Мегрэ колеблется

Жорж Сименон, 1968

Предлагаем вашему вниманию повесть Ж. Сименона «Мегрэ колеблется». Комиссар Мегрэ носит давно вышедшие из моды котелок и пальто, не расстается с трубкой, предпочитает дождливую погоду, обожает греться у огня и ходить, заложив руки за спину. Мрачный, немногословный, он обладает редким даром внушать доверие, ему известны тайные пружины человеческой драмы. Разгадывая самые сложные преступления, распутывая самые причудливые интриги, Мегрэ руководствуется одним безотказным принципом: чтобы найти виновных, нужно прежде всего понять смысл их поступков…

Глава 2

Мегрэ снова увидел солнце и почувствовал аромат первых весенних дней, хотя уже пахло пылью. Ангелы-хранители Елисейского дворца по-прежнему прогуливались с равнодушным видом, легким кивком давая понять, что узнали комиссара.

На углу старуха продавала сирень, пахнувшую загородными садами, и Мегрэ едва удержался, чтобы не купить несколько веток. Хорош бы он был, явившись с букетом на набережную Орфевр.

Комиссар испытывал удивительное облегчение. Он вырвался из чуждого ему мира. Двигаясь в потоке прохожих по тротуару, он все еще видел себя в роскошной квартире, где витала тень важного чиновника, который когда-то устраивал там чопорные приемы.

Недаром же Парандон, словно для того, чтобы Мегрэ не чувствовал себя стесненным, выразительно подмигнул ему, давая этим понять: «Не принимайте всерьез. Это все декорация. Даже морское право — баловство, одно притворство…»

И он заговорил о своей шестьдесят четвертой статье, которая-де интересует его больше всего на свете. Тоже, видимо, игра.

Если только Парандон не плут. Во всяком случае Мегрэ проникся симпатией к этому гному-попрыгунчику, который пожирал его глазами, будто никогда в жизни не видел комиссара сыскной полиции.

Он воспользовался хорошей погодой, чтобы спуститься по Елисейским Полям до площади Согласия, где наконец сел в автобус. Открытой площадки в автобусе не оказалось, поэтому пришлось погасить трубку, пройти внутрь и сесть на скамейку.

Мегрэ вернулся в сыскную полицию как раз в тот час, когда обычно подписывались бумаги, и за каких-нибудь двадцать минут справился с этой обязанностью. Жена очень удивилась, когда в шесть часов вечера он уже вернулся домой, да к тому же в отличном настроении.

— Что сегодня на обед?

— Я думала приготовить…

— Ничего не нужно. Пообедаем в городе.

Где угодно, только не дома. День выдался необычный, и хотелось так же необычно провести вечер.

Темнело теперь позже. День заметно прибавился. Они нашли в Латинском квартале ресторан с застекленной верандой, где от жаровни приятно веяло теплом. Ресторан славился дарами моря, и Мегрэ попробовал всего понемножку, даже морских ежей, доставленных несколько часов назад самолетом с юга.

Жена поглядела на него с улыбкой:

— Можно подумать, что ты доволен сегодняшним днем.

— Так оно и есть. Я познакомился со странным субъектом. Странный дом… Странные люди…

— Преступление?

— Неизвестно… Пока оно еще не произошло, но может произойти не сегодня завтра… И если это случится, я окажусь в идиотском положении.

Мегрэ редко говорил с женой о делах, которые вел. Чаще она узнавала подробности из газет и по радио, чем от мужа. Но на этот раз он не устоял перед желанием показать ей письмо.

Они ели жареную барабульку, запивая выдержанным «Пуйи», аромат которого разносился вокруг. Затем им подали десерт.

— На, прочитай!

Возвращая листок, мадам Мегрэ с удивлением взглянула на мужа:

— Это писал мальчик?

— В доме действительно есть мальчик. Я его еще не видел… Но там есть мальчики и постарше, мальчики под сорок и под пятьдесят.

— Ты веришь тому, что здесь написано?

— Кому-то понадобилось, чтобы я проник в дом. Иначе бы не воспользовались почтовой бумагой, которую можно во всем Париже найти только в двух магазинах.

— Если он замышляет преступление…

— Он не говорит, что замышляет преступление. Он пишет, что пока ему неизвестно, кто будет виновником.

На этот раз мадам Мегрэ не приняла дело всерьез:

— Вот увидишь, это тебя разыгрывают…

Мегрэ заплатил по счету. Погода была такой чудесной, что они нарочно сделали круг, чтобы пройти через остров Сен-Луи.

На улице Сент-Антуан он снова увидел сирень и на этот раз вернулся домой с букетом.

На следующее утро солнце светило так же ярко и воздух был не менее прозрачен, но этого уже никто не заметил. Люка, Жанвье и Лапуэнт, каждый со своим донесением, уже дожидались комиссара в кабинете, но Мегрэ, войдя, прежде всего стал рыться в груде почты.

Он совсем не был уверен, что найдет письмо. Ведь объявление в «Монд» появилось только вчера вечером и лишь сегодня утром могло попасть на страницы «Фигаро».

— Есть! — воскликнул он, помахивая письмом в воздухе.

Тот же конверт, те же старательно выведенные печатные буквы, та же отрезанная сверху почтовая бумага.

Но теперь его больше не называли дивизионным комиссаром и тон был совсем другой.

Вы допустили оплошность, месье Мегрэ, посетив дом до получения моего второго письма. Они все переполошились, и это грозит ускорить события. Теперь преступление может совершиться с часу на час, и в этом будет отчасти и Ваша вина.

Я считал Вас более терпеливым, более рассудительным. А Вы вообразили, что за несколько часов сможете проникнуть в тайны семьи.

Шлю вам наилучшие пожелания и, несмотря ни на что, не перестаю Вами восхищаться.

Трое помощников, стоявшие рядом, прекрасно поняли, как сконфужен Мегрэ, когда он нехотя протянул им листок. Но еще больше поразила их развязность, с какой анонимный автор обращался к их патрону.

— А вы не подумали, комиссар, что какой-то мальчишка решил позабавиться?

— То же самое сказала мне вчера вечером жена.

— А вам как кажется?

— Нет…

Мегрэ не верил, что это грубая шутка. Но с другой стороны, ничего тревожного в доме он не ощутил. Все было размеренно, чинно, упорядоченно. Дворецкий принял его со спокойным достоинством. Секретарша с забавной фамилией оказалась живой и симпатичной. Что касается Парандона, то, вопреки своей странной внешности, он выглядел человеком жизнерадостным.

Но ведь и Парандон не принял это за шутку. И совсем не протестовал против вторжения полиции в его частную жизнь. Он непринужденно беседовал на самые различные темы, много говорил о шестьдесят четвертой статье. Как знать, не мучила ли его затаенная тревога?

Во время утреннего рапорта Мегрэ и словом не обмолвился о Парандоне. Он понимал, что его коллеги только пожали бы плечами, решив, что он занимается бессмысленным делом.

— А у вас какие новости, Мегрэ?

— Жанвье вот-вот должен задержать убийцу почтальонши… Мы почти уверены, что это он, но решили выждать, чтобы выяснить, был ли тут сообщник… Подозреваемый живет с молодой женщиной, она беременна…

Текучка. Обычные дела. Рутина.

Часом позже, переступив порог дома на улице Мариньи, где швейцар в галунах поздоровался с ним через застекленную дверь привратницкой, он очутился в другом мире.

Дворецкий Фердинанд, беря из его рук шляпу, спросил:

— Вам угодно, чтобы я предупредил месье Парандона?

— Не нужно. Проводите меня в комнату секретарши.

Мадемуазель Ваг! Вот! Наконец-то он вспомнил ее фамилию. Она занимала маленькую комнату, заставленную стеллажами с зелеными папками для бумаг. Мегрэ застал ее за электрической пишущей машинкой последней модели.

— Вы хотели со мной поговорить? — спросила она без всякого смущения.

Девушка встала, огляделась и указала на стул у окна, выходившего во двор.

— К сожалению, здесь нет кресла. Может быть, пройдем в библиотеку или гостиную?

— Я предпочел бы остаться здесь. — Откуда-то доносился шум электрического пылесоса. В одном из кабинетов тоже стрекотала пишущая машинка. Какой-то мужчина разговаривал по телефону. Комиссар по голосу определил, что это был не Парандон:

— Конечно, конечно… Я вас прекрасно понимаю, дорогой друг, но закон есть закон, даже если иногда он противоречит здравому смыслу… Конечно, я ему об этом говорил… Нет, он не может вас принять ни сегодня, ни завтра… Впрочем, это ничего бы не изменило.

— Месье Тортю? — спросил Мегрэ.

Девушка кивнула. В соседней комнате говорил стажер. Мадемуазель Ваг плотно закрыла дверь, и голос умолк, словно выключили радио. Из окна было видно, как шофер в голубом комбинезоне мыл из шланга «роллс-ройс».

— Это машина месье Парандона?

— Нет, перуанцев, жильцов с третьего этажа.

— А у месье Парандона тоже есть шофер?

— Да, без шофера ему не обойтись. С таким зрением невозможно водить машину.

— А какая у него машина?

— «Кадиллак»… Мадам ею пользуется чаще, чем он, хотя у нее есть свой собственный маленький английский автомобиль. Вам не мешает шум? Может быть, закрыть окно?

Нет. Водяная струя была частью всего, что его здесь окружало, всей атмосферы этого дома, весны.

— Вы знаете, почему я к вам пришел?

— Я знаю только, что все мы в вашем распоряжении и должны отвечать на ваши вопросы, даже если они покажутся нам нескромными…

Мегрэ опять достал из кармана первое письмо. Когда он вернется на набережную Орфевр, нужно будет непременно снять фотокопию, а то оно в конце концов совсем истреплется.

Пока девушка читала, Мегрэ изучал ее лицо, которое не портили очки в черепаховой оправе. Она не была красива в обычном смысле этого слова, но миловидна. Особенно привлекательными казались пухлые улыбчивые губы со вздернутыми уголками.

— Так вот оно что!.. — сказала она, возвращая письмо.

— Что вы об этом думаете?

— А что думает месье Парандон?

— То же, что и вы.

— Что вы этим хотите сказать?

— Что он удивился не больше, чем вы.

Она силилась улыбнуться, но чувствовалось, что удар попал в цель.

— А я должна была удивиться?

— Когда сообщают, что в доме скоро может произойти убийство…

— Но ведь это может произойти в любом доме, не так ли? Полагаю, что человек, перед тем как совершить преступление, ведет себя так же, как другие, в противном случае…

— В противном случае мы задерживали бы будущих убийц заранее. Это несомненно…

А ведь здорово, что это пришло ей в голову! За долгие годы работы немногим людям из тех, с кем Мегрэ имел дело, приходила в голову эта простая мысль.

— Я дал объявление. Сегодня утром я получил второе письмо.

И он протянул ей второй листок. Девушка прочитала его с таким же вниманием, но на этот раз уже с явным беспокойством.

— Я начинаю понимать, — прошептала она.

— Что?

— Что вы встревожились и решили сами взяться за расследование этого дела.

— Позвольте закурить?

— Прошу вас. Здесь даже и мне разрешено, а в других комнатах нет.

Она закурила сигарету, непринужденно, без аффектации, присущей большинству женщин. Чувствовалось, что мадемуазель Ваг курит просто для разрядки. Она немного откинулась назад на своем вертящемся стуле, стоявшем перед пишущей машинкой. Ее комната совсем не походила на кабинет. Если стол для пишущей машинки был металлическим, то рядом стоял другой — красного дерева, очень красивый, в стиле Людовика XIII.

— А что, молодой Парандон озорник?

— Гюс? Вот уж совсем не озорник. Он умный, но замкнутый. В лицее он всегда первый, хотя никогда не учит уроков.

— Чем увлекается?

— Музыкой и электроникой… Устроил у себя в комнате настоящий радиокомбайн с магнитофоном, со стереофоническими динамиками, выписывает целую кучу научных журналов. Вот, посмотрите, это только сейчас доставили утренней почтой. Я отношу их к нему в комнату… «Электроника завтра».

— Часто он уходит из дому?

— По вечерам я здесь не бываю. Думаю, что нет.

— А друзья у него есть?

— Иногда заходит один приятель. Они вместе слушают музыку и делают какие-то опыты.

— В каких отношениях он с отцом?

Вопрос несколько озадачил ее. Немножко подумав, она ответила с виноватой улыбкой:

— Не знаю даже, что вам сказать. Я уже пять лет работаю у месье Парандона. Это мое второе место в Париже…

— А где было первое?

— В торговом доме на улице Реомюра. Там я чувствовала себя несчастной. Работа меня совсем не интересовала…

— Кто вас сюда порекомендовал?

— Рене… Я хочу сказать, месье Тортю… Он сказал мне, что здесь есть место…

— Вы его хорошо знаете?

— Мы ужинаем в одном и том же ресторане, на улице Коленкур.

— Вы живете на Монмартре?

— Да. На площади Константэн-Пекэр.

— Тортю был вашим дружком?

— Прежде всего, рост у этого «дружка» около двух метров… Кроме того, между нами ничего не было, если не считать одного раза…

— Одного раза?

— Я получила указание быть с вами предельно откровенной.

— Почему вы больше к этому не возвращались?

— Мы не подходим друг другу, мы это сразу почувствовали… В общем, не сошлись… Но мы остались в приятельских отношениях.

Мегрэ медленно курил трубку, пытаясь проникнуть в этот мир, который еще вчера был для него совсем чужим и так внезапно вторгся в его жизнь.

— Раз уж мы коснулись этой темы, мадемуазель Ваг, позвольте вам задать еще один нескромный вопрос. Вы живете с Парандоном?

У нее была своя манера держаться. Сначала она внимательно, с серьезным видом выслушивала вопрос, потом, немного поразмыслив, отвечала с иронической и в то же время доверчивой улыбкой.

— В известном смысле, да. У нас бывают минуты близости, но всегда урывками.

— Тортю это знает?

— Разговора у нас не было, но он должен догадываться.

— Почему?

— Когда вы здесь освоитесь, то поймете. Сколько людей бывает здесь за день! Месье и мадам Парандон, двое детей. Это уже четверо… Три человека в конторе у месье — семеро… Фердинанд, кухарка, горничная, уборщица — одиннадцать человек… Не считая массажиста мадам, который приходит по утрам четыре раза в неделю… Потом ее сестры… Подруги дочери… Хоть комнат в квартире много, но все равно, куда ни пойди — на кого-нибудь наткнешься… А у меня тут и говорить нечего…

— Почему?

— Потому что ко мне каждый приходит за бумагой, за марками, за скрепками… Если Гюсу требуется бечевка, он роется в моих ящиках… Бэмби нужны то марки, то клейкая лента… Что касается мадам…

Мегрэ смотрел на нее с любопытством, ожидая продолжения.

— Она вездесуща… Правда, она частенько отлучается, но никогда не знаешь, дома она или нет… Вы заметили, что все коридоры и большинство комнат обиты трипом… Шагов не слышно… Вы сидите, и вдруг дверь распахивается, кто-то входит… Иногда мадам заглянет в мою дверь и тут же, будто ошиблась, говорит: «Ах, простите!»

— Она любопытна?

— Скорее взбалмошна… Если только это не мания…

— Она никогда не заставала вас с мужем?

— Не уверена… Однажды, перед Рождеством, когда мы думали, что она у парикмахера, мадам вошла в довольно неподходящий момент… Мне кажется, мы успели привести себя в порядок. Я так думаю, но полной уверенности у меня нет… Она держалась как ни в чем не бывало и стала рассказывать мужу о подарке, который только что купила для сына.

— Она не изменила к вам отношения?

— Нет. Она по-прежнему любезна со всеми и держится так, будто парит над нами, как ангел-хранитель… Про себя я ее так и называю.

— Вы ее не любите?

— Себе в подруги я бы ее не выбрала, если вы это имеете в виду.

Прозвенел звонок, и девушка с облегчением встала.

— Простите, меня зовет патрон…

Взяв на ходу блокнот для стенографирования и карандаш, она скрылась за дверью.

Мегрэ остался один и уставился в окно, куда еще не проникало солнце. Шофер протирал теперь «роллс-ройс» куском замши, насвистывая какой-то привязавшийся мотив.

Мадемуазель Ваг не возвращалась, а Мегрэ продолжал сидеть на стуле у окна, не проявляя нетерпения, хотя вообще терпеть не мог ждать. Следовало бы пройтись по коридору, заглянуть в комнату Тортю и Жюльена Бода, но он не мог заставить себя подняться и сидел с полузакрытыми глазами, переводя взгляд с одного предмета на другой.

Стол на тяжелых дубовых ножках, служивший ей для работы, был украшен строгой резьбой. Видимо, раньше он находился в другой комнате. От времени столешница блестела как полированная. Под рукой лежал бежевого цвета бювар с кожаными углами, а в открытой коробке — карандаши, авторучки, резинки и нож-скребок для подчистки помарок. На отдельном столике стояла пишущая машинка, рядом с ней лежал словарь.

Вдруг Мегрэ нахмурил брови, нехотя поднялся и подошел к столу поближе. Он не ошибся. На столе виднелась тонкая бороздка, вероятно след от ножа, которым, должно быть, совсем недавно отрезали полоску бумаги. Рядом с коробкой для карандашей Мегрэ увидел плоскую металлическую линейку.

— Вы тоже заметили?

Мегрэ вздрогнул от неожиданности: он не слышал, как вошла мадемуазель Ваг; она по-прежнему держала в руках блокнот.

— О чем вы говорите?

— Об этой царапине. Что за безобразие портить такой чудесный стол!

— Вы не знаете, кто это мог сделать?

— Любой, кто сюда заходит. Я вам уже говорила, что ко мне ходят все, кому не лень.

Теперь ему не придется искать. Еще накануне он решил осмотреть в доме все столы, так как заметил, что бумага была отрезана очень ровно, словно на машине Массико^[4].

— Если вы не против, месье Парандон хотел бы минутку с вами поговорить.

Мегрэ обратил внимание, что в блокноте ничего не было записано.

— Вы рассказали ему о нашем разговоре?

Она ему ответила без стеснения:

— Да.

— И о том, что мы касались ваших отношений с ним?

— Разумеется.

— Не для этого ли он вас и вызывал?

— Нет. Ему действительно понадобилось получить у меня справку по делу, которое он сейчас ведет.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

4

Массико — изобретатель машины для подрезывания бумаги по краям.