Дым и зеркала

Жюль Дю Бёф

В версии о самоубийстве сомневались лишь некоторые. Версию убийства всерьез не воспринимал никто. Но события девяностолетней давности заставляют британскую контрразведку начать негласное расследование. Установить истинную причину случившегося поручают бывшему сотруднику Скотланд Ярда, сыщику с выдающимися способностями и отвратительным характером. Книга содержит нецензурную брань.

ГЛАВА 10

ЛИГА ДЖЕНТЛЬМЕНОВ

В Англии осталось только трое порядочных людей, не угодивших

на виселицу, да и то один из них ожирел и начинает стареть..

Помоги им бог!

В. Шекспир «Генрих V», ч.1, акт 2, сцена 4

С самого начала эта история вызывала у Дона определенные опасения. Трюк с передачей расследования группе отставников на его памяти был применен дважды, и оба раза это было вызвано тем, что кто-то большой наверху хотел знать правду, но при этом иметь монополию на это знание. В отличие от результатов официального расследования, которые всегда можно извлечь на свет божий, изучить, перепроверить, подвергнуть дотошному анализу, неофициальная деятельность, хоть и санкционированная, как бы не существовала, и результаты такой деятельности предназначались для весьма узкого круга лиц.

Это убедительно свидетельствовало о наличии политической компоненты, а в политике Дон не разбирался, занятие это не любил, и принял предложение Кроули просто потому, что любое занятие было лучше медленного пенсионного гниения в Барнете.

Весь предыдущий опыт Дона говорил о том, что Кроули, несмотря на свое высокое положение, в круг лиц, принимающих решения, не вхож и является всего лишь исполнителем воли вышестоящих. В этом и была главная странность — подменить видеозаписи могли только люди Кроули и по прямому указанию самого Кроули, потому что иначе не бывает, а это значит… Это значит, что Кроули играет в какую-то непонятную и очень опасную игру, против собственного высокого начальства, и группа «Хотспер» в этой игре выступает в качестве пешки, чьи передвижения по доске пока что ничем не стеснены, но решение пожертвовать ею может быть принято в любую минуту.

Несмотря на первоначальный порыв немедленно, в самом начале встречи, вывалить Кроули все, что он думает про махинации с видеозаписями, по дороге Дон передумал. Сфальсифицированные записи были козырем, который мог удачно сыграть в нужный момент, и преждевременно демонстрировать этот козырь вряд ли следовало.

— Страут мне передал, зачем ты хотел встретиться, Дон, — сказал Кроули. — У тебя был выключен мобильный, поэтому я… Я прошу прощения, Дон, я знаю, что так не принято, но поверь, что я просто сэкономил тебе и твоей команде кучу времени и сил. Короче говоря, я рекомендовал Страуту и Сторку отложить поездку в Уэльс. Она ничего не даст.

Хотя после фокуса с видеозаписями Дон мог ждать от своего бывшего шефа любой подлости, неожиданное и беспрецедентное вторжение в его сферу ответственности все же застало его врасплох. Он поперхнулся кофе, побагровел, закашлялся и стал беспомощно озираться по сторонам.

— Выпей воды, Дон, — невозмутимо предложил Кроули. — Я признаю, что поступил не по правилам, но частично ты сам виноват. Если бы ты меньше секретничал и чаще делился со мной своими идеями, этого бы не случилось. Дело в том, что с Крисом Мартином уже давно переговорили. Сторку и Страуту в Уэльсе просто нечего делать, более того — любые контакты с Мартином в настоящее время крайне нежелательны. В свое оправдание могу лишь сказать, что говорили с ним не мои люди. Более того — я сам про это узнал только сегодня ночью, после того как Страут попросил меня помочь с Аргайлом. Хочу познакомить тебя с одним джентльменом, он сообщит все детали.

Дон готов был поклясться, что еще мгновение назад никого, кроме его и Кроули, в комнате не было. Но рядом с ним уже стоял, опираясь на трость, человек в синей водолазке и поношенных грязно-белых вельветовых джинсах. Сильно поредевшие остатки волос были выкрашены в неестественно черный цвет, но густые брови и длинные висящие усы оставались совершенно белыми. Левый глаз был полуприкрыт и сильно слезился — пришелец постоянно промокал его платком, который доставал из-за обшлага темно-синего кардигана.

Он сел за стол, налил в высокий стакан минеральной воды, выпил залпом и тут же налил снова.

— Мой врач настаивает на восьми часах сна ежедневно, — сказал он в пространство. — У меня диабет. Восемь часов сна — непременное условие. А вы меня подняли посреди ночи, Кроули. У меня, помимо прочего, проблемы со сном, и если я просыпаюсь ночью, мне потом не сразу удается уснуть, и приходится проводить в постели пару лишних часов. От этого у меня ломается весь распорядок дня. Но хуже всего, если он не ломается, и рано утром мне все же приходится куда-то ехать, с кем-то встречаться… Как поживаете, Беннет? Да, я же не представился. Стивен Клейн.

— Темз Хауз? — уточнил Дон, довольный тем, что интуиция насчет происхождения дома на Рактон Роуд его не подвела.

— Что-то вроде того, — уклончиво ответил Стивен Клейн. — Что-то вроде того, Беннет. До меня донеслось кое-что из вашей дружеской беседы, и я хочу поддержать достопочтенного мистера Кроули. Это я сегодня ночью в довольно жесткой форме посоветовал ему попридержать ваших людей и не допустить их появления в Уэльсе. И могу подтвердить, что он пытался сопротивляться, говорил, что без вашего согласия — никак, про корпоративную этику и все такое. Сдался только после того, как я обещал ему немедленный телефонный звонок от высокого начальства. Я так понял, что он вас не смог ночью найти — ваш мобильный не отвечал. Вы крепко спите, Беннет? Завидую. У меня тоже раньше был очень крепкий сон. Мой покойный отец говорил, что нет ничего лучше двух-трех стаканчиков тодди на ночь — действует вернее любого снотворного. Я так и поступал, пока у меня не нашли этот чертов диабет. С тех пор неважно сплю. Но имейте в виду, Беннет, два-три стаканчика — это предельная доза. Если ее превысить, то здоровый восстанавливающий сон превратится в глухую отключку, после которой глаза красные, в горле саднит, и вообще жить не хочется. С вами такое бывало, Беннет? Впрочем, это не так уж и важно. Давайте к делу. Расскажите мне, на кой черт вам понадобился Крис Мартин.

— А вам?

— А нам, — спокойно объяснил Стивен Клейн, — он вовсе не нужен. Мы бы с удовольствием обошлись без Криса Мартина. Скажу больше, Беннет, если бы мистер Мартин вообще не родился бы, мы бы это постарались пережить. Но сейчас мы вынуждены руководствоваться исключительно гуманитарными соображениями, заботой о его благополучии. Дело в том, Беннет, что вокруг вашего Мартина крутятся всякие субъекты с весьма специфической репутацией. Они очень ревниво относятся к любым его новым контактам. Самые страшные ревнивцы, Беннет, это те, которые ревнивы без любви. Они часто совершают ужасные злодеяния. Именно поэтому мы предпочитаем ограждать мистера Мартина от ненужных знакомств.

— Но ведь мы как раз и хотели организовать его эвакуацию в безопасное место…

— Во-первых, он бы никуда не поехал, даже если бы вообще согласился говорить с вашими людьми. Дело в том, Беннет, что какое-то время назад ему было сделано чрезвычайно выгодное финансовое предложение. Не каждый журналист даже первого ряда получает подобные предложения, уверяю вас. Ему предложили написать книгу об истории рабочих кооперативов в Англии. Любопытно, не правда ли? Как вы себе представляете коммерческие перспективы подобного труда? Однако же ему были предложены деньги, которые он не смог бы заработать в своей газете и за пару лет. Половина уже выплачена. Кроме того, к нему приставлена пара типов, которые следят, чтобы ему никто не мешал, и чтобы его ни на миг не покидало вдохновение. Так зачем вам Мартин?

— Он начинал писать статью о самоубийстве Эда Иглета, — Дон решил сделать шаг навстречу. — Как раз перед тем, как исчез из Лондона. Меня интересует, сохранились ли у него какие-нибудь материалы. Записи интервью, например.

— Ого! — сказал Стивен Клейн. — Этого я не знал. Очень любопытно. Наводит на кое-какие мысли, между прочим. А что бы вы хотели у него выяснить, Беннет?

— Мне необходимо узнать, о чем он говорил с Паоло Брачини, официантом из «Примаверы». Это в первую очередь. Ну и все остальное, что у него есть.

Стивен Клейн уставился в окно и надолго замолчал, потом повернулся к Дону.

— Скорее всего, Беннет, у него ничего уже нет. Ни диктофонных записей, ни расшифровок — ничего. Я думаю, что он с головой погрузился в свою книгу о кооперативах. И никак не согласится, чтобы хоть что-то отвлекло его от эпохального труда о рабочем движении. Могу ошибаться, конечно, но… Я вам вот что скажу, Беннет. Есть веские причины, по которым Мартина лучше не беспокоить — сейчас, во всяком случае. И в ближайшее время. Вы можете, конечно, настаивать, но в этом случае я потребую, чтобы вы очень убедительно доказали мне, что без этого просто никак. Что-то мне подсказывает, что у вас это вряд ли получится.

— А Паоло Брачини?

— Понятия не имею, кто это такой. Здесь у меня никаких возражений нет. Хотя не исключено, что могут еще появиться.

— Как-то странно, мистер Клейн. Вы тоже занимаетесь смертью Иглета?

— Ни в коем случае! Беннет, нас совершенно не интересуют ни Иглет, ни Крис Мартин, ни этот ваш Паоло. Мы просто ведем рутинное сопровождение некоей активности… помимо всего прочего… Так уж получилось, что мистер Мартин в какой-то момент возник на периферии наших интересов. Скажите, Беннет, а что вы знаете о судебных делах покойного мистера Иглета? Я имею в виду его иски против России.

«Сейчас он начнет уводить меня в сторону», — сообразил Дон. — «Будет подсовывать наживку. Ну ладно, пусть поговорит. Про сфальсифицированную запись у гаража приберегу под конец.»

— А почему вас это заинтересовало именно теперь, мистер Клейн? У Иглета были очень напряженные отношения с российскими властями, с того самого момента, как он появился в этой юрисдикции. Мы переговорили с адвокатом, который вел его дело об убежище…

— С Деланси?

— Да. И он сказал, что ни за кем из группы компаний «Круг» не велось такой охоты как за Иглетом. Когда Иглет умер, вам было самое время подключиться, по горячим следам.

— Мы не занимаемся расследованием загадочных смертей, Беннет. Это работа для Скотланд Ярда. И у этой уважаемой организации не было никаких оснований считать смерть Иглета чем-либо кроме самоубийства. Ваши бывшие коллеги, Беннет, были в этом настолько уверены, что пошли даже на небольшую подтасовку — положили под сукно отчет одного из экспертов. Я правильно припоминаю, Кроули?

Кроули заерзал в кресле.

— Я правильно припоминаю. Так что вы знаете о судебных делах Иглета, Беннет?

— Я знаю, что он выиграл у России четыре миллиарда долларов. Потом он затеял еще несколько процессов в разных юрисдикциях, пытаясь добиться принудительного взыскания, потому что русские добровольно платить отказались. Во Франции и Нидерландах ему отказали — указанные им источники взыскания оказались негосударственными. До решения в этой юрисдикции он уже не дожил. Но я знаком с материалами дела — тут вполне вероятна примерно такая же ситуация. Так что свое право на эти деньги он доказал, но денег нет. Вернее, есть, но до них не дотянуться.

— Все это правда, — произнес Стивен, в очередной раз промакивая глаза, — одна только правда, но не вся правда. Вот вы сказали, что он не дожил до судебного решения в этой юрисдикции, не так ли? А вы уверены, что он вообще обращался в лондонский суд с иском о принудительном взыскании?

— Было бы странно, если бы не обращался, — сказал Дон.

— Это вы предполагаете, не так ли?

— Предполагаю. Но можно уточнить у его адвокатов.

— Вы знаете, кто его представлял?

— Конечно. Фирма «Воган и Слайм».

— Да, — сказал Клейн. — Именно. Можете навести справки, конечно, но — насколько мне известно — с ними он это не обсуждал. Что объяснимо, впрочем. Если во Франции все было пятьдесят на пятьдесят, то относительно Нидерландов они просто обязаны были его предупредить… это не очень профессиональное поведение.

— Так вы считаете, что в лондонский суд он не обращался?

— Не обращался. Но это не значит, что он не размышлял на эту тему. А если размышлял, то мог и советоваться с кем-нибудь.

— Но не с «Воган и Слайм».

— Очевидно, что не с ними.

— Вы полагаете, что это может быть мотивом для убийства?

— Я впервые слышу, что его кто-то убил, — с нажимом произнес Клейн. — Убийства в наглухо запечатанном помещении случаются только в романах Картера Диксона. Не приходилось читать, Беннет? «Окно Иуды», например? Весьма занимательное чтение, Беннет, весьма, настоятельно рекомендую. Но в жизни в запертой на супернадежный замок ванной комнате может случиться исключительно самоубийство. О причинах мы можем только гадать. Финансовые проблемы например. Адвокатам он не платил уже полгода, там назревал крупный скандал. Или острый приступ клаустрофобии. Вошел в ванную, машинально запер за собой дверь, у него начался панический приступ, стал отпирать — руки дрожат, замок не поддается, вот и полез в петлю.

— У него там была установлена тревожная кнопка, — поправил Дон.

— Была. Но после того, как охранник уехал, в доме не осталось никого, кто мог бы услышать сигнал.

— А полиция?

— А в полицейский участок, насколько я знаю, сигнал не поступал. Может, неполадка какая-нибудь…

— А может он и не нажимал на кнопку?

— Может, и не нажимал. Я не настаиваю.

— Как человек, совершенно не интересующийся Иглетом, — с иронией заметил Дон, — вы очень и очень неплохо информированы, мистер Клейн.

— Это комплимент, Беннет? Я тронут. Но я на самом деле совершенно не интересуюсь Иглетом. Не исключаю, правда, что — при определенных условиях — он меня сможет заинтересовать. Сейчас оснований для такого интереса нет.

— А Мартин?

— Мартин — это совсем другая история. Применительно к нему необходимые условия для моей заинтересованности уже сложились. У вас еще есть вопросы?

— Есть один вопрос, сэр. Вы хотите найти русский след в деле о смерти Иглета?

— Это неприличный вопрос, Беннет. Я ничего не хочу. И не имею права давать вам какие-нибудь указания, подбрасывать версии или пытаться влиять на ваше расследование. Одна просьба у меня, тем не менее, есть. Если то, что вы называете русским следом, вдруг обнаружится, дайте мне знать. С мистером Кроули это согласовано.

— Вы не верите, что это было самоубийство, сэр?

Клейн вздохнул.

— Я верю в то, что расследованием подобного рода дел занимается Скотланд Ярд. У нас своя работа. Возможно, в последующем нам будет любопытно ознакомиться с результатами вашей деятельности. Но пока что…

— Но про то, что хорошо бы приглядеться к русским, вы мне говорите прямым текстом, сэр. Допрос Мартина вы фактически запрещаете. Это у вас называется — не вмешиваться?

— Однажды у Талейрана, Беннет, спросили, что такое невмешательство. Знаете, что он ответил? Невмешательство — это политическая и метафизическая концепция, означающая примерно то же самое, что вмешательство. Тем не менее, повторяю еще раз. Мы не намерены вмешиваться в вашу работу. Если вам так уж хочется тратить время и деньги на бессмысленную поездку в Уэльс — добро пожаловать. Это создаст для нас некоторые трудности, но все это вполне терпимо, Кроули тут несколько преувеличивает. Конечно, мы бы предпочли, чтобы этой поездки не было, но воля ваша. Я лишь предупреждаю, что вас опередили. Мартин не станет с вами разговаривать, даже если к нему удастся подобраться на близкое расстояние.

— Я не понимаю, сэр. Вы хотите сказать, что какие-то охраняющие его русские громилы могут остановить сотрудников Ярда, ведущих расследование уголовного дела?

— Беннет, спуститесь на землю. Никакого официального расследования нет, и вы это прекрасно знаете. Полиция Уэльса это выяснит через пять минут после того, как вы обратитесь туда за помощью, так что от них вы ничего не получите, несмотря на личные связи. Никаких русских громил, как вы изволили выразиться, там и близко нет — Мартина опекают нанятые и оплачиваемые им лично громилы из лондонской охранной фирмы. Они вас на милю к нему не подпустят, а если у вас все же получится задурить им головы, то рядом с Мартином — я вас уверяю — вы увидите очень серьезного адвоката, который не позволит ему и рта раскрыть. А когда ваши люди, поджав хвосты, приползут в Лондон, их уже будет ждать комиссия из Хоум Офис, потому что жалоба от адвоката их опередит. Я вовсе не пытаюсь как-то влиять на ваши действия. Просто советую.

— Мне нужны показания Мартина, — решительно заявил Дон. — Теперь я в этом просто убежден. Он определенно знает что-то важное.

— Наверное, — согласился Клейн. — Скорее всего, так оно и есть. Только сейчас вытащить из него это знание невозможно. Если вы несогласны, Беннет, можете попробовать. Но вы только потеряете время, поверьте мне. Я тут припоминаю одну штуку. Лет шесть назад вы, если не ошибаюсь, давали интервью «Дейли мейл», когда закончили расследование тройного убийства в Хэмстеде, не так ли?

Пристрастие к общению с журналистами было одной из причин, по которым Дону пришлось уйти на покой. Скорее всего, главной причиной, хотя об этом и не говорилось вслух.

— У вас тогда скоропостижно скончался важнейший свидетель, к которому вы еще не успели подобраться, — продолжал Клейн, — припоминаете? А когда журналисты у вас спросили, как же вам все-таки удалось раскрыть это дело, вы им ответили: «в мире не существует информации, которой владел бы один-единственный человек; информация, пусть и в разорванном на кусочки виде, всегда сохраняется, и остается только разыскать эти кусочки и восстановить по ним единое целое». Припоминаете? Так что ищите кусочки и обрывки. Что, как вы предполагаете, может знать Мартин?

— Я думаю, что официант, этот самый Паоло Брачини, рассказал ему, кто ужинал с Иглетом в его последний вечер. Этот человек и для вас, мистер Клейн, может быть интересен, если он имел отношение к смерти Иглета. Вашу версию о причастности русских проще всего проверить, найдя этого человека. А также Брачини.

Конец ознакомительного фрагмента.