улыбкой.

— Но познакомиться очень хочу, — сказала Диана.

Стас поднял брови.

— Почему?

Она склонила голову на бок.

— Вы бы не задавали мне такой вопрос, если бы знали мой круг общения.

Стас наморщил лоб.

— Так вам наскучил ваш круг общения?

— Наскучил, не то слово! Я с трудом терплю это общение, которое на самом деле вовсе и никакое не общение. Современный разговор, это просто цепь монологов, где никто никого не слушает, но реакцию отыгрывают, и тем очень довольны. Представьте, я ради прикола время от времени рассказываю друзьям, что у меня смертельное заболевание, и мне осталось жить неделю, и как они это воспринимают? Самое живое восприятие было такое: «Так как мы проведем эту неделю? Я знаю отвязный клуб на побережье…»

Стас усмехнулся.

— Если честно, то я сам не знаю, как бы отреагировал на такое сообщение. По-моему, это довольно жестоко…

— Вот видите! — Диана радостно ткнула ему в грудь пальцем. — Вам это кажется жестоким, вас это хотя бы беспокоит!.. Это нормальная живая реакция, которой сейчас нет практически ни у кого! А я так соскучилась по нормальным отношениям!

— А что, Агата именно такая, как вы рассказываете?

Диана насупилась.

— Агата не такая, — сказала она. — Но про Агату, давайте не будем. Она вообще не нашего круга, если можно так сказать.

— Это вы про ее отношения с крокодилами?

— Тсс, — Диана приложила палец к его губам, и кокетливо улыбнулась. — Осторожнее, за такие слова на улице штрафуют.

Стас усмехнулся.

— В лагере тоже за это наказывают, но при этом никто не называет их людьми. Разве они сами не признают себя земноводными?

— Они тут вообще не при чем, — сказала Диана. — Вы уже познакомились с этим Ланго?

Стас покачал головой.

— Но я про него уже слышал.

— Очаровательный собеседник, — сказала Диана. — Я не знаю, чем они занимаются в постели, но я бы и сама с ним легла. Правда, он не участвовал в войне. Я вас задерживаю? — спросила Диана, заметив возникшее у Стаса беспокойство.

Беспокойство это относилось к теме разговора, от которой Стас хотел уйти, но ее вопрос сразу же получил положительный ответ.

— Извините, — признался Стас. — Я хотел осмотреть место моего трудоустройства. Не помните, где находится Рыбачья площадь?

— О, это в конце города, — сказала Диана. — Давайте я вас подвезу!

Стас не стал отказываться, и сел в роскошную машину рядом с роскошной женщиной. На их взаимное несоответствие прохожие посматривали с недоумением.

Диана уверенно тронула машину с места.

— Вам нужна церковь, да?

— Да, — кивнул Стас.

— Вас примут священником?

— Вряд ли.

— А почему? Вы чем-то провинились.

— Я стрелял.

Она бросила на него удивленный взгляд.

— Все ведь стреляли! Это преступление?

— Для священника — да!

— Почему же вы стреляли?

Стас поморщился.

— Они ворвались в госпиталь, — сказал он. — Люди ничего не могли им сделать… Они стали рвать из на части и… В общем, питаться. Потом один из них широким ножом рубил раненых на части, а остальные ловили летящие куски… А другие раненые при этом вопили от ужаса.

Диана потянула воздух носом.

— Это ужасно, — сказала она. — А нам показывают фильмы, где озверевшие люди мучают несчастных кроко… рептилидов, — она усмехнулась.

Стас пожал плечами.

— Наверное, было и такое, — сказал он.

— Почему вас не тронули?

— Меня там не было, — сказал Стас. — Я сидел в дежурке, видел все это на экране, и записывал. А потом взял пулемет и пошел туда.

— Вы их перебили? — с восторгом спросила Диана.

— Не всех, — сказал Стас. — Они ведь довольно юркие, особенно, когда возникает опасность.

Диана покачала головой.

— Вы просто мой кумир, — сказала она.

Стас глянул на нее чуть удивленно, и она спросила:

— Что?

— Те же слова говорила мне Ванда, — сказал Стас.

— Это значит, что мое воспитание пошло впрок! — с восторгом заявила Диана. — Бывают времена, когда Агата просто запрещает мне общаться с дочерью. Знаете, есть такие запрещенные игры, где вы стреляете в крокодилов? Это я ее научила, хотя это считается очень опасным.

Стас вздохнул.

— А могу я вас спросить? — произнес он. — Чем вы занимаетесь?

— Занимаюсь… чем? — растерянно переспросила Диана.

— Вы шикарно выглядите, — сказал Стас. — У вас дорогая машина…

Диана поджала плечами.

— Эскортные услуги, — сказала она просто. — Я должна быть роскошной, чтобы меня приглашали. И, поверьте, меня приглашают довольно часто.

— У вас есть дети?

— Пятеро, — улыбнулась Диана. — Каждый раз приходится сложным образом восстанавливаться, но мне достаточно хорошо платят. Причем, это высшая категория детей, элитный сорт. Их воспитывают по особой программе, как я знаю.

Стас кивнул и сказал:

— Понятно.

Диана глянула на него с улыбкой.

— Надеюсь, я вас не напугала? Мне бы очень хотелось остаться с вами в контакте.

— Конечно, — сказал Стас. — Нам еще далеко ехать?

— Уже приехали, — отвечала Диана и лихо притормозила прямо у калитки храмового двора.

Она смотрела на него с сияющей улыбкой.

Стас пожал плечами.

— Я собственно, хотел только посмотреть… Мне сказали приходить на работу в субботу, а сегодня только четверг.

— Значит я могу войти туда вместе с вами?

— Если открыто, — сказал Стас.

Они выбрались из машины, и Диана сняла очки. Храм был не слишком высоким, но выстроен был явно совсем недавно, потому что некоторые архитектурные особенности выходили за рамки традиций.

— Как мило! — восхитилась Диана, когда они вошли во двор. — Все так уютно?

— Да, — кивнул Стас сокрушенно.

Двери храма были закрыты, и он понял, что познакомиться с приходом получится только внешним образом. Современные черты храма его немного пугали.

— Как вы пришли к вере, Стас?

— Через родителей, — сказал он. — Меня водили в храм с детства, и уже в десять лет я прислуживал алтарником. А на войне принял сан, и стал полковым священником.

— Это потрясающе, — восхитилась Диана. — Вы настолько необычны, настолько оригинальны…

Стас покосился на нее со скепсисом, и хмыкнул.

— Боюсь вас разочаровать, — сказал он.

— Значит вы можете меня исповедать, верно?

— Я лишен сана, — сказал Стас со вздохом.

Диана усмехнулась.

— А я подумала, что вы испугались.

— И это тоже, — сказал Стас, и улыбнулся.

Они пошли к выходу, и у калитки Стас остановился, чтобы через терминал оставить подаяние. Диана непременно захотела присоединиться, и тоже зачислила на терминал немалую сумму.

Вокруг машины Дианы уже собралась компания зевак, которые рассматривали дорогой автомобиль с большим интересом. Диана прошла мимо них с царственным пренебрежением, и села за руль. Стас сел с другой стороны, чувствуя на себе взгляды окружающих людей. Диана тронула машину с места.

— Они думают, как он умудрился подцепить такую даму, — отметила она не без лукавства.

— Я сам об этом думаю, — со вздохом отвечал Стас.

Диана рассмеялась.

— Кстати, — вспомнила она. — У Ванды сегодня матч по волейболу. Хотите пойти? Я могу вас провести на самые лучшие места.

— Не понял, — сказал Стас. — Школьный матч по волейболу вызывает такой ажиотаж?

— Конечно! — восторженно воскликнула Диана. — Это же последние свободные девочки, вы не понимаете? Половина из них еще девственницы!

Некоторое время Стас просто тупо смотрел на нее, так что она испугалась:

— Что? Вас это шокирует?

— Ну, — сказал Стас. — Я не рассматривал это в таком аспекте.

— Так мы пойдем? Матч через двадцать минут.

Спортзал в школе был большим и вместительным, так что на трибунах там собралось немало болельщиков. Для большинства зрителей это было не просто спортивное состязание, это было сродни спектаклю, где вместо пьесы шло реалити-шоу. Зрителей не так волновал счет, как именно движения девочек, их прыжки, падения, общение между собой. Именно это вызывало основную реакцию зала. Команда Ванды оказалась сильнее, она выиграла, и публика приветствовала их жизнерадостными возгласами. Ванда различила среди зрителей Стаса и Диану, и подскочила к ним.

— Привет! — радостно сообщила она. — Вы видели, как мы их вздули?

— Это было классно, — подтвердила Диана.

Она даже поднялась, чтобы поцеловать девочку в щеку.

— Дядя Стас, — предложила Ванда. — Пошли, я тебя с нашими девчонками познакомлю.

— Это удобно? — Стас покосился на Диану.

— Конечно, — рассмеялась та. — Вы же не будете их соблазнять!

Стас спустился в раздевалку, где уже полураздетые девочки встретили его появление дружным гомоном. Особенно Стаса смущало то, что голые девчонки выходили из душевой комнаты, и, не стесняясь своей обнаженности, присоединялись к общему мероприятию.

— Дядя воевал! — хвасталась Ванда. — Перестрелял кучу крокодилов!..

— Ванда, я умоляю, — взмолилась их тренер, женщина лет сорока. — Никакой политики, пожалуйста!

Девчонки восторгались, щупали его, одна напросилась на поцелуй, и Стас чмокнул ее в лоб. Ванда наконец увела его, наскоро переодевшись, и в машину Дианы они садились уже втроем.

— Они мне не верили, — говорила Ванда с торжеством.

10

Нельзя сказать, что Агата была обрадована тому, как Стас успел познакомиться с Дианой без ее участия, он даже заметил в ней легкую досаду. После ужина, когда Ванда удалилась в свою комнату, она заговорила:

— Я хотела предупредить тебя относительно ее занятий…

— Я уже в курсе, — отозвался Стас. — Правда, принять это довольно трудно.

— Я ее предупреждала.

— Она обещала меня не соблазнять, — улыбнулся Стас.

— Это может остаться только благим обещанием, — заметила Агата. — Не исключаю, что она и сама этому верит. Но учти, что-что, а соблазнять она умеет. Она одна из лучших специалистов в этом вопросе!

Стас посмотрел на нее внимательно.

— Ты как будто ревнуешь!

Агата деланно рассмеялась.

— В конце концов, это твой выбор. Если хочешь знать, я буду не против, если ты впадешь в этот свой грех.

Стас усмехнулся и прошел в свою комнату. Диана что-то говорила о возможности открытого общения, но именно такого общения ему как раз и не хватало. Он очень надеялся найти такое общение в церкви, но встреча с отцом Феоктистом его не воодушевила.

Ванда пришла к нему и залезла с ногами в кресло.

— Как тебе Диана? — спросила она.

Стас пожал плечами.

— Она классная, да?

Стас посмотрел на нее с подозрением.

— Ты тоже бы хотела быть элитной дамой?

— Конечно! Но мы ведь собрались устраивать восстание против зеленых, забыл!

Стас хлопнул себя по лбу.

— Просто выпало из памяти, — сказал он.

Ванда хихикнула.

— Скажи мне, — попросил он. — Диана сказала, что те зрители, что собрались на ваш волейбол, пришли смотреть на вас самих, а не на игру.

— Да, это такая форма шоу, — кивнула Ванда спокойно. — Некоторые из девчонок заводят партнеров уже в школе, но меня это не интересует.

Ванда откинулась на спинку стула, закинув руки. Стас заметил, что у нее вполне сформированная фигура, и она демонстрирует ее нарочно.

— Правда?

— Клянусь. Знаешь, что я хочу?

— Да?

— Я хочу спрятаться в горы, — сообщила она доверительно, — родить там ребенка, и воспитать его.

— Ты хочешь воспитать ребенка? — переспросил Стас. — А в чем тут прикол?

— Ты забыл, — напомнила Ванда. — Это чуть ли не самое страшное преступление в нашем обществе. Это круче, чем застрелить крокодила!

Стас покачал головой и произнес:

— Надеюсь, до этого не дойдет…

В комнату заглянула Агата.

— А, вот ты где? — отметила она, найдя там Ванду.

— У нас много общего со Стасом, — объявила Ванда.

— Тебе звонит Лола, а ты оставила телефон в комнате.

Ванда сорвалась с места и убежала. Агата осталась стоять в дверях.

— Что-то случилось? — спросил Стас, заметив ее нерешительность.

— Ко мне должен прийти Ланго, — сказала Агата. — Ты готов с ним встретиться?

Стас засопел.

— Возражений у меня нет, — сказал он.

— Ты должен понять, это очень важно, — Агата прошла в комнату и села в кресло, оставленное Вандой. — Это может решить твою судьбу.

— Решить мою судьбу? — насмешливо переспросил Стас. — В каком смысле?

— В том смысле, что именно у рептилидов в руках все рычаги власти! Если ты им понравишься, то сразу сможешь решить множество проблем.

Стас посмотрел на нее внимательно.

— Я не намерен решать свои проблемы с помощью рептилидов, — сказал он.

— Ты же хочешь вернуться в священники! — напомнила Агата. — Для них это возможно.

Стал покачал головой.

— Избави Господь, — сказал он. — Таким путем возвращаться в церковь мне вовсе не хочется.

— Ты не понимаешь! — нервно вскричала Агата.

Стас улыбнулся ей, чтобы успокоить.

— Я не намерен вставать на дыбы, — сказал он. — Уверяю тебя, все будет мирно и дипломатично.

Агата перевела дыхание.

— Прости, — сказала она. — Эти мои отношения с Ланго, это такое недоразумение! Я никогда не искала этих встреч, и оказалась на этой роли совершено случайно.

— На какой роли?

Агата совершила какое-то движение руками.

— Понимаешь, я у них вроде консультанта, — стала она объяснять. — Начав с перевода, я перешла на всякого рода комментарии, пояснения, экспертизы. А все мои друзья уверены, что я вхожу в Клуб Избранных. Они меня просто боятся!

— Что такое Клуб Избранных?

— Это условное именование того слоя высшей элиты, который выходит на непосредственное общение с рептилидами. Но я никак не влияю на политику, и потому элитой считаться не могу. Другое дело, что общение с Ланго позволяет мне свободную жизнь, мне уже нет необходимости рожать детей, я живу в шикарном доме, и средства позволяют мне многое из того, что другие видят только по телевизору. Но я стараюсь не злоупотреблять своим положением.

— Что ты хочешь мне объяснить? — спросил Стас устало.

— Просто скажи прямо, ты меня не осуждаешь? — спросила Агата, глядя на него с вызовом.

Стас улыбнулся.

— Конечно, нет! Ты мне предоставила прекрасные условия для жизни, как я могу тебя осуждать?

— Но мое поведение, оно резко контрастирует с твоими моральными нормами?

Стас рассмеялся.

— Ну кто я такой, чтобы вас судить!

Агата вдруг сморщилась и всхлипнула. Стас испугался и подсел к ней.

— Что с тобой, сестренка? Что-то не так?

— Я не знаю, — произнесла Агата жалобно. — Я давно уже ничего не понимаю, и не хочу в это лезть. Но ты… Ты всегда мне представлялся героем, образцом морали…

— Ты серьезно? — удивился Стас. — Нашла себе образец! Я же был на войне!

— При чем тут это?

Стас вздохнул.

— Это не может быть не при чем, — сказал он. — Война, это постоянное напряжение сил, кипение чувств, всплеск ненависти… По правилам святых отцов пришедших с войны три года не подпускали к причастию.

Агата смотрела на него, раскрыв рот.

— А как же!..

— Нет, конечно, церковь благословляла военный подвиг, освящала оружие, это все было. Но волю святых отцов никто не отменял. В любом случае, у меня прошло больше трех лет, так что я вне запрета.

— А как же святые воины? — спросила Агата недоуменно.

— В данном случае жертва во имя ближних принимается, как подвиг, — нравоучительно отвечал Стас. — Но не убийство врагов.

Она посмотрела на Стаса несмело.

— Ты их ненавидел?

Стас осекся.

— Это все в прошлом, — сказал он. — Я во всем покаялся, и не хочу об этом вспоминать.

— Прости, — сказала Агата. — Может мне не следовало вас знакомить?

Стас махнул рукой.

— Без проблем. Мне и самому интересно. Сколько их в вашем представительстве?

Агата развела руками.

— Мне не положено отвечать на такие вопросы, Стас. Мы давали подписку.

— Ничего, ничего, — отвечал Стас. — Я понимаю.

— Мне бы хотелось, чтобы он тебе понравился, — сказала Агата с чувством.

Стас только кивнул, чуть улыбнувшись.

Очень кстати раздался дверной звонок, и она вскочила.

— Это он!

11

Стас должен был искренне признаться, что как он ни пытался преодолеть наработанный за время войны штамп, но образ крокодила так и остался в его подсознании символом врага. А ведь в лагере им специально показывали фильмы из жизни крокодилов, где те проявлялись в самых достойных сценах родительской любви, или дружбы с человеком. А уж количество последующих сериалов с участием рептилидов в образе самых добрых и отзывчивых благодетелей и вовсе переходило за всякие разумные пределы. Сериалы вызывали скорее раздражение, но кто-то на телевидении дал приказ снимать их во чтобы то ни стало, и их гнали на экраны потоком.

Так что перед встречей с живым рептилидом Стас должен был внутренне собраться, для чего он сосредоточился на покаянном псалме. Только после этого, собрав на себя чувство глубокого раскаяния за все проделанное, он прошел в гостиную.

Благодаря познавательным программам было широко известно, что рептилиды не представляют единого семейства, а разделяются на семь основных и еще три дополнительных расы. Руководящее звено у них состояло из головастых фенцеров, творческие работники были представлены расой гринбеев, а военные набирались из груллей, хотя среди низшего состава прекрасными воинами были барсифы. Большинство населения относилось к расе румандеев, но торговля была в руках у лустеров. Была у них еще раса урманов, но они относились к низшим слоям общества и на Земле не появлялись.

Ланго относился явно к гринбеям, на нем был очень пестрый костюм, прикрывавший его от шеи до пола, с какими-то ремешками, карманами, пряжками, что создавало впечатление спецодежды. Ростом он был чуть выше Стаса, и голова у него была узкая, хотя и высокая. На глазах у него были очки рептилидов, которые не только прятались таким образов от яркого солнечного света, но и корректировали характерные особенности преломления света в земной атмосфере.

— Здравствуйте, Стас, — произнес он первым, и на его лице было изображено что-то вроде приветливой улыбки. — Я очень рад с вами познакомиться.

— Мне тоже приятно, — кивнул ему Стас, и когда Ланго протянул ему свою лапу, осторожно пожал ее.

— Это Ланго, это Стас, — произнесла Агата несколько запоздало. — Что будете пить? Ланго, тебе твою смесь, конечно?

— Конечно, — сказал тот. — Агата научилась готовить коктейль из водорослей, причем с удивительным вкусом. Правда, если бы на нашем Болоте узнали, что я потребляю земные наркотические средства, меня бы просто изжарили.

Он издал некое подобие смеха.

— На Земле рептилиды позволяют себе много запретных вещей, — пояснила Агата.

— Вы назвали свою планету Болотом, — заметил Стас. — Мне казалось, это терминология из сферы противостояния.

— Так и есть, — согласился Ланго. — Но это уже практически общепринятое именование. Дело в том, что фонетика нашего языка на две трети проходит мимо вашего слуха, так что нам приходится пользоваться вашими терминами. А потом, по смыслу это довольно близко к значению оригинального названия.

Для него в гостиной стояло специальное кресло, чтобы не было проблем с размещением хвоста. У гринбеев хвосты были довольно короткими, к тому же они по своей природе давно уже перешли к вертикальному расположению, что не могло не сказаться на их анатомии. Барсифы, к примеру, оставались на четвереньках, ноги у них были большие и развитые, так что они вовсе напоминали скорее динозавров. Вертикальное положение отличало развитые расы.

— Зато вы прекрасно справляетесь с земной фонетикой, — не мог не отметить Стас.

— Благодарите за это нашу хозяйку, — отметил Ланго. — Их институт многое сделал для того, чтобы мы смогли заговорить на вашем языке.

— Действительно, пришлось поработать немало, — отозвалась Агата, присаживаясь на диван. — Это технологии профессора Крокетта.

Стас невольно хмыкнул.

— Да, да, — подхватил Ланго. — Получилось очень удачно, профессор Крокетт научил разговаривать крокодилов.

Он рассмеялся, как показалось Стасу, только для того, чтобы продемонстрировать свой смех. Стас все же одобрительно улыбнулся.

— Зачем вам это понадобилось? — спросил осторожно Стас. — Учить чужой язык! Разве недостаточно было услуги переводчика?

— Ты не представляешь, насколько важна им наша культура, — сказала Агата.

— Вот именно, — согласился Ланго. — Вам трудно представить состояние нашей культуры, а это самое настоящее болото. У нас не хватило ни сил, ни фантазии на развитие, все наши силы уходили на выживание.

— Но вы достигли высокого уровня технологий! — отметил Стас. — Вы превзошли нас в космосе, ваше оружие было куда сокрушительнее.

Ланго вздохнул.

— Увы, — сказал оно. — Что-что, а средства взаимного уничтожения у нас всегда были в почете. К тому же, вы, наверное, знаете, у нас на планете остались довольно зримые следы прежней цивилизации, благодаря которым мы так развились.

Стас сразу выказал живой интерес.

— Это та тема, которая хуже всего освещается у нас, — сказал он. — Правильно ли я понимаю, что ваша цивилизация испытала чей-то мощный толчок в своем развитии?

— Я бы назвал это пинком, — хмыкнул Ланго. — Конечно, мы же раса земноводных, наш удел в пирамиде жизни где-то внизу. Вы же не ждете от ваших крокодилов цивилизационного скачка, верно?

Стас согласно кивнул.

— Впрочем, есть предположения, что наши крокодилы тоже доходили до высоких степеней цивилизации, и только природный катаклизм остановил их. Я имею в виду динозавров, конечно.

Ланго довольно скептично кивнул.

— Мне знакомы эти теории, только мне кажется, их разработали в угоду министерства пропаганды.

Стас чуть удивленно глянул на Агату, и та поспешила вмешаться.

— Не пугайся, Стас, это вовсе не провокация злобного крокодила. Ланго настроен довольно оппозиционно, если ты заметил.

— Нет, нет, — поспешил объясниться Ланго, — я не вмешиваюсь во внутреннюю политику, я вне игры, можно сказать. Но в своих оценках я не стесняюсь. Простите, если вас это шокирует.

Стас кивнул, как бы закрывая тему.

— Вы говорили о культуре, — напомнил он. — Что собственно вас особенно интересует. Наша культура так многолика!

— Но есть основные тенденции, — отвечал Ланго. — Я бы назвал это духовной созидательностью. Лично меня особенно интересуют религиозные мотивы поведения, именно этим объясняется мой интерес к вашему появлению. Видите ли, наше начальство ничего не понимает в религии, и потому игнорирует ее существование. Считается, что это какой-то лишний нарост на теле цивилизации.

— А вы думаете иначе?

— Разумеется. Мы мало что знаем про цивилизацию Создателей — так мы именуем предшествующих нам инициаторов — но известно совершенно ясно, что это была вполне религиозная цивилизация. И если искать возможности пробуждения культуры в нашем обществе, то начинать надо именно с религии, мне так кажется.

— Вы обращались с этим к нашим духовным лидерам? — спросил Стас с интересом.

— Нет, — сказал Ланго. — Нам это запрещено.

Стас вскинул голову.

— Запрещено?

— Ты должен понять, — опять вмешалась Агата. — Их поведение на Земле тщательно регламентировано. Наш контакт, это довольно редкое явление. Именно поэтому он и хочет использовать его во всей полноте.

— Но в чем причина этого запрета? — не понял Стас.

— Не все руководители нашей цивилизации относятся к вашей культуре с тем благоговением, которого не скрываю я, — сказал Ланго. — Существуют достаточно серьезные помехи нашему контакту, своего рода предрассудки. Многие считают, что влияние вашей культуры может воздействовать отрицательно на нас.

— Но вы приложили столько усилий для восстановления нашей жизни!

— Вы удивитесь, — сказал Ланго, — но это вовсе не общее явление. Восстановлением вашей жизни занимается сугубо частная компания, которая при этом решает свои интересы. Просто эта компания наработала значительный вес, поэтому ей позволяется многое.

Стас откинулся на спинку кресла.

— А какие интересы они тут решают?

— Давайте не будем углубляться в экономику, — Ланго даже поднял руку. — Я сам в этом мало что понимаю. Передо мной стоит четкая задача, разобраться с религиозным вопросом и выработать планы по его использованию.

— Ага, — отметил Стас. — Вы намерены его использовать! Для чего?

— Я уже сказал, — угрюмо вздохнул Ланго. — Для развития нашей цивилизации.

Агата поднялась.

— Не пора ли нам пройти к столу? — предложила она.

Ланго посмотрел на нее с крокодильской улыбкой.

— Спасибо, милая, — сказал он. — Я хотел бы объяснить Стасу, какое место занимает трапеза в нашей культуре. Вопросы пропитания всегда стояли у нас на главном месте, и потому все элементы процесса как бы освящены традициями и преданиями. Никто из реплитидов не позволит себе сесть за трапезу с существом, кому нет стопроцентного доверия. Судя по всему, в деле всегда присутствовал страх отравления.

— И эти правила действуют до сих пор? — спросил Стас.

— Более, чем когда, — отвечал Ланго. — Эти традиции заменяют нам религию, как я понимаю. Нарушения таких правил осуждаются обществом очень строго.

Дальше была пауза, и Стас спохватился.

— Это значит, что вы сейчас собираетесь нарушить какие-то правила?

— И не одно, — отвечал Ланго насмешливо. — Но это значит также, что я вам очень доверяю. Если подробности нашей встречи дойдут до нашего комиссара, меня не просто вышлют, меня подвергнут остракизму! В нашем обществе это обычно означает скорую гибель.

Стас глянул на него удивленно.

— Но что позволяет вам, Ланго, выказывать мне такое доверие? Если вы помните, я только несколько дней назад был заключенным, был преступником, и за мной до сих пор тянется шлейф подозрения.

— Именно поэтому, — отвечал Ланго.

— Пойдем. Стас, — сказала Агата. — В этом деле есть тонкости, которые я сама тебе объясню позже. Просто учти, что тебе оказано высокое доверие.

Стас поднялся и шагнул было к столовой, но Агата придержала его.

— Сначала наш высокий гость, — сказала она, чуть поклонившись Ланго.

— Это тоже традиция, — пояснил тот. — Но следовать ей мне приятно.

И он первым шагнул в столовую, где их ждал накрытый стол.

12

Трапеза с рептилидом была обставлена таким количеством всякого рода условностей и правил, что разговора уже не получилось. То есть, разговор был, но он напоминал какой-то церемониал, с жесткой последовательностью тем и условных фраз. В этой игре Стас быстро потерял интерес, хотя Агата успевала не только объяснять ему ту или иную традицию, но и давать ей сугубо культурологическую трактовку. Стас, который был крайне заинтригован началом их разговора, все не мог дождаться окончания трапезы, тогда как Агата, попав на своего любимого конька, упивалась ролью толкователя, с покровительственным поощрением самого Ланго. Когда же трапеза была закончена, Ланго стал прощаться.

— Вы уже уходите? — удивился Стас. — Мне казалось, мы только начали контакт!

— Так оно и есть, — отвечал Ланго. — Время моего общения с туземцами резко ограничено, к моему сожалению. И это, как ни странно, рекомендации именно ваших культурологов.

Стас повернулся к Агате с вопросом, но та его опередила:

— Специалисты считают, что наши культуры еще достаточно разновекторны, и это может создавать неконтролируемые коллизии.

— Что такое, неконтролируемые коллизии? — хмуро спросил Стас.

— Процессы, приносящие нежелательные эффекты, — сказала Агата, явно не желая углубляться в эту тему. — Существуют скрытые опасности, которых хотелось бы избежать.

— Я сам ничего не понимаю с этими опасностями, — признался Ланго, — но им удалось убедить в этом наших руководителей. Но я уверен, что у нас с вами впереди еще много интересных встреч.

— Я буду с нетерпением ждать их, — кивнул церемонно Стас, хотя оттенки досады в его тоне все же звучали.

Агата вышла проводить Ланго до его машины, а Стас попытался разобраться в том, что услышал от крокодила. Конечно, фигура Ланго шла в полное противоречие с представлениями Стаса о рептилидах, но он не спешил менять свои оценки, потому что опыт учил его относиться к частностям без экстраполяции в общее.

Когда Агата вернулась. Стас накинулся на нее с вопросами.

— Что все это значит? Откуда в нем открылось такое доверие к человеку, который еще недавно стрелял в них!

— Успокойся, — улыбнулась Агата, усаживаясь в кресло. — Должна тебе сказать, Ланго чрезвычайно доволен вашей встречей.

— Чем это он так доволен? — хмыкнул Стас. — Мы только начали разговор!

— Ты представить не можешь, сколько сосредоточения и внутренних сил ему для этого понадобилось, — сказала Агата. — Это тебе кажется, что вести умный разговор, это одно удовольствие, а их мышление вовсе не рассчитано на такие нагрузки. Уж на что Ланго является лучшим среди них, и то часто просто впадает в прострации.

Стас пожал плечами.

— Я как-то не заметил его перегруженности.

— Потому что ты воспринимаешь его человеком, — сказала Агата.

Стас задумчиво кивнул. Конечно, он воспринимал его как равного собеседника, что теперь представилось ему излишеством. Все же это был инопланетянин, и их разделял не только внешний вид, но и масса сопутствующих обстоятельств.

— Значит именно в этом заключаются опасности контакта?

— Не только, — сказала Агата. — Но и в этом тоже. Для простых рептилидов общение с нами вообще противопоказано, потому что они нас просто не понимают.

— Но мне показалось, он все прекрасно понимает!

Агата удовлетворенно улыбнулась.

— Я рада, что ты это заметил. Он мой любимец, я горжусь его успехами.

— Мы подняли много тем, которые нуждаются в пояснении, — сказал Стас. — Я так понял, что он не одобряет общего курса своей команды?

— А у них нет никакого общего курса, — сказала Агата. — Большинство рептилидов нас просто боятся, и наша планета для них просто средоточие страхов и комплексов.

Стас нахмурился.

— Я бы не сказал так про тех, с кем мне пришлось встречаться в бою.

— Конечно, потому что это были профессионалы войны, — отвечала Агата. — Но они использовались только в военных целях, и сейчас их отправили в другие горячие точки, подавлять другие культуры.

— Другие культуры? — удивлено переспросил Стас.

— Если честно, я ничего не знаю про другие культуры, — сказала Агата. — Из того, что иногда проскальзывает в словах Ланго я догадываюсь, что у них там идет нескончаемая внутривидовая война рас, но может быть они и в самом деле они покоряют другие цивилизации. Это культура войны, понимаешь? Они находят в войне свой смысл.

— Я это успел почувствовать, — кивнул Стас. — Но кого тогда представляет Ланго?

— Он в оппозиции, — пояснила Агата. — Как я поняла, гринбеи там в большинстве представляют оппозицию, потому что склонны к созерцанию. Их бы давно всех перебили, но они люди творчества, и без них цивилизация не могла бы развиваться. Ведь именно они разрабатывают технологии, толкуют наследие Создателей.

— Про этих Создателей тоже хотелось бы поподробнее.

Агата усмехнулась.

— Я бы тоже хотела поподробнее, но эта информация у них секретна. Конечно, ведь именно оттуда идет технологическое совершенствование. Кто-то из наших пытался в это сунуться, так им хорошо дали по носу.

— А что за компания владеет Землей?

— Извини, это для меня тоже загадка. Они осваивают земные ресурсы, а какие именно ресурсы, я даже представить не могу.

— И ты считаешь, им действительно опасно с нами долго общаться?

— Так считаю не я, — поправила его Агата. — Так считает экспертный совет. Я только маленький винтик этой машины, и моего мнения никто не спрашивает. Я все же думаю, что инициатива запрета идет от рептилидов, просто это оформлено через экспертов.

Стас машинально кивнул головой, и Агата рассмеялась.

— Так что, зацепил он тебя?

Стас пожал плечами.

— Во всяком случае, вопросов осталось больше, чем было вначале. А главное, возникает некая интрига.

— Какая интрига?

Стас посмотрел на нее внимательно и произнес одно слово:

— Зачем?

Агата понимающе кивнула, и вздохнула, словно она и сама только об этом и думала. Стас улыбнулся и добавил:

— А главное, я представить не могу, чем вы там занимаетесь в постели?

Агата возмущенно вскочила.

— Ты опять начинаешь? Наверное, можно было бы давно догадаться, что речь не идет о совокуплении!.. Точнее, он пытается постичь этот процесс теоретически.

— Значит, контакт с тобою у него не так ограничен?

— Наш с ним контакт, это научная работа, — отвечала Агата. — Он регламентирован по другой шкале.

— Они ведь однополые?

— Не совсем. Время о времени у них появляются особи другого пола, это становится сенсацией, их изучают, и быстро доводят до гибели этим изучением. Ланго к примеру, был бы рад восстановить древнюю двуполую систему, только не знает, как это сделать. Попытки сексуального контакта с женскими крокодилицами ни к чему не привели. Но Ланго утверждает, что в самых богатых домах негласно содержат самок для извращенных отношений.

— Смешно, что это именуется извращенными отношениями, — сказал Стас.

Агата усмехнулась.

— Имей в виду, ты еще не узнал многого интересного про крокодилов.

— Надеюсь, что мне это еще предстоит.

Агата ушла переодеться, а Стас еще некоторое время сидел в гостиной, размышляя над особенностями рептилидов. Если бы ему еще вчера сказали, что он будет в сочувственном плане оценивать крокодилов, он бы и сам не поверил. Но в этом Ланго, не смотря на его крокодильскую внешность, вдруг промелькнула личность, которую вполне можно было уважать. С одной стороны, это увлекало, но с другой даже угнетало, потому что спрятаться от предыстории было невозможно, и проявляя сочувствие к крокодилам Стас чувствовал себя изменником тех парней, что не вернулись с войны.

На этот вечер Ванду отпустили в гости к подруге, потому что она терпеть не могла Ланго, так что вскоре после ухода рептилида она вернулась.

— Пообщались? — спросила она насмешливо. — Помахали хвостиками?

В гостиной, услышав о ее появлении, появилась Агата в домашнем халате.

— Пойдем, я тебя накормлю, — предложила она.

— Не надо, — махнула рукой Ванда. — Меня у Лолы пиццей накормили. Как он тебе, Стас?

Она упала на диван рядом со Стасом.

Агата наблюдала за ними с ревнивым интересом.

— Ты будешь злиться, — сказал Стас неторопливо. — Но он мне понравился.

— Представь себе, — не удержалась Агата.

— Ты шутишь? — осклабилась Ванда. — Этот упырь тебе понравился?

Стас скрестил руки.

— Понимаешь, я ведь видел их в деле, — сказал он. — Я сам наблюдал такие сцены, которые меня до сих пор преследуют в кошмарах. И я был готов возненавидеть его с первой встречи. Так вот, у меня не получилось.

Ванда смотрела на него с вызовом.

— А может это какое-то психотронное оружие? — предположила она.

— Не говори глупости, — усмехнулся Стас. — Кстати, этот зеленый не был на войне, и никого не убивал.

— Ну и что! Он же зеленый!

— Хватит нести чушь! — заявила Агата. — Тебе давно пора взрослеть, милая!

Но Ванда ее даже не слушала.

— А как теперь с нашим отрядом? Ты уже передумал?

— С каким отрядом? — спросила Агата с подозрением.

— С отрядом сопротивления, — отвечал Стас со вздохом. — Успокойся, насчет сопротивления все остается в силе. Только теперь я не уверен, что воевать нам придется именно с крокодилами.

13

Служба мэром Верейска не требовала от Лазаруса Гейшахта полной нагрузки, он вполне справлялся с делами не напрягаясь. Конечно, ведь в строительство новых городов было заложено столько управляющих технологий, что все решалось на уровне нажатия кнопки. Для этого у Гейшахта были свои специалисты, тревожить которых без нужды не было никакой необходимости. Это позволяло ему освободить место для своих личных дел, под которыми он имел в виду разведывательные функции.

Когда его назначали на этот пост, его предупреждали, что обычно на таких местах люди очень быстро деквалифицируются. Здесь все устроено так удобно, что исчезает принцип борьбы, и открывается все предложения для предоставления удовольствий. Прежде, в Греции, где Гейшахт руководил большим рыболовецким предприятием, ему следовало внимательно следить за подчиненными, которые постоянно искали возможность устроить ему неприятность, только затем, чтобы занять его место. Место это было таким притягательным еще и потому, что рыбные продукты пользовались спросом у рептилидов, что предоставляло новые возможности в карьере. Собственно, это была большая политическая игра, в которой у Гейшахта была своя команда, и где существовала дисциплина и чувство локтя. В какой-то момент он дал слабину, и потому оказался в Верейске, а рыбным предприятием стал руководить другой человек, представлявший уже другую команду.

Верейск тоже был объектом притягательным, но действовать здесь следовало очень осторожно. Предыдущий мэр попал в автокатастрофу, и хотя полицейские перерыли все вокруг, криминала там не нашли. Даже сам Гейшахт не знал, кто устранил предыдущего мэра, но разбираться с этим не спешил. У него здесь были свои четко очерченные задачи, и он им дисциплинированно следовал.

После визита генерала Десконье он немедленно составил доклад в свой оперативный центр, который располагался где-то на Севере Европы. Для контакта с куратором ему пришлось организовать визит в Харьков, что по нынешним временам было довольно просто. Считалось, что у мэра в Харькове есть избранная любовница. Собственно, любовница там действительно была, потому что прикрытие надо было обеспечивать, но вряд ли Гейшахт поехал бы к ней, если бы не дела службы.

Харьков во время войны был практически стерт с лица земли, и его воссоздали в сильно уменьшенном масштабе. Этот городок представлял собою административный центр восточной Украины, но большого значения в игре не принимал, предаваясь утехам и удовольствиям. У любовницы был свой дом в престижном районе, она вышла на крыльцо, чтобы поприветствовать Гейшахта перед соседями, и они нежно поцеловались.

— Господи, Катрин ты опять пьяна, — отметил Гейшахт, заводя ее в дом.

— Дело обстоит неважно, Лазарь, — отвечала она со вздохом. — Я залетела.

— Залетела? — он покосился на нее с интересом.

— Точно. Была вечеринка у Оксаны, были славные ребята…

— Ты говоришь так, словно случилась трагедия, — хмыкнул Гейшахт. — Ничего, родишь ребенка, укрепишь народонаселение.

— Ты смеешься! Это больше года одной суеты и головной боли. Последний раз роды были на грани риска, ты понимаешь?

— Ты хочешь что-то предложить?

Она смотрела на него с опаской.

— Ты можешь помочь?

Гейшахт только покачал головой.

— Не будь дурой, — сказал он. — Такие вещи просекают на раз! Могу помочь с медициной, но не более. Где Роджер?

— Он уже подъезжает, — отвечала Катрин недовольным тоном. — Вы мною только пользуетесь, а как помочь, так сразу в кусты!

— Все! — прикрикнул на нее Гейшахт. — Спрячься и не попадайся нам на глаза!

Она ушла, сердито ворча под нос, а Гейшахт подумал, что от нее придется избавляться. Конечно не в криминальном смысле, просто перевести ее на другую точку. В таком состоянии женщины бывают способны на глупости.

Его куратор Роджер Фрост во время войны был советником главного штаба армии рептилидов. Гейшахт, который сам не воевал, а оказался в системе уже после всех ужасов войны, всегда интересовался, каким образом земляне оказались в армии рептилидов чуть и не с самого начала кампании. Но Роджер Фрост никогда не говорил на эти темы. Вот и теперь, приехав из Скандинавии, он был недоволен жарой, хотя для сентября погода вовсе не была исключительной.

— Что заставляет вас жить на Севере? — спросил Гейшахт после приветствия.

— Есть одно обстоятельство, — усмехнулся тот. — Но давайте к делу. Значит, Анри Десконье был у вас?

— Да, — подтвердил Гейшахт. — Он интересовался деятельностью центра рептилидов.

— Он говорил только с вами?

— Он еще имел отдельную беседу с нашим агентом.

— С кем именно?

— С Дианой Милоновой.

Фрост чуть усмехнулся.

— Уверен, что ему потребовалось на это больше времени чем он предполагал.

— Она не стала скрывать, что тот давал ей рекомендации по вопросу работы.

— И что он рекомендовал?

Гейшахт скривился и повертел рукой в воздухе.

— Обычную чепуху, — сказал он. — Ничего серьезного.

Фрост глянул на него пристально.

— Значит вы думаете, что генерал Десконье приехал в ваши места, чтобы наговорить Диане всякую чепуху?

Гейшахт вскинул голову.

— А что я еще могу думать?

Фрост почесал кончик носа. Нос у него был длинный, прямой и тонкий, как на портретах древних римлян.

— С кем работает Диана в центре?

— С Агатой Маркевич, — отвечал Гейшахт.

— Что вам про нее известно?

Гейшахт пожал плечами.

— Возраст, образование, личное дело ее дочери.

— У нее дочь?

— Да, ей пятнадцать лет. Последнее свободное поколение.

— А кто отец?

Гейшахт чуть поморщился.

— Она это скрывает, но нам удалось выяснить. В последние дни войны она была изнасилована мародерами. Этот ребенок появился в результате насилия.

Фрост покачал головой.

— Это интересное обстоятельство. Как она оказалась в центре?

— Она учила их язык в лагере, — стал рассказывать Гейшахт. — Потом ее взяли на курсы. Короче, язык рептилидов это ее основная специальность.

— Что еще на нее есть?

Гейшахт задумался.

— Совсем выпало, — признался он виновато. — К ней вернулся двоюродный брат, который сидел пятнадцать лет в лагере за военные преступления.

Фрост вскинул голову.

— Его имя?

Гейшахт был вынужден заглянуть в свой планшет.

— Станислав Бельский, — сказал он. — Сейчас он в городе ищет работу. У него ограничения по ряду категорий.

— Станислав Бельский, — Фрост заглянул в свой планшет.

— Я даже не понимаю, на что ей понадобился такой брат, — заметил Гейшахт.

Фрост снова вскинул голову, но на этот раз выражение его лица отражало испуганное удивление.

— Станислав Бельский, вы правильно сказали?

— Да, — отвечал Гейшахт. — У вас на него что-то есть?

— Есть, — буркнул Фрост. — Теперь понятно, почему Десконье вышел на нее.

— Но он не выбирал ее, — заметил Гейшахт. — Мы вышли на нее в ходе разговора.

Фрост усмехнулся.

— Генерал большой мастер составлять разговор в нужном направлении, — сказал он.

— Но что могло привлечь такого человека в Верейске? Неужели этот арестант?

— Разговор Дианы с генералом записан?

Гейшахт развел руками.

— Я не посмел. Но она сказала, что там не было ничего важного.

Фрост покачал головой.

— Давайте посмотрим на это со стороны, — предложил он. — Видный генерал, авторитетный политик, член Управляющего комитета вдруг приезжает в ваш Верейск и ищет выходы на Агату Маркевич. В это же время к Агате приезжает ее брат, Станислав Бельский, военный преступник. И вы это никак не связываете?

— А как это связать?

Фрост наклонился вперед и произнес шипящим голосом:

— Дело маршала Гремина.

Маршал Гремин считался одним из самых таинственных героев войны, вокруг этого имени сочинялось множество легенд, так что о конкретном деле маршала Гейшахт ничего не мог знать.

— Что это за дело маршала Гремина? — спросил он почти виновато.

Фрост улыбнулся.

— Содержание этого дела выходит за рамки вашего допуска, полковник. Но если генерал так открыто вывел нас на этого Бельского, значит у него с этим связаны свои интересы.

— Какие у него интересы?

Фрост усмехнулся.

— А это уже задачка для наших аналитиков. Во всяком случае, теперь мы знаем цель генерала. Значит, нам нужно акцентировать на этом внимание.

— Но если… — Гейшахт осекся.

— Говорите, — кивнул ему Фрост.

— Если он сам нас на него выводит, то надо ли нам реагировать столь предсказуемо?

Фрост рассмеялся.

— Вы, я вижу никогда не работали с этим человеком. Нет, дорогой мой, если он нас выводит, значит это важно. Но вы должны организовать это на самом высоком уровне оперативности. Надо будет подослать к вам людей.

— У меня есть своя агентура, — заметил Гейшахт.

— Пусть она создает суету и возню, — посоветовал Фрост. — А мои люди возьмутся за дело по своему.

Гейшахт не стал возражать. Он просто поднялся и прошелся по комнате, размышляя над словами Фроста.

— Мне бы хотелось знать, чем так интересен этот арестант? — спросил он.

— Нам бы всем хотелось это знать, — вздохнул Фрост. — Могу обрисовать ваше положение вкратце: дело маршала Гремина интересует самые высокие круги, как у нас, так и у рептилидов. Что-то он знал, что остается важным до сих пор. Этот Бельский случайно оказался свидетелем последних дней маршала в Крыму. Информация, которой он владеет, чрезвычайно важна для всех нас. И вам ни в коем случае не следует делать никаких движений в этой области, но вы должны очень внимательно следить за всеми передвижениями Бельского, и его контактами. Сможете с этим справиться?

Гейшахт хмыкнул и пожал плечами.

— Без проблем, — отвечал он.

14

На другой день была пятница, и Стас поднялся поздно, позволив себе понежиться уже после того, как проснулся. Все уже разошлись, и на кухне рядом с пищевым синтезатором на большой доске была торжествующая надпись: «Мы победим!» Подписи не было, но понять, от кого следовало это оптимистическое заявление было нетрудно.

Был удобный случай разобраться с кухонным синтезатором, которые в обиходе были еще достаточно редкими из-за своей высокой цены. Эта машина могла готовить все, но лишь из того списка, что был в ее памяти. Сколько Стас ни пытался сочинить что-либо, чего у нее в памяти не было, у него ничего не вышло. Проблема была только в том, чтобы обеспечить приготовление набором исходных продуктов, приобретать которые следовало в продуктовом магазине. Так что ничего особенно изысканного сочинить не удалось, и пришлось ограничиться чашкой кофе и тостами с паштетом.

У него был свободный день, и он решил вообще не выходить из дома, покопаться в сети, разобраться с остатками неопределенности. Он до сих пор не мог понять, какую функцию исполняют детские воспитательные комбинаты, и для начала посмотрел несколько почти рекламных роликов на эту тему. Хотя кампания рекламирования детских учреждений давно прошла, но в сети было достаточно всякого рода пояснений и демонстраций. Стас видел на экране веселых, радостных и смеющихся детей, которые охотно играли в предложенные игры, а заодно приобретали знания и практические навыки для последующей жизни. Только никто не спешил объяснить, кому понадобилось так радикально менять систему воспитания, вплоть до жестких репрессий у нарушителям. О репрессиях Стас узнал из той же сети, где в самом черном свете рассказывали про тех негодяев, которые пытались скрыть своих детей от такого счастливого и радостного процесса воспитания, который предлагало правительство.

Остаться в одиночестве на весь день ему не удалось, потому что около полудня нагрянула Диана с расспросами.

— Ты ведь вчера общался с Ланго, — говорила она с интересом. — Ты должен все рассказать!

Стас уже был несколько обескуражен ее вольному переходу на «ты», а уж ее интерес к рептилиду его и вовсе озадачил.

— Почему это тебе так интересно? — спросил он, пробуя на язык новую ступень близости с этой девушкой.

— Потому что это всем интересно, — отвечала Диана. — Агата такая таинственная, из нее слова не вытащишь! Она совсем не бывает в обществе!

— Так ты для общества стараешься!

— Разумеется! — рассмеялась Диана. — Я же часть общества! Ну, рассказывай. О чем он тебя расспрашивал? Про войну, да?

Стас подумал.

— Вообще-то темы войны мы совсем не касались, — сказал он. — Но прежде чем рассказывать о нашей встрече, я бы хотел знать, почему же все-таки это для вас так важно?

Она перестала улыбаться.

— Разве это так трудно понять? Мы почти совсем ничего про них не знаем! Почему они вообще с нами возятся, почему не перебили сразу после победы?

— Тебя это угнетает?

Диана фыркнула.

— Вообще-то, — заговорила она после паузы. — Большинство из нас интересуются рептилидами по одной простой причине. Близость к рептилидам может стать трамплином карьерного роста. Посмотри на Агату, ей же все завидуют. Какая у нее квартира, какие возможности! Да что говорить, почти все мои подруги немедленно прыгнули бы в кровать к рептилидам за половину ее перспектив.

— Значит, мне невероятно повезло? — задумчиво спросил Стас.

— Еще бы! — вскинула голову Диана. — Кстати это делает тебя очень привлекательной фигурой для нашего общества. Имей в виду, на тебя нацелились самые импозантные дамочки.

— Я тронут, — кивнул машинально Стас. — Мне бы еще понять, за что мне такое счастье?

Диана посмотрела на него с интересом.

— Может, ты что-то знаешь? — спросила она.

— Знаю, что? — переспросил Стас. — Секреты давно закончившейся войны? Так не было там никаких секретов.

— Может, что-то по религиозной части?

Стас рассмеялся.

— Боюсь, там тоже ничего нового за последние двадцать веков не появилось. Разве что, толкования.

— Но он же спрашивал тебя о чем-то?

— Больше я, — отвечал Стас. — И вообще, давай оставим эту тему. А то я чувствую себя каким-то осведомителем. В зоне за это били.

— Извини, — она слегка коснулась его руки. — Ты не идешь на работу?

— У меня только завтра начинается работа, — сказал Стас.

— Как удачно все складывается, — отметила Диана, сладко улыбаясь. — Значит сегодня мы можем сходить в гости, верно?

Стас недоуменно поднял голову.

— Сходить в гости? Что ты имеешь в виду?

Она опять коснулась его руки, заглядывая в глаза.

— Есть люди которые очень хотят с тобой познакомиться.

— Я вовсе не спешу знакомиться, — сказал Стас довольно решительно. — Ты представить себе не можешь, как тяжело мне даются все эти знакомства!

— Это вовсе не какие-нибудь необязательные встречи, — сказала Диана, не отпуская его руку. — Это люди из верхнего эшелона власти. Из тех, кто определяет наше развитие, понимаешь?

Стас этого определенно не понимал.

— Зачем я понадобился верхам? — недоумевал он. — Я простой непутевый зек, разве нет?

— Я знаю, — она даже пододвинулась к нему. — Ты представить себе не можешь, как мы соскучились по простоте отношений.

— Легче, — предупредил ее Стас. — Я вовсе не образец… Признавайся честно, кто эти люди и чего они от меня хотят?

Диана с досадой вздохнула.

— У меня множество самых разных знакомств, — начала она издалека. — Мне приходится бывать в верхних кругах, и я невольно вовлечена во все эти интриги. Нет, я сама ничего в этом не понимаю, но меня используют… Понимаешь?

— Не понимаю, — отвечал Стас упрямо. — Кто тебя использует?

Она от досады закусила губу.

— С тобой невозможно разговаривать, — заявила она. — Тебе во всем всегда надо непременно разобраться до основания…

Стас не стал отвечать, просто смотрел на нее и ждал.

Диана это понимала, и спустя несколько мгновений уже сдалась.

— Эти игры с реплитидами, — сказала она, не выдержав. — Думаешь, у нас в руководстве все гладко? Там свои группировки, свои интересы, свои планы… Одни торжествуют, другие уходят в тень. А реплитиды, это козырные карты в игре!

Стас кивнул.

— За кого ты играешь? — спросил он прямо.

Диана раздраженно фыркнула.

— Я не игрок, — ответила она с вызовом. — Я девушка для эскорта. Иногда мне заказывают определенные услуги, и я получаю за это деньги. Мне заказали пригласить тебя для разговора, вот и все!

— Нет, не все, — отвечал Стас. — Если кто-то хочет со мной поговорить, то я должен хотя бы знать, чего он от меня хочет. Я понял, что речь пойдет о Ланго, но давай познакомимся и с другой стороной. Кто хочет со мной познакомиться?

Она тяжело вздохнула.

— Это Витаутас Глемба, руководитель службы безопасности регионального парламента. Поначалу он был обычным оловянным солдатиком, но с некоторых пор он набирает скорость, и еще никто не понял, на кого он теперь работает. Во всяком случае, он ведет яркую светскую жизнь, и набирает популярность в массах.

— И что, он думает, что я смогу свести его с Ланго?

— Не с Ланго, — отвечала Диана. — Ланго, это специалист среднего звена, от него ничего не зависит. Но Ланго работает в центре адаптации, где руководителем некий профессор Цингали, серьезная политическая фигура. Вот выйти на него и мечтает Витас.

Стас понимающе кивнул.

— Для девушки из эскорта ты знаешь слишком много подробностей, — сказал он.

Она невольно усмехнулась.

— Тебе все надо раскопать, верно?

— Объясни, вы нацелились на меня, еще когда я был на зоне?

Она помялась.

— Вокруг Агаты давно кипят нездоровые настроения. Все ее подруги под разработкой, Ванда под постоянным контролем… Это же прямой выход на рептилидов!

— И ты уже заранее была готова со мной познакомиться?

Она пожала плечами.

— А что такого? Если хочешь знать, мне было интересно, как у вас все получится?

— Что получится?

— Ну, с Ланго. Ты ведь ненавидишь крокодилов!

Стас пожал плечами.

— Твое любопытство можно понять, — сказал он. — Но в этих темных делах я участвовать не буду. Так и передай своему охраннику.

Некоторое время она смотрела на него молча, так что у Стаса даже возникло сомнение, а поняла ли она его.

— Но мы остаемся друзьями? — спросила она дрогнувшим голосом.

— Конечно, — отвечал Стас. — Только не надо наводить на меня своих знакомых.

— Имей в виду, Витас представляет из себя серьезную фигуру, он не успокоится одним твоим отказом.

— Там видно будет, — отмахнулся Стас.

Она перевела дыхание.

— Извини, — сказала она. — Мне всегда так трудно убедить людей в чем-то… Люди перестали верить друг другу.

— Их можно понять, — отвечал Стас насмешливо. — Если ты постоянно пытаешься их использовать для своей выгоды.

— И вовсе не постоянно, — буркнула она.

Стас поднялся из своего кресла.

— Время ленча. Хочешь, я угощу тебя салатом собственного сочинения?

— Ты еще и кулинар?

— Так с этой штукой любой станет кулинаром.

— Ты про что?

— Про кухонный синтезатор. Ты умеешь им пользоваться?

Диана удивленно вскинула голову.

— Я сто лет не была на кухне. А что, у нее действительно есть что-то продвинутое в этом смысле?

— Ты удивишься, — сказал Стас и предложил ей руку, чтобы вытащить из кресла.

15

На другой день, в субботу он пришел в храм, куда его назначили служить, к двум часам по полудни, чтобы успеть все оформить и познакомиться. В храме никого не было, кроме уборщицы в рабочем халате, которая возила по полу тряпку.

— Закрыто, — сказала она усталым голосом.

— Я пришел устраиваться на работу, — сказал Стас.

— На какую работу? — удивилась уборщица.

Стас развел руками.

— Чтецом, наверное… Или алтарником.

— Ух ты, — покачала головой уборщица. — А ты что-нибудь про это знаешь?

Стас посмотрел на нее с укором.

— Я был священником на войне, — сказал он. — Потом сидел.

— Священником? — она отставила свою швабру. — А почему же в чтецы? Нам бы и священника не помешало бы.

— Запрещен в сане, — ответил Стас сухо. — Могу я видеть батюшку?

— Увидишь, — отвечала уборщица со вздохом. — Ладно, я тебя сама на работу приму.

— А вы?…

— Лидия Павловна, — сказала она. — Председатель общинного совета и по совместительству матушка. Второе лицо в иерархии.

Она поставила швабру к стене и предложила:

— Пошли, пройдем в кабинет.

Они прошли в кабинет — небольшую комнатку, которая располагалась у входа в притвор, и там сели к столу. Только здесь Стас разобрался, что перед ним довольно приятная молодая женщина в уродливой форме. Уборщица, она же — матушка, деловито включила компьютер.

— Вам должны были сообщить о моем назначении, — сказал Стас. — Я еще в четверг был у секретаря.

— А вот сейчас и посмотрим, — сказала Лидия Павловна, вглядываясь в монитор компьютера. — Простите, а матушка ваша с вами?…

— Нет матушки, — сказал Стас. — Целибат.

Лидия Павловна качнула головой.

— Это нынче совершенно не приветствуется, — сказала она, едва не с одобрением. — Нынче в моде рождаемость.

— У вас тоже были дети? — спросил Стас осторожно.

В этот момент появилось нужное окно, и Лидия Павловна уставилась на монитор.

— Ага, — сказала она. — Есть сообщение… Станислав Семенович Бельский, так что ли?

— Да, — сказал Стас.

— Значит, все в порядке, — кивнула она. — Алтарник у нас есть, а вот чтец пригодился бы. Вы хорошо читаете?

Стас усмехнулся.

— Я до сана лет восемь чтецом был.

— Вот и прекрасно.

Стас кивнул и спросил:

— На русском служите?

— Ну, а на каком же, — отозвалась та.

Стас промолчал. Он втайне надеялся, что где-нибудь еще сохранился приход, где служат по-старому, на церковно-славянском, но надежд оставалось все меньше.

— Службу начинаем в четыре, — продолжила матушка. — Воскресное всенощное бдение, глас шестой.

— А батюшка где?

— Появится, — отозвалась матушка холодно. — Можете пока посмотреть клирос, с текстами ознакомиться. Пока вас не было, мне приходилось читать. Наша чтица так читает, что сама себя не понимает.

Стас кивнул и поднялся.

Храм был обставлен довольно бедно, иконостас из типовых икон стандартного вида располагался в один ряд, зато к услугам чтеца вместо целого набора книг был планшет, где все тексты богослужения подавались в текущем порядке на русском языке. Стас полистал службу, где выделялись тексты, которые следовало читать, и зачеркивались те, что считались уже лишними.

Высокая светловолосая девица с правого клироса, участница правого хора, подошла к нему, тоже явившись раньше времени.

— Здравствуйте, — смело начала она, слегка ему даже поклонившись. — Меня Светланой зовут.

— А я — Стас, — отвечал Стас. — Вы поете, да?

— Правый клирос, — насмешливо отвечала Светлана. — Уже то хорошо, что ноты читать умеем. Вы действительно когда-то читали на церковно-славянском?

Стас распрямился. Про свое знание церковно-славянского он еще не успел сказать никому из здешних.

— Читал, — отвечал он. — Вы интересуетесь старым написанием?

— Мы даже собираемся по домам, чтобы попеть стихиры на церковно-славянском, — призналась Светлана стеснительно. — Все наши распевы строились на том языке, так что на русский они ложатся коряво. Вы согласны?

Стас посопел и сел на лавку у стены.

— А разве разговоры такого рода не запрещены?

— Запрещены? — удивленно спросила она. — Почему запрещены?

— Ну, это же все-таки соборное постановление.

— Так мы же его и не нарушаем, — сказала Светлана. — Это же только домашнее пение. Но я, если честно не понимаю, зачем надо было переходить на русский?

Стас только пожал плечами. Конечно, ему было что сказать на эту тему, но эти вопросы определенно выказывали его решительное оппозиционное настроение, чего он выказывать никак не хотел.

— А вы женаты? — спросила она еще.

— Это так важно? — улыбнулся Стас.

— Нет, но мы же стараемся блюсти нравственность. Мы считаем, что рожать детей можно только в венчанном браке.

— Но у вас муж определенно есть?

— Конечно, — она чуть покраснела. — Он у нас звонарем работает, не постоянно, конечно. У нас уже трое детей.

— У вас? — переспросил Стас со значением.

Она бросила на него недоуменный взгляд.

— Что значит, у нас? Конечно, у нас!

— Разве они живут с вами?

— Ах, вы об этом. Как-то вы странно рассуждаете, словно вы из другого мира. Что же делать, наверное им там лучше.

Стас только кивнул.

— Я действительно из другого мира, — сказал он. — Вы уж меня простите.

— Да ничего, — она посмотрела на него с сочувствием.

На правом клиросе появился еще кто-то, Светлану позвали, и она ушла, извинившись. Стали подходить люди и на левый клирос, они составляли народный хор, который время от времени включался в богослужение, и вели себя робко и послушно. Ему стали жаловаться на то, что читать в храме практически не кому, и потому все были рады появлению нового человека. Старушка, которая исполняла чтение до него, напротив утверждала, что никакой необходимости в новом чтеце нет, но если батюшка благословил, то она спорить не будет. Шамкала она, действительно, изрядно.

А потом появился батюшка, отец Глеб Коротков, священник лет тридцати, бритый и с короткой прической. Выглядел он угрюмо, одет был в простой костюм, благословлял клирошан бегло, но появление Стаса пропустить не мог.

— Это вы у нас новый чтец? — спросил он. — Зайдите в алтарь.

Стас чинно взял у него благословение, и вошел в алтарь. По давней привычке он совершил три земных поклона, и заметил, что батюшка наблюдает за ним чуть насмешливо.

— Земные поклоны нынче отменены, — сказал он со вздохом. — И это не самое важное новшество.

— Простите, — отвечал Стас, вовсе не имея в виду просить прощения.

— Мне про вас говорили, — сказал отец Глеб. — И я должен сказать, что мне брать на свой приход такого проблемного чтеца не очень приятно.

— Почему вы думаете, что я проблемный?

— Давайте не будем играть в прятки, Станислав, — сказал отец Глеб нервно. — Я и без того хожу под контролем наших ревнителей, и мне совсем ни к чему усугублять свое положение сослужением скандального чтеца.

— И в чем заключается моя скандальность?

— Вы сами знаете, — махну рукой батюшка. — Ваша скандальность заключается в пятнадцатилетнем сроке заключения, отбытом вами от звонка до звонка! И это значит, что внимание к моей персоне не просто удвоится, упятерится!

Стас пожал плечами.

— Простите, — сказал он. — Но разве то обстоятельство, что я выжил после всего этого, не говорит в мою пользу?

— Не говорит, — фыркнул батюшка. — Я, конечно, ничего предпринимать не буду, но уж и вы извольте сдержать свои порывы, если они у вас имеются. Тише воды, ниже травы!..

— Я понимаю, — кивнул Стас миролюбиво.

— И потом, что это еще за целибат? Католики во всем мире уже отказались от целибата, а вы тут нам демонстрируете!

— Я ничего не демонстрирую, — тихо отвечал Стас. — Так получилось.

— Если вы хотите жить нормально, вы должны отказаться от своего обета!

— Вы же понимаете, что это невозможно.

— Все возможно, — махнул рукой отец Глеб. — Подадите прошение на имя епископа, он даст резолюцию… Сейчас это просто.

Стас не ответил. Он не считал этот вопрос простым, но спорить тоже не хотелось.

— Читать только то, что мы выделили, — строго напомнил отец Глеб. — Вполне достаточно.

— Сколько у вас служба длится? — спросил Стас.

— Полтора часа, — отвечал Глеб. — И это кое-кому кажется излишним. Так что, вот соединимся в экстазе с остальными христианами, и того не останется.

Стас хмыкнул.

— Значит, вы все же против?

Отец Глеб вскинул голову.

— Вы, что, сразу на меня компромат собирать стали?

— Пытаюсь сориентироваться, — сказал Стас. — Мне особенно трудно представить, как вы трактуете существование Домов Любви. Отец Феоктист, как я понял, их просто игнорирует, вроде бы их и нет.

— Правильно делает, — отвечал отец Глеб, поднимаясь. — А я так и вовсе на открытии читал молебен о преумножении любви.

— Уверен, что она сразу же и приумножилась, — сухо заметил Стас.

— Все, — довольно резко оборвал его отец Глеб. — Начинаем службу.

— Конечно, — кивнул Стас и склонился. — Благословите, отче!..

16

Опыт чтения на русском языке у него был, так что службу он отчитал на ряду, разве что позволил себе при заключительном чтении Трисвятого, которое осталось в память о молитвах первого часа, прочесть «Отче наш» на церковно-славянском. К этому времени народу в храме оставалось совсем мало, так что его хулиганства по сути никто и не заметил, даже отец Глеб не стал обращать внимания.

— Завтра извольте пораньше, — сказал он только, когда Стас брал благословение в конце.

— Пораньше?

— Там есть особенности, — сказал Глеб. — Надо обсудить.

Стас согласно кивнул и ушел.

Хористка Светлана с юной подружкой на голову ниже ее дожидались его на выходе.

— Вы спешите, Стас? — спросила Светлана.

— Не очень, — отвечал Стас. — Вы хотели о чем-то спросить?

— Это Вера, она поет первым голосом, — представила Светлана свою подругу.

Стас кивнул. Вера была совсем юной и стеснительной.

— Я — Стас. Станислав, то есть.

— Мы бы хотели попросить вас записать нам кое-какие молитвы на церковно-славянском, — произнесла Вера смущенно. — Если вам нетрудно.

— Мне не трудно, — кивнул Стас. — Кстати, вы хоть заметили, что я прочитал «Отче наш» в прежнем виде?

Вера заулыбалась.

— Конечно мы заметили… Только не хотели, чтобы отец Глеб обратил внимание. Он ругается.

— Я без мысли, — признался Стас. — Просто, по привычке.

— Пройдемте, — предложила Светлана. — Вера тут неподалеку живет, с родителями. Она у нас еще не замужем.

Квартира у Веры была совсем не такая шикарная, как у Агаты, при этом ее мать встретила их ворчливо, и они быстро прошли в комнату Веры, где та поспешно закрыла за собой дверь.

— Фу, — сказала она. — Хорошо, папы не было.

— У вас проблемы с родителями? — спросил Стас.

— Они ее постоянно сватают, — смеясь, сказала Светлана. — По сути они ее любят, только таинства брака не принимают.

Вера села к компьютеру, а Светлана устроилась в кресле.

— Присаживайтесь, Стас. Нам уже успели про вас рассказать.

— И что же? — спросил Стас, усаживаясь на стул.

— За что вас выперли из сана? — спросила Светлана.

Стас посмотрел на нее хмуро.

— За участие в боевых действиях, — сказал он.

— Я так и думала, — кивнула Светлана. — А вы сами это признаете?

— Что признаю?

— Ну, извержение из сана. Это же незаконно, это же против апостольских правил!

Стас потянул воздух носом.

— Это жизнь, Света, — сказал он философски. — Где бы я был, если бы стал перечить решениям церкви?

— Готово! — сказала Вера.

Стас пересел за компьютер, где уже были готовы некоторые известные тексты, которые ему надо было перевести на церковно-славянский. Тексты были знакомые и перевод проблем не составлял. Он вздохнул, и стал печатать.

— А вам приходилось служить еще на церковно-славянском? — спросила Вера.

— Разумеется, — сказал Стас, продолжая печатать.

— Здорово…

— А вам батюшка про ваш целибат ничего не говорил? — спросила Светлана.

— Минутку, — сказал Стас. — Я сейчас закончу.

— А вы покаянный псалом знаете? — интересовалась Вера.

— Конечно, — отозвался Стас. — Хотите, я и его напечатаю.

— Ой, здорово!

— Вы там полегче, — напомнила Светлана. — Наши компьютеры тоже под наблюдением, имейте в виду.

— Волков бояться, в лес не ходить, — усмехнулся Стас.

Он перевел девушкам все выбранные ими молитвы, дополнил их 50-м псалмом, и опустил руки.

— Теперь нас точно вычислят, — сказала Светлана шутливым тоном.

— Если вы меня пригласите на ваши пения, — сказал Стас, — я буду очень рад.

— Конечно пригласим, — обрадовалась Вера.

— Нас наш регент собирает, — пояснила Светлана. — Когда у него время есть.

— Вам хоть понравилось, как мы поем? — спросила Вера.

Стас усмехнулся.

— Кто я, чтобы вас судить, — сказал он. — Я даже нот не знаю. Нет, все было ладно и красиво…

— Но? — спросила Светлана.

— Что — но? — спросил Стас.

— Это вы должны сказать, но… — пояснила Светлана. — По интонации угадывается.

Стас покачал головой.

— Ну, если хотите, мне не хватало молитвенного сосредоточения.

Светлана хлопнула ладонями.

— Вот! — сказала она. — Я сама постоянно об этом говорю! Нет в русском языке молитвы, он не для того придуман!

А Вера огорченно надулась.

— Я не думаю, что виноват русский язык, — вмешался Стас. — Хотя следует признать, что смысл языка целиком помещается в область его применения. Изначально русский язык предназначался для бытовых нужд, потому и не вписывается теперь. Хотя нельзя не признать, что язык сам по себе достаточно поэтичный. Если появятся святые, которые станут писать молитвы на русском, то может быть и получится.

Вера рассмеялась, а Светлана фыркнула.

— Откуда они появятся, святые!..

Стас поднялся.

— Ну, спасибо за приглашение, — сказал он. — Не буду вам больше мешать.

Светлана кашлянула.

— Мы с вами еще хотели кое-что обсудить, — сказала она.

— Что же?

— По поводу вашего целибата, — напомнила Светлана. — Они ведь непременно потребуют от вас жениться.

Стас хмыкнул.

— Посмотрим, — сказал он.

— Епископ даже бумагу по приходам разослал, — заметила Вера. — Чтобы весь причт непременно должны быть церковно венчаны.

— В обязательном порядке, — добавила Светлана.

— А как же монахи? — спросил Стас насмешливо.

— А монахов больше нет, — сказала Светлана. — Даже шумная компания была, когда монахов венчали. Вы там не смотрели?

Стас удрученно вздохнул.

— Пропустил, — сказал он. — И что же, все венчались?

— Конечно, не все, — фыркнула Светлана. — Но других просто выгнали и определили под отлучение.

— И сами епископы?

— Эти первые под венец пошли, — хмыкнула Светлана.

Стас качнул головой.

— Странно, — сказал он. — Почему же они меня не принуждали?

— Наверное, ждут чего-то, — предположила Светлана.

— Еще принудят, — вздохнула Вера.

Стас заметил, как она бросила быстрый взгляд на подругу.

— Мы тут подумали, — сказала Светлана. — Если что, может вам на Вере жениться?

— Что? — обомлел Стас.

— Это только понарошку, — пролепетала красная от стыда Вера. — Мы официально поженимся, а реально останемся в девственности. Так многие из наши поступают, вроде как тайное монашество.

Стас покачал головой.

— Это здорово придумано, — кивнул он. — И я благодарен вам за заботу, девочки. Но обет целибата не предполагает никакого обмана, даже в благих целях. Я не могу венчаться, понимаете? У нас не бывает венчания понарошку.

Они сразу осеклись.

— Мы думали помочь, — проговорила Светлана насуплено.

— Я понял, — отвечал Стас. — И я еще раз выскажу вам свою благодарность. Но уж если я обещал Господу остаться неженатым, то скорее предпочту неприятности, чем обман.

— Конечно, — сказала Вера, все еще красная. — Вы совершенно правы. Я с самого начала была против…

Светлана вскочила.

— Да хватит вам! — воскликнула она возмущенно. — Не принимаю я вашего ригоризма, вот что! Мы живем в мире, где надо обманывать, и никуда от этого не деться. Больше того, мы же сами себя обманываем, думая, что мы верующие. Мы уже сотнями цепей повязаны с этим миром, и нам давно надо вырабатывать правила выживания, потому что без обмана уже нельзя! И правда будет в том, что мы признаемся в необходимости этого обмана.

Она хотела еще что-то сказать, но вместо этого быстро замахала руками, и выбежала вон.

Стас встревожено посмотрел на Веру.

— Мы сказали что-то не то?

— Да нет, — отвечала Вера. — Она из-за мужа своего нервничает.

— А что у нее с мужем?

Вера вздохнула.

— Он пошел в Дом Любви, — сказала она.

Стас вскинул брови, но не стал ничего говорить. Он еще слишком мало знал о жизни этих людей, чтобы лезть со своими суждениями.

— Я пойду, — сказал он. — Когда будете устраивать кружок пения, позовите меня, хорошо?

— Конечно, — кивнула Вера и добавила. — Извините нас, батюшка.

Стас остановился на выходе.

— Нет, Вера, — сказал он. — Я все-таки не батюшка. Если мы члены церкви, то мы должны принимать ее решения беспрекословно. Ведь так?

— Кончено, так, — согласилась Вера.

Стас кивнул ей, и вышел.

17

Возвращаясь по вечерним улицам, он размышлял о своем первом дне в храме, куда он так стремился вернуться, и пытался разобраться, то ли он разочарован, то ли еще не вписался. Было совершенно очевидно, что прежнего благоговения перед богослужением он явно не испытал, что множество оговорок, русский язык, опасения батюшки — все это вместе никак не сопрягалось с его прежним ощущением от храма. Он понимал, что все его переживания есть лишь продолжение сомнений, что обуревали его в последние годы, и с которыми он пытался бороться. Но ему казалось, что возвращение к регулярной церковной жизни вернет ему прежнюю уверенность, а уверенность упорно не возвращалась. Собственно говоря, рассуждая логично он понимал, что его возвращение будет сопряжено со множеством трудностей, но во всех этих трудностях хотелось бы оставить проблеск надежды. А проблеск не появлялся.

Какая-то старушка с сумкой вышла на тротуар с перехода, и остановилась отдышаться.

— Вам помочь? — спросил Стас, останавливаясь.

— Это было бы чудесно, — обрадовалась та. — Мне эту сумку тащить на третий этаж!

Стас подхватил сумку и не нашел в ней особой тяжести.

— Справимся, — сказал он, и предложил ей руку.

Они пошли вдоль дома, и старушка стала рассказывать:

— Я живу здесь уже почти пятьдесят лет, вы можете представить? Мы поселились, когда у нас только начиналась эта самая перестройка! Вы помните, что это такое?

— Мне рассказывали, — отвечал Стас.

— А я вот хорошо помню Советский Союз, — похвасталась старушка. — Причем, чем больше проходит времени, тем больше приятного вспоминается. А ведь мы были в числе борцов с режимом!..

В доме, куда они вошли, был лифт, и на третий этаж они поднялись уже на нем.

— Я здесь живу, — указала старушка. — Мой муж погиб на войне, дети тоже… Осталась только жена моего старшего сына Варечка и ее дочь Нюся… Она меня навещает, хотя и живет в другом конце города.

Они вошли в ее квартиру, и Стас поставил сумку на пол.

— Ну вот и пришли. Всего вам доброго, я пойду…

— Не торопитесь, — сказала старушка. — Тут вас ждут.

В коридор вышел какой-то мужчина, и Стас насторожился. Мужчина смотрел на него вопросительно, но не задавал никаких вопросов.

— В чем дело? — спросил Стас.

— Не пугайтесь, лейтенант, — сказал тот. — У нас вам ничего не грозит.

Старушка посмотрела на Стаса чуть виновато.

— Вы уж меня простите, но я займусь своими делами.

Она подняла свою сумку и прошла в комнату, а Стас остался стоять в нерешительности.

— Что вам угодно? — спросил он.

— Я Олег Неделин, — сказал мужчина. — На войне я был сержантом, попал в госпиталь, и там меня интернировали.

— Что значит, интернировали? — не понял Стас.

— Просто схватили и перевоспитали, — сказал тот. — Это было самое начало войны, так что раненых они не добивали, как потом. Я остался работать при госпитале санитаром, и это позволило мне избегнуть адаптации.

— Адаптации?

— Так назывался процесс промывания мозгов, — пояснил Неделин. — Им были нужны люди с измененным сознанием.

Стас кивнул.

— А что вам нужно от меня?

Неделин шагнул вперед, скрестив руки на груди.

— В самом конце войны на юге Африки к нам попали в плен раненые гвардейцы. Это были представители в основном уже африканских армий, но руководил ими один русский полковник. Его фамилия была Антипов.

Стас никак не отреагировал. В его жизни была встреча с полковником Антиповым, но меньше всего он был готов говорить об этом со случайным человеком.

— Его серьезно допрашивали, и именно поэтому мы должны были его каждый раз восстанавливать, — продолжал Неделин. — В конце концов, он умер. Если честно, я сам дал ему яд, потому что он страшно боялся проговориться.

Стас усмехнулся.

— Только не говорите, что перед смертью он передал вам что-то чрезвычайно важное для меня, — сказал он.

Он невольно улыбнулся.

— Вы ищете в моих словах какую-то подставу? — отметил он. — Я это понимаю. Однако вы все же знаете, что я хочу вам сказать. Не так ли?

— Нет, не знаю, — покачал головой Стас.

— Прекрасно знаете! Вы последний из той четверки, кто присутствовал при смерти маршала Гремина. Остальные, а это тот же полковник Антипов, капитан Хаустов, лейтенант Штерн — все погибли.

Стас невольно качнул головой.

— Это Антипов вам рассказал?

— Это я узнал позже, — сказал Неделин. — В ходе развития дел. Я ведь потом стал офицером разведки, у меня открылся доступ к материалам. Кстати, сейчас этот доступ уже наглухо закрыт.

Стас пожал плечами.

— Не буду отрицать, я действительно присутствовал в палате маршала в последние мгновения его жизни. Но он никак не мог ничего сказать, потому что был без сознания.

Неделин глянул на него пристально.

— Так ли это? Антипов рассказывал совсем другое.

— Я не могу знать, о чем вам рассказывал Антипов, — сказал Стас. — Меня десять лет из пятнадцати допрашивали по поводу всех этих дел с маршалом Греминым, пока это не надоело самим допрашивающим.

Неделин усмехнулся и кивнул.

— Вы прекрасно держались, лейтенант!

— Если бы вы тщательно изучали дело, вы бы знали, что я был в звании старшего лейтенанта.

— Это только у русских, — махнул рукой Неделин. — Наш штат строился по меркам НАТО. Я дослужился до звания майора, если угодно.

— Что вынудило вас вернуться к этой теме, майор? — спросил Стас нервно. — Прошло больше пятнадцати лет, все эти тайны войны уже никого не интересуют!

— А вы хорошо знаете, о какой тайне идет речь? — внимательно посмотрел на него Неделин.

— Не знаю, и знать не хочу!

— Нам известно, что маршал овладел самой большой тайной этой войны, — со вздохом произнес Неделин. — Энергетический удар по Крыму последовал именно затем, чтобы уничтожить маршала.

Стас вздохнул.

— Это просто легенда, — сказал он. — В конце войны среди военных ходило множество самых нелепых легенд.

— Может вас заинтересует от факт, что вашим появлением в Верейске уже заинтересовались несколько самых секретных организаций?

Стас скривился.

— Интересно бы знать, чем занимались эти организации до того, как я вышел из лагеря.

— Не будьте наивным, лейтенант, — сказал Неделин. — В этой банке с пауками всегда есть место силовым операциям. Вы не главный объект их наблюдения.

— Почему они тогда мной заинтересовались? Что изменилось из того, что я вышел из лагеря?

— Вы должны их понять, вы прекрасно держались пятнадцать лет, но они надеются, что выйдя на свободу, вы проявите себя неожиданно.

— Я не буду проявлять себя неожиданно, — раздражено отвечал Стас. — Я так старался все забыть!..

— Но вы же знаете, что ваш секрет остался нераскрытым!

— Тогда и вы знаете, что я о своем пресловутом секрете знаю еще меньше, чем вы!

— Конечно, — улыбнулся Неделин. — Я это знаю. Но при этом нет никакой гарантии, что в один прекрасный момент все изменится, и вы станете обладателем стратегической тайны.

Стас смотрел на него исподлобья.

— Вы же не исключаете такого варианта?

Стас пожал плечами.

— Всякое может случится. Что вы от меня хотите?

Неделин прислонился к стене.

— Ну, представьте себе, что несколько конфликтующих между собою группировок сосредоточили на вас все свое внимание. При этом они открывают своих заказчиков, что позволяет нам понять, какие силы замешаны в игре.

— Так это разведывательная операция? — спросил Стас.

— Ну, что-то вроде.

— Зачем же вы мне открываетесь?

Неделин посмотрел на него с сомнением.

— Я пока не могу вам довериться, лейтенант, — сказал он. — Но из того, что я вам открываюсь, вы должны понять, что я единственный, кто в этой игре учитывает ваши интересы.

Стас иронично кивнул.

— Еще скажите, что вы на моей стороне!

— Скажу, но вы не поверите, — улыбнулся Неделин. — Нет, нет, я пока только хотел представиться вам. Предупредить, если угодно. Может даже — обнадежить.

— Я уже полон надежды, — сухо произнес Стас.

Неделин посмотрел на него снисходительно.

— Когда-нибудь вам понадобится надежда, — сказал он. — И вы вспомните обо мне.

— Я безусловно благодарен вам за доверие, — сказал Стас. — Но решительно отказываюсь играть в эти игры. За кого бы вы там ни были, я против всех. Я снова вернулся в храм, и сегодня впервые после долгого перерыва читал богослужебные тексты, и эти переживания меня вполне удовлетворяют.

— Да, — кивнул Неделин. — Я знаю, что вы были священником. Я уважаю вашу веру, но сам уповаю только на свои силы.

— Это ваше безусловное право, — кивнул Стас. — Простите, но я больше ничем не могу вам помочь.

Неделин вздохнул.

— Я и не надеялся на мгновенный успех, — сказал он.

— Я могу идти? — спроси Стас.

— Конечно, — сказал он. — Если вы передумаете, можете обратиться к Серафиме Павловне, это наша хозяйка.

— Прощайте, — кивнул ему Стас и вышел.

18

Вернувшись домой, где его уже ждали к ужину, он объяснил свое опоздание разговором с батюшкой и знакомством с певчими.

— Можешь себе представить, — рассказывал он Агате, — они предложили мне фиктивное венчание! Чтобы уберечь меня от возможных репрессий.

— Это интересный выход, — отметила Агата.

— Ты согласился? — спросила Ванда, вскинув голову.

Стас покачал головой.

— Никто не прячет свечу под кровать, — произнес он.

Они приступили к еде, но Ванда все еще не успокоилась.

— При чем тут свеча? — спросила она.

— Это из Евангелия, — пояснил Стас. — В том смысле, что Истина не нуждается в обманных средствах.

— Так ты что, никогда не женишься?

Стас только усмехнулся.

— Подай мне соус, — попросил он.

— А что насчет восстановления сана? — спросила Агата. — Ты ведь от этого отказываться не будешь? Если все будет проведено по вашим правилам.

Стас нахмурил брови.

— Даже не знаю, — сказал он. — С одной стороны…

Он замолчал.

— Что? — спросила Агата.

Стас отхлебнул ложку супа.

— Если я принимаю от церкви несправедливые решения, — сказал он, — то что мне мешает принимать также решения справедливые?

— Вот именно, — усмехнулась Агата.

Стас вздохнул и улыбнулся.

— Придется принимать, — сказал он. — Но вряд ли я буду чувствовать себя у престола уверенно.

— Так ты станешь попом? — радостно спросила Ванда.

Стас посмотрел на нее.

— Кстати, — вспомнил он. — Ты ведь до сих пор не крещена!

Агата нахмурилась.

— Перестань, Стас. Ты же знаешь, есть закон, по которому принимать крещение моно только после совершеннолетия.

— А ты откуда знаешь? — удивился Стас.

— Мама тоже думала креститься, — выпалила Ванда.

Стас посмотрел на сестру внимательно.

— Это правда?

— Чепуха, — фыркнула та. — Было время, когда церковь вдруг оказалась модной, и Диана стала меня уговаривать креститься. Я никогда всерьез об этом не думала.

— Думала, думала, — воскликнула Ванда с торжеством. — Я свидетель!

— Церковь стала модной? — удивленно переспросил Стас.

Агата утерла губы салфеткой.

— Это было года три назад, — сказала она. — К нам приезжал епископ Вонифатий, молодой, энергичный, умный… Он очень активно занялся миссионерством, устраивал публичные дискуссии, выступал в сети. Он действительно был очень обаятельным, Диана в него просто влюбилась.

— И чем все кончилось?

— Он был голубой, — выпалила Ванда. — Был жуткий скандал!..

Стас склонил голову.

— Бывает, — сказал он.

— Просто результат внутренних интриг, — сказала Агата. — Его застали в постели с келейником, но при этом посадили только епископа. Епископ, который служит у нас теперь, долго потом все это пытался объяснить.

— Так его посадили?

— Да, — сказала Агата. — Потому что гомосексуализм считается преступлением против роста народонаселения. Но мода на церковь сразу прошла.

Стас кивнул и произнес:

— Это неприятно.

— И не только вам, — сказала Агата.

Стас поднял голову.

— Значит ты хотела креститься только из-за увлечения Дианы?

— Не знаю, — вздохнула Агата. — Он так говорил, что мне захотелось быть рядом. А когда все это произошло, то было ощущение, что я искупалась в вонючей жиже.

После ужина Стас прошел в свою комнату и решил посмотреть новости по сети, но тут как тут появилась Ванда.

— Слышь, Стас, — сказала она. — Ты подал хорошую идею.

— Какую?

— Креститься, — пояснила Ванда. — Если сделать это вопреки правилам, то это будет классной пощечиной всем этим ханжам!

Стас покачал головой.

— Ты с ума сошла, — сказал он. — По-твоему, что такое христианство? Это религия любви, любви ко всем без исключения! Это нельзя делать назло кому-то!

Ванда печально вздохнула.

— Но ведь хочется сделать что-нибудь такое!..

Стас повернулся к ней в кресле.

— Давай поговорим серьезно, — сказал он. — Тебе уже пятнадцать лет, в твоем возрасте девушки выходили замуж!

— У нас есть одноклассницы, которые трахаются с тринадцати лет, — отвечала Ванда.

— Это не одно и тоже, — произнес строго Стас. — Ты хоть знаешь, чем занимается твоя мама?

Ванда посмотрела на него вопросительно.

— А чем она занимается?

— А подумай, — сказал Стас. — Посмотри, в каком доме ты живешь, какие у тебя условия, какие возможности… Думаешь, у всех так?

Ванда нахмурилась.

— Нет, я знаю, что не у всех. Мне не очень приятно, что мне все завидуют, но что такого? Я ведь не выпендриваюсь!

— И почему все так?

— Что — почему?

— Почему у тебя жизнь лучше, чем у других?

Ванда пожала плечами.

— Потому что мама спит с крокодилом?

Стас в раздражении вскочил.

— Чтобы я больше ничего такого не слышал! — заявил он. — Агата не спит с крокодилом, это все дурацкие эксперименты Ланго. Но по сути ты права, все от того, что Агата работает с рептилидами. Как ты понимаешь, это не всем дано.

— Я знаю, — кивнула Ванда, глядя на Стаса исподлобья.

— И завидуют вам не только твои подружки, — продолжил Стас. — У твоей мамы много завистников, и ты должна об этом помнить. Многие люди вокруг вас желают ей зла, понимаешь? Им будет приятно, если Агату уволят или посадят.

— Разве такое возможно? — испугалась Ванда.

— Легко, — сказал Стас. — Стоит Ланго пропасть, и ваше благополучие очень быстро сдуется. И вас немедленно начнут топтать, понимаешь? И все кончится тем, что тебя отберут и отдадут в Детский центр, чтобы ты поскорее забыла про то, что у тебя есть мать.

— Нет! — вскричала Ванда жалобно. — Ведь этого не будет, да!..

Стас только вздохнул.

— Ты должна знать, что враги следят за вами постоянно, — сказал он. — И им прекрасно известны все твои слова о крокодилах, о твоей ненависти к ним.

— Ты думаешь?… — ахнула Ванда.

— Я уверен, — жестко сказал Стас. — Поэтому с этого дня ты начинаешь резко взрослеть. Никаких больше легкомысленных заявлений, никаких запрещенных тем. Если ты в самом деле хочешь противостоять всему этому уродству, ты должна понять, что единственной формой противостояния является церковь.

Ванда фыркнула.

— Такая, как епископ Вонифатий?

— Не торопись его судить, — сказал Стас. — Подумай сама! Епископ поднял большую волну, и многим это явно не понравилось. Его подставили, разве не понятно!..

— Хочешь сказать, он не был голубым? — испуганно заморгала Ванда.

— Не знаю, — вздохнул Стас. — Но думаю, что не был. Этот келейник выглядит уж очень сомнительно.

— Ух ты, — выдохнула потрясенная Ванда.

— Можешь представить, что они могут сделать с такими, как мы, — добавил поучительно Стас. — Поэтому мы должны быть предельно осторожными.

— Ага, — согласилась Ванда. — Я согласна.

Стас посмотрел на нее с сомнением.

— Понимаешь, во всем этом очень много натяжек, — сказал он. — Почему меня прямо из лагеря отправили к Агате? Почему рядом вдруг оказалась Диана?

— А Диана причем? — не поняла Ванда.

Стас махнул рукой.

— Тут все причем, — сказал он. — Вокруг меня тут уже столько всякого закрутилось, что хоть беги назад в лагерь.

Ванда невольно усмехнулась. Стас улыбнулся ей в ответ.

— Вот и я решил пока остаться, — сказал он. — Ладно, ступай к себе, дай мне немного поработать.

Ванда хихикнула и убежала.

19

Конечно главным событием дня оказалась не служба в храме, а встреча с загадочным Неделиным, воспоминание о которой долго не позволяло Стасу успокоиться. И это было прямо связано с некоей тайной, к которой он однажды нечаянно прикоснулся.

Маршал Степан Гремин был фигурой легендарной. Еще в самом начале войны он уже был одним из руководителей армии, и с его именем были связаны некоторые ключевые операции, например бомбежка Англии, или уничтожение орбитальной станции. Увидеть такого человека в непосредственной близости для любого было моментом счастья, и Стасу Бельскому довелось его увидеть.

Это был последний год войны, когда после ликвидации орбитальной станции рептилиды начали самый жестокий и решительный штурм планеты. Стас хорошо помнил, как он после энергетического удара, уничтожившего практически весь Крымский полуостров, оказался в темноте под завалами земли, и уже был готов к смерти, пока не увидел вдруг перед собою Казанский образ Божьей Матери, что тогда показалось ему самым настоящим чудом. Собственно, именно это и заставило его проявить упорство и выбраться из-под завалов. Уже потом он понял, что видел пробившийся луч света, который странным образом осветил церковную икону древнего письма. Как бы там ни было, он выбрался на поверхность, его подобрали спасатели, и он оказался на побережье, где собирались остатки армии. К тому времени он уже не служил, хотя официального запрета на него еще не было наложено, но после того, что он видел и что натворил, он уже и сам не мог вернуться к алтарю.

Поэтому он оказался на своей прежней работе в госпитале, где он начинал санитаром. Персонала явно не хватало, врачи падали с ног, и санитарам доставалось не меньше, если не больше. Тут их опять обнаружили, и приходилось отбиваться от разъяренных барсифов, тех самых, которых Стас запомнил на всю жизнь. В какой-то момент они осознали, что им уже не выбраться, но решили стоять до конца. Санитарам также приходилось отстреливаться, и Стас стрелял по врагам с ясной волей к убийству, хотя и молился потом в раскаянии.

Маршал Гремин оказался в их расположении каким-то чудом, он тоже попал под воздействие энергетического заряда и был тяжело ранен, но как-то выжил, и даже был доставлен в госпиталь на побережье. Он действительно пребывал в беспамятстве, и потому почти не представлял забот для санитаров, но как-то в ночь, когда у его постели дежурил Стас, он вдруг очнулся.

— Где я? — услышал Стас, который в это время заправлял в магазин автомата патроны.

— Ваше превосходительство, — обомлел Стас. — Вы… вы в госпитале!

Маршал повернул к нему свое иссеченное лицо.

— Какое еще превосходительство, — простонал он. — Ты кто такой?

— Лейтенант Бельский, — отрапортовал Стас. — Я тут санитаром!..

— Лейтенант — санитаром?

— Так получилось, — отвечал Стас. — Я позову врача!..

— Погоди, — проскрипел маршал. — Доложи обстановку!

Стас перевел дыхание.

— Противник произвел энергетический удар, который уничтожил полуостров…

— Какой полуостров?

— Крым, товарищ маршал! Мы в Крыму!

— Господи, как я оказался в Крыму?

— Не могу знать, товарищ маршал. Я всего лишь санитар.

— И что тут у вас? Как обстановка?

Стас горько вздохнул.

— Хреновая обстановка, товар маршал, — сказал он. — Крокодилы ударили по нам зарядом, сожгли практически весь полуостров. Мы собрали остатки, но они нас снова нашли и сейчас берут в кольцо. Силы неравные, так что надежд никаких…

— Понял, — отвечал маршал. — Кто у вас командует?

— Полковник Антипов, — отвечал Стас. — Он из артиллеристов. У них есть батарея минометов, они фигачат, как могут.

— Вызови его ко мне, — приказал маршал.

Стас не должен был оставлять маршала, и потому, выйдя в коридор, приказал одному из рядовых санитаров сбегать за полковником, а сам нашел в соседней палате начальника госпиталя, капитана Хаустова и доложил ему, что маршал Гремин пришел в себя.

— Как он? — спросил капитан, занятый осмотром раненого.

— Ничего не помнит, — сказал Стас. — Но немедленно потребовал к себе полковника Антипова.

— Вот что, Бельский, — сказал Хаустов. — Побудь с ним пока я тут закончу. Тяжелый случай, не могу оторваться.

— Есть, — сказал Стас.

Он вернулся в коморку, где лежал маршал, и доложил:

— Я послал бойца за полковником, он скоро придет.

Маршал глубоко вздохнул.

— Что со мной? — спросил он.

— Ожоги, — стал объяснять Стас. — Повреждения внутренних органов, переломы. Капитан Хаустов провел вам некоторые операции, но надо еще.

— Не надо, — сказал маршал.

— То есть? — не понял Стас.

— То и есть, — сказал маршал. — Знаешь, кто я?

— Конечно, товарищ маршал, — отозвался Стас. — Вас все знают.

— Все знают, — проговорил маршал. — Да не всё!..

Он опять вздохнул.

— Почему дышать тяжело?

— Перелом ребер, — пояснил Стас. — Но это не самое страшное.

— Я вспомнил, — сказал маршал. — Мы летели в Среднюю Азию, но попали под ракетный удар, и приземлились в Симферополе.

Стас кивнул и произнес:

— Нет уже Симферополя.

— Зачем им Крым понадобился? — спросил маршал.

— Ну, как, — сказал Стас, почувствовав обиду. — Мы с Украины сюда отступили, держали оборону.

— И что? — насмешливо спросил маршал. — Кому мешала ваша группировка?

— Не знаю, — буркнул Стас. — Только они сюда своих барсифов кинули, значит чем-то мы им мешали!

Тут поспешно вошел полковник Антипов.

— Товарищ маршал, разрешите доложить. В вверенном подразделении осталось до трех сотен бойцов, батарея минометов, пара танков и установка «Ураган», только без ракет к ней. Связи нет. Ведем оборону.

— Обнадеживающий доклад, — проговорил маршал. — Кто-нибудь из моего сопровождения уцелел?

— Никак нет, товарищ маршал!

— Совсем плохо, — проговорил маршал.

— Какие будут приказания?

Маршал вздохнул, и скривился от боли.

— Какие уж тут приказания, — сказал он. — Держитесь, пока можете.

В палату вошел капитан Хаустов.

— Как состояние больного? — спросил он у Стаса.

— Пришел в сознание, — сказал Стас.

— Вы меня спрашивайте, доктор, — сказал маршал насмешливо. — Хотя что я вам могу сказать? Лучше вы мне скажите, сколько мне осталось?

— Товарищ маршал, — качнул головой капитан Хаустов. — Мы все сейчас в такой ситуации, что не до церемоний. Вы в плохом состоянии, но у меня таких, как вы, большинство. А есть еще и хуже.

— Я спросил, сколько мне осталось? — спросил маршал холодно.

— Если мы не найдем нужных лекарств, то дня три — не больше.

— Спасибо, — сказал маршал.

— Вам бы надо провести операцию, — сказал Хаустов. — У вас ребро проткнуло легкие, там кровотечение. Ребро мы убрали, но кровотечение остановить не смогли. Надо оперировать.

— А если без операции?

— Без операции вы до вечера не дотяните, — сказал раздраженно Хаустов.

— Значит так тому и быть, — решил маршал.

— Чему быть? — не понял Хаустов.

Маршал промолчал.

— Мне нужен человек со знаниями по компьютерной технике, — сказал он.

— Зачем? — спросил Хаустов.

— Полковник, распорядитесь найти, — сказал маршал. — Это важно.

— Есть, — сказал Антипов и быстро вышел.

— И вы, доктор, — добавил маршал, — оставайтесь рядом. Мне жизненно важно остаться в сознании до того, как я все сделаю.

— Но, товарищ маршал, у меня раненые!

— Это займет не более получаса, — сказал маршал.

Хаустов сдержал порыв протеста.

— Давайте, я вам укол сделаю, что ли. Бельский, адреналин у вас остался?

— Так точно, — отозвался Стас.

Пока Хаустов делал маршалу укол, чтобы тот не потерял сознание раньше времени, появился Антипов и привел с собой инженера связи, лейтенанта Штерна. Тот был ранен в плечо, и рука у него висела на подвязке.

— Представьтесь, — потребовал маршал.

Тот вытянулся в струнку.

— Лейтенант Штерн, инженер по радиоэлектронной борьбе.

— Тогда вот что, лейтенант, — тихо произнес маршал. — Возьмите у меня из нагрудного кармана флешку.

Штерн испуганно посмотрел на полковника, но тот только подтолкнул его к действию. Штерн склонился над маршалом, нашел у него в кармане флешку.

— Нашел, товарищ маршал, — сказал Штерн.

— Теперь вот что, — продолжал давать указания маршал. — У меня за ухом есть гнездо для входа. Вставьте туда эту флешку.

— За ухом? — испуганно переспросил Штерн.

— Да, да, у меня внутри отдельный компьютер. Если, конечно, его не прокололо какое-нибудь ребро.

— Но мы не нашли ничего такого, — возразил Хаустов.

— Еще бы вы его нашли, — фыркнул маршал. — Его туда не для того помещали, чтобы его могли найти. Вставляйте, лейтенант!

Штерн осторожно повернул голову маршала.

— Есть, — сказал он удовлетворенно. — Нашел!

— Зачем все это? — хмуро спросил Хаустов.

— Господа офицеры, — произнес маршал. — Я являюсь носителем очень важной информации. Сейчас я буду вынужден передать ее вам, но с одним условием.

— С каким условием? — не понял Хаустов.

Маршал перевел дыхание.

— Это будет кодированный сигнал, — сказал он. — Его содержание останется вам неизвестно. Он откроется только после того, как вы услышите пароль.

— А как мы узнаем, что это пароль? — спросил Хаустов.

— Вы узнаете, — сказал маршал. — А теперь прошу вас, полковник, дать мне вашу руку. Смотрите мне в глаза.

Полковник наклонился над маршалом, взяв его за руку, и вдруг вскрикнул, вырвав свою ладонь из его руки.

— Что это было?

— Сигнал, — сказал маршал. — Доктор, теперь вы!

Хаустов не стал спорить, и пережил то же самое явление, когда через руку ему последовал короткий электросигнал. Третьим был Штерн.

— Не пробуйте его расшифровать, лейтенант, — сказал ему маршал. — Это может быть опасно.

— Я понимаю, — сказал тот.

Когда сигнал коснулся его, лейтенант испуганно вскрикнул.

— Теперь санитар, — потребовал маршал.

— Но я всего лишь санитар, — напомнил Стас. — Неужели вы доверите мне вашу стратегическую информацию?

— Выбирать не приходится, — сказал маршал.

Стал тоже взял его за руку, и посмотрел ему в глаза. Он успел заметить, что глаза маршала отражали последние мгновения его жизни. Но электрический укол в руку заставил его забыть о своих впечатлениях.

Маршал расслабился.

— Это все, — сказал он. — Вы все носители великой тайны, имейте в виду. Очень многие захотят ею овладеть. Постарайтесь уцелеть до того момента, как у вас ее попросят.

— Я не уверен, что мы сможем уцелеть, — сказал Хаустов.

— Да, обстановка тяжелая, — подтвердил Антипов.

— Ничего, — сказал маршал. — Главное сделано. Теперь, доктор, может начинать вашу операцию.

Маршал Гремин умер во время операции, потому что встроенный в его голове микрокомпьютер вдруг взорвался, сразу оборвав его жизнь. Взрыв был микроскопический, но этого было достаточно. Антипов собирался устроить маршалу торжественные похороны, но боевая обстановка не позволила. Когда в госпиталь ворвались атакующие барсифы, отбиваться от них пришлось всем, и врачам, и санитарам, и раненым.

А еще через день американские морпехи из Турции сняли их с берега, количеством в восемьдесят шесть человек, и среди них не оказалось ни одного, кто не требовал бы медицинского ухода.

20

Генерал Юзеф Микульчик принадлежал к новому поколению генералитета, был молод и энергичен. Войны застать ему не случилось, но он проявил немало рвения в мирное время, и таким образом заслуженно получил звание генерала, выявляя и отыскивая врагов нового времени среди трущоб общества. Он служил в Центральном Управлении Безопасности, которое располагалось в австралийском городе Брисбен, чудом сохранившемся после ужасов войны, и потому оказавшийся административной столицей всего мира.

Сохранение города при всех его плюсах, однако имело и обратную сторону. Если весь мир пришлось поднимать из развалин, восстанавливать и доводить до высокого уровня проживания, то Брисбен практически не был подвержен изменениям и продолжал жить на том же уровне бытового развития, что и до войны. При этом население города уменьшилось более, чем в половину, так что на готовое жилье съехались иммигранты не только из Австралии. Когда жизнь здесь наладилась по всем основным направлениям, то город стал самым крупным образованием на планете. Впрочем, правительственные учреждения вынесли на остров Мортон, где прежде был национальный парк, и тамошний уровень проживания уже был значительно модернизирован.

Генерал Микульчик жил на острове Мортон, и работал в ЦУБе, возглавляя там отдел борьбы с экстремистами. Вернувшись из командировки в Южную Америку, где ему пришлось возглавить операцию по ликвидации индейской банды экстремистов, он первым делом нанес визит Анджелине Готторп, почтенной даме, чье участие в политической жизни планеты было известно только самым посвященным лицам. Здесь был секрет молодого генерала, он начинал с того, что оказался любовником почтенной дамы в тот момент, когда она уже отчаялась найти любовь. Ей было уже за семьдесят, но она поражала всех стройностью и аристократичностью манер.

— Ах, Юзик, мой милый, — она чмокнула генерала в лоб, когда он наклонился, чтобы поцеловать ей руку. — Ну что, развлекся?

— Это было забавно, — отвечал генерал. — Представь, дорогая, они стреляли в нас отравленными стрелами.

— Какой кошмар! — сказала Анджелина. — Что их может привлекать в этой дикости?

— Детское упрямство, — отвечал генерал. — Но они восхитили меня, когда несколько оставшихся в живых экстремиста просто покончили собой, не желая сдаваться.

— Не очень понимаю, чем тут можно восхищаться, — пробурчала Анджелина. — Но оставим это. Ты что-нибудь знаешь про маршала Гремина?

Юзеф склонил голову. Он знал, что когда он склоняет голову, это нравится Анджелине.

— Кто это?

— Маршал Гремин был в руководстве Штаба Объединенного командования, — напомнила Анджелина. — Он погиб незадолго до окончания войны.

— Ничего не знаю, — покачал головой Юзеф. — Почему ты о нем вспомнила?

Анджелина мудро улыбнулась.

— Как ты понимаешь, у меня есть на это основания. Хитрый кот Десконье почему-то ткнул пальцем в это старое дело.

— Генерал Десконье? — насторожился Юзеф. — Что он задумал?

— Это то, что мне надо знать, — сказала Анджелина.

— Может ты меня введешь в курс дела? — спросил Юзеф, укладываясь так, чтобы положить голову ей на колени.

Анджелина стала гладить его голову, явно наслаждаясь этим.

— Ты такой милый, — проворковала она. — Имей в виду, Анри Десконье ничего не делает зря. Если он поднял шум в этом вопросе, значит у него там есть своя выгода.

— Я слушаю, — сказал Юзеф.

— Я не очень понимаю, из-за чего весь сыр-бор, но как мне известно, речь идет о каких-то рептилидных тайнах, которые стали известны маршалу.

Юзеф поднялся.

— Не понимаю, — сказал он. — Как маршалу из объединенного командования стали известны тайны рептилидов? Разве он не воевал с нами?

Анджелина мягко улыбнулась и коснулась рукой его плеча.

— Ты еще маленький и многого не знаешь, — сказала она. — Ничего, в свое время ты во всем разберешься. Ты со своим молодым азартом в разы энергичнее этих старых пауков.

— Спасибо, дорогая, — улыбнулся в ответ Юзеф. — Что я должен делать?

Анджелина сосредоточилась, чуть нахмурила брови и поджала губы.

— Как ты понимаешь, мы работаем на Оливарро. Но наши противники тоже утверждают, что они действуют в интересах Председателя. Чтобы победить их, мы должны их разоблачить.

— Разоблачить, это мне всегда нравилось, — рассмеялся Юзеф.

— Помолчи, негодник, — чуть усмехнулась Анджелина. — Скажи лучше, что за отношения у тебя с переводчицей из штаба, этой шлюхой Гретой Нойбах?

— Какие отношения у меня со шлюхой? — переспросил весело Юзеф. — Что тебе сказать, дорогая?… Эротические, конечно!

— Она шпионит на Рэнди, — предупредила Анджелина.

— Так мы работаем против Рандрапушту? — спросил Юзеф с интересом. — В каком-то смысле, он мой начальник.

— Не сомневайся, они уже все знают про то, что ты работаешь на меня, — сказала Анджелина. — И Рэнди, это один из игроков противоборствующей команды.

— Когда мы валили Десконье, мы были вместе!

— Это правила игры, — усмехнулась Анджелина. — Времена изменились, и теперь мы валим Рэнди, значит попробуем найти контакт с Десконье.

Юзеф вскочил.

— Контакт с Десконье? — возмущенно воскликнул он. — После всего того…

Анджелина посмотрела на него строго, и он осекся.

— Конечно, мамочка, — он снова присел рядом с нею. — Не знаю, как он на это пойдет, но если ты говоришь, то так и будет.

— Он пойдет, — кивнула Анджелина. — Он остался без союзников, ему некуда деваться.

— Зачем вообще он начал это дело? — спросил Юзеф.

— Это опять тот вопрос, на который должен ответить ты, — сказала Анджелина. — И в этом есть какой-то смысл, потому что стоило ему взмутить воду в этой дыре, и сразу все мы стали посматривать друг на друга с подозрением.

— А что говорит по этому поводу Оливарро?

Анджелина нервно пожевала губами.

— Он считает дело исчерпанным, и не видит необходимости отвлекаться от своих любимых медитаций.

— Сидит на вершине мира, и смотрит в пустоту? — усмехнулся Юзеф.

— Он имеет на это право, — жестко заметила Анджелина.

Юзеф покорно кивнул.

— Я полагаю, на ближайшей встрече будет большой скандал, — сказала Анджелина.

— Так это все интриги к вашей встрече?

Анджелина вздохнула.

— Дело в том, что этим вопросом заинтересовались крокодилы.

Юзеф насторожился.

— Разве их это касается?

— В первую очередь, мой мальчик, — криво усмехнулась Анджелина.

Юзеф присвистнул.

— Так это получается большая игра мамочка!

— Именно об этом я тебе и говорю, — фыркнула Анджелина. — Это действительно большая игра! Десконье ткнул пальцем в ту дыру, и все сразу зашевелились. Меня раздражает, когда я теряю ориентиры, понимаешь?

— Я все понимаю, мамочка, — поспешил уверить ее Юзеф. — Значит, мы играем против Рэнди, так?

— Не только, — буркнула она не довольно. — Муслим запустил туда своих жуков.

— Муслим? — переспросил удивленно Юзеф. — Разве он уже входит в ваш клуб?

— Он является правой рукой Дженниса, — сказала Анджелина.

— Почему ты мне об этом не говорила? — спросил Юзеф с укором. — Мы с Муслимом по вторникам играем в теннис. Я считал его своим приятелем.

— Так и нужно, — кивнула Анджелина. — Дженниса я тоже всегда считала своим приятелем, пока не узнала… Впрочем, неважно. Так вот, люди Муслима уже действуют.

Юзеф опять поднялся, чтобы пройтись по комнате.

— Я не понял, речь идет о каком-то конкретном месте?

— И о конкретном человеке, — кивнула Анджелина. — Какой-то военный преступник, который только что вышел из лагеря. Именно на него указал Десконье, как на потенциального возмутителя спокойствия, а уже потом подключились остальные.

— Остальные, это Рэнди и Дженнис?

— И крокодилы, — добавила Анджелина.

Юзеф скрестил руки на груди.

— Кто из крокодилов?

— Я знаю точно, что там работает Цингали, — сказала Анджелина. — Этого достаточно?

— О! — сказал Юзеф. — Более чем!

Он сел в кресло напротив.

— Расскажи мне про этого профессора, — попросил он. — Что ты о нем знаешь?

— Хочешь знать, чем оно питается? — усмехнулась Анджелина.

— Что он здесь делает? — спросил Юзеф. — Он ведь умный мужик, если бы он вернулся в свое Болото, он бы легко стал был их лидером, или как там у них называется?

— Предвестником, — подсказала Анджелина.

— А он сидит на Земле и вьет какие-то непонятные интриги!

Анджелина кивнула.

— И это значит, — сказала она, — что на Земле остается нечто важное, что его здесь держит.

— Что мы об этом знаем?

— Ничего!

Юзеф покачал головой.

— Я чувствую здесь какие-то тайны, уходящие в прежние времена, — сказал он.

— Я тоже это чувствую, — улыбнулась Анджелина. — И что?

— Ты крутилась в то время в самых верхах! — напомнил Юзеф раздраженно. — И ты не знаешь, в чем дело?

— Не знаю, — дернула плечом Анджелина. — Я решала другие проблемы.

Юзеф вскинул руки.

— Конечно, — воскликнул он иронично. — Ты трахалась со всем составом Штаба!

Анджелина рассмеялась.

— Ты ревнуешь? Не поздно ли?

Юзеф стал на колено и поцеловал ей руку.

— Прости, — сказал он. — Да, я тебя ревную. И, я должен признаться, я побаиваюсь этого Цингали.

— Его все боятся, — сказала Анджелина. — Особенно, накануне встречи.

— Значит нам надо как-то прояснить его интересы в деле, — рассудил Юзеф, — и действовать соответственно. Чтобы он почувствовал в нас своего союзника.

Анджелина рассмеялась дребезжащим смехом.

— Не будь наивным, мальчик, — сказала она. — Он никогда не почувствует себя нашим союзником. Он нас ненавидит, разве что только жаренных да под соответствующим соусом.

— Мы будем бороться с Цингали? — с сомнением спросил Юзеф.

— Мы будем работать в своей сфере, — сказала Анджелина. — Но Цингали всегда будет в курсе. И это надо учесть.

21

Воспоминания о минувшем испортили сон Стаса, так что он долго не мог заснуть, снова и снова вспоминая тот странный случай. Закрутившись в суете последних дней войны, он скоро забыл о наследстве маршала, и вспомнил только, когда оказался в лагере. Ему собственно напомнили, потому что каким-то образом вся эта история всплыла, и контрразведчики в лагере долго допытывались у него о сути «тайны маршала». Судя по всему, они и сами не понимали, о чем идет речь, но в конце концов Стаса оставили в живых, что могло означать лишь то, что от него ждали чего-то еще. Он и сам долгое время ждал, что пароль прозвучит, и заложенная информация вскроется, но после трех-четырех лет напряженного ожидания он устал, и вскоре сумел убедить себя, что «тайна маршала» уже никому не нужна, потому что относилась ко временам боевых действий. Так он успокоился, и совсем уже забыл про давние обстоятельства, пока внезапно появившийся Неделин не напомнил ему о них.

Так что в храм он пришел хотя и рано, но в тяжелом состоянии. Отец Глеб заговорил с ним о переменах в церкви, которым следовало соответствовать, и обязал Стаса строго соблюдать нормы нового устава. Он явно хотел сказать что-то еще, но так и не решился, а сам Стас постарался поскорее его оставить, потому что не был способен на мозговую деятельность после трех часов беспокойного сна.

В ходе литургии больших изменений не было, разве что пение стало ритмичнее и короче, да вместо проповеди на большом экране возникала видеозапись выступления епархиального владыки, епископа Иннокентия, который сладким голосом рассказывал об известных евангельских событиях в применении к действительности. Народу в воскресный день собралось довольно много, больше сотни, и из них почти половина принимали причастие, хотя вечером на исповеди Стас заметил только нескольких человек.

— Причащают без исповеди? — спросил он соседа по клиросу.

— Исповедь проводится два раза в год, — сказал тот кривясь. — Если только какие-то особые грехи, то батюшка исповедует. А так, надо только постоять вместе со всеми, и подойти под разрешительную молитву. Благодать!

Стас посмотрел на него внимательно. Этот немолодой человек был определенно настроен против новшеств в храме, но надо было еще понять, действительно ли он был настроен оппозиционно, или просто провоцировал Стаса.

— Меня Петром зовут, — представился он. — А вы — Станислав Бельский, да? Про вас в городских новостях что-то говорили.

— Когда? — удивился Стас.

— Вчера, по городской сети, — сказал Петр. — Что-то про то, как вы один из последних участников войны. Это правда, что вы раскаялись?

— Правда, — ответил Стас. — Молитвы ко причащению у вас читаются?

Тот покачал головой.

В ходе литургии помимо звучания русского языка ничто более Стаса уже не раздражало, и он нашел в течении службы молитвенное удовлетворение. Это была первая литургия, которую он посетил после выхода из лагеря, и потому он непременно желал причаститься. Все прошло удачно, хотя некоторое внутреннее сопротивление против послабления устава он испытывал.

После службы предполагалась общая трапеза, но здесь Стас увидел в храме Диану, которая слала ему призывные знаки, и отошел к ней.

— Привет, — сказала Диана радостно улыбаясь. — Вот, я тоже была на службе!

— Ты хоть крещеная? — спросил Стас снисходительно.

— Конечно! Агата тебе не рассказывала?

Стас осенил себя крестным знамением и вывел Диану из храма.

— Что-то рассказывала, — вспомнил он. — Ты не хочешь приобщиться к общей трапезе?

— Не хочу, — сказала Диана. — Если ты голодный, могу угостить тебя в итальянском ресторане.

Стас не стал отказываться. Они сели в машину, и Диана тронула с места.

— Так что ты думаешь про вашего многострадального владыку Вонифатия? — спросил Стас, вспомнив вчерашнюю историю.

Диана бросила на него быстрый взгляд и стала сопеть.

— Это очень умный, тактичный и современный человек, — сказала она.

— Ты считаешь, что он не виноват?

— Не виноват, — с вызовом отвечала Диана.

— Я тоже так считаю, — вздохнул Стас.

— Правда! — от восторга она едва не свернула на тротуар. — Это здорово! А почему ты так считаешь?

— Потому что подстава слишком очевидная, — отвечал Стас.

— Да? — произнесла Диана. — Но на суде он даже не защищался!..

— Конечно, — кивнул Стас. — Не судите, и не судимы будете. Что он мог доказать в суде? Христианину правильнее пострадать несправедливо, чем что-то доказывать.

Диана счастливо всхлипнула.

— До сих пор я была единственная, кто ему верил, — сказала она. — Я даже шлю ему передачи в лагерь. Ему дали три года, осталось сидеть еще около года.

Они остановились перекусить в итальянском ресторане, что было довольно дорого, так что народу там было совсем немного. За завтраком говорили о пустяках, но Диана все же нашла возможность напомнить:

— Витас Глемба все еще ждет твоего визита.

Стас покачал головой.

— У меня нет интереса к твоему приятелю, — сказал он. — Прости.

— Не понимаю твоего упорства, — сказала Диана, дернув плечом. — Он же не требует от тебя никаких обязательств, хочет только поговорить.

— Нет, нет, — сказал Стас. — Я вне игры, милая. Ты прекрасно понимаешь, что твой Витас хочет меня использовать, и мне это никак не может нравиться.

Диана подняла руки, демонстрируя капитуляцию.

— Ладно, ладно, твоя взяла, — сказала она благодушно. — Но могу я тебя пригласить на театральный спектакль? Мне будет лестно показаться в твоем обществе. Все будут коситься и спрашивать друг друга, кто это такой?

— Ты меня пугаешь, — сказал Стас. — Мне такое и в кошмаре присниться не может.

— Ты не любишь театр?

— Я не большой специалист в театральных делах, — признался Стас. — В лагере у нас был самодеятельный театр, так это была сплошная порнография.

— Наш современный театр тоже недалеко ушел, — призналась Диана. — Но мне очень хочется показать тебя публике. Ты такой другой…

— Дай мне освоиться, — улыбнулся Стас. — Наверняка, со временем я осмелюсь выйти на общество, но не сейчас. Сейчас я даже в храме чувствую себя неуверенно.

В этот день Диана отправилась со Стасом к Агате, чтобы потом вместе выбраться на природу. У Агаты был соответствующий автомобиль-внедорожник, и выезды на дикую природу были их традицией. Стас, конечно же, присоединился к ним, и они отправились в глубину леса, чтобы выехать к лесному озеру. Ванда прихватила с собой арбалет, и намеревалась выйти на охоту, но по приезду просто забыла о нем. Машину вела Агата, маршрут обозначался на экране навигатора, и погода была прекрасная. Осень только начиналась, и все вокруг еще сохраняло основные летние позиции. Это были южные области России.

На поляне на берегу лесного озера они расположились, и сразу принялись купаться. Как понял Стас, это место они облюбовали уже давно, так что Ванда сразу же потащила его с собой на остров посреди озера, где у нее было заготовлено убежище на дереве. Стас помог ей укрепить убежище, и она стала мечтать о том, как на этом остров будет располагаться партизанский отряд, совершающий смелые диверсии против крокодилов. Стас не стал ее разуверять в ее предположениях, но бродя по острову обнаружил там следы прежних обитателей. В кустах были найдены останки деревянной лодки и пластиковая сумка с прогнившими продуктами.

— Представь себе только, — стала размышлять Ванда. — Кто-то приготовил лодку, запас жратву, и все бросил. Что могло его заставить?

— Война началась, — сказал Стас со вздохом.

Ванда присела на траву, вытянув ноги.

— А расскажи, как было до войны? — спросила она.

Стас присел рядом.

— Я уже и не вспомню, — сказал он. — Жили люди, воспитывали детей сами, работали… Представь, в вашей школе десять классов всех возрастов от семи лет!

— Ужас, — сказала Ванда.

— А мне нравится. В существовании детей звучит надежда на будущее.

— Дети никуда не делись, — напомнила Ванда. — Просто они собраны в центры, где их дрессируют. Мы ходили в наш центр на экскурсию, смотрели, чем они занимаются, общались с ними. Вроде, такие же, как мы.

Стас не стал эту тему развивать.

Они вернулись на берег, и стали готовить еду. Поскольку никто из них приготовлением еды почти никогда не занимался, это стало предметом острых споров и разногласий, что и заняло их. Стас в конце концов взял все под свое руководство, и им удалось разжечь костер и сварить в котелке предварительно закупленную рыбу. Приправы тоже были заготовлены согласно существующим рецептам, так что потом они нахваливали свое произведение, хотя назвать это вершиной кулинарии было бы слишком смело.

Вернулись только вечером, сначала завезли Диану, а потом отправились домой. К их изумлению, вокруг их дома собрались полицейские машины, горел свет и творилась какая-то возня. Агата бросилась туда в тревоге.

— Офицер, скажите, что происходит? — кинулась она к первому попавшему человеку в форме.

— Вы кто? — спросил тот.

— Я хозяйка этого дома, — отвечала Агата. — Что здесь случилось?

— Простите, — тот с испугу даже отдал честь. — Попытка ограбления. Поскольку ваш дом находится под особым контролем, мы выехали по тревоге. Преступник задержан, прошу вас, пройдемте к нашему лейтенанту.

— Мама, прикинь, нас ограбили! — восторженно возопила Ванда.

Они прошли в дом, где лейтенант полиции в окружении своих сотрудников в гостиной допрашивал задержанного. Полицейские осматривались вокруг с изумлением, им редко случалось попадать в такие шикарные апартаменты.

А задержанным оказался уже знакомый Стасу Неделин, он сидел за столом в наручниках и отвечал лейтенанту с вызовом:

— Посмотрите сами вокруг, лейтенант! Это же шикарная хата, сам Бог велел ее грабануть.

— Придурок, — насмешливо отвечал полицейский. — Такие хаты охраняются круче банка!

Агата пробралась сквозь окружающих полицейских.

— Я хозяйка этого дома, — заявила она. — Скажите мне, что тут произошло?

— Вы его знаете? — спросил лейтенант.

— Нет, разумеется, — фыркнула Агата. — Это грабитель?

— Да. По нашим данным, человек без профессии, бездельник. Посмотрите, не взял ли он у вас что?

Агата пожала плечами.

— Да у меня и нет ничего такого.

— Ага, конечно, — хмыкнул кто-то из полицейских. — Тут один телек стоит больше, чем мой дом!..

— Я его знаю! — выпалила Ванда.

— Это ваша дочь? — спросил лейтенант. — Вы позволите ее допросить?

— Что значит, допросить? — немедленно воспротивилась Агата.

— Допрашивайте, допрашивайте, — заявила Ванда, присаживаясь рядом с Неделиным. — Это Андрей Петрович, он у нас в школе преподавал физику. Зануда еще тот!..

Лейтенант недоуменно посмотрел на своего помощника.

— Что значит, преподавал физику? Он что — учитель?

— Я же говорю, — подтвердила Ванда. — Срезал меня на экзамене!..

— Ничего не понимаю, — сказал лейтенант. — Но у нас он проходит, как бездельник, зарабатывает случайными связями. Вы проверили его по всем параметрам?

— Только по отпечаткам, — признался виновато помощник. — Вернемся в участок, прокачаем его по всем данным.

— А вы его никогда не видели? — спросил лейтенант у Агаты.

— Нет, — та покачала головой. — Я редко бываю в школе.

— А вы? — посмотрел лейтенант на Стаса. — Вы родственник?

— Я брат хозяйки, — кивнул Стас. — Но я появился здесь недавно, так что не могу знать учителей Ванды.

Неделин при этом глянул на Стаса насмешливо.

— Ладно, — лейтенант поднялся. — Мы его забираем. Простите, вы не могли бы приехать к нам в участок с вашей дочкой скажем завтра. Я бы за вами прислал машину…

— Не надо нам вашей машины, — нервно сказала Агата. — Еще не хватало, в участок! Вы не понимаете, как это может травмировать ребенка? Обратитесь в администрацию школы, вам подтвердят ее слова.

— Конечно, конечно, — немедленно согласился лейтенант. — Мы уходим.

Полицейские пошли к выходу, продолжая обсуждать достоинства дома, и вскоре все затихло. Агата обескуражено села к столу в гостиной.

— Что это значит? — спросила она жалобно. — Зачем этому идиоту понадобилось лезть в наш дом?

— Успокойся, — сказал ей Стас. — У этого идиота наверняка были свои резоны, и полицейские разберутся во всем. Ванда, ты не ошиблась? Это действительно ваш преподаватель физики?

— Точно, — отозвалась Ванда, уже поднимаясь по витой лестнице на второй этаж. — Я ему этих экзаменов ни за что не прощу.

— Это было несправедливо? — спросил Стас.

Ванда остановилась на лестнице.

— Это была подстава! — отвечала она. — Он задал мне вопросы не по теме! Он специально меня завалил!

— Ты должна была пожаловаться директору, — сказала Агата.

— А чего толку, он же уволился!

— Когда это было?

— В начале лета, — сказала Ванда. — Прямо перед каникулами.

Стас потер переносицу.

— Иди сюда, — позвал он ее.

Удивленная Ванда вернулась.

— Он работал у вас весь год?

— Полгода, — сказала Ванда. — Поначалу мы от него в восторге были, такой классный мужик!

— У тебя с ним не было никаких конфликтов, помимо экзамена?

— Наоборот, — выпалила Ванда. — Мы с ним ладили! Он нас в музей водил, устраивал лекции в планетарии! Я же говорю, мужик был классный, а потом так меня кинул!

— Он к тебе не приставал? — спросил Стас.

Ванда открыла рот, а Агата возмутилась:

— Что значит, приставал! Зачем ему приставать к девочке? Мало что ли возможностей в Доме Любви?

— Нет, ты сейчас спросил, и я вдруг вспомнила, — произнесла задумчиво Ванда. — А ведь он реально ко мне клеился! Я только сейчас поняла!

— Объясни толком, что значит клеился? — строго спросила Агата. — Он делал какие-то намеки?

— Нет, но он явно меня выделял, — сказала Ванда. — Хвалил то и дело, поощрял на лабораторных… Девчонки мне даже завидовали!

Агата повернулась к Стасу.

— И что все это значит?

— Думаю, — сказал Стас, — его отпустят. Ты же не будешь требовать наказания?

Агата растерянно пожала плечами.

— Разумеется, не буду. Но ты должен мне все объяснить!

— Объясню — кивнул Стас. — Когда сам разберусь.

22

В понедельник Стас опять проспал необычно долго, чуть ли не до восьми часов, и поднялся, когда Агата с Вандой уже заканчивали завтрак.

— Какие у тебя планы? — спросила Агата.

Стас пожал плечами.

— Не знаю, — сказал он. — Я хотел сходить в полицейский участок, чтобы разузнать все про этого учителя физики, но боюсь, что полиция не будет со мной откровенной. Я ведь все еще поражен в правах.

— Я буду в центре, — сказала Агата. — Повидаюсь с Ланго. Может, он сможет помочь?

— Стоит ли вмешивать Ланго в такую ерунду?

— Уверяю тебя, он охотно вмешается. Правда, я не очень понимаю, что он должен сделать? Позвонить в полицию? Извини, но это не его уровень общения.

— Вот именно, — кивнул Стас. — А вмешивать министра внутренних дел рановато. Не стоит беспокоить Ланго, попытаемся своими силами.

Завтракал он уже после того, как Агата увезла Ванду в школу, чтобы потом отправиться на работу в свой центр. Подумав обо всем спокойно, он не нашел лучшего продолжения, чем позвонить Диане. Та в это время еще спала, и была очень недовольна раннему звонку, но быстро взбодрилась, услышав голос Стаса.

— Ты хочешь все-таки встретиться с Витасом? — переспросила она удивленно. — Что изменилось?

— Мне надо кое-что прояснить, — сказал Стас. — И твой парень, наверное, сможет помочь. Только я не хотел бы встречаться в каком-нибудь шумном месте…

— Тогда давай у меня, — предложила Диана. — Я попрошу его подъехать часам к двум, это для тебя не слишком рано?

— Не слишком, — буркнул Стас. — Только ты должна мне подсказать, как к тебе добираться?

— Я заеду за тобой, — рассмеялась Диана. — Только дай мне поспать еще хоть часика два.

Это время Стас посвятил сбору информации через информационные сети. Витаутас Глемба на фото выглядел довольно молодо, но уже пользовался серьезным авторитетом. Его даже прочили в министерство внутренних дел на пост зама, но он ждал более серьезных предложений. Он проживал в Липецке, где были сосредоточены центральные структуры региона, и охотно раздавал интервью прессе. Эксперты уверяли, что его имя украсит список любой партии, но на пост председателя регионального парламента он еще не тянул, а на меньшее не соглашался. Из портретов и интервью вырисовывался довольно бесшабашный плейбой, обуреваемый амбициями.

Попытался Стас навести справки и о Неделине. В школе тот учительствовал под именем Гладышева Андрея Петровича, в число репрессированных по результатам войны не входил, но фамилия Неделин мелькнула в составе послевоенной адаптационной комиссии, кажется он занимался восстановлением Северной Африки. Такие комиссии являлись основой для начала политической жизни в новом мире, но в дальнейшем фамилия Неделин не прослеживалась. Стас достаточно уверенно предполагал, что Неделин является работником секретных служб, причем не в самых низших чинах. В обстановке тотального контроля свободно менять фамилии было сложно, если у вас не было соответствующих полномочий. Этим нелепым ограблением он, наверное, просто торопил Стаса с принятием решения, еще раз предлагая себя в партнеры. Но понять, какие силы представляет Неделин было довольно трудно.

В половине второго Диана вызвала Стаса телефонным звонком, и он вышел к ней на дорогу. Диана была весела и беззаботна.

— Он придет, — сказала она. — Прилетит на правительственной леталке, представляешь! Он такой пижон!

— Он был в числе твоих поклонников? — спросил Стас.

Диана поморщилась.

— Не очень деликатный вопрос, — сказала она.

Стас усмехнулся.

— Но ты на него ответила!

Диана посмотрела на него с лукавой улыбкой.

— Ты хитрый тип, Стас!

Дом Дианы располагался недалеко за чертой города, в ряду самых престижных и богатых. Впрочем, ни один из этих домов не тянул на уровень дома Агаты, где все было устроено действительно на высшем уровне. Здесь же его только пытались достать.

В гостиной был роскошный бар, и Диана первым делом принялась колдовать над коктейлями.

— Ты с ним не слишком церемонься, — говорила она при этом. — Он хоть и хорохорится, но на деле пока слабоват для политика. Так только, поставляет депутатам парламента запретные удовольствия, и прикрывает их, когда они вляпаются. Считается, что он владеет компроматом, но это касается самых мелких кругов регионального парламента.

— Что такое запретные удовольствия? — спросил Стас.

— Наркотики, извращенный секс, — пожала плечами Диана. — Экстрим… Да, да, экстремальные приключения для многих являются запретным плодом.

— Тогда расскажи мне про этого Цингали, который так привлекает его внимание — попросил Стас. — Кто он такой?

Диана подала ему бокал с напитком, и села рядом. Кресла у нее было такого рода, что она скорее улеглась, чем села.

— Я мало что знаю, — сказала она. — Знаю, что Цингали руководит нашим центром, и они проводят какие-то эксперименты, которые запрещены у них на Болоте. У реплитидов на Земле существует свой узкий круг управляющих, так Цингали в него входит. По расе он относится к фенцерам, это руководящий слой из общества.

— И что там за эксперименты? — спросил Стас.

— Я не знаю, — призналась Диана. — Можешь спросить у Витаса, он любит всякие сплетни.

Упомянутый Витас появился спустя несколько минут, посадив свой летательный аппарат прямо на лужайке дома Дианы. Она была в восторге, вышла ему навстречу и встретила его аплодисментами. Стас наблюдал за ними через стекло холла, и видел, как Витас не только поцеловал ее в губы но и шлепнул по заднице, что не вызвало у Дианы возмущения.

Когда они вошли, Стасу пришлось подняться.

— Вот вы какой, — пожал ему руку Витас. — Последний из могикан!

— Я не знаком со статистикой, — заметил Стас. — А что, действительно — последний?

— Есть еще два-три старпера, но они уже путаются в своих воспоминаниях, — махнул рукой Витас. — Но вы, это совсем другое дело! Вы же ко всему еще брат Агаты Маркевич!

— Двоюродный, — заметил Стас. — Но она приняла меня у себя, в своем шикарном доме, напичканном изысканной электроникой.

— Представляю, как вы это восприняли, после лагеря, — кивнул Витас. — Но перейдем к делу. Ди сказала, что вы не сразу пошли на нашу встречу. Почему?

— Сложности адаптации, — сказал Стас. — Лагерь сделал меня интровертом, и я с трудом воспринимаю новых людей.

— Пятнадцать лет, это круто, — кивнул Витас. — К тому же, как я знаю, все эти пятнадцать лет вас непрерывно допрашивали. О чем?

Стас улыбнулся, отпив глоток коктейля.

— Если вы знаете о допросах, то наверняка знаете, о чем меня спрашивали.

— Имей в виду, он не простой, — сказал Диана Витасу. — Ты серьезно ошибешься, если будешь считать его за простака.

— Я вижу, — кивнул Витас насмешливо. — Кстати, а на чем вы сошлись с Ди? Я представить не мог, что ее может заинтересовать такая фигура.

— Но ведь вас я заинтересовал, — отвечал Стас благодушно.

Витас насупился.

— Да, заинтересовали, — сказал он. — Но почему вы все же согласились на встречу?

Стас выдержал паузу.

— Нас вчера ограбили, — сказал он. — Точнее, попытались ограбить.

— Да что ты?! — ахнула Диана. — Кто?

— Это и составляет мой вопрос, — сказал Стас. — Его конечно же сразу поймали. Ванда говорит, что он некоторое время работал у них в школе учителем. А потом вдруг полез грабить… Причем такой дом, который охраняется пуще банка!

— Да, это глупо, — кивнул Витас.

— То есть в этом чувствуется чье-то настойчивое руководство, — сказал Стас.

— В продолжение допросов? — усмехнулся Витас.

— Не исключено, — сказал Стас. — Но может быть и нет. Вас же мало интересует вся эта история, о которой меня расспрашивали все это время.

— А что это за история? — спросила Диана.

— Что-то, связанное с войной, — сказал Витас. — Нет, меня она не интересует. Но меня очень интересует заинтересованность в вас рептилидов.

— Заинтересованность? — переспросил Стас озадаченно.

— Вы же не думаете, что это приглашение родилось у Агаты случайно? — усмехнулся Витас. — Они давно уже собирают вокруг вас свои интересы. И я должен знать, что это за интересы.

— Я бы и сам хотел бы узнать, — сказал Стас.

— Мы вышли на вас через наблюдение за рептилидами, — сказал Витас наклонившись вперед. — Именно они проявили так много заботы о вашем будущем. И речь идет вовсе не о любопытстве Ланго, как вы понимаете.

— Вы меня просто интригуете, — сказал Стас. — Ведь трудно представить, что рептилидов интересуют тайны давно ушедшей войны. Если у вас есть какие-то предположения, я бы их охотно выслушал.

Он вздохнул.

— Да, у меня есть предположения, — сказал он. — Мне известно, что ваше имя произносилась даже на Колониальном совете рептилидов. Учитывая своеобразие их работы с кадрами, я не могу исключить, что они подыскивают для вас теплое местечко. И я должен знать, чего они этим хотят добиться?

— Чем я могу вам помочь? — спросил Стас.

— Мне бы очень хотелось иметь запись ваших бесед с Ланго, — сказал Витас. — Но учитывая трудность такой записи, я бы мог ограничиться устным изложением. Было бы прекрасно если бы вы излагали это Ди после каждой встречи.

Стас поставил бокал на столик.

— Не могу сказать, что роль информатора мне сильно нравится, — сказал он.

— Эта роль не требует от вас высоких моральных нагрузок, — насмешливо заметил Витас. — Зато мы будем вам хорошо платить. Вы же понимаете, мы должны контролировать все инициативы реплитидов, а чтобы сделать это мы собираем информацию из всех возможных источников. При этом вы никому ничего не обещаете, не совершаете никаких измен и обманов. Вы просто рассказываете Ди, о чем вы беседовали. Ну, возможно, мы попросим вас задать вашему собеседнику несколько нужных вопросов.

— Вы меня вербуете, — отметил Стас.

— Это не называется так грубо, — отвечал тот весело.

— Но объясните мне, почему я должен это делать? — спросил Стас. — Деньги меня мало интересуют, тогда почему?

— Потому что мы пытаемся выстроить независимую политику, — сказал Витас. — И для вас, как ветерана войны, это должно было бы стать главной причиной.

— Тогда скажите прямо, на кого вы работаете? — спросил Стас.

Витас мрачно усмехнулся.

— Вам нужны имена, явки, пароли?…

— Мне нужно прояснить основные цели и перспективы вашего движения, — отвечал Стас. — Если вы следите за рептилидами, то наверняка представляете серьезные силы. Но я должен знать, что это за силы? Я не хочу быть игрушкой в чужих руках, вы понимаете?

— Понимаю, — вздохнул Витас. — Правда, я не уверен, что вы знаете кого-нибудь из современных политиков. Да, это широкое политическое движение, и нашей целью является выход на равноправные отношения с рептилидами. Нам надоело угодничать и пресмыкаться, надеюсь это понятно?

— И кто все это финансирует? — спросил Стас.

Витас фыркнул.

— Ну, уж этого вы от меня не дождетесь, — сказал он. — Впрочем, я могу признаться, что я и сам всего не знаю. Просто возможности этих людей поражают воображение.

Стас откинулся на спину кресла и улыбнулся.

— Вот видите, — сказал он. — У нас все же есть взаимные интересы.

— Выпьем за это, — предложила Диана, и стала разливать бутылку дорогого коллекционного вина, которую привез с собой Витас.

23

Когда Стас в лагере размышлял о воле, то ему все это представлялось каким-то нескончаемым богослужением, радостным и праздничным, вроде Пасхи. Теперь, когда ожидание осело, когда реальность смешала все планы, а церковная жизнь оказалась на уровне едва теплящейся лампады, появилась необходимость как-то осознать себя в этой жизни и найти в ней свое место. Совершенно непонятные страсти, закипевшие вокруг него, его не просто пугали — вгоняли в депрессию, как он ни пытался бодриться. Ему надо было поскорее покинуть гостеприимный дом Агаты, найти тихое место и успокоиться. Пока его больше всего смущало отсутствие содержательной работы, ведь служба в храме случалась всего лишь два дня в неделю, и не могла обеспечить его достаточным заработком. А зарабатывать деньги в Доме Любви, как это делали большинство мужчин, он не мог в принципе.

Ванда в этот день приехала на школьном автобусе, сердитая и взъерошенная.

— Что случилось? — спросила она. — Почему мама включила конспирологию?

— Понятия не имею, о чем ты говоришь, — сказал Стас, который все это время листал страницы церковной жизни.

— Она не заехала за мной в школу! — воскликнула Ванда. — Позвонила мне, и велела добираться своим ходом.

— И что тут такого необычного?

— Потому что такого обычно не бывает, — заявила Ванда. — У нас традиция! Она не заезжает за мной только, когда это делает Диана.

Стас развел руками.

— Она мне ничего не сообщала.

— А мне сказала, что задерживается по важному делу, — сказала Ванда.

— Не исключено, — пожал плечами Стас.

Он прошел в свою комнату, но Ванда пошла за ним.

— Ты был в полиции?

— Нет, но я предпринял некоторые шаги.

— А ты знаешь, что никаких следов нашего физика в документах школы не осталось?

Стас остановился и повернулся к ней.

— В каком смысле?

— В прямом! Я специально ходила в учительскую, чтобы поднять этот вопрос. Все его помнят, наша англичанка даже спала с ним, но по документам его как бы не было!

— Это невозможно!

— Я тоже так говорю, — сказала Ванда. — Директор сказал, что там был какой-то глюк в локальной сети, и полетело несколько блоков информации. Странно, что полетел именно тот блок, где были документы физика!

— Да, это странно, — согласился Стас. — Но ты понимаешь, что это может значить?

— Что? — у Ванды раскрылись глаза.

— Какая-то серьезная контора роет под вашу семью, — сказал Стас.

— Ух ты? Это из-за маминой работы, да?

— Скорее всего, — кивнул Стас. — Так что будь осторожнее.

— В каком смысле?

— Во всех смыслах! — раздраженно воскликнул Стас. — Могу я связаться с Агатой?

Ванда сунула руку в карман и достала свой телефон.

— Вообще-то она запрещает мне звонить ей в рабочее время, но ведь рабочее время уже закончилось, да?

— Звони, — сказал Стас решительно.

Ванда набрала номер и стала слушать гудки.

— Она мне никогда не отвечает, если я звоню на работу, — пожаловалась она.

Стас терпеливо ждал. Ванда уже отчаялась слушать в трубке гудки, как вдруг ее глаза засветились.

— Мама! Извини, это Стас велел мне позвонить тебе… Да, конечно…

Она передала трубку Стасу, добавив:

— Кажется она не в духе.

Стас взял трубку.

— Привет, Агата, — сказал он. — Что-то случилось?

— Почему ты спрашиваешь? — нервно спросила Агата.

— Потому что тебе удалось заставить психовать Ванду, — сказал Стас и подмигнул Ванде. — Так что там у вас?

Он услышал, как она дышит, часто и надрывно.

— Скажи, ты не мог бы приехать сюда?

— Куда? — не понял Стас.

— В наш центр, — сказала Агата. — Это очень важно.

Стас изумленно замер.

— А меня пустят? — спросил он.

— Я пришлю за тобой охранников, — сказала Агата.

— Погоди, — спохватился Стас. — Кому я понадобился?

— Ты все узнаешь, — сказала Агата.

— Но ты гарантируешь мне хотя бы безопасность? — усмехнулся Стас.

— Приезжай, — сказала Агата и отключилась.

Стас опустил трубку и вздохнул.

— Что? — накинулась на него Ванда. — Что она говорит?

— Она позвала меня приехать к ней в центр, — растерянно признался Стас.

— Ух ты!.. — восхитилась Ванда. — Ты же понимаешь, это суперзакрытое заведение! Если тебя приглашают, значит им от тебя что-то нужно! Знаешь, сколько народу хотело бы оказаться на твоем месте?

Стас посмотрел на нее снисходительно.

— Да? — сказал он. — А если они хотят меня сожрать?

— Да ну, это сказки!..

— Это не сказки, — сказал Стас. — Я это сам видел!..

Ванда наклонила голову, посмотрев на него из-под бровей.

— Ты серьезно? Ты это видел?

— Так мне ехать, или смываться? — спросил Стас.

Он сел в кресло и скрестил руки.

— Конечно ехать! — сказала Ванда. — Даже если риск есть, все равно ехать! Ты не понимаешь, что это может значить!..

Стас не ответил.

Больше всего его смущало не само приглашение, а как оно прозвучало, неожиданно и нервно. Агата определенно находилась в какой-то стрессовой ситуации, и в ее приглашении не было просьбы, словно она позвала его по чьему-то приказанию. Но с другой стороны, бросать сестру в таком положении было невозможно.

До отправления в центр рептилидов Стас успел накормить Ванду, но сам есть не стал, потому что нервничал. Ванда пыталась его разговорить, но он явно не хотел разговаривать, отвечал ей невпопад и сбивался.

— Не будут они тебя жрать, — сказала Ванда. — Ты сегодня какой-то несъедобный.

— И шутки у тебя дурацкие, — ответил Стас.

Потом на телефон Ванды последовал звонок, и она сказала:

— Охранники ждут тебя у входа.

Стас поднялся.

— Ладно, — сказал он. — Если что, если начнутся какие-то неприятности, сразу жми кнопку тревоги. Но я надеюсь, что все обойдется.

— Конечно, обойдется, — рассмеялась Ванда. — Ну, может откусят у тебя уши…

Стас дал ей подзатыльник и пошел на выход.

У порога стояла незнакомая служебная машина, и как только Стас вышел, из нее сразу появились двое охранников.

— Вы — Стас Бельский? — спросил его один из них.

— Да, — сказал Стас, начиная нервничать.

— Будьте любезны, вашу персональную карточку!

Стас протянул ему свою карточку, и тот сунул ее в какой-то аппарат.

— Пожалуйста, — он вернул ему карточку. — Прошу вас, в машину.

Стас забрался в машину, и один из парней сел я ним рядом, тогда как другой остался за рулем.

— Я должен вас предупредить, — сказал тот, что сел рядом. — Незаконное проникновение на территорию центра наказывается смертной казнью. И хотя вас пригласили компетентные лица, но официального приглашения вам оформлено не было. Если они откажутся признавать это приглашение, то мы будем вынуждены арестовать вас за незаконное проникновение.

— А они могут отказаться?

Парень посмотрел на него холодно.

— Я просто предупреждаю, — сказал он.

Стас махнул рукой.

— Поехали, — сказал он.

— Поехали, — сказал охранник.

Машина тронулась с места и вдруг плавно взвилась в воздух. Стас ахнул.

— Ничего себе! — сказал он восхищенно. — Вы бы хоть предупредили.

— Простите, мы не подумали, — сказал охранник. — Мы всегда передвигаемся на летательных машинах, привыкли уже.

На этом разговор заглох. Солнце уже склонилось к закату, небо стало темнеть, но краски от этого становились еще ярче, и потому Стас был очарован природой внизу. Он вспомнил, как прилетал к Диане Витас, и подумал, что в следующий раз он уже сможет обменяться с ним опытом полета.

Центр рептилидов располагался на холме, за тремя рядами стен. У Стаса невольно возник вопрос:

— От чего они так старательно огораживаются?

— От недоброжелателей, — отвечал охранник холодно.

Пилот уверенно посадил машину на стоянке, в ряду похожих, и охранник первым выбрался наружу.

— Руки! — потребовал он.

— Что? — не понял Стас.

— Я же вам говорил, вы приглашены неофициально, — пояснил охранник. — Я имею право вести вас по территории центра только в наручниках, причем скованным сзади.

— Идиотизм, — сказал Стас и повернулся к нему задом, чтобы он застегнул наручники.

Потом его ввели в здание, где почти совсем не было народу, но когда вдруг в коридоре появился толстый рептилид, Стаса развернули к стене и заставили стоять так, пока тот не прошел мимо. Впрочем, рептилид их вовсе не заметил.

Они остановились у двери в коридоре, и тот охранник, что был рядом со Стасом, прошел туда, оставив Стаса со своим приятелем.

— Нервничаешь? — спросил приятель.

Стас покосился на него снисходительно.

— Сынок, — сказал он. — Меня пятнадцать лет водили таким образом. И привычка еще не пропала.

— Ну, ну, — хмыкнул он.

Второй охранник вернулся, и сказал:

— Заходим. И без болтовни, понял!..

— Я только что собирался поболтать, — проговорил Стас.

Тот, крепко схватив его за руку, ввел в ярко освещенный кабинет. Стас поначалу даже не смог понять, куда он попал, а охранник бодро доложил:

— Приглашенный Станислав Бельский доставлен!

24

Он все еще стоял и протирал глаза, когда услышал:

— Мы здесь, Стас!

Стас тряхнул головой. Это был большой зал, ярко освещенный и почти пустой, только в углу была какая-то мебель, и там Стас увидел Агату, стоявшую в напряженном ожидании. Рядом с нею стоял Ланго, одетый в какой-то светлый рабочий халат, а перед ними сидел в кресле какой-то фиолетовый рептилид с большой головой и довольно короткой пастью. Судя по тому почтению, которое выражали Агата и Ланго, это и был тот самый Цингали, о котором все так уважительно говорили.

Стас двинулся к ним, по дороге замечая:

— Зачем вам такой большой пустой зал?

— Это мои прихоти, — отвечал высоким пронзительным голосом Цингали. — Здравствуйте, Бельский. Меня зовут Цингали, я руковожу этим центром.

— Мне очень приятно, — кивнул Стас. — Но я совсем не понимаю, зачем я вам понадобился. Как мне вскользь объяснили, для общения с вами надо быть не меньше, чем президентом региона.

— Это президенты региона так думают, — отвечал Цингали насмешливо. — Большинство из них сюда не пустят.

— Тогда как здесь оказался я?

Он посмотрел на Агату, и прочел в ее глазах не просто испуга, а настоящий ужас.

— Что-то случилось? — спросил Стас.

Цингали шевельнул своей трехпалой рукой, когти которой были тщательно обработаны.

— Давайте, Ланго, — сказал он добродушно. — Объясните Бельскому, зачем он здесь?

Ланго тоже явно нервничал.

— Вы должны понять, что великий магистр Цингали оказывает нам великую честь…

— Это я понял, — кивнул Стас. — А по какой причине он мне ее оказывает?

Цингали издал какие-то непонятные звуки, которые означали смех.

— Вы ведь меня не боитесь, да? — спросил он. — Объясните этих чудакам, что я не собираюсь их убивать.

— А они думают, что вы собираетесь? — не понял Стас.

Ланго перевел дух.

— Вы должны понять особенности нашей культуры, Стас, — сказал он. — Поедание соперника у нас, это не то, что представляете вы. Это форма высшего торжества над ним.

— И почему вы думаете, что господин магистр хочет над вами восторжествовать?

Цингали опять зашелся крокодильским смехом.

— Вы очаровательны, Бельский. Но это простейший механизм управления коллективом в нашей культуре. Я поставил перед ними ультиматум. Если я не добьюсь от вас своей цели, то вы все трое уйдете на корм охранникам барсифам.

Стас покачал головой.

— Этого я не понимаю, — признался он. — Если вы нас все же съедите, вы что, таким образом компенсируете свою неудачу в разговоре?

— Это подразумевается, — кивнул Цингали. — Мне каждый день приходится кем-то жертвовать, чтобы они работали качественно.

— Людьми? — спросил Стас. — Или вашими?…

Цингали склонил голову.

— Если вы думаете, что у меня в центре процветает расизм, то вы ошибаетесь. Я не делаю разницы между своими работниками.

— Это довольно жестоко.

— Просто есть разные формы наказания, от съеденных отдельных органов, которые потом наращиваются в медицинском секторе, до полной ликвидации. Дело в том, что рептилиды к этому привыкли, а для людей каждая такая операция является кошмаром. К примеру, ваша сестра после последнего наказания два месяца лежала в больнице.

Стас постарался не реагировать на это сообщение.

— Но теперь, как я понял, нас ждет окончательное решение?

— Потому что ситуация обострилась. И вы должны понимать, что мне непременно нужен результат.

Стас сдержано вздохнул.

— Так какого результата нашей беседы вы ждете, магистр?

— Продолжайте, Ланго, — сказал Цингали, прикрыв глаза.

Ланго почтительно кивнул.

— Нам стало известно, что на вас вышел некий Олег Неделин. Что вы о нем знаете?

— Только то, что он три месяца назад был учителем у Ванды под другим именем.

— Почему вы им заинтересовались?

— Потому что накануне он пытался связаться со мной, — сказал Стас. — Мне показалась довольно глупой его попытка ограбления дома Агаты, но подумав, я решил, что это цепь отлаженной операции.

— Ваша позиция в его отношении?

— Выжидательная, — сказал Стас. — Я ведь ничего про него не знаю.

— Но вы уже понимаете, что речь идет о наследстве маршала Гремина?

Стас невольно бросил взгляд на Агату, и увидел, что сестра находится в полуобморочном состоянии.

— Простите, — сказал он. — Нельзя ли Агате присесть, а то она сейчас упадет.

— Нет, нельзя, — сказал Ланго немного резко. — В присутствии магистра никто не имеет права сидеть.

— Это предрассудки, — сказал Цингали. — Но именно предрассудки укрепляют основы культуры.

— Тогда отпустите ее, — предложил Стас. — Пусть подождет своей судьбы в своей лаборатории, что ли.

Ланго посмотрел на Цингали, и тот, выдержав паузу, кивнул.

— Вы можете идти, Агата, — сказал Ланго. — Подождите нас в своем кабинете.

Агата что-то произнесла, или только хотела произнести, после чего она поклонилась Цингали и неуверенными шагами двинулась к выходу.

Стас дождался, когда за нею закроется дверь, и повернулся к Цингали.

— Я понимаю, что все упирается в это идиотское наследство, только не могу понять, что это может быть? Какие тайны войны могут быть актуальны до сих пор? Дислокация войск, расположение штабов, что?… Или маршал знал радикальное средство противостояния? Но если бы он знал что-то такое, то почему не применил сразу?

— Да, Бельский, — сказал Цингали. — Вы всего лишь шкатулка с ценной информацией. Но мы не собираемся взламывать эту шкатулку, не пугайтесь. Мы дождемся, когда она раскроется сама.

Стас хмыкнул.

— Но если вы намерены меня съесть, то вряд ли сможете получить ожидаемый результат.

Цингали рассмеялся.

— Хорошо, что вы меня предупредили, — сказал он. — Ну, а если я захочу съесть вашу сестру, или племянницу?

Стас засопел.

— Это будет радикально, — сказал он. — Но вы ведь понимаете, что раскрытие моей шкатулки никак не связано с моей волей. Нет никакой необходимости давить на меня.

— Кто может сказать определенно, что тут подействует? — сказал Цингали. — Мне в голову приходят самые разные варианты воздействия на вас, Бельский, и большинство из них вам покажутся чрезвычайно жестокими. И меня надо убедить, что в их применении нет никакой необходимости.

— Не знаю, помогут ли вам мои гарантии, — пробормотал Стас.

Цингали опять посмеялся.

— Нет, вы мне нравитесь, Бельский. Война вас определено закалила, но при этом вы сохранили высокий уровень интеллекта. Правда, наши культурные коды слишком расходятся. Давайте пройдем еще одно испытание. Вашу сестру я оставлю в покое, так и быть. Но что мне делать с Ланго? Он так глубоко влез в культуру землян, что начинает почти ненавидеть свою собственную! Я считаю, что ему пришло время уйти, а вы?

Стас посмотрел на Ланго. Тот стоял, замерев как камень, но в выражении его крокодильей морды не было никакого страха. Он просто ждал своей участи.

— Разумеется, я против ликвидации, — сказал Стас. — Но вам, как я понимаю, нужны причины моего решения? Я готов их сформулировать.

— Ну, ну, — ухмыльнулся Цингали.

— Его погружение в земную культуру, — заговорил Стас. — Это смелый и отчаянный эксперимент, и его результат может серьезно сдвинуть тему нашего культурного контакта. Мне представляется, что господин Ланго является героем научного проникновения в тему, и достоин всяческого поощрения. Во всяком случае, мне бы очень хотелось продолжить наше общение, которое обогащает и его, и меня. И Агату, конечно.

Цингали выпростал из широкого рукава свою лапу и поскреб основание шеи. Точно также, как любой человек мог машинально почесать затылок. Стас вдруг почувствовал в его отношении некую умильную теплоту.

— Но может быть и иначе, — сказал Цингали. — Потеря такого контакта может вас потрясти, и вывести на нужное нервное напряжение.

Стас крякнул.

— Боюсь, наши отношения еще не на таком уровне, чтобы меня потрясти. Возможно позже ваши предположения смогут быть реализованы, но не сейчас.

Цингали откинулся на спинку кресла и раскрыл рот, демонстрируя расслабленность.

— Я удовлетворен, — сказал он. — Все были хороши, и Ланго, и ваша сестра, но более всех меня порадовали вы, Бельский. Вы такой наивный, что хочется играть с вами в куклы. Не могу понять, почему маршал Гремин выбрал вас?

— Случайно, — сказал Стас. — Никого рядом не оказалось.

Цингали покачал головой.

— Не думаю, — сказал он. — Эта игра далека от случайностей. Но, как вы правильно сказали, употреблять вас в пищу преждевременно. Вы останетесь жить в доме вашей сестры, чтобы нам было удобнее наблюдать за вами. Что касается Неделина и интриг этого жулика Лембы, то поступайте, как вам подсказывает ваша совесть. Только имейте в виду, Неделин остается в числе наших противников, и всякое сближение с ним будет рассматриваться нами соответственно. Думайте сами, стоит ли вам рисковать.

— Кто он такой? — опешил Стас. — Если он ваш противник, то почему он еще жив?

— Ланго вам все объяснит, — сказал Цингали. — Я итак потратил на вас слишком много времени, мне пора заниматься серьезными политическими проблемами. Ступайте!

Он чуть брезгливо дернул рукой, и Ланго немедленно стал кланяться ему, прижимая руки к груди. Стас тоже слегка поклонился, и пошел вслед за Ланго к двери. У самой двери он обернулся, но увидел только пустое кресло. Сам магистр уже успел куда-то деться.

25

Пока они шли по коридору, им навстречу попалось сразу несколько постов, где стояли угрюмые охранники, провожающие их жадными взглядами. Стас подумал, что они бы непременно остановили его, если бы рядом не ковылял рептилид, перед которым они были вынуждены вытягиваться в струнку.

Агата сидела в своем кабинете, попивая какой-то зеленый сок из пакета, и когда они вошли, она вскочила.

— Что там? — спросила она отрывисто. — Чем все кончилось?…

— Обошлось, — сказал Ланго. — Успокойтесь, Агата, вам ничего не грозит.

— А вам? — вырвалось у нее.

Тот сдавленно крякнул и ответил в том же тоне:

— Мне тоже. Наш друг провел беседу буквально пройдя по лезвию бритвы.

Он тоже сел, и Агата кинулась к холодильнику, чтобы налить какой-то сок и ему. Стас устроился в кресле.

— Боже мой, как он меня напугал! — бормотала Агата.

— Меня тоже, — сказал Ланго. — Это его функция, пугать сотрудников.

— Не понимаю, чего вы все так испугались? — сказал Стас.

Ланго покосился на него.

— Это же Цингали, — сказал он. — Когда он в прошлый раз проводил инспекцию, то в расход ушли сразу трое наших сотрудников. Вы думаете, он шутил?

Стас пожал плечами.

— Честно говоря, я с самого начала не принимал его всерьез. Он ведь не присутствовал там реально, верно? Это же была голограмма.

— Разумеется, — фыркнул Ланго. — Фенцеры никогда не выходят на прямой контакт с людьми. Но это ничего не значит. По первому его слову нас бы очень быстро упаковали в надлежащую упаковку.

Стас посмотрел на Агату.

— А что он там говорил про отсечение конечностей? Тебе в самом деле делали какую-то операцию?

Агата кашлянула.

— Я не могу об этом говорить, — сказала она.

Стас покачал головой.

— Интересно тут у вас, — сказал он. — А люди в городе считают, что вы тут купаетесь в роскоши.

— Мы купаемся в роскоши, — сказал Ланго.

Стас так и не понял, то ли он говорил серьезно, то ли иронизировал.

— Вы мне расскажете про этого Неделина? — спросил он.

Ланго посмотрел на него.

— Олег Неделин, — сказал он. — Да, это серьезный противник. Он начинал войну на вашей стороне, но потом оказался среди обращенных, работал добровольцем в наших санитарных частях. Прошел школу разведки, участвовал в диверсиях в Европе, был даже заслан в качестве агента в лагерь военнопленных, для выявления группы сопротивления.

— То есть, он был за вас?

— Да, — кивнул Ланго. — Во всяком случае, он был офицером Службы Поддержки, и даже работал в аналитическом отделе. Потом, после войны, он работал в Африке, и там сошелся с генералом Хануилем. Генерал Хануиль, это грулль, раса воинственных реплитидов, которые по иерархии ниже фенцеров, но по амбициям всегда с ними соперничали. Генерал Хануиль считался героем этой войны, и был страшно недоволен, когда итогами войны воспользовались хитроумные, как он говорил, политики из фенцеров.

— А как они воспользовались?

— Я не знаю, — вздохнул Ланго. — Во всяком случае, в генералитете, который почти целиком состоит из груллей, возникли протестные настроения. Они создали организацию «Рей-грулль-бариссо», это древний воинственный клич.

— И что они хотят?

— Генерал заявляет, что наступило время выхода на арену груллей. Он хотел бы проверить свою теорию социальной концепции груллей на Земле. Но пока это все остается в рамках дискуссий, потому что фенцеры контролируют ситуацию. Поэтому генерал Хануиль ведет подковерные интриги с помощью своей агентуры из землян. Ваш Неделин относится именно к его ведомству.

— Почему же фенцеры не изолируют вашего генерала?

Ланго вроде бы как усмехнулся.

— У Земли статус колониальной планеты, — сказал он. — Здесь вся власть в руках у военных. Генералу удалось вовлечь в свои планы самые широкие круги.

— Тогда почему не побеждают они?

— Потому что устраивать мятеж смертельно опасно! Стороны наготове, все ждут, когда соперник сорвется и проиграет. Если хотите знать, в нашем Болоте этот конфликт является средоточием политической борьбы. Сейчас все взгляды устремлены на Землю, все ждут, чем все кончится.

— И когда все это кончится?

— Никто не знает, — вздохнул Ланго.

Стас понуро кивнул.

— А за кого барсифы? — спросил он уныло.

— Фенцеры склоняют их в свою пользу. Но вы должны понять, барсифы, это почти животные. Их авторитет на Болоте минимален. Из запустят в дело только в крайнем случае, тем более, что большинство из них обучены слушаться груллей.

Стас поднялся и прошелся по комнате.

— А при чем тут маршал Гремин? — воскликнул он раздраженно.

Ланго посмотрел на него пристально, словно ему удалось прищурить глаза.

— А что вы знаете о маршале? — спросил он.

— Так, в общих чертах, — помахал рукой Стас. — А что знаете вы?

Ланго повернулся к Агате, которая смиренно сидела в кресле, едва не сжавшись, и попросил:

— Агата, дорогая, нельзя ли мне еще хрампы?

— Да, конечно, — Агата немедленно вскочила, чтобы исполнить его просьбу.

Ланго повернулся к Стасу.

— Это одна из самых загадочных фигур в этой истории, — сказал он. — Гремин был членом той самой комиссии, которая начинала контакт.

— Контакт? — спросил Стас. — Разве все началось не с десанта в Африке?

— Вот видите, — усмехнулся Ланго. — Вы и сами мало что знаете. Нет, нет, все началось с контакта на лунной международной станции. Именно там появилась изыскательная экспедиция с Болота, с которой все началось.

— Вы прислали изыскательную экспедицию? И что они искали?

Ланго засопел.

— Здесь мы попадаем в область культурных расхождений, — сказал он. — Я бы хотел сначала кое-что вам объяснить.

— Да, конечно, — кивнул Стас, принимая от Агаты новый бокал. — Что это, Агата?

— Ой, прости, — сказала Агата, забрала у него бокал и передала Ланго.

Стас невольно усмехнулся, но Агата как ни в чем не бывало опять села в кресло и замерла.

— Вы уже поняли, — Ланго поднялся и стал ходить. — Наша цивилизация представляет собой исключение из правил. Вмешательство Создателей не позволило эволюции дойти до высших стадий развития, и развивать цивилизацию пришлось на уровне пресмыкающихся. К сожалению, это коснулось общего развития жизни, у нас очень бедный животный мир, а для развития цивилизации, как вам известно, необходим количественный рост. Именно поэтому в нашей культуре восторжествовал каннибализм.

Стас невольно кивнул.

— Я знаю, — сказал Ланго. — Вы свидетель разгула страстей у барсифов, и мне жаль, что вы это видели. Но это черта не только барсифов, это общая черта нашей цивилизации. С ранних пор у нас считалось нормальным поедать врагов. У нас не хоронят родственников, у нас их съедают. Вам это может показаться чудовищным, но мы с этим выросли. Это только в последнее время мы научились синтезировать пищу, но изжить прежние чувства за краткий срок невозможно. Тем более, что население растет, а ресурсов для приготовления пищи не хватает. Поэтому наши экспедиции разъезжают по вселенной в поисках жертв.

— Так вы приехали к нам охотиться на нас? — спросил Стас.

— Разве вы не знали об этом с самого начала? — спросил Ланго. — Да, это была экспедиция в поисках ресурсов. И ваша планета в этом смысле оказалась невероятно богатой.

— Спасибо, — буркнул Стас.

— Переговоры начались еще на Луне, — продолжал Ланго. — Но что-то там сорвалось, и тогда в Африке появился первый десант. Так и началась война.

Стас вздохнул.

— Это все интересно, — сказал он. — Но почему они не договорились? Ведь наши ресурсы и в самом деле достаточны. Мы могли бы прокормить и вас, особенно с вашими технологиями.

Ланго посмотрел на него с сомнением.

— Не будем о технологиях, — сказал он. — Короче, маршал Гремин был в центре скандала и знал о сути дела. А поскольку делегацию представляли фенцеры, то существует устойчивое представление, что война отвечала исключительно их интересам. Раскрытие тайн тех переговоров может явиться спусковым крючком в существующем конфликте. Понимаете?

— Понимаю, — угрюмо отвечал Стас. — Но почему тогда ваш Цингали меня не съест? Ведь тайны маршала Гремина опасны именно для него.

Ланго сел.

— Да, — сказал он. — Тут у меня прокол. Я не знаю, почему он вас не съел! Лично я был уверен, что съест. Причем, вместе с нами.

Стас только усмехнулся.

— Ладно, Ланго, теперь о вас. Вы-то сами на чьей стороне? На стороне порядка в лице Цингали, или на стороне бунтарей в лице военных?

— Вы думаете, у меня есть выбор? — спросил он. — Нет, я не выбираю. Я просто занимаюсь своим делом, и стараюсь не попадаться на глаза политикам. Пока мой начальник Цингали, я не посмею и слова сказать против. Если же ситуация изменится, изменюсь и я.

— Это называется — беспринципность, — сказал Стас.

— Я знаю, — со вздохом отвечал Ланго. — Я вас разочаровал?

— Нет, — сказал Стас. — Но вы должны учесть интерес вашего начальника к моей персоне. Это вытаскивает вас на обзор политикам. Я не удивлюсь, если на вас выйдут люди вашего генерала Хануиля.

— Я думаю об этом, — сказал Ланго. — И меня это не радует.

— Мы теперь в связке, — сказал Стас. — Поэтому давайте вырабатывать какие-то общие планы. Или мне просто сидеть и ждать, когда шкатулка в моем мозгу откроется?

— А что мы можем сделать? — спросил Ланго растерянно.

— Много чего, — сказал Стас. — Я могу выйти на контакт с Неделиным, потом у меня в запасе еще Витас Лемба. И еще мне кажется, что вы что-то недоговариваете.

— Чепуха, — возразил Ланго. — Это просто трудности перевода.

Агата кашлянула, и Стас с Ланго повернули к ней головы.

— Вы закончили? — спросила Агата жалобным тоном. — Мне бы хотелось поскорее вернуться домой.

26

Генерал Рэнди, как звали его приближенные друзья, или Дэви Рандрапушта, был начальником Штаба Армии, что звучало довольно двусмысленно, потому что армия, как таковая, а если точнее, ее земная часть, была практически расформирована сразу после победы. Армия была расформирована, но армейские структуры остались практически нетронутыми, работал и штаб, и разведка, и идеологическое управление — тысячи людей по всему миру. Сначала эти структуры были использованы для восстановления городов и поселков планеты, затем оказались необходимыми в наведении новых порядков. Мало того, у Рэнди под рукой оставалась даже небольшая армия в составе нескольких корпусов воздушного десанта в разных частях света для проведения акций умиротворения.

Однако радоваться наличию военной силы не приходилось, потому что в штате конкурирующего Управления Общественной безопасности, расположившегося в том же Брисбене, только на берегу, народу было еще больше. Генерал Уиллард Дженнис таким образом составлял противовес армейским подразделениям, не упуская случая перебежать им дорогу в нужный момент. Сколько не пытался Рэнди свести все силовые структуры в единый узел, его инициативы раз за разом терпели крах. Он понимал, что для управления планетой было разумно создать противовесы, но для него это всегда оборачивалось неизменным поражением. Поэтому генерал Рэнди не любил штабной корпус в Брисбене, а постоянно разъезжал по различным базам планеты, как бы с инспекцией, а на самом деле, чтобы избежать контроля Дженниса.

Так его занесло и в Скандинавию, где в наличии оставалось несколько мелких городков. Будучи человеком южного склада, Рэнди не понимал влечения к холоду, и потому чувствовал себя неуютно. В Бергене, где располагалась административная власть региона, его встретили с почетом, и начальник гарнизона полковник Тиммиайнен отдал ему рапорт. Рэнди знал, что в Скандинавии обстановка складывалась довольно своеобразная, кто-нибудь даже назвал ее реваншистской, потому что здесь было отмечен чрезвычайно низкий уровень почтения к рептилидам. Генерал Дженнис, который вел такие исследования по всем регионам, постоянно указывал на это Рэнди при встречах, и тому приходилось каждый раз придумывать новые причины. А причина была одна, и она называлась генерал Фрост, который возглавлял здесь филиал военной разведки. Боевой генерал, который прошел с боями самые опасные битвы этой войны, оказался полон самых непозволительных предрассудков. Конечно, его можно было понять, потому что заслуги генерала были явно недооценены, но лишь потому, что он прозевал тот момент, когда надо было действовать. С досады он устроил что-то вроде мятежа, который хоть и не дошел до прямых боевых действий, но изрядно попугал руководство. Рептилидский главнокомандующий генерал Хануиль уже двинул туда барсифов, и неизвестно чем бы это кончилось, если бы не вмешательство Рэнди. Он воевал рядом с Фростом, оно уважал его способности, и он понимал, что держать в запасе такую карту в предстоящей игре будет очень полезно. Поэтому район реваншистов в Скандинавии был едва ли не задумкой генштаба.

Генерал Фрост стоял среди встречающих, хотя и был старшим по чину и должен был оказаться во главе этой кучки военных бюрократов. Но никто на это не обращал внимания, и представиться главнокомандующему он подошел в свою очередь. Рэнди принял его рапорт с начальственной невозмутимостью, но уже через час после всех обязательных процедур, он был в кабинете у Фроста с бутылкой австралийского виски.

— Все сопишь, — произнес он довольно фамильярно.

— Кто-то жалуется? — спросил Фрост.

— А то! — рассмеялся Рэнди. — У Уилла здесь у тебя целая сеть агентов, и они отслеживают каждое твое телодвижение.

— Я знаю всех, — махнул рукой Фрост. — Разве готовится что-то радикальное?

— Почему ты так подумал?

— Я держу руку на пульсе, — сказал Фрост. — И по всем показателям, там наверху затевается какая-то крупная склока. Готовитесь кого-то сожрать?

Рэнди помрачнел.

— Не могу сказать ничего определенного, — сказал он. — Хоста держит паузу, хотя старуха Готторп что-то заметалась в последнее время. Какая-то свара на юге Европы.

— И ты ничего об этом не знаешь?

— Я к тебе затем и приехал, чтобы разобраться, — фыркнул Рэнди, наливая виски в предложенные бокалы. — Ты же знаешь, что мой новый начальник разведки страшно увлечен партизанами, сам их вооружает, и сам же потом ликвидирует. К тому же он выдвиженец старухи. Ты же не хочешь иди на это место!

— Всегда презирал возню политиканов, — скривился Фрост.

Рэнди поднял свой бокал.

— Ты презирал не только политиканов, — заметил он.

Они чокнулись, и стали пить.

— О чем ты? — поинтересовался Фрост.

— Ты ведешь себя очень свободно, — сказал Рэнди, облизывая губы. — Это становится все заметнее.

Фрост сощурился.

— Уилл опять начинает под меня копать?

— На этот раз зашевелились зеленые, — сказал Рэнди. — Что там творится в России?

— В России? — переспросил Фрост. — Ты имеешь в виду Липецкий регион?

— Не знаю я, какой там регион, только мне сообщили, что ты пригрел какого-то военного преступника!

Фрост усмехнулся.

— Чушь, как всегда.

Рэнди наклонился вперед.

— Хочешь сказать, что ты ничего не знаешь?

— Я знаю, — Фрост неторопливо отпил еще глоток.

— Так поделись со своим непосредственным начальником, — потребовал Рэнди. — Мне совсем не нравится, что перед Новым Годом закручивается какая-то реваншистская интрига. Мало того, что у тебя тут отмечают день взятия орбитальной станции, словно это какой-то праздник!

— Опять чушь, — скривился Фрост. — Это была научная конференция по истории войны. Там ведь все было не очень чисто ты знаешь?

Рэнди поднял руки.

— Слава Богу, не знаю! Это была затея стариков, кажется маршал Гремин в этом отличился.

— После этого маршал Гремин стал бякой, — усмехнулся Фрост. — Между прочим я сам был на той станции, и спустился с орбиты буквально за трое суток до нападения. Но речь не о том, тут был отмечено, что крушение станции продлило войну на полтора года. Я до сих пор не знаю, кому это понадобилось?

— Представления не имею, — процедил Рэнди. — Ты помнишь, что из руководящего генералитета в живых остался один Хоста Оливарро?

— Намекаешь, что их устраняют? — усмехнулся Фрост.

— Скоро из ветеранов останется одна старуха, — усмехнулся Рэнди.

Фрост напрягся.

— Тучи сгущаются над Оливарро? — спросил он.

— Нет, нет, — испуганно исправился Рэнди. — Я так, для слова! Хотя надо признать, что нас уже подпирают молодые и азартные игроки.

— Эту штуку в Верейске начал Анри, — сказал Фрост.

— Старый хрыч еще живой? — хмыкнул Рэнди. — А я про него даже стал забывать.

— И напрасно, — сказал Фрост. — Он ведь из питомцев маршала Гремина.

— И что из того?

— Просто там вышел из лагеря один лейтенант, — сказал Фрост. — Свидетель последних дней маршала. Его все годы в лагере пытали об этом событии, и он рассказал все, что знал, и что не знал. Он представлялся нам выжатым лимоном, и его бы следовало тихо ликвидировать еще в лагере, но его не ликвидировали. Я недавно попытался с этим разобраться, и узнал, что в деле его спасения изрядно постарался сам Анри.

— Зачем он ему понадобился?

— Какие-то дела маршала, — заметил Фрост. — Во всяком случае, там надо держать ухо востро.

Рэнди задумчиво поскреб щеку.

— И что ты об этом думаешь?

— Я вижу в его действиях куда больше реваншизма, чем вы находите здесь, — отвечал Фрост. — Все питомцы маршала всегда являлись примером сомнительной лояльности, и сам маршал первым это доказал. Теперь, когда вы задвинули Анри в темный угол, он решил, что это самая подходящая позиция для нападения.

— Но за ним практически никого нет! — воскликнул Рэнди.

Фрост иронично хмыкнул.

— А дело-то закрутилось, — отметил он. — Ты уже знаешь, что среди зеленых уже поднялся шум. Сам Цингали обратил свое внимание на этот инцидент.

— Ты и за Цингали следишь? — качнул головой Рэнди. — Имей в виду, это опасно.

— Я все понимаю, — кивнул Фрост. — Но там зашевелился и генерал Хануиль! Вот кого бы тебе надо взять в союзники!

— Перестань, Роджер, — сказал Рэнди. — Ты прекрасно понимаешь, что без нас они бы не совершили и десятой доли тех побед.

— При чем тут ваши победы? — воскликнул Фрост. — Генерал владеет военными технологиями, до которых нам прыгать и прыгать! Это не барсифы нас победили, это энергетический штурм, беспилотные истребители и система.

— Победили… нас? — переспросил Рэнди осторожно. — Мне казалось, это мы победили.

— Это они победили, — возразил Фрост, ткнув пальцем куда-то в сторону. — И ты это прекрасно понимаешь. А мы только поставляли им цели для поражения.

— Довольно об этом, — Рэнди стал наливать по второму разу. — Ты начинаешь говорить опасные вещи, Роджер. Ты действительно думаешь о реванше?

Фрост фыркнул.

— Разумеется, нет, — сказал он. — Я только слегка фрондирую, чтобы создать какую-то видимость конфликта. На самом деле рептилиды нам нужны, и это бесспорно.

— Слава Богу, — сказал Рэнди и отпил глоток.

— Просто мы должны научиться управлять ими, — сказал Фрост. — Этим крокодилам нужен дрессировщик.

— Хватит! — Рэнди чуть не поперхнулся. — Я не хочу больше об этом слышать!

— Конечно, — кивнул Фрост. — Тогда этим управлением займутся другие. В частности, наш друг Анри определенно затеял какую-то глобальную провокацию. В почти пустое дело с этим лагерником он вовлек уже главные силы политической жизни планеты!

Рэнди успокоился, и уже неспешно отпил еще глоток.

— И что ты предлагаешь? — спросил он.

— Не мешать, — сказал Фрост. — Он сам нас приведет к итоговому решению. Вот тогда надо будет не дремать.

Рэнди подумал, и решительно выпил почти полбокала виски.

— Займись этим, старина, — попросил он. — Я дам тебе все полномочия.

— Я уже этим занимаюсь, — с улыбкой отвечал Фрост и отпил глоток.

27

Хотя Ванда по возвращению и закатила настоящую истерику, Агата просто прошла мимо нее и заперлась в своей спальне, так что Ванда потребовала объяснений от Стаса. Тот в свою очередь сослался на секретность центра, и успокоил Ванду тем, что все самое страшное уже прошло. И все же ему еще долго пришлось ее успокаивать, прежде чем она ушла спать.

Оставшись один, Стас стал вспоминать разговор с Цингали, пытаясь понять, что добивался от него старый крокодил, и чего добился. Ведь по сути никакого очевидного результата их беседа и не имела, и Цингали мог с чистой совестью погубить их, но он не стал, и это означало, что у него в деле присутствуют свои собственные интересы. Меньше всего Стасу хотелось вникать в эти склоки, в которых его роль была, наверное, самой незавидной. Ведь если он вспомнит указания маршала, то сразу окажется лишним и быстро будет уничтожен, но если он не вспомнит, то его ждет нервная и беспорядочная жизнь, он так и останется шариком для пинг-понга в игре неведомых противников. И прощай тогда мечты о тихой и безмятежной старости, о погружении в молитву и сосредоточении. Он всегда мечтал оказаться отшельником-исихастом, с необходимым минимумом контактов с внешним миром, и с глубоким погружением в мир духовный. Но мир материальный кажется все же подцепил его на крючок, и отпускать не собирался.

Утром Ванда подняла его, сообщив, что мама не хочет просыпаться. Стас поспешил в спальню Агаты, и та призналась, что проглотила слишком много снотворного, и смертельно хочет спать. Она сказала, что отпросилась на три дня от работы, что было принято, потому что непосредственным начальником Агаты был Ланго. Пришлось Стасу подниматься, чтобы отвезти Ванду в школу. Учитывая, что он не водил машину уже лет двадцать, это было для него тяжелым испытанием, тем более, что Ванда в дороге извела его вопросами о вчерашнем.

Вернувшись домой и поставив машину в гараж, где стояло еще три машины разных марок, от роскошного лимузина до внедорожника, Стас стал готовить завтрак, но еще до того, как он откусил первый бутерброд, ему позвонили по мобильному. Звонок не определился, но Стас уже был готов к сюрпризам.

— Слушаю, — проговорил он, помешивая молоко в чашке с кофе.

— Это Витас, — услышал он. — Ты просил узнать по делу вашего грабителя. Так вот, его уже отпустили. Агата не стала подавать заявления, а без этого его можно было обвинить только в мелком хулиганстве.

— Понял, — сказал Стас. — Спасибо.

— Я слышал, тебя вчера приглашали в центр. Что-то произошло?

Стас помолчал, придумывая форму ответа.

— Меня хотели съесть, — сказал он. — Но все обошлось.

— Ты шутишь, да?

— Если я заговорю серьезно, — сказал Стас, — то съедят тебя. Тебе это надо?

Витас на том конце засопел.

— Сегодня я приехать не смогу, — сказал он. — Но в среду мы могли бы встретиться.

— Нам бы дожить, — вздохнул Стас.

На том их разговор прервался, и Стас продолжил завтрак.

Потом ему пришла в голову идея об активном продолжении расследования. Он порылся в сети, и нашел адрес той самой старушки, в квартире которой он встретил Неделина. У нее самой телефона не было, не с нею жила внучка, у которой был мобильник. Вероятность того, что внучка была у бабушки, казалась маленькой, но Стас позвонил, и не прогадал. Сначала внучка была сильно недовольна тем, что кто-то звонит бабушке, но потом все же передала ей трубку.

— Доброе утро, — сказал Стас. — Я тот парень, который помог вам занести сумку. Вы помните меня.

— Я, что, забыла сказать вам спасибо?

— Нет, но мне хотелось бы встретиться с нашим другом.

Старушка посопела.

— Я попробую его найти, — сказала она и отключилась.

Козырь Стаса был в том, что он никому ничего не обещал, и потому оставался свободным от обязательств. Конечно, долго это продолжаться не могло, в конце концов кто-то из соперничающих группировок непременно прижмет его к стене, но пока до этого не дошло, он мог себе позволить многое. Это рождало в нем азарт.

Но в этот самый момент, когда он уже мысленно планировал ход разговора с Неделиным, ему позвонила Светлана из храма, человек из совсем другого мира.

— Доброе утро, — сказал она. — Вы чем-то заняты?

— А что такое? — спросил Стас. — Хотите пригласить меня на спевку?

— Что-то в этом роде, — сказала Светлана. — Мы устраиваем попевки на квартире у нашего регента Романа Петровича, и хотели вас пригласить, чтобы спеть что-нибудь древнее.

Стас задумался. Конечно, он планировал занять день расследованием, но ему вдруг очень захотелось стряхнуть заботы крокодилов, и вернуться в тихий мир церковного пения.

— Когда? — спросил он.

— Часа в два, — сказала Светлана. — Роман Петрович живет недалеко от храма, так что мы можем встретиться там. Вы знаете, как добираться?

— Доберусь, — сказал Стас. — Спасибо за приглашение, я буду.

— До встречи, — сказала Светлана и прервала разговор.

После полудня поднялась Агата, она вышла в его комнату в пижаме, и села напротив Стаса в кресло с ногами.

— Плохо? — спросил Стас.

— Мерзко, — отвечала Агата. — Мною просто подтерли задницу.

— Не бери в голову, — сказал Стас. — Все обошлось. Твой Цингали оказался вовсе не таким страшным, мы с ним легко нашли общий язык.

Агата фыркнула.

— Чушь, — сказала она. — Ты думаешь, с ним можно найти общий язык? Этот крокодил витает в сферах, где нам никогда не быть. Мы для него просто насекомые.

— Насекомые, — кивнул Стас, — которых едят крокодилы.

Агата скривилась.

— Как это противно, — сказала она. — Я чувствую себя в такие моменты так одиноко. Если бы ты мог…

— Я тебя прекрасно понимаю, — поспешно сказал Стас. — В конце концов, когда меня дубасили на допросах, я чувствовал себя точно так же.

Она только угрюмо покачала головой.

— Я о другом, — сказала она.

Стас не стал это развивать, подозревая, что ее опять потянула идея инцеста, чего он не мог себе позволить ни в каком случае.

— Тебе не надо на работу? — спросил он. — Неприятностей не будет?

— Нет, — сказала Агата. — Я сейчас плюхнусь в бассейн и буду тупо накручивать дистанцию туда и обратно, пока не устану до чертиков. Знаешь, это помогает.

— А где у тебя бассейн? — спросил Стас с интересом.

— Внизу, — махнула рукой Агата.

Стас постарался ей ободряюще улыбнуться.

— Я так и не понял, чем ты там занимаешься, в своем центре? — заметил он.

— Я думать не хочу о центре, — сказала Агата раздраженно.

— Извини, — сказал Стас.

Агата выбралась из кресла, подошла к нему и, наклонившись, поцеловала в лоб.

— Спасибо, Стас, — сказала она. — Ты спас нас.

Стас погладил ее по голове.

— Рад оказать тебе хоть какую-то помощь. А чего он на вас взъелся?

— Все, все, все, — Агата решительно отказалась продолжать тему. — Купаться, купаться, купаться!..

И она ушла.

Он хотел пойти с нею, потому что идея купания в бассейне показалась ему довольно привлекательной, но тут с ним через сеть связалась Диана.

— Привет! — она широко улыбалась, так резко контрастируя с угнетенной Агатой. — Как настроение?

— Прекрасное, — сказал Стас. — Как ты?

— Я звонила вам вечером домой, так дома была одна Ванда! Что-то случилось?

— Все в порядке, — сказал Стас. — Агата задержалась на работе.

— Я должна тебя предупредить, я пропадаю на неделю, — сказала Диана. — Ты не мог бы передать кое-что Агате. Когда она на работе, связаться с нею невозможно.

— Конечно, — сказал Стас.

— Просто тут появился ее бывший, — сказала Диана. — Я хотела предупредить.

— Бывший? — переспросил Стас. — Что, отец Ванды?

— Нет, что ты, — рассмеялась Диана. — Я не знаю отца Ванды. Года три назад у Агаты был близкий приятель, но они разругались. Он не смог ей простить отношений с Ланго, тогда все это только начиналось. Время от времени они переписывались в сети, и она была не против его возвращения.

— Его имя? — спросил Стас.

— Флинт. Адам Флинт.

— Я передам, — кивнул Стас. — А куда ты убываешь?

— По делам, — уклончиво сказала Диана. — Но сегодня я свободна, так что мы вполне можем развлечься.

— Что ты называешь развлечься? — нахмурился Стас.

— Не то, что ты подумал, — рассмеялась Диана. — Ты ведь интересовался современным религиозным искусством! В Воронеже гастролирует театр «Шаман», публика сходит с ума! Я понимаю, что ты далек от шаманства, но подумала, что тебе может быть интересно.

Стас невольно улыбнулся.

— Спасибо, дорогая, ты все правильно понимаешь.

— Так ты согласен? — удивилась Диана.

— Конечно нет, — сказал Стас. — Но мне приятная твоя забота. Мне будет тоскливо без тебя.

— Я скоро вернусь, — пообещала она. — А что, сегодня ты занят?

— Да, я ныряю в церковную жизнь, — сказал Стас.

— А мне с тобой нельзя?

— Может быть, позже, — сказал Стас. — Я еще сам не знаю, что из себя представляет современная церковная жизнь. Разберусь, и непременно приглашу тебя.

— Мне будет интересно, — сказала Диана.

Тут зазвонил телефон в кармане, и Стас извинился, и отключил Диану. Звонила Светлана, сообщить, что его уже ждут.

Стас быстро оделся, но все же решил спуститься к бассейну, предупредить о своем отсутствии Агату. И действительно, уровнем ниже располагался бассейн, в котором уже плавала Агата. Она плавала, как и обещала, погрузившись в ритм плавания, и не позволяя отвлечься. Стасу стоило некоторого труда окликнуть ее.

— Что? — спросила она, снимая плавательные очки.

— Я ухожу, — сказал Стас. — Меня не будет часов до пяти.

Он только тут заметил, что Агата плавает в чем мать родила, и поспешил отвести взгляд.

— Я буду дома, — отвечала она. — Поставлю какой-нибудь слезливый сентиментальный сериал, и буду пить ликер.

— Диана просила тебе сообщить, что появился твой бывший, Адам Флинт, — напомнил Стас.

— Я знаю, — вздохнула Агата. — Он уже звонил…

— Он придет?

— Смеешься, — фыркнула Агата. — Сейчас только его мне не хватает!

И она продолжила свой заплыв.

28

Квартира у церковного регента Романа Петровича тоже была довольно бедной, зато в гостиной стояло пианино, на котором кто-то из певчих наигрывал легкие мелодии, когда Светлана привела Стаса.

— Вот и наш новый чтец, — представила она его.

После чего началось знакомство, и все присутствующие, а собралось там человек восемь, кроме Светланы и Веры, называли свои имена. Старшим среди них был Роман Петрович, но и тому еще не было сорока, так что Стас вполне мог посчитать себя среди них старейшиной.

— Вот вы помните еще пение на церковно-славянском, — говорила Серафима, которая играла на пианино. — Вы всегда все понимали?

— Случались непонимания, — отозвался Стас. — Но редко. Я с пятнадцати лет был в храме чтецом, так что привык к языку сызмальства.

— К сожалению, я таким опытом похвастаться не могу, — признался Роман Петрович. — Я пришел к Богу только лет восемь назад, когда работал в Китае. У нас в группе был батюшка, и он меня поразил своим отношением к людям.

— А что вас влечет к старому языку? — спросила Светлана у него. — Вы же пришли в церковь, когда здесь уже торжествовал русский.

— Я не могу сказать, что меня влечет, — стал объяснять Роман Петрович. — Просто он в самом деле очень музыкален. Когда мы поем на церковно-славянском, я чувствую настоящий полет.

— Это молитвенная сила, — стала объяснять полная женщина по имени Клара. — Для меня родной язык немецкий, но когда я услышала пение на церковно-славянском, я поняла, что такое молитва.

Так они некоторое время посвятили разговору, в котором Стас участвовал без особого желания, и наконец вспомнили о своей сверхзадаче. Роман Петрович раздал всем тексты богородичного тропаря Державной иконе Божьей Матери «О, Преславнаго чудесе!» и сел к пианино. При первом исполнении Стас только слушал, потому что певцом он себя не считал, да и никто другой его не считал. Но когда его спросили, он стал делать поправки в тексте, и невольно был вынужден спеть несколько фраз. Здесь начались расспросы, и он стал объяснять и смысл слов, и историю песнопения. Потом уже они пели вместе, хотя Стас явно стремился стушеваться, чтобы не мешать петь специалистам.

Потом пели и другие богослужебные пения, причем некоторые из них Стас даже не знал, но участвовал в пении вместе с остальными, потому что вошел во вкус. Удивительная особенность церковно-славянского языка для него состояла в том, что в его звучании слышалось эхо истории. Все эти инверсии, выстроенные по греческим правилам, казалось бы создавали ненужные трудности, но именно в этих трудностях звучала реальность прошедших эпох. Потом они даже исполнили покаянный псалом, где Стас исполнял роль канонарха, зачитывая прежде стихи, чтобы хор повторил их в пении. Певчие были очень довольны, да и сам Стас испытал полное удовлетворение, сразу избавившись он своих прежних опасений.

После пения сели пить чай, и тут Стас должен был выдержать настоящий штурм вопросов. Не особенно желая выделяться среди верующих, он старался уйти от некоторых прямых ответов, не спешил давать оценки некоторым спорным моментам, и решительно отказался судить священноначалие.

— Вы что не видите, что происходит? — возмущалась Клара. — Христианство сдают, спускают на тормозах!.. Владыки погрязли в пороках, то и дело возникают скандалы, а уж о духовной жизни вообще говорить не приходится!

— Конечно, — сказал Стас мягко. — Ваше суждение безусловно справедливо, но это если считать, что церковь оставлена Богом. Но я так считать не могу, и потому воспринимаю эти трудности, как испытание, посланное мне лично для укрепления веры.

— Прекрасно сказано, — восхитился Роман Петрович. — Скажите, а внутри себя вы все еще считаете себя священником?

— Признаюсь, я тешу себя надеждами, но в любом случае самовольно я не рискну приступать к совершению таинств.

Так что в конце он мог похвалить себя за выдержку, и потому считал встречу вполне удавшейся. Конечно, возникал неприятный момент некоторой конкуренции в духовном авторитете с Романом Петровичем, который доселе был их лидером, но Стас постарался не претендовать на победу.

Когда они выходили, Светлана попросила:

— Могу я с вами поговорить?

Стас решительно не желал вести душепопечительские беседы, но настроение у него было благодушное, и он согласился пройти пару кварталов, чтобы проводить Светлану к ее дому.

— Я грешна, батюшка, — сказала она с самого начала.

— Так это исповедь? — насторожился Стас.

— Это просьба, — сказала Светлана. — Я хочу вас попросить о помощи.

— Чем же я могу вам помочь?

— Вы уже знаете про моего мужа? — спросила она дрогнувшим голосом.

— Не очень, — сказал Стас. — Вера что-то говорила, но я не понял.

— Мы с ним вроде как разошлись, — сказала Светлана. — Потому что в самом конце Великого поста, на шестой неделе, он не выдержал и отправился в Дом Любви.

Стас кивнул.

— То есть, он не выдержал супружеского воздержания?

— Он не выдержал всего, — сказала Светлана. — Не выдержал поста, не выдержал церковных служб, не выдержал моих упреков… Особенно моих упреков.

— Так он ушел от вас?

— Нет, — сказала Светлана. — Мы все еще живем вместе. Я пытаюсь смириться с тем, что мой муж ходит от меня к другим женщинам. Он уже несколько раз приносил в дом деньги за произведенное зачатие.

Стас вздохнул.

— Кажется, в обществе это поощряется, не так ли?

Она тяжко вздохнула.

— Больше всего меня угнетает то, что я не могу его прогнать, — произнесла она жалобно. — Я люблю его, понимаете? И он меня любит, если судить по его желанию. Просто у нас не может быть детей…

— Что вас угнетает? — спросил Стас. — То, что он ходит в Дом Любви, ли то, что вы сами уже не против?

Она вскинула голову, чтобы посмотреть ему в глаза.

— Да, я не против, — сказала она. — Наши отношения теперь лишены напряжения, лишены истеричности… Понимаете, я говорила с нашим батюшкой, и он сказал, что все правильно, пусть он ходит, главное, что остается в семье… А я не знаю…

Стас остановился. Вопрос был серьезен, и надо было отвечать с того уровня, на котором он себя ощущал.

— Что я могу вам сказать, Светлана? Формально получается, что ваш муж отпал в язычество, живет по законам угождения плоти. Но посмотрите вокруг, так живут почти все. Сохранить веру в таком окружении неимоверно сложно, но ведь Господь призвал нас в такое время именно потому, что для нас это единственный путь к Богу. Решите для себя, что вам важнее, угодить сластолюбивому мужу, или прогнать его и остаться в одиночестве. Только в одном случае вы остаетесь с Богом, а в другом предаете Его. Я не могу вас осуждать за угождение мужу, но если вы мне остаетесь сестрой по вере, то я призываю вас собраться с силами и решить вопрос. И я вас уверяю, что с Богом вы никогда не будете в одиночестве.

У нее вдруг скривилось лицо, она заплакала. Стас испугался, но она быстро пришла в себя.

— Спасибо, батюшка, — сказала она. — Мне нужен был именно такой совет, потому что никто другой так и не осмелился мне его дать. Будьте уверены, я этот вопрос решу. Вы только молитесь обо мне.

— Уж непременно, — сказал Стас с улыбкой.

— Тогда благословите, — она скрестила руки и склонилась перед ним.

Стас обычно решительно отказывался считать себя священником, но тут он собрал пальцы на руке священническим образом и благословил девушку, как это делают священники. И даже позволил ей поцеловать руку.

Отправляясь домой, он сам испытал некоторое потрясение, хотя в его словах не было ничего чрезвычайного, он сказал бы это Светлане и в других обстоятельствах. Но полузабытый дух отеческой ответственности снова прозвучал в его сердце, как бы возвращая его на прежнюю дорогу. Сладострастие можно было получить от случайной связи, от вкусной пищи, но было свое сладострастие и в желании властвовать над людьми даже с помощью церковного авторитета. На войне он не успел испытать ничего похожего, но тут понял, что злоупотреблять свои духовным опытом никак нельзя. Хотя он должен был признать, что дал девушке правильный совет.

Дом Агаты располагался далеко, и он двинулся к стоянке такси. Улицы были довольно пусты, и когда рядом вдруг возникла машина, Стас невольно повернул голову. Каково же было его удивление, когда машина остановилась рядом, и дверца открылась. Стас наклонился, чтобы посмотреть, и увидел за рулем Неделина.

— Подвезете? — спросил он насмешливо. — Или ограбите?

— Садитесь, — сказал тот.

Стас не стал спорить, и забрался в машину.

— Это хоть ваша машина, или в угоне?

— Перестаньте ерничать, — буркнул Неделин. — Вы хотели меня видеть — зачем? Вы приняли решение?

— А зачем вы залезли в дом моей сестры?

Он бросил на него насмешливый взгляд, и тронул машину с места.

— Ломаете над этим голову? Просто надо было провести экспертизу некоторых предметов ее обихода. Экспертизу проводил, разумеется, не я, а специалисты, которые вошли в дом с полицией по вызову.

— Вы же могли предположить, что Ванда вас узнает!

— Вообще-то меня должны были вывезти в участок, — сказал он. — Но, как всегда, что-то пошло не так, и она меня опознала. Впрочем, развития это не получило.

— Как же! — сказал Стас. — Во всяком случае это заставило рептилидов присмотреться к вашей фигуре. Куда вы меня везете?

— Домой, — сказал Неделин. — Только дальней дорогой. Представляю, что они вам про меня наговорили!

— Больше про генерала Хануиля, — сказал Стас.

Неделин качнул головой.

— Конечно, потому что они его боятся. Это герой войны, и по одному его слову поднимется вся армия.

— Но что ему надо от меня?

Оно некоторое время молчал.

— Когда в следующий раз будете с ними встречаться, спросите про предвестника Трускальда. Увидите, какой будет эффект!

— Кто это?

— Предвестник Трускальд, это был великий вождь фенцеров, который оставил свой пост и перебрался на Землю, когда ее только начинали исследовать. В Африке есть племя, у которого крокодилы являются тотемными животными. Так что рептилиды действовали почти открыто.

— Смешно, — отметил Стас. — Значит они здесь давно?

— Лет сто, — отвечал Неделин. — Поначалу они нас опасались, и нападение стало возможным только после того, как у них появилось нужное оружие. Чтобы научить их новому оружию потребовалось почти сорок лет!

— Они так плохо воспринимают новые технологии?

— Трускальд был личностью легендарной. Он первый среди рептилидов стал питаться синтетической пищей, чтобы отказаться от пожирания ближних. Фактически, это он привил крокодилам основы культуры. До этого они летали в космос, оставаясь сущими животными. Вы же видели барсифов! Вот приблизительно такими были все остальные расы.

— Я не понимаю, — покачал головой Стас. — Если они были такими дикими, то как они выбрались в космос?

— Об этом и речь, — сказал Неделин.

Машина оказалась в районе окраинного парка, и он остановил ее на стоянке, в тени деревьев.

— Поговорим, — сказал он. — Все равно, ваша сестра напивается перед телевизором, и за племянницей придется ехать вам. Но это не скоро. Значит, вы спрашиваете, как они выбрались в космос? В этом то и вся суть!..

29

Он приоткрыл боковое окно, и закурил сигарету. Сигареты, как знал Стас, теперь изготавливались исключительно безвредные, и оставались лишь признаком прежних удовольствий.

— Что вы знаете о восстановлении планеты? — спросил он.

— Мало что, — сказал Стас. — Как вам известно, в этот период я был немного занят.

— Но вы должны были заметить, как с невероятной скоростью строились города и дороги! Это демонстрировалось во всех новостных передачах!

— В лагерях не всегда есть возможность смотреть новости.

— Но вы уже успели оценить фантастические перемены вокруг! Вас ничего не удивило?

Стас нехотя пожал плечами.

— Да, это удивительно. Похоже, в дело были вложены немалые средства.

— Да, — кивнул Неделин. — Причем, средства вкладывали хозяева фирмы.

— Какой фирмы?

Неделин досадливо помялся.

— Для освоения планеты была создана компания «Фидер». Об этом все знают, но не обращают особого внимания. Считается, что это компания рептилидов, завоевателей. Но на самом деле большая часть компании находится во владении наших соотечественников. Президенты регионов, военные, правительственные чиновники.

— Так это они возродили планету после войны?

— Средства пришли из космоса, — сказал Неделин. — Технологии, инструменты, проекты… Но работу производили в основном наши люди. Это считалось правильным, потому что речь шла о нашей планете, которую не хотелось доверять иноземцам. Но мало кто знает, что рептилиды в принципе не владеют строительными технологиями.

— Кто же строит дома у них?

— Дома? Большинство из них живут на болотах в естественных условиях так сказать. По уровню общего развития они отстают от нас лет на двести, если не больше. Для высшего руководства работают в основном военнопленные.

Стас откинулся на спинку сидения.

— Почему же они победили?

— Опять же, потому что владели высокими военными технологиями. Их пресловутые энергетические удары по мощности превосходили наши термоядерные взрывы, да и производили куда больше эффекта. Их беспилотники легко подавили нашу авиацию.

— Откуда все это, если они живут на болотах!

Неделин усмехнулся.

— Наследие Создателей. Вы слышали про Создателей?

— Инопланетяне, которые запустили их цивилизацию?

— Да. Не знаю точно, когда это произошло, но давно. Для того, чтобы довести крокодилов до разумной деятельности потребовалось много сил.

— Но Создатели давно исчезли!

— Но оставили после себя программу действий, — сказал Неделин. — Существует некий объем информации, который обеспечивает жизненные интересы рептилидов. Эта информация наполняет некий природный компьютер, о сути которого теперь уже никто рассказать не может. Поразительно то, что этот компьютер работает как на Болоте, так и на Земле. Единый компьютер для всей Вселенной! Мы не можем определить, на каких законах работает эта штука. Верховные руководители из фенцеров владеют секретом обращения к этой базе, и всегда могут извлечь оттуда нужные технологии. Что я вам объясняю, вы же священник!

— При чем тут это?

— Потому что все это отчаянно напоминает религиозный ритуал. Обращение с молитвой к богу, и получение результата.

— Но у них нет признаков религиозного сознания.

— Конечно, — хмыкнул Неделин. — Потому что у них не хватило фантазии возвести все это в степень поэзии. Для них Создатели остались машиной осуществления мечты. Вот они и занялись своей мечтой, захватывая чужие планеты и пожирая местных жителей.

— Почему они не решили сразу вопрос с питанием?

— Они его решили, — вздохнул Неделин. — Но синтетическая пища остается уделом низших слоев населения. В высших слоях все еще торжествует культура воина, завоевателя, каннибала по сути. Поедание ближних для них вовсе не необходимость, это суть их жизни. И зачем им отказываться от этого, если у них так здорово все получается!

Стас посмотрел на него с тревогой.

— Они намерены нас всех сожрать?

Неделин покачал головой.

— Они могли бы, но зачем? Мы для них золотая жила! К тому же наши специалисты куда лучше их могут реализовывать их небесные технологии. Другое дело, что они не понимают необходимость экономики, и потому не заботятся о развитии. Им представляется, что мы вполне удовлетворены синтетическими продуктами и удобными жилищами. Другие цели развития вызывают у них подозрения, они пресекают всякие намеки на прогресс.

— Они качают из нас ресурсы? — спросил Стас.

Неделин облизнул губы.

— Не будьте идиотом, — сказал он. — После того, что я вам рассказал, вы сами могли бы догадаться, что они у нас качают. Наша компания обеспечивает их деликатесными продуктом, земными младенцами.

— Нет!.. — вырвалось у Стаса.

Неделин глубоко вздохнул.

— За это нам даны удобства проживания, свобода сексуальной жизни, и масса других удовольствий. Разве это неравноценный обмен?

— Вы шутите? — спросил Стас с горечью.

— Перестаньте! А разве без крокодилов мы не шли на это в массовом порядке? Разве аборты, контрацептивы, и прочие изобретения не освобождали нас от необходимости рожать и выращивать детей? Так что теперь мы построили счастливое будущее! И хотя сейчас секрет детских центров тщательно скрывается, но я уверен, что если бы даже это вскрылось, мало кто возмутился бы достаточно искренне.

— Но дети? Мне говорили, их там действительно воспитывают.

— Разумеется, убивают не всех, — кивнул Неделин. — Большая часть детей остается в школах. Самыми ценными деликатесами у них считаются младенцы, именно они составляют основной продукт. Но в процессе воспитания выбраковываются и другие возрастные категории. Считается, что до выпуска дойдет около половины всех детей. При той рождаемости, что сейчас показывается, это все же достаточный слой населения.

Стас в ответ только потряс головой, не найдя слов.

— Вернемся к учителю Трускальду, — сказал Неделин. — Этот уникальный крокодил не просто познакомился с нашей культурой, он был покорен ею. Есть версия, что он принял крещение, но мне это не кажется достоверным. Можете себе представить, чтобы священник крестил крокодила?

Стас только хмыкнул.

— Во всяком случае, он был решительным противником завоевания Земли. Он был сторонником взаимовыгодного контакта, у него даже была разработана программа такого контакта, вполне толковая, кстати. Ее рассматривали, когда начались переговоры на Луне.

— Я ничего не знаю об этих переговорах.

— Правильно, и никто не знает. Но компания «Фидер» была организована именно там. Это не крокодилы, это наши экономисты предложили снабжать Болото деликатесными младенцами за выгодную цену. Конечно, надо было решать, как это сделать, потому что человечество еще не было готово к такой выгоде. Тогда и родилась идея жестокой войны, с уничтожением большей части самого активного населения.

— Это невозможно, — сказал Стас. — Это невероятно!

— Все вполне вероятно, — сказал Неделин. — Человечество подошло к кризисному рубежу, за которым маячила мировая война. Так зачем нам мировая война, когда у нас наготове есть бесчеловечные пришельцы, с которыми все так охотно будут воевать. Это была фантастическая идея. Но, как водится, не все восприняли ее с энтузиазмом. В частности, маршал Гремин был решительно против. И в этом он оказался единомышленником учителя Трускальда.

— Кто еще был против?

— Ну, поначалу против были многие, — усмехнулся Неделин. — Но те, кто выдвинул проект, знали тонкости работы с людьми. Кого-то купили, кого-то запугали… Кстати, учитель Трускальд внезапно умер в своей постели, и ему были устроены пышные похороны на другой стороне Луны. Вы уже знаете, что они обычно пожирают своих родственников после смерти, так вот учитель Трускальд был первый крокодил, кто был похоронен в могиле. И только потом вдруг выяснилось, что на правах предвестника фенцеров Трускальд сумел выкрасть и спрятать Веритиан, Ключ от Неба. То есть возникла угроза серьезного кризиса, фактически остановки развития цивилизации рептилидов. Но об этом мало кто знал, и маховик войны был запущен.

— Они больше не развиваются? — недоуменно переспросил Стас.

— Вообще-то запас технологий позволяет им не испытывать проблем еще лет двести, — сказал Неделин. — Но дальше — все! Вы думаете, почему они так внимательно изучают теперь нашу культуру? Чтобы знать, куда идти дальше.

Стас нахмурился.

— Я начинаю понимать, — признался он. — Значит маршал Гремин что-то знал про этот самый Ключ от Неба? Почему же он его не использовал?

— На эту тему существует огромное количество предположений, — сказал Неделин.

— Конечно, — согласился Стас. — Вряд ли речь шла о местонахождении ключа, скорее там должен быть путь к нему.

— Там может быть все, что угодно, — сказал Неделин. — Поэтому, вы должны понимать важность имеющейся у вас информации. Сейчас на вас будут смотреть со всех сторон.

Стас поднял голову.

— А с какой стороны смотрите вы? — спросил он. — Вы же работаете на генерала Хануиля! Так ведь?

— Генерал Хануиль, — сказал Неделин, нервно скривившись, — это сущий мужлан, тупица и живодер. У него своя доля в компании, и он счастлив тем, что питается пищей фенцеров. Конечно, он хотел бы получить контроль над Веритианом.

Стас склонил голову.

— Что это за название, Веритиан? То ли веретено, то ли латинское veritas. Кто его придумал?

— У них он называется по-своему, — согласился Неделин. — Земное название ему дал учитель Трускальд, и оно прижилось.

— И что мне теперь делать? — спросил Стас. — Вот вы вывалили на меня все это дерьмо, и что? У меня есть какие-то возможности повлиять на это?

— Вы — единственный хранитель истины, — сказал Неделин. — Вы можете все! Я не говорю о том, что вы можете просто покончить жизнь самоубийством, как это сделал полковник Антипов, и тогда цивилизация крокодилов будет медленно умирать. Но если вы сможете помочь нам найти Веритиан, это дает нам возможность вернуть все на место.

— На место? — скептически переспросил Стас.

— Причем, на то место, которое вы сами выберете! Во всяком случае, мы можем не только избавиться от крокодилов, мы отдадим должное всем акционерам компании «Фидер». Мы вернем детей к родителям, мы вернем людям работу, мы искореним все последствия войны.

— Я не очень верю в эти перспективы, — устало сказал Стас. — Чтобы вернуть все на место, нужен не Веритиан, но это другой вопрос, и я не буду вас грузить. С другой стороны, самоубийство меня совсем не привлекает, и я готов еще потерпеть ваше общее внимание. Что лично вы хотите от меня?

— Я должен был просто ввести вас в курс дела, — сказал Неделин.

— У вас есть какая-то организация?

— Есть. Но говорить об этом пока рано. Если вы захотите меня найти, вы знаете, что надо делать.

— Значит, никаких обязательств, никаких заданий?…

— Никаких, — подтвердил Неделин. — Мы будем следить за вами, и всегда окажемся рядом, если ситуация обострится.

Стас кивнул.

— Тогда отвезите меня домой, — сказал он. — Мне еще о многом надо подумать.

Неделин хмыкнул, и нажал кнопку включения двигателя.

30

Как и говорил Неделин, Агата в самом деле напилась до бессознательного состояния, и Стас оставил ее спать. Ему пришлось ехать за Вандой в школу, но для вождения машины надо было хоть какое-то сосредоточение, чего Стас гарантировать никак не мог. Он взял такси, и Ванда была этим очень недовольна.

— Держать в гараже четыре машины, и ездить на такси! — фыркала она.

— У вас четыре машины? — оживился водитель. — Может, вам шофер нужен?

— Сами разберемся, — отозвалась Ванда.

Дома ему пришлось готовить ей ужин, и когда Ванда узнала, что ее мать лежит пьяной, она пришла в восторг.

— Я всегда подозревала, что она отвязная деваха, — заявила она.

— Не смей так о матери, — строго сказал Стас. — Вчера у нее было тяжкое переживание, и ей надо было с им как-то справиться.

— Какое переживание? — насторожилась Ванда.

Стас не стал об этом говорить, и позже он застукал Ванду, когда она пыталась через сеть разузнать подробности у Дианы. В результате Диана нагрянула к ним, якобы с заботой о подруге, а на самом деле разведать, что там такое произошло. Стас не был настроен на разговор, и потому у нее ничего не вышло. Диана с Вандой для отвода глаз затеяли было какую-то компьютерную игру, но в конце концов оказались в спальне у Агаты, пытаясь ее разбудить. Стас выгнал их, но Агата уже проснулась в невменяемом состоянии, и Стасу пришлось ее снова укладывать.

Диана уложила спать Ванду, рассказывая ей подробности вечеринки у какого-то известного музыканта, и зашла перед уходом к Стасу.

— У меня ощущение, что я потеряла нить, — сказала она. — Происходит что-то важное?

— Я сам потерял все нити, которые у меня были, — отвечал Стас. — Я больше никого не хочу видеть. Разумеется, тебя это не касается. Но жизнь на воле оказалась страшно противной штукой.

— Это все из-за твоего целибата, — сказала Диана насмешливо. — Если бы ты позволил себе расслабиться, то жизнь бы не казалась тебе противной.

— Думать об этом еще противнее, — сказал Стас.

Диана печально вздохнула.

— Утром меня забирают, — сказала она, словно ее ждала тюрьма и каторга. — Мы увидимся только через неделю. Ты будешь скучать?

— Тебе надо выспаться, — сказал Стас. — Спокойной ночи.

— Хотя бы поцелуй меня! — капризно потребовала Диана.

Стас чмокнул ее в щеку и проводил до выхода.

— Увидимся, — сказал он, закрывая дверь.

Ночью он опять долго не мог уснуть, благо забот хватало. Снова и снова вспоминал он тот момент, когда маршал Гремин заглянул ему в глаза, после чего его пронзила боль от электрического разряда. Поди теперь разберись, куда это пошло, и где его искать! За время лагерных допросов его исследовали самыми разными способами, но не нашли в его организме никаких подозрительных особенностей. Оставалось предполагать, что информационный заряд попал в нервную систему, и скрылся в ней. Теперь надо было ждать, когда некий условный сигнал не пробудит его заново.

Около трех часов ночи он вспомнил, что в деле была еще какая-то флешка, которую маршалу вставили в гнездо за ухом. Он помнил, что в голове у маршала был вход в компьютер, который потом взорвался во время операции. Восстановить компьютер было невозможно, но наличие флешки как-то прошло мимо внимания искателей истины. Но как можно было найти флешку?

Эта мысль засела в голове Стаса, не позволяя ему заснуть, и он проворочался в кровати часов до пяти. Но утром надо было поднимать Ванду, поскольку рассчитывать на Агату было трудно, и он волевым усилием поднялся.

Ванда за завтраком развеселилась, стала рассказывать про подругу, которая подсела на наркотики, потом спросила:

— Надеюсь, мама не пойдет по нарастающей?

— Если ты не будешь ее дергать, — сказал Стас.

— А знаешь, — стала вспоминать Ванда. — Последний раз она напилась, когда нас бросил Адам. Но на утро она предприняла все, чтобы на работе ее не засекли. А теперь что?

— Она взяла трехдневный отпуск, — сказал Стас.

— Ее точно не уволят?

— Будем надеяться, — вздохнул Стас.

На сей раз он позволил себе сесть за руль и довез Ванду до школы. Когда-то он недурно водил машину, но теперь все забыл, хотя некоторые инстинкты все же сохранились. На обратном пути он даже допустил обгон, хотя надо было прознать, что другая машина двигалась совсем медленно. Поставив машину в гараж, Стас поднялся в свою комнату, чтобы проверить некоторые данные. Лейтенант Штерн, с которым он встретился у кровати маршала, погиб спустя три дня, буквально накануне избавления, и это показалось Стасу довольно подозрительным. Впрочем, тогда люди гибли десятками, и ничего удивительного в этом не было, но именно Штерн вполне мог заинтересоваться флешкой и прибрать ее к себе. Однако поиски Стаса ничего не дали, потому что фронтовые сводки предлагали только статистические данные. Подробности событий опускались.

Агата осторожно вошла в его комнату и поскребла по двери, чтобы обратить на себя его внимание. Вид у нее был поникший и виноватый.

— Ванда ушла в школу? — спросила она сиплым голосом.

— Я ее отвез, — сказал Стас. — Как ты?

Агата шмыгнула носом и села в кресло, опять с ногами.

— Мне плохо, — сказала она.

— Пройдет, — ответил Стас. — Чего вдруг в тебе алкоголизм проснулся?

— Я знаю? — протянула она. — Стресс замучил, вот и проснулся.

— Конечно, — хмыкнул Стас. — Всегда можно сослаться на виноватый стресс!

— Тебе-то я не должна объяснять, — буркнула Агата. — Ты и сам в курсе.

— Ладно, проехали, — сказал Стас. — У тебя точно не будет неприятностей?

— Не знаю, — сказала она. — Крокодилы, они ведь непредсказуемые. В деле-то точно появится заметка, а уж что они там сформулируют, еще посмотреть надо.

— Может тебе уйти оттуда?

Агата гневно вскинула голову.

— Это моя работа! — воскликнула она. — Думаешь, я там бездельничаю? Я там занята любимым делом, и такая работа есть только у очень немногих. Ты же не хочешь, чтобы я, как Диана, ублажала богатеньких?

Стас вспомнил о тех, кто являлись богатенькими в этом мире, и его передернуло от ненависти.

— Не хочу, — процедил он. — Только Диана все равно уехала на целую неделю.

— Бывает, — вздохнула Агата.

Тут последовал звонок у входной двери, и на стенной панели появился экран с изображением гостя. Агата ахнула.

— Господи, это Адам! Вот же принесла его нелегкая! Стасик, прогони его, пожалуйста… Не могу же я в таком виде!..

— Совсем прогнать? — лукаво ухмыльнулся Стас.

— Не надо совсем, — спохватилась она. — Скажи, что я занята.

Стас с укором покачал головой.

— Странные у вас отношения!..

— Мы просто друзья, — попыталась объяснить она.

Стас спустился в холл и подошел к двери. Мужчина, который стоял за дверью, выглядел внушительно, но излишняя ухоженность бросалась в глаза. Во всяком случае, Стас этого не понимал.

— Слушаю вас, — сказал он, открыв дверь.

Можно было переговорить через закрытую дверь, но Стас со своими старомодными манерами считал это грубостью.

— О! — сказал мужчина, удивившись. — А ты кто? На новенького?

Стас чуть скривился. Следовало учесть, что парень явно нервничал, и на это надо было делать скидку, а то бы Стас попросту закрыл дверь.

— Еще вопросы? — спросил Стас.

— Могу я повидать Агату? — спросил парень.

— А если она на работе? — предположил Стас.

— Нет ее на работе, — сказал парень. — Я ее муж, Адам Флинт. Когда-то эта дверь открывалась от одного моего прикосновения.

— Все меняется, — сочувственно кивнул Стас. — Так что передать?

— Мне надо с нею увидеться, — заявил дам решительно.

— Я передам, — кивнул Стас. — Как ей вас найти?

— У нее есть мой телефон, — сказал он. — А что, ее нет дома?

— Договорились, — кивнул Стас.

— Погоди! — спохватился Адам, видя, что он собирается закрывать дверь. — Ты не сказал, что ты такой?

— А я был должен? — спросил Стас.

— Ну, хотя бы я буду знать, с кем теперь живет моя жена.

Стас добродушно улыбнулся.

— Я ее двоюродный брат, Станислав, — сказал он. — К тому же несущий обет безбрачия. Никаких поводов для ревности.

И он закрыл дверь.

Он видел, как Адам некоторое время неуверенно постоял перед дверью, зачем-то посмотрел наверх, даже отошел для этого на пару шагов, но потом махнул с досадой рукой и отошел совсем.

Агата наблюдала за ними через панель на стене. Выражение лица у нее было грустное, но когда Стас вернулся в комнату, она ему улыбнулась.

— Здорово ты его отшил.

— Надеюсь, ты не собираешься к нему вернуться?

— А ты против? — она кокетливо склонила голову.

— Он слишком обычный, — сказал Стас, садясь к столу с компьютером. — Неинтересный какой-то.

— Он интересный, — сказала Агата, потянувшись с завком. — Да ладно, я сама еще не разобралась. Мне пока совсем не до него…

И она ушла.

Стас вернулся к своим воспоминаниям. Конечно можно было отправиться в Крым и там поискать место, где когда-то стоял катакомбный госпиталь, но эта идея не показалась Стасу конструктивной. Прошло слишком много лет, чтобы искать там флешку. Но направить на такие поиски кого-то с полномочиями было можно.

Какой пароль мог заложить маршал для раскрытия спрятанной информации? То ли какую-то фразу, то ли мелодию, то ли совпадение обстоятельств. Если бы Стас устраивал всю эту операцию, чтобы предложил для пароля он, уже зная, что пароль понадобится через многие годы. Какой пароль мог соответствовать таким условиям. А главное, кто мог потребовать эту информацию? Значит где-то есть люди, которые тоже ищут Стаса, чтобы вытащить из него все секреты. Но среди тех, кого Стас причислял к этому делу, не было подходящих кандидатур.

С другой стороны, никто особенно не интересовался, куда летел маршал, и что он намеревался делать. Владея таким секретом, он давно должен был задействовать его, чтобы воспользоваться в военных действиях. Война шла почти четыре года, времени для этого было достаточно. Если он не воспользовался этим, значит условия не были созданы. И в Среднюю Азию он летел, чтобы эти условия создать, не иначе. Земные армии уже практически добивали, и если этот секрет все же можно было использовать, то пришло самое время. Что он искал в Средней Азии, растоптанной крокодилами еще в первый год войны, где оставались только слабые очажки проживания людей в очень скверных условиях. Это был вопрос, который мог вывести на результат.

Но тут в его комнату влетела возбужденная Агата, и выпалила:

— Он едет сюда!

31

Поначалу Стас не понял.

— Кто едет?

— Ланго! Он едет сюда, представляешь?!..

Стас пожал плечами.

— И что? Пусть едет, накормим его копченой рыбой.

— Ты не понимаешь?! — вскричала Агата. — Я не могу встретить его в таком виде!..

Стас сдержал насмешливый ответ.

— Так переоденься!

— Дело не только в одежде! Я выгляжу просто чудовищно, но как я могу ему отказать? Что мне делать?

— Смириться, — отвечал Стас. — Показаться ему в таком виде, и не нервничать.

— Это невозможно, — она решительно закрутила головой, и взглянула на Стаса умоляющим взглядом. — Стасик, дорогой, задержи его, поговори с ним, накорми его рыбой, в конце концов! Мне нужно время, чтобы привести себя в порядок.

Стас сразу набычился.

— Извини, — сказал он. — С некоторых пор контакт с крокодилами не доставляет мне приятностей.

— Пожалуйста!.. — взмолилась Агата. — Я только причешусь и подкрашусь…

Стас угрюмо вздохнул.

— Ладно, — сказал он. — Пусть будет копченая рыба.

Ланго приехал только через полчаса, его летательная машина села прямо на газон участка Агаты. Охранники прежде всего потребовали открыть входную дверь, и только после этого Ланго быстро прошел в дом. Охранники остались во дворе.

— Добрый день, — приветствовал его не без натуги Стас. — Что случилось? Агата так перепугалась…

— Как она? — спросил Ланго, щуря глаза.

— Переживает, — сказал Стас. — Просила меня задержать вас разговором, пока она накрашивается.

Ланго прошел в гостиную, и сел в свое кресло.

— Кстати, — вспомнил он. — Наши модницы на Болоте тоже ввели косметику в обиход, с вашей подачи!..

— Женщины везде одинаковы, — вздохнул Стас.

Ланго бросил на него быстрый взгляд.

— Ну, у нас они не совсем женщины, — заметил он осторожно.

— Ах, ну да, простите, — извинился Стас.

— Просто слой чувствительных особей, в которых сохранились рудиментарные половые признаки.

Ланго нервничал.

— Что-то случилось? — спросил Стас.

— Конечно, случилось! — чуть раздраженно бросил он. — Профессор Цингали за все те годы, что я здесь работаю, высказал мне только разве что три слова! А тут за два дня я уже был дважды удостоен его собеседования! Или он готовит меня на повышение ранга, или собирается сожрать в ближайшее время.

— Вы снова с ним встречались? — спросил Стас.

— Да, — сказал он. — Только что! Он был подозрительно ласков, и как всегда не сказал ничего определенного. Это и настраивает меня в тревожном тоне.

Стас понимающе кивнул.

— Он что-то от вас хочет?

— От вас, Стас, — ответил он. — Что он может от вас хотеть, да еще с такой решительностью?

— Как я могу это знать? — пожал плечами Стас. — У вас есть какие-то предположения?

— Предположение одно, — отвечал Ланго. — Маршал Гремин, конечно. Что-то они там наломали дров, вот теперь не могут разобраться, хотя прошло уже почти двадцать лет!

— Вы же понимаете, я в этом деле ничего не решаю.

— Вам надо поскорее в этом определиться, — сказал Ланго. — Потому что вопрос стоит ребром. Вы понимаете?

Стас поднял голову.

— Он готов меня убить?

— Не только вас, — сказал Ланго. — Но и всех родственников! Всех, с кем вы общались в последнее время. Представляете, какая готовится гекатомба?

— Что такое гекатомба? — спросил Стас.

Ланго посмотрел на него снисходительно.

— Жертвоприношение, — сказал он. — Я вам признаюсь, Стас, вы мне симпатичны, и я испытываю удовольствие в общении с вами, но я сам вас убью, если возникнет угроза для жизни Агаты.

Стас скривил усмешку.

— Такое ощущение, что вы в своих исследованиях зашли слишком далеко, — заметил он.

— Да, — сказал Ланго. — У нас вовсе не рабочие отношения, как вы понимаете. И мне бы хотелось поскорее выковырять из вас все ваши тайны. Как это сделать, скажите?

Стал тяжело вздохнул.

— Вы хоть знаете, о каких тайнах идет речь? — спросил он.

— Нет, — сказал Ланго. — А вы знаете?

Стас чуть помедлил.

— Я знаю, — ответил он. — Но я не уверен, что вам тоже надо это знать.

Ланго даже вскочил с места.

— Что это значит? Как вы смеете мне такое говорить?

Стас развел руками.

— Ведь профессор Цингали не стал вам этого открывать, — напомнил он. — Может, вами и не надо?

Ланго осекся.

— Вы так думаете? Значит, речь идет не о военных секретах?

— Нет, — сказал Стас. — Но я еще раз повторяю, я не знаю секрета открытия моей информации. Я буду рад, если вы мне поможете, но я уверен, что это только вспомогательная информация, которая должна вести дальше. Вы понимаете, что это значит для меня?

Ланго кивнул и снова сел в свое кресло.

— Вас сразу убьют, — сказал он.

— Так стоит ли мне рваться к открытию?

— В противном случае вас тоже убьют, — сказал Ланго. — Профессор Цингали дал мне срок в три земных месяца. Он считает, что дальнейшее продление поисков рискованно, и предпочитает избавиться от вас, включая весь список ваших близких, о котором я вам рассказал. Включая, естественно, и меня самого.

— Прекрасно, — натужно улыбнулся Стас. — Значит, мы в одной лодке!

— Я понимаю трудности вашего выбора, — вздохнул Ланго. — Или погибнуть самому, или увлечь за собой десятки людей, но не открывать секрета.

— У меня нет выбора, — сказал Стас. — Я открою ваш секрет, как только смогу. Но я не могу! Помогите мне, если сможете.

— Конечно, — кивнул Ланго. — Я для этого и пришел к вам. Что я могу для вас сделать?

Стас глубоко вздохнул. Пришло время реализации каких-то действий, и в этом смысле появление Ланго было уместным.

— Что вы знаете про Среднюю Азию? — спросил он.

— Какая-то пустыня на востоке, — ответил Ланго. — Там никто не живет.

— Маршал Гремин перед своей кончиной отправлялся туда, — сказал Стас. — Мне надо знать, что он мог там найти? В данных вашей разведки должны быть какие-то материалы, попробуйте поискать там.

— Нашей разведки, — фыркнул Ланго. — Вся наша разведка состояла из землян.

— Кто-нибудь из них остался в живых?

— Вряд ли, — покачал головой Ланго. — Разве что мелкие сошки. Я скажу, чтобы их доставили к вам для беседы.

Стас невольно усмехнулся.

— Это будет смешно, — сказал он. — Побежденный допрашивает победителей.

— Их в большинстве ликвидировали нелегально, — сказал Ланго. — Хоронили с почестями, обеспечили семьи. Наши грулли всегда потешались над способностью землян к измене.

— Генерал Хануиль тоже так думает? — спросил Стас.

— Конечно, — Ланго дернул плечом. — Не исключено, что именно он этим занимался.

— Но я знаю одного разведчика, который остался в живых.

— Ваш Неделин? — понимающе кивнул Ланго. — Но он не был в составе разведывательного управления. Он был мелкой сошкой. Под руководство генерала он перешел только после войны, в период восстановления.

— Ваш профессор опасается именно генерала с его амбициями?

— Разумеется, это очень значительная фигура, во всяком случае, в масштабах Земли. А главное, он ведь не просто бунтует! Он бунтует против базовых устоев нашего общества, против расовых привилегий. Это действительно очень опасно.

Стас поднялся, чтобы пройти к бару.

— Выпьете что-нибудь? — спросил он.

— Конечно, — согласился Ланго. — Там бутылка с зеленым напитком, это для меня.

Стас налил ему бокал зеленого напитка, а себе стакан апельсинового сока. Вернувшись к Ланго, он подал ему бокал и спросил:

— А на чем базируются ваши привилегии? На расовых приоритетах?

Ланго отпил глоток.

— Не только. Это ведь исторически сложилось, фенцеры представляют собой стратегическое управление общества, грулли составляют его оружие, а мы, гринбеи, представляем чувственную систему.

— Там ведь есть еще какие-то расы?

— Они не претендуют на первенство, — махнул лапой Ланго. — У них нет на это никаких способностей.

— А у груллей — есть?

Ланго опять отпил глоток.

— Им нужно руководство, — сказал он. — Генератор инициативы.

Стас усмехнулся.

— И это руководство можете предоставить им вы, не так ли?

Ланго поставил бокал.

— Возможно, — сказал он.

— Нет, в самом деле, — заговорил Стас с интересом. — Мы говорили об амбициях фенцеров, груллей, и как-то совсем упустили амбиции гринбеев. Ведь они должны у вас быть, не так ли?

— Почему это вас так интересует? — он пристально посмотрел на Стаса.

— Потому что в этой игре не хватает еще одного игрока, — ответил Стас впадая в азарт расследования. — И мне представляется, что именно у вас, гринбеев, куда больше оснований претендовать на руководство.

— Основания у нас может быть и есть, — сказал грустным тоном Ланго. — Но в отличие от груллей мы понимаем, что все решают вовсе не амбиции. Фенцеры рождены со способностью обращаться к Создателям, чего нет ни у груллей, ни у нас, ни у кого-то еще.

— Что это за способность? — Стас застыл от волнения.

— Существует практика обращения к Создателям, — стал объяснять Ланго. — Это идет от веков, они одни могут говорить с Создателями на их языке.

— Это носит характер обряда?

Ланго посмотрел на него с удивлением.

— Да!.. Но это не религия в вашем смысле. Это технология…

— Значит, в этой технологии есть свои элементы?

Ланго улыбнулся.

— Представьте, есть. В вашей системе это могли назвать святыней. Существует ключевой атрибут, с которым могут обращаться только фенцеры. У вас его называют…

Он не успел произнести название, как в гостиную вошла роскошно одетая и накрашенная Агата, излучающая восторг. Стас, представляющий, что ей пришлось для этого сделать, невольно восхитился ее видом.

— Вот и я, — заявила Агата. — Так что, устроим семейный ленч? Дорогой, ты же любишь копченую рыбу, верно?

32

Агата вела себя вызывающе бодро, что казалось немного надрывным, так что Стас даже пытался ее остепенить, то и дело одергивая так, чтобы Ланго не заметил. Но остановить ее было невозможно она веселилась, шутила, заводила разговор о каких-то загадочных вещах, и громко смеялась над своими собственными шутками. Стас спохватился несколько поздно, так что однажды после одной своей шутки она громко рассмеялась, чтобы немедленно впасть в истерику и начать надрывно рыдать. Стасу пришлось отвести ее в спальню, и там успокоить с помощью транквилизаторов.

— Боже мой, — растерянно говорила Агата. — Что я натворила?!..

— Пойду, узнаю, — сказал Стас. — А ты пока посиди, отдохни.

Она ухватила его за руку.

— Я была ужасной?

Стас пожал плечами.

— Для меня ты всегда прекрасна, — неуклюже высказался он и ушел.

Ланго, как ни в чем не бывало, сидел за столом и неторопливо поглощал свои деликатесы.

— Ей надо немного отдохнуть, — сказал Стас. — Вы же понимаете, что оказаться перед вами в такой ситуации ей особенно неприятно.

Ланго сотворил подобие доброжелательной улыбки.

— Наркотики? — спросил он очень вежливо.

— Алкоголь, — отвечал Стас. — Ничего страшного. Послезавтра, когда она выйдет на работу, она будет в порядке.

Ланго протяжно вздохнул.

— А скажите мне, Стас, ваше безбрачие в какой-то мере защищает вас от приступов любовной страсти?

— Разумеется, — улыбнулся Стас. — Существует технология аскезы, и я ей следую. Там есть степени приближения греховного помысла, от прилога до страсти, и в каждом случае рекомендуются проверенные способы защиты.

— Мне бы у вас взять несколько уроков, — проговорил Ланго.

— Я плохой учитель, — сказал Стас. — Теоретически я знаю пути борьбы с грехом, но в практике я в нужный момент о них просто забываю.

— Я люблю ее, — сказал вдруг Ланго.

Стас смолчал.

— Может перейдем к десерту? — спросил он.

— Вы можете считать, что я придумал это чувство, — сказал Ланго. — Я ведь достаточно долго пытался его описать. Но в какой-то момент я понял, что я влюбился. Вы можете это понять?

— Вполне, я же человек, — сказал Стас. — Только посоветовать вам ничего не смогу. Я в этом вопросе не имею практики, не считая юношеских влюбленностей, оставшихся в памяти одними только переживаниями и разочарованиями.

— Как вы полагаете, любовь без секса возможна?

Стас усмехнулся.

— Ланго, дорогой, вы говорите с человеком, который посвятил себя религии любви. И эта любовь принципиально внесексуальна.

— Но у меня это не религиозное чувство, — покачал головой Ланго.

— Как вы можете об этом судить, если не знаете религии, — сказал Стас. — Вы же не можете гарантировать, что религиозное чувство вам недоступно. Как мне известно, существуют примеры, или слухи о примерах другого плана.

Ланго вскинул голову.

— О чем то вы?

— Об учителе Трускальде, разумеется, — сказал Стас. — Вы слышали про него?

Ланго удивленно качнул головой.

— Конечно, я о нем слышал! Но откуда вы про него узнали?

— Я серьезно занят этим расследованием, — сказал Стас. — И мне приходится рыться в материалах. Я слышал, существует легенда о том, что учитель Трускальд принял крещение. Я не очень представляю, как это могло быть, но верю, что могло.

Ланго снова покачал головой.

— Но это невозможно! Он умер в Болоте, его похороны были крупнейшим собранием великих учителей всех рас. Это было еще до начала войны.

— А у меня сведения, что он последние годы жил на Земле, был противником войны, и его похоронили на Луне по человеческому обряду, потому что он сам так захотел. Там была база рептилидов, где они вели переговоры с землянами.

— Это абсолютно невозможно! — воскликнул Ланго. — Это нарушение всех устоев! Откуда вы это взяли, скажите мне?

Стас смотрел на него некоторое время, выдерживая паузу. Было видно, что Ланго разволновался, но природу его волнения Стас не понимал.

— А что вы знаете о переговорах на Луне? — спросил Стас.

— Не было никаких переговоров, — сказал убежденно Ланго. — Война началась сразу после того, как мы нашли Землю. Она оказалась фантастически богата!..

Он осекся.

— Так вы говорите, они вели переговоры? И почему же все оборвалось?

— Ничего не оборвалось, — сказал Стас. — Эта война стала реализацией их договоренностей. Это они по уговору начали эту бойню, понимаете? По взаимовыгодным соображениям.

Ланго смотрел на него холодным крокодильим взглядом.

— Вы знаете это, — сказал он, — и терпите?

Стас развел руки.

— Как вы понимаете, я не проявил большого терпения, когда пошел в армию, — сказал он. — Как и все, я посчитал святым делом борьбу с иноземным пришествием, и таких как я были миллионы, если вы помните. Одной из задач этой войны было уничтожить эти миллионы. Да и без них население было слишком большим для реализации широких планов наших радетелей.

— Но зачем это им понадобилось?

Стас склонил голову.

— А что вы знаете о деятельности компании «Фидер»?

Ланго смотрел на него недоуменно.

— Это же земная компания, — сказал он. — Она была создана для восстановления нормальной жизни на земле. Что вам в этом кажется неправильным?

— Вы хотите сказать, что вы не знаете, что они производят?

— Синтетическую пищу, — сказал Ланго. — На Земле невероятное количество ресурсов, и потому здесь открыто производство синтетической пищи. Это работа для ваших людей, и это возможность возрождения вашей цивилизации.

Стас почувствовал желание взорваться, но сдержался. Он глубоко вздохнул.

— Или вы не все знаете, — сказал он. — Или вы считаете меня за дурака. Вы не понимаете, зачем была проведена реформа воспитания нового поколения?

— Но это же очевидно! — сказал Ланго. — Мы начали политику увеличения народонаселения, а поскольку содержать большие семейства было накладно, правительство взяло на себя вопросы воспитания. Опять все логично!

— Разумеется, — кивнул Стас. — Но это создает условия бесконтрольного скопления младенцев. Кто-то ведет статистику, сколько детей рождается, сколько умирает?

— Что вы хотите сказать?

— Я хочу сказать, — не выдержал Стас, — что это фирма по продаже младенцев на прокорм вашим богатеям!

Возникло молчание. Стас поднялся отошел к бару и налил себе стопку водки. Некоторое время он смотрел на нее в сомнении, но потом решительно опрокинул в себя.

— Я ничего не знал, — произнес Ланго в другом конце комнаты.

— Что это меняет? — спросил Стас с горечью. — Я ведь даже вас не могу в этом обвинить, потому что идея принадлежит нашим руководителям! Уверен, что некоторые из них возглавляли наше военное командование и призывали нас проявить героизм в борьбе с зелеными чудовищами. Для вас пожирать ближних, это свойственно, но кем надо быть, чтобы организовать это для нас?

— Что вы хотите делать? — спросил Ланго убито.

Стас вернулся к столу.

— Я не знаю, — сказал он. — К тому же я оказался занозой в заднице для многих влиятельных особ, и жизненные перспективы у меня довольно мрачные. Мне остается безропотно искать пароль для раскрытия моего секрета, и молиться, чтобы Господь не дал мне сойти с ума.

— Я не знаю, — произнес Ланго. — Это все так страшно… Но я искренне хочу вам помочь. Помочь не профессору Цингали, а именно вам, Стас!

— Спасибо, — сказал Стас угрюмо. — Я буду иметь вас в виду.

— Со своей стороны, — продолжил Ланго, — я попытаюсь раскопать что-нибудь про учителя Трускальда, и про переговоры на Луне. Вы должны понять, что хотя мы и выглядим крокодилами, но общественная жизнь у нас бурлит. Если правда об этой войне дойдет до Болота, это может вызвать бурю!

— Буря на Болоте, — хмыкнул Стас.

— На этой войне погибло до тридцати миллионов наших воинов, — сказал он. — Большинство их них остались непогребенными по нашему обряду, это значит они выпадают из болотного единства. Рептилиды всех рас будут возмущены, узнав, что это делалось по сговору.

Стас не стал это комментировать, поскольку помнил, что ритуал погребения включал в себя поедание покойников родственниками и близкими.

— Я должен вам сказать, — продолжил Ланго уже не без напряжения. — На Болоте среди нашей расы существует своя организация. Мы не рвемся к власти, но мы оставляем за собой право произнести свое слово.

— Конечно, — устало кивнул Стас. — Действуйте, как знаете, Ланго. Я должен признаться, что не верю в общественные возмущения, но если вы считаете это необходимым, то валяйте.

— Но это все касается Болота, — продолжил Ланго. — А как вы думаете действовать дальше в плане нашего расследования. Я попробую выжать что-нибудь из Средней Азии, но это не очень перспективно.

— Еще мне нужно подробное дело маршала Гремина, — сказал Стас. — Может мы выжмем что-нибудь из его персональных характеристик.

— Я достану, — кивнул Ланго. — Профессор фактически предоставил мне карт-бланш, и сейчас у нас открываются широкие возможности.

— Тогда можно проверить историю с погребением Трускальда на Луне. Если он действительно был похоронен, то может быть остались следы.

Ланго кивнул.

— Но если он был похоронен по вашему обряду, — сказал он, — то это будет воспринято, как великая измена.

— Вами тоже? — посмотрел на него Стас.

Ланго покачал головой.

— Я не знаю, — сказал он. — И не надо требовать от меня немедленного ответа.

Стас поднял руки.

— Конечно, конечно! Я думаю, что Агату во все это посвящать не надо.

— Конечно, — согласился Ланго. — Но не забывайте, пожалуйста, какая над ними нависла угроза.

— Как уж тут забудешь, — фыркнул Стас.

Тут очень кстати появилась Агата, немного взъерошенная, с красными глазами, но с улыбкой на лице.

— Простите, — сказала она. — Я опять с вами. Так что там у вас происходит, Ланго?

— Все в порядке, — отвечал Ланго спокойно.

33

Отель в Гизе располагался посреди искусственной пальмовой рощи, где рядом было выглядевшее довольно естественно озеро, в котором обитатели отеля купались. Пирамиды были в стороне от поселка, но если подняться на верхнюю площадку отеля, то их вершины пугающе нависали над горизонтом.

Впрочем, их было видно и из окон верхнего этажа, так что Анри Десконье любил устроиться в тени на лоджии, попивать коктейль и смотреть на пирамиды. Когда Диана поднялась после купания в озере, он все еще сидел там.

— Ко мне опять приставал какой-то тип из местных, — сказала она, утираясь полотенцем.

— Влюбился? — меланхолично спросил Десконье.

— Не исключено, — отвечала Диана. — Только мне ближе конспирологическая версия.

Генерал посмотрел на нее с улыбкой.

— Ты произносишь такие длинные слова, — сказал он.

Диана приготовила себе коктейль, и устроилась в шезлонге рядом.

— Что опять придумал? — спросила она.

— Пирамиды построили атланты, — задумчиво сказал Десконье.

— Это не ты придумал, — отмахнулась Диана. — Эту версию я слышала из какой-то передачи еще в детстве.

— Ты, наверное, видела, как я выступал по мировой сети, — сказал генерал. — В твоем детстве я уже был генералом.

Диана повернулась к нему с улыбкой.

— Ты и сейчас генерал.

Десконье вздохнул.

— Они не придумали более высоких званий, — пожаловался он. — Я бы хотел быть маршалом. Надо будет вступить с таким предложением на новогодней встрече.

— Что за новогодняя встреча?

Десконье усмехнулся.

— Если я скажу, то должен буду тебя убить.

— Подумаешь, — фыркнула Диана. — Наверняка, встреча голимых политиканов. Такого рода секреты скучны. Новый Год для другого!..

— А что ты будешь докладывать о нашем свидании своему начальству? — спросил Десконье с интересом.

Диана посмотрела на него с улыбкой.

— Скажу, что ты уже на грани перевербовки. Ведь это именно так?

— Воистину, — кивнул генерал. — Правда, я еще не выбрал, к кому бы мне перекинуться.

— Перекидывайся к нам, — предложила Диана. — Мне дадут повышение.

— Да, это серьезный мотив, — кивнул генерал.

Диана потянула напиток из бокала через соломинку.

— Так что там с вашим парнем? — спросил генерал.

— Закрутилось все славно, — сказала Диана. — С одной стороны люди из разведки наладили за ним круглосуточное наблюдение, с другой стороны Витас возбудил все свои возможности, особенно после того, как я ему кое о чем намекнула.

— О чем ты ему намекнула?

— О Цингали, конечно.

Генерал потянул носом воздух.

— Этот Цингали, — произнес он. — Он реально непредсказуем.

— Да ладно, — усмехнулась Диана.

— Я говорю серьезно, — отозвался генерал. — В моем центре просчитывают три варианта его действий, и он каждый раз выбирает четвертый вариант. Для крокодила это просто высший пилотаж.

— Я их вообще не понимаю, — сказала Диана. — Сначала они нас победили, потом вдруг помиловали.

— Загадочная крокодильская душа, — усмехнулся генерал.

Диана повернулась к нему.

— А что председатель? — спросила она. — Он вне игры?

— Старуха чего-то возится, — усмехнулся генерал. — Но они слишком поздно подключились. Военная разведка и служба безопасности, вот кто там основные игроки.

— И Цингали, — напомнила Диана.

— И Цингали, — вздохнул генерал. — Кстати, там ведь есть еще генерал Хануиль. Тоже настроен серьезно.

— Это генерал рептилидов?

— Да, герой войны. Мы назвали его победителем, и он воспринял это всерьез.

— Разве он не победитель?

Генерал повернулся к ней и скривился.

— Самый настоящий, — сказал он. — Особенно по вторникам.

Диана моргнула.

— А в остальные дни недели?

— Отстань, — бросил генерал. — Когда ты возвращаешься?

— Скоро. Мне нужен материал, ты же понимаешь.

— Можешь сдать Фроста.

— Фрост из моей команды! — возмущено напомнила Диана.

Генерал рассмеялся.

— Я помню.

— А кто там работает на Хануиля.

Генерал кряхтя выбрался из шезлонга.

— Под Хануиля работает очень занятная команда, — сказал он, разминаясь. — Сущие реваншисты под крылом генерала победителя. Смешно, да?

— Как это получилось? — удивилась Диана.

— Тонкая работа, — сказал генерал. — И ведь этот крокодил-победитель уверен, что все идет по его стратегическим замыслам! Я давно хотел на них выйти, но они стерегутся.

— Про них говорить можно?

— Да сколько угодно! У них немалые ресурсы, хорошие крыши, подготовленные люди. Говоришь, вода в озере прохладная.

— Они ее охлаждают. Вода просто идеальная.

— Пойду, пожалуй, искупаюсь, — решил генерал.

Диана проводила его взглядом, а потом крикнула:

— Можно я отсюда свяжусь со своим резидентом?

— Если он у тебя такой идиот, то конечно, — отвечал генерал.

— Почему, идиот?

— Потому что отсюда фиксируется даже полет мухи! Если он не идиот, то должен об этом знать.

Диана взвизгнула от восторга.

— Вот я и проверю, — сказала она, поднимаясь.

Генерал уже переодевался к купанию.

— Почему ты работаешь на идиотов? — спросил он.

Диана потянулась к сумочке, и достала свою косметичку.

— Чтобы чувствовать свое превосходство, — сказала она.

Генерал вспомнил о чем-то и поднял палец.

— Впрочем, я должен признать, что генерал Фрост не из числа идиотов. Но на него есть компромат — он ненавидит крокодилов. Думаешь, почему он спрятался в своей Скандинавии? Потому что крокодилы селятся в полосе экватора.

— Наш Верейск достаточно далек от экватора, — заметила Диана.

— Это секретный план Цингали, — отметил генерал. — Я до сих пор не могу проникнуть в секреты Верейска.

— Надо же, — усмехнулась Диана. — Я и не знала, что у нас все так круто.

Генерал накинул на себя халат.

— Так что ты можешь сказать про парня?

Диана наклонила голову.

— Он интересный, — сказала она. — Но простой, как капуста. И потом, на нем обет безбрачия.

— Ух ты, — сказал генерал насмешливо.

— Если честно, у меня иногда мелькает мысль пробить его защиту, — заметила Диана весело. — Но мне жаль парня.

Генерал не ответил. Подобрав со стола телефон, он набрал номер и сказал в трубку:

— Кто там у нас на контроле? Сейчас из моего номера будет кодированная связь, так вы там не поднимайте шума. Это с моего ведома. Да, не более пятнадцати минут. Все.

Он бросил трубку на стол и улыбнулся Диане.

— У тебя пятнадцать минут.

— Спасибо, милый, — улыбнулась Диане и достала из своей сумочки специальный телефон. — Я могу в донесении сослаться на твое разрешение?

Генерал не стал отвечать, но перед выходом остановился и поднял руку.

— Пробей его защиту, Ди, — сказал он. — Это моя личная просьба.

Он вышел, так что Диана даже не успела ответить.

Последнее распоряжение генерала выбило ее из колеи, и некоторое время она должна была потратить на сосредоточение. Потом набрала номер.

— Это агент Мила по заданию Фроста. Примите доклад.

— Докладывайте, — отвечал дежурный на другом конце.

Диана чуть помедлила.

— Вышла на контакт с объектом. Состояние объекта рассеянное, есть предположение, что он сам ищет связи на стороне. Налаживаю доверительные отношения, собираю информацию. По делу Брата ситуация проясняется, выявлены заинтересованные силы. Согласно плана, в случае обострения готова на перевербовку. Конец сеанса.

— Донесение получено, — отозвался дежурный на другом конце и выключился.

Диана бросила свой телефон в сумку, откинулась на спинку дивана и сладко потянулась.

34

На следующий день с утра Агата плавала в бассейне, возвращаясь в рабочую форму. Она сама покормила с утра Ванду и отвезла ее в школу. Поскольку день был свободный, она заехала в швейное ателье, где за большие деньги компьютерные автоматы снимали мерку и шили почти мгновенно. Агата заказала себе сразу несколько новых гарнитуров, включая обувь и украшения. Это подняло ей настроение, и она вернулась домой с новой верой в жизнь.

Стас в это время только начинал свой завтрак, потому что воспользовавшись моментом проспал чуть ли не до десяти часов утра. Ночью накануне он вел широкий поиск по своему делу, и кроме головной боли ничего не нашел.

— Так зачем вчера приезжал Ланго? — интересовалась Агата, устроившись рядом выпить чашку кофе.

— Чтобы предложить тебе руку и сердце, — буркнул Стас, и сразу же понял, что слегка переборщил.

Но Агата не смутилась.

— Он беспокоился обо мне?

— Решил, что ты наркоманка, — хмыкнул Стас.

— Странно, да? — сказала Агата. — Он такой чувствительный.

— Ты его любишь? — спросил Стас, все еще испытывая головную боль.

Агата подумала.

— Если я скажу, что «да», ты посчитаешь меня сумасшедшей?

— Не более, чем его самого, — сказал Стас. — Только не знаю, могу ли я это одобрить?

Агата посмотрела на него удивленно.

— А ты можешь это осудить?

— А что это за игры в постели? — спросил Стас.

Агата грустно усмехнулась.

— Далась вам эта постель, — сказала она. — Не было там никаких сексуальных экспериментов, если хочешь знать. Просто он хотел почувствовать ко мне нежность. Мы просто лежали, обнявшись.

— Обнявшись с крокодилом, — фыркнул Стас.

Агата рассмеялась.

— Он надел специальный мягкий костюм, — сказала она. — Чтобы не поцарапать меня своей кожей.

— Избавь меня от подробностей, — сказал Стас.

— Я беспокоюсь о Ванде, — призналась Агата. — Что она обо мне подумает после вчерашнего?

— Ты ее спросила?

— Она только фыркает и смеется.

Стас усмехнулся.

— Хорошо, что ему не пришло в голову с тобой целоваться…

Агата рассмеялась.

Тут заработал сигнал телефона Стаса, и он поспешно допил свой кофе и вытер руки.

— Я слушаю, — произнес он в трубку. — Да, конечно… А что случилось? Да, я приду.

Он отключил телефон, и задумчиво почесал лоб.

— Что там? — спросила Агата.

— Меня вызывает к себе наш епархиальный владыка, — сказал он. — Представления не имею, что ему от меня понадобилось.

— Может, он хочет с тобой познакомиться?

— Может быть, — пожал плечами Стас. — Раньше, во всяком случае, внимание епископов к своим чтецам было меньше.

Агата по такому случаю дала ему свою обиходную машину, и около полудня Стас подъехал к управлению. Поскольку теперь владыка присутствовал на месте, народу в управлении было куда больше, а в кабинет владыки в коридоре и вовсе выстроилась очередь страждущих. Стас подошел к секретарю, молодому импозантному юноше у компьютера, и спросил:

— Мне сказали, что владыка ждет меня для разговора.

— А вы кто? — спросил юноша.

— Чтец Станислав Бельский из Никольского храма.

— И владыка ждет вас для разговора? — удивился секретарь. — Ладно, я спрошу.

Он спросил и велел Стасу подождать, когда его вызовут.

Стас стал ждать, и это ожидание затянулось. В кабинет проходили люди, выходили, решив свои дела, а Стас все ждал. Когда вдруг в коридоре показался отец Феогност, секретарь церковного управления, благочестивые прихожане кинулись к нему под благословение, но он поспешил мимо, отмахиваясь.

— Бог благословит, братья и сестры, простите!..

Стас тоже подскочил к нему.

— Отец Феогност, я Станислав Бельский из Никольского храма. Вы не знаете, зачем меня вызвали к владыке. Я тут второй час сижу жду.

— Так уж подожди, — сказал тот и прошел мимо прямо в кабинет владыки.

Юный секретарь смотрел на него с сочувствием.

— Чем-то вы нашего владыченьку разозлили, — сказал он.

— Да я с ним вовсе даже не знаком! — отвечал Стас с досадой.

Тот развел руками.

— Значит, удобный повод для смирения.

Стас снова сел.

Наконец еще через полчаса его все же позвали. Кабинет у епископа Иннокентия был большой, но находились в кабинете только он сам и отец Феогност. Стас подошел и склонился.

— Благословите, преосвященнейший владыко…

— Во, какой, — отметил иронично Феогност. — Сейчас он еще земные поклоны начнет бить.

— Кто таков? — спросил владыка.

Стас который слышал проповедь епископа в записи на службе, удивился тому, какой у него резкий и суровый тон.

— Чтец Бельский, — сказал Феогност. — Который извержен из сана за участие в военных действиях.

— Ах, этот, — сказал владыка. — Что ж ты, братец, наглеешь? Мы тебя в своей епархии приютили, хотя нам за это сулили неприятности, и вот пожалуйста!

— Я не очень понимаю, о чем речь, владыка, — сказал Стас.

— Жалоба на тебя, — сказал Феогност. — Что ты людей отвращаешь от политики роста народонаселения.

— Это что же, лагерь тебе, выходит, на пользу не пошел?

До Стаса стало доходить, что поводом для вызова стала ситуация со Светланой.

— Простите, владыка, — сказал он. — Если вы про певчую нашу, то да — сказал ей, то что думал. Не привык еще…

— Не о том ты думал, любезный, — сказал владыка. — Муж ее большую волну поднял, и мы обязаны реагировать. Не твое это дело, людей разводить.

Стас смирено помалкивал.

— Что, владыка? — спросил Феогност. — Будем гнать?

— А на что нам чтец такой? — воскликнул епископ. — Мало нам без него неприятностей! Гони его, отче, чтоб духу его не было!..

Стас стал хмуриться.

— Как-то вы резко, — сказал он. — Я с ней только два дня назад поговорил, а тут уже и жалоба, и решение по ней!

— А чего тянуть? — пожал плечами Феогност. — Муж ее человек порядочный, член церковного епархиального совета, звонарь. Кто нам по-твоему ближе будет, ты, или он?

Стас посмотрел на него насмешливо.

— По мне, так вам ближе должен быть Господь, — сказал он. — Или блуд больше грехом не считается?

— Тебя из сана погнали? — рассердился Феогност. — И правильно сделали! Не ловишь ты духа времени, какой из тебя священник?

Стас поднялся, чувствуя, как в нем все закипело.

— Возражать не буду, — сказал он. — Только, вот, давайте, владыка, на спор! Нынче же в воскресенье будете вы меня в сан возводить, да еще и настоятелем поставите. Если, конечно, я к тому времени не захочу в епископы выбраться.

Оба обомлели от такой наглости.

— Ты чего говоришь? — проскрипел владыка. — Тебе как совесть позволяет?

— Может полицию вызвать? — спросил Феогност. — Ведь налицо хулиганство!

— Мне это тоже неприятно, — сказал Стас. — Только про совесть я бы на вашем месте не начинал. С совестью у вас тут большие проблемы.

Он вышел, хлопнув дверью, так что юноша за компьютером даже вскочил испуганно.

— Что там? — спросил он.

— Что там может быть? — отвечал Стас в раздражении. — Тьма и скрежет зубовный…

Он спустился вниз, сел в машину и задумался. Меньше всего он хотел начинать склоку в церкви, но это приглашение на выволочку просто вывело его из себя. Оставлять церковь таким попам ему решительно не хотелось, и он был готов использовать все свои средства, чтобы вернуться на должное место, пусть даже вопреки духу смиренномудрия. Кому-то, считал он, надо остаться в качестве соли.

Конечно, говорить об использовании авторитета Ланго было довольно зазорно. Мало того, что в дела церкви вмешивался крокодил, но и по масштабу это было просто неуместное использование оружия массового поражения. Можно было также обратиться к Неделину, но это опять было несоразмерно с причиной вмешательства. Поэтому Стас остановился на участии в деле Витаса Лембы, человека очень далекого от церкви, и потому для нее особенно авторитетного.

Тот ответил на звонок сразу, потому что телефон был не официальный, а личный.

— Привет, Стас, — произнес он. — У вас есть что мне рассказать?

— Просто у меня неприятности, — сказал Стас. — Я хотел попросить вас о помощи.

— А что такое?

— У меня возник конфликт с епархиальным епископом по совершенно глупому поводу. Испугавшись моего военного и лагерного прошлого, он решил меня погнать из храма.

— А кто у вас епископ, — весело спросил Витас.

— Епископ Иннокентий, — отозвался Стас. — Вы не могли бы оказать на него посильное влияние?

— Легко, — хмыкнул Витас. — Вы хотите, чтобы он извинился?

— Я хочу, чтобы он своей волей вернул мне прежний сан, — сказал Стас.

— Хотите стать снова священником? — удивился Витас. — Но это же так старомодно.

— Но и я ведь совсем не молод, — отвечал Стас. — И взгляды у меня соответственные. Вы сможете?

— Это будет даже интересно, — весело отвечал Витас. — А за услугу с вас ящик коньяка! Договорились?

— Как скажете, — со вздохом отвечал Стас.

Повесив трубку, он испытал приступ раскаяния, потому как совсем не таким путем хотел он вернуться в церковь, но теперь он понимал, что обычный путь ему закрыт. Еще он понимал, что если его стремление в церковь достаточно чисто и смиренно, то там его ждут большие разочарования, первым из которых явится руководство епархии. Но сознание того, что большое количество прихожан испытывают крайнюю нужду в нормальном духовном попечении, не позволило ему отказаться от своей затеи.

Так что когда он вернулся домой, где уже садились обедать Ванда и Агата, то радостно им сообщил:

— Поздравьте, меня приглашают вернуться в священники!

И хотя его родственницы еще даже не были крещенными, но обе восприняли новость с восторгом и даже решили устроить по этому поводу праздник. Стас нашел это уместным и возражать не стал.

35

На другой день Агата с Вандой с утра разъехались, и Стас опять остался один. Первым делом он испытал бассейн внизу, почувствовав то самое удовольствие, с каким Агата тут накручивала круги. Плавание предполагало определенный ритм, и вкладываясь в этот ритм он невольно отвлекался от насущных проблем. Позже он попытался опять начать поиски в сети, но ему это быстро надоело. Вчерашняя беседа с церковным руководством не оставляла его, и теперь он ждал результата своего выхода на Витаса. Конечно, за такую услугу Витас надеялся получить от него необходимую информацию, но теперь Стас вращался в таких верхних эшелонах, что Витас непременно бы испугался, если бы узнал об этом. Для благодарности достаточно было ящика коньяка.

После обеда вдруг позвонила Светлана, едва не плача:

— Это правда, батюшка? Вас выгнали?

— Это еще не до конца решено, — уклончиво отвечал Стас.

— Но мне сказали… Это мой муж на вас пожаловался?

Стас усмехнулся.

— Оказывается, он почтенный и богобоязненный человек, — сказал он.

— Простите меня, — проговорила Светлана. — Это все из-за меня…

— Ничего страшного, — сказал Стас. — Я тоже хорош. Мне бы потерпеть, а я восстал.

— Восстали?

— Короче, предпринял ответные шаги, — пояснил Стас. — У меня тут неожиданные связи возникли, так я их задействовал.

— Значит, вас не уволили?

— Если связи подействуют, то все кончится в нашу пользу.

Было слышно, как она громко вздохнула.

— Хоть бы они подействовали, — сказала она. — А то я в храм ходить не смогу.

— Это вот напрасно, — сказал Стас. — В храм мы ходим не потому, что там добрые священники, а потому что Богу молимся. А если мы не будем молиться, то кто тогда? Вы же сами видите, на духовенство надежды слабые, а без наших молитв им вообще пропадать остается.

— Я понимаю, — отвечала она. — Так вы придете в субботу?

— Если не буду занят другими богоугодными делами, — усмехнулся Стас.

Вскоре после того разговора пришел Адам Флинт и стал настойчиво звонить. Стас выглянул и сказал ему:

— Сегодня она точно на работе.

— А с тобой я могу поговорить? — спросил тот угрюмо.

Стас подумал.

— Только если заговорите со мной вежливо.

Адам сдержался.

— Могу я с вами поговорить? — спросил он, совершив церемонный поклон.

— Заходите, — сказал Стас, впуская его в дом.

Тот вошел, оглядываясь.

— Ничего не изменилось, — сказал он. — Словно вчера выехал.

— Если вы решили обсудить обстановку, то я здесь меньше недели, и авторитетом быть не могу.

Адам поднял руки.

— Нет, нет, я так!.. Так вы ее брат, да? Стас Бельский?

— Да, — сказал Стас.

— Я о вас слышал от Виктора Ленца, — сказал Адам. — Он говорит, что вы порядочный человек.

Стас вспомнил Виктора Ленца, который сидел в лагере за торговлю медикаментами во время послевоенной эпидемии. Тот утверждал, что его посадили за то, что он обвинил власти в организации этой эпидемии, которая фактически избавила планету от стариков. Он получил пять лет, и вышел из лагеря лет семь назад, так что его вполне можно было забыть.

— Что с ним? — спросил Стас.

— Он пораженный в правах, — сказал Адам. — Прячется в джунглях Амазонки.

— Джунгли Амазонки называются сельвой, — сказал Стас.

— Там у них настоящая коммуна, — стал рассказывать Адам. — Я там с журналистами был, они про них кино делали.

— И чего вы вдруг обо мне заговорили?

— Он про вас рассказывал, — пояснил Адам. — Что-то про то, как вы его от мародеров спасали. А когда вы себя тогда назвали, я вспомнил ваше имя.

Мародеры в лагере действительно держались отдельной группой и терроризировали одиночек. Стас тогда был лидером «фронтовиков», и мародеров они глушили по поводу и без повода. В конце концов, тех перевели в другой лагерь, потому что они много жаловались.

— Он вам что-нибудь рассказывал про эпидемию? — спросил Стас.

— Он рассказал об этом прямо в камеру, — с восхищением отвечал Адам. — Правда, в сеть это не вышло, но левыми путями отрывки появились. Но скандал удалось замять.

Стас кивнул.

— И что вы хотели?

— Познакомиться, — сказал Адам. — Поговорить. Как у Агаши дела?

— У Агаши все в порядке, — сказал Стас. — Правда нынче у нее временные трудности, но она держится.

— Может, я могу чем помочь? — спросил Адам.

Стас посмотрел на него с интересом.

— Террористический акт можете совершить?

Адам неуверенно засмеялся.

— Пожалуй, нет…

— Тогда, ничем, — сказал Стас.

— Как вы думаете, — спешно заговорил Адам, видя, что Стас готов закончить разговор. — У меня еще есть шансы?

Стал вздохнул.

— Нет, — сказал он.

— Никаких? — растерянно спросил Адам.

— Тут особый случай, — сказал Стас. — В друзьях вы оставаться можете, но по части отношений — не дальше.

— У меня такое ощущение, что я ее сам отдал в пасть чудовищу, — сказал Адам.

— А вы могли изменить ситуацию?

— Не знаю. Она очень уж увлеклась им, вот что! Это ведь ненормально!

Стас покачал головой.

— Я не знаю, что вам сказать, — признался он. — Я всего лишь неделю назад покинул лагерь, а на мне уже такое количество проблем, что голова идет кругом.

— Простите, — кивнул Адам. — А Ванда когда появится?

— В свое время, — отвечал Стас. — Обычно Агата заезжает за нею с работы. Она там на продленном режиме, с музыкой, танцами и спортом.

— Я по ней соскучился, — признался Адам. — Как вы думаете, Агата мне позволит с нею пообщаться?

— Не знаю, — сказал Стас. — Я бы не позволил.

— Почему? — удивился Адам.

Стас оглядел его с головы до ног.

— Ей пятнадцать лет, — сказал он. — Ее подружки уже вовсю занимаются любовью. А вы, как я полагаю, явный сторонник свободных отношений.

— И что в этом плохого? — спросил Адам.

Стас кашлянул.

— Если вы в самом деле хотите обсудить эту тему, то лучше найти для этого другое время. Я сейчас немного занят.

— Так, когда мне подойти, чтобы их застать?

— После шести, — сказал Стас.

Адам явно хотел продолжить разговор, но Стас был тверд, и выпроводил его с пожеланиями успехов в жизни. Он не мог сказать, что этот человек ему совсем не нравился, но все же его симпатии к нему не были чрезмерны.

Когда вернулись Агата с Вандой, Стас прежде всего предупредил их, что возможно скорое появление Адама, и это их не очень обеспокоило. Ванда сказала, что он клевый парень, но слабак, а Агата призналась, что немного жалеет его.

— Он постоянно попадает в какие-то дурацкие ситуации, — сказала она. — Один раз мне даже пришлось его выручать…

Оставшись с нею наедине Стас осторожно намекнул на его подозрительный интерес к Ванде, но Агата отмела его подозрения, потому что сама Ванда считала Адама домашним животным, в чем неоднократно признавалась ему, и тому это нравилось. Агата была уверена, что из такого отношения не может вырасти ничего серьезного.

Адам таки появился около восьми часов, принес цветы, вино и коробку конфет, и около часу они томились в гостиной, не зная, о чем бы им поговорить. Стас оставался в своей комнате, куда к нему забежала Ванда и взмолилась о помощи, потому что ей этот вечер уже надоел, а мама продолжала с Адамом какую-то необязательную болтовню.

Стас прошел в гостиную, и присел присоединиться к их беседе. Адам рассказывал что-то о своем путешествии в Африку, демонстрируя фотографии на своем телефоне. С телефона фотографии проецировались на возникающий в воздухе экран, и Адам их с восторгом комментировал, хотя Агате это уже наскучило.

— Так ты женился на этой кенийской ботаничке? — спросила она.

Адам осекся, осторожно глянув на Стаса.

— В общем, да, — признался он неохотно. — Признаюсь честно, я пошел на это ради их африканского обряда, где молодоженов подкармливают возбуждающими препаратами.

— Я уверена, это было весело, — произнесла Агата с презрением.

— Я потом видел себя на экране, это было очень смешно.

Он хихикнул и опять посмотрел на Стаса.

— Я не очень понял, чем вы вообще занимаетесь? — спросил тот угрюмо.

— Путешествую, — сказал тот. — Мои фильмы пользуются в сети успехом.

— А сюда зачем приехали?

Адам нервно вздохнул.

— В конце концов, я здесь был когда-то счастлив…

— Ой, Адам, не морочь мне голову, — сказала Агата.

Адам решительно опрокинул в себя бокал вина.

— Хорошо, я признаюсь, — сказал он. — Мне предложили немалые деньги за репортаж из жизни рептилидов.

— Что?!.. — ахнула Агата. — Ты с ума сошел?

— А что такого? — испуганно отвечал Адам. — Почему бы нам не снять его в твоем доме, когда вы с ним общаетесь, чтобы люди привыкали к тому, что это воспитанные и образованные…

Он осекся и Стас закончил за него:

— Крокодилы…

— Что в этом плохого? — воскликнул Адам нервно.

— Да тебя охрана просто убьет! — сказала Агата. — Они же в жестком режиме, с ними можно разговаривать только по разрешению руководства!

— Так в чем дело, — неуверенно улыбнулся Адам. — Пробей мне такое разрешение!

Агата некоторое время смотрела на него с презрением, и потом наконец произнесла:

— Пошел вон!

— Погоди, погоди, — Адам вскинул руки. — Если это невозможно, то и ладно, только не надо меня прогонять! Я еще хотел с Вандой поболтать…

— Ванда спать пошла, — сказал Стас. — Поздно уже.

— Да? — он был просто жалок. — Я и не заметил…

Он стал подниматься, все еще ломая голову над тем, чтобы остаться.

— Я думал, я смогу переночевать у тебя, — пробормотал он.

Агата повернулась ко мне.

— Видишь, какой он? — спросила она. — Как с таким было жить?

Адам все же вскоре ушел, но Агата еще долго не могла успокоиться от его наглости.

— Это правда, что разговаривать с рептилидом можно только по разрешению?

— Конечно, — сказала Агата.

— А я? — спросил Стас.

— По разрешению, — сказала Агата. — Просто Ланго сам себе выписал разрешение. Он же босс!

— Понятно, — кивнул Стас и пошел к себе.

Никакого звонка из церковного управления в этот день так и не последовало.

36

Субботнее утро он опять начал с бассейна, чувствуя досаду на то, что события задерживаются. Потом он немного позанимался в зале с тренажерами, невольно вспоминая о том, как виделась ему мирная жизнь из лагеря. Там все казалось мрачным и безнадежным, мог ли он представить, что с утра будет купаться в бассейне и прятаться от безделья в тренажерном зале.

Субботний день считался рабочим, и потому он снова был дома один. Ему доставляло определенное удовольствие готовить себе завтрак с помощью ультрасовременной техники, но он уже начал замечать, что с каждым днем удовольствия остается все меньше. Современная техника начинала его раздражать, потому что никак не помогала найти ответы на мучавшие его вопросы.

Первый звонок последовал после десяти утра, когда он пытался разобраться в церковных новостях, потому что ждал оттуда новостей для себя. Но это не был звонок из церковного управления.

— Господин Бельский? — услышал он вполне казенный голос.

— Я вас слушаю.

— На ваше имя послана конфиденциальная информация из центра культурной адаптации. Информация кодирована, код «Альгамбра», тип двенадцатый. Предупреждаю вас о том, что эта информация будет стерта в течение получаса, так что не пытайтесь ее копировать или открыть другому адресату.

— Что за бред! — рассердился Стас. — Я не знаю ваших кодов, как я ее раскрою?

— Код раскрытия высылается вам отдельным файлом, — сказал собеседник все тем же бесцветным голосом. — Прошу вас соблюдать строгую конфиденциальность. Желаю вам успеха.

И он отключился.

Стас немедленно забрался в почту, и нашел там два послания. Одно из них составляло набор знаков, другое было просто рядом цифр. Когда Стас ввел этот ряд цифр в оконце с требованием кода расшифровки, ряд знаков обратился во вполне читаемый текст, в углу которого мигал счетчик времени, обозначавший, сколько осталось секунд до его уничтожения.

Как понял Стас, текст пришел от Ланго, и то, что он послал его таким строго официальным способом говорило о том, что эта стадия работы проводится вполне открыто. В тексте было сообщение о работе некоей секретной базы «Балхаус», размещенной в зоне поражения для конспирации. По сведениям разведки рептилидов, на этой базе шли работы по компьютерным диверсиям, в результате чего было выведено из строя охранное оборудование в некоторых стратегически важных районах. Ничего особенного, просто элементы виртуальной войны. Разве что «Балхаус» на самом деле был обозначением озера Балхаш.

К тексту прилагались списки сотрудников, большинство которых были уже ликвидированы. Но несколько человек дожили до нынешних дней, хотя один из них оказался инвалидом после того, что с ним сделали на допросах, а двое других еще находились в заключении. Срок заключения в пятнадцать лет был установлен предельным, но их посадили позже Стаса, и потому они еще сидели. Это была лаборантка Виктория Маслова, игравшая в деле сугубо вспомогательную роль, и уборщик Алим Мирзоев. Стас попытался поднять историю их осуждения, но там не было ничего, кроме дат. В лагере Виктория Маслова хоть и успела родить двух детей, под амнистию не попала в силу строгости содержания. Ей осталось сидеть еще два месяца, и судя по замечаниям в деле, она этому вовсе не радовалась.

Что касалось уборщика, то у него оставалась семья, его дети жили с матерью, потому что были рождены до принятия закона о воспитании детей. Они проживали в Индии, где из лагерей беженцев довольно быстро выстроились вполне современные города. Основным занятием их была «программа роста народонаселения», где двое сыновей и дочь уборщика уже принесли в копилку общего дела шестерых детишек. Даже жена Мирзоева в свои сорок с лишним лет успела при новой власти родить еще двоих, что позволяло семейству жить безбедно. Стас был уверен, что со стороны уборщика помощи ждать не приходится. Но вот лаборантка Маслова его заинтересовала.

В свои тридцать шесть лет, после всех лагерных испытаний, она выглядела довольно привлекательной особой. В деле было замечание, что она три года жила с заместителем начальника лагеря, пока того не перевели в другое место. Именно от него она родила детей, и не позволила больше никаких связей, хотя после ухода ее партнера прошло больше семи лет. Круг ее интересов составлял компьютерные технологии, история войны, и философия. Стас должен был себе признаться, что ее портрет выглядел довольно привлекательно для знакомства.

Он уже стал сроить планы о том, чтобы через Ланго добиться сокращения срока Виктории Масловой, чтобы подключить ее к расследованию. Конечно, главных секретов она знать не могла, но Стас понимал, что пароль к заложенной в нем информации не должен был быть слишком сложным. В этом смысле Маслова могла ему помочь, хотя бы тем, что рассказала бы про общение сотрудников, про темы их интересов.

До того, как информация была стерта, Стас успел перечитать полученные тексты несколько раз, боясь упустить какие-нибудь важные мелочи, но ничего серьезного там больше не обнаружил. Секундомер в углу экрана монитора добрался до нуля, и текст исчез. Такого рода строгости были Стасу непонятны, но он вполне мог предположить, что это просто следование правилам центра рептилидов.

Он еще размышлял над ходом своего расследования, когда последовал другой звонок, именно тот, который он ждал. На другом конце разговора был протоиерей Феогност, секретарь епархиального церковного управления. Голос у него был вполне приветливый.

— Это Станислав Семенович? — вкрадчиво спрашивал он. — С вами говорит секретарь епархиального управления, протоиерей Феогност.

— Да, да, я помню вас, — отвечал Стас, расслабившись. — Что-то еще?

— Тут из патриархии пришел документ, — сказал Феогност. — Говорится, что ваше дело пересмотрено, и вам належит вернуться к служению в сане иерея.

— Ну что ж, я ждал этого, — произнес Стас. — А как теперь быть с моим увольнением из чтецов?

— Ну, — он даже чуть усмехнулся, — поскольку вы теперь служащий иерей, то из чтецов вы так или иначе увольняетесь.

— Действительно, — согласился Стас. — Как здорово получилось, что вы предугадали мое возвращение.

— Мы тут подумали, куда вас направить, — сказал Феогност. — У вас есть какие-то предпочтения?

Стас невольно хмыкнул.

— Прошу понять меня правильно, — сказал он. — Я всей душой стремлюсь послужить Господу. Но в данный момент мне поручено дело, которое беспокоит самых влиятельных персон. Поэтому мне не хотелось бы брать на себя сейчас полную заботу о приходе. Мне будет достаточно, если меня направят вторым священником в наш Никольский храм.

— Понятно, — согласился Феогност. — О вашем предложении будет доложено владыке, и его решение мы до вас донесем в ближайшее время.

— Спаси вас Господи, отче, — успел сказать Стас, вполне удовлетворенный.

И хотя в другой раз гордиться всеми этими интригами он бы посчитал недостойным, но теперь он явно торжествовал. Это означало, что для того круга верующих, с которыми он уже успел познакомиться, теперь будет праздник торжества справедливости, и совсем им не обязательно знать про ящик коньяка, который должен был компенсировать труды Витаса.

В приподнятом настроении он немедленно позвонил Агате на работу, и та отозвалась испуганным шепотом:

— Стас, ты же знаешь о наших ограничениях.

— И знать ничего не хочу, — весело отвечал Стас. — У меня тут возникает разговор к твоему работодателю. Спроси там, нет ли возможности связаться?

— Ты с ума сошел? Здесь все прослушивается!

— А у меня нет секретов ни от кого, — отвечал Стас с пафосом. — Так и передай тем, кто спросит.

Ему вдруг захотелось ускорить действия по расследованию, и он опять нырнул в сеть, чтобы порыться в тех крохах полезной информации, которые там было можно выловить. Так, к примеру, жизнь заключенных достаточно подробно освещалась на их сетевой группе, тем более, что Стас входил в эту группу еще с лагерных времен. Им предоставлялось право выхода в сеть, но не чаще двух часов в неделю. В послевоенном сумбуре многие искали через сеть своих родственников и знакомых, так что эта возможность там считалась подарком небес. Теперь, входя в группу, Стас испытал ностальгическое чувство, но достаточно быстро с ним расстался, коснувшись новостного блока. Его интересовали личные страницы, и он попытался найти страницу Вероники Мальцевой. Но эта женщина, как выяснилось, не заводила своей страницы, хотя электронный адрес у нее был. Стас едва избежал искушения написать ей письмо, но понял, что торопиться с этим не следует. Эта женщина по его расчетам должна была интересовать многих, так что светиться в этом плане не стоило. Зато он нашел страницу Алима Мирзоева, у которого там было несколько альбомов с фотографиями семьи. Он уже готовился к жизни на воле и строил планы, собираясь организовать в Индии рыбопитомник.

Феогност позвонил около двух, когда уже надо было собираться на службу. Опять же сладкоречивым тоном он сообщил:

— Владыка подписал вам назначение в Никольский храм вторым священником, — сказал он. — Завтра на литургии он сам это объявит перед прихожанами.

— А сегодня мне в каком чине служить? — спросил Стас, веселясь.

— Сегодня пока можете чтецом, — отвечал Феогност.

Можно было бы выразить протест в связи с тем, что распоряжение о его восстановлении имело четко обозначенное число, но Стас не стал. Победитель должен быть великодушным.

К трем часам, когда в храме начиналась служба, Стас подъехал на машине, оставив ее на стоянке. Не в том дело, что он таким образом хотел подчеркнуть свою состоятельность, просто решил не уклоняться от машины, если была такая возможность. Он предвидел, что в будущем ему этот навык непременно понадобится.

Как ни в чем не бывало, он прошел на клирос, поздоровался с клирошанами, и стал листать планшет с текстом службы. Закрутившись со своими делами, он забыл познакомиться со службой, и теперь спешил это возместить. Кто-то сказал батюшке про появление Стаса (не иначе, как шамкающая старуха), и тот выглянул из алтаря.

— Станислав! — сказал он сердито. — Мне сказали, что вас уволили.

— Ошибка, — сказал Стас.

— Что значит, ошибка? У меня вон в компьютере лежит официальное послание владыки!

— Нынче к вам придет другое послание, — пообещал Стас. — А завтра и сам владыка нагрянет.

Отец Глеб смотрел на него непонимающе.

— Откуда вы это знаете?

— Надо же кому-то представить меня, как нового священника, — сказал Стас. — Назначен к вам вторым. И вы не волнуйтесь, забот я вам не принесу.

Отец Глеб засопел.

— Но нам не нужен второй священник!

— Разве? — сказал Стас. — А мне говорили, что вы зашиваетесь!

— Меня вполне хватает на все мои послушания, — сказал батюшка.

— Значит, найдем для меня новые послушания, — сказал Стас. — Служить не пора начинать?

Отец Глеб бросил на него негодующий взгляд, но говорить ничего не стал. Стас заметил, как с другого клироса ему машут руками его новые знакомые, и поклонился им.

37

В прежние времена воскресное всенощное бдение продолжалось часа два. Еще тогда ветераны церковных служб рассказывали про трехчасовые бдения, которые были в обычае на приходах, и многочасовые — в монастырях. Теперь для этого оказалось достаточно часа с небольшим, так что еще до пяти прихожане стали расходиться, хотя предполагалось, что службы должны идти всю ночь.

К Стасу конечно же устремились певчие с правого клироса.

— Что у вас случилось, Станислав? — спросил Роман Петрович.

— Вы все уладили, да? — интересовалась Светлана.

— Более того, — отвечал Стас с улыбкой. — С завтрашнего дня можете официально звать меня батюшкой.

Светлана всплеснула руками, а Вера взвизгнула от восторга.

— Вам вернули сан? — спросил Роман Петрович.

— Да, — отвечал Стас. — Конечно, пришлось использовать скрытые резервы, но дело того стоило. Понимаете, они меня разозлили, и мне надо было успокоиться.

— Мы слышали, — сказала Вера. — Юрка на вас нажаловался, да?

— Юрка? — переспросил Стас.

— Это мой муж, — пояснила Светлана, покраснев. — Хочу извиниться за то, что доставила вам неприятности.

— Да нет никаких неприятностей, — сказал Стас. — А Юрку вы ко мне приведите, хочу сам с ним поговорить. В конце концов, если он ищет правду в церкви, значит он не пропащий.

Они хотели пригласить его на ужин, но Стас сослался на дела и отказался.

Домой он успел вернуться еще до того, как приехали Агата с Вандой, и стал готовить на ужин пирог с грибами и ветчиной. Пирог при приготовлении стал умопомрачительно пахнуть, и Стас запер его в шкаф.

Агата вернулась домой чуть позже обычного, и сразу спросила:

— А где Ванда?

— Как, где Ванда? — переспросил Стас. — Разве ты за ней не заехала?

Агата опешила.

— Мне сказали, ее вывез родственник!

— Но я… — начал было Стас и осекся.

Он понял.

Агата тоже поняла, и потом ухватилась за телефон.

— Я его уничтожу, — проскрипела она зубами. — Как он смел!..

Через минуту она уже немного успокоилась, потому что нашла Ванду в компании Адама, где она находилась со своего полного согласия. Агата высказала по адресу Адама немало грубых слов, и решила немедленно за ней выехать. Стасу пришлось ехать с нею вместе.

В машине он заговорил о своем.

— Ты передала Ланго мои слова?

Агата вздохнула.

— Что у вас там за дела? — спросила она. — Он не говорит, ты не говоришь…

— Если он не говорит, то как могу говорить я? — хмыкнул Стас.

Агата только покачала головой.

— Не лез бы ты в их дела, Стас. Особенно, если это касается Цингали.

— Прорвемся, — ответил Стас. — Так что он ответил?

— Завтра придет в гости, — вздохнула Агата. — Раньше я ждала каждого его визита, как праздник, а теперь начинаю за него бояться.

Ванда вместе с Адамом оказались в клубе, где собирались всякие богемные личности, чтобы поразить друг друга своими творческими откровениями. Томная девица под музыку демонстрировала стриптиз, а собравшиеся громко комментировали ее женские прелести. Ванда сидела на диванчике в объятиях какого-то обкурившегося юноши, и громко смеялась, глядя на стриптиз. Агата тотчас же нашла Адама, который что-то объяснял своему приятелю в стороне, чтобы устроить ему родительский разгон, а Стас вытащил Ванду из объятий юноши.

— Стас! — обрадовалась Ванда. — Ты тоже думаешь, что мне пора?

— Тебе домой пора, — сказал Стас. — Пошли!

— Марк обещал мне устроить кунилингус… — жалобно говорила Ванда, которую Стас уже тащил за руку к выходу.

Вдруг перед ними вырос здоровенный парень, голый по пояс лишь потому, что весь был украшен живописными наколками.

— Погоди-ка, дядя, — сказал он. — Девочка не хочет идти с тобой, понял?

— Ты еще кто такой?

— Я такой, что вполне могу расквасить нос, — сказал тот грозно.

Конечно он был крупнее Стас и выше, но годился разве что для рисования с натуры. Стас подумал, что встревать в драку накануне возвращения сана было бы нелепо.

— Отойди, — сказал он. — Это моя племянница.

— А мне насрать, — сказал парень, угрожающе вытягивая руку.

С этим он очевидно ошибся, и Стас не стал затягивать удовольствие. Он схватил татуированного красавчика за руку, и легким движением метнул его через себя. Это действительно было легко, потому что тот сам на него надвигался, надо было только его направить. Парень с грохотом упал на какой-то стул, который тотчас разлетелся под ним, а Стас не стал дожидаться результата, и вывел Ванду. Громоподобный хохот за спиной дал ему понять, что инцидент был воспринят без криминального оттенка.

Агата появилась спустя несколько минут. Она села в машину, хлопнула дверцей и перевела дыхание.

— Они ее опоили какой-то гадостью, — сказал Стас, а Ванда хихикнула.

— Заткнись, — повернулась к ней Агата. — Ты наказана! Всю неделю будешь сидеть дома. А если я еще раз увижу рядом этого типа, я сдам его в полицию.

— Мама, это было так прикольно, — произнесла Ванда и засмеялась.

— С ней сейчас бесполезно разговаривать, — сказал Стас. — Поехали.

Благо, пирог в шкафу сохранил все свои достоинства, но Ванда сразу же отправилась спать, и пирога не попробовала, а Агата была слишком возбуждена, чтобы оценить кулинарные успехи Стаса. Она все еще кипела.

— Этот подонок сказал, что нашел ей парня!

— Может ей действительно нужен парень? — осторожно спросил Стас.

Агата обернула к нему гневный взор.

— Ты на его стороне?

— Разумеется, нет, — сказал Стас. — Просто девочка и в самом деле задержалась в развитии. Я решительно против сексуальной ориентации отношений, но общение с противоположным полом ей бы пригодилось.

— Все опять закончится сексом, — махнула рукой Агата.

Стас не стал с ней спорить, и они разошлись по комнатам. Будучи давно лишен практики богослужений, он уже подзабыл многое, и ему пришлось вспоминать те правила, которые еще сохраняли силу. Забавно, но воздержание от брачных отношений все еще было обязательным перед литургией. Молитвенные правила были, конечно же, отменены, но Стас не отказал себе в удовольствии прочитать их на церковно-славянском языке. Перед самым сном вдруг зазвонил телефон, и Стас не узнал определяемый номер.

Он насторожился.

— Я слушаю?

— Простите, это полиция. Мы тут нашли на улице гражданку Стаунис Елизавету Марковну, и проверяем телефоны с ее трубки. Вы были знакомы с Елизаветой Марковной?

На экране телефона появилось фото той самой старушки, что свозила Стаса с Неделиным.

— А что с ней случилось? — похолодел Стас.

— Врачи говорят, обширный инфаркт. У нее был вполне почтенный возраст, таких в нашем городе уже и нет. Что вы можете о ней рассказать?

— Приятная старушка, — ответил Стас, вспоминая их встречу. — Я просто помог ей донести сумку до дому, и мы познакомились.

— Вам известны ее родственники, друзья?

— Кажется, у нее есть внучка, — сказал Стас и внезапно вспомнил, что когда он разыскивал Неделина, у старушки не было телефона.

Ему тогда пришлось звонить на телефон внучки.

— Вы не могли бы завтра подойти в участок, чтобы опознать старушку?

— Нет, завтра не могу. У меня завтра очень занятой день. И потом, могу ли я считаться ее знакомым? Мы виделись только раз.

— Но зато ваш телефон в ее трубке!

Стас потянул время, чтобы возникла пауза.

— А вы не ошибаетесь? — спросил он. — Она рассказывала мне, что терпеть не может мобильные телефоны. Откуда вдруг у нее взялся телефон?

— Видите, как интересно, — сказал полицейский. — Вы не заинтригованы? Из этого может получится сенсация, не так ли?

— Меня не интересуют сенсации, — отвечал Стас. — Кстати вы так и не назвались, а это, как мне кажется, требуется законом. Ваше имя, ваше звание, место работы…

— Вижу, вы расстроены, — заметил полицейский. — Я вас понимаю, и потому свяжусь с вами в другой раз.

— И легенду отработайте! — вырвалось у Стаса, прежде чем разговор прервался.

Потом он ругал себя за эту глупую реплику.

Особо теплых чувств к умершей старухе у него не было, но даже при этом такая неожиданная смерть вызывала ряд вопросов. Обширный инфаркт все же не предполагал немедленной смерти, на улице должны были быть люди, которые непременно вызвали бы парамедиков. Но даже если признать, что она умерла своей смертью, то этот звонок с проверкой несуществующего телефона не мог не насторожить.

Стас стал звонить в полицейский участок, и очень скоро выяснил, что у них не было вызовов по поводу смерти старушки. Стас стал жаловаться на то, что его разыгрывают люди под видом полиции, те стали проверять его звонки и не нашли в записях никаких звонков Стасу. Это было совсем удивительно, потому что полиция всегда хвасталась, что фиксирует все телефонные звонки, чтобы проверить их в случае надобности. Но звонок вовсе не был зафиксирован, и это было очень странно. Стасу пришлось назвать имя старушки, и уже через минуту полицейские подтвердили, что у нее нет своего телефона, что у нее есть внучка, которая находится в отъезде, и что она живет именно там, где указывает Стас. Они даже направили в ее квартиру патрульную машину, и через пять минут после того, как Стас положил трубку, ему сообщили, что старушка найдена мертвой в своей квартире. Причем на ней была уличная одежда, так что вполне можно было предполагать, что она выходила на улицу. Стаса обещали держать в курсе дела.

Выяснилось только то, что ему звонили не полицейские. Этим объяснялась ссылка на несуществующий телефон, но было совершено непонятно, чего добивались эти парни? Зато с этим возникали серьезные подозрения в том, что старушку просто убили. Учитывая ее работу на Неделина это было нетрудно обосновать.

Только связаться с Неделиным теперь становилось проблемным.

38

На другое утро Стас так и не увидел владыку Иннокентия до того самого момента, как тот вышел его представлять. Стас, как всякий дисциплинированный священник явился в храм заранее, причем облачение для него заказала Агата, и оно было пошито в компьютерном ателье, то есть отличалось известной долей фантазии и яркостью красок. Поскольку речь шла о воскресном богослужении, цвет облачения был золотым, но без помпезности и аляповатости. Во всяком случае, певчие на правом клиросе были в восхищении. Облачаясь в алтаре Стас вслух читал молитвы на облачение, и отец Глеб кривился, потому что это тоже относилось к ушедшим правилам. Потом они вместе вышли читать входные молитвы, которые тоже были предельно сокращены, и тут на Стаса налетел подоспевший отец Феогност.

— Вы что делаете? — накинулся он на них. — У вас еще нет благословения, отче, и вы не имеете права облачаться и служить!..

— Это почему же? — спросил Стас, закипая. — Разве решение патриархии не является для вас основанием?

— Является, — тотчас испугался Феогност. — Только сначала должен владыка благословить.

— Ну и где же владыка? — спросил Стас.

— Подъезжает, — объяснил Феогност. — Пусть отец Глеб начинает проскомидию, а вы подождите!

Тут у входа поднялся шум, ознаменовавший появление епископа Иннокентия, и Глеб кинулся в алтарь, чтобы подхватить заготовленный крест на подносе, непременный атрибут встречи епископа.

— А как же проскомидия? — покосился на Феоктиста Стас.

Тот помялся и махнул рукой.

— Служите проскомидию, да побыстрее!

Так что пока владыку встречали в притворе, Стас у жертвенника служил чин проскомидии, приготовлении хлеба и вина к таинству. В алтарь то и дело входили и выходили вполне цивильные иподьяконы, прислуживающие епископу, а Стас сосредоточился на молитве. Это мгновение перед службой, когда все только начинается, всегда волновало его своим сугубо пороговым эффектом. Вот перед ним был хлеб и вино, но через мгновение начиналась служба, и все переходило на первую ступень таинства, чтобы постепенно подняться на вершину, где происходит чудо евхаристии.

— Отец, — позвал его иподьякон, когда он закончил все приготовления. — Вас владыка ждет!

Стас вышел из алтаря, и увидел, что владыка уже облачен для службы. Когда-то такие облачения составляли последовательную цепь одевания владыки, но в нынешних условиях все ограничивалось омофором и панагией на толстой золотой цепи.

— Долго вас ждать, батюшка? — проскрипел владыка, глянув на него недобро.

— Простите, — отвечал Стас. — Заканчивал проскомидию.

— Под благословение, — шикнул ему Феогност.

Когда-то благословение подавалось крестом, с поцелуем благословляющей руки, но этих сложностей даже Стас уже не застал. Теперь владыка просто положил руку ему на голову, тяжко вздохнув.

— Отныне, иерей Станислав, надлежит вам служить в храме Святителя Николая вторым священником!

— Аксиос, аксиос, аксиос, — проговорил Феогност весело, после чего правый клирос совсем не по уставу пропел тоже самое.

— Начинайте, отец, — сказал владыка отцу Глебу.

И служба началась.

Стас попытался отрешиться от всех обстоятельств своего возвращения к престолу, и попытался сосредоточиться на молитве. Несколько раз он оговорился, произнося слова на церковно-славянском, на что Феогност фыркал, а владыка бросал на него грозные взгляды, но скандала не возникло, и службу довели до причастия. Стас не причащался иерейским чином очень давно, так что испытал целую гамму чувств, вплоть до искренней и взволнованной симпатии ко всем присутствующим в алтаре, включая иподьяконов, которые стояли вдоль стен.

Перед выходом на причастие мирян епископ вдруг повернулся к Стасу и сказал:

— А теперь, отче, пожалуйте проповедь.

Стас испугался.

— Я не готовился, владыка!

— Ну, если вы готовы к совершению таинства, то тем более должны быть готовы к проповеди!

— Владыка, может не надо, — прошептал сбоку Феогност. — Еще наговорит тут лишнего…

— Пусть говорит, — проговорил владыка сурово.

И Стас вышел на амвон. Народу в церкви собралось много, а главное, он вдруг увидел в толпе Агату с Вандой. Обе были укутаны в платки, которые давно уже не были обязательными, и в их глазах Стас читал восхищение.

Это его и вдохновило.

— Сегодня у меня радость, — начал он. — И это неудивительно, потому что мы с вами находимся в доме радости, и только наше жестосердечье не позволяет нам ощущать эту радость каждый день и каждый миг нашего пребывания в храме. Но сегодня мне эта радость предоставлена самым явным образом, и я хочу поделиться с вами всей ее полнотой.

Его уже слушали, затаив дыхание, потому что привыкли к казенным и безличностным проповедям.

— Милостью Божией, — говорил он, — мне возвращен священный сан, я снова допущен к совершению таинства, и потому взволнован и растерян. Мне много говорили о переменах в обществе, но только теперь я ощутил их вполне. Господня милость коснулась меня самым непосредственным образом, и, прошедший все ужасы войны, я хочу от всего сердца произнести вам приветствие, идущее из древних веков: мир вам!

Его влекла волны умиления, и он остановился только тогда, когда увидел, что ближайшие к нему женщины чуть ли не рыдают.

— Аминь, — говорили люди чуть ли не после каждого его предложения, — Аллилуиа!

Стас поспешил закончить проповедь обещанием верной службы, и поскорее ушел в алтарь, потому что эффект от проповеди был зашкаливающим.

— Фу ты! — произнес насмешливо Феогност. — Это тебя в тюрьме так прокачали!

Стас только хмыкнул, но успел уловить взгляд отца Глеба, в котором было растерянное удивление.

Прихожан причащал сам епископ, и Стас нашел момент выйти в храм, чтобы переговорить с родственниками. По пути его ласково приветствовали прихожане, и он отвечал им с улыбкой. Агата протянула ему букет цветов.

— Вот спасибо, — сказал Стас. — Давно вы здесь?

— Выступление твое слышали, — сказала сияющая Ванда. — Это было здорово!

— Здорово будет, когда вы обе креститься соберетесь, — сказал Стас. — Как ты?

Ванда скривилась и не ответила.

— Она нормально, — отвечала за нее Агата. — Ты помнишь, что к нам сегодня придет Ланго? Надеюсь, ты не задержишься?

— Ну, полагается трапеза с епископом, — отвечал Стас. — А потом я бегу домой.

— Я теперь под контролем, — сказала Ванда. — Шаг влево, шаг вправо…

Она сделала жест, словно стреляет из пистолета.

— Скажи спасибо, что я тебя из дома выпустила, — сказала ей Агата.

— Спасибо, мама, — буркнула Ванда.

— Ну вот, вы тут еще ругаться начните, — остановил их Стас. — Успокойся, Агата, она уже раскаивается. Ты ведь раскаиваешься?

— Теперь, точно, — кивнула Ванда. — А мы могли бы ускорить процесс моего воцерковления?

— Во, какие ты слова говорить стала, — отметил с ободрением Стас.

— Это она свое раскаяние демонстрирует, — хмыкнула Агата.

— Это возможно только при согласии родителей, — сказал Стас. — Поскольку у тебя родитель точно есть, то все решает она.

— Это же все на показ только, — скептически заметила Агата. — Ты же сам понимаешь!

— Я помню, еще до войны у нас в храме один гопник крестился ради денег. Ему бабушка пообещала заплатить, если он крестится. Так что ты думаешь, так увлекся, что через месяц уже собирался рукополагаться. Наш владыка его в монастырь отправил, там их и накрыло в первые дни войны…

Он вздохнул.

— Ладно, — сказал он. — Вы ступайте, а я задержусь немного.

— Не задерживайся, — сказала Агата и увела Ванду.

Стас проводил их взглядом, и невольно отреагировал, когда у двери шевельнулась в сторону какая-то тень. Он присмотрелся, и узнал Неделина. Конечно ему хотелось бы немедленно подойти к нему, чтобы прояснить ситуацию, но делать это в храме, в полном облачении, когда на него смотрели буквально все окружающие, было верхом легкомыслия.

Заамвонную молитву обычно поручали священникам с минимальным стажем рукоположения, но когда епископ направил на молитву Стаса, тот не стал возражать. Потом был произнесен отпуст, и епископ вышел сказать свое слово прихожанам. В потоке сладких поощрительных слов там почти не нашлось упоминания о новом иерее, хотя в конце он выразил надежду, что Стас все же окажется нужным в жизни прихода. Подразумевалось, что все остальные в этом сомневались.

Крест прихожанам тоже подавал Стас, и Феогност предупредил его, что нынче крест никто не целует, и вполне достаточно касаться головы. Стас опять не стал спорить, благословлял прихожан по головам, но когда к нему подскочили певчие, он не удержался и подал им крест на целование. Владыка к этому времени уже вышел, хотя предположить, что о нарушении будет немедленно доложено, можно было смело. Девушки сразу стали расспрашивать его о планах, требуя от него решительного участия в их благих начинаниях, и Стас благодушно пообещал. Не рассказывать же девушкам про его практически безысходную ситуацию с наследством маршала Гремина.

К столу в трапезной он, занятый благословениями и поздравлениями, опоздал, и смиренно сел на самом краю, где уже сидели благочестивые прихожане, приглашенные на трапезу к епископу. Его появление оказалось почти незамеченным, разве что Роман Петрович ему улыбнулся, сидя неподалеку.

— Вы мясо едите, батюшка? — спросил официант.

— Да, конечно, — кивнул Стас.

Тот стал накладывать, а сидевший неподалеку иподьякон насмешливо спросил:

— Вы, отче, наверное и поститесь?

— По мере сил, — ответил ему Стас холодно.

Владыка во главе стола выглядело мрачным, что-то выговаривал едва слышно отцу Глебу, осадил архидиакона, когда тот хотел запеть какую-то песню, и вскоре стал подниматься. С ним поднялись и остальные, спели благодарственную молитву, звучавшую на русском языке чудовищно, и потянулись за заключительным благословением к епископу. Здесь уже Стаса пропустили согласно рангу вперед, и владыка буркнул:

— Вы останьтесь, нам бы поговорить надо.

Разговаривали они в кабинете отца Глеба, оставшись наедине. Владыка некоторое время недовольно сопел, глядя в окно, как расходятся после службы люди, и Стас не спешил его торопить.

Наконец он начал:

— Я не знаю, какие связи вы использовали, но вы должны понимать, что сделано это было довольно грубо.

— Простите, владыка, — сказал Стас. — Но и меня пнули тоже без особой вежливости.

— Но вы ведь не в светское учреждение устраиваетесь, — напомнил епископ. — Нам с вами перед престолом стоять! И если мы будем использовать подковерные игры, то что же мы будем за духовенство?

— Да, действительно, — вырвалось у Стаса.

Епископ поднял голову.

— Что вы хотите сказать?

— Я про подковерные игры, — пояснил Стас. — Действительно, недостойно.

Епископ помолчал.

— Вы намерены со мной бороться? — спросил он прямо.

— Нет, разумеется, — отвечал Стас. — Я намерен служить Богу, и в этом очень надеюсь на вашу поддержку, владыка. Что до моих связей, то их использование было крайней мерой, к которой меня фактически принудили. Уверяю вас, что я не собираюсь устраивать свою карьеру таким образом.

Епископ тяжело вздохнул и кивнул.

— Что ж, посмотрим.

— Благословите, преосвященнейший владыка, — склонился Стас под благословение.

Тот осенил его крестом и положил руку под запрещенный нынче поцелуй.

39

Выходя из храма Стас готовился к встрече с Неделиным, но не обнаружил его. Садясь в машину, он специально заглянул на заднее сидение, но и там его не было. Он появился, когда Стас уже собирался трогать машину с места, быстро упал на переднее сидение рядом и захлопнул дверцу.

— Это что за фокусы? — рассердился Стас. — Кино насмотрелись?

— Вы уже знаете про Елизавету Марковну? — спросил Неделин отрывисто.

— Знаю, — ответил Стас неохотно.

— Как вы об этом узнали?

— Мне позвонил какой-то идиот, представившийся полицейским. Он звал меня явиться к нему, но мне это показалось подозрительным. Я позвонил в полицейский участок, и там ничего не знали о смерти старушки.

— Ее убили, — сказал Неделин.

Стас некоторое время молчал. После службы у него было благочестивое настроение, которое с появлением Неделина немедленно стало уходить.

— Откуда вы знаете?

— Ее внучку тоже убили, — сказал Неделин.

— Она тоже работала на вас? — удивленно спросил Стас, вспомнив недовольный голос внучки в тот момент, когда он позвонил ей, разыскивая старушку.

— В том-то и дело, что нет! — отвечал Неделин. — Просто они в панике.

— Кто? — спросил Стас раздраженно.

— Враги, — сказал Неделин. — Вы поедите, ли мы так и будем стоять здесь?

Стас тронул машину с места, и они выехали на дорогу.

— Кто это, враги?

— Наши противники, — сказал Неделин, устраиваясь поудобнее. — Возьмите, к примеру, Цингали! Сам он, конечно, никак не обозначен, но на него работают несколько силовых структур, от частных агентств до полиции. Конечно, они и сами об этом не знают, но Цингали их все же контролирует.

— Зачем Цингали убивать старушку? — не поверил Стас.

— Я же говорю, они явно стали нервничать, — сказал Неделин, осторожно поглядывая в зеркало. — Это убийство, хоть они и пытались его замаскировать, на самом деле выдает их с головой. Странно ведь, что одновременно умирает от инфаркта старушка, и сгорает в своем загородном доме ее внучка. С разницей в пару часов.

— Что это им дает?

— Они нас запугивают, — сказал Неделин. — Ответных ходов у них нет, вот и бьют по площадям. Но я смогу это раскрутить, в полиции немало достойных сотрудников.

— Они раскроют дело?

— Нет, конечно, — хмыкнул Неделин. — Но они доведут дело до того, что противнику придется ликвидировать своих агентов, замешанных в этом. Согласитесь, это тоже приятно.

— Не знаю, — буркнул Стас. — Это какие-то шпионские игры. Между прочим, я работаю в контакте с рептилидом, которого контролирует Цингали.

— Вы что-то обнаружили?

— Секретную базу на Балхаше, — сказал Стас. — Судя по всему, маршал Гремин отправлялся именно туда. Говорят, там был центр радиоэлектронной борьбы.

— Балхаш, — повторил Неделин. — И что дальше?

— Следствие покажет, — отвечал Стас. — У вас есть что-нибудь для меня?

— А что вас интересует?

— Ну, хотя бы координаты могилы Трускальда. Мой рептилид говорит, что Трускальда сожрали на погребальной церемонии на Болоте.

— Его похоронили, — подтвердил Неделин. — Вы хотите проверить?

— Мой рептилид хочет проверить, — сказал Стас. — Мне бы хотелось держать его на своей стороне.

Неделин покачал головой.

— Имейте в виду, этот Цингали дьявольски хитер. Я бы поставил на то, что он подослал вам этого рептилида. Или использует его.

— А где обитает Цингали? — спросил Стас.

— В Палестине, — ответил Неделин. — Там у них базовый лагерь, даже отряд барсифов есть для охраны.

Стас вздохнул.

— Не добраться, — отметил он.

— А что вам понадобилось от Цингали?

Стас бросил на него быстрый взгляд.

— Скажите лучше, чего они по-вашему испугались? Моей суеты?

— Скорее, нашего контакта, — сказал Неделин. — Чем больше вы обо всем этом знаете, тем вы опаснее.

— Вы уверены, что все идет от Цингали?

Неделин хмыкнул.

— Просто, если я назову вам фамилии основных игроков, вам это ничего не скажет.

— То есть?

— Эта не игра крокодилов, Стас, — пояснил Неделин. — Цингали участвует в ней, но только потому, что он представляет их в фирме. На самом деле идет игра за власть.

— Не понимаю, — сказал Стас. — Торговля младенцами так прибыльна, что ли?

— Это не торговля младенцами, — фыркнул Неделин. — Это торговля новыми современными технологиями, торговля будущим. Ведь по договоренности крокодилы снабжают нас технологиями и инструментарием, все наше Восстановление строилось на их помощи. Но когда планета была восстановлена, обмен продолжается, по условиям фирмы.

— Почему крокодилы на это идут?

— Во-первых, потому что они победили не без участия наших спецов. Во-вторых, тут есть сложный момент социального развития. Крокодилы фактически не развиваются, это все-таки закон природы, и крокодилам нет природной необходимости развиваться. Они уже добрались до своего потолка, и их лучшие представители это прекрасно понимают. Чтобы оставаться на лидирующем уровне, они должны воспользоваться плодами других культур. В данный момент они не нашли ничего лучше, чем Земля.

— Но как они используют нашу культуру! — воскликнул Стас. — Это просто какая-то ферма для кроликов!

Неделин усмехнулся.

— Это видимый слой, — сказал он. — Они все свои надежды связывают с новым поколением, которое воспитывается в лагерях. Там им закладывают нормы технократического общества, давнюю мечту всех масонов и утопистов. Нынешнее поколение остается разве что на прокорм. Я говорю метафорически, — поспешил добавить он.

— Можно принять и буквально, — сказал Стас. — Значит, против меня работает наше мировое правительство?

— Вот именно. Поэтому будьте предельно осторожным. Как только они почувствуют опасность, они вас уничтожат без промедления.

— И вы меня не защитите? — спросил Стас легкомысленно.

— Как видите, я не могу защитить даже своих рядовых сотрудников, — вздохнул угрюмо Неделин. — Я ведь только прикрываюсь работой на Хануиля, и его разведка следит за каждым моим шагом, так что большой свободы маневра у меня нет. Конечно, я приложу максимум усилий, чтобы обезопасить вас, но многого я не смогу.

Стас уже подъехал к дому Агаты и остановил машину неподалеку.

— Значит так, — сказал он. — Как я понял, у вас существует какая-то подпольная организация реваншистов?

— Что-то вроде, — отвечал Неделин не очень охотно.

— И вы надеетесь воспользоваться этим артефактом, чтобы перехватить инициативу?

— Да.

Стас кивнул.

— Теперь понятно, — сказал он. — Вам выходить.

— Не здесь, — сказал тот. — Здесь все просматривается автоматически, это же дом вашей сестры. Отвезите меня на остановку автобуса.

Через несколько минут Стас уже поднимался в дом Агаты, где его встречала Ванда, поднося ему букет цветов.

— С возвращением в духовный сан, батюшка, — произнесла она фразу, которую долго готовила заранее.

Агата рассмеялась за ее спиной.

Стас стал им рассказывать всю историю своего восстановления, от Светланы с ее мужем, до последних опасений епископа.

— А почему бы тебе не стать епископом? — подхватила Ванда. — Мама попросит своего крокодила, и тебя сделают вашим главным епископом. Как он называется?

— Патриарх, — смеясь, отвечала Агата. — Но я не думаю, что Стас метит так высоко.

— Правильно не думаешь, — кивнул Стас. — И вообще, мой потолок, это келья послушника в каком-нибудь забытом всеми монастыре.

— Монастыри запрещены, — напомнила Агата.

Стас со вздохом кивнул.

— Увы, уже половина наших епископов женаты. Хотя окончательного решения по этому вопросу так и не было принято.

Ванда подсела к Стасу ближе.

— Может, тогда и тебе забыть про твой целибат? — спросила она, лукаво усмехаясь.

Стас посмотрел на нее косо.

— Изыди, сатана, — сказал он. — Так когда придет Ланго, я хотел бы перевести дух.

— Часа через два, — отвечала Агата. — Вполне можешь подремать.

— Я думал о бассейне, — сказал Стас.

— И я с тобой! — подпрыгнула Ванда.

Она тоже намеревалась оголиться для плавания в бассейне, но Стас настоял на купальнике. Некоторое время они поплавали, потом Ванда начала хулиганить, и Стас поспешил выйти на берег.

— Тебе не кажется, что в воде мы возвращаемся в первобытное состояние?

— Ты так вообще становишься настоящим динозавром, — сказал Стас, вызвав ее нервический смех.

— Я же из семьи крокодилов! — напомнила она восторженно.

Стас успел немного отдохнуть, размышляя о рассказе Неделина. Он подозревал, что в этой войне значительная часть человечества была на стороне крокодилов, но даже не думал, что все был так глубоко структурировано и организовано. Конечно, какие-то разговоры о тайнах Луны шли еще накануне войны, некоторые прямо говорили о контакте с инопланетянами, но дальше досужих сплетен это не шло. А теперь оказалось, что там шли активные переговоры, где наши руководящие слои договаривались о цене младенцев для пропитания братьев по разуму.

Появление Ланго опять сопровождалось предварительным визитом охраны, приземлением летающего судна, и чуть ли не торжественным парадом с участием одного Ланго. Тот и сам заметил некоторую неуклюжесть этой церемонии, и поспешил сказать:

— Они ужесточают охранные мероприятия, представляете!

— Кто — они? — спросил Стас, здороваясь с ним у порога.

— Хороший вопрос, — кивнул Ланго. — Учреждение, которое мы создали для своей безопасности, берет на себя все больше инициатив. Это надо обдумать, но тут есть момент абсурда.

— Это точно! — сказал Стас.

Агата вышла к ним в новом наряде, была слегка взволнована и болтлива.

— Мы тебя совсем достали своими расспросами, — говорила она, пока Ланго пытался продемонстрировать поцелуй руки, что было довольно смешно.

Впрочем, он и сам над этим посмеивался.

— Ты же понимаешь, что только у тебя дома я по-настоящему могу расслабиться, — говорил он, устраиваясь в своем специальном кресле в гостиной.

— И мне это приятно, — сказала Агата. — Ты уже слышал, что Стас вернул себе свой духовный сан? Сегодня утром он уже служил в храме, представляешь?

— Плохо представляю, — отвечал Ланго. — Но все равно поздравляю. Как вам это удалось?

— Использовал элементы бюрократически игр, — сказал Стас. — Мне это действительно приятно, потому что я с юности шел к этому.

— Вопросы религиозного структурирования мне особенно интересны, — сказал Ланго. — Если хотите, я могу пригласить вас для работы в нашем центре консультантом. Но мне кажется, так много внешнего контроля вам вряд ли понравится.

— Это верно, — кивнул Стас.

Потом были напитки, невинная болтовня и обмен мнениями по актуальным общественным проблемам. Агата долго не хотела оставлять их, но наконец сам Ланго сказал:

— Дорогая, ты не позволишь нам на несколько минут уединиться.

— Я так и знала, — нервно заметила Агата. — Ты пришел не ко мне, а к нему!

— Я пришел к вам, — поправил ее Ланго. — Мне бы хотелось, чтобы ты не забывала о том значении, которое представляют для меня наши отношения.

— Да, я помню, — кивнула Агата. — Ладно, поболтайте немного, я пока займусь планированием обеда.

Она погладила Ланго рукой по его физиономии, и вышла.

40

Пристально глядя на Стаса, Ланго отпил глоток своего напитка.

— Так зачем вы меня звали? — спросил он.

— У меня есть идея, — отвечал Стас. — В кубанском лагере заканчивается срок заключения пары человек из центра «Балхаш». Не могли бы вы помочь мне извлечь их оттуда раньше срока, чтобы попытаться поговорить с ними.

Ланго опять отпил глоток.

— А что это за люди?

— Низшее звено, — сказал Стас. — Лаборантка и уборщик.

— И зачем они вам нужны?

— Я надеюсь извлечь из них полезную информацию?

Ланго насторожился.

— Вы собираетесь их пытать?

— Да нет же, — вскинул руки Стас. — Я просто поговорю с ними, как фронтовик, как свидетель последних минут жизни маршала Гремина. Я не очень уверен, что из этого что-нибудь выйдет, но это все же какое-то движение.

Ланго кивнул.

— Я постараюсь вам помочь, — сказал он.

Потом он посмотрел на Стаса, покачал головой и вздохнул.

— Я много думал над тем, что вы рассказывали, — признался он. — Я просто не знаю, как к этому отнестись.

— О чем вы? — спросил Стас.

— О младенцах, — сказал Ланго. — Я вполне понимаю, как чудовищно это выглядит.

— Оставим это, — предложил Стас. — Забудем, чтобы не напрягать наших отношений. Наверное, я никогда не смогу этого понять, но я вовсе не намерен навязывать вам своего мнения. Я же понимаю, это совсем другая культура.

— Дело в том, что я здесь занимаюсь изучением именно вашей культуры, — стал объяснять Ланго, — и искренне восхищен сложностью и многослойностью ваших отношений. У нас это выстраивается на уровне творческой элиты, которую представляют в основном гринбеи, но этот процесс находится еще в самом зарождении.

Стас кивнул.

— Я правильно понимаю, — спросил он, — что ваша задача разработать программу воспитания рептилидов в земном духе?

— Адаптировано, конечно, — сказал Ланго. — Вряд ли кто из рептилидов сможет постичь глубины вашей мысли. Что говорить, если для большинства нашего населения еще совершенно недоступна таблица умножения.

— Я понимаю ваше восхищение, — сказал Стас. — Но все же, неужели культура вашего народа настолько безнадежна? Вам совсем нечем гордиться?

Он посмотрел на Стаса взволнованно, так что тот вдруг подумал о крокодильих слезах. Но Ланго был предельно серьезен.

— Нечем, — сказал он. — Понимаете глубину моей трагедии, мне нечем гордиться!

— Такого просто не может быть, — уверенно заявил Стас. — Ведь должно быть что-то, что вспоминается вам с теплотой.

— С теплотой у нас обычно вспоминается победа над врагами, — с горечью произнес Ланго. — А уж если вам удается сожрать врага, то вы можете поддерживать эту теплоту достаточно долгое время. Если бы вы знали, как я себя ненавижу за то, что рожден крокодилом!

Стал раскрыл рот, чтобы возразить, но к своему ужасу не нашел возражений.

Ланго вздохнул и поднялся.

— О чем я мечтаю, — сказал он, — так это об технологии превращения крокодилов в людей. Увы, это невозможно в принципе, даже с участием воли Создателей.

Стас выдержал паузу, чтобы поменять тему, и заговорил:

— Кстати, о Создателях. Как проявляется воля Создателей в вашем обществе?

— Спросите у фенцеров, — сказал Ланго с тоской. — Это они оглашают волю Создателей, собирая для этого толпы рептилидов. Эти толпы потом разбегаются по всем концам, чтобы разнести волю всем остальным.

— Но речь идет о планете! — напомнил Стас.

— Да, о планете, — согласился Ланго. — Фенцеры собраны в постройках Гультанура, а все остальные разбросаны по болотам вдоль экватора. Там у нас проложены скоростные дороги. Мы не забираемся к полюсам, потому что там слишком холодно для жизни пресмыкающихся. Все население Болота составляет не более восьмисот миллионов голов.

Стас не мог не обратить внимания, что тот использует термины из области животноводства, но не стал протестовать. Слишком горек был тон несчастного Ланго.

— Пусть вам примером будет все тот же Трускальд, — сказал Стас. — Кажется, он нашел пользу в своем изучении человеческой культуры.

Ланго покачал головой.

— Ваша версия ничем не подтверждается. На центральной площади Гультанура есть пантеон для великих рептилидов, и памятник Трускальду там на самом видном месте.

— А могила на Луне, — сказал Стас. — Вы пробовали проверить этот вариант, или решили ограничиться официальной информацией?

— Я ищу подходы, — вздохнул Ланго. — Не могу же я открыто спросить, где там могила Трускальда?

— Я хочу заметить, — напомнил Стас. — Что если его все же похоронили по земному обычаю, то, наверное, остались те рептилиды, которые пошли на это!

— У него было много учеников, — кивнул Ланго. — Не большая часть из них погибла на войне, особенно когда вы взорвали орбитальную станцию. Там были тысячи погибших!

Стас вспомнил, как была взорвана орбитальная станция, и как все они ликовали по этому случаю. И даже теперь он не нашел в себе сил посочувствовать давно прошедшей трагедии.

— Кто-нибудь точно остался, — сказал он.

— Я поспрашиваю, — пообещал Ланго.

Стас вздохнул и поднялся из-за стола.

— Я понимаю ваши переживания, Ланго, — заговорил он тоном проповеди. — Но и вы должны понять, что у Господа не бывает лишних народов, даже если те и рептилиды. Если Господь допустил ваше появление прежде времени, то на то были свои причины, которые нам неизвестны. В конце концов, наше общество не настолько далеко ушло от каннибализма, если говорить прямо. Сейчас вы поводите программу роста народонаселения, чем бы это ни было вызвано, а в предшествующую эпоху тенденция была на уменьшение народонаселения, причем участвовало в этом все общество. Люди искусственно охранялись от зачатия самыми разными способами, вплоть до убийства младенцев в утробе, оставляя себе только область удовольствия. Которая, кстати, очень скоро переходила в извращения от естественного пресыщения. И я представляю, что ваше нашествие было попущено нам именно для того, чтобы мы опомнились. Теперь, в другой крайности мы начинаем совсем забывать о смысле продолжения рода, и это является нам безусловным предупреждением от последующих заблуждений в этом вопросе.

Стас остановился, почувствовав, что совсем скатился на менторский тон. Но Ланго слушал его с искренним воодушевлением, и когда он закончил, зачаровано спросил:

— Значит, вы полагаете, что и у нас есть свое предназначение?

— Безусловно, — подтвердил Стас.

Ланго откинулся на спинку кресла, испытывая очевидное возбуждение.

— Это тема! — сказал он. — Это может стать темой для моей работы! Я долго не мог найти точки сопряжения наших культур, но вы мне подсказали ее.

Стас сдержано поклонился.

— Я рад, что могу вам помочь, — сказал он. — Но давайте вернемся к нашей главной задаче. Какие у вас есть предположения о содержании той информации, которую поручили на мое хранение?

— Никаких, — отвечал Ланго.

— Трускальд был фенцером, верно?

— Он был Предвестником, то есть одним из верховных вождей.

— Значит, он участвовал в этих церемониях по призыву воли Создателей?

— Да, конечно.

Стас стал медленно вышагивать по комнате.

— А не могло ли быть связано сообщение маршала Гремина с какими-то особенностями этого ритуала?

Ланго усмехнулся.

— Мне льстят ваши попытки придать религиозные черты действиям фенцеров, но все же надо признать, что это технология. Просто время от времени фенцеры включают свою аппаратуру, и задают вопросы, на которые получают ответы.

— Аппаратуру? — повернулся к нему Стас.

— Я говорю условно, — сказал Ланго. — У них есть некие артефакты, которые они используют для подключения. Как вы понимаете, никому кроме фенцеров наблюдать эти церемонии не приходилось.

— Веритиан? — спросил Стас.

Ланго поднял голову.

— Что это?

Стас перевел дыхание.

— Вы никогда не слышали это слово?

— Нет. О чем это вы?

— Это только предположение, — сказал Стас. — Я тут натолкнулся… — он осекся. — В общем, есть версия, что ваш Трускальд основал здесь некое сообщество единомышленников. Я имею в виду, среди людей. Маршал Гремин вероятно был членом этого сообщества.

— Потрясающе, — произнес Ланго. — И я ничего об этом не знаю!

Стас, который пришел к предположению о сообществе буквально несколько мгновений назад, испытал смущение от того, что подал свои фантазии, как факт. Но тот так обрадовался предполагаемому сообществу, что разочаровывать его было бы еще большим злом.

— И я думаю, — продолжал Стас, — не посвятил ли он своих новых учеников в некие тонкости вашего ритуала?

Ланго на мгновение замер. Такой вариант развития событий безусловно представлялся весьма революционным, но слишком уклонялся в область предательства интересов Болотного общества. Ему понадобилось время, чтобы взвесить все доводы за и против.

— Как вы думаете? — прервал его рассуждения Стас.

— Я не знаю, — уклончиво отвечал Ланго. — Учитель Трускальд был вознесен на уровень пророка, и трудно представить, что это могло бы случиться, если бы он в самом деле… Совершил то, о чем вы говорите.

— Вы полагаете, что воля Создателей адресована только вам? — спросил Стас.

— Мне ничего не известно про тонкости ритуала, — стал объяснять Ланго. — Да мы никогда этим особенно не интересовались. Но ваше предположение… Оно все меняет!

— Что меняет?

— Всю картину! — сказал Ланго. — Если учитель на самом деле решился на такой подвиг, это по сути означает, что мы способны преодолеть свою судьбу!

— Я об этом сразу сказал, — заметил Стас. — Человек сам определяет свою судьбу, почему бы и рептилидам не поступать так же?

Ланго закачал головой.

— Мне это надо обдумать!

— Конечно, — успокоил его Стас. — Но давайте не забывать, что Цингали дал нам всем срок исполнения задания, и нам надо торопиться.

— Простите, — кивнул Ланго. — Я помню, конечно. Так что вы от меня ждете?

— Освобождения тех людей, о которых я вам говорил.

Ланго окончательно поднялся.

— Хорошо, — сказал он. — Я отдам распоряжение. Наша задача приоритетна, и со мной не посмеют спорить. Вы позволите мне перед уходом попрощаться с Агатой?

— Да, конечно, — отвечал Стас.

Ланго кивнул ему и прошел в стороны комнаты Агаты. Стас проводил его взглядом, оставаясь в сомнении, какой эффект могло произвести его предположение о Трускальде. Или он ему поверил, и воспарил духом по поводу судьбы рептилидов, или он обнаружил в этом предательство коренных интересов своих сородичей.

В любом случае, все это должно был дать скорый результат.

41

Уже с утра он был в храме, потому что отец Глеб был занят со своими благотворительными делами, и Стасу пришлось служить отпевание покойного. Покойный был довольно молод, и причиной смерти в документе было указано «отравление наркотическими веществами». Мать покойного сказала, что парень страшно стеснялся женщин, но под влиянием друзей был вынужден посещать Дом Любви, и для этого потреблял наркотики.

— Хоть будущее поколение будет нормальным, — говорила она со вздохом.

Стас не стал с ней обсуждать эту тему, отпел покойного по всем правилам, тем более, что на клиросе оказались знакомые певчие, хоть и не в полном составе. Светлана успела сообщить ему, что ее муж сам заинтересовался встречей с батюшкой, но только в плане творческой дискуссии.

Потом Стас беседовал в притворе с неким сомневающимся господином, который пытался разобраться, какое место среди творений Божиих занимают реплитиды. Позже появился отец Глеб с группой своих стариков, которые горели желанием поработать в саду, что принадлежал церкви, и потом они вместе трапезничали. Стариков, как уже понимал Стас, оставалось совсем немного, но их немощь и слабости воспринимались, как досадные помехи. Как правило со стариками после шестидесяти уже никто не жил, их сдавали в пансионаты, где было довольно приемлемое обслуживание, и там они доживали в своем кругу, вспоминая прошлое и занимаясь всякой чепухой. Отец Глеб взял их под свое попечение, чем доставил им немало радости, потому что комфорт пансионата явно не был для них достаточным.

— Меня вчера тронула ваша проповедь, — сказал отец Глеб за трапезой Стасу.

— Спасибо, — кивнул тот.

— Главное в ней было то, что вы явились к нам из другого мира, — продолжил отец Глеб. — Конечно, это был нелегкий удел, все же тюрьма, но вы явно не тронуты основными пороками нашего современного общества. И это радует.

— А что вы считаете основными пороками? — заинтересовался Стас.

Отец Глеб неторопливо утер губы.

— Лицемерие, — сказал он просто. — Люди давно уже отвыкли от искренних чувств и слов, с ранних лет у них начинается какой-то затяжной спектакль, где они фактически играют персонажей популярных сериалов, даже не замечая этого.

Стас располагающе улыбнулся.

— Батюшка, дорогой, ведь все мы пользуемся словами и категориями, которые не мы придумали. Это действительно похоже на спектакль, но на самом деле это просто язык, на котором люди говорят. А то, что сериалы являются основным окном в мир, это очевидно.

— Это не просто язык, на котором говорят, — сказал отец Глеб. — Это язык, на котором они думают. Этот язык подсказывает им выбор решений, заменяет им волю.

Стас покачал головой.

— Не знаю, — сказал он. — Я сериалы совсем не смотрю, и потому не знаю, о чем они там говорят. Меня больше угнетают эти чудовищные свинофермы, называемые Домами Любви.

Отец Глеб с улыбкой покачал головой.

— Не приведи Господь, батюшка, вам такое на проповеди сказать. Нас владыка на каждом собрании предупреждает, что политика роста народонаселения, это политика развития общества, и выступать против нее недопустимо.

— Ну, — сказал Стас. — Он-то понятно, почему так говорит. Но посмотрите сами, хоть мы и позволяем себе молчать по таким важным вопросам, но люди в церковь еще идут. Разве само это не чудо?

— Да, — насмешливо кивнул отец Глеб. — Я так понимаю, что от вас надо ждать еще многих сюрпризов.

— Я о том, что происходящее в храме выходит за рамки наблюдаемого, — сказал Стас. — Тут действительно вершится таинство, не ради нашего с вами косноязычия, а ради собирающихся людей. И я хочу быть к этому причастным.

— Дай Бог, дай Бог, — сказал отец Глеб и стал подниматься вместе со всеми остальными на благодарственную молитву.

От высоких духовных проблем Стас довольно быстро опустился до грубого насилия. Его машину на пустой дороге вдруг подрезала другая машина, и перегородила путь. Стас недоуменно выбрался, и вдруг увидел, как навстречу ему из той машины выходит сразу четверо крепких парней. Одним их них был тот самый татуированный малый, с которым у Стаса случилась стычка в клубе, где он искал Ванду. Оставалось предположить, что он приехал дать реванш.

Стас все понял и поднял руку.

— Спокойно, ребята, спокойно, — сказал он. — Я нынче священник, и мне по сану не положено драться. Но, если что, вы должны знать, что я пятнадцать лет отсидел в лагере, где подобные аттракционы были каждодневны. Не стоит нам устраивать эти игрища.

— Так и мы про что, — сказал татуированный. — Кому нужны неприятности? Так, только, слегка…

Из окна второго этажа соседнего дома выглядывала какая-то размалеванная девица, которой эта сцена доставляла удовольствие.

— Ну что, поп, влип ты, я погляжу? — воскликнула она и рассмеялась.

Конечно, Стас был священником, но он при этом начинал свою службу у престола, как капеллан, то есть, все же отчасти считался воином. Так что к непротивлению он не склонялся, хотя всегда был готов теоретически доказать, что это лучший способ борьбы со злом. Но в данную минуту он просто присматривался, вырабатывая тактику боя.

Татуированный, хоть и был здоровее всех, на серьезного противника не тянул. Скорее всего он нанял уличных драчунов, чтобы наказать своего обидчика. Но драчуны смотрелись уже куда серьезнее. У одного была бейсбольная бита, другой лез в карман за ножом, или кастетом, а тот, что шел чуть сзади, достал цепь, и принялся крутить ею круги в воздухе. Поэтому, когда татуированный полез вперед, он опять совершил ошибку. Не был он бойцом.

Стас сделал пугающий выпад, так что тот испуганно дернулся, после чего легко скрутил ему руку, и спрятался за ним. Тот отчаянно пытался вырваться.

— Убью, гнида, — шипел тот.

— Если еще приблизитесь, — сказал Стас, — я ему голову скручу.

— Да нам по фигу, — хмыкнул парень с битой. — Нам бабки отбить надо, чтобы не говорили, будто мы берем деньги за так!

Второй достал из кармана телескопическую дубинку, и со свистом раскрыл ее.

— Даже не дергайся, — сказал он.

Стас понимал, что им нельзя отдавать инициативу, потому что силы были не на его стороне. Он толкнул пыхтящего татуированного на парня с битой, а сам сумел ухватить за дубинку второго и вырвать ее у него из руки. Но не успел он порадоваться оружию, как третий подскочил сзади и хлестнул его цепью. Левую руку понизала боль, и хотя Стас ответил ему дубинкой, но без особой силы. Первый уже отбросил татуированного клиента, и замахнулся битой, так что Стасу поневоле пришлось прыгать ему в ноги, чтобы свалить на землю, но при этом он и сам упал. Парень с цепью немедленно подскочил, и снова хлестнул его, на сей раз удар пришелся по голове. Цепь рассекла кожу, и его глаза стали заливаться кровью, но он уже вскочил и прижался к стене, готовый отбивать очередное нападение.

— Упертый тип, — отметил парень с битой, снова готовый к атаке.

— Старик стариком, а хорохорится, — сказал второй.

Девица сверху кинула пластиковую бутылку с водой, намереваясь попасть в Стаса, но не попала, и бутылка упала на землю, разливая воду вокруг.

— Да уройте вы его! — крикнула она.

Стас рукавом вытер лицо. Дубинка все еще оставалась у него в руке, и он кинулся вперед, сразив ударом парня с цепью. Тот заорал от боли, и метнулся в сторону, но тут бита наконец нашла свое применение, и Стас получил мощный удар по руке. Его опять пронзила боль, и он понял, что левую руку ему все же сломали. Машинально он нанес ответный удар, и даже попал тому в плечо, но боль в руке не позволила ему насладиться успехом. Он понял, что эту схватку ему уже не выиграть.

Противники тоже поняли это, окружая его с наглой уверенностью и не торопясь заканчивать удовольствие.

— Вот, — сказал татуированный. — Это еще не все. Еще надо ноги поломать…

А парень с цепью хихикнул и стал раскручивать свою цепь для удара.

Тут неожиданно завыли сирены, и с двух сторон выкатились полицейские грузовички, из которых стремительно высыпали крутые автоматчики. Стас поначалу не понял, что происходит, и даже попытался позвать их на помощь, но это и была помощь. Полицейские мгновенно оказались рядом, повалили всех на землю и стали вязать. Офицер подскочил к Стасу.

— Как вы?

— Мне руку сломали, — буркнул Стас. — А так ничего…

— Немедленно в больницу! — прикачал офицер.

Откуда ни возьмись, появились два санитара с носилками, уложили Стаса и быстро понесли к машине. Стас все еще ничего не понимал.

— Как вы здесь оказались? — спросил он у санитара. — Так удачно!..

— Удачно, — язвительно хмыкнул тот. — За эту вашу сломанную руку нам еще намылят шею, вот увидите… А все от того, что этот идиот не проверил дорогу, и мы въехали в тупик! Опоздали на три минуты, еще бы чуть-чуть, и они бы вас завалили!..

Носилки задвинули в салон санитарной машины, и та немедленно двинулась с места.

— А из-за чего весь сыр-бор? — спросил Стас. — Из-за меня, что ли?

— Вам лучше помолчать, — сказал санитар, сидевший рядом.

— Но я не понял…

Санитар вколол ему обезболивающее.

— А чего тут понимать, — вздохнул он. — Вы у нас проходите по списку персональной охраны, за вами наблюдал отдельный сотрудник.

— За мной следили? — ошарашено переспросил Стас.

— Такой у нас приказ, — сказал санитар, и покачал с досадой головой, — три минуты опоздания! Не дай Бог, до начальства дойдет.

Стал перевел дыхание.

— От меня не дойдет, — успокоил он санитара.

Тот только рукой махнул.

— Желающие донести всегда найдутся. Мы, оперативники, проходим по третьей категории, так что завистников вокруг хоть отбавляй!

Доехали довольно быстро, и Стаса в оперативном порядке доставили к хирургу.

— Клиент класс «А», — сказал санитар.

Хирург немедленно подошел.

— Быстро диагностику! — приказал он, и больничные санитары подкатили какую-то аппаратуру.

— Просто руку сломали, — объяснил Стас.

— А также многочисленные ушибы, рана на голове, легкое сотрясение, — подтвердил хирург, глядя на экран своей машины. — Быстро в инкубатор!..

— Куда? — испугался Стас.

— Это мы между собой так называем, — махнул рукой хирург. — Инкубационная камера регенерации тканей. Через полчаса будете, как новенький!

Стас опешил.

— Я и не знал, что у нас есть такая аппаратура!

— Есть, но не у всех, — сказал везущий его санитар. — Только для клиентов класса «А».

— Помолчи, Кузьменков! — шикнул на него хирург.

Стас повернулся к нему.

— Я действительно являюсь клиентом класса «А»? — недоверчиво спросил он.

— Успокойтесь, все будет в порядке, — отвечал тот невпопад.

Его закрыли в какой-то камере, где у него в ушах мгновенно возник неприятный звон, а потом все его тело словно мелко завибрировало. Ощущение это не было слишком неприятным, но беспокойство вызывало. В камере быстро стало жарко, но для облегчения дыхания к нему опустилась маска с кислородом. Дальше с ним начались какие-то действия, то ли массаж, то ли вправление костей, но мяли его хорошо. Потом была стадия расслабления, когда массаж был легким и приятным, и снова начинались активные действия. И так Стаса мурыжили почти полчаса, но когда он выбрался, то сломанная рука и вправду зажила, хотя врач и предупредил:

— Руку пока старайтесь не перегружать. Голова не ломит?

Стас пожал плечами.

— Вроде ничего…

— Тогда все, — улыбнулся врач. — Вас отвезут домой на машине.

42

Дома Стас еще долго проверял работоспособность своей только что сломанной руки, и не мог поверить в ее исцеление. Часа через два стали звонить, сначала от церковных людей, потом епархиальное начальство выразило сочувствие, и наконец позвонила Агата, которая сообщила, что это досадное происшествие вынесли в сеть городских новостей, наверное, было снято кем-то из полицейских для протокола. Имя Стаса никто не назвал, но упомянули «некое духовное лицо», да и физиономия его была на экране крупным планом, так что ошибиться было трудно. Стасу пришлось отчитаться за происшедшее, и Агата была шокирована, узнав, что идейным организатором нападения был тот противный тип из клуба.

— Ты представляешь! — кипела она возмущением. — И в такое заведение он потащил Ванду!

Сама Ванда узнала обо всем от матери во время возвращения домой, и была в шоке, особенно узнав о переломе руки. Впрочем, встретив дома Стаса с обеими здоровыми руками она была несколько разочарована, хотя Стас и уверял ее, что его спасли новые технологии в медицине.

— Почему ты им не накостылял? — спрашивала Ванда. — Ты же солдат, ты их свободно мог в бараний рог согнуть!

— Значит, не смог, — вздохнул виновато Стас.

На другое утро ему позвонил отец Глеб и сказал, что на несколько дней он может считать себя свободным, учитывая то, что ему пришлось пережить. Стас рассказал ему про успехи новой медицины, но отдохнуть не отказался, разве что только пару дней.

А потом к нему на связь через сеть вышел Витас Лемба. На экране он выглядел довольно пошлым чиновником не высшего разряда, но амбиции у него кипели и выплескивались через край.

— Мне сообщили, — говорил он раздраженно, — что вы виделись с профессором Цингали! И вы даже ни словом об этом не обмолвились!

— Он вызывал меня к себе чтобы пропесочить, — сказал Стас смиренно. — Кому приятно рассказывать, как его ругали?

— За что он вас ругал?

— За старую историю времен войны, — сказал Стас.

Витас наклонился вперед, заняв собою весь экран.

— Вы хоть понимаете, кто такой профессор Цингали?

— Я понимаю, — кивнул Стас. — И вы должны понимать, что о контактах такого рода я не могу докладывать открыто. Если вам неизвестно, то некоторые собеседники профессора после разговоров с ним просто исчезают.

Он засопел.

— Есть шанс на то, что такая встреча повторится?

— Избави Господь, — отвечал Стас. — Моя сестра, как вы знаете, работает в центре и встречается с рептилидами каждый день, но даже она после разговора с профессором выбыла из рабочего состояния на три дня. А что вы хотели?

Он откинулся на спинку кресла и закачал головой.

— Нет, нет, ничего… Так мне вас надо поздравить с законным назначением в священство? — последнее он спросил со смешком.

— Я вас не поблагодарил, — кивнул Стас. — Поэтому спешу компенсировать это выражением самой искренней благодарности. Это состоялось очень вовремя.

— Мне уже сообщили, — ухмыльнулся Витас. — Говорят, ваш главный поп был в ярости!

— Да, — улыбнулся Стас. — Когда вам отослать ящик коньяка?

— С первой получки, как водится, — рассмеялся Витас. — Что у вас за дела с этим Ланго? Говорят, вы стали просто неразлучными друзьями!

— Да, мы встречаемся, — кивнул Стас. — Он же специалист по культуре, его необычайно интересуют вопросы религии. Представьте, он даже предлагал мне устроиться в его центре экспертом в этой области.

— Зачем же вы отказались? — удивился Витас.

Стас хмыкнул.

— Хотя бы потому, что тогда мне не удалось бы говорить с вами так запросто. У них там жуткие правила секретности.

— Да, я знаю, — вздохнул Витас. — А наши козлы не смогли даже уберечь вас от гопников!

Стас склонил голову.

— Так это с вашей подачи я записан в категорию «А»?

Он заулыбался.

— Круто, да? Но ситуацию они уже прокачали, этот дебил с татуировками решил вам отомстить за какие-то разборки в клубе.

— Это я понял, — кивнул Стас. — Кстати, а вы не следите за тем типом, который влез в дом Агаты?

Было видно, что Витас насторожился.

— Он появлялся?

— Пока нет. Просто мне интересно, чего он хотел?

— Темная личность, — сказал Витас. — Есть сведения, что он работал в военной разведке.

— Военная разведка полезла в дом Агаты? — не поверил Стас.

— Там много всего темного, — сказал Витас. — Да и вы не спешите меня просветить.

— Потому что сам мало знаю, — сказал Стас. — Я даже не очень понимаю, что конкретно вы от меня хотите? Информировать вас об интересах рептилидов? Мы их интересуем во всех аспектах, потому что они в самом деле отстают в развитии.

— Мне известно, — заговорил Витас чуть сдержанней, — что вас все пятнадцать лет пытали по делу маршала Гремина.

Стас всплеснул руками.

— И вы туда же! Вы могли поднять протоколы, я ничем не смог помочь следствию.

— Но я не понял, что собственно они хотели?

— Если бы я сам это понял, — ответил Стас устало. — Историю своей кроткой встречи с маршалом я уже пересказал, наверное, тысячу раз, честное слово. Со мной даже несколько раз случался нервный срыв. Я об этом больше не то что вспоминать, думать не хочу!

— А у меня есть сведения, что профессор Цингали запал на вас именно через маршала, — сказал Витас.

— Тогда он это тщательно скрывает, — буркнул Стас. — В нашем разговоре он ни словом не упомянул о маршале.

— А за что он вас тогда ругал?

Стас вздохнул.

— Просто мы там убили в бою какого-то важного рептилида, он приходился профессору родственником. У них считается традицией отомстить за убитого родственника. Профессор сказал, что по его приказу разыскали всех уцелевших участников боя.

— И что он с ними сделал? — с интересом спросил Витас.

Стал посмотрел на экран с укором.

— То, о чем не принято говорить вслух, — сказал он. — Он их просто сожрал.

Витас даже отшатнулся.

— Что за глупости вы говорите! — воскликнул он.

— Простите, — сказал Стас. — Но это его собственные слова. Я уверен, что это не пойдет дальше нашего с вами разговора. Понимаете, какие могут быть последствия.

— Я вообще ничего не слышал! — сказал Витас. — И никогда больше эту тему не поднимайте!

Стас просто пожал плечами. Глядя на ухоженную физиономию Витаса он гадал, знает ли он правду про работу детских центров воспитания? Или он заставил себя забыть это, даже если знал?

— Какая-то сила определенно интересуется вами, — заговорил Витас снова. — И я не смогу вас защитить, если не буду знать, кто это!

— Вы полагаете, что я не заинтересован в возможности узнать это?

— Так приложите усилия! — рявкнул Витас. — Используйте вашего друга Ланго. Что его так интересует в вашем семействе?

— Моя сестра, — сказал Стас. — Он влюблен в нее.

— Что? — насмешливо переспросил Витас. — Влюблен? Рептилид? Вы это серьезно?

— Он ученый, — напомнил Стас. — К тому же гринбей, творческая интеллигенция. Он старается понять суть нашей культуры, и потому преувеличивает некоторые из наших достижений. У них в культуре нет любви, и это его угнетает.

— Думаю, он водит вас за нос, — фыркнул Витас. — Я немного знаю рептилидов, они любят только сами себя.

— Тогда я не знаю, — Стас устал от спора. — Кстати, вы тоже можете заняться встречным расследованием. Вот мы только что списали моих гопников на оскорбленное чувство татуированного парня. А ведь это был самый простой способ узнать о степени моей защищенности. И мы им все это прекрасно открыли.

Витас встревожено вскинул голову.

— Вы полагаете, что это не простое хулиганское нападение?

— Разве такую вероятность вы не рассматриваете?

— И в голову не приходило, — признался Витас растерянно. — Я непременно попрошу заняться этим внимательнее.

Стас пожал плечами.

— Просто, вам это выяснить легче, чем мне.

— Ладно, — махнул рукой Витас. — Разойдемся мирно.

— Кстати, вы не скажете, а где Диана? — вдруг вспомнил Стас.

Витас усмехнулся.

— Где она, я могу вам сказать, — кивнул он. — Но с кем, это уже государственная тайна.

Стас поднял руки.

— Тогда пусть это все остается государственной тайной. Всего вам доброго, Витас.

— И вам не кашлять, — сказал он и отключился.

Стас еще несколько минут смотрел на экран компьютера, пытаясь избавиться от неприятного чувства, оставшегося после встречи с этим типом. Главным было сознание собственной нечистоты, словно он искупался в грязи. Он вспомнил, как отец Глеб хвалил его за отсутствие лицемерия, но теперь он лицемерил добрые десять минут, играя с Витасом в какую-то сложную и непонятную игру. Теперь он сожалел о том, что согласился встретиться с ним и начать цепь этих неприятных встреч. Хотя нельзя было не вспомнить что это Витас организовал ему такое эффектное восстановление сана, да и назначенная им охрана хоть и припоздала к началу событий, но все же успела спасти его от больших неприятностей. Витас был человеком своего времени, и нельзя было требовать от него духовного подвига.

Восстанавливался он в бассейне, накручивая круги по примеру Агаты. Полчаса интенсивного плавания взбодрили его, и он вернулся к компьютеру в своей комнате в самом рабочем состоянии. Именно в таком состоянии его застал видеозвонок из военной комендатуры, что его сразу же насторожило.

— Бельский Станислав Семенович? — спросил его какой-то незнакомый лейтенант.

— Да, это я. Чем могу?

— Я лейтенант Давыдов из Кубанского лагеря строгого содержания. Я доставил в Верейск двух арестованных, которых мне указано передать с документами в ваши руки.

— Погодите! — испугался Стас. — А что я с ними должен делать?

— Понятия не имею, — сказал тот. — Вы их сорвали за два месяца до окончания срока, так что думайте сами.

Стас сдержано вздохнул.

— Как я могу из получить?

— В изоляторе комендатуры по предъявлению личного документа, — сказал лейтенант. — Они работают до восьми, так что свободно успеете сделать это еще сегодня.

— Спасибо, лейтенант, — сказал Стас. — Я непременно за ними зайду.

43

Для рептилидов космический скафандр представлял собой довольно сложный механизм, являвшийся скорее транспортной камерой, чем скафандром. Ланго помещался туда в утепленном костюме, и изолировался тремя слоями изоляции. В таком виде о собрался прогуляться по Луне в окрестностях базы «Тень». Эта база, как оказалось, была создана рептилидами еще лет тридцать назад, и именно здесь базировался тот отряд, который был совершил первое нападение на Землю.

— Почему об этом так мало известно? — спросил Ланго и пожилого румандея по имени Катрибус.

— Что я могу знать, — сказал тот философски. — Я и без того живу здесь уже почти пятнадцать лет, и никто не спрашивает, почему?

Ланго, который привык к тому, что румандеи никогда не критикуют начальство, немного удивился.

— Ты здесь один? — спросил он.

— Время от времени меня посещают, — сказал тот. — У нас тут сохранился передатчик, который достает до Болота, и некоторые пилоты об этом знают. Ведь этот передатчик не контролируется.

— Хитро придумано, — согласился Ланго.

— Так что вы хотите там увидеть? — прямо спросил Катрибус.

— А просто прогуляться по лунной поверхности я не имею права?

Катрибус оскалил зубы в улыбке.

— Вы потратили немалые деньги на перелет, — напомнил он. — Теперь платите за скафандр и ресурсы. И все для того, чтобы погулять по Луне?

— Деньги в жизни не главное, — отвечал Ланго высокомерно. — Закрывай меня!

Катрибус закупорил его в скафандре, после чего покинул его и началась откачка воздуха. Сам Катрибус поспешил в кают-компанию, где остался пилот того корабля, на котором прилетел Ланго, и наверняка стал предлагать тому неконтролируемую передачу домой.

А Ланго выбрался из шлюзовой камеры на поверхность Луны. Пыль от посадки их корабля еще оседала, хотя прошло не меньше часа. На гусеничном ходу его «скафандр» двинулся по поверхности Луны, и в компьютер уже был заложен нужный маршрут. Оставалось только наблюдать. Прожектор высвечивал перед ним круг поверхности, остальное освещалось солнцем, проходившим низко над горизонтом. База располагалась на той стороне Луны, откуда Землю не было видно, но Ланго особенно и не ждал этого. Будучи рептилидом с их довольно бедной фантазией даже для гринбеев, Ланго вовсе не благоговел перед бесконечностью космоса, и не испытывал никаких чувств, находясь на поверхности Луны, кроме естественного опасения за собственное здоровье. Он искренне считал эту поездку авантюрой, и пошел на это лишь потому, что настаивал Стас. Мысль о том, что учитель Трускальд мог настолько углубиться в земную культуру, что принял ее религию, пугала Ланго, потому что он и сам подумывал о таких кульбитах, но лишь в самых безрассудных мечтаниях. Но он считал себя лидером погружения в земную культуру, и известие о том, что великий Предвестник, учитель Трускальд опередил его в этом, разрывала его на части. С одной стороны, было лестно признать, что он является продолжателем дела великого рептилида, идет по его стопам, но с другой стороны его мечты о земной культуре вдруг обрели явственное реальное звучание, и теперь он не мог оставить их в разделе сладких грез. Теперь ему следовало или признавать этот путь, как надежду всех рептилидов, или отвергать его, как величайшее предательство родной культуры. А он не был готов ни к тому, ни к другому. Конечно, земная культура все еще оставалась для него светлым идеалом, но когда он представлял, какие опасности его ждут на этом пути, в его памяти сразу возникали искорки в глазах профессора Цингали, отчего хотелось спрятаться поглубже в болото и замереть в ужасе.

Поэтому он полетел на Луну вопреки собственному желанию, только по последовательному развитию расследования Стаса Бельского. Он еще даже не до конца представлял, чем все это может кончиться, потому что отгонял от себя эти мысли.

Место, указанное на плане Неделина, располагалось не более чем в пятистах метрах от базы, и когда он туда подъезжал, то очень надеялся на то, что не найдет там ничего похожего на легенду Стаса, и успокоенный вернется на Землю. Но его надеждам не суждено было сбыться, и на указанном месте и в самом деле стоял массивный пирамидальный монумент из местного материала, но с ясно видным крестом на вершине. Ланго остановился перед ним в беспомощной растерянности, не представляя, что ему делать дальше. Ему пришлось взять себя в руки, и попытаться исследовать поверхность монумента, чтобы его экспедиция все же имела хоть какой-то результат. И точно, на одной из сторон он обнаружил дверцу, и после недолгих усилий с помощью сервомеханизмов и инструментов в багаже «скафандра» ему удалось ее открыть. Конечно, о том, чтобы пробраться внутрь не было и разговора, потому что даже без скафандра Ланго туда бы не забрался. Но когда он открыл дверцу, вдруг внутри загорелся светильник, и внутреннее помещение оказалось освещено. Не слишком ярко, но достаточно, чтобы рассмотреть стоявший посреди стеклянный ящик, в котором под каким-то расшитым покрывалом лежало тело рептилида. Ланго даже издал жалобный стон, когда увидел это, но жесткая дисциплина исследователя принудила его сделать снимки, чтобы запечатлеть невероятную картину захоронения рептилида на Луне. Там даже обозначилась надпись на небольшой металлической плите на английском языке: «Здесь захоронен несчастный раб Божий, избранный для пролития Божественной любви, но прервавший свое восхождение по смирению». Смысла фразы Ланго пока не уловил, но нашел, что она вполне подходит для захоронения учителя Трускальда, принявшего базовые принципы земной культуры.

Теперь его выбор обострился еще больше. Некоторое время он просто стоял у захоронения, глядя в оконце, и невольно обращался к своему предшественнику с вопросом, как ему теперь себя вести. По сути он самовольно проник в тайну Предвестника, и понимал, что ему грозит в случае раскрытия. Если это дойдет до Цингали, со стороны ли доброжелателей, или от него самого, его уничтожат довольно быстро. Как все рептилиды, Ланго был воспитан в презрении к смерти, но уже коснувшийся культуры иного рода, он не считал это высоким достоинством своей цивилизации. Но окончательный выбор предстоял впереди, и он закрыл дверцу захоронения и отправился в обратный путь.

Пока он с помощью Катрибуса выбирался из скафандра, в голове его билась одна и та же мысль, как подойти к теме.

— Как погуляли, господин? — спросил Катрибус, когда он наконец освободился от оков.

— Странное впечатление, — сказал Ланго. — Ты мне можешь сказать, что это за сооружение расположено тут неподалеку?

— Мне велено его не трогать, — сказал Катрибус.

— И ты не трогал?

Катрибус рассмеялся.

— Как бы не так! Сидеть здесь пятнадцать лет, и не обойти всю поверхность вокруг?

— И что ты об этом думаешь?

Катрибус засопел.

— Там внутри рептилид, — сказал он.

— Да что ты! — очень правдоподобно ахнул Ланго. — Почему?

— Загадочная история, господин, — сказал Катрибус. — Это относится к тем временам, когда здесь готовили войну.

— Так здесь готовили войну?

— Мне так объяснили, — кивнул Катрибус. — И это захоронение носит какой-то символический характер.

— Когда оно появилось?

— Говорят, незадолго до войны, — продолжал рассказывать Катрибус. — И поставили его люди, а не мы.

— Здесь были люди?

— Эту базу построили люди, — пояснил Катрибус. — По нашему заказу, конечно, но исполнителями были они. Конечно, я бы предпочел, чтобы внутри было что-то похожее на болото, но они видят комфорт только так.

— Когда это было? — спросил Ланго.

— Я же говорю, незадолго до войны. Видите, какая громадина? Тут собиралось до двух десятков рептилидов и столько же людей!

— И то захоронение относится к тому периоду?

— Да, судя по всему. Тот лустер, что сидел здесь до меня, говорил мне шепотом, что это люди похоронили там какого-то важного рептилида. Они так хоронят, — хмыкнул Катрибус.

— А кого именно? — спросил Ланго.

— Это неизвестно, — сказал Катрибус. — Но это довольно странно, потому что для людей мы ведь просто крокодилы, и зачем хоронить крокодилов по земному обряду?

— Да, странно, — согласился Ланго.

— В общем, я стараюсь это не обсуждать, — сказал Катрибус. — Между собой мы назвали эту могилу Памятником Неизвестному Рептилиду, — он захихикал.

Ланго тоже усмехнулся.

— А что на этот счет говорит начальство?

Катрибус покачал головой.

— За свои пятнадцать лет я только один раз видел здесь начальство, когда они отмечали здесь победу.

— Отмечали победу здесь?

Катрибус хихикнул.

— Чтобы без людишек. А то эти людишки считают, что это они одержали победу. Наши ребята по этому поводу ворчат.

Ланго покачал головой.

— Зачем вообще тебя здесь держат?

— Это резервная база, — сказал Катрибус чуть обиженно. — Здесь запасы ресурсов, топлива, даже техника есть в ангарах. Мало ли, когда пригодится.

— Наверное, в этом есть смысл, — кивнул Ланго.

— А то! — воскликнул Катрибус.

Пилот того корабля, на котором Ланго был доставлен на Луну, уже успел переговорить со своей семьей на Болоте, и Ланго уловил его последние слова:

— Зато кормят здесь от пуза!.. Ты вообще когда-нибудь пробовал сьюхуму? То-то!..

Сьюхумой называлось деликатесное мясо, и Ланго вполне мог себе представить, о чем говорит пилот. Сам он сьюхуму не пробовал никогда, потому что с ранних лет решительно перешел на синтетическую пищу.

— Мы отправляемся, — сказал он.

— Да, мой господин, — отвечал пилот, поднимаясь.

Ланго расплатился за услугу с Катрибусом, обменялся с ним впечатлениями от лунной поверхности, где оба не понимали, что в ней может быть привлекательного, и распорядился изъять из журнала запись о его посещении.

— Как? — растерялся Катрибус. — Это же регистрация! Я обязан!..

— Это специальная операция, — отвечал Ланго важно. — Мы не оставляем следов.

Катрибус испугался и поспешно закивал головой.

Ланго с пилотом прошли через коридор прямо в корабль, после чего Катрибус отвел коридор в сторону.

— Можно трогаться? — спросил пилот.

— Да, конечно, — рассеянно кивнул Ланго.

— Вас вернуть на Кавказскую базу, мой господин?

Ланго посмотрел на него и спросил:

— А где ты успел попробовать съюхуму?

Пилот нервно хихикнул.

— Мы подъедали праздничный стол после вечеринки генерала Хануиля.

— Повезло, — сказал Ланго. — Трогай!..

44

Виктория Маслова была довольно приятной внешности, но ее запуганный вид позволял предположить, что контакт с нею будет затруднен. Другое дело Алим Мирзоев, тот просто ликовал от возвращения к вольной жизни и с нетерпением ждал, когда ему позволят присоединиться к семье.

— Я отправлю вас немедленно, как только мы обсудим все вопросы, — пообещал Стас.

Он разговаривал с ними в номере гостиницы, которую снял для них накануне. Алим уже успел вкусить вольностей в ресторане гостиницы, и чувствовал себя превосходно, так что именно с него начал свой разговор Стас.

— Мне поручено разобраться с одной проблемой в истории войны, — пояснил он.

— Разве там не все еще ясно? — подивился Алим.

— Загадок осталось много, — сказал ему Стас. — Например, чем занималась ваша база?

Тот пожал плечами.

— Как я могу знать? — спросил он. — Я был призван из Намангана, у меня были ограничения по здоровью, вот я и оказался там уборщиком. У меня была такая машина, на ней я ездил по коридорам каждый день, утром и вечером. Важно было содержать чистоту.

— И вы совсем не знаете, чем они занимались?

— Знаю, почему, — сказал Мирзоев. — Они компьютерами занимались.

Стас понимающе кивнул.

— Много народу там работало?

— Человек тридцать, — уверенно сказал Алим. — Я это понял по количеству отходов в столовой. Мне их приходилось убирать.

— А с кем сталкивались вы лично?

— С завхозом Абдулахметовым.

— И как долго вы там работали?

— Не больше трех месяцев, — отвечал Алим. — До этого я был на разборках завалов в Ташкенте. Ерундой занимались, там ведь все в пыль разворотили, что там было искать.

Стас согласно кивнул.

— С вас брали подписку о секретности?

Алим подумал.

— Кажется, в самом деле я что-то такое подписывал. Но я так и не понял, что я кому смогу рассказать?

— Но вы же встречались с ними! Может у вас там были знакомые, друзья…

Алим закачал головой.

— Мне было запрещено. Я начинал уборку, когда они прятались по кабинетам, а выходили они, когда я уже сваливал. Мирза говорил, что их нельзя отвлекать.

— Мирза, это кто?

— Завхоз Абдулахметов Мирза.

— И чем все кончилось?

Алим вздохнул.

— Бойней кончилось. К нам ворвались крокодилы… то есть, рептилиды, и стали мочить всех подряд.

— Барсифы?

— Нет, другие. Это было странно, потому что им бы надо было поинтересоваться, что там на компьютерах осталось, а они палили прямо по аппаратуре. Все вдруг разметали. То, что мы с Викой остались, это было просто чудо. Меня потом из-под шкафов вытащили, а она под столом пряталась.

— Вы с ней познакомились уже потом?

— Да, конечно. Она совсем пала духом, мне пришлось ее приводить в чувство. Мы даже в лагере одном оказались, но общения между нами было не много. Мы просто разные, вы понимаете?

Стас кивнул. Ему осталось выписать Алиму разрешение на выезд по адресу проживания его семьи в Индии, и тот поспешно убежал на вокзал. Ему летать никто не предлагал, и его путь в Индию должен был занять немало времени и хлопот.

Потом Стас перешел в комнату Виктории, которая с безучастным видом смотрела сетевые новости на большом экране. Когда Стас вошел, она выключила экран, и ее улыбка носила явно какой-то вымученный характер. Она готовилась к очередному допросу.

Стас поднял руку.

— Сразу хочу сказать, что я не следователь. Я, как и вы отсидел свои пятнадцать лет, но в конце оказалось, что я был замешан в одну историю, которую до сих пор не могут расследовать. Поэтому у меня появились полномочия для того, чтобы освободить вас.

В ее глазах появились проблески интереса.

— Вы тоже были военнопленным?

— Да, представьте.

— А чем вы занимались?

Стас усмехнулся.

— Вообще-то я был полковым священником, но в конце войны мне пришлось взять в руки оружие.

— Вы… стреляли? — спросила она удивленно.

— Да, — сказал Стас.

— Почему же вас оставили в живых?

— Так получилось, — развел руками Стас. — Давайте оставим за скобками результат этой войны, примем по умолчанию, что война закончилась. Меня интересует эпизод, связанный с определенными героями. Расскажите мне о вашей работе.

Она нервно вздохнула.

— Я так много рассказывала о нашей работе. Как вы относитесь к тому, что я нарушила инструкцию о сокрытии результатов нашей работы?

— Судить вас я не буду, — сказал Стас с усмешкой. — Мне только что удалось восстановить свой духовный сан.

— Так вы — священник?

— Да, — кивнул Стас. — Так чем вы занимались?

— Средствами электронной борьбы, — отвечала она просто.

— Кто был вашим руководителем?

— Майор Эскин, Джулиан Эскин. Он был из Канады, и с ним была группа его соотечественников, но в основном коллектив состоял из россиян и киргизов. Как я поняла, мы работали по технологиям Эскина. Не могу сказать, что мы добились какого-то большого успеха, но однажды его все же наградили орденом. Значит, чего-то мы все же добились.

— Вас награждал какой-нибудь важный генерал?

— Да, у нас по этому поводу было собрание и банкет.

— Вы не помните имя генерала?

Вика нахмурилась.

— Помнится, он говорил по-русски с акцентом. Кажется, какой-то француз.

— А имя?

— Боюсь, я не разобрала, — она замолчала, подумала и заговорила вновь: — Я помню его имя, Анри. Будучи молодой и привлекательной девушкой, я оказалась рядом с ним за столом, и оказывал мне внимание. Мы даже танцевали, — она улыбнулась.

Стас взял в руки свой планшет, и стал перебирать там генералов армии обороны. На указанное имя там было несколько человек, и Стас стал показывать их фотографии Виктории. Через несколько пропущенных фото, она остановилась.

— Это он! Неплохо сохранился. Он жив?

Стас углубился в текст. Генерал Анри Десконье был работником генштаба, и представлял ведомство маршала Гремина. Интереснее было сообщение ниже, где говорилось, что генерал Десконье контактировал с разведкой рептилидов, оказал немалую помощь в преодолении сопротивления, и был кооптирован в генералитет армии рептилидов незадолго до конца войны. Это был обычный предатель.

— Он жив, — сказал Стас, не продолжая комментария. — Значит, он приезжал к вам, чтобы наградить вашего майора?

— И еще нескольких офицеров.

— А вы не слышали, чтобы ваше руководство упоминало маршала Гремина?

Виктория покачала головой.

— Я бы запомнила. Маршал Гремин был легендой, о нем говорили все.

— Генерал Десконье был его представителем, — сказал Стас.

— Он не говорил об этом.

Стас подумал, чувствуя, что его разговор увядает.

— Что за человек был ваш майор? — спросил он.

— Большая умница, — с улыбкой сказала Вика. — Он был фанатом своего дела, идеи из него так и выплескивались.

— Он погиб?

Вика помрачнела.

— Да. Я сама видела его труп. Это так ужасно!..

— Мне жаль, — вздохнул Стас. — У вас есть родственники, или знакомые. Куда вы намерены отправиться теперь?

Она подняла голову.

— У меня нет родственников, — сказала она. — Но один человек, с которым я познакомилась в лагере, готов меня принять.

Стас вспомнил, что у нее была связь с лагерным офицером.

— Мне бы хотелось не терять вас из виду, — сказал он. — Вы не могли бы оставить мне ваши координаты?

Она склонила голову.

— Я еще даже не знаю, как он меня примет, — сказала она. — Мы не виделись много лет.

— Позвоните мне, как только вы определитесь, — попросил Стас. — Конечно, я могу найти вас с помощью разведки, но мне бы не хотелось использовать против вас их силовые структуры.

Она посмотрела на него внимательно.

— На чьей вы стороне? — спросила она вдруг.

Стас пожал плечами.

— Я еще толком не разобрался, какие тут стороны, — отвечал он. — Пока я решаю свои личные проблемы.

Распрощавшись с Викой и вернувшись домой, он попытался заняться изучением генерала Десконье. Увы, вся информация по генералу сводилась к набору фраз о его работе в тылу врага во время войны, но его нынешнее положение было закрыто для широкой публики. Стас чувствовал, что связь Десконье с маршалом Греминым была не случайной, но никак не мог встроить это в свои схемы. Во всяком случае можно было признать, что маршал знал про существование базы на Балхаше, и вполне можно было предположить, что он направлялся туда с очередной попыткой расшифровать полученное послание от Трускальда. Только проку от такой догадки было немного.

Тут очень кстати последовал сетевой вызов, и на экране появилось счастливое лицо Дианы.

— Стас, дорогой! — воскликнула она. — Так ты уже священник! Я поздравляю тебя.

— Спасибо, — улыбнулся Стас. — Это твой Витас подсуропил.

— Я знаю. Хочу немедленно тебя видеть, и привезу с собой бутылку хорошего вина. Ты по мне соскучился?

— Просто ночи не спал, — отвечал Стас насмешливо.

— Ты расскажешь мне все что тут у вас было, — потребовала Диана. — Витас говорит, что тебя избили?

— Всякое бывает, — уклончиво отвечал Стас.

— Нет, серьезно?

— Меня поколотили, — кивнул Стас. — Но оказалось, я охраняемая персона, и в результате наша взяла. А мои травмы были излечены на каком-то крутом аппарате, так что домой я вернулся огурчиком.

— Расскажешь мне все подробно, — сказала Диана. — Я еду!

45

Диана была такая же жизнерадостная и сияющая, она расцеловала Стаса в щеки, наговорила кучу комплиментов и расположилась в гостиной в кресле, забравшись с ногами. Похоже, у них это было обычаем.

— Я устроила скандал Витасу, — сказала она, — когда узнала… Что это за охрана! Они сломали тебе руку, но могли и по голове шарахнуть!

— Думаю, голову они тоже восстанавливают, — отвечал Стас благодушно.

— Не смейся над этим, — покачала головой Диана. — Мне страшно подумать, что с тобой что-то может случится.

— Где ты была? — спросил Стас, чтобы сбить ее на другую тему.

Диана хмыкнула.

— Тебе это очень надо знать? Я работала!

— Больше вопросов не имею, — отвечал Стас.

— Ты умничка, — сказала Диана. — Если хочешь знать, я по тебе страшно скучала.

— Верю, — отвечал Стас. — Ибо абсурдно. Ты выглядишь, как человек с исполненным чувством долга.

— Не издевайся, — фыркнула Диана. — Значит у вас с Витасом наладились теплые отношения?

— Он мне помог, — кивнул Стас. — И потом эта охрана, тоже помогла.

— Не напоминай, — скривилась Диана.

— Я надеюсь, я увижу тебя на воскресном богослужении? — спросил Стас.

— Стас! — воскликнула с ужасом Диана. — Ты становишься занудой!

— Правда? — спросил Стас. — Это профессиональное. Но мне было бы приятно тебя там увидеть. Представь, Агата с Вандой были на моем первом богослужении и пришли в восторг.

— Они даже не крещенные!

— Но первый шаг уже сделан, — усмехнулся Стас. — Ванда очень хочет креститься вопреки запрету.

— Это классно, — согласилась Диана. — Ты пойдешь на это?

— Конечно, — отвечал Стас. — Только выберу момент.

— Ты рискуешь!

— Вы с Витасом вытащите меня, если что.

— Конечно, — рассмеялась Диана. — А я могу стать крестной матерью для Ванды?

— Конечно, — отвечал Стас. — Я другой крестной для нее и не вижу. Ты ведь уже знаешь, как Адам хотел ее совратить?

— Адам? — ахнула Диана. — Ничего не знаю, расскажи!

Пришлось Стасу живописать похождения Ванды в клубе, упирая в основном на яростную реакцию Агаты. Диана жизнерадостно смеялась, когда Стас рассказал о своем столкновении с татуированным красавцем.

— Это Фил! — сказала она. — Тот еще болван! Поверить не могу, что ему вздумалось тебе отомстить.

— Все обошлось, — сказал Стас, махнув рукой.

Диана погладила его по голове, и проворковала:

— Дай я тебя поцелую, бедняжку…

И чмокнула его в лоб.

Стас вытерпел это и усадил ее на диван.

— Слушай, — сказал он. — Я вот что хотел тебя спросить. Ты ведь витаешь в верхних эшелонах, точно?

— И что ты хотел меня спросить? — поинтересовалась Диана с усмешкой.

— Я хотел узнать твое мнение об одном человеке, генерале, — сказал Стас. — Какая-то загадочная фигура.

— Я общаюсь с генералами, — хвастливо поведала Диана. — Кто тебя интересует?

— Генерал Анри Десконье, — сказал Стас.

Он увидел, как Диана осеклась и вдруг побледнела от страха, так что Стас и сам испугался.

— Я сказал что-то не то? — спросил он растерянно.

Диана отошла к бару, налила себе какого-то напитка и выпила его залпом. Потом закашлялась и стала запивать его соком.

— Фу, — отдышалась она. — Ну ты даешь, дядя!

— Что такое? — не понял Стас. — Ты его знаешь?

— Я его знаю, — кивнула Диана, возвращаясь с бокалом виски. — Но ты его откуда знаешь?

— Это имя всплыло в моем расследовании, — сказал Стас. — Он награждал людей, но потом я узнал, что он при этом работал на рептилидов.

— Он всегда находил правильное направление, — процедила Диана.

— Расскажи мне про него!

Она покачала головой.

— Я не могу! Генерал Десконье, это член Управляющего комитета, фигура особо секретная. Мне голову снесут, если я стану рассказывать все, что я про него знаю.

Стас поднял руку.

— Конечно, дорогая, — сказал он. — Я не хочу ставить тебя в трудное положение, но мы сейчас находимся в доме, который в принципе не прослушивается. И если ты мне расскажешь про него что-то полезное, то никто не узнает, как я на это вышел.

— Не искушай меня, — проговорила Диана. — Понять, что информация идет от меня, довольно просто. Тут работают серьезные стихии, и лезть в такие дебри мне просто страшно.

Стас поднял руки.

— Забудь, — сказал он. — Меньше всего мне хочется тебя подставлять.

Она снова подсела к нему.

— Прости, — сказала она виновато.

— Проехали, — отвечал Стас. — Ты дождешься Агату с Вандой?

— Конечно, — отвечала она с растерянной улыбкой. — А пока ты можешь угостить меня каким-нибудь изысканным блюдом, которое не сделает меня толще.

— Свободно, — сказал Стас.

И они пошли на кухню, упражняться в кулинарии с помощью синтезатора. Прошло не меньше получаса прежде чем Диана взяла себя в руки, снова ожила, заговорила весело и расцвела. Стас, который внимательно за нею следил, воспринял это с удовлетворением, но в какой-то момент вдруг спросил:

— А ты не слышала про его контакты с маршалом Греминым?

— Стас! — простонала Диана. — Ты опять!

— Просто он у меня из голову не выходит, — сказал Стас. — Говорят, что он был одним из ближайших советников маршала, а тот был вовсе не самый доверчивый человек в мире. Почему же он его не раскусил в свое время?

— Это ты самый доверчивый человек в мире, — фыркнула Диана. — Да, Анри был правой рукой маршала. Но кто тебе сказал, что сам маршал был тем, за кого ты его считаешь?

Стас посмотрел на нее изумленно.

— Маршал Гремин работал на крокодилов?

Диана усмехнулась.

— Я ничего тебе не говорила, — сказала она. — Но Анри боготворил маршала!

— Но маршала убили рептилиды!

— Что мы можем об этом знать? Во всяком случае, тот последний полет маршала стал стартом ликвидации всех его людей в штабе. Анри сумел исчезнуть, и потому уцелел.

— Так его ликвидировали по подсказке из нашего штаба? — совсем обалдел Стас.

— Анри с Греминым были не единственные, кто работали на рептилидов. Я скажу больше, команда маршала пыталась снизить потери, даже контратаковать, если хочешь. Руководство армии прогнило насквозь, они только и думали о том, как бы вовремя перекинуться.

Стас невольно покачал головой.

— Похоже, ты знаешь его довольно близко, — заметил он.

— Достаточно близко, — буркнула Диана. — И хватит об этом, хорошо?

Стас только головой покачал. Несколько слов Дианы перевернули в его голове все представления о ходе войны. Конечно, многие и прежде поговаривали о предательстве, но только теперь Стас вдруг ощутил весь масштаб этого предательства, и его пронзил озноб. Получалось, это действительно была операция по уничтожению самых активных представителей человечества. Впрочем, он и теперь не стыдился своего выбора, потому что прошел эту войну в составе самых честных и убежденных в своей правоте людей.

Она опять погладила его по голове.

— Ты потрясен? — спросила она с участием. — Прости. Я не должна была говорить тебе об этом.

— Я должен был об этом знать, — сказал Стас.

— И ты не считаешь себя обманутым?

— Нет, — пожал плечами Стас. — Мы воевали потому что не могли иначе жить. Теперь выходит, мы воевали не только с крокодилами, но и с подонками в нашем руководстве. Конечно, силы были неравны, но мы держались достойно.

Диана всхлипнула, обняла его и стала целовать в лицо.

— Ты замечательный, — призналась она.

— Не настолько, — отвечал Стас, отстраняя ее.

— Прости, — произнесла она с виноватой улыбкой.

Тут очень кстати приехали Агата с Вандой, и избавили Стаса от нарастающего напряжения в отношениях с Дианой. Женщины принялись щебетать о своем, и Стас смог их покинуть, поднявшись в свою комнату. Конечно, после рассказа Неделина он был готов к такой картине истории, но все же до конца он ее прочувствовал только теперь.

Агата заглянула к нему спустя час, когда он просматривал новости в сети.

— Как ты? — спросила она.

— Нормально. Диана ушла?

— Играют с Вандой в какие-то игры с моделированием одежды. У тебя что-то случилось?

— Нет.

— Ты выглядишь… Ладно, как знаешь. Ты мне не можешь сказать, куда делся Ланго?

— А куда он мог деться? — не понял Стас.

— А вот делся, — сказала Агата. — Причем, рептилиды на вопросы не отвечают, дескать, это наши тайны. Я уж подумала, может он опять исполняет какое-то твое поручение?

— Ну, я бы тебе сказал, — напомнил Стас.

Агата присела в кресло, качая головой.

— С тех пор, как он познакомился с тобой, он страшно изменился.

— В какую сторону?

— Не знаю. Возникает впечатление, что ты ему открыл какую-то истину, какую он не знал. Я же понимаю, что ничего такого ты ему сказать не мог…

Стас посмотрел на нее испытующе, и она осеклась.

— Сказал? — спросила она.

— Что я мог ему сказать? — усмехнулся Стас. — Евангелие он знает лучше меня!

Агата перевела дух.

— Тогда что с ним?

Стас усмехнулся.

— Он вочеловечивается. Процесс тяжелый.

46

Ланго появился с утра в пятницу, но Стас в это утро был занят в храме, и узнал о его появлении только вечером, когда все вернулись домой. Агата сказала, что Ланго может появиться вечером, и просил Стаса никуда не уходить.

— А то я каждый вечер где-то шляюсь, — хмыкнул Стас.

— Он чем-то очень обескуражен, — сказала Агата.

А Ванда заявилась к нему в комнату для разговора о сексе. У них на уроке им начали разъяснять все секреты сексуальных упражнений, и она пришла озадаченная. Не то, чтобы она совершила какое-то открытие в этой области — все открытия были совершены еще в двенадцать лет, но ей вдруг показалось противным заниматься всеми этими глупостями.

— Я начинаю подумывать о целибате, — сказала она серьезно.

Стас сдержал нервный смех.

— Боюсь, я в вопросе отношений не специалист, — сказал он.

— Нет, но нельзя же так вот! — возмущено воскликнула она. — Ему захотелось, и я обязана!

— Конечно, ты не обязана, — сказал Стас.

— А училка говорит, что без практических занятий зачет не поставит!

Стас нахмурился.

— Может, пойдем на принцип? — спросил он. — Если что, Ланго нас прикроет.

— Мне не хочется обращаться за этим к Ланго, — сказала Ванда виновато.

— Не беспокойся, — утешил ее Стас. — К Ланго обращусь я. А ты просто заяви, что исходя из принципа свободы, ты сама будешь выбирать себе партнера.

— Так и скажу, — решительно заявила Ванда.

Ланго в тот вечер так и не появился, и Агата стала беспокоиться. Контакт у них был односторонний, так что теперь, по случаю наступления выходных, узнать о причине его неприбытия можно было только в понедельник. Но все разрешилось на следующее утро, когда к ним на лужайку сел летающий корабль, и охрана высыпала проверить безопасность дома.

Ланго прошел в гостиную, и извинился перед Агатой:

— Прости, вчера вдруг устроили узкое совещание руководителей отделов.

— Что-то случилось? — испугалась Агата.

— Нет, все в порядке.

Стасу он протянул свою когтистую лапу, и они устроились по своим креслам.

— Сегодня меня интересует вопрос сугубо теоретический, — начал Ланго, попивая свой зеленый коктейль из водорослей. — Ваша религия является существенным элементом культуры, или это проявление субкультуры?

— Я не специалист в культурологии, — отвечал Стас. — Но тут вопрос очевиден. Религия является мифологической основой культуры, изложением ее смысла.

— И вы считаете возможным представителю иной цивилизации настолько проникнуться веянием другой культуры, что взять ее в качестве базовой основы?

Стас понял, о чем он говорит, но Агата, присутствующая при разговоре, понимала все по-своему.

— Конечно, Ланго, конечно! — радостно подтвердила она. — Во всяком случае, в земной истории это явление достаточно обычное.

— В прежние времена, — вспомнил Стас, — женщины, выходя замуж, принимали религию своего мужа. Это было связано с неравенством полов, конечно.

Агата глянула не него возмущенно.

— Я же не о тебе говорю, — поправился Стас.

— Значит, факт крещения можно считать актом инициации?

— Это всегда было актом инициации, — сказал Стас. — И не только для представителей другой культуры.

— Но как примет его эта самая другая культура? — спросил Ланго. — В конце концов, если он вырос и воспитан совсем в других принципах поведения, которые представляются кому-то совершено дикими… Ведь нельзя же одномоментно оказаться от всего!..

— Да и не надо, — сказала Агата. — Не знаю, почему вы заговорили о религии, мне кажется, что религия тут совсем не главная.

Тут наверху что-то загрохотало, и Стас повернулся к Агате.

— Глянь, что там у Ванды?

Агата резво вскочила и торопливо ушла.

Как только она исчезла, Ланго сказал:

— Я был там!

— Где?

— На Луне, на нашей базе. Я видел эту могилу.

— И что? — Стас пытливо смотрел на него. — Все подтверждается?

— Там похоронен рептилид, — сказал Ланго. — Но я не могу утверждать, что это учитель Трускальд.

Стас снисходительно усмехнулся.

— А кого вы еще можете представить похороненным?

Ланго вздохнул.

— Вы считаете, он был прав?

— Я не знаю, — отвечал Стас. — Я очень мало что знаю об этом. Но мне кажется, что здесь еще остается пространство для уточнения. Кто мог создать это захоронение, чуть ли не на виду у всех рептилидов?

— Они называют это памятником неизвестному рептилиду, — вспомнил Ланго.

— И они не удивляются?

Ланго нервно засопел.

— Вы поймите, рептилиды вообще редко удивляются. Это считается признаком слабости. Конечно, такое захоронение должно было бы возмутить всех, но в силу общей неопределенности ситуации реакция была смикширована. В конце концов, это могли посчитать ритуальным памятником, поставленным землянами.

— Значит, эта могила вас не убедила?

Ланго посмотрел на него жалобно. У рептилида такой взгляд производил почти трагическое впечатление.

— Я не знаю, что думать, — признался он.

Стас просто кивнул.

— Я разговаривал с этими людьми, которые вышли из лагеря, — сказал он. — Большой пользы от этого не было.

— А время уходит, — проговорил Ланго.

— Какое время уходит? — спросила Агата, появляясь в гостиной.

— Что там упало? — спросил Стас.

Агата рассмеялась.

— Им дали надувные манекены для сексуальных упражнений. Ванда свой манекен жестоко избила…

— Я ей посоветовал отказаться от практических занятий, — напомнил Стас. — Если что, надо будет вмешаться, чтобы девочку не репрессировали. Ланго, вы нам поможете?

— Да, конечно, — отвечал тот рассеянно.

— Ты милый, — сказала ему Агата и погладила по голове.

Так эта утренняя встреча и завершилась, испуганным настроением Ланго и протестными демонстрациями Ванды. Настроение Ланго Стасу определенно не нравилось, у того начались какие-то надуманные сомнения, и в таком состоянии его могло увести в самом неопределенном направлении. Но чем ему можно было помочь?

К вечерней службе Стас явился вовремя, и был огорошен с порога заявлением отца Глеба:

— Станислав, на вас пришло распоряжение из управления.

— Какое распоряжение? — испугался Стас.

— Вас направляют на религиозную конференцию в Африку.

— Меня? — не поверил Стас. — Но почему меня?

— Вы оказались крайним, — печально улыбнулся отец Глеб.

Стас невольно покачал головой.

— А что это за конференция?

— Подготовка объединительного собора, — вздохнул отец Глеб. — Там море нерешенных вопросов, вот они и собирают конференции. Хоть вопросов не решают, зато есть чем отписаться. Потом продвинут все нужные решения, и скажут, что поделана огромная работа по обсуждению.

— Меньше всего я бы хотел участвовать в такой конференции, — сказал Стас.

— Короче, завтра после службы вам следует явиться в управление, там вам дадут последние указания.

Потом всю службу Стас только и думал об этом неожиданном назначении.

На другой день в управлении с ним говорил отец Феоктист, который сразу расставил все точки над «i».

— Это, отец, наше бремя, — говорил он нравоучительно. — Раз уж ведутся эти конференции, значит и нам надо участвовать. Ты в Африке когда-нибудь был?

Стас покачал головой.

— Вот и съездишь, — сказал Феоктист. — Посмотришь, как там и что. Принимай это, как ответственное поручение.

Стас поднял голову.

— Отче, а вы сами как к этому относитесь?

— К чему? — спросил Феоктист.

— К объединению?

— А чего там плохого?

— Так нет у нас оснований для объединения! Мы уже так далеко друг от друга разошлись, что объединить нас невозможно.

— Невозможное человекам, возможно Богу, — сказал Феоктист. — И ты там не очень копайся во всех этих вопросах. Не нашего это ума дело.

— Так ведь объединят, — сказал Стас.

— И что изменится? — хмыкнул Феоктист. — Ты не пугайся раньше времени. Авось!

Так что большой радости направление в Африку Стасу не доставило.

Хотя Ванда была в восторге, и даже захотела отправиться туда вместе со Стасом.

— Еще не хватало! — воскликнула Агата. — Ты не забыла, ты у нас в жестком ограничении!

— И потом, все же там неспокойно, — напомнил Стас.

— Что значит неспокойно? — удивлено посмотрела на него Агата.

— Религиозные войны, — пояснил Стас. — С кровопролитием.

— Так это опасно!

— Нет, нет, — поспешил ее успокоить Стас. — Мы будем в другом секторе.

— Все равно, будь там осторожнее.

Стас пообещал.

47

Сначала он должен был доехать до Липецка, где познакомился с отцом Германом, который был отправлен на конференцию главой от русской церкви. Затем им пришлось добираться до Праги, где формировался весь состав делегации. В Африку они отправлялись в составе двух десятков священников разных конфессий и трех епископов, в том числе одного православного митрополита из Софии. Лайнер, который вез их по назначению, был предоставлен службой правительственной охраны, и священники не могли нарадоваться на уровень комфорта. Стас никого их них не знал, кроме сухощавого и вечно всем недовольного отца Германа. В дороге с ним пытался заговорить некий баптист их Кракова, но его больше всего взволновала борода Стаса, как признак его мужественности.

Лайнер действительно поражал удобством, к их услугам был бар, их угощали напитками и бутербродами, а также было удобно наблюдать за проплывающей внизу поверхностью. Специально по заказу руководителей делегаций лайнер пролетел над Святой Землей, где после войны уже успели восстановить Иерусалим в виде реставрации двухтысячелетней давности. Теперь это был туристический и паломнический центр, а в храме Воскресения продолжалась борьба за право считать его своим самых разных конфессий. По предложению некоего лютеранина из Австрии они хором исполнили молитву «Отче наш» на арамейском языке, как она была записана в Евангелие. Арамейский язык знали далеко не все, и потому членам делегации раздали листки с записью молитвы латинскими буквами.

Потом пошла Африка, где война тоже натворила немало дел, но и простора для восстановления там было немало. Они не могли пролететь мимо пирамид, восстановленных в их первозданном виде, то есть с зеркальной облицовкой поверхности. Там уже крутились какие-то сомнительные организации, занятые восстановлением и египетской религии, но, как было известно Стасу, успех их деятельности оставался в неопределенной перспективе. Вдоль Нила они спустились в саванны, потом внизу потянулись джунгли Центральной Африки, почти нетронутые войной. Конференция была назначена в Киншасе, столице Федерации Западноафриканских государств, но государствами их можно было назвать только условно, потому что послевоенные эпидемии скосили три четверти африканского населения. Большинство из государств едва тянули на население своих столиц, оставляя окружающие территории в девственной нетронутости. Впрочем, столицы были отстроены заново и потом поражали великолепием и стройностью архитектурного замысла. Стас не мог не отметить величия и строгости главного православного собора Киншасы, хотя православие здесь не было в фаворе. Оставшиеся в живых африканские христиане больше склонялись к различным протестантским конфессиям. Поэтому православные делегаты были приняты в местной епархии с особым почетом.

Епископ Христофор, представлявший церковь в Западной Африке, улыбался им широко и приветливо, когда принимал в своем дворце. Делегатам был предоставлен день на освоение перед первым заседанием, и православные первым делом пошли сюда. Их было не так много, всего человек пятнадцать из восточной Европы, но епископ Христофор был счастлив этой встречей.

— Я согласен с тем, что христиане должны объединяться, — говорил он на приеме, поглаживая свою курчавую бороду. — Но я пока плохо просматриваю возможности такого объединения. У нас тут обстановка едва ли не религиозных войн! И хотя мы, православные, стараемся в этом не участвовать, но это не может не касаться и нас.

Европейцы смущенно переглядывались, потому что религиозная конфронтация была характерной чертой именно африканской жизни, и высказываться по этому поводу было неполиткорректно.

— Именно поэтому, — высказался митрополит Севастьян, — мы и приехали к вам, чтобы призвать христиан к миру.

Разговор шел вполне дипломатичный, хотя было очевидно, что африканцы едва удерживаются от желания пожаловаться на свои тягостные обстоятельства. Европейцы же сразу дали понять, что участвовать в местных склоках не собираются.

— Хотел бы я знать, что явилось камнем раздора? — спросил Стас в общем разговоре.

Епископ Христофор бросил на него внимательный взгляд.

— Вы не поверите, — сказал он с горечью. — В джунглях возникла легенда о том, что один из вождей рептилидов в наших местах принял крещение. Теперь разные конфессии приводят доказательства этой глупой истории, и претендуют на то, что именно они совершили этот акт, который как бы освятил пришествие рептилидов.

Стас замер, словно боялся, что в этот момент все будут смотреть на него. Он вспомнил рассказ Неделина о крещении Трускальда, и сразу взволновался, что вынудило его достать четки и заняться молитвой. Волноваться ему не следовало.

— Как интересно, — мягко улыбнулся митрополит Севастьян.

— А что говорят об этом сами рептилиды? — спросил Стас, чувствуя, что снова владеет собой.

— Стоит ли нам поднимать эту тему, если она является камнем раздора? — вмешался митрополит, глянув на Стаса с укором.

— Нам так или иначе придется столкнуться с этим вопросом, — заметил Стас. — Думаю, нам бы следовало прояснить эту историю.

— А я думаю, что нам бы следовало решительно отмежеваться от всех этих сомнительных историй, чтобы не оказаться смешными, — сказал решительно румынский богослов Григореску.

Стас уже успел узнать, что этот богослов был настроен на самое радикальное объединение, игнорируя традиционно консервативные настроения в церкви.

— Вам они могут показаться смешными, — заметил Стас, не смиряясь. — Но люди за это проливают кровь. Было бы странно, если бы мы не дали им высказаться по этому поводу.

— Ну, это будет решать наша конференция, — миролюбиво поднял руки митрополит Севастьян. — Но я рад, что православные браться не участвуют в этом дележе.

— Хотел бы с вами согласиться, — вздохнул черный священник, сидевший рядом со своим епископом. — Но и нас это коснулось не в последнюю очередь. Нет, нет, мы не проливаем кровь братьев за право называться церковью первосвященника, но среди нас есть устойчивые сторонники этой легенды.

— Помоги им Господь, — сказал митрополит и перекрестился.

Епископ Христофор пригласил их на вечернее богослужение, короткое и распевное, и Стас должен был отметить, что африканское пение был хоть и необычным, но довольно духовным. Как и многие другие из присутствующих, он сразу принялся записывать это пение на телефон.

После службы он уже собрался со всеми идти в гостиницу, когда его остановил черный диакон, который тоже участвовал в службе.

— Простите, — обратился он к Стасу. — Кажется, это вы заинтересовались легендой о первосвященнике, не так ли?

— Надеюсь, я не вмешиваюсь в ваши внутренние дела, — осторожно произнес Стас.

— Так странно, что европейцы относятся к этому столь высокомерно, — отметил диакон. — Разве это не могло бы быть знаковым событием в нашей религиозной жизни?

— А вы сами в это верите? — спросил Стас.

— Не только верю, — улыбнулся тот, сверкнув зубами. — Я слышал об этом из рассказов очевидцев.

Стас остановился. Ему конечно следовало задуматься, почему этот диакон выбрал именно его для своего рассказа.

— И кто же это был? — спросил Стас, глядя ему в глаза.

— Я не могу сказать, как его звали, — развел руками диакон. — В народе его прозвали Первосвященник, хотя он даже священником не был. Но, как говорят, мог творить чудеса.

Стас невольно скривился, хотя, при здравом размышлении, вполне можно было представить, что Трускальд со своим Веритианом вполне мог чего-то там сотворить.

— Почему же этим не занимаются всерьез? — спросил Стас.

— Вы смеетесь! — всплеснул руками диакон. — Только неделю назад фанатики из храма Пятидесятницы взорвали часовню Первосвященника в деревне Нгомо. А причиной было то, что баптисты, владевшие часовней, держали там четки Первосвященника!

— Баптисты? — переспросил Стас. — Но баптисты не признают реликвий и святынь!

— Это у вас, в Европе они не признают святынь, — хмыкнул диакон. — У нас они за эти святыни готовы глотки рвать. Вы же понимаете, если этот рептилид при жизни творил чудеса, то чудесной силой заряжены все его личные вещи. Пресвитериане, как говорят, держат у себя нательный крест Первосвященника. Адвентисты молятся на его башмаки.

— И чудеса происходят? — спросил Стас.

— В том-то и дело, — вздохнул диакон. — Но это ладно, в конце концов, человек может убедить себя в чем угодно. Но вы же понимаете, что нам в этой драке оказаться просто опасно. Мы здесь в меньшинстве!

— А у вас есть повод оказаться в гуще событий?

Диакон осторожно оглянулся.

— Я знаю совершенно точно, что он крестился в нашей юрисдикции.

— В вашем храме? — спросил Стас осторожно.

— Нет, конечно, — махнул рукой диакон. — Это произошло в глуши, в джунглях, но там был скит с поселением нескольких монахов. Деревня называлась Аколе Гхора, даже не понимаю, как они туда забрались. К сожалению, ни один из них не выжил.

Стас выдержал паузу.

— Почему вы не спросите об этом прямо у рептилидов? — спросил Стас.

— Мы уже спрашивали, — отвечал диакон. — Они отвергают такую возможность на корню. Вы же знаете, наверное, у них нет религии. В народе уверены, что Первосвященник пошел на это вопреки традициям своего народа.

Так оно и было, подумал Стас, если было на самом деле.

— Что вы хотите от меня? — спросил Стас прямо.

Тот помялся.

— Конечно, поднять этот вопрос на вашей конференции вряд ли получится, — сказал он со вздохом. — Но если бы в Европе хотя бы заинтересовались этим феноменом! Если бы сюда прислали войска, чтобы успокоить смутьянов!

— А что я могу для этого сделать?

— Выступить, — сказал диакон убежденно. — Вы же наверняка будете выступать у себя перед прессой по итогам конференции. Вот и вверните туда нашу легенду о Первосвященнике. Сначала они посмеются, потом заинтересуются, потом обратят на нас внимание.

— А что я могу им сказать? — спросил Стас. — Что один человек рассказал мне историю…

— У меня есть живой свидетель, — зашептал диакон. — Мы могли бы навестить его, и вы бы выслушали его рассказ.

Стас понимающе кивнул.

— Кто это? — спросил он.

Сам он при этом лихорадочно думал, случайно он оказался в этой истории, или его навели.

— А почему вы обратились с этим ко мне? — спросил он.

Диакон перестал улыбаться.

— Потому что вы единственный, кто этим стал интересоваться, — сказал он угрюмо.

Стас невольно улыбнулся.

— Ладно, — сказал он. — Самое скучное на этой конференции, это первый день. Давайте завтра с утра я встречу вас у входа в гостиницу.

Тот покачал головой.

— Нет, нет, не там. Подходите к нашему собору, здесь и встретимся.

— Договорились, — кивнул Стас.

— Благословите, отче, — диакон наклонил голову.

— Как вас зовут?

— Никодим.

Стас благословил его, и они разошлись.

48

Условия в гостинице были довольно комфортные, каждому делегату предоставлялся отдельный номер, где лежал планшет со всеми документами конференции. Стас перед сном полистал эти документы, но не нашел там ничего интересного. Как он и предполагал, эта конференция не несла за собой каких-либо серьезных решений, и требовалась кому-то из политиков для укрепления своих позиций. Устраивать конференцию в обстановке религиозной вражды было довольно нелепо.

Перед самым сном, когда Стас уже стоял на вечерних молитвах, к нему заглянул земляк отец Герман с финляндским епископом Смарагдом, улыбчивым и бритым толстяком в светском облачении с католическим воротником для приличия.

— Как вы тут, отец? — спросил Герман сухо. — Тут вот владыка Смарагд хотело с вами поближе познакомиться.

Владыка Смарагд мило улыбался, пожимая ему руку.

— Как вы получили такое редкое имя? — поинтересовался Стас.

— При пострижении, — отвечал тот весело. — Знакомые меня зовут просто Изумруд.

— Я совсем не знаю нынешнего чина пострижения, — заметил Стас. — Ведь теперь монашество как бы запрещено.

— Запрещено, — согласился епископ с той же веселой убежденностью. — И совершенно правильно, как мне кажется. Я просто не представляю себя без своих супружеских обязанностей.

— А что же остается вам для подвига? — спросил Стас.

— Любовь к людям, — улыбнулся епископ.

— Отец Станислав у нас несет обет безбрачия, — сказал Герман с неопределенной оценкой этого факта.

— И это меня заинтересовало, — сказал епископ весело. — Как вам удается держать себя в узде?

— Мне казалось, в этом смысл аскетизма, — проговорил Стас сдержано.

— Я понимаю, это ценности древнего мира, — согласился епископ. — Но теперь!..

— Наверное, существуют ценности, которые не меняются, — заметил Стас.

— Он из упертых, — пояснил чуть раздраженно отец Герман. — Представьте, он пятнадцать лет просидел в лагере военнопленных.

— Так вы и на войне побывали! — восхитился епископ. — И в каком качестве?

— Вначале был санитаром, — пояснил Стас. — Потом сделался священником. Но в конце концов пришлось взять в руки оружие.

Епископ перестал улыбаться. Он испуганно посмотрел на отца Германа, и поспешно стал откланиваться.

— Ну, не будем вам мешать…

— Благословите, владыка, — склонился Стас.

— Да, да, конечно, — пробормотал владыка и поспешно вышел.

Отец Герман хмыкнул.

— Во как! — сказал он.

Стас дочитал молитвы и улегся спать.

Утром митрополит собирал всех православных для консультации. Стас, хотя и не должен был оказаться на первом заседании, пошел на это собрание, чтобы не беспокоить коллег. Митрополит разъяснил позицию синода по вопросам конференции, и предложил делегатам не устремляться в изложение личных мнений.

— Будет очень славно, если мы будем голосовать солидарно, — говорил он. — Хотя я на этом не настаиваю, но рекомендую. Мы приехали сюда с миром, и этот мир должен отразиться в наших решениях.

— Простите, владыка, — не удержался Стас, — но я так и не понял, по какому вопросу мы здесь собрались?

Отцы зашевелились.

— Проснулся, — произнес иронично кто-то.

— У вас же в номере должен был быть планшет с документами!

— Спокойно! — митрополит поднял руку. — Давайте будем снисходительны к нашему брату. Наша конференция является новой ступенью к организации всемирного собора, где бы мы нашли формы единения всех верующих. На данном этапе идет общая работа над составлением формулы нашего единства, и в частности наша конференция должна рассмотреть предложения наших собратьев по вопросу представительства. У нас с католиками по этому вопросу есть согласное решение, его мы и будем придерживаться.

Стас смиренно кивнул, заметив на себе испуганный взгляд епископа Смарагда.

— И, пожалуйста, никаких политических акцентов, — произнес третий епископ из присутствующих, довольно молодой и худощавый румын Анастасий.

— Ну, это подразумевается, — с улыбкой произнес митрополит.

— Вы мне позволите? — Стас поднял руку.

— Конечно, — улыбнулся митрополит, хотя епископ Анастасий, сидевший рядом, зыркнул на Стаса довольно недоброжелательно.

— Я понемногу разобрался в тематике конференции, — сказал Стас. — Но вот чего я не могу понять, то кому пришло в голову устраивать ту бюрократическую возню на территории, где идут религиозные столкновения?

Собравшиеся зашумели.

— Что значит, бюрократическая возня? — проявил недовольство епископ Анастасий.

— Кто мог знать, что они тут бунтуют!

— Вы нас обвиняете, святой отец?

Митрополит с елейной улыбкой поднял руки.

— Успокойтесь, братья! Наш брат не давно вернулся в церковь, и потому еще не привык к тем парадоксальным явлениям современности, которые мы с вами вынуждены терпеть. Место для конференции выбрал комитет подготовки собора, и там старались раскинуть точки для собрания богословов как можно шире, чтобы принять участие в обсуждении столь важных вопросов могли все желающие. А что касается так называемых религиозных распрей, то их масштаб явно завышен в мнении общества. Речь идет о нескольких группах фанатиков, не более.

— Я полагаю, что риск появления этих фанатиков на конференции будет достаточно велик, — заметил Стас.

— Это уже вопросы полицейской службы, — улыбнулся митрополит. — А мы с вами будем уповать на Господа. Давайте, помолимся.

Прочитав короткую молитву, они еще обменялись какими-то мнениями, сугубо бюрократического характера, после чего владыка всех отпустил, рекомендовав являться на заседание без опозданий.

Стас, который явился на собрание в подряснике, зашел в номер переодеться, и вышел оттуда почти украдкой. У лифта он едва не столкнулся с группой соратников, окружавших митрополита, и уловил чью-то реплику:

— Непонятно, кто его вообще сюда прислал!..

— Бороду отрастил, — хихикнул кто-то.

— Типичный экстремист!

— Вы же знаете, как эти русские игнорируют соборные процессы, — отвечал митрополит. — Давайте воспримем это со смирением, как и подобает.

И они прошли в лифт.

Стас дождался следующего, и спустился вниз вместе с какими-то туристами, которые быстро говорили на своем языке, и при этом жизнерадостно смеялись.

Внизу он взял такси и велел отправляться к православному собору.

— Вы, наверное, в курсе, — заговорил с ним водитель по дороге. — Это правда, что есть икона Первосвященника?

— Ничего не слышал, — покачал головой Стас. — А вы тоже поклоняетесь Первосвященнику?

— Я не поклоняюсь, — вздохнул тот. — Но все вокруг поклоняются, вот я и подумал…

Собор оказался совсем рядом, и когда Стас вошел туда, там только заканчивалась утренняя литургия. Как ни странно, но среди служащих нужного диакона не оказалось.

Стас достоял до конца, приложился со всеми ко кресту, и опять стал ждать. Когда из алтаря стали выходить служащие, он осмелился обратиться к высокому черному священнику в сером костюме.

— Простите, отче, а где диакон Вадим?

Тот остановился и глянул на Стас с настороженностью.

— А вам он зачем?

— Мы должны были встретиться, — пояснил Стас.

— А вы кто? Что у вас за проблемы?

Стас глянул на него с прищуром. Пытливость батюшки явно уходила за пределы допустимой осторожности.

— Может это не у меня проблемы? — спросил он чуть язвительно.

Ни сказав ни слова, высокий прошел мимо и двинулся к выходу. Стас заметил, что он на ходу уже доставал телефон, и это было недобрым знаком.

— Отца Вадима арестовали, — шепнули Стасу тихо.

Тот резко обернулся, за его спиной стоял седой старик из группы певчих.

— Как арестовали? — спросил Стас. — За что?

— У нас тут смута, — пояснил старик, перебирая на клиросе ноты. — А отец диакон позволял себе разное. Нынче у нас и за меньшее хватают. Ступайте, молодой человек, пока за вами еще не приехали.

Стас кивнул и поспешил последовать его совету. На такси он вернулся к гостинице за пятнадцать минут, успел переодеться и появился в зале конференции, когда там еще зачитывали приветствия от руководителей церквей. Дисциплиной собравшиеся не отличались, свободно ходили по залу, негромко переговаривались, выходили и входили. Отсутствия Стаса здесь никто и не заметил.

После перерыва, где отцы довольно плотно покушали, пленарное заседание продолжилось, причем пришло время вступление митрополита Севастьяна, и по этому поводу проверялось наличие членов делегации. Выступление вышло скучным и казенным, с этой массой пустых слов, которыми они научились так ловко жонглировать, что невозможно было уже понять, о чем они говорят. Стас не спешил осуждать отцов, они вынесли на себе все эти перемены, особенно сказавшиеся на морали общества, и именно это было их подвигом. Церковь оставалась, Евангелие продолжало звучать, и это стоило всех этих послаблений, которые его так раздражали.

После заседания всех гостей повезли в музей истории Африки, где никак не было отмечено то обстоятельство, что именно здесь началась война. Территория бывшей португальской Гвинеи была выжжена в одно мгновение, чтобы организовать там базовый лагерь крокодилов. Именно африканские армии первыми попали под огонь противника, и даже некоторое время держались вполне достойно, пока в дело не вступили энергетические разрядники. Западная Африка так до сих пор и не восстановилась, потому что туда некого было селить. Но музей рассказывал о другом, об истории континента, о периоде рабовладения, о колониальном времени и освобождении от зависимости. Но особенно ярким был рассказ о послевоенном восстановлении Африки, о ее городах и природных богатствах. При этом опять не было упомянуто, что население было практически на грани выживания после тех эпидемий, что прокатились по континенту после войны. Все было ярко и прекрасно.

А на выходе из музея Стас заметил, что румынский богослов Григореску ведет в их сторону группу местных полицейских. Он почувствовал, как екнуло у него сердце.

Они подошли, и Григореску ткнул прямо в Стаса.

— Вот он!

— Господин Бельский? — спросил полицейский офицер. — Вам надо будет пройти с нами.

Вперед выдвинулся отец Герман, спросив удивленно.

— Но по какой причине?

— В интересах следствия это предпочтительнее не раскрывать, — сказал офицер.

Все члены конференции, явившиеся на экскурсию, смотрели, как Стаса посадили в полицейскую машину и увезли. Им было что обсудить по дороге в гостинцу.

49

Полицейские в машине вели себя со Стасом довольно вежливо, но на вопросы не отвечали, ссылаясь опять на интересы следствия. Его привезли в полицейский участок, и по дороге он видел, как двое полицейских открыто избивали человека в кабинете. Он даже подумал, что это специально отрежиссировано, чтобы напугать его. А то он не видел, как бьют людей в кабинетах!

Следователь ему попался средних лет, но волосы он красил по молодежному в ярко-оранжевые тона, что немного шокировало Стаса.

— Вы кто? — спросил следователь, перебирая дела на столе.

Стас вздохнул, чего-чего, а поведение на допросе у него было выработано оптимальное.

— А вы кто? — спросил он.

Тот посмотрел на него удивленно.

— Я лейтенант Откала, дежурный офицер. За что вас задержали?

— Я представления не имею, — сказал Стас. — Спросите тех, кто меня задержали.

— Это по делу Кхати Синге, — сказал входящий в кабинет новый человек.

Тот был покрупнее, явно выше чином, и в руке у него был планшет. Он сел на кресло рядом, и произнес:

— Этот белый искал Вадима Тонде.

— У вас это считается преступлением? — спросил Стас.

Толстяк наклонился вперед.

— Как вы познакомились с Вадимом Тонде?

Стас выдержал паузу, глядя на него чуть склонив голову.

— Что? — спросил тот.

— Вы не назвались, — напомнил Стас.

Тот усмехнулся.

— Капитан Аркенго, — сказал он. — Моиз Аркенго. Я тут за начальника. И уже успел посмотреть ваше дело, Бельский. Пятнадцать лет в лагере, это круто.

Лейтенант Откала ахнул.

— Так он рецидивист! Мы нашли преступника, капитан!

— Он военнопленный, — процедил капитан. — Думай же головой, Откала!

— Простите, пробормотал тот.

— Я вас удовлетворил? — спросил капитан, опять обращаясь к Стасу.

— Тогда вы уже узнали, что я являюсь делегатом религиозной конференции, — стал говорить Стас. — Мы были на приеме у епископа Христофора, и там я познакомился с диаконом Вадимом, фамилии не знаю. Есть тут криминал?

Откала посмотрел на капитана и проговорил:

— Вроде нет.

— Тонде говорил вам о Кхати Синге?

Стас покачал головой. Он знал, что разговор записывается, и на суде отсутствие звукового подтверждения иногда лишает смысла доказательства.

— А как вы оказались священником? — спросил капитан.

— Простите, капитан, но это таинство, — сказал Стас. — Ничего не могу сказать.

Это было уже хулиганство, но капитан это поглотил. Разницу между таинством и тайной он еще не постиг.

— Ладно, — сказал он, поднимаясь. — Я и не ждал от него ничего хорошего. Вы свободны, святой отец, но если у нас возникнут новые вопросы, мы вас еще побеспокоим.

Возвращаясь на такси, Стас пытался понять, во что он влип. Было ясно, что капитан знает больше, чем сказал, но зацепить Стаса он не смог. Было ясно, что за освобождение Стаса кто-то походатайствовал, и не исключено, что это были люди, которые за ним следили. Его раздражало, что эту слежку он никак не мог заметить, и он подозревал, что в его одежду вшиты какие-то датчики. А может и в тело.

Вернувшись в гостиницу, он даже не успел дойти до своего номера, как его в коридоре перехватил богослов Григореску.

— Отец Станислав, — остановил он его. — Вас немедленно требует к себе владыка Севастьян.

Манеры у него были те же, что и у полицейских.

— Хотел бы знать, какова ваша роль в этой провокации? — задумчиво произнес Стас.

Тот набрал воздуха, намереваясь взорваться возмущением, но тут их увидел отец Герман, вынырнувший из-за угла.

— Отец Станислав! — обрадовался он. — Вас уже освободили?

— Это было полицейское недоразумение, — сказал Стас, глядя на Григореску с вызовом.

— Прошу вас, — буркнул Григореску и ушел.

— Куда он вас просит? — не понял отец Герман.

— К владыке на ковер, — сказал Стас. — Сейчас меня будут воспитывать.

— Пожалуйста, не устраивайте там сцен, — попросил Герман.

Митрополит пил чай в своем номере вместе со своим келейником, юношей в майке с надписью «Мы верим в Бога!» Когда Стас вошел, они обсуждали какие-то личные проблемы на болгарском языке, так что Стас поначалу ничего не понял.

— Садитесь, — предложил ему келейник, вставая.

Стас сел.

— Чай будете? — спросил митрополит.

— Спасибо, нет, — сказал Стас. — Вы меня звали, ваше высокопреосвященство?

Митрополит усмехнулся.

— Только, пожалуйста, без этих архаизмов! Я вас звал в связи с вашим арестом. Тут господин Григореску очень хочет вас выгнать с конференции.

Митрополит снисходительно улыбался, что говорило о его расположении.

— Это было недоразумение, — сказал Стас. — Вчера, когда мы были у епископа Христофора, ко мне подошел диакон и предложил углубиться в тему. Мы договорились встретиться сегодня в соборе, но его там не оказалось. Его арестовали утром, прямо в храме. Меня допрашивали, как свидетеля.

— А какая тема имелась в виду? — спросил митрополит, попивая чай.

— История пресловутого Первосвященника, — сказал Стас. — Диакон обещал свести меня с единственным свидетелем тех событий.

Митрополит поставил чашку.

— И вы относитесь к этому серьезно?

— А у вас по этому поводу есть какая-то объективная информация, владыка?

Тот пожал плечами.

— Просто, я не вижу в этом событии значительности, — сказал он. — Вы можете поверить, что рептилид, с их богатой и своеобразной культурой, пожелает креститься?

— Поверить в этом трудно, — кивнул Стас. — Но, знаете, владыка, я сейчас каким-то боком оказался причастен к работам рептилидов в области культуры. Могу сказать, что у них это вызывает просто благоговейный интерес. Религия для них, это вообще недоступная область, и потому они уделяют ей повышенной внимание. Я могу предположить, что некий рептилид увлекся этими поисками, что могло создать впечатление о его вовлеченности вплоть до крещения. Такого рода сплетни расходятся довольно быстро.

Митрополит задумчиво кивнул.

— У вас есть рецепт противостояния этому явлению?

— Это напрашивается. Надо создать комиссию, провести изыскания, и опубликовать все в сети. Что может быть криминального в изучении земной культуры?

Митрополит кивнул.

— Может быть вы и правы, — сказал он. — Вы, наверное, хотели бы войти в эту комиссию?

— Я не рвусь, — сказал Стас. — Но коснувшись проблемы, я уже вовлекся, так что материал знаю.

— Я поговорю с председательствующим, — сказал митрополит. — Создание такой комиссии было бы реальным делом.

Стас невольно улыбнулся.

— Я рад, владыка, что нашел у вас взаимопонимание.

— Мне это тоже приятно, — кивнул тот.

Стас поднялся в свой номер в приподнятом настроении. Конечно, расследование истории крещения Трускальда не было в числе его основных интересов, но прикосновение к жизни этого легендарного рептилида вполне могло приблизить его к разгадке.

Спал он довольно крепко, проснулся рано и первым явился на завтрак в ресторан. Предстоял день заседаний по различным вопросам, и Стасу было назначено присутствовать в комиссии по женскому равноправию. Посещать такого рода дискуссии он не считал возможным, и вместо этого остался в номере, чтобы посмотреть распространяемый на конференции фильм «Снова вместе!» Фильм был предельно амбициозный и настолько же лживый, хотя счастливых улыбок и достижений нового мира там было предостаточно. Когда ему позвонили в дверь, он решил, что кто-то из делегации вычислил его отсутствие в комиссии и напустил на него Григореску.

На пороге стояли двое полицейских и лейтенант Откала.

— Господин Бельский, — заговорил лейтенант с ним холодно и официально. — По распоряжению прокурора Западной Африки вам надлежит немедленно покинуть Киншасу и территорию Западной Африки. Прошу вас немедленно собраться и поехать с нами.

Стас опешил. Чего-чего, а такого спешного выдворения из страны он не мог ожидать ни с какой стороны.

— Могу я ознакомиться с официальным документом? — спросил он.

Откала подал ему бумагу, где был какой-то текст на французском, который здесь считался официальным государственным языком.

— А на английском есть? — спросил Стас.

Откала выдержал паузу, но все же подал ему другой листок. Там было написано, что иерей Станислав Бельский из состава делегации русской православной церкви является распространителем вредных религиозных сплетен, в связи с чем его полномочия, как члена делегации, прекращаются, а сам он должен покинуть Западную Африку в течение суток.

— Я не понял, в чем конкретно меня обвиняют? — спросил Стас.

— В распространении религиозных сплетен, — отвечал Откала. — Мы не можем себе позволить такого рода выступлений в такой трудный для нашего региона момент.

— Но где и когда я распространял такие сплетни?

— Член вашей делегации господин Григореску подтвердил это своими показаниями.

— Но это ложь! Это наговор!

Откала криво усмехнулся.

— Вадим Тонде сказал, что вы расспрашивали его о Кхати Синге. Это тот старик, который мутил воду в столице.

Стас вскинул брови.

— А что с диаконом?

— Он все еще находится под следствием, — отвечал Откала. — Кхати Синге был убит прошлой ночью, и мы проверяем всех его знакомых. Ваше счастье, что вам не довелось с ним повстречаться.

Продолжать расспросы было уже ни к чему.

Стас торопливо собрал свои вещи, нервно размышляя, стоит ли ему позвонить кому-либо из покровителей, но в конце концов передумал звонить. Витас Лемба на этом материке не имел никаких полномочий, а тревожить Ланго не стоило.

Он вышел к полицейским с сумкой в руке.

— Все, я готов, — сказал он.

— Прошу вас следовать за нами, — сказал Откала и пошел вперед.

Стас двинулся за ним, а позади него тронулись двое полицейских.

50

Хоста Оливарро, председатель Управляющего Комитета, был сухим, подтянутым и вполне еще стройным мужчиной, полным энергии и азарта власти. Не зря ходили слухи о том, что количество его результативных связей перевалило за две сотни, женщины все еще притягивали его, и он нравился им. Впрочем, не исключено, что им нравился его авторитет.

Совещание Управляющего Комитета было созвано им неожиданно для многих, и началось в присутствии помощников, советников и заместителей. Они терзались в догадках о причинах собрания, и Оливарро дал им потерзаться еще немного, готовясь к выходу. Анджелина Готторп была с ним и давала последние рекомендации:

— Ты не должен идти у них на поводу, Хоста! Это они влезли в дерьмо, и потому мы были бы вправе оставить их наедине с их проблемами.

— Разве твои люди не работали над этим?

— Я смогу защититься, если понадобится.

Оливарро посмотрел на нее снисходительно.

— Не заблуждайся, Лина. Тебя они съедят в самую первую очередь.

— Я готова к этому, — отвечала с вызовом Анджелина.

Оливарро только усмехнулся. Было время, когда Анджелина являлась не только его советницей, но и любовницей, и на фоне активных боевых действий эти отношения обострялись до экстаза. Потом она просто поставляла ему новых красоток, а потом и вовсе целиком ушла в политику, обеспечивая ему тылы. Он был признателен ей и по-своему любил ее.

— Если уйдешь ты, — сказал он. — То и я недолго продержусь.

— Значит, будем держаться, — сказала Анджелина. — Нам пора!

Оливарро решительно поднялся, глянул на себя в зеркало, и шагнул к двери.

Они уже сидели в ожидании, члены Управляющего комитета и их помощники. По сути власть Председателя на этом совете не была чрезмерной, но за прошедшие годы пришлось использовать такие скрытые возможности, что теперь Оливарро вполне мог считать себя хозяином. И ему нравилось, что его боялись, хотя переоценивать это обстоятельство не стоило.

— Всех приветствую, — кивнул он поднявшимся. — Прошу садиться.

— С чем связано это собрание? — спросил недовольно Уилл Дженнис. — В планах подготовки ничего такого не было.

— Не было, — согласился Оливарро. — Я собрал вас сказать, что ситуация, похоже, резко меняется. Генерал Хануиль оказал мне честь, посетив меня вчера вечером, и его информация может сильно повлиять на ход Новогодней встречи.

— Что там меняется? — пробурчал Рэнди.

Оливарро оперся руками на стол.

— Я бы хотел получить ясность от вас, господа. И в связи с деликатностью темы, я попрошу остаться только членам Управляющего комитета.

Собравшиеся зашумели, стали обмениваться мнениями, но в конце концов лишние потянулись к выходу. Оливарро уловил одобрительный взгляд Анджелины.

Когда зал практически опустел, оставив только пятерых лидеров, Оливарро произнес:

— Кто все это начал?

— Что, это? — спросил Дженнис.

— Всю эту суету с наследством маршала Гремина?

— Это так серьезно? — спросил Дженнис. — По моему ведомству это проходило, как отслеживание действий партнеров. Мои агенты отреагировали на инициативы мадам Готторп. Может лучше спросить у нее?

— Хватит болтать глупости, Уилл, — фыркнула Анджелина. — Рэнди навел своих людей первым. Значит, он что-то про это знает!

— А я отреагировал на инициативу Анри, — отозвался Рэнди с улыбкой. — Надеюсь, теперь мы добрались до края цепочки?

— Не понимаю, чего вдруг все всполошились? — пожал плечами Десконье. — Пока этот парень был в лагере, он проходил по ведомству Уилла, и я не мог до него добраться. Когда же он вышел, я посчитал возможным взять его в работу. У меня остались некоторые вопросы по этой теме. И что тут криминального?

Оливарро наклонился вперед.

— Я не знаю, что тут криминального, — проговорил он, — но наши друзья пришли просто в паническое состояние. А когда они в паническом состоянии, это всегда чревато.

— Нельзя ли нам объяснить, что он именно тебе предъявил? — спросил Рэнди.

Оливарро засопел.

— Я с самого начала был в стороне, — сказал он. — Это не значит, что я не знал про вашу суету с этим лейтенантом! Просто я не придавал этому значения. Я не верю в значительность наследства маршала, хоть он и был в числе моих учителей. Мне всегда представлялось, что вся эта история выдумана для отвлечения умов. И сам маршал ею чрезмерно увлекся, что и послужило причиной его гибели. Поэтому я не отнесся к вашим попыткам реанимировать вопрос серьезно.

— И что изменилось? — спросил Дженнис.

— Наши партнеры просто взбунтовались! — воскликнул Оливарро. — Генерал Хануиль сказал, что профессор Цингали взбешен, что он готов отдать приказ на начало новых боевых действий!

— Я бы на его месте не стал рисковать, — пробормотал Рэнди.

— Что? — Оливарро бросил на него гневный взгляд.

— Я о том, что в моих руках сила, достаточная для того, чтобы осадить кучку возбужденных барсифов, — сказал Рэнди. — Они сами нас вооружили, и должны понимать, что мы не будем безответными на этот раз.

— О чем ты говоришь, Рэнди? — скривился Оливарро. — Ты хочешь начать войну?

— Я не хочу, — сказал тот. — Но если мы ее начнем, то закончим довольно быстро.

— И с чем мы останемся? — фыркнула Анджелина. — Мы напрямую зависим от их технологий, от их помощи. Что мы сейчас можем, кроме услуг бытового характера и обеспечения роста народонаселения? Посмотри статистику, Рэнди, шестьдесят процентов населения заняты воспроизводством! Они уже не умеют делать ничего другого!

Дженнис поднял руку.

— Хочу дать справку, — сказал он. — В моем центре прогнозов просчитали вариант с полным освобождением от рептилидов. По сути это действительно возможный вариант, но дальнейшее развитие событий порождает хаос. Хаос, который первым делом ударит по нам.

— Вот именно, — усмехнулся молчавший доселе Десконье. — Кому мы будем сбывать продукцию наших воспитательных центров?

— Заткнись, Анри, — процедила Анджелина. — Это все начал ты, и ты должен объяснить, чего ты собственно добивался этой авантюрой?

Десконье язвительно усмехнулся.

— Хотел проверить вашу готовность сдать меня на Новый год.

Оливарро посмотрел на него внимательно.

— Ты не веришь в наш уговор не сдавать членов комитета?

— Ни на секунду, — сказал Десконье. — Скажи мне, а где наш любимый философ Абдель Салим? Куда делся Винсент, который имел все шансы на председательское место? Наконец, что стало с твоим предшественником Олафом Стринбергом?

— Не пытайся меня загнать в угол, — сказал Оливарро. — Ты лучше меня знаешь, что Салим с Винсентом просто съели друг друга. А Олаф захотел слишком много власти.

— И ушел на завтрак к Цингали, — кивнул Десконье иронично.

— Он просто сбивает нас с толку! — заявила Анджелина.

— Вернемся к сути собрания, — произнес Рэнди. — Так что сказал Хануиль?

Оливарро посмотрел на него.

— Оно сказал, что Цингали вне себя. Вы знаете, что Хануиль на нашей стороне…

— Покуда есть Цингали, — хмыкнул Десконье.

— Во всяком случае, он не спешит действовать. Цигали взбешен историей с вашим лейтенантом, который влез в чувствительные места. Куда он влез, Уилл?

Дженнис удивленно посмотрел на председателя, потом перевел взгляд на Десконье.

— Что ты там еще придумал, Анри?

— Я? — искренне удивился тот.

— Только не надо крутиться? — скривился Дженнис. — Я знаю, что командировку в Африку ему сделал ты. Зачем?

Анри почесал нос.

— Наугад, — сказал он. — Парень практически не проявляет инициативу, приходится его подталкивать.

— И куда ты его подтолкнул?

— В Африке набухает недовольство, — сказал Анри. — И это связано с тем, что именно там начинал свою деятельность вождь рептилидов учитель Трускальд. Кстати, он начинал ее задолго до консультаций на Луне.

— И что? — спросил Оливарро.

— Возникла легенда, что Трускальд в Африке принял крещение, — продолжал Десконье. — На базе этой легенды начались религиозные войны.

— В прошлом году мы отправили туда батальон десантников, — напомнил Рэнди. — Мне казалось, все кончено.

— Все продолжается, — сказал Десконье. — Там довольно кипящая обстановка, и я надеялся, что это поможет лейтенанту вспомнить нужные факты.

— Опять наследство маршала, — произнес иронично Оливарро. — Что же там такое у него запрятано?

Анри вскинул голову.

— А ты бы спросил у Хануиля, — сказал он. — Уверен, что он знает.

— Может, ты нас просветишь?

Анри откинулся на спинку кресла.

— Это легенда, — сказал он. — Вы знаете, что маршал был очень близок в Трускальдом. Есть легенда, что он оставил ему тайные секреты ритуала Вызова.

— Разве это доступно людям?

— Этого нельзя сказать уверенно, пока мы не попробуем.

— И ты все это время молчал? — воскликнула Анджелина. — Какое же ты дерьмо, Анри!

Анри нервно скривился и произнес:

— А ведь когда-то она умоляла ответить на ее любовь!

Анджелина фыркнула, а Оливарро глубоко вздохнул.

— Тут хотя бы можно понять, что так бесит Цингали. Если мы выйдем на прямой контакт с их Создателями, все изменится более чем радикально.

— А что изменится? — спросил Дженнис. — Вы прогоните рептилидов, и с чем останетесь? Они нужны нам! Конечно, соотношение сил изменится, но надо ли нам рушить все созданное за последние годы?

Анри наклонился, чтобы посмотреть на Дженниса.

— Ты это серьезно, Уилл? Тебя все устраивает? И ты готов продолжать людоедство на Новогодних встречах? Тебе это кажется приятным?

— Какие-то вещи изменить необходимо, — отозвался Дженнис. — Но вы должны признать, что мы с вами создали цивилизацию, производящую излишек населения. И рептилиды готовы этот излишек у нас взять, предлагая самые совершенные технологии. Да, мы можем переписать наш договор, мы избавимся от унизительных условий, но давайте не будем крушить мебель!

Анджелина повернулась к Оливарро.

— Он говорит дело, Хоста.

— А барсифов мы сами подавим, — хмыкнул Рэнди. — Нет, в таком ракурсе мне это уже нравится. Не надо никаких жертв, не надо улыбаться, пожирая человеческое мясо, и можно послать Цингали с его ужасами куда подальше. В конце концов, он там не единственный, и было бы правильно найти возможность судить его по справедливости.

— Что скажешь, Анри? — спросил Оливарро.

Десконье крутился в кресле.

— Поскольку вероятность моего устранения наиболее высока, — сказал он, — то я безусловно приветствую такой вариант. Но вы должны понять, что все зависит от памяти этого лейтенанта. Это он должен вспомнить, что хотел нам передать старик Трускальд.

— А ты знаешь, как на него можно воздействовать?

— Я над этим работаю, — сказал Десконье. — И если вы не будете мне мешать, то я выйду на результат.

— Только существует риск, что рептилиды вмешаются, — напомнил Дженнис.

— А тут уже я надеюсь на вашу помощь, — сказал Десконье. — Если мы начнем работать вместе, у нас непременно что-то получится.

51

Поскольку в обратный путь летающий корабль Стасу уже не давали, ему пришлось по дороге домой испытать немало приключений. Из Западной Африки самолетом и с сопровождающим его полицейским, он перебрался в Египет. Там, поскольку полицейский был в служебной командировке и мог погулять за казенный счет, ему быстро вернули документы, и он остался предоставленным сам себе. Был соблазн задержаться в этих исторических местах, но его средства не очень-то позволяли ему гулять. Прямой самолет доставил его в аэропорт Кубани, и оттуда он уже добирался автобусом. Так что домой он вернулся уже в третьем часу ночи, и его появление вызвало целую тревогу в доме.

Все это он довольно живописно изложил за завтраком. Ванда была покорена историей с Первосвященником, а Агата отозвалась довольно недоброжелательно о европейских богословах. Когда все разъехались, Стас позвонил отцу Феоктисту, и выяснил, что тот уже знает о его высылке.

— Как же ты вы так опозорились, отче? — спросил Феоктист с укором.

— Вы считаете это позором? — отозвался Стас. — А по мне так представляется, что опозорили конференцию, которой не дали вмешаться в ход религиозных споров. А ведь это могло быть реальным вкладом в дело мира.

— Не наше это дело, вмешиваться, — фыркнул Феоктист.

— Это уже ваш личный выбор, — отозвался Стас. — Мне составить отчет, или будет достаточно слухов?

— Отчет составьте, — сказал Феоктист. — Но вы там не сильно сочиняйте. Не думаю, что мы будем реагировать.

— Я собственно другого и не ожидал, — кивнул Стас.

Более подробно он рассказал о своей поездке в храме, куда поспел к спевке хора. Поскольку отец Глеб оказался на месте, он выслушал этот рассказ вместе со всеми.

— То есть, вы хотите сказать, что этот болгарский митрополит сдал вас властям? — недоуменно спросил он.

— Так получается, — развел руками Стас.

— Как же можно вместе с ними молиться? — подивилась Светлана.

— Молиться с ними можно, — вздохнул отец Глеб. — Собственно, именно они и нуждаются в нашей молитве.

— Особенно весело будет, когда мы объединимся, — пробурчала Светлана.

— Давайте не будем о плохом, — поднялся отец Глеб. — Завтра люди придут на службу, и мы охотно с ними объединимся. Отец Станислав, на минутку.

Певчие удалились, и отец Глеб заговорил конспиративным шепотом.

— Я не знаю всех ваших связей, отец, но имейте в виду, что в нашей среде тоже присутствуют свои Григореску. Разница в том, что у нас они будут притворяться в доску своими.

— Но я не говорил ничего запрещенного!

— Вы прекрасно понимаете, что тема разговора была откровенно оппозиционна. Сами вы наверняка сможете выехать на связях, но люди могут пострадать.

Стас склонил голову.

— Я учту ваше замечание, отче.

Выходя из храма он подумал о том, что его связи по сути ведут его совсем не к торжеству, и потому не почувствовал в укоре отца Глеба повода для сокрушения.

Звонок Дианы застал его, когда он уже ехал домой. Она тоже интересовалась его африканскими приключениями, и предложила ему заехать к ней в гости. Стас набрал маршрут на пульте, и тот привел его к дому Дианы спустя двадцать минут.

— Ты уже на машине! — обрадовалась Диана. — Крутой водила!

— Осваиваюсь, — вздохнул Стас. — Как ты узнала о моих делах в Африке?

— Витас сообщил, — сказала она. — Африканские ребята скинули ему официальное сообщение, а поскольку он был заинтересованным лицом, то дали еще и сопутствующие разъяснения. Так что там такое произошло?

Стас опять стал рассказывать, без лишней детализации, в основном напирая на нелепые порядки в Киншасе и на перестраховщиков из делегации.

— А что Витас? — спросил Стас.

— Что может понимать в этом деле Витас? — усмехнулась Диана.

— Если честно, меня заинтересовала вся эта легенда про рептилида, который стал там местным святым.

— Ты же сам говоришь, что это легенда!

— Значит были какие-то основания для ее появления, — заметил Стас.

— Перестань, — сказала Диана. — Африканцы, они же все немножко диковатые, живут сказками и сплетнями.

— Хорошо еще, что меня не посадили, — усмехнулся Стас.

Диана отошла к бару.

— Выпьешь чего-нибудь?

— Спасибо, не надо, — отказался Стас.

Диана вернулась с бокалом вина.

— А я выпью, — сказала она. — Скажи, а ты хотел бы встретиться с Анри?

Стас вскинул голову.

— О чем ты?

— Встретиться с Анри, — повторила Диана, разглядывая его через бокал.

— А ты можешь это устроить?

— Если ты убедительно попросишь, — сказала она, улыбнувшись.

Стас смотрел, как она пьет вино.

— Если честно, я не знаю, о чем я хотел бы его спросить, — сказал он.

— Без этого идти на встречу глупо, — согласилась Диана.

— Но если я все обдумаю, — продолжил Стас. — То разговор может получиться.

Диана смотрела на него испытующе.

— Он съест тебя, — сказала она. — Просто съест.

— Он, что, сам захотел встретиться? — насторожился Стас.

Диана только многозначительно усмехнулась.

— И не подавится, — она хмыкнула и допила свое вино.

— Зачем я ему нужен? — подивился Стас.

— Короче, подумай, — сказала Диана. — И не занимай вечер воскресенья. Мы с Агатой опять поедем на природу, ага?

— Ага, — сказал Стас.

Диана выглядела таинственной и загадочной. Ее улыбка, возникавшая без всякой связи с разговором, уводила в некую глубину, где открывалась новая Диана, о которой Стас пока ничего не знал, и это его слегка пугало.

— Что с тобой происходит? — спросил он, уже собираясь уходить.

— Кажется, ты называешь это процессами духовного пробуждения, — насмешливо отвечала она. — Я пробуждаюсь.

— С чего вдруг?

— Наступает время принятия решений, — отвечала она. — И мне надо для этого собраться. Поменять внешний вид, обновить гардероб, косметику…

— Да, это смешно, — сказал Стас без улыбки.

Она решительно повернулась к нему.

— А если мне приказано с тобой кончать? — спросила она нервно. — Если твоя возня кому-то надоела, и принято решение просто ликвидировать тебя.

— Кем принято решение? — спросил Стас. — Генералом Десконье?

Диана нервно отмахнулась.

— Анри здесь вообще не при чем, — сказала она. — То есть, он, конечно, при чем, но не в этом случае. Ты понимаешь, что я исполняю задание?

Стас сдержано вздохнул.

— Понимаю, — сказал он. — Но мы при этом прекрасно сосуществовали.

— А я не понимаю, — нервно продолжала Диана. — Ты ведь действительно чище, откровеннее и честнее всех этих политиканов!..

Она подошла, и прижалась к нему, обняв его за голову.

— Ты мне нравишься, Стас, — прошептала она, — я не хочу быть против тебя.

Стас не мог оттолкнуть ее сразу, но и в такой близости чувствовал себя не слишком комфортно.

— Разве ты против меня? — пролепетал он растерянно.

Она посмотрела ему в глаза.

— Я… я люблю тебя, — и она потянулась с поцелуем.

Тут Стас уже отшатнулся, решительно высвобождаясь из ее объятий.

— Подожди, Диана, — проговорил он. — Ты же знаешь!..

Она закрыла лицо руками и села на диван. Стас подумал и сел рядом.

— Успокойся, — сказал он. — Мы ведь с тобой друзья…

— Прости, — сказала она.

Стас помялся.

— Конечно, я сразу понял, что привлек тебя вовсе не духовными достижениями, — стал говорить он. — Но ты всегда была так деликатна и приветлива… Что бы тому ни было причиной.

— Довольно оправданий, — сказала Диана. — Ты умный, и должен все понимать. Мне было сказано последить за тобой, и даже соблазнить тебя при случае. Я пыталась…

— Правда? — усмехнулся Стас. — Я и не заметил.

— Но что-то изменилось, — сказала Диана. — Они потеряли к тебе интерес. И мне велено заканчивать дело.

Стас посмотрел на нее удивленно.

— Заканчивать? Как заканчивать?

— Рвать, — сказала она. — Но ты должен понять, что тебя не оставят без внимания.

— Зачем же рвать?

— Потому что теперь тебя просто убьют, — вырвалось у Дианы.

Стас шмыгнул носом.

— А этот генерал?

— Анри? Он не участвует в игре, он давно вне игры… Он тоже входит в число моих объектов, так уж случилось. Да, он готов с тобой повидаться.

— Я повидаюсь, — кивнул Стас.

Она посмотрела на него насмешливо.

— Ладно, ступай, — сказала она, махнув ему рукой. — Клянусь, я никогда не испытывала ничего подобного. Ступай, милый, и помолись там обо мне. Ты не представляешь, как мне сейчас тяжело.

Стас не стал выяснять причин ее тяжести, и поспешил уйти. Только в машине, пытаясь завести двигатель, он вдруг обнаружил, что у него дрожат руки. Это заставило его нервно усмехнуться.

Кто ему в этот момент действительно был нужен, так это Неделин. Этот человек и в самом деле знал больше других, и вполне мог прояснить возникшее вокруг напряжение. А напряжение и впрямь нарастало, и внутри Стаса, и вокруг него. И он совершенно не понимал, что ему теперь делать.

Телефонный звонок последовал, когда он уже практически подъехал к дому. Остановив машину, Стас ответил на незнакомый номер, и услышал в ответ жизнерадостный голос:

— Станислав Семенович, я так рад! Это Крис Вердиев, вы меня помните? Я приглашал вас на заседание нашего исторического кружка.

Стас воспринял этот звонок без удовольствия.

— И что? — спросил он устало.

— Завтра у нас заседание кружка, в университете. Вы не могли бы прийти? Я там уже всем наобещал…

— Но я-то вам ничего конкретного не обещал! — напомнил Стас довольно резко.

— Извините, — жизнерадостный тон поубавился. — Так что мне сказать людям?

Стал некоторое время молчал.

— Во сколько? — спросил он.

— В двенадцать, — радостно поведал Крис. — Уверяю вас, мы вполне управимся за один час.

— Ладно, — сказал Стас. — Я приду. Где находится ваш университет?

Крис стал рассказывать ему, как лучше проехать до университета, и стал только кивал на это головой. На самом деле к университету его довел бы указатель на пульте.

52

Вечером того же дня Агата напомнила Стасу:

— Завтра к нам, как обычно, придет Ланго.

— Буду рад его повидать, — кивнул Стас.

— В последнее время он очень расстроен, — заметила Агата. — Ты не знаешь, в чем дело?

— Как я могу знать? — удивился Стас. — Я с ним почти неделю не виделся!

— Будь с ним приветлив, — попросила Агата.

Стас тем временем занялся подготовкой к встрече с любителями военной истории. Прежде всего он нашел их сайт в сети, где были довольно подробно изложены их последние заседания. Как ни удивительно, они в самом деле углублялись в события глубоко и содержательно, и не стеснялись критиковать будущих победителей, отдавая должное армии коалиции. События, свидетелем которых был сам Стас, всколыхнули его воспоминания, и просматривая официальную хронику, он еще раз окунулся в ту совершенно дикую атмосферу смерти и азарта. Конечно, у них не было шансов.

Прибыв на следующий день в университет, который на самом деле представлял из себя довольно убогое учреждение, где учились разве что три десятка человек, Стас не без труда нашел нужную аудиторию. Хоть университет и был рассчитан на минимум учащихся, следовало отметить, что оформление здания здесь было проведено со вкусом и не без затрат. Крис Вердиев кинулся на встречу Стасу с приветствиями, хвастая оборудованием аудитории.

— Я не понял, на заседания кружка приходят все учащиеся? — спросил Стас, наблюдая довольно плотное заполнение аудитории.

— К нам ходят ученики старших классов, — пояснил Крис. — Хотя, как вы понимаете, контингент у нас ограниченный, и мы с нетерпением ждем, когда поступит пополнение из воспитательных центров.

Собравшиеся довольно вяло поприветствовали Стаса, и Крис сразу же начал просмотр хроник этого периода войны. До окончания событий оставалось еще более полугода, шли сражения и в России, и в Южной Америке, и на юге Африки. Некогда лидирующие в экономике США и Китай были полностью разрушены, Европа уже представляла собой развалины, Россия уже напрягала последние силы на окраинах, а в Индии лютовали барсифы. Крым представлял собою довольно незначительный театр военных действий, но именно здесь ожесточение сторон достигло максимума. Энергетический удар, уничтоживший полуостров, не был вызван стратегической необходимостью, и теперь Стас уже вполне мог признать, что это действительно могло быть вызвано бегством маршала Гремина.

Потом Стас с Крисом выбрались на сцену, и сели там у столика.

— Теперь мы можем услышать свидетельство об этих событиях от участника боев, — торжественно начал Крис. — И я бы хотел начать с вопроса, как вы там оказались, Стас?

Стас неспешно стал рассказывать, как он воевал на Украине, как был рукоположен в сан священника, и как ему приходилось вдохновлять усталых бойцов. Он должен был признать, что на войне и в самом деле неверующих не было.

— Значит, вы сами в боях не участвовали? — спросили его.

— На Украине, нет, — кивнул Стас. — В Крыму все было иначе. Я опекал военный госпиталь, когда туда ворвался десантный отряд рептилидов. И когда я увидел происходящее, мне пришлось взять в руки пулемет. Так я стал бойцом и перестал быть священником.

— Каково это, стрелять в рептилидов?

Стас угрюмо посмотрел на вопрошавшего юношу.

— Как будто вы участвуете в охоте на крокодилов, — сказал он, вызвав в зале шум.

— Но они же не крокодилы! — пытались объяснить ему. — Они же разумные существа, они явились к нам с целью улучшить наше общество.

— Я это понял уже потом, — сказал Стас.

— Вы испытали раскаяние?

— Разумеется, — кивнул Стас.

Румяная девушка подняла руку.

— Что заставило вас пойти на эту войну?

Стас пожал плечами.

— На ту войну пошли все честные люди планеты, — сказал он. — Ведь это было подано, как жестокое завоевание, и мы поднялись на сопротивление.

— Вы и теперь так думаете?

Стас глубоко вздохнул.

— Конечно, мы все ждали полного уничтожения человечества, — сказал он. — И к этому все шло. Было очень странно узнавать, что мир уцелел, и даже прихорашивается.

Кто-то даже рассмеялся.

— И как теперь вы все это оцениваете?

Стас покачал головой.

— Я совсем недавно вернулся на волю, — сказал он. — А в лагере мы все же были настроены достаточно агрессивно, даже несмотря на столь неожиданные новости с воли. Мне еще надо к этому привыкнуть.

— Но теперь вы понимаете, что эта война никому не была нужна?

Стас скривился.

— Звучит довольно наивно, — заметил он. — Если война началась, то она определенно была кому-то нужна. И я думаю, что если вы всерьез занялись историей войны, то именно вы и должны это определить.

Они зашумели.

— То есть, вы видите в этой войне чей-то злой умысел? — спросил Крис.

— Ну, добрым этот умысел назвать трудно, — заметил Стас.

Они опять засмеялись.

— А если не было никакого умысла? — спросил Крис. — Если вышло просто недоразумение, а когда начались боевые действия, остановить это было уже невозможно.

— Можно, конечно, думать и так, — сказал Стас. — Но попробуйте предположить, что рептилиды пришли с миром. Много ли революционных изменений у нас бы прошли без их давления?

Они растерялись, кто-то стал оглядываться на кого-то, другие зашептались.

— А какие изменения вы имеете в виду? — спросил кто-то почти с вызовом.

— Вы не замечаете изменений? — усмехнулся Стас. — Просто я помню время, когда планета двигалась в русле экономического и технологического развития, а теперь главным направлением развития является рост народонаселения.

— И что в этом плохого?

— По мне так это напоминает какую-то большую свиноферму, — произнес Стас, и понял, что едва не проговорился.

— Просто сейчас задача восстановления народонаселения является главной, — стал объяснять тоном лектора Крис. — Когда мы достигнем удовлетворительного уровня, мы опять вернемся к технологиям и экономике.

— Вы уверены? — скривился Стас.

— А как же иначе?

— Но вы же видите, что контроль за подрастающим народонаселением взяли на себя рептилиды! Все программы воспитания выстроены и контролируются ими.

— Это ложь! — прогремел чей-то низкий и уверенный голос.

Стас поднял руки.

— Я не настаиваю на своей правоте, — признался он. — Но и возражения должны быть достаточно убедительными.

В задних рядах поднялся некий решительный мужчина не слишком молодого возраста, и уверенно направился к сцене.

— Это Карен Самсонович, наш преподаватель, — шепнул Крис.

Карен Самсонович поднялся на сцену.

— Наш ветеран сказал тут, что весь процесс воспитания нового поколения контролируется рептилидами. А поскольку я немного причастен к их воспитанию, то могу сказать уверенно, ни один рептилид в систему воспитания никогда не вмешивался. Программа воспитания нового поколения составлена целиком и полностью земными специалистами.

— Тогда вы может быть проясните, какой основной смысл лежит в системе этого воспитания? — спросил Стас.

— Воспитание нового человека, — с пафосом провозгласил преподаватель, так что некоторые в зале даже автоматически зааплодировали.

Стас хотел начать спор, но осекся, понимая, что это может увести его в непредсказуемые дали.

— Дело в том, — поднялся Крис, — что Станислав Семенович является по призванию священником православной церкви, и можно понять его протест против нарушения традиционных норм воспитания.

Это вызвало шум, смех и восклицания. Педагогический авторитет Стаса таким образом был немедленно уничтожен.

— И все же давайте вернемся к теме нашего собрания, — попросил Крис. — Нас всех интересуют подробности того времени. Крым во время войны, это прежде всего катастрофический энергетический удар по полуострову. Одновременно погибло полтора миллиона человек, из них всего лишь полтора десятка тысяч солдат. Как вы выжили, Станислав Семенович.

Страсти поутихли, Карен Самсонович спустился в зал, и Стас стал рассказывать о своих личных переживаниях. Там был скользкий момент с атакой барсифов на госпиталь, но ему удалось обойти его. Свой переход к активным боевым действиям он объяснил тем, что его распалили страдания раненых.

— Значит, вы сталкивались с барсифами? — спросили его. — Как они?

Стас только пожал плечами.

— Страшные, — сказал он. — Но мы их не очень боялись.

— Станислав Семенович потом работал в госпитале, — опять стал объяснять Крис. — В его ведении находились самые известные фигуры того времени.

Его совершенно определенно толкали именно к одной фигуре.

— Расскажите про маршала Гремина, — наконец попросил кто-то.

Стас покосился на Криса, явно инициатива вопроса шли от него.

— Я был в госпитале, когда туда привезли раненого маршала, — сказал он. — Он умер во время операции.

— Он был в сознании? Может он о чем-то говорил?

— Он был без сознания, — отвечал Стас.

— Как вы отнеслись к смерти маршала?

— Я был в отчаянии, — отвечал Стас. — Но дело шло к концу, так что времени на скорбь не оставалось.

— У нас есть небольшой фильм о маршале, — вспомнил Крис. — Люк, вы принесли, как обещали?

— Да, принес, — отозвался один из слушателей, поднявшись. — Я хотел бы объяснить господину Бельскому, что этот фильм мы собрали из нескольких источников. Получилось шесть минут изображения, которое мы озвучили детской песенкой, которая, как утверждают знающие люди, была любимой песенкой маршала.

Он махнул рукой, и на экране возникло изображение маршала Гремина. Маршал принимал парад, и выглядел предельно торжественно. Но сопровождалось это детским хором, который весело распевал про жизнь какой-то акулы. Потом маршал участвовал в каких-то важных заседаниях, потом было поле боя и разрывы снарядов, и маршал наблюдал это из блиндажа, отдавая распоряжения. Стас смотрел, и чувствовал, что его не отпускает какие-то странное чувство, словно он нырнул глубоко под воду, и вот-вот собирается вынырнуть. Воздух уже кончается, но до поверхности осталось совсем немного.

Последние кадры показали маршала перед вылетом, он отдал честь сопровождающим и скрылся за дверцей самолета. Вряд ли это были съемки его последнего полета, но выглядело довольно символически.

— Что это было? — спросил Стас с сомнением.

— Это фильм о маршале, — растеряно пояснил Крис.

— Что за песенка там звучала?

Парень, который составил фильм, опять поднялся.

— Это детская песенка, довольно абсурдная по звучанию, называется «Акулья гора». По звучанию она короткая, но мы поставили ее два раза.

Стас почувствовал, что он наконец вынырнул. Слова «Акулья гора» явились для него тем самым ключом, который он так ждал. Который ждали также и все, собравшиеся вокруг него заинтересованные лица. Пароль сработал, информация открылась.

Остаток встречи Стас провел в самом рассеянном состоянии, так что покидая университет, он чувствовал стыд за свое неопределенное поведение. Но ему очень было нужно остаться наедине с собой, что он и сделал, сев в машину на стоянке.

Хриплый голос маршала ясно звучал в его ушах.

— «Акулья гора»!

И это было все, что было так строго засекречено в сообщении маршала Гремина.

53

В этом была какая-то чудовищная нелепость. Получалось, что учитель Трускальд заложил в память маршала, а тот передал четверым офицерам название детской песенки. Стас никак не мог это принять, и потому раскрытие его ключа не приносило ему радости.

В подавленном состоянии он вернулся домой, стал расследовать новые факты в сети, для чего нашел эту детскую песенку и даже проштудировал ее текст. Песенка эта относилась к детским годам самого маршала, и нести секретную информацию никак не могла. Зачем надо было так строго ее секретить?

Вечерний визит Ланго последовал совсем некстати, потому что Стас понимал, что должен сказать ему о своем нечаянном открытии, но испугался и смолчал. Ланго был как всегда предельно вежлив и обходителен, но в его поведении тоже чувствовалось напряжение, и Стас с нетерпением ждал, когда они останутся наедине.

Когда наконец Ланго удалось отправить Агату по какому-то делу, Стас спросил прямо:

— Что случилось, Ланго?

— Что произошло в Африке? — спросил тот.

— Да ничего серьезного, — отвечал Стас. — Местные религиозные разборки. Кстати, основой распри является легенда о рептилиде, который принял крещение!

Ланго посмотрел на него внимательно.

— Вы полагаете, это Трускальд?

— Я не строю предположений, — сказал Стас. — Но все идет к этому. Представьте, они боготворят его тапочки и четки.

— Четки?

— Молитвенные бусы, — пояснил Стас. — Во всяком случае, напряжение в районе только растет. Странно, что вы не вмешиваетесь!

— А мы должны вмешаться?

— Но вы же сами рассказывали, что это оскорбление вашей культурной базы!

— И как по-вашему, мы должны вмешаться?

— Я не знаю, — пожал плечами Стас. — Но если это для вас оскорбление, то ваша реакция должна была бы быть резкой и адекватной. А вы позволили этой легенде не только возникнуть, но и окрепнуть. Разве вы не чувствуете в этом проблемы?

Ланго поднялся, и прошел по комнате к широкому окну.

— Я вам скажу, что сказано в хрониках, — сказал он, глядя в окно. — Там утверждается, что Земля была обнаружена розыскной экспедицией лет сто я лишним назад.

— Все-таки, сто с лишним лет! — обрадовался Стас.

— Учитель Трускальд руководил всей системой розыска, но показания Земли его чем-то привлекли. Он перебрался сюда и провел здесь три десятка лет. Первые контакты были организованы под его руководством. Потом начались переговоры на Луне, в ходе которых он скончался. Тот могильный постамент, который стоит на Луне, является только памятником, а его тело было отправлено на Болото и похоронено согласно нашим обрядам.

— Но вы сами говорили, что там лежит тело рептилида!

— Эта мумия входит в комплекс памятника, — отвечал Ланго.

— Как это? — стал даже откинулся на спинку кресла. — Они убили кого-то из рептилидов, чтобы таким образом оставить память учителю.

— Это не рептилид, — сказал Ланго. — Это крокодил из Африки. Кажется, именно земные делегаты на переговорах настояли на этом.

Стас кивнул.

— Что за хроники вы сейчас цитируете?

— Хроники Предвестника, — сказал Ланго. — Жизнь каждого Предвестника фиксируется чуть ли не каждодневно. Конечно, это информация совершено закрытая, но мне удалось ей воспользоваться благодаря разрешению Цингали. И теперь я с ужасом думаю, как отреагирует Цингали когда узнает, что я рылся в архиве Предвестников.

— Это запрещено?

— Это строжайше запрещено, — вздохнул Ланго. — Но я должен был знать правду.

— И вы уверены, что это правда?

— Там не может быть неправды, — покачал головой Ланго. — Это архив Предвестников!

— И представьте себе, что он на самом деле принял крещение, — сказал Стас. — Он таким образом открыл путь рептилидам в земную культуру. Как должны были отреагировать на это ваши высшие руководители?

Ланго засопел, едва не фыркая.

— Вы считаете, что они могли солгать?

— Если они начали войну вопреки мнению Трускальда, то они были обязаны солгать, — уверено сказал Стас. — Теперь они подкинули эту ложь вам, зная, что вы примете это на веру. Им не нужен путь Трускальда, Ланго! И это понятно, потому что жертвовать приходится слишком многим. Ну а вы сами, что вы об этом думаете?

— Я не знаю, — жалобно отвечал Ланго.

Тут, как водится, вернулась Агата, и вечер продолжался в русле светской вечеринки. Но когда Ланго ушел, Агата ухватила Стаса за руку.

— Что происходит? — спросила она. — Он сам не свой!

— А, по-моему, все нормально, — отвечал Стас.

Главного он Ланго так и не сказал. Ожидание расшифровки сообщения маршала больше не требовалось, а поскольку нужной информации Стас так и не получил, то этим самым обрывалась вся нить расследования. Значит результата не будет, и Цингали должен будет уничтожить Стаса и всех его близких, включая и Ланго. Но говорить об этом Стас считал преждевременным. Не потому, что он чего-то еще ждал, но потому, что хотелось пожить.

В субботу с утра Стас был в храме, и пробыл там до самого вечера, отслужив по просьбе отца Глеба всенощное бдение под воскресенье. Больших хлопот это ему не доставило, но удовольствие получил. Он даже на короткое время отвлекся от всех своих неприятностей, чтобы вернуться к ним по возвращению домой. В гостях была Диана, и она с ужасом рассказала о том, что Витаса арестовала служба безопасности за какие-то наркотики.

— Это же такая чушь! — говорила Диана с досадой. — Все знают, что у Витаса всегда можно достать наркоту, и никому в голову не приходило арестовывать его за это.

— И что ты думаешь?

Диана посмотрела на него выразительно.

— Ты с ним знаком? — спросила Агата.

— Немного, — отвечал Стас. — Он помог мне получить сан.

— Я подняла нескольких важняков, — сказала Диана. — Но все будет ясно только завтра. Получается, что Витас кому-то перешел дорогу!

— Надеюсь, тебя это не коснется? — спросила с тревогой Агата.

— Как это может меня коснуться! — нервно воскликнула Диана.

Когда она собралась уезжать, Стас вышел проводить ее.

— Ты думаешь, это как-то связано с моими проблемами? — спросил он.

— Я не знаю, — отвечала Диана. — Но я чувствую приближение каких-то неприятностей.

— Может нам не надо завтра… ехать на природу?

Диана бросила на него быстрый взгляд.

— Наоборот, теперь это просто необходимо.

Когда Стас вернулся в свою комнату, его там ждала Ванда, по обыкновению сидя в кресле с ногами.

— Ты хотела у меня что-то узнать? — спросил Стас.

— Посоветоваться, — вздохнула Ванда.

Стас сел в кресло. Ванда ему нравилась, но глубоко погружаться в ее проблемы оно не считал возможным.

— Что у тебя?

— Я кажется влюбилась, — сказала Ванда. — Или меня просто водят за нос.

— Объяснись, — потребовал Стас.

— Адам, он ведь никуда не делся, — стала рассказывать она. — И, как он обещал, он познакомил меня с крутым парнишкой.

— Когда это он успел? — качнул головой Стас.

— Ну, на продленке контроль за нами не такой уж сильный, всегда можно отвалить по делам. Адам привел его дня три назад, симпатичный юноша, высокий, стройный, блондин.

— И ты влюбилась?

— Я не знаю, — отвечала она чуть раздраженно. — Он уж очень прямолинейно нацелен на постельные отношения, он любит в этом деле преодоление препятствий. Просто сексуальный экстремал! Вчера он едва не поимел меня в коридоре школы, я опомниться не успела! Хорошо, там появилась группа девчонок!..

— Если хочешь, я могу вмешаться, — сказал Стас, не очень представляя, как он это сможет устроить.

— Вообще-то я и сама могла ему врезать и отшить. Нас обучали уличному насилию, и у меня были прекрасные оценки. Но понимаешь, я ведь сдалась ему без слов!..

Стас вздохнул. Эту тему он считал для себя запретной, и нырять в нее никак не хотел.

— Ты обращаешься к человеку, который настроен крайне консервативно, — предупредил он. — Если ты хочешь моего совета, то должна иметь это в виду. Я лично не считаю это возможным, и советую применить твои познания по уличному насилию. Но ты воспитывалась совсем в другом духе, вокруг тебя девицы, для которых эти вопросы притягательны, и твои побуждения предельно далеки от моих установок.

— Поэтому я к тебе и обращаюсь, — сказала Ванда. — Я прекрасно понимаю, что я инфантильная дура, что в этих вопросах я себя не контролирую, и мне бы хотелось услышать от тебя резкую отповедь. Иначе в понедельник я просто сбегу с уроков, потому что он меня позовет.

Стас засопел.

— Тебя просто заказали, — сказал он. — Этот подонок Адам явно нацелен влезть в семью, и ты для него просто заветная дверца. Легче всего вас поймать на естественных влечениях, и твой экстремал для этого и существует. Когда он тебя бросит, ты ведь пойдешь плакаться к Адаму, ведь так?

Ванда нахмурилась.

— Почему ты думаешь, что я буду плакаться?

— Ну, не обязательно ты будешь плакаться, но настроение твое будет испорчено надолго. А поскольку именно Адам вас познакомил, значит с ним ты и будешь все это мусолить.

Ванда шмыгнула носом.

— Ты не говоришь о главном, — сказала она. — Почему это плохо? Почему я не могу попробовать это с экстремалом, если это представляется мне таким интересным.

Стас развел руками.

— Я не могу тебе этого запрещать, — сказал он. — Но ты разговариваешь с человеком, который никогда этим не занимался, хотя нельзя сказать, что никогда не хотел. Я взял себе за модель Евангелие, любовь к людям, где сексуальные отношения утягивают в глубины инстинктов, уводя с главного направления пути. Я преодолевал в себе свои желания, потому что решил все силы обратить на дела любви христианской. Я не могу требовать от тебя того же, потому что ты далека от христианских идеалов, но я искренне советую тебя ориентироваться на высшие достижения духа.

Ванда затрясла головой.

— Я ничего не поняла, — сказала она с досадой.

— Я не смогу тебе передать это в двух словах, — сказал Стас. — Просто есть служение телу, и всем его потребностям, а есть служение духу, где потребности тела отходят на второй план. При этом тело все же сопротивляется и требует своего, и приходится с ним бороться.

Ванда вздохнула.

— Ты такой умный, Стас, — сказала она. — Скажи просто, мне позволить моему экстремалу мною попользоваться, или послать его подальше?

— Послать подальше, — сказал Стас.

Ванда в сомнении качнула головой.

— Я тебя послушаю, — сказала она. — Но если что…

Она не договорила, вскочила с кресла и вышла.

А Стас неторопливо осенил себя крестным знамением.

54

По окончанию воскресной литургии, которую отец Глеб доверил совершить Стасу, тот чувствовал себя на волне вдохновения, и придавившее его в последнее время уныние отступило. Он с удовольствием разделил трапезу с церковными активистами, и даже остался, чтобы провести личные беседы с желающими. Одним из желающих оказался муж Светланы, который был полон решимости дать отпор консервативным аргументам Стаса, но тот так провел беседу, что мужчина всерьез задумался. Во всяком случае Светлана была просто счастлива.

Домой Стас вернулся после трех, и его уже ждали для поездки за город. Помня о том, что его ждет в той поездке, Стас опять приуныл, но отказываться было невозможно. Они выехали на то самое озеро, купаться в котором было холодно, и потому занялись играми и рыбалкой. Диана нашла какой-то старый челн, и повезла Стаса на остров посреди озера, лукаво подмигнув при этом Агате.

— Мама, она его охмуряет? — спросила Ванда встревожено.

— Не говори глупости, — не очень уверено отвечала Агата.

Как и ожидалось, на острове они нашли еще одного рыбака, генерала Анри Десконье. Причем генерал так увлекся рыбалкой, что не сразу начал разговор. Диана оставила их, и отошла на другую сторону острова, чтобы не мешать.

— Так вы хотели меня видеть? — спросил Десконье.

— Да, — отвечал Стас. — Я узнал, что вы посещали базу «Балхаш». Мне было важно выяснить, что там искал маршал?

Десконье скривился.

— Майора Эскина. Маршал питал относительно его совершено неоправданные надежды. Он пытался расшифровать программу флешкарты, что была у маршала. И что?

— Что?

— А ничего, — вздохнул Десконье. — Не было там никаких секретов.

— Вы тоже заняты проблемой выявления секретной информации? — спросил Стас.

Десконье достал фляжку, открутил крышку и отпил глоток.

— А вы знаете, о чем речь?

— Знаю, — сказал Стас.

Десконье посмотрел на него вопросительно.

— Откуда? Ах, наверное Неделин! Конечно, разве генерал Хануиль может хранить секреты?

— Что с Неделиным?

— Боюсь, обрадовать вас нечем. Он в руках у Цингали, и вы можете себе представить, о чем они беседуют.

— Веритиан, да? — спросил Стас.

— Да, — кивнул Десконье и отпил еще глоток. — Так все надоело!.. Вот бы поставить себе домик прямо здесь, на острове, и остаться навсегда. Рыбалка, это чарующее занятие.

Стас посмотрел на поплавок.

— У мня клюет, — сказал он.

— Где? — спохватился Десконье. — О чем вы?

— У меня сработал механизм расшифровки сигнала, — сказал Стас.

Десконье медленно закручивал пробку фляжки, не поднимая головы.

— И? — спросил он.

— Глупость какая-то, — сказал Стас. — Акулья гора!

Десконье в досаде сплюнул.

— Я так и знал, — сказал он. — У меня эта гора уже в печенках сидит!

— Вы знали?…

— Знал, — отвечал Десконье. — Я только надеялся, что ваша часть информации даст что-то новое.

— Откуда вы знали про Акулью гору?

— Мы раскрутили вашего доктора Хаустова, — сказал Десконье.

— Он отреагировал на детскую песенку?

— При чем тут песенка? Он отреагировал на запах. А вы, значит, включились при звуках этой дурацкой песенки?

— Да. Какой запах? При чем запах?

— У него ключевым был запах, — сказал Десконье.

— А мне вы этот запах давали?

— Давали, — махнул рукой Десконье. — Это был запах духов Дианы в день вашего знакомства. На запах вы не отреагировали.

Стас невольно почесал лоб.

— Конечно! — сказал он. — Когда маршал заряжал нас этой информацией, я страдал от насморка. Но все же, что это за песенка?

— Песенка тут вовсе не при чем, — устало отозвался Десконье. — И это значит, что вы свое отыграли, приятель. Когда это дойдет выше, вас уничтожат.

— Но вы знаете про песенку?

— Еще бы, мы ведь пятнадцать лет уже ломаем голову! Акулья гора, если хотите знать, это название той точки на карте Луны, где похоронен Трускальд.

Стас склонил голову.

— И вы там все перерыли?

— До песчинки, — сказал Десконье. — Мы эту мумию располосовали по всем направлениям. Ничего!..

Он вздохнул, и опять потянулся к фляжке.

— А песенка откуда?

— Песенку мы тоже пропустили через все мыслимые фильтры, — усмехнулся Десконье. — Искали смысл даже в тексте, хотя сама песенка была написана задолго до нашествия рептилидов. Разбирали ноты, переводили ее на все языки… Ничего!

Стас покачал головой.

— Но я ясно слышал голос маршала, он произнес это четко и ясно: «Акулья гора»!

— Значит вы второй, кто это услышал, — усмехнулся Десконье. — Первым был доктор Хаустов. Правда с ним решили не останавливаться, и он умер уже во время пыток.

Стас поднял голову.

— Вы участвовали в этом?

— Вы мне еще обвинение предъявите, — хмыкнул Десконье. — Вы думаете, вы один пойдет на завтрак Цингали? Боюсь, в качестве десерта там буду и я.

— Но может кто-то из близких помощников Трускальда мог бы прояснить, что он имел в виду?

— Наверное, мог бы, — согласился Десконье. — Но их всех так быстро ликвидировали, что слова не дали сказать.

— Кто?

— Бдительные почитатели памяти Трускальда, — отвечал Десконье. — Цингали был в их числе. Он тогда был еще на вторых ролях, но уже старался выбраться.

— А вы где тогда были?

— Я вообще к этой истории не причастен, — сказал Десконье. — Я включился в дело уже в ходе войны, под руководством маршала. Но когда тот рассказал мне, что нам светит в случае овладения Веритианом, я сразу же перешел на его сторону.

— Вы воевали против своих?

— Поди разбери, кто там свои, кто — чужие? Если хотите знать, мы воевали серьезно, вспомните хотя бы диверсию против орбитальной базы! Рептилиды были в панике! Но маршал знал об исчезновении Веритиана, и потому ничего не боялся. Если честно, можно сказать, что раса рептилидов уже на финише своей истории. Без Веритиана они просто не выживут. Но об этом знают только несколько высших фенцеров, ну еще может Хануиль.

— Я слышал, они протянут еще лет двести.

— Что такое двести лет для цивилизации? Мгновение.

Он опять отпил глоток своего напитка.

— Собственно, чего мы радуемся, — сказал он. — Мы-то сгинем еще раньше. Уверен, что у старика Цингали уже заготовлен список жертв.

— Он грозил перебить всю мою семью, — вспомнил Стас.

— И он это сделает, — кивнул Десконье. — Эти рептилиды совсем без чувства юмора.

— Что мне делать?

Он покосился на Стаса удивленно.

— Что делать? Да ничего не делать! Жизнь, это борьба, и в этой борьбе кто-то выигрывает, а кто-то проигрывает. Стал бы я раскрывать вам всю подноготную, если бы не ужас наступающего конца. А ведь я был уверен, что именно вы, последний из четверки маршала, обязательно дадите нам шанс!

— Извините, — буркнул Стас.

Десконье фыркнул, быстро закручивая пробку фляжки.

— Действительно клюет, — сказал он весело.

Он вытянул удочку, и на крючке оказалась мелкая рыбешка.

— Ну вот, стоило стараться, — генерал бросил удочку на берег. — А смотрите, как все сходится! Вы говорили, у вас клюет, и в результате вышел пшик. Как и здесь!

Диана подошла к ним, заметив:

— Вы тут не заболтались? Мне страшно представить, что подумает Ванда о нашем здесь пребывании!

— Мы закончили, — сказал Десконье.

— Надеюсь, встреча была конструктивной?

— Предельно конструктивной, — кивнул насмешливо Десконье. — Наш лейтенант нашел способ быстрой самореализации.

Диана вопросительно повернулась к Стасу.

— Что это значит?

— Генерал шутит, — сказал Стас. — Но мы нашли общий язык, и согласовали наши позиции.

— Мне придется докладывать руководству, — сказала Диана. — Хотелось бы какие-нибудь наметки.

— Скажи, все было замечательно, — мрачно сказал Десконье.

Диана подошла к нему ближе.

— Анри, ты выглядишь покойником, — сказала она. — Он не оправдал твоих надежд, да?

— Вроде того, — сказал Стас.

— Ладно, — сказал Десконье. — Заканчиваем любезности. Мне приятно, ребята, что именно вы провожаете меня. Если бы в мире было побольше таких друзей, я бы ни за что не стал бы…

— Не стал бы — что? — спросила Диана строго.

— Не стал бы участвовать в наших Новогодних вечеринках, — сказал он с натянутой улыбкой. — На них рептилиды угощают нас мясом поверженных врагов. Это такая мерзость…

— Что за гадости ты выдумываешь? — скривилась Диана.

— Все, — сказал Десконье. — Напишешь в докладе, что я был в депрессии. На Новый год они наметили сожрать меня.

— Я не буду про это писать, — сказала Диана решительно. — А ты просто пьян.

Десконье только махнул ей рукой.

— Пошли, — сказал Стас.

Диана помялась, но склонила голову и пошла за Стасом.

— Я еще никогда не видела его таким, — сказала она.

— Дела обстоят неважно, — сказал Стас. — Не бери в голову.

Десконье проводил их взглядом, достал свою фляжку, открутил пробку и стал выливать свой напиток на траву под ногами.

55

Возвращались они в самом игривом настроении, потому что Агата с Вандой были уверены, что Стас пал под чарами Дианы. У самого Стаса настроения спорить не было, и он угрюмо молчал, зато Диана взялась подыгрывать им, томно вздыхая и позволяя себе самые двусмысленные намеки. Особенно радостно реагировала на это Ванда.

Когда Диану завезли домой, Стас взмолился:

— Скажи им, что ничего не было! Они ведь изведут меня своими насмешками!

— Милый, я не могу отрицать факты, — отвечала та насмешливо. — И я надеюсь, мы это повторим в ближайшее время.

Агата рассмеялась, а Ванда еще и зааплодировала.

Время было уже позднее, они едва успели поужинать, и разошлись по комнатам на сон. Когда спустя некоторое время к Стасу зашла Агата, он воспринял это настороженно.

— Будешь доставать меня намеками? — спросил он агрессивно.

— Нет, — сказала она. — Я насчет Ванды. Она с тобой говорила?

— Про своего потенциального любовника? Да, говорила. Я против.

— А я сомневаюсь, — вздохнула Агата. — Она итак отстает в развитии от своих сверстниц, надо ли нам так упираться?

— Надо, — сказал Стас. — Все дело в том, что это организовал твой Адам. Он хочет снова влезть в твою семью, и судя по тому, с какой последовательностью он это делает, ясно, что его направляют сюда какие-то силовые структуры.

— Да у него просто нет шансов!

— Да? А если он станет единственным конфидентом твоей дочери после того, как рухнут ее мечты о сладкой и вечной любви?

Агата посмотрела на него испуганно. Стас подумал, что она боится совсем не того, чего бы следовало. И в этом смысле им просто не о чем было спорить.

— Ладно, — сказал он. — Поступай, как знаешь. Свое мнение я донес, так что выводы делайте сами.

— Я хочу ей позволить свидание, — сказала Агата не очень уверенно.

Стас пожал плечами.

— Я думаю, ее первый опыт будет определять все дальнейшее, — пояснила Агата.

— Я умываю руки, — сказал Стас.

— Но я все же надеюсь на твою поддержку, если что, — напомнила Агата.

— Во всем остальном — сколько угодно, — отвечал Стас.

Она улыбнулась ему, поцеловала в щеку и вышла.

Раздосадованный Стас не сразу смог заснуть, и долго еще перебирал аргументы против внезапного порыва Ванды.

Когда ночью он вдруг проснулся, то чувство тревоги, знакомое ему еще по лагерным временам, заставило его напрячься. Он сразу почувствовал какой-то запах, не свойственный его комнате, и громко спросил:

— Кто здесь?

— Не пугайтесь. Стас, — услышал он характерный голос Ланго. — Это я!

Стас включил ночник, и увидел Ланго, стоявшего в углу комнаты.

— Ланго! — воскликнул он. — Что вы здесь делаете?

— Это очень важно, — сказал Ланго.

— Как вы здесь оказались? — спросил Стас. — Без охраны!..

— Это голограмма, — сказал Ланго. — Вроде того, как перед вами являлся Цингали.

Странный запах, который уловил Стас, был запахом электромагнитного поля.

— Понимаю, — сказал Стас ошеломленно. — Так что случилось?

— Это полный облом, Стас, — сказал Ланго. — Все рухнуло, и над нами возникла смертельная опасность.

— Что рухнуло?

— Генерал Десконье покончил собой, — сказал Ланго.

— Не может быть! Я виделся с ним только сегодня днем!

— Да, его нашли в нашем районе, на каком-то заброшенном острове. Стало известно, что ваше воспоминание оказалось ложным, и Цингали распорядился вас немедленно схватить.

— О, Господи, — пробормотал Стас.

— Он поставил ультиматум вашему Председателю Учредительного комитета, чтобы никто из землян не смел в это больше вмешиваться.

— И вы знаете, в чем дело?

— В чем дело? — не понял Ланго.

— Веритиан, — сказал Стас. — Та штука, с помощью которой вы выходите на Создателей. Желая остановить войну, учитель Трускальд похитил его, и теперь никто не знает, где она.

— Ихлемарунга? — спросил Ланго потрясенно.

— Веритиан, — сказал Стас. — Его назвали по земному именно так.

— Но это невозможно! Без этого не осуществима связь с Создателями, без этого мы остаемся беспомощными…

— Однако вам хватило запаса чтобы победить нас в войне, — заметил Стас. — Говорят, что вам еще хватит ресурсов на двести лет развития. Потом, да — финиш.

— Поэтому они так пристально исследуют вашу культуру, — понял Ланго.

— Да, — сказал Стас. — И в этом смысле учитель Трускальд оставил вам яркий пример восприятия земной культуры рептилидом. Путь к нашей культуре лежит через религию.

— Я сам об этом думаю, — кивнул Ланго. — Но сейчас нам думать не об этом. Вам надо бежать!

— Куда, — усмехнулся Стас. — Вся планета просвечивается вашими контрольными наблюдателями.

— Да, да, — нетерпеливо согласился Ланго. — Но вы должны знать, что ваши силовые структуры давно научились обходить все контрольные замеры. Я оставил для вас карточку, по которой вы сможете свободно регистрироваться без опасности быть узнанным. И еще тут финансовая карточка, тоже нераспознаваемая. Вы должны немедленно исчезнуть, понимаете?

— Но ведь тогда все равно пострадают и Агата, и Ванда…

— Нет! Пока вас не поймали, сохраняется возможность раскрытия секрета. Их не тронут, пока вы свободны, понимаете?

Стас кивнул.

— А вы?

Ланго промолчал.

— Знаете, — отметил Стас, уже торопливо надевая майку. — Мне кажется, вы настолько углубились в земную культуру, что уже становитесь человеком.

— Спасибо, — грустно отвечал Ланго. — Это всегда было моей мечтой.

— Выключайтесь, — сказал Стас. — Вы уже достаточно поучаствовали в моей судьбе.

— Прощайте, Стас!

— Удачи вам, Ланго!

Он махнул лапой, и растаял в воздухе.

Стас вышел из дома, совершено не представляя, куда ему деваться. Был соблазн взять машину, но с машиной его бы выявили достаточно быстро. Отойдя подальше от дома, он вызвал такси.

Таксист прежде всего зарегистрировал его финансовую карточку, и Стас ждал итога, затаив дыхание.

— Куда едем? — спросил таксист.

Стас кашлянул.

— В Липецк, — сказал он. — И быстро!

Липецк был региональным центром, там были вокзалы, и оттуда уже можно было двинуться в самые разные стороны. Только какую сторону выбрать, он даже не представлял. Ланго посоветовал ему запрятаться, но где на этой планете можно было запрятаться?

Решение пришло, когда он глянул на табло в аэропорту. Там было много разных названий, но в глаза Стасу бросился Египет, крупный туристический центр, где затеряться было достаточно легко. Он немедленно пошел покупать билет на Египет, и потом еще почти три часа ждал вылета. Самолет, который летал на этой трассе, был произведен уже на новых заводах, где попросту копировалась нужная техника, и потому эта техника выглядела устарелой. Во всяком случае, полет прошел нормально и вскоре они сели в Каире, откуда в сторону Гизы отправлялись регулярные автобусы.

Здесь Стаса ждало первое испытание, потому что при посадке на автобус на него обратили внимание полицейские и попросили отойти в сторону для проверки документов. Стас совсем обмер, ожидая немедленного ареста, и когда полицейский с извинением вернул ему карточку, он не сразу сообразил, что выкрутился. Уже через час он был в Гизе, где над горизонтом нависали пирамиды, блестя на солнце, и устроился в небольшом отеле. Народу здесь и в самом деле было много, и это Стаса вполне устраивало, хотя за все время своего бегства он даже не успел подумать, куда собственно он бежит. Его друзья в Верейске помочь ему уже не могли, отпали варианты Неделина и генерала Десконье, и в этом мире больше не осталось никого, к кому бы он мог обратиться за помощью. Можно было подумать о необитаемом острове в Тихом океане, но эту авантюрную идею Стас мог рассматривать только в шутку.

Выспавшись в отеле днем, вечером он вышел поужинать и погулять. Несмотря на общую депрессию, он немного взбодрился в атмосфере туристического азарта, и в ресторане даже познакомился с компанией туристов из Южной Африки. Туристы жаловались на обилие народа и отсутствие расовых проблем, о которых много говорили их друзья, путешествовавшие в Европе. Они считали Египет частью Европы.

— А мы видим, здесь немало черных, — говорил южанин. — И никакого расизма!

— Я не ставил целью высмотреть расизм, — отвечал ему Стас. — Хотя сам живу именно в Европе.

— Вы должны понять, — сказала ему доверительно жена туриста. — Это стало формой национального самоутверждения. Не принимайте это серьезно. Разговоры о расизме европейцев, это как бы мода на юге континента.

— Потому что в центре континента царит религиозное сумасшествие, — тоже вставил турист-муж. — Это по понятным причинам не афишируется, но в Конго опять были какие-то взрывы, погибли люди.

Стас кивнул.

— Да, я бывал там недавно, — сказал он и прикусил язык.

Не было никакой необходимости вспоминать реальное прошлое.

— Это такая дикость, — кивнула жена туриста.

А Стас, вспомнив о своей поездке, мысленно перекинулся на сложные события в той стороне, природа которых было ему столь понятна. Вспомнил несчастного диакона Вадима, и того свидетеля, с кем диакон хотел его познакомить. Кажется, его убили в ту же ночь.

— А вы знаете, что у рептилидов совсем нет религии, — сказал муж.

Он видел в этом вершину цивилизации.

— Было бы правильно ввести и нам обязательный атеизм, — сказала жена.

Стас промолчал. Он подумал, что было бы интересно поговорить с этим стариком свидетелем, которого убили. Кому понадобилось его убивать?

— Вы только представьте, — сказала жена. — Они уже и здесь устраивают какие-то религиозные шествия!

— Это реставрации, — сказал муж. — Точное воспроизведение религиозных шествий Древнего Египта.

— Это правда, что египтяне были неопределенной расы? Тогда почему их везде рисуют белыми?

Стас рассеянно кивнул. Кажется диакон Вадим даже называл этот поселок, где подвизался Трускальд. Как же он назывался?…

— Рекомендуем вам посетить Эль-Амарну, — сказала еще жена. — Представляете, они там все восстановили! Это просто удивительно!..

Стас вдруг почувствовал неожиданное волнение, вспоминая название деревни. А когда вспомнил, что невольно обомлел.

— Что с вами? — спросил турист обеспокоенно.

— Все в порядке, — кивнул Стас. — Я тут вдруг вспомнил… Извините.

Он поднялся и торопливо вышел на улицу. Толпы народу на освещенных улицах, музыка, разговоры вокруг его уже не отвлекали. Он вспомнил название деревни. Диакон произнес это достаточно четко: Аколе Гхора.

Что вполне можно было услышать, как Акулья Гора.

56

Добраться в Киншасу было сложнее, чем в Каир, его несколько раз проверяли военные и полицейские, но волшебная карточка Ланго действовала безотказно. Наконец утром вторника он оказался в Киншасе, и первым делом отправился в православный собор. Служили здесь на французском, которого Стас не знал, но угадывал по смыслу песнопения, снова находя их очень своеобразными. Каково же было его удивление, когда он увидел диакона Вадима произносившего ектенью. Было приятно, что тому удалось выбраться, и Стас стал с нетерпением ожидать его после службы.

Когда диакон Вадим уже шел к выходу, Стас его окликнул. Тот недовольно посмотрел в его сторону, и вдруг испуганно отпрыгнул.

— Что с вами? — удивился Стас. — Вы меня не помните?

— Прекрасно помню, — отвечал тот, все еще испуганно. — Мне сказали, что вы меня спровоцировали!

— Куда я вас спровоцировал? — скривился Стас. — Спокойно, приятель! Если уж вспоминать все, то это вы меня вовлекли в эту историю. Все обошлось?

Диакон осторожно посмотрел по сторонам.

— Меня выпустили после того, как я написал на вас жалобу. Странно, что они вас не арестовали! Вы меня извините, но они меня били!

— И что, меня посчитали убийцей вашего старца?

Диакон понуро кивнул.

— Я понимаю, что это глупо, — сказал он. — Но ведь дело все равно расследовать не стали. Извините…

— Ладно, — махнул рукой Стас. — Я к вам по другому вопросу. Напомните мне, как называлась та деревня, откуда был родом убитый?

— Аколе Гхора, — сказал диакон. — Вы все же продолжаете поиски?

— Как туда добраться? — спросил Стас.

— Там уже ничего нет, — сказал диакон. — Специальный отряд десантников выжег всю деревню.

— И все же? — спросил Стас.

Диакон скривился.

— Как вы туда доберетесь? — спросил он. — Это же джунгли! Непроходимые заросли!

— Это же деревня, — напомнил Стас. — Наверное, какие-то дороги сохранились.

Диакон посмотрел на него пытливо.

— Деньги у вас есть? — спросил он вдруг.

— Зачем деньги?

— Мой старый друг гоняет вертолет по заказу самых разных экспедиций. За полторы тысячи он доставит вас туда и обратно. А за две тысячи еще будет об этом молчать.

Две тысячи у Стаса оставались. У него оставалось больше, но усердствовать с тратами средств он не спешил.

— Договаривайтесь с ним, — сказал Стас. — Скажем, прогулка в джунгли.

— А меня возьмете? — спросил диакон с разгорающимся интересом.

— За те же деньги? Да нет проблем!

Диакон расцвел.

— У меня завтра как раз свободный день. Летим?

— Договорились, — кивнул Стас. — Встречаемся у собора?

— Лучше давайте ваш адрес, — сказал диакон. — Я подъеду на машине.

Весь последующий день Стас провел в своем гостиничном номере, нервно ожидая ареста. Он в этом деле пошел на действительно большой риск, и на протяжении всего дня не уставал корить себя за доверчивость. Когда улегся спать, то продолжал нервничать, вскакивая на каждый шорох, и потому совершенно не выспался. На завтрак он спустился, уже готовый к вылету, и диакон Вадим нашел его в ресторане.

— Все готово, — сказал он. — Нам бы следовало прихватить с собой еды, потому что путешествие займет весь день.

Стас предложил ему собрать еду в дорогу, и потом сам оплатил все со своей карточки. Диакон на своей машине отвез их к аэродрому на окраине города, и там их действительно ждал частный вертолет. Спустя еще полчаса они уже летели.

Пилот говорил на английском, также как и на родных языках, но в разговоре с диаконом он то и дело переходил на французский, и Стас подозревал, что они обсуждают его. Если бы не диаконский сан Вадима, Стас вполне мог бы предположить, что они придумывают способ ограбления. Летели долго, так что Стас даже задремал, и очнулся он, когда диакон стал дергать его за руку. Внизу были джунгли, и рассмотреть там признаки старой деревни было практически невозможно. Пилот с трудом нашел какую-то поляну, и посадил вертолет.

— В общем так, — сказал он на английском. — Жду вас не больше двух часов. Мне здесь как-то не по себе.

— Не наглей, — сказал ему диакон. — Мы оплатили тебе рабочий день, так что жди, пока мы не придем.

Деревню они нашли довольно быстро, ориентируясь на протекающую рядом реку. Дома были разрушены, со следами пожара, и поначалу казалось, что эта поездка результата не принесет. Но когда они нашли останки монашеского скита, где согласно легенде и крестился Трускальд, стало ясно, что потерей времени это не станет. Потому что внутри часовни, что стояла там, были явно заметны следы недавнего посещения. Здесь было и убрано, и иконы висели на стене, и даже огарки свечей остались в подсвечниках.

— Поразительно, — воскликнул Вадим. — Здесь есть люди!

— Причем, они были тут недавно, — отметил Стас. — И они молились!

— Но кто это может быть?

— Сам бы хотел знать, — сказал Стас.

Они бережно перебирали предметы на своеобразном алтаре, чьи-то четки, часть епитрахили, поручи.

— Хорошо, что ваши искатели редкостей сюда не добрались, — заметил Стас.

— Это ведь не вещи Первосвященника, — возразил наивный Вадим.

— А поди разбери, — усмехнулся Стас.

Диакон предложил отслужить панихиду по погибшим, но Стас напомнил, что их еще никто не отпевал, и они отслужили службу погребения. Стас произносил молитвы и возгласы на церковно-славянском, а диакон читал ектеньи на французском. Получилось славно, и они сели перекусить в добром настроении.

— Вряд ли сюда кто придет, — заметил диакон. — Я думаю, это здесь молились в воскресенье, значит до следующего воскресения здесь никого не будет.

— Почему же, — сказал Стас. — Если ночью зажечь костер, то кто-нибудь точно заметит и придет.

Диакон посмотрел на него изумленно.

— Вы хотите сказать, что останетесь здесь на ночь?

Стас улыбнулся.

— Надо, — сказал он. — Есть у меня тут незаконченное дело.

— Вы понимаете, где вы находитесь? — спросил диакон испуганно. — Это дикие джунгли, даже если вы попросите о помощи, к вам явятся не меньше, чем через десять часов! Уж на что я обитатель здешних мест, но и я не пытаюсь так рисковать! Змеи, хищники, насекомые… Я не говорю о крокодилах, которых здесь кишмя кишит! Не вздумайте подходить к реке!..

— Значит вы оставите мне все припасы, и всю воду, — сказал Стас. — Вернетесь ориентировочно через неделю.

— Как мы вернемся? Все деньги у вас!

Стас немедленно протянул ему свою карточку. Диакон совсем обалдел.

— Что вы делаете? Это же ваша карточка, на меня она не сработает!

— Сработает, — сказал уверенно Стас. — Только не пытайтесь переплатить пилоту, на это могут обратить внимание.

— Но наших припасов не хватит и на два дня! Как вы тут выживите неделю?

— Выживу, — махнул рукой Стас.

Диакон покачал головой.

— Я считал вас изнеженным белым человеком, — сказал он. — А вы вроде как крутняк!

— Я не крутняк, — сказал Стас. — Просто выбор у меня небольшой.

Они вместе вернулись к вертолету, где пилот уже отстреливался от каких-то змей, и Стас забрал все припасы.

— Он сумасшедший? — спросил пилот на английском.

— Белый человек, — махнул рукой Вадим. — Причем я уверен, что он останется в живых. Мы бы с тобой точно загнулись!..

Вертолет улетел, а Стас собрал все вещи и двинулся к скиту. Он прекрасно понимал весь риск пребывания в диких джунглях, но у него действительно не оставалось выбора. К тому же тайна Акульей Горы манила его жестоким соблазном.

У него была палатка, какая-то химия для того, чтобы отгонять опасных зверей и насекомых, и кое-что из еды. Первым делом он стал располагаться около скита, разжег костер, и стал пристально изучать останки прежних подвижников. Судя по всему, их тут было несколько человек, Стас насчитал только шесть останков хижин, не считая часовни, где они собирались на молитву. Среди икон хорошо сохранилось изображение Богородицы на мраморной доске, хотя следы копоти на ней еще оставались. Чтобы обрести нужный настрой, Стас принялся читать молебен Богородице, и уже по ходу решил дополнить его чином водоосвящения. Для этого ему пришлось пройти к реке и набрать воды. Он проделал это со всей осторожностью, на которую был способен, и не стал там задерживаться, хотя не увидел ни одного крокодила. Вернувшись в скит, он продолжил молебен и довел его до момента водоосвящения, испытав необыкновенный подъем духа. После этого он уже смело кропил святой водой окрестности, веря в благодатную помощь своей молитвы.

Темнело тут быстро, и Стас едва успел собрать хворост и дрова, чтобы поддерживать костер ночью. На небе высыпали звезды, что только добавило молитвенного благоговения, но ночные звуки явно сбивали с толку. Звуки были резкие, угрожающие, агрессивные, словно его и в самом деле хотели изгнать из этого поселения. Стас добавил дров в костер, и снова пустился в молитву. Звуки вокруг казалось усиливались, причем среди них явно выделялся неприятный гортанно-хриплый вопль, свойственный крокодилам. Именно такой вопль издавали барсифы, когда шли в атаку, и забыть его Стас не мог. Когда что-то неподалеку рухнуло, видимо какая-то постройка, он испуганно вскочил. Пилот оставил ему карабин, но разобрать цель в темноте было невозможно, так что это оружие вносило только психологическую успокоенность. Что-то хрустнуло совсем рядом, и Стас резко повернулся туда с карабином.

Какой-то черный человек вдруг оказался в свете костра, он был старый, сгорбленный, испуганно поднимал руки и что-то бормотал. Стас опустил карабин.

— Сава, — сказал он на том уровне знания французского, каким владел.

Но старик явно не знал французского, зато активно тараторил на своем языке, с прицокиваниями, гортанным звуками и активными жестами. Он явно звал Стаса за собой, при этом указывая в сторону реки с выражением показательного ужаса. При этом он затаптывал босыми ногами костер, пытался засыпать его землей, и непрестанно бормотал.

Стас позволил ему затушить костер, но включил фонарь. Старик стал звать его за собой, и Стас пошел, полагая, что именно старик и является искомым героем скита. Они пошли по ночным джунглям, причем старик постоянно оглядывался, затихал на мгновение, чтобы прислушаться к тишине, и снова что-то бормотал. Стас подумал, что это его молитва.

Шли они около получаса, причем за время передвижения до них доносились самые разные звуки, вплоть до рева какого-то большого хищника, которые, как известно, именно ночью выходят на охоту. Наконец они оказались в каком-то деревянном доме, стоявшем посреди джунглей, и только там старик стал успокаиваться. Его слова стали медленнее, но его претензии к Стасу явно не убавлялись. По интонациям Стас понял, что старик недоумевает, зачем он сюда приехал.

Стас достал свой наперсный крест, который носил под одеждой, и показал старику. Тот удивлено посмотрел на Стаса, и опять засыпал его вопросами. Стас в ответ просто перекрестился и сказал:

— Ортодокс.

— Ортодокс? — удивленно переспросил старик, но вдруг понял, что хотел сказать ему Стас, и потому чрезвычайно обрадовался. Слово «ортодокс» сразу вышло у него на первое место среди употребляемых.

Покопавшись в своих вещах, он достал старый и потертый потир, и благоговейно протянул его Стасу.

— Ортодокс, — сказал он.

Стас кивнул. Потир не был ценным, это был типовой предмет церковного обихода, но понимая, что он относился к службе погибших монахов, Стас благоговейно взял его в руки и поцеловал. Старик заверещал от восторга.

— Ортодокс! — восклицал он. — Ордотокс!..

После этого Стас начал вычитывать вечернее молитвенное правило, и старик благоговейно стоял рядом, хотя и крестился невпопад. Оставалось только лечь спать и ждать утра, когда все по природе своей должно было проясниться.

57

На утро все началось не с завтрака, а с представления. Старик приложил руку к груди и назвал свое имя — Кифери. При этом он раз пятнадцать поправлял Стаса в произношении, требуя от него, чтобы он букву «ф» произносил с уклоном в «т».

— Давай я буду звать тебя — Простокваша, — предложил Стас в отчаянии.

Зато с его именем проблем не возникло, хотя Кифери и сократил его до простого «Таас». Он еще пытался что-то рассказать Стасу, но осознавая, что тот его не поймет, махнул рукой. Они позавтракали какой-то сомнительной кашей без соли, и пошли к скиту, потому что Кифери был настроен поведать Стасу всю трагическую историю этого поселения. Как ни странно, но система жестов позволила старику передать цепь событий достаточно ясно, тут была и мирная жизнь людей, и подвиги монахов, был еще какой-то эпизод, который старик излагал в большим волнением, но Стас его не понял. Ему ничего не оставалось, как отнести его к легенде о Первосвященнике. Время от времени, указывая в сторону реки, старик издавал звуки, похожие на вопль крокодила, и тем как бы предупреждал Стаса об опасности.

Между разговорами, они занялись уборкой скита и приведением его в надлежащий порядок. Стас обратил внимание, что его палатка оставалась нетронутой, что можно было объяснить порцией химической защиты, и это вдохновило его на подвиг. Вечером, когда Кифери стал звать его уходить в дом, Стас покачал головой, и указал на палатку.

— Я останусь здесь.

Кифери сразу же стал отоваривать его и запугивать, но в конце концов собрался ночевать вместе с ним, хотя и пугался этого чрезвычайно. Ему не хватало молитв Стаса, он теперь сам молился на своем языке перед теми иконами, что оставались там. Наконец наступила ночь, и они затихли.

Стас разжег костер и прошел в скит. Он сам не знал, чего он ждет, но общение с Кифери дало ему понять, что от старика много информации он не получит. А поскольку он пришел сюда за информацией, то следовало предпринять что-то неординарное. Вот он и затеял всенощное бдение в брошенном монашеском скиту. Конечно, ему не хватало текстов богослужения, но основные песнопения он знал наизусть, а стихиры можно было и пропустить. Надо же было с чего-то начинать!

Кифери пришел к нему, когда он уже запел «Свете тихий…», что было только серединой вечерней службы. Кифери был напуган, но звуки молитвенного пения его завораживали, и он даже начал что-то подвывать. Когда дошли до пения «Богородице», Стас уверено возвысил голос, и они ясно услышали хруст ветвей и хрип чужого дыхания.

Кифери взвыл от ужаса, и стал чего-то лопотать, но Стас махнул на него рукой, и начал по памяти читать шестопсалмие. Теперь он почему-то был уверен, что с ними уже ничего не случится. Но Кифери не был в этом уверен в той же мере, и потому заканчивал шестопсалмие Стас уже в одиночестве. Старик тихо сбежал.

Стас не стал посвящать этому отдельной реакции, и запел на шестой глас «Бог Господь явися нам». Шум приближался, даже характерные вопли крокодилов звучали уже почти совсем рядом. А Стас наполнялся каким-то абсурдным восторгом, словно он и в самом деле пришел сюда служить службу для крокодилов. Когда он вместо кафизмы начал читать пятидесятый псалом, в дверь скита влезла крокодилья голова. Это было большое животное, и сунув голову в скит, он грозно захрипел, широко раскрыв пасть. Мало того, сбоку рухнула стена, и туда влез еще один крокодил, тоже угрожающе рыкнув. Стас машинально заканчивал чтение псалма, стараясь не шевелиться. Третий крокодил завалил стену справа, и визгливо пропищал.

«Съедят», — подумал Стас отрешенно.

Вдруг общую суету перекрыл чей-то мощный рык, так что крокодилы застыли. А потом стали отползать назад, оставляя после себя только разрушения. Стас только успел облегченно вздохнуть, как вдруг в дверь вторглась новая крокодилья голова, буквально огромная, просто какое-то чудовище, а не крокодил. Стас замер, потому что все тексты у него мгновенно выветрились из памяти. Крокодил раскрыл пасть, и его зубы показались Стасу ужасными, но шелохнуться у него уже не хватало решимости.

— Зачем ты сюда пришел? — вдруг спросил крокодил.

Голос у него был еще не адаптирован к произношению человеческой речи, и потому звучал хрипло и пискляво.

— Что? — удивлено переспросил Стас.

— Зачем ты здесь?

Стас перевел дыхание.

— Ты ведь не крокодил, — догадался он. — Ты рептилид?

— А ты? — спросил крокодил.

Стас развел руками.

— Я здесь по случаю, — сказал он. — Я православный священник Станислав Бельский, расследую всю эту историю про крещение вашего учителя Трускальда. Заодно решил помолиться на могилах прежних монахов. А ты здесь как?

— Что ты знаешь про Трускальда? — спросил крокодил.

— Я знаю, что ему на Луне поставили памятник, — сказал Стас. — А самого все же похоронили на Болоте по их обычаям. Ты, наверное, сможешь сказать мне определенно, было ли на самом деле совершено крещение?

— Было, — сказал крокодил. — Ты признаешь право рептилидов принимать крещение?

Стас пожал плечами.

— Вопрос, конечно, не простой. Если считать рептилидов животными, то ни о каком крещении нет и речи. Но рептилиды разумные существа, обладают волей и правом выбора, а крещение это и есть выбор. Думаю, это возможно.

— Ты так думаешь? — спросил крокодил. — Или ты просто меня боишься?

— После того, как ты заговорил, я боюсь тебя уже меньше, — заметил Стас. — И потом я так действительно думаю. У меня есть знакомый рептилид, гринбей Ланго, он изучает земную культуру, и сам настроен углубиться в нее до крещения.

— Ланго, — повторил крокодил задумчиво. — Не знаю такого.

— Да, он из молодых, — сказал Стас. — Приехал сюда уже после войны.

— А как закончилась война?

Стас некоторое время молчал.

— Рептилиды победили, — сказал он. — Хотя вернее будет сказать, что победили подлецы. Ведь земляне составляли чуть ли не половину армии рептилидов.

— Даже так!

Стас заговорил увереннее.

— А потом они построили здесь комфортную жизнь, стали поощрять рождение детей, и развели сеть воспитательных центров. А на самом деле половину из младенцев они продают рептилидам, как деликатес.

— И вы с этим миритесь?

— Так ведь вокруг сплошной комфорт, — напомнил Стас. — И основной работой становится воспроизводство детей. Для многих это просто мечта детства.

— А для тебя?

Стас засопел.

— Я воевал против вас, — сказал он. — Потом пятнадцать лет сидел в лагере. Меня не убили только потому, что я был замешан в секретное дело маршала Гремина. Случайно.

— Маршал Гремин жив?

— Нет, был убит в конце войны. Вы его знали?

— Кто же руководит всем?

— Профессор Цингали и генерал Хануиль.

Крокодил удивлено крякнул.

— Я вижу, изменилось многое, — заметил он.

— Но осталась одна заковыка, — сказал Стас. — Это связано именно с тем предметом, который ваш учитель Трускальд изъял из пользования. У нас его зовут Веритиан, у вас как-то еще. Вы об этом знаете?

— А ты откуда об этом знаешь?

— Меня пытали об этом пятнадцать лет, — сказал Стас. — Когда я вышел, нашлись люди, которые ввели меня в курс дела. Я понял, чего так хотел маршал Гремин, когда давал нам свои подсказки. Но, я полагаю, он сам не до конца понимал их суть.

— Как же ты это понял?

— Не знаю, — пожал плечами Стас. — Просто стечение обстоятельств. Никому в голову не пришло сообразить, что речь идет не об Акульей горе, а о поселке Акила Гхора.

— Наверное, в том ключе было заложено некое условие, не позволяющее людям с нечистой совестью воспользоваться ими.

— Но мне подсказка тоже ничего не дала!

— Она дала тебе направление.

— И вы скажете мне, где Веритиан?

— А тебе нужен Веритиан?

Стас вздохнул.

— Конечно, он мне не сильно нужен, — сказал он. — Я знаю, что одни хотели бы получить Веритиан для реванша, восстановить репутацию землян, обновить жизнь. Другие напротив хотели бы укрепить свою власть, довести ее до небесных высот. Ну, а ваши хотели бы просто восстановить статус-кво.

— А на чьей стороне ты?

— Для меня главной проблемой является безопасность моих близких, — объяснил Стас. — У меня там остались сестра и племянница… Ну, и друзья. Тот же Ланго, хотя бы.

— Рептилид тебе друг?

— Ну, вроде бы. Он рисковал жизнью, чтобы спасти меня. Цингали его точно казнит.

— Глупо рассчитывать на Веритиан, — произнес крокодил. — Он был изъят не для того, чтобы совершить реванш, или укрепить власть. Веритиан был изъят окончательно, чтобы рептилиды задумались о смысле жизни. Твой друг Ланго прав, земная культура богата смыслом, хотя нынешние ее носители недостойны ее.

Стас вздохнул и опустил голову.

— Да, — сказал он. — Я согласен. Они с такой готовностью пошли на этот вариант, на гибель детей, что надеяться на их совесть уже не приходится. И большинство населения тоже не сильно ропщет. Я думаю, что если они даже узнают о реальном положении дел, они найдут способ уговорить себя согласится с этим.

— И это ужасно, — согласился крокодил.

— Поэтому я никогда не думал о глобальных переменах, — сказал Стас удрученно. — Мне всегда было достаточно найти свое место и по мере сел служить Господу.

Крокодил раскрыл пасть, и снова сомкнул ее.

— Мне приятно, что такие люди еще сохранились.

— Не преувеличивайте мое значение, — поспешил сказать Стас. — Я не подвижник, я просто православный священник. Со всеми своими слабостями.

— Напомни, как твое имя?

— Станислав Бельский. Друзья называют меня кратко Стасом.

— Если ты священник, значит ты можешь служить литургию?

Стас покачал головой.

— Литургию я смогу служить только с благословения епископа. Но я могу служить молебны, панихиды, требы…

— Уверен, что епископ не будет против, — сказал крокодил. — Я столько лет мечтал о литургии…

Стас кивнул.

— Ладно, если мы найдем здесь все необходимые атрибуты, я сделаю это. Но скажите мне, кто вы? Один из учеников учителя Трускальда?

Крокодил помолчал.

— У Трускальда было много учеников из людей, — сказал он. — Но ни одного из рептилидов. Похоже, твой друг Ланго уже из нового поколения, и мне будет приятно встретиться с ним. Это дает надежду.

— Но кто ж вы? — спросил настойчиво Стас.

— А ты не понял, — произнес крокодил своим писклявым голосом. — Я и есть учитель Трускальд. Добро пожаловать в Акулью Гору, отец Станислав!

58

Когда Цингали вдруг неожиданно собрал на Лунной базе Колониальный совет, это вызвало легкую панику в рядах рептилианского общества. Колониальный совет состоял из семи вождей главных рептилианских племен, и являл собой орган скорее символический, чем работающий. Все прекрасно понимали, что главными силами в колонии были фенцеры в лице Цингали и грулли в лице генерала Хануиля, так что остальные там только присутствовали и поддакивали. Однако время от времени Колониальный совет собирался, чтобы отметить какую-нибудь историческую дату, или утвердить новые планы развития.

Но теперь никто не знал, зачем собирается Колониальный совет, и это вызвало лавину самых разнообразных слухов. Когда в зале собрались все лидеры общин со своими представителями и секретарями, между ними возник самый оживленный обмен мнениями, увлекший всех участников собрания.

Наконец в зале появился Цингали, и все встали, чтобы поприветствовать председателя. Тот на них даже не глянул, прошел на свое место и сел, чтобы следом сели и все остальные. За ним также важно прошествовали его помощники и секретари, и заняли свое место в задних рядах.

— Не мог бы наш председатель рассказать нам, ради чего нас сорвали с мест и притащили сюда? — спросил генерал Хануиль со своей обычной грубоватой прямотой.

— Конечно, мог бы, — отвечал ему Цингали. — Но сегодня главным лицом нашего собрания буду не я, генерал. Потому что созыва собрания потребовал один из работников моей лаборатории, гринбей Ланго.

— И вы стерпели? — недоуменно спросил Хануиль. — Какой-то занюханный гринбей позволяет себе такие выходки?

— Господин генерал, не стоит употреблять такие характеристики в среде членов Колониального совета, — позволил себе высказаться представитель гринбеев, учитель Сальва.

— А в чем там дело? — пробурчал надутый от важности барсиф Хатко.

Барсифов вообще редко приглашали на совещания, и потому они ценили каждый миг такого приглашения.

— Позвольте мне произнести вступительное слово, — произнес Цингали и все затихли.

Он некоторое время выждал, вслушиваясь в тишину, потом заговорил:

— Я должен вас предупредить, что такое наглое и беспрецедентное заявление от советника Ланго имеет под собой основу, о которой не все присутствующие знают. Я полагаю, все собравшиеся хранят почтительную память нашего Предвестника учителя Трускальда. Но мало кто знает, что учитель был противником войны с землянами, и в своей попытке предотвратить неизбежное, он совершил чудовищное преступление, он похитил и спрятал Ихлемарунгу, Ключ к Небу, бесценный и единственный атрибут нашей связи с Создателями.

Это известие всколыхнуло собрание, все зашумели, заговорили, послышались тревожные вопросы и восклицания. Цингали холодно ждал, когда все затихнет, и все затихли.

— Мы не могли известить об этом все сообщество, потому что последствия такой потери трудно переоценить. Все наше развитие строится на мудрых советах Создателей, и учитель таким образом просто взял нас за горло. Именно в такой напряженный момент он умер, унеся секрет Ихлемарунга в могилу. Нельзя сказать, чтобы мы бездействовали, мы проводили все необходимые процессы поиска нашего артефакта, но все было тщетно.

— Скажите, что вы его нашли! — взмолился гринбей Сальва.

Цингали опять выдержал паузу.

— Поскольку потеря Ихлемарунги была смертельна для нашего будущего, мы с самого начала стали искать альтернативные ходы, — продолжал он. — Благо, в культуре землян мы обнаружили немалый творческий потенциал, который и предполагали использовать, когда наши ресурсы подойдут к концу. Я хочу сказать вам всем, что мы все же нашли выход из безвыходной ситуации, проявив волю и твердость. Конечно, до разработки окончательного варианта действий нам еще предстоит немало поработать, но ситуация уже не была безысходной. Это я к тому, чем мы занимались все это время. А теперь главное, гринбей Ланго явился ко мне с самым решительным ультиматумом. В другой момент это могло бы меня возмутить, но он привел довод, который перевешивал все. Они нашли Ихлемарунга!

Опять все зашумели, закричали, застонали. Гринбей Сальва победоносно поднял лапу, барсиф Хатко зарычал, а генерал Хануиль стал что-то быстро говорить своему секретарю.

Цингали холодно поднял голову и все затихли.

— Вы еще не поняли? — спросил он надменно. — Гринбей Ланго вовсе не на нашей стороне, господа. И он пришел ко мне с ультиматумом от тех сил, кто нынче владеет нашим Ключом от Неба.

— Что они хотят? — чуть ни в один голос вскричали все.

Цингали улыбнулся и кивнул.

— Вот мы и подошли к главной теме нашего собрания. И я приглашаю на трибуну гринбея Ланго, чтобы он рассказал нам все.

Он кивнул, и стражники грулли ввели в зал Ланго. Тот был в каком-то немыслимом оранжевом костюме, с красным галстуком на шее, и с широким поясом того же цвета. Он не мог сказать почтенным заседателям Колониального совета, что в такой костюм его нарядила Агата, когда вопрос встал об ультиматуме. Сам этот костюм был по сути ультиматумом их вкусам.

— Почтенные братья, — начал Ланго, вызвав легкий шум. — Сейчас я представляю не просто гринбеев, или лабораторию, где я работаю. Сейчас я представляю новое поколение рептилидов, устремленное в будущее. Хочу сразу заявить, что мы ценим и любим культуру своей родины, но считаем это направление тупиковым, и ищем выход в пространстве культуры землян. Значит, я представляю еще и тех землян, кто готовы сотрудничать с нами на основе равноправия и единства.

Он выждал новую волну возмущения. Настроение его было решительное, им овладел азарт перемен, и остановить его было трудно.

— Профессор Цингали обещал мне что он изложит вам ситуацию в том виде, как он сам ее ощущает. Да, мы нашли Ихлемарунга, и мы овладели технологией проникновения в кладовку новых знаний. Однако вы не знаете главного, потому что тем рептилидом, кто сохранял Ключ от Неба все это время, был наш великий учитель Трускальд, который до сих пор жив и ведет нас по избранному им пути.

Волна возмущения поднялась на самый высокий уровень, так что даже Цингали, изумленный не менее других, послал секретаря за напитком, потому что почувствовал, как пересохло в его горле. Барсиф Хатко, хотя и понимал происходящее меньше других, вопил и рвался к действию, словно шел на битву. Гринбей Сальва испугано оглядывался, потому что боялся, что коллеги перенесут свое возмущение на него.

Цингали выпил свой напиток и вдруг громко рявкнул:

— Хватит! Заткнитесь вы, дикари! Чего теперь возмущаться и бесноваться? Они победили, и нам надлежит выслушать условия капитуляции.

— Погодите, — спохватился Хануиль. — Разве не вы только что сказали, что вы нашли выход! Почему же тогда капитуляция?

Цингали посмотрел на него с ненавистью.

— Потому, идиот, что теперь никто из землян в нашу сторону даже не посмотрит! Теперь у них поднимутся такие реваншистские идеи, что нас будут рвать на куски при каждой встрече. Они вспомнят нам все, и энергетические удары, и зверства барсифов, и пытки пленных…

— Минутку, — загремел голос Ланго. — Все не так страшно, господа. Разумеется, от так называемых воспитательных инкубаторов нам придется избавиться, но учтите, что большая часть военных преступлений проведена с прямым участием земных специалистов, который были на нашей стороне. Так что вопрос о реванше перед нами не стоит. Земляне намерены провести ряд реформ, конечно, так что торговля младенцами закроется, но нам остается главное, контакт культур. И именно здесь кроется надежда на наше будущее.

Кто-то уже спешно покидал заседание, восприняв угрозу земного реванша, как реальную, кто-то просто сник и затих. Генерал Хануиль понял, что ему светлое будущее в плане контакта культур не светит, и он отправился срочно эвакуировать свой контингент, пока мстительные земляне не вспомнили, что он является главным героем победы.

Цигали поднялся и подошел к трибуне, где оставался Ланго. Он был в смятении, и не сразу собрался с мыслями.

— Почему учитель Трускальд сам не явился перед нами?

— В его возрасте летать на Луну ради триумфа очень легкомысленно, — отвечал Ланго. — Правда, на случай чего мы приготовили возможность появления его голограммы.

— Я был в числе его учеников, — сказал Цингали.

— И оказались в числе его убийц, — сказал Ланго. — И хотя вы убили двойника из числа земных крокодилов, преступление произошло. Не считая всех остальных.

— Вы сами поставили нас в экстремальные условия, — заявил Цингали.

— Вы смеетесь? — покосился на него Ланго. — Кто кого поставил в условия?

— И вы прекрасно знаете, что мы в этом деле шли на поводу у землян.

— Это будет зачтено, — кивнул Ланго. — Но все же, при всем моем уважении, профессор, я не вижу места для вас в новом процессе культурного контакта.

— Но Ихлемарунга, — вспомнил Цингали. — Вы оставите нам возможность проникать в замыслы Создателей?

— Оставим, — сказал Ланго. — Учитель Трускальд позволил проводить церемонии раз в год с участием фенцеров. Но под контролем земных специалистов, чтобы вы не подались искушению снова напасть на Землю.

Цингали поднял голову и посмотрел ему в глаза.

— И все же я не понимаю, — сказал он. — Что вы, рептилид, нашли в этом ценного? Ведь они вряд ли примут вас по-братски!

— Братские отношения, профессор, — улыбаясь, отвечал Ланго. — Предполагают под собой религиозную основу. А вы, как я помню, всегда чурались религиозных вопросов.

Цингали фыркнул и отошел.

Когда Ланго прошел в ангар, где стояли корабли, на которых прилетели посланники земной колонии, там уже было довольно пусто. Печальный Катрибус сидел у стены, где был пульт управления выпускным шлюзом, и переживал сложные чувства.

— Привет, Катрибус, — обратился к нему Ланго. — Ты готов возвратиться домой?

— Вы уверены господин, что эта база больше никому не понадобится? — спросил тот.

— Разве не ты так страдал от того, что сидишь здесь пятнадцать лет?

— Я страдал, потому что у меня не было выбора, — отвечал Катрибус. — Но теперь, как я понимаю, выбор появляется. Я тут прикинул, так наша база может стать звездным вокзалом! К тому же тут неподалеку есть памятник, и думаю многие захотят его повидать. Я смогу наладить поездки по историческим местам.

Ланго рассмеялся.

— А домой, в родное болото не хочется?

— Я слышал, на Земле есть прекрасные болота, — вспомнил Катрибус. — Надо же их посетить, а то что это я, пятнадцать лет просидел на Луне, и даже ни разу не был на Земле.

— Ладно, — сказал Ланго. — Если хочешь, я оформлю тебя смотрителем базы.

— Так и я о чем, — оживился Катрибус. — Что же пропадать без толку такому славному заведению.

Ланго махнул ему рукой и пошел к своему кораблю.

59

Особого выбора перед Стасом не стояло, он ясно понимал, что оставаться в комфортном доме Агаты ему нельзя, если он все еще думает о вопросах спасения. Он искренне любил своих родственников, но чувствовал, что развитие этой любви в конце концов приведет его совсем у другую сторону. Особенно при участии Дианы, которая даже в отсутствие задания вожделела соблазнить его, просто потому, что он сопротивлялся. Надо было уходить, в полном согласии с саном и предназначением. А тут очень кстати последовало приглашение от епископа Киншасы Христофора, который решил возобновить службы в покинутом селении Акулья Гора (африканское название теперь переиначили вполне официально), где предполагалось восстановить монашеский скит. Конечно, главным инициатором этого вопроса был престарелый рептилид Трускальд, и это обстоятельство никак не могло помешать славной инициативе. Стас едва успел дать свое согласие, как в глухие джунгли уже направились первые добровольцы.

Свою последнюю службу в Никольском храме Стас служил в воскресенье, и все прихожане уже знали, что он от них уходит. Девчонки на правом клиросе даже расплакались, а отец Глеб в конце произнес прочувственную проповедь.

Агата с Вандой присутствовали на этой службе, и терпеливо дождались, пока Стас попрощается со всеми своими доброжелателями, которых набралось немало. Когда он вышел во двор, Ванда немедленно напомнила ему:

— А ты меня так и не покрестил!

— А вот приедешь ко мне, — отвечал Стас. — Там и покрестишься.

— Там же монастырь, — напомнила Агата с укором.

— Там не только монастырь, — отвечал Стас. — Там теперь будет центр культурного обмена. Уже началась стройка. Кстати, тебе бы, сестренка, это было бы интересно.

— Я там, где Ланго, — отвечала Агата.

Стас многозначительно улыбнулся.

— Я почему-то думаю, что он у нас окажется частым посетителем.

Диана как обычно опоздала, но зато успела поднести Стасу огромный букет цветов.

— Извините, — сказала она, запыхавшись. — Владыку Иннокентия освобождают. При пересмотре там нашли кучу нарушений, так что он выходит.

— Могу только поздравить, — сказал Стас.

— Я обещала ему, что познакомлю его с тобой, — с сожалением вспомнила Диана. — А ты улетаешь!

— Такая у меня планида, — отвечал Стас. — Вы должны понять, ребята, что я все же по своей природе монах, и мне крутиться среди женщин с их проблемами не подобает. И потом, я же буду настоятелем монастыря!

— Будешь крокодилов крестить, — фыркнула Ванда насмешливо.

— Буду, — кивнул Стас. — Если получится конечно. Старик Трускальд уверен, что из той команды, что собрал ему Ланго, есть несколько перспективных ребят. Представьте только, один из них — барсиф!

— У нас тут тоже дел немало, — сказала Диана. — Воспитательный лагерь расформировывается, а это столько проблем! Ведь каждому надо найти родителей, а там еще неизвестно, ждут ли его. К тому же надо еще разбираться с папашами, у некоторых уже по три десятка детей от разных женщин.

Диана, благодаря своим связям, оказалась в руководстве сил реформирования, и теперь даже выглядела совсем по-другому.

— Этих детей еще воспитывать надо правильно, — напомнила Агата.

— А мы о чем! — фыркнула Диана. — Теперь надо еще решить, что значит — правильно? Их же воспитывали, как будущих производителей.

— Девочки, мне пора, — напомнил Стас.

Они спохватились, и все вместе поехали домой к Агате, чтобы устроить там прощальную трапезу. Стас постарался не напрягать ситуацию, но и без этого женщины разревелись, а Ванда принялась запугивать Стаса картинами своего нравственного падения.

— Приеду и накостыляю, — сказал ей Стас.

— Ты нашел своего Неделина? — спросила Диана.

— Его довольно жестоко пытали, — сказал Стас. — Он сейчас в военном госпитале.

— А почему все-таки не судили ни одного крокодила? — спросила Ванда. — Они же столько натворили!

— Спроси лучше, почему не стали судить тех землян, кто им помогал, — вздохнул Стас. — Впрочем, я никого судить не собираюсь.

— Я слышала, толпа разнесла здание Управляющего комитета, — сказала Ванда.

— Толпа есть толпа, — философски заметила Агата. — Только представьте, какие-то идиоты даже пытались избить Ланго! Где бы они были, если бы не он!

— Нам еще многому предстоит научиться заново, — сказала Диана, и в этом тоже прозвучало ее обновленное предназначение.

Пришло время расставаться, за Стасом приехал специальный летающий корабль, не слишком большой, но весьма комфортный. Агата уткнулась брату в грудь и призналась:

— Ты перевернул мою жизнь.

— Это ты перевернула мою жизнь, — отвечал Стас. — А заодно и жизнь всей планеты.

Диана воспользовалась случаем расцеловать его в губы, и сказала с сожалением:

— У меня было столько случаев, чтобы соблазнить тебя, но я каждый раз останавливалась. Ты будешь обо мне молиться?

— Попробую, — сказал Стас с улыбкой.

— А я начинаю думать о монашеской жизни, — призналась Ванда.

— Если будут вопросы, я на проводе.

С горьким чувством он поднялся на корабль, и за ним закрылась дверь. Корабль ему прислал Ланго, и он же первым делом связался с ним, когда корабль взлетел. Сам Ланго в это время был в Австралии, где оформлялось присутствие рептилидов на планете.

— Я очень надеюсь на вашу помощь, Стас, — сказал Ланго с экрана. — Ваш авторитет поднялся на немыслимую высоту, и я уже слышал предложения о возведении вас в сан епископа.

— Избави Бог, — отозвался Стас. — Я так постарался спрятаться в джунгли, а вы хотите меня снова извлечь на свет. Когда же мне спасаться?

— Разве вопросы вашего спасения не коррелируются с состоянием общества?

Стас кашлянул.

— Возможно, — сказал он. — Но, если честно, меня пугает эта популярность. А если представить, как в Акулью Гору потянутся паломники, чтобы посмотреть на крещенного крокодила, то становится и вовсе не по себе.

— А меня это воодушевляет, — признался Ланго. — Если честно, я и представить себе не мог, что в нашем обществе поднимется вдруг такой интерес к земной культуре. Я даже грешным делом считал это привилегией гринбеев, но оказалось, это повсеместное явление.

— Я уверен, — сказал Стас, — что это явление станет примером для многих землян. Тех землян, кто забыл о смысле бытия.

— Это было бы прекрасно, — согласился Ланго. — Только я бы попросил вас, Стас, об одном одолжении. Не спешите адаптировать обряд под рептилидов. Мне кажется, в начале этого пути мы просто обязаны держаться не только духа, но и буквы. Пусть нам пока еще трудно дается крестное знамение, но пусть решение рождается из глубины верующего сердца.

Стас столько усмехнулся.

— А мы и не собирались идти в этом вопросе на послабления, — сказал он. — Вот появятся в вашей среде священники и епископы, тогда и будете думать, как вам креститься.

Корабль поначалу сделал посадку в Киншасе, где на борт поднялся епископ Христофор со своими сопровождающими лицами, и только после этого взял курс на Акулью Гору. В кратком полете епископ успел побеседовать со Стасом о самых разных проблемах. Так, например, он деликатно поинтересовался:

— Ваше имя, отец Станислав, кажется не вполне православное?

— Да, — согласился Стас. — Но после одного из объединительных соборов мы с католиками признали взаимное уважение канонизированных святых в обеих церквах. Так что теперь мое имя как бы утверждено церковно. Меня рукополагали уже с этим именем.

— А какое имя вы бы хотели получить при пострижении?

Стас улыбнулся.

— Когда в детстве я узнал, что у меня неправославное имя, я очень, чтобы меня называли древним именем Стахий, мне казалось, что оно подходит по звучанию. Так что если мое мнение учитывается, я бы хотел оказаться Стахием.

Епископ согласно кивнул.

— Как вам будет угодно. Поскольку монашество было под запретом, придется мне самому вас рукополагать, Станислав. Вы не будете против?

— Почему бы мне быть против?

— Ну, я не во всем являюсь монахом, — произнес епископ. — Вас может покоробить то обстоятельство, что я женился, как только это было разрешено собором.

Стас вздохнул.

— Мы все пережили период послабления, — сказал он.

Епископ удовлетворенно кивнул.

— Вы намерены поднимать вопрос о канонизации тех духовных лиц, что погибли во время военных действий?

— Я думаю, этот вопрос поднимут и без меня, — сказал Стас. — Если там, конечно, были проявлены категории святости — мученичество, исповедничество. Если честно, меня пугает некоторая торопливость в реформировании общества. Это питательная среда для карьеристов, которые кинутся доказывать свою реформированность. Вы понимаете, о чем я?

— Прекрасно понимаю, — усмехнулся епископ. — Очень надеюсь на то, что эта торопливость не коснется православия. Тоже ведь можно дров наломать.

В Акульей Горе на месте монашеского скита уже стояла церковь в византийском стиле, и прибытие епископа собрало всех, кто там был, человек тридцать. Колокольный звон взбудоражил дикие места, но каким-то образом органично вписался в мир джунглей, создавая праздник для всех. Благословив всех труждающихся и монашествующих, епископ в сопровождении Стаса прошел по уже настеленным мосткам к реке, где к нему выполз Трускальд для благословения. Потом, вместе с крокодилом во главе, все неторопливо перешли к храму, где уже все было готово для молебна. Здесь, под куполом храма, Трускальд кряхтя поднялся на задние лапы и не без труда осенил себя крестным знамением.

Диакон Вадим поднял свой орарь и поклонился епископу.

— Благослови преосвященнейший владыка!

Епископ с улыбкой посмотрел на всех окружающих, и тонким голосом произнес:

— Благословен Бог наш всегда, ныне и присно, и во веки веков.

Епархиальный хор немедленно отреагировал, пропев:

— Аминь!

Служба началась.

Конец