Они

Зара Фрид, 2019

Желание простого женского счастья и страсть к автомашинам сталкивают героиню повести с реальностью взаимоотношений полов. И реальность эта вовсе не всегда романтична. Доверие к людям – как идеалы – вспыхивает и разбивается о неожиданную жестокость и предательство. Но мужчина остается главным. Что значат в жизни женщины ее мужчины? Содержит нецензурную брань.

Андрей В.

На втором курсе я осознала, что домой ездить не хочу — родителям не до меня. Папа с мамой то и дело выясняли отношения. Окончательно расхотелось приезжать домой, когда на новогодние каникулы родители подрались, а я встала между ними и приняла удар на себя. Мама убежала, я сползла по стене, получив удар головой об стену и еще один удар ногой по ребрам. Я кое-как вышла, в чем была, из дома, дышать не могла, болел бок. Бежала, задыхаясь, по снегу.

Из деревни в это время уезжала вечерняя маршрутка. Машина остановилась, из нее вышел водитель. О чем-то спрашивал меня, я всхлипывала и сказать толком ничего не могла. Мужчина открыл дверь кабины и помог мне сесть. В маршрутке никого больше не было. Он снял и отдал мне свою куртку и все время беспокоился, дышу ли я. Отвез меня в больницу, сказал там, что случайно встретил меня и оказал помощь. После осмотра и рентгена узнала, что у меня сотрясение мозга и сломаны два ребра, но оставаться в больнице отказалась. Попросила отвезти меня в общежитие. Водитель проводил меня, поговорил с вахтершей, помог подняться и ушел.

Пролежав в пустом общежитии два дня, я, наконец, встала попить воды и в туалет. Приходила вахтерша, говорила, что звонит мама, я просила передать, что у меня все хорошо. Родители не приехали. Когда в общежитии появилась девочка, с которой я жила, я ей все рассказала, надела ее одежду и отправилась за своими вещами в деревню. Уехала на попутке, потому что на автобус опоздала.

Смелости и сил надо было много. Но я это сделала: зашла домой с каменным лицом, сказала маме, что все нормально, забрала телефон, вещи, папку с документами и стихами. Решила, что больше сюда не приеду! Вышла на автобус. Деньги брать у родителей не стала — хотела показать себя независимой и гордой. Обид на родителей было море (сейчас — только озеро).

Стою на остановке, мне больно и тяжело, и тут — расплываюсь в улыбке, потому что вижу за рулем человека, который мне помог. Я села рядом. Народу в маршрутке было много, и заговорить с водителем я не решилась. Из копий документов, которые висели наверху, я запомнила номер телефона, номер автомобиля и имя — Андрей. Мы молчали всю дорогу, только изредка наши взгляды встречались в зеркале заднего вида. Я спросила, можно ли положить папку с документами на бардачок, он разрешил. Сделала я это, конечно, специально. Доехав до города, сказала, что деньги забыла и заплачу в другой раз, он улыбнулся: «Хорошо».

Благополучно добравшись до общежития, переведя дыхание и в очередной раз съев полпачки анальгина, легла. Голова и ребра болели, нагибаться было трудно, но я справилась. В голове были только его имя и глаза. Дождалась вечера и написала: «Здравствуйте! Спасибо, что тогда помогли мне. Не забыла ли я у вас папку со стихами?» В жутком волнении, молча смотрела в экран телефона. Ждала: правильно ли я запомнила номер телефона? Почему-то меня даже потряхивало. Ответ пришел через двадцать минут: «Я сейчас привезу. Ты там же?» Мне показалось, что от нахлынувших эмоций даже боль моя стала меньше. Человек, который мне понравился, сейчас ко мне приедет, план сработал! У меня как будто крылья появились.

Андрей поставил машину прямо перед воротами общежития. Свет от неоновых фар так красиво ложился на снег и освещал все вокруг. Я подошла к машине и поблагодарила его, а он говорит: «Ты не торопишься? Садись, холодно же!» Страха не было. Был восторг! Андрей спросил, можем ли мы отъехать в сторону от ворот, на пару метров, я кивнула — да. Он выключил музыку: «Стихи красивые. И ты красивая. Может, расскажешь, что у тебя случилось?» Два с половиной часа я искренне, со слезами рассказывала ему обо всем — как будто знала его всю жизнь. Расставаться не хотелось, но надо было идти, потому что в половине одиннадцатого общежитие закрывали. Андрей довез меня до ворот и обещал завтра позвонить.

Так началась моя первая любовь.

Мне было двадцать, Андрею — двадцать девять. Взрослый, добрый, понимающий. Мы виделись, когда мог он. У него было две «газели»: на одной он работал сам, на второй — напарник. Еще у него была крутая праворульная Mitsubishi Chariot. Он часами мог говорить о том, как устроены автомобили. От его рабочей куртки пахло соляркой или бензином, и мне это нравилось. У него были всегда грязные руки, и он в шутку пачкал мне ими лицо. Иногда он приезжал на «газели», иногда на Chariot, и мы отъезжали от общежития на некоторое расстояние, чтобы мне не было страшно. Я рассказала Андрею про первый сексуальный опыт, и он просил меня сходить в полицию и написать заявление. Потом грозился: «Морду набью». Жалел меня.

Я сознательно не спрашивала про семью, чтобы не делать себе больно. Кольцо он не носил, и никто не звонил ему по вечерам. Я так надеялась, что он не женат, что я ему нужна. Но…

Звонок в семь утра:

— Тебе на пары во сколько?

— К 9:40. Первой пары нет.

— Я заеду.

Я уложила свои длинные ярко-рыжие волосы, надела белые колготки, замшевые сапожки на шпильках, юбочку до колен. На пары идти я не хотела. Я хотела произвести на Андрея впечатление, когда он меня, такую красивую, увидит.

Андрей предложил поехать на гору.

— На шпильках?

— Плевать в чем! — рассмеялся он.

За городом — только белый-белый снег — как чистый лист, новая страница жизни. Мы шли, держась за руки, и он признался, что женат и что у него двое детей…

Андрей отвез меня на пары, после пар — забрал. И так у нас стало принято: сначала он отвозит детей в школу и детский сад, потом — жену на работу, потом — меня в университет. Тогда, на горе, я согласилась на это, сдержав слезы, шире улыбнулась и сказала: «Спасибо, мне будет приятно».

Интима у нас не было. Через полгода наших встреч он стал приезжать реже — уже не каждый день. Я писала ему стихи, сбегала ради него с пар. Мы ездили на озеро, на пикники, причем он все организовывал сам — мне нужно было только быть рядом. Учил меня водить машину (кстати, машины он менял как перчатки). Андрей разгонялся и поднимал ручник на большой скорости, чтоб машину заносило — было восхитительно страшно.

Я влюбилась в Андрея по уши, хотя с Ириком мы продолжали встречаться (очкарик Артур отвалился сам). С Алмазом стало скучно окончательно. Я не думала ни о ком другом — у меня появился Андрей. Он стал мамой, папой, воздухом. Он был идеальный. Даже в университет ходил к преподавателям — договариваться, если мне ставили четверку. Для меня он стал олицетворением заботы. Время от времени Андрей снимал квартиру (всегда одну и ту же почему-то), где мы валялись перед телевизором, ели покупную еду, но любовью никогда не занимались. Вместе мы могли даже не разговаривать — просто молчали. Когда его жена с детьми уезжала из города, мы гуляли по улицам за ручку. Через полгода я разрешила себя поцеловать. Ощущения от этих поцелуев не передать словами — от них кружилась голова. Так меня еще никто не целовал.

Когда при поцелуях руки Андрея начинали скользить мне под одежду, я останавливалась и смотрела ему в глаза, повторяя про себя: «Пожалуйста, не порть то, что есть между нами, я этого не хочу». И он убирал руки. Обнимал меня и говорил, что ничего не будет, пока я сама не попрошу. Я не просила еще год. Мы стали ругаться и расставаться. Через неделю он звонил: «Не могу без тебя». Пролетело лето, прошла долгая зима…

Через три года отношений он сказал, что не может так больше, что это идиотизм — целовать меня, любить меня и не спать со мной. Андрей знал, что у меня есть парень, с которым мы помолвлены, и был убежден, что с ним у меня есть сексуальные отношения. И в один из вечеров он озверел: сорвал с меня штаны и взял на заднем сиденье своего нового автомобиля. Меньше минуты. Я не успела ничего почувствовать. Просто поняла, что все испорчено. Он вышел из машины, покурил, вернулся, оправдываясь: «Извини, я больше не мог. Я даже с женой думаю о тебе, ты мне нужна как женщина». Но я не смогла простить. Я решила прекратить встречи.

Ехали молча, он брал меня за руку, пытался поговорить со мной, но разговор не клеился — я плакала, отвернувшись к окну, сравнивала ситуацию с тем, первым разом… Вышла из машины и с силой хлопнула дверью — хотела показать ему, что это конец. Ночью не спала, эмоции улеглись, я не понимала, почему секс мне нравится только с Алмазом, неужели остальные мужчины не умеют этим заниматься? Алмаз хотя бы не заканчивал в первые пять минут, и я успевала насладиться тем, что ко мне прикасаются. Он спрашивал: «Ты все?» Мне хотелось ответить: «Как это — все? Нет, я даже не разогрелась…», — но я молчала, потому что Алмаз был единственным, с кем мне физически было хоть немного хорошо.

Андрей позвонил на следующий день утром. Я не взяла трубку. В окно увидела, что его машина стоит у ворот общежития. Выключила телефон, легла спать. На пары я в тот день не ходила, как и еще несколько дней, потому что он каждое утро приезжал и ждал меня то возле университета, то у общежития. Трубку я не брала и на сообщения не отвечала. Андрея хватило на неделю, последнее СМС было: «Я прошу прощения. Сделал все, что мог».

Еще через две недели я стала скучать и позвонила Андрею сама. Он обещал больше не брать меня силой, и мы снова стали встречаться. Только я вела себя по-другому, холодно, одевалась скромнее, чтобы не смущать его, не красила глаза — теперь мы просто разговаривали в машине около часа, и я уходила. Но видеть его хотелось — как пить, как есть.

В один из летних дней (кажется, это было 12 августа) Андрей позвонил и пригласил меня в К.: «Там красиво, поехали, погуляем. Купим пирожки «с котятами» на вокзале в дорогу». (Мы так шутили про пирожки с котятами, когда покупали готовую еду.) Уговаривал долго, но я сказала, что не поеду с ним, и бросила трубку. После этого он не звонил неделю. Я устала ждать и написала. «Занят, перезвоню», — ответил Андрей.

На следующий день позвонила мама:

— Помнишь, у нас водитель был, Андрей? Хороший такой, красивый, тебе помогал?

— Конечно, помню! И что?

— Он умер!

Мне показалось, что в ту секунду умерла и я. Я не понимала, что мне делать и куда бежать — сидела на земле и выла. Звонить нельзя — жене и так больно…

Вызвала такси и поехала на единственное кладбище в городе. Оно оказалось огромным. Я ходила от одной могилы к другой — нигде не было свежей земли. Я не знала, как там можно найти могилу. Когда окончательно стемнело и стало холодно, я просто села, сил ходить уже не было, глаза от слез ничего не видели. И только одна мысль: «Почему я с тобой тогда не поехала?» Заснула на могиле какого-то архитектора.

Конец ознакомительного фрагмента.