Стальные боги

Замиль Ахтар, 2020

Когда боги примут чью-то сторону, победитель впишет свое имя в скрижали небес… Язычники отняли дочь у Михея Железного – и за это поплатятся своим королевством. Пятьдесят тысяч вооруженных паладинов следуют за своим предводителем во имя праведной цели. Они все крещены ангельской кровью и жаждут сожжения неверных. Только янычары могут противостоять паладинам. Ставший живой легендой янычар Кева однажды смог совершить то, что не под силу обычному смертному: он обезглавил мага под градом заклинаний, но потерял жену. С тех пор он отрешился от мира, затуманивая разум зельями и сладкоречивой поэзией. Чтобы спасти королевство, Кева должен забыть о своем горе и вернуть былую славу. Паладины Михея Железного уже близко, полные гнева и решимости писать собственную легенду – кровью. Пропитанная кровью фэнтезийная эпопея. Мотивы «Игры престолов» и «Тысячи и одной ночи», лавкрафтианские боги, джинны и астральная магия! «Грандиозная эпическая история, буквально заставляющая переворачивать одну страницу за другой. Книга, полная удивительных сражений, напряжëнных политических интриг и сюрпризов на каждом шагу. Легко встаëт в один ряд с лучшими произведениями эпического фэнтези». – Reedsy «Один из лучших примеров построения авторского мира. Подходит поклонникам кровавого, мрачного, быстро развивающегося эпического фэнтези, с многослойным и сложным повествованием – и, в принципе, этого достаточно». – Bookworm Blues «Уже давно не испытывала от книг такие эмоции!» – Amazon «Сильные персонажи; история о смерти, любви и воскрешении; и войны во имя богов». – Voracious Readers «Я отвлекался от всех своих дел, лишь бы посмотреть, что будет дальше!» – NetGalley «Персонажи очень хорошо продуманы, проработаны и сложны. Ни одного из них нельзя считать исключительно злым или добрым, так что читать о них – одно удовольствие». – Lore & Lullabies «Эпические битвы, безумное величие богов и колоритные персонажи. Несомненно, лучшее из фэнтези, что мне довелось прочесть за год». – Goodreads «Превосходное построение мира. Обязательно к прочтению!» – Карим Солиман, автор книги «The Warrior's Path» «Эпическая история. Не чтение, а шумные американские горки». – Мартин Тока, автор «Blinky's Law» «Джинны, странные ангелы и эстетика “Тысячи и одной ночи” придали истории уникальную, потустороннюю атмосферу. Отличная работа от мастера-рассказчика». – Дуглас Ламсден, автор книги «A Troll Walks into a Bar» «Потрясающее чтение! Поклонникам историй типа “Игры престолов” оно понравится». – Зита Харрисон, автор книги «Owl Manor» «Роман настолько эпичного масштаба, что у меня дух захватывает. Я листал страницу за страницей до самого конца». – Фрэнсис Джеймс Блэр, автор книги «Bulletproof Witch» «Самый продуманный мир, о котором я когда-либо читал». – Э.А. Виклунд, автор книги «The Huralon Incident» «Здесь столько историй, что на трилогию хватит. Удивительная книга». – Роберт Дефранк, автор книги «Star Winds at Dusk»

3. Кева

Обугленные тела и пепел усеивали каменную часовню, служившую некогда домом этосианскому апостолу. Рой ожиревших от крови мух вился над скамьями, пока янычары вытаскивали сгоревших людей на носилках. Я прикрыл рот платком и закашлялся: поджаренное человеческое мясо — это слишком, даже для бывалого воина. Я вышел наружу, под жгучее солнце, в дымный воздух узенькой, вымощенной кирпичом улочки старинного это-сианского квартала Костани. По их Писанию, почти тысячу лет назад на это место спускались ангелы и пели славу. Но я не мог вообразить ангела глядящим на смерть, что покрыла это место сегодня.

В связи с внезапной бойней этосианских паломников шах собрал в тронном зале совет. Великий визирь Эбра занял место слева от шаха, прочие визири собрались вместе рядом с местным этосианским епископом. Мы все (кроме шаха, сидевшего на высокой золотой оттоманке) разместились на полу, и с нами — несколько старших и прекрасно выглядевших детей шаха. Но все внимание привлекал Великий муфтий Тайма, глава Источника, собрания величайших ученых, и честь сидеть рядом с шахом предназначалась только ему. Из всех присутствующих, не считая шаха Мурада, реальной властью обладал только он. И если шах по некой причине желал казнить кого-либо из царственного дома Селуков, ему требовалось для этого дозволение Великого муфтия.

Десять лет назад я наблюдал, как в Голубых куполах, высочайшей точке Костани, шах отрубил голову своему брату. Селим, тайный наследник престола, умер с улыбкой. Тот проиграл войну за престолонаследие (главным образом потому, что я сразил мага, который удерживал войско Мурада, не допуская его в столицу). Великий муфтий Тайма обвинил Селима в тирании, палаш шаха сделал все остальное.

Сегодняшний муфтий Тайма мало чем отличался от того, прежнего. На нем были белый кафтан и кремовые шаровары. Густая, но аккуратная каштановая борода и золотые очки подчеркивали статус ученого, а власть его зиждилась на уважении по этой причине. Он был из тех людей, каких я боялся в юности: его осуждающий взгляд пронзал человека, как копье пронзает мешок с мукой, насквозь.

Местный этосианский епископ, с ожогами и перевязками на шее и на щеке, дрожащим голосом рассказал о случившемся.

— Вокруг алтаря быстро вспыхнул огонь. Мы попытались бежать через внутренний коридор, но там был… человек, охваченный пламенем. Сперва я подумал, что он страдает, и бросился ему на помощь. Но то, как он шел… С такой легкостью… Он поднял руку, и пламя охватило весь коридор. Я задохнулся в дыму и лишился сознания. И это последнее, что я помню, перед тем как очнулся в лечебнице.

Другие свидетели подтвердили, что видели того горящего человека. Все они были этосианами, а я никогда не встречал этосианина, который не был бы склонен к полету фантазии, особенно когда дело касалось веры, войны и смерти.

— Позвольте мне пояснить, — произнес муфтий Тайма. — Наша религия не позволяет убивать кого-либо — неважно, последователя Лат, верующего в Архангела, или поклонника глиняного идола — без должного рассмотрения дела. — Его речь текла как плавный поток. — Тот, кто это сделал, осквернил святые заветы и должен предстать перед судом.

Никто не решался это сказать. Мы переглядывались, как малолетние школьники, боящиеся назвать имя мучителя.

— Из описания свидетелей все понятно. — Эбра сглотнул. Пот над бровями выдавал его страх. — «Человек, охваченный пламенем». Это сделал колдун.

— Маг!

Шах хлопнул по столику у оттоманки так, что зазвенели золотые кубки и блюда с фруктами.

Не ошибался ли я насчет мага Вайи? Он не выказывал кровожадности — предпочитал подавать странный чай.

— Полгорода поклоняется этому Архангелу! — Казалось, шах готов достать меч и снести кому-нибудь голову. — Когда пятьдесят тысяч крестеских паладинов осадят Костани, для этосианцев это будет идеальным поводом сплотиться с ними!

— Единственный выход — привлечь виновных к ответственности, — сказал Великий муфтий, — и показать тем, кто верит в Архангела, что мы станем их защищать, как своих. Призвать мага Вайю к ответу.

— Кева, ступай немедля, — приказал шах. — Скажи магу, чтобы явился не позднее завтрашнего дня, не то заклеймлю его врагом Лат и предателем.

«Проклятие, — только и мог думать я. — История полна безголовых посланников».

— Разумно ли отталкивать его, о мой шах?

— Эбра, собери сотню лучших янычар, — велел шах, не обратив на меня внимания. — Маг Вайя войдет в Небесный дворец и не покинет его, пока муфтий не вынесет приговор.

— Но почему вы думаете, что он подчинится? — Я вынужден был настаивать, иначе нас могла постигнуть судьба этосианских паломников. — Если он владеет огнем, неужто сто янычар удержат его?

Воцарилась ошеломляющая тишина. Но я понимал, что то же самое было на уме у всех.

Великий муфтий улыбнулся мне, как старый друг.

— А разве не ты убил мага, впервые со времен Темура Разящего? Разве ты не эксперт в подобных делах?

Я часто думал о том, убил ли я того мага на самом деле. Мы сражались с ним под градом, вызванным его колдовством, и вдруг он взглянул на небо, удивленно раскрыв глаза, как будто на горизонте появился ангел, как, по легенде, это случилось в той полной горелой плоти часовне. Отвлекшийся маг даже не вздрогнул, когда сабля перерубила его шею.

В юности я жаждал славы. Нет лучше трофея, чем деревянная маска мага, источник его силы, хотя она становилась невидимой, когда ее надевали.

— Маг — существо из плоти и крови, — ответил я. — Сруби ему голову, и она не отрастет заново. Но сделать это — совсем другая история. И, честно сказать, я сам не знаю, как мне это удалось.

— И тем не менее законы должны соблюдаться, а правосудие — свершаться. — Муфтий пристально смотрел на меня сверху вниз сквозь золотые очки. — У магов тоже есть свои законы. Они дают клятву защищать веру в Лат. Случается, что заблудший маг неверно истолковывает эту клятву. Защита латианской веры может означать убийство последователей иных религий и даже убийство соперника, претендующего на трон, как это произошло десять лет назад.

— Как приятно напоминание о моем любезном и милом братце. — Шах откинулся на оттоманке. — Маг Вайя и его приспешники хотели видеть моего брата на троне. Он всегда был сорной травой у меня в саду. — Шах устало вздохнул. — Нам не следовало щадить мага Вайю, избавляя от судьбы, постигшей его господина. То была ошибка… и твой совет, Эбра!

Эбра вздрогнул, словно получил пощечину от наставника.

— Приношу извинения, ваше величество, — склонил голову он. — Вы всегда должны следовать собственной мудрости, что на тысячу лиг глубже моей.

Он, похоже, умел умиротворять.

— Тогда что в тебе толку?! — Шах вскочил, пнул ногой золотую оттоманку и метнулся к веранде. Но на полпути обернулся и закричал: — Исправляйте это! Вы все, кто твердит, что служит своему шаху, разгребите наконец этот проклятый беспорядок! А иначе, если не справитесь, я покажу тем, кто поклоняется Архангелу, каков суд шаха, возложу на вас всю ответственность за гибель тех, кого уничтожил маг!

Меня ожидало очередное унылое путешествие в Балах. В янычарской оружейной я позаимствовал саблю; ухватил было и аркебузу, но не мог забыть, как едва не лишился пальцев, впервые попробовав ею воспользоваться.

«В Шелковых землях уже не пользуются саблями!» — сказал бы Тенгис. Полагаю, в Шелковых землях я не стал бы прославленным воином. Надо было переехать туда.

Но сегодня моя карета напоминала миниатюрный дворец на колесах. Что ж, по крайней мере, я с комфортом поеду навстречу смерти. И меня будут сопровождать конные янычары. Как неловко быть под охраной, а не охранником. Я открыл дверцу, плюхнулся на сиденье. Там, в засаде, кое-кто уже караулил меня.

— Мелоди? Что, во имя Лат, ты здесь делаешь?

Она была в кольчуге поверх желтого кафтана и в розовых шароварах — достаточно ярких, чтобы сойти за янычара. На поясе висели кинжал и сабля. Она подготовилась лучше, чем я.

— Ты медлительный толстяк и не сможешь себя защитить, — сообщила она. — Я поеду с тобой.

— Нет, не поедешь. Я могу не вернуться из этой поездки.

— А я позабочусь о том, чтобы вернулся.

— Марш отсюда, Мелоди. — Я распахнул дверцу кареты. — Как вообще ты об этом пронюхала?

— Некоторые рабы, которых воспитывал дедушка, подросли и стали дворцовыми стражниками. У меня есть знакомства в высших кругах.

— Тенгис сварит мою печень в корыте с кровью девственниц, если я возьму тебя с собой.

Мелоди захлопнула дверцу.

— Я не уйду. Я за тебя отвечаю.

— Но, во имя Лат, тебе только пятнадцать! — Я опять открыл дверь. — Выходи, или мы не поедем.

— А что делал в пятнадцать ты?

Она снова захлопнула дверцу и насупилась.

Я в пятнадцать был стражником во дворце и уже омыл свое копье кровью. Правда, конской — я пронзил животное, и конь сбросил разбойника. Тот упал головой в канаву и сломал себе шею.

Я опять открыл дверцу.

— Ни за что я не повезу тебя туда, где может случиться бойня.

Мелоди снова закрыла ее.

— Если ты умрешь, никогда себе этого не прощу.

— Ты себе не простишь? А что, по-твоему, буду чувствовать я, если ты умрешь? — Я пинком распахнул дверцу и указал наружу.

— А ты ничего не почувствуешь, потому что, скорее всего, умрешь первым. — С недовольным видом она слезла с сиденья и выбралась наружу.

Я захлопнул дверцу и заорал:

— Гони в Балах!

Возница хлестнул коней, и я отбыл.

Я очнулся от тревожного сна из-за шума толпы снаружи. Потные балахские фанатики перегородили дорогу. Вокруг камни гор Зари-Зар, бежать некуда. Я похлопал себя по щекам, чтоб окончательно проснуться, и выпрыгнул из кареты, намереваясь с ними договориться.

Во главе толпы стоял маг Вайя; как обычно, ни улыбки, ни гнева — никаких эмоций на вечно юном лице. Воздух здесь достаточно сухой и запросто вспыхнет, чего я и опасался.

— Благодарю за то, что избавил меня от поездки, — произнес я. — Не хотелось подниматься по крутым склонам Балаха.

Со мной рядом встали пять янычар, еще четверо оставались верхом. Один янычар точно может прикончить десятерых из этой толпы, зато маг способен убить нас всех.

— Ты явился, чтобы доставить меня к шаху, — сказал маг.

— Так мне приказали, — неискренне засмеялся я. — Ты избавил меня даже от сотрясания воздуха, благодарю.

Что касается дрожи в моих костях — сказать, что я нервничал, было бы слишком слабо.

— Как верный слуга шаха, я пришел, чтобы ответить на призыв к правосудию, — сказал Вайя.

Я сообразил, что сжимаю саблю, лишь ослабив хватку.

— Откуда ты узнал, что шах призывает тебя?

— Когда я услышал о страшной резне, то сразу понял, что шах обвинит меня. Я могу поехать с тобой?

Я не смог отказать. Полагал, что Вайя хотел поговорить по дороге, но он большую часть времени провел за молитвой. Непрерывное клацанье его четок было хуже дорожных ухабов. От него не несло застарелым недельным потом, как от его последователей. У него вообще не было запаха.

— Когда кончилась война за престолонаследие, я дал клятву подчиняться шаху Мураду, — наконец сказал он, когда мы уже ехали по мощеным улицам Костани. Одного конника я выслал вперед, чтоб уведомить шаха о нашем прибытии. До дворца оставалось недолго. — Мы, маги, связаны клятвами, хотя наши последователи — нет. Признаю, я предпочитал не замечать грабежи — до тех пор, пока никого не убили. Но я никогда не нарушил бы клятву и не убивал бы людей на улицах.

— Клятву. Каждый янычар дает клятву. Но это не останавливает их от мятежа.

— Я был в Балахе, когда случилась эта трагедия. Сто один человек сможет это подтвердить.

— И внезапно все они — твои последователи.

— Сотня человек не сможет одинаково лгать. — Вайя вглядывался в меня, как будто читал мою душу. — Я чувствую твои колебания… Чувствую страх. Но за всем этим я ощущаю и глубоко запрятанную печаль.

— Я не так хорошо, как ты, умею скрывать эмоции.

— Я бы никогда не причинил тебе вреда. Я же вижу твой рух, твою подлинную натуру. Ты хороший человек.

— Огонь всех сжигает — и плохих, и хороших.

Нестареющий маг пронизывал меня взглядом.

— А ты знаешь, чего я боюсь? Боюсь Лат. Боюсь ее гнева. Дня, когда ее милость иссякнет, как источник в песках пустыни.

— Как и все мы.

— Еще я боюсь Лабиринта. — Неужели маг содрогнулся? — Лабиринт — это конец всего. Вера не выдерживает касаний Ахрийи. Шах отправит меня туда, если меня признают виновным?

Я пожал плечами.

— Возможно. Почему же ты не бежал, если так боишься его суда?

— И оставить моих последователей на милость янычар?

Цоканье копыт лошадей, тащивших карету, смолкло. Мы приехали в Небесный дворец.

— Ты же веришь, что я невиновен? — спросил Вайя.

— То, во что я верю, тебя не спасет.

— Это может спасти всех нас. — Маг схватил мою руку. — С шейхой Агнеей случилось что-то ужасное. Мне было видение, в котором она шла сквозь ледяные туннели на звуки сводящей с ума песни. Я не последую за ней в ту бездну. — Он сильнее сжал мою руку. — Ты давно знаешь шаха. Помоги мне… Иначе всем вам придется самим себе помогать.

Я не знал, что делать, и, напуганный угрозой, смог лишь кивнуть.

Янычары, окружившие экипаж, оставили для нас с магом проход во дворец. Внутри толпились придворные и визири — состязались за право стоять в задней части большого зала, а не в передней. Шах ведь не хотел, чтобы все царство сгорело вместе с ним? Они расступались, когда по пути мы задевали их шелковые одеяния.

Сверху на все это глазел золотой павлин с пронзительными рубиновыми глазами. От курильниц для благовоний по залу расползался аромат янтарного дерева. Шаха и его свиту отделяла от нас шеренга янычар, держащих наготове аркебузы. Шах сидел на золотой оттоманке, слева от него — Великий визирь Эбра, справа — Великий муфтий Тайма.

Мы прошли сквозь толпу, и маг Вайя склонил голову, как и я.

— Я привез того, кого вы просили, ваше величество, — сказал я.

— Ты был послан доставить послание шаха, а не привозить ко мне мага.

— Да, вы правы. Простите, если я рискнул взять на себя слишком много.

Шах Мурад рассмеялся, похлопывая себя по ноге. Точно так же смеялся его отец. Все визири и придворные принялись подражать ему, и зал огласился смехом.

— Молчать! — выкрикнул шах, и зал сразу наполнился тишиной. — Поглядите на этого человека! — прогремел голос шаха. — Кева Кузнец, когда-то раб из Рутении. Он убил мага и всего лишь с сорока воинами и одной выдающейся женщиной защищал Долину святых от моего брата с четырьмя сотнями. Полюбуйтесь на него все вы, утверждающие, что служите мне!

Я утер лицо и разгладил рубаху. Может быть, штаны съехали и пузо торчит? Я ведь даже глаз не умыл.

— Все смотрите на него, смотрите внимательно, не спеша, — продолжал шах. — Вот кому вы все должны подражать. Я послал его передать сообщение, а он привел ко мне мага. Вот это служба!

Шах захлопал в ладоши, и все подхватили.

Улыбнувшись, я склонил голову.

— Вы мне льстите, ваше величество.

— Это так. А теперь отойди.

Я пробрался через толпу и встал с янычарами, охранявшими выход. Мне казалось, оттуда я сумею сбежать в первых рядах, если что-то пойдет не так. Все взгляды были сосредоточены на склоненной голове мага Вайи. Зал охватило скверное предчувствие.

— Подними же голову, маг, — велел шах. Он так подался вперед на сиденье, что я уже испугался, не упадет ли он.

Вайя сделал, как было велено. Начался суд, и огромный зал притих.

Эбра выступил вперед, развернул манускрипт и откашлялся.

— Именем шаха Мурада, Величайшей звезды, шаха шахов, кагана каганов, Тени Лат и ее наместника на земле, Меча веры и шаха Сирма, ты, маг Вайя, сим обвиняешься в военных действиях против Лат, совершении актов насилия против людей, изъявлении враждебности к трону. — Он опять откашлялся, сухо, как крыса, подыхающая от жажды в пустыне. — Что ты скажешь по выдвинутым обвинениям?

— Все они довольно расплывчаты, — ответил маг Вайя. — Но я понимаю, о чем идет речь, и буду говорить только правду. Я не мог совершить того, в чем меня обвиняют.

Эбра что-то прошептал безбородому молодому придворному, и тот протянул ему другой свиток.

— Тогда уточним факты, — произнес Эбра. — Когда ты родился, маг Вайя?

— Я родился в третий день месяца Паломников, в пятый год правления шаха Байзида.

— Значит, тебе… семьдесят три, — сказал Эбра.

— Семьдесят семь, — поправил Вайя.

Толпа оживилась. Меня это не удивило. Маг, которого я убил, тоже выглядел молодым, но, когда голова слетела с плеч и упала невидимая маска, которая скрывала лицо, показались выдававшие возраст морщины и серая кожа.

— Сколько лет тебе было, когда шах Байзид отправил тебя в Святую Зелтурию учиться на мага?

Сказать честно, к тому времени я оперся о богато украшенную колонну. Меня убаюкала летняя жара, и в ближайшие полчаса я почти не прислушивался к тому, как Эбра разбирался с жизнью, обучением и служением Вайи. Мельком я услышал, что Вайя сражался против крестесцев, помогал вытеснять их с континента Лидия, хотя никогда не ступал на континент Юна, лежавший за Тесным проливом. Маг повторял, что ему запрещено сражаться с другими латианами, вот почему он отказался участвовать в завоевании аланийских земель по призыву шаха Джаляля, отца шаха Мурада.

Я заинтересовался, когда Эбра спросил Вайю о войне за престол десять лет назад.

— Ты поддерживал брата шаха, Селима. Почему?

— Потому что шах Джаляль назвал Селима своим тайным наследником. Селим занял трон, янычары и войско присягнули ему на верность. И Великий маг Агнея решила, что мы «поплывем по течению» ради единства.

— Ты рисуешь одностороннюю картину престолонаследия, — вмешался Великий муфтий Тайма, в первый раз выступая на этом суде. Он подвинул золотые очки поближе к пронизывающим глазам. — Источник не поддержал Селима. И особенно против него был народ. Всем была известна его жестокость.

— Что тут скажешь? — ответил Вайя. — Мы все ошибались. Из-за этого погиб маг. Когда ветер переменился, мы отошли к Балаху, пока не завершился конфликт. Тем не менее мага Агнею признали виновной в измене… Признали вы, муфтий Тайма.

— И я не сожалею о том приговоре.

— Но кто защитит этот город, если все маги будут блуждать в Лабиринте?

Толпа загудела.

— Тихо! — приказал шах. — Продолжай, маг. Изложи свои доводы.

— Уже тридцать лет в Зелтурии не обучаются маги. Если вы не вызволите мага Агнею из глубин Лабиринта, тогда я последний маг в этой стране. Так подумайте, кто станет защищать границу с Крестесом, с империей, которая выросла втрое за время вашего царствования, когда мы не расширились ни на пядь.

Повисла ошеломленная тишина. Даже птицы на крыше, должно быть, разинули клювы, услышав неприкрытую критику шаха. Это было первым моим удовольствием за день.

— Ты не так уж не прав, — сказал шах. — И я не поставлю тебе в вину эти слова и не буду до самого конца моих дней винить тебя за поддержку моего брата. Но я не могу допустить кровопролития на улицах. Все мы слышали, как свидетели говорили о человеке, охваченном пламенем. Ты последний маг в нашей стране. Мог ли там быть кто-то другой?

— Я был в Балахе, когда случилась трагедия, — сказал Вайя. — Сотня человек из святилища ожидает снаружи. Каждый подтвердит это. Они — истинно верующие, день и ночь сражающиеся за то, чтобы отрешиться от гордыни, гнева и алчности. Они никогда не солгали бы, чтобы спасти меня.

Хотя я сомневался, что сто дураков смогут лгать одинаково, я был уверен, что они попытаются. Никогда не встречал фанатиков, которые ценят средства больше, чем цели.

Шах, Эбра и муфтий Тайма совещались, а маг Вайя осматривался, изучая толпу. Он помедлил, встретившись со мной взглядом. Неужели я прочел в его глазах страх?

— Я принял решение, — объявил шах. — Таким образом, я прошу назначенного мною судью, Великого муфтия Тайму, предоставить мне вершить суд.

Муфтий Тайма склонил голову.

— Вы — источник земной справедливости. Я никогда не смог бы вам отказать.

Шах поднялся на ноги. Янычары в зале вытянулись по стойке смирно. Толпа словно затаила дыхание. Вайя говорил, что не уйдет безропотно в Лабиринт, но порочным он не казался. Хотя и Селим Жестокий, когда я впервые встретил его, сунул кусок халвы мне в рот и похлопал по спине, словно старого друга; а потом продолжил убивать сотнями.

— Мне плевать, если ты сжег этих этосиан или пару домов порока, — сказал шах. — Всего в нескольких днях пути отсюда, на острове Никсос, собралась армада крестесцев из пятисот кораблей и пятидесяти тысяч воинов. Они ждут, когда мы тут вцепимся друг другу в глотки, чтобы разграбить наши города и принудить нас поклоняться Архангелу. Возглавляет их завоеватель Михей, как мне донесли шпионы, нареченный в Священном море именем Михей Железный. Он расширил владения императора Ираклиуса на север, запад и юг. Остается только восток. Ответь мне, маг Вайя, поклянешься ли ты своей бессмертной душой, что будешь сражаться с ним?

Вайя почему-то обернулся ко мне, но лицо его оставалось безмятежным, как и всегда. Я поднял брови и развел руки в недоумении. Это что за трюк? Или таково было изначальное намерение шаха?

Вайя поднял взгляд на шаха и склонил голову.

— Разумеется, о мой шах. Я живу только ради этого.

Шах спустился с помоста, встал перед магом Вайей и протянул ему руку. Маг помедлил, опять взглянул на меня. Что он хочет прочесть на моем потрясенном лице? Я кивнул так быстро, как мог, выражая одобрение. Наконец Вайя принял рукопожатие шаха. Они подняли сцепленные руки над головами.

Я присоединился к восторженным возгласам и аплодисментам толпы. Разумеется, это лучше сожжения, и я думаю, все чувствовали то же самое. Ничто не объединяет так прочно, как общий враг.

— С сего дня в Сирме все маги свободны, — провозгласил шах. — Я приказываю собрать священное войско во главе с магом Вайей для защиты единственной истинной веры от вторжения крестесцев. — Шах нашел меня взглядом. — Вот он! Кева! Иди сюда!

Я присоединился к шаху и магу возле помоста.

— Кева, ты будешь первым среди воинов.

Я склонил голову. Быть командующим — звучит неплохо.

— Как прикажете, ваше величество.

Толпа снова одобрительно загудела.

Мы втроем направились к воротам Небесного престола, где нас ожидали последователи Вайи. Они в первый раз увидели единение и соединенные руки их мага и шаха. И возликовали, запели хвалы Лат, и называли шаха Величайшей звездой. В одно мгновение он превратил враждебную чернь в свое войско. Вероятно, шах такой же мудрый, как его предшественники.

А насчет пострадавших — епископа и верующих в Архангела… Даже если бы шах отомстил за них, разве встали бы они рядом с ним против войска единоверцев? Будь я человеком расчетливым, ответил бы, что нет. Но я не такой, и, по мере того как ширилось ликование, я все больше сочувствовал тем, кто горел и страдал.

Я смотрел на почти незнакомый потолок в гостевой спальне Тенгиса, лунный свет вместе с легким ветром лился через распахнутое окно. Повернувшись на бок, я представил, что лежу на груди Лунары. Она пахла домом, и тепло ее тела текло в меня; она напевала поэму Таки:

Внутри этого жестокого мира

Все влюбленные находят потаенное место,

Где заключают сделку

С владыкой времени.

Я надеялся, что она мне приснится. Надеялся, что этот мир исчезнет и, когда я очнусь от кошмарного сна, она будет жарить яичницу у очага, а я — постукивать по своей наковальне и улыбаться, глядя на нее. Но внезапно некто ворвался в мою комнату, выдернув меня из грез.

— Извини! — Передо мной стояла Мелоди в платье с узором из лилий. — Ты ложишься спать раньше птиц.

— У меня был долгий день.

Я сел на лежанке.

— Да, я слышала. Ты теперь святой воин.

— Не думаю, что мне предстоит много драться. Для этого есть молодые мужчины.

— И молодые женщины.

Мелоди села на краешек матраса и ухмыльнулась.

— О нет, Мелоди, тебе нельзя в нашу армию.

— Почему нельзя?

— Ты знаешь почему. Ты еще слишком юная, а твой дед придумает новый способ сломать мне шею.

— Темур в моем возрасте прошел по Лидии с миллионным войском.

— Ты сравнила себя с величайшим из прославленных завоевателей?

— Ты считаешь, что я спрячусь или сбегу, когда придут крестесцы? Меня обучали быть янычаром, как и Лунару. Было бы предательством не сражаться.

Она говорила верно. Крестесцы придут, и кто знает, как и каким оружием они атакуют и что за уловки у них на уме. Если дойдет до жизни и смерти, никто не помешает Мелоди использовать то, чему ее обучали, и я предпочел бы, чтобы она дралась у меня под носом.

— Я об этом подумаю.

— Это все, чего я хочу.

Она чмокнула меня в лоб и ушла. Хорошо снова обрести дочь. Как огромно ее всепрощение, если, несмотря на мое десятилетнее отсутствие, она может быть такой доброй. Ведь печаль утраты рано или поздно обращается в гнев, а тот — в горечь. Все же, если забыть пощечину, дочь проявляла ко мне лишь заботу и нежность.

Я ворочался, растревоженный мыслями о предстоящей осаде. Мне хотелось схватить Мелоди и уехать в Томбор или даже в более далекую землю. Если бы это было так просто.

Я пошел в буфетную выпить кофе. Тенгис уже пил, сидя на полу, и читал свиток, держа его у самого носа. Он налил чашку и мне.

— Что ты делаешь со всеми этими книгами, свитками и астролябиями? — спросил я.

— Измеряю фазы луны. Ничего из того, что твой тупой ум мог бы понять.

— Испытай меня, старик.

Тенгис вздохнул, словно уже устал он моего наигранного интереса.

— В ближайшие месяцы будет затмение. Я пытаюсь выяснить, когда именно.

— Что бы ни удерживало тебя от берега смерти, я только «за». — Я отпил кофе. Вот и выспался. — Кстати, о смерти. Знаешь, чего хочет твоя внучка?

Он свернул манускрипт и потер усталые глаза.

— Пришло время ей воспользоваться тем, чему ее обучали. И ей повезло, что ты будешь рядом и сможешь уберечь ее от опасности.

— Это она собирается меня защищать.

Тенгис покачал головой.

— Я же говорил: в твоем возрасте ты не имеешь права быть слабым.

— Меня делает слабым не возраст.

По полу проскользнула ящерка и защебетала. Даже у нее есть возлюбленный, есть кому петь.

— Отпусти ее, Кева. — Тенгис накрыл мою руку своей, покрытой пятнами и морщинами. — Отпусти Лунару. Ты достаточно настрадался.

— Ты говоришь так, будто у меня есть выбор. Будто я не пытаюсь вот уже десять лет.

— Ты мой сын, — ответил Тенгис, — и, пока я жив, у тебя всегда будут дом и семья. Мы с Мелоди здесь ради тебя. Ты не одинок, понимаешь?

Древний старец, чьи внимание и забота были моими первыми воспоминаниями и кто был со мной в равной мере и строг, и добр, обнял меня так, словно мне снова четыре года.

К моему стыду, я, сорокалетний, разрыдался в ту ночь на руках у отца.