Небо и Твердь. Новая кровь. Часть 1

Женя Овчаренко, 2022

О том, что жизнь несправедлива, знают даже степные суслики! Кому-то сильно везёт – родиться на Небесах, сделать первый вдох среди облаков и солнечных лучей. Кого-то, чуть менее удачливого, сопровождают от детства до старости страсти и сомнения, столп каждой души на смятенной Тверди. А кого-то судьба и вовсе ненавидит – трудно назвать счастливой долю уррайо, всеми презираемого народа насылателей кошмаров… Проклятый Тьмой мальчик из Края Соснового, сын царя Тверди земной, наследник рода Тёмных повелителей – они начинают свой путь с разных пристаней, и пускай пока что они лишь дети, покорные чужой воле, но как сложатся их судьбы – зависит лишь от них самих.

Глава 3. Сын Тёмного повелителя встречает своего отца

Звёзды белёсой россыпью покрывали стройные башни замка, короткие шпили у четырёх башенок — северной, восточной, южной и западной, покатые склоны крыш, у краёв которых отшлифованная до идеальной гладкости ромбообразная черепица нависала над поверхностью облака, бросая на снег тени чернее Тьмы. Лишённый пустой роскоши, какого бы то ни было декора, исключая острые, как короткие клинки, каменные зубья, гребешками возвышавшиеся вдоль хребтов-переходов между сторожевыми башнями и жилыми помещениями, Тёмный замок Хралуна был, тем не менее, очаровывающе красив, как крыло стервятника над мёртвым полем, — чёрная, могильная красота, простое изящество воплощённого зла. Серебристые переливы, трепещущие на крыльях синичек, бросали тут и там тонкие полосы ледяного света, которые, как струйки прозрачной водицы, стекали вдоль остроугольных наклонов к черепичным шестиугольникам, окаймлявшим кирпичный шатёр кровли главной части замка.

Анэйэ долго стоял, задрав голову, рассматривая ленивые танцы звёзд, порхавших с башенки на башенку, от свода к своду. Его разум был пуст и свободен от всех тревог и переживаний. Во всяком случае, так он себя убеждал. Он стоял во главе длинной цепочки жителей Уррэйва, свободных воителей-жрецов, присягнувших одному только Тёмному Повелителю и называвших себя Прасыновьями Луны, личных дружинников Нерайэ Уррэйва, их риндо, их жён и детей, меллей со всех ближних облаков и прочих желающих продемонстрировать своему Владыке, с каким нетерпением они ждали его возвращения, каким воодушевлением они переполнены, встречая его. Большая часть из них была вполне искренна в своих чувствах, их лица, утопавшие в кромешной мгле и очерченные звёздным светом, выражали неподдельное торжествование, мало общего имевшее с гримасами льстецов и лживых шавок, только и ждущих повода лизнуть ногу хозяину. Народ ждал своего вождя, который ушёл, обещая вернуться с надеждой, и сдержал своё обещание.

Анэйэ был одет в простое чёрное платье с широкими рукавами и узким подолом. Приколотый серебряными булавками у высокого воротника, айише его был расшит незатейливыми узорами, характерными для одеяний большинства присутствовавших уррайо, — полумесяцы, звёзды и кошачьи глаза с суженными зрачками. В Уррэйва никогда не водилось лишних средств на существование, что уж там говорить о парадных нарядах. Проводившиеся на Светлых Небесах обряды, праздники, обращения меллей к народу были полны роскошной красы, богатства и величия, — из этого перечня уррайо могли претендовать только на последнее, и то с трудом. Колонна из полсотни человек, мрачные чёрные одеяния, слегка колышущиеся на ветру плащи. Призрачный звёздный свет на кирпичных зубьях старого замка. Да уж, всё это скорее напоминало траурную погребальную процессию или встречу душ самоубийц у кургана, чем собор верных поданных, готовых вновь принять своего Повелителя. Анэйэ недавно читал книжонку с Тверди — один из самых ценных трофеев, доставшихся Тёмной столице после последнего «разрушительного» набега, с ночи которого минуло уже четыре сотни лет. В ней как раз описывалось народное предание о танце мертвецов вокруг могильных свечей и о том, как перед своей жуткой пляской покойники точно так же недвижно стоят в тени когтистых деревьев и ждут Князя Усопшего — вождя своего и ведущего на балу. Видать, много лет назад какой-то твердынец умудрился живым сбежать с Тёмных Небес и по возвращению своему рассказал товарищам с земли о том, как принято наверху встречать своего Повелителя.

Айэ Алийерэ стояла слева и сзади от Анэйэ Уррэйва, как младший из них не по возрасту, но по положению родственник государя. Справа от наследника стоял его риндо Эррамуэ. Ссадина на лбу, доставшаяся ему после вчерашней тренировки с айэ, всё ещё кровила на морозе, поэтому мальчик поминутно поднимал руку ко лбу и вытирал проступавшие тёмно-алые капли. Анэйэ чувствовал смесь жалости, стыда и довольства, замечая это краем глаза.

Ночь, как всегда, была холодна и черна. Анэйэ молча благодарил звёздных синичек за то, что они не покидали его и мелькали порой от одного края процессии к другому, как будто специально для Тёмного наследника освещая лица присутствовавших. Но их свет не грел, и пальцы Анэйэ мелко дрожали. Он прятал эту дрожь в длинных рукавах шёлковой лёгкой котты. Он привык справляться с холодом и скрывать от посторонних глаз свою слабость.

Но сегодня будет светлее, чем день назад, чем половину месяца назад. Этой ночью жители Тверди не увидят Луны, поднимая головы со дна мира, как унылые свиньи в хлеву. Этой ночью зачинался новый месяц. Плотные тёмные клубья стольного облака сокрыли Луну от земли — Уррэйва проходила прямо под ней, как случалось двенадцать раз в году. Сейчас прямо над головами собравшихся уррако плыл гладкий лик их матери.

Анэйэ не мог дождаться, когда она обнимет Уррэйва своими бледными лучами и подарит ему возможность видеть. Но этого нужно было ждать. Совсем недолго, но ждать…

— Славься, Тёмный Повелитель! — раздался клич с севера. На севере с Уррэйва соседствовала облачная база, где в дозоре стояли уррайо, подчинявшиеся Айери Лэйо. Северное облако, Дождеоблако, было большим, старым, его сердце давным-давно окаменело. Когда облако живёт так давно, что в его груди появляется сердце, оно перестаёт кружить и метаться, и замирает, словно Небесное светило. Дождеоблако давным-давно замерло навеки, прицепившись своим краем к столице, и сейчас принадлежало ближайшему другу и соратнику Тёмного Повелителя, отцу Эррамуэ. — Слава!

— Слава! — отозвались дозорные с башен Тёмного замка. — Слава Повелителю Тьмы! Слава сыну Луны, слава отцу нашему!

Анэйэ поднял вверх правую руку, когда отзвучали голоса глашатаев, и медленно повернулся на четверть круга, оказавшись лицом к западу. Его движение повторили сначала айэ Алийерэ и риндо Эррамуэ, за ними — остальные уррайо. Мужчины и женщины, дети и старики, в эти мгновения все они были объединены перед прибытием своего отца, своего властелина, они были тенями, приветствующими ночь, звёздами, встречающими Луну. Время прошло быстро.

В вышине раздались громкие хлопки — сильные, резкие движения живой плоти рвали ледяной воздух. Это вожаки отряда Прасыновей взмыли с четырёх угловых башен Тёмного замка на могучих крыльях облачных львов и прочертили мрак над Уррэйва пронзительно-чёрными полосами. Рёв зарокотал в глубинах бесцветной бездны над головами Анэйэ, Эррамуэ и других уррайо. Четыре пары гигантских крыльев били в воздухе, разбрасываясь тычинками света и клочьями тьмы. Уррайо, сидя на спинах огромных Небесных кошек, отвели их западнее и заставили кружиться вокруг своих осей, кидаться, как на добычу, на пушистые перья нерождённого снега, и мало-помалу их хаотичный танец развеял налёт туч над столицей.

И, сначала на самом западном краешке чёрного облака, затем всё ближе и ближе, матерь-Луна лучик за лучиком пронизывала сугробы, искря снег сотнями и тысячами льдинок, распираемых мёртвым светом. Светило ночи медленно обнажалось над Тёмной столицей. Прежде сокрытое плотным слоем мягких слоистых облаков, которые ранним вечером нагнали специально для проведения церемонии, оно обрушило на Уррэйва свой холод, свой ледяной огонь.

Нестройный хор голосов меллей и воинов прозвучал низко, мелодично:

— Эйа Лунному Ветру! Эйа Лунной Воде! Эйа Лунному Грому!

Когда четверо уррайо и их львы, вдоволь нарезвившись в ночном Небе, вновь вернулись к замку, когда испуганные синицы, попрятавшиеся по расщелинам в чёрном кирпиче и меж бледных ветвей деревьев, осторожно выбрались из своих укрытий и с восторгом принялись плясать в материнском благословении, когда ритуал приветствия новой Луны подошёл к концу, появился наконец он — Повелитель.

Анэйэ помнил своего отца. Он помнил его нестарым ещё мужчиной, статным, высоким, с резкими и крупными чертами лица, орлиным носом и чёрными, как кирпич Хралуны, волосами. У него была короткая мягкая борода, и его яркие синие глаза всегда смеялись. Он каждый вечер говорил вприпрыжку выбегавшему из своей комнаты наследнику: «Ночь темна, поют синички, Солнышко давно померло, кто это у нас тут?» «Я!» — отвечал Анэйэ, и Нерайэ Уррэйва важно кивал головой: «Правильно, тут нас встречает маленький Повелитель Тьмы», — и в шутку кланялся до самого пола.

Это было давно, четыре года назад. Анэйэ думал, встретит ли он в глазах отца знакомую по раннему детству насмешку, смогут ли они найти общий язык. Нерайэ Уррэйва покидал свой народ, отправляясь на далёких облаках за пределами высот искать тайну Неба и Тверди. Отец высоко ценил знание, историю, прошлое. Он твёрдо верил в то, что, если уррайо смогут заглянуть на четыреста лет назад и поймут, отчего эвелламе изначально были сильнее и могущественнее своих соседей, как же вышло, что, порождая три народа, Создатель так обделил один из них — и ресурсами, и облаками, и численностью населения, и, в конце концов, процветанием в будущем, — если углубиться в корни истории, докопаться до самого начала существования мира, то станет ясно, чем обусловлена власть эвелламе и их превосходство над братьями по Небу, и появится возможность лишить их этого превосходства. Чтобы задать свои вопросы, чтобы найти ключ к завоеванию всего мира, Нерайэ Уррэйва поднялся выше всех облаков, выше самых границ полёта облачных львов — и весть о том, что он нашёл свои ответы, пришла в Тёмную столицу четверть месяца назад вместе с звёздочкой и её песней. Теперь же и он возвращался самолично, торжествуя, неся шанс на победу в когтях своего льва. И это были прекрасные мгновения!

Львиный рык громовым эхом отскакивал от стен замка и резко таял в колючем воздухе. На какой-то короткий миг огромные крылья, каждое — в три-четыре размаха от плеча до маховых перьев, непроглядным полотном заслонили собой лик Матери, а потом поток ветра долетел до поверхности облака, сотней маленький острых снежинок брызнув в лицо Анэйэ. Наследник не обратил на это внимание, только крикнул, поднимая правую руку вертикально вверх:

— Эйа!

— Эйа! — вторили ему голоса уррайо.

— Эйа! — крикнул отец.

«Ф-фух!» — перья хлопнули о перья, поднимая очередной порыв ветра, который взорвал фонтанами снег под лапами гигантского животного. Когда лев-великан приземлился на облако, Анэйэ показалось, что всё под его ногами вздрогнуло и затряслось отголосками встречи могучих лап с мягким свежим снегом. Приветственный рёв зверя опять оглушил наследника, но он справился с желанием заткнуть себе уши обеими руками. Эррамуэ слева от него воскликнул:

— Ух ты! — как маленький ребёнок удивился размерам льва, за что тут же получил толчок под рёбра рукояткой пики от своего отца, стоявшего сзади.

Анэйэ сделал два шага вперёд. Властелин, лев отца, великолепное могучее животное, остался таким же, каким помнил его наследник: голова размером больше туловища Анэйэ, мерцающие бледно-звёздным светом когти и клыки, пушистая волнистая грива, которая так и искрила разлетающейся лунной пылью, когда зверь покачивал головой и отряхивался после приземления. Узкие, синие до рези в глазах щёлки, лишённые зрачков, на его морде горели ещё ярче, чем четыре года назад. Лев ворчал, на лёгких лапах подбегая к замку. Над его приопущенным загривком возвышался силуэт человека с глазами такими же яркими, как у зверя под ним.

— Отец, — Анэйэ низко поклонился и замер. Его примеру последовали люди сзади него. Все низшие уррайо из тех, кто не входил в почётную процессию, но прибыл взглянуть на своего повелителя, тоже склонили головы.

В этом молчаливом жесте не было лицемерия и подобострастия. Уррайо лишены подобных качеств, свойственных твердынцам.

Наследник хорошо знал то, что обязан был делать в момент долгожданной встречи. Он услышал шаги отца — «хрусть-хрусть-хрусть» по снегу, быстрые, но тяжёлые.

Он не поднимал головы, пока не почувствовал, как огромная рука легла на его левое плечо.

— Посмотри на меня, — низко проговорил отец. Его голос напомнил о чёрном дыме, клубящемся зимними ночами из труб домов твердынских крестьян — бархатный и густой. Анэйэ покорно выпрямился и поднял голову.

Синие глаза отца сверкнули, он улыбнулся. А затем — отступил на шаг.

— Посмотри на меня! — его крик, подобно львиному рыку, объял всё облачное поле перед замком, через уши проник в самое нутро каждого из присутствовавших, и, перепуганные его громоподобным рёвом, синички бесчисленными стаями взмыли вверх. — Посмотри на меня, народ Тьмы!

И уррайо подняли головы, а лучи их взоров соединились в одной точке — у пылающих синим безумных костров глаз Тёмного Повелителя.

— Я здесь! — воскликнул отец. — Дети мои, я вернулся! Со мной — наша победа! Со мной — Лунное ликование! Со мной — господство над тремя мирами!

— Эйа-ха! — Тёмная столица взорвалась многосотенным воем, и встревоженные львы вплели рокот своих песен в этот дружный триумф чистого восторга. — Эйа Тёмному Повелителю!

Если их было слышно с Тверди, то Анэйэ стало жалко земных жителей. Это новолуние запомнится им надолго. Возможно, сейчас они, в недоумении или страхе задирая головы, перепуганные далёким гулом величайшего празднества Тьмы, даже не понимают, что последует за этим бесовским торжеством. Они не подозревают, кому покорятся и как скоро это произойдёт.

Не дав отгреметь приветственному воплю в свою честь, Нерайэ Уррэйва, широко разведя руки, положил одну ладонь на голову Властелину, второй — махнул стоящему за Эррамуэ Айери Лэйо.

— Ты обещал, что будут барабаны, мой брат? — спросил он громко. Анэйэ отметил, что борода отца стала гораздо длиннее и гуще с пор последней их встречи — улыбка-оскал его едва сверкнула под пышными чёрными усами. — Так что же, пусть все наши миры содрогнутся!

Айери Лэйо, ухмыльнувшись тенью своего повелителя, обернулся к замку:

— Пляска бесов, братья!

Его крик передали несколько уррайо, и не прошло и минуты, как из чёрной пасти главной арки донёсся отдалённый ритмичный бой. Музыканты, с барабанами, гуслями и свирелями из призрачного дерева, трещотками и домрами, шагая стройными рядами, змеились из замка, наполняя ночь жутковатыми переливами, визгами и низким рыком тёмной музыки, от которой сердце вздрагивало и сквозь плоть пробегал кусачий холодок.

— С церемониями покончено. Позвольте себе немного веселья, дети мои! — Нерайэ Уррэйва в одно движение оказался вновь на загривке своего льва, и зверь устало взревел, мечтая о награде за свои труды в виде свежей козерожьей печёнки. — В эту ночь не отказывайте себе ни в чём! Брат Айери?

— Всё готово, мой повелитель, — отвечал отец Эррамуэ. — Выносите яства и мёртвые сердца!

Была середина часа Бесов.

Пир народа Тьмы грянул в ночном Небе, как внезапный ураган среди солнечного летнего дня. Синицы в панике мельтешили тут и там, не в силах противиться зову Луны, взмывали вверх и, не достигнув материнского брюха, падали к облаку, сложив крылышки. Львы ревели, сражались друг с другом за свежие кости. Изящные танцовщицы с чёрными лентами в длинных пальцах, как резвящиеся пантеры, мелькали со стремительной, но текучей грацией между узких лёгких столиков, которые слуги-уррайо вытащили из замка на подлунную снежную поляну. Музыка гремела и визжала, хрипела и трескалась в воздухе спотыкающимися секундами. Сумасшедшие певцы, сведённые с ума Краем, каждый из которых знал только одну песню, рвали глотки под столами. Пастухи Небесных стад и солдаты, странники, жрецы и мелли ели за одними и теми же столами одни и те же блюда, пили из одних сосудов и смеялись одним шуткам. Ничто так не роднит народ, как общая беда, общие невзгоды, общая надежда.

Анэйэ знал, что Айери Лэйо не один год готовился для того, чтобы достойно провести этот пир. Отец Эррамуэ проводил часы, обсуждая с советниками песни, которые должны исполнить музыканты, порядок блюд, которые будут поданы в этот день, количество столов и стульев, которые необходимо подготовить для празднества. Не он один — всё Тёмное Небо так ждало этой ночи. Сейчас все они были счастливы. Нерайэ Уррэйва не говорил ни слова о том, что он нашёл в своих странствиях. Не говорил о планах, о грядущих войнах, о том, что весь народ обязан сплотиться перед тем, как нанести один-единственный решающий удар по Свету и забрать себе бразды правления и благополучия. Они и так всё знали. У них была одна цель, одна мечта. Одна на всё Небо.

Мечта о том, чтобы зло восторжествовало, конечно же.

Анэйэ улыбался, когда думал про это. «Мы зло во плоти, — думал он. — Величайшее зло в мире. Пройдёт время, и я стану острием нашего клинка беспросветного чёрного зла».

Он не любил шума и плясок, не любил эту диковатую музыку, потому что от неё у него начинала болеть голова, побаивался безумных певцов. Но ему нравилось принадлежать к своему народу в эти мгновения. Отец говорил не с ним, а с Айери Лэйо, Мейорэ Иллийно и другими тёмными военачальниками, но Анэйэ мог слышать все их слова, поскольку занимал на узком столике место слева от отца. Он слушал и наблюдал, и улыбался.

Айэ Алийерэ подошла поприветствовать отца. Лента скрывала её лицо, и тёмные глаза на белой коже блестели живым мраком.

— Отец мой, — проговорила она низко, склоняясь. — Ваш приёмный сын рад нашей встрече. Да будет Ваше правление долгим.

— Алиле, — усмехнулся отец. — К чему такая официальность, скажи на милость? Ты подрос. Выпрямись. Взгляни на меня!

Айэ Алийерэ выпрямилась и прикрыла глаза, не в силах выдержать прищуренного отцовского взгляда.

— Ха! И впрямь подрос. Но голос совсем не изменился. И манеры. А ну! — никто не ожидал, что его клинок вылетит из ножен. Уррайо ахнули, кто — подпрыгивая на месте, кто — летя со стула. Отцовский меч Триедин, ночь, заключённая в сталь, направился прямо к горлу его приёмной дочери. Анэйэ широко распахнул глаза. Он увидел, как, едва заметно вздрогнув, айэ Алийерэ опустила правую руку молниеносным движением, а через мгновение её волнорез уже блокировал лезвие Триедина, которое замерло в нескольких крысиных хвостах от замотанного в чёрный шёлк горла девушки. Тонкая, но сильная рука, сжимавшая рукоять волнореза, дрожала от напряжения, но Нерайэ Уррэйва и не думал убирать меча. Он медленно встал, весь свой вес отдавая оружию, не отводя глаз от лица приёмной дочери. Наконец, не выдержав напряжения, айэ Алийерэ сдалась, выпуская меч из рук и отдавая свою жизнь в руки отцу. Не встречая больше сопротивления, Триедин ринулся вперёд — и, не пролив и капли крови девушки, чёрным крылом метнулся назад, к своему хозяину. Нерайэ Уррэйва поклонился дочери, со звоном пряча клинок в ножны. Та повторила его движение.

— Молодец, Алиле, — вскинув голову, кивнул отец. — Достойный сын своего народа!

— Рад служить, — с некоторой отрывистостью ответила айэ Алийерэ, опустилась на колени, подобрала свой волнорез, развернулась и исчезла в ночи.

Анэйэ был восхищён её стойкостью и тем, как отец воскликнул, снова садясь на стул:

— Таким должен быть каждый уррайо. Всегда готовым к бою! Всегда готовым умереть, — он расхохотался, только сейчас обращая внимание на тех людей, кто повалился со своих стульев, испугавшись внезапности произошедшей между отцом и дочерью короткой схватки. Теперь они неловко поднимались и улыбались вслед удаляющейся девушке, кто с восторгом, кто с благоговением. — Куда вам всем до моего Алиле? Берите же с него пример! Брат Айери, — обратился он к своему товарищу. Тот сидел, облокотившись ладонями на широко раздвинутые колени, и ухмылялся, щурясь. — Твой сын был айле моего Алиле?

— Как Вы и хотели, мой Тёмный повелитель, Эррамуэ учился вместе с наследником Анэйэ, — подтвердил Айери Лэйо. — Алийерэ был наставником для них обоих. Насколько я могу судить, мой Тёмный повелитель, неплохим наставником. И я, и Эррамуэ отблагодарим по праву Вашу семью за то, что вы сделали для нас. Даю обет перед Луноматерью, — он приложил левую руку к сердцу.

Нерайэ Уррэйва кивнул.

— А ты что скажешь, Анэйэ? — вдруг повернулся он к сыну. Тот внимательно принял отцовский взгляд, видя в нём знакомую насмешку и гадая, что же она означает. — Хорошим айэ был для вас наш Алиле?

Красноречиво обернувшись на Эррамуэ, который обгладывал козерожью кость, не обращая внимания на царапину на своей голове, Анэйэ улыбнулся отцу.

— Самым лучшим, о котором мы могли мечтать. Трудно будет забыть его уроки.

Нерайэ Уррэйва помолчал, откинув голову и разглядывая своего наследника. В эти мгновения взаимосвязь между отцом и сыном, построенная на уважении и любви со стороны мальчика и на бесконечных надеждах со стороны взрослого мужчины, необъяснимо крепкая, стала ещё крепче, хотя, возможно, ни один из них того не осознал.

— Я горжусь вами, — проговорил Тёмный повелитель. — Когда мир встанет передо мною, тобой и Алиле на колени, моя гордость сокрушит Свет.

Анэйэ кивнул, медленно моргая в радостном расслаблении.

— Да, отец. Всё будет так, мы захватим весь мир.

Нерайэ Уррэйва рассмеялся.

…

Этот пир не прошёл незаметно ни для одного жителя Тёмных Небес. Воодушевление захватило всех уррайо, от обитателей кучевых облаков до столичных из Уррэйва. Вечером просыпаясь, Анэйэ слышал непрекращающийся гул львиного рёва и перезвон колокольчиков на ошейниках. Люди нескончаемым потоком прилетали в замок и улетали из него. Нерайэ Уррэйва собирал воинов и заново принимал клятвы от каждого из великих родов. Не для немедленной атаки. Им предстояло сделать ещё очень многое…

Несколько ночей Анэйэ и Эррамуэ не учились. Айэ Алийерэ ходила куда-то с отцом, и все наставники замка были заняты, составляя для повелителя огромную и подробную карту Тёмных Небес. В последние столетия большинство свитков с картами и литературными изысканиями в библиотеках Уррэйва пришли в полную негодность и были использованы в качестве растопки для костров, чтобы согревать дряхлых стариков и младенцев, которым не под силу было переносить вечные морозы Неба. Даже Нериани не мог выдерживать извечный холод Тьмы, и он, главный книжник столицы, собственноручно бросил год назад в огонь величайшие труды своего любимого Араэлли Философа. Так что теперь требовалось много работы, чтобы возместить утерянное, и по крупицам сохранившихся записей и рисунков составить хотя бы примерную карту.

Нерайэ Уррэйва не говорил, зачем ему нужна эта карта. Никто и не задавал ему вопросов. Уррайо, всегда беспрекословно верные своему Тёмному Повелителю, вновь принося ему клятвы верности, интересовались только одним: «Что мы можем сделать для вас, господин? Куда вы прикажете отправляться, господин?» Тот же ни слова не говорил о том, где был все эти четыре годы, что узнал и в чём заключается его новый план по свержению Света. И Тёмный народ довольствовался его молчанием.

Анэйэ всегда верил, что больше его отца об этом мире не осведомлён никто. Нерайэ Уррэйва был страшно умён — это признавали все, кто так или иначе пересекался с ним. На втором месте умнейшим человеком на Небесах была, вне сомнений, айэ Алийерэ. И скоро Анэйэ вновь получил этому подтверждение.

— Отец, — обратилась она к Тёмному повелителю в ту ночь. В ту ночь Анэйэ, Алийерэ и Нерайэ Уррэйва все вместе завтракали в своём замке. С высоких потолков свисал сотнями гигантских летучих мышей кромешный мрак. Анэйэ кое-как видел свою тарелку на слабом синичьем свету, едва-едва проникавшему сквозь витражные окна из призрачного стекла. На завтрак были обожжённые на грозовых сердцах орлиные печёнки. Не очень вкусно, зато полезно для тела и духа.

— Да, Алиле? — с готовностью отозвался Нерайэ Уррэйва. Он всегда прислушивался к приёмной дочери и разделял мнение Анэйэ о том, что айэ Алийерэ была бесподобно умна и прекрасна, и за это наследник ещё больше уважал своего отца, чем мог бы.

— С каких пор силы Грома, Дождя и Ветра принадлежат не нам, а узурпаторам эвелламе? — голос приёмной сестры звучал буднично.

Гром, Дождь и Ветер — главные Небесные стихии, в противоположность земным Огню, Воде и Камню.

— С каких пор? Алиле, ты не читала священных книг? — с насмешкой спросил Нерайэ Уррэйва. Он явно полагал, что дочь прекрасно знает ответ, но всё же процитировал нараспев: — О Свет ядовитый, о Солнце жестокое! Как обжигающе холодна будет месть Лунных детёнышей, как глубоко войдут в плоть клыки чёрные под челюсть белоснежного льва… Или снежно-белого? Хм. Забыл. Зато отлично помню год, которым датируется эта замечательная баллада. Двадцать третий год, — нараспев прочитал повелитель. — От кары Небесной… Двадцать третий, верно? В двадцать третьем году великий менестрель Умоно Песнь Дождя сложил эти строки, когда светлые эвелламе отобрали у нас наше будущее. Двадцать третий год, девочка.

— В двадцать третьем году от кары Небесной, ослушавшись заветов, данных нам Создателем, узурпаторы эвелламе забрали сердца трёх Небесных стихий и лишили нас всякой возможности противостоять светлым силам, — проговорила Алийерэ. — И вскоре после этого уррайо забыли, как создавать кошмары, забыли своё главное мастерство. Но отец, ты же лучше меня знаешь, что мы не можем бросить вызов Свету, не имея за собой ни сил Ветра, Дождя и Грома, ни умения создавать кошмары. Ты же думаешь над тем, чтобы снова попытаться вернуть сердца стихий, отобрав их у узурпаторов? Но зачем тебе нужны для этого карты Тёмных Небес?

Анэйэ мечтал бы увидеть выражение лица отца, но было слишком темно.

— О Алиле, — вздохнул повелитель, стуча о тарелку вилкой с двумя кривыми зубьями. — Как ты умён… умна. Поверь, когда настанет время, ты первая узнаешь об этом. Пока что не стоит тебе знать, где я был и что видел. Не задавай мне этих вопросов. Знаю, моя достойнейшая дочь хоть сейчас готова вступить в бой со всеми Светлыми силами, однако ты должна верить своему отцу и повелителю. Мои слова понятны, девочка?

— Понятны, отец, — ровно ответила Алийерэ. — Но на самом деле я завела этот разговор не для того, чтобы выпытывать у тебя твои планы. Я лишь хочу узнать. Что бы ты сделал, если бы узнал о том, что один из детей твоих, из верных твоих сыновей и дочерей перестал быть… верным. Что один из них знает что-то об утерянных сердцах стихий и молчит. Что один из них, будучи отлично осведомлённым обо многом, что происходит в нашем замке, делится своими сведениями с узурпаторами эвелламе?

Конец ознакомительного фрагмента.