Небо и Твердь. Новая кровь. Часть 1

Женя Овчаренко, 2022

О том, что жизнь несправедлива, знают даже степные суслики! Кому-то сильно везёт – родиться на Небесах, сделать первый вдох среди облаков и солнечных лучей. Кого-то, чуть менее удачливого, сопровождают от детства до старости страсти и сомнения, столп каждой души на смятенной Тверди. А кого-то судьба и вовсе ненавидит – трудно назвать счастливой долю уррайо, всеми презираемого народа насылателей кошмаров… Проклятый Тьмой мальчик из Края Соснового, сын царя Тверди земной, наследник рода Тёмных повелителей – они начинают свой путь с разных пристаней, и пускай пока что они лишь дети, покорные чужой воле, но как сложатся их судьбы – зависит лишь от них самих.

Глава 1. Тёмные Небеса. Сын Тёмного повелителя готов ко встрече с отцом

В давние времена одним из главных козырей в дырявых рукавах уррайо была способность насылать на жителей нижних земель то, что впоследствии стали называть незамысловато — «ночные кошмары». Будучи существами крайне зловредными, любителями отведать чужого страха, хозяева тёмной половины Небес, не в силах дотянуться до твердынцев, находившихся под надёжной защитой эвелламе, просто посылали вниз тайными путями примитивных бесов, злых духов. Эти самые духи, повелевающие ненавистью, отчаянием и страхом, самыми ужасными из чувств, которые способно испытывать живое существо — до сих пор встречаются на Тверди… Впрочем, в нынешние времена навряд ли сыщется и полсотни уррайо, способных не то что создать сколько-нибудь могущественного беса, а хотя бы разобраться в инструкциях по этому ремеслу, записанных в древних книгах.

Анэйэ это прекрасно знал с детства. Вернее, с раннего детства. Ему было всего-то десять, он, как и все мальчишки его лет, был любознателен и сильно увлекался историей своих великих предков и сильнейших из их порождений. Но у него были также причины интересоваться этим всем намного и намного глубже, чем это принято у его сверстников, причины весьма весомые. Первая из них — Анэйэ намеревался создать свой кошмар, сам призвать беса, чтобы его лапами терроризировать соседей с Тверди, и в своём намерении был весьма твёрд. Вторая — не знай он имён всех основных героев старинных легенд из рода уррако, ему бы влетело от наставника. Третья — он был, как никак, сыном самого настоящего владыки Тёмных Небес, для него было просто неприлично не вникать в историю предков! Так что, будучи учеником послушным и сыном примерным, Анэйэ смирно сидел над толстой книгой второй час подряд, прилежно заучивая всё необходимое. И вялый свет помирающей звезды озарял ему путь в дорогу знаний — сочась сквозь тонкие прутья старой пыльной клети.

Анэйэ любил читать и слыл среди наставников способным мальчиком. Но его кое-что сильно расстраивало, когда он зубрил теорию памяти Небес, чтобы на следующий вечер пересказывать её снова и снова под строгим присмотром айэ, старших учеников… Он родился и вырос в Тёмной столице, Уррэйва, Мрак был его Родиной — ненавистной всему миру, угрюмой и унылой, но Родиной, и он любил свою Родину. Быть может, любовью сына к матери-потаскухе, которая возвращается поздно ночью вся в синяках, избивает свой выводок, затем, извиняясь, плачет часами и засыпает под утро с бутылкой в обнимку. Но чувство это было в нём сильно — а как же иначе? Самоотверженная преданность отечеству — ценность всеобщая, даже демоны-уррайо с Тёмных Небес её признают. Так вот же, как преданному юному сыну своей непутёвой, всеми презираемой и всеми униженной матери, Анэйэ было страшно обидно. Каждый урок памяти становился для него испытанием. Старичок-учитель рассказывал нудно и монотонно, но наследник уррайо слушал внимательно и вдумчиво. А затем, мучаясь дневной бессонницей, задавал себе один вопрос: «Почему у нас всё так плохо?»

Действительно — где же равновесие? Если Светлые Небеса живут и процветают, шпили их облачных дворцов пронзают голубую высь, а слава бежит далеко впереди них самих, то почему их извечные противники с тёмной половины Неба представляют из себя лишь назойливую муху, которую давно прихлопнули, но она до сих пор не утеряла раздражающую волю к жизни и дёргает изломанными крылышками? Где справедливость в этом мире? Священнослужители Тверди слагают красивые учения, в которых целые трактаты посвящаются тому, как важно противостояние зла и добра, Тьмы и Света, как естественно для мира, что день сменяет ночь, а Нижний мир видит над собой то сияние лика Лунного, то чёрный диск столицы уррако. Но о каком противостоянии может идти речь, если в последние века битва между двумя небесными царствами скорее напоминает иллюстрацию к известной детской сказке: получивший крылья обманом жадный волк рвётся взмыть ввысь и вскочить на облако, но небесный царь — крылатый лев — раз за разом спихивает зарвавшуюся дворнягу вниз, не глядя, лишь лениво взмахивая гигантским белоснежным хвостом. В конце сказки лев произносит морализаторскую речь — напутствие для юных слушателей и читателей: «Как устремится тварь земная оседлать гребень вольного океана Небес — ждёт её один позор да униженье, потому как каждому своё».

И точка! Тёмным владыкам — жизнь изгнанников, боящихся пикнуть лишний раз, чтобы Светлые Небеса не послали свои войска на соседские облака с целью усмирить вновь взявшихся за старые злодейства неудачников. Ну а эвелламе достаются почёт и достаток в двойном объёме — за себя и за брата.

Анэйэ был мал, но порассуждать любил. Конечно, в его детском мозгу мир виделся много проще, чем он есть на самом деле. Но некоторые вещи и детям понятны.

Тяжела жизнь уррайо. Когда ты рождён нести зло, — ни мир, ни судьба не встанут на твою сторону. Всё в твоих лапах, ни в чьих больше.

Что до создания бесов и насылания ночных кошмаров… Анэйэ как раз читал книгу-справочник, в которой Тёмный летописец прошлого подробно описывал всех порождённых уррайо злых духов в первой половине века после создания Небес. Книга была тяжёлая, написанная сухим языком, но он справлялся. Что угодно прочитаешь, если у тебя наставники строгие. Что угодно выучишь, зная, что это тебе пригодится — обязательно пригодится…

— Ну что, как идёт дело, брат мой, мой повелитель?

Анэйэ слегка раздражённо выдохнул, улыбнулся и повернул голову назад. Распахнув двери, на пороге его учебной комнаты стоял мальчик двенадцати лет. Нежданный гость, хотя был старше, всем своим видом выражал покорность верного слуги. Или пытался. С рукой, прислонённой к левой части груди — так обозначают своё подчинённое положение и выказывают почтение на Небесах — он весь слегка согнулся, и широкие полы его чёрной бархатной мантии спереди коснулись каменного порога. Но глаза мальчишки смотрели прямо, и в них сверкало нетерпение.

— Риндо Эррамуэ, — учтиво приветствовал его Анэйэ. — Что-то произошло?

— Ничего особенного, — откликнулся гость. — Твой недостойный брат лишь хотел спросить, много ли тебе осталось.

— Немного, — проговорил Анэйэ. — Ты уже освободился?

— Первые уроки закончены, айэ позволили мне гулять свободно.

— Тогда слегка подожди меня, мой недостойный брат. Мне только несколько страничек. Жди у крыльца!

Эррамуэ, не разворачиваясь спиной к своему юному повелителю, отступил назад и закрыл за собой дверь. Анэйэ опять склонился над книгой, но сосредоточиться так и не вышло. В тщетных попытках заставить себя с прежним усердием поглощать знания предков мальчик несколько раз сменил позу, поковырял роскошное перо чёрного лебедя, которым выписывал на своём пергаменте особо полезные изречения из прошлого, бездумно поводил взглядом по каллиграфически ровным строкам… Собраться ему не удалось. Не особо волнуясь о том, что бездельничать — вредно для сына Тёмного Повелителя, Анэйэ подумал: «Ну что же, основные моменты-то я запомнил», аккуратно закрыл книгу, положил перо в чернильницу, пергамент — слева от книги, а затем с чистым сердцем направился к выходу из комнаты.

Коридоры в царских палатах были гнетуще мрачны. Чёрный кирпич потолка терялся где-то высоко над головой, — за завесой непроглядной тьмы. Из витражных окон под ноги ложился слабыми бледными тенями и крапинками призрачный свет, не несущий в себе жизни и тепла. Свет этот не был отголоском солнечных лучей. В стольный город Тёмного Неба никогда не приходил день. Даже когда перья ночных облаков, над которыми изредка возвышались кое-где старинные замки и усадьбы уррайо, переползали через линию горизонта, скрываясь от взглядов твердынцев, а эвелламе выводили на золотых уздечках Солнце из-за восточных границ, во всём видимом мире наступало утро, затем — день, но не в Уррэйва, Тёмной столице, и не в Хралуне, Тёмном замке. В то время как для Тверди от края до края всё небо становилось просторами Светлого круга, территории уррако парили над Ничем — поверхностью нижнего основания мира. Ничто представляет из себя Ничто абсолютное и, конечно, никакого света не излучает.

Ни Хралуна, ни Уррэйва, ни Дождеоблако с Грозоблаком, ни сын Тёмного повелителя солнечных лучей не знали.

Анэйэ шёл по коридору спокойно, как ребёнок, абсолютно уверенный в том, что ему ни за что и ни от кого не влетит. Наставники и айэ любили его и прощали ему многое. Пожалуй, даже слишком любили и слишком многое прощали. Отчего — из-за грозной фигуры отца, всегда незримо возвышавшейся рядом с наследником Тёмного трона, или из-за детского обаяния Анэйэ? — кто знает. Оставаясь пока лишь мальчишкой, он просто пользовался своим особенным положением в чужих глазах, когда ему это было выгодно. Он мог позволить себе не выучить урок, заданный одним из более мягких наставников, мог умело изобразить старательность перед строгим айэ. Словом, всегда умел выходить сухим из воды.

Вот и сейчас, пускай ночь и не близилась к своему концу, он с чистой совестью покидал учебную комнату, отправляясь навстречу ожидавшему у крыльца товарищу. Эррамуэ, Эррамуэ Лэйо, был единственным молодым уррайо, которому дозволялось обучаться у одних с Анэйэ наставников. Эррамуэ был сыном старого друга Тёмного повелителя, а также риндо наследника Тьмы, и потому обладал особыми привилегиями. С раннего детства он имел возможность ходить во владыческие палаты — во всяком случае, на первый этаж — как к себе домой. Анэйэ и Эррамуэ были не только господином и слугой, но и близкими товарищами, и время после занятий они часто проводили вместе.

Снаружи было холодно, как и всегда. Снег, едва белый, мягко кружась, опускался на резной мрамор перил, и Анэйэ бездумно смахнул его ладонью, спускаясь по крыльцу. Ладонь тут же заледенела. Быстро спрятав руку за складками айише — длиннополого одеяния с просторными рукавами, украшенного вдоль всех вырезов мягко светлеющими во тьме рунами, — Анэйэ остановился на последней ступеньке и прищурил глаза, оглядываясь.

Мимо пропорхала, трепеща крылышками, маленькая птичка-синица. Её пёрышки, обрамлённые по краешкам россыпью светящихся крапинок, мелькнув перед лицом, разогнали непроглядную тьму и позволили сориентироваться в пространстве. На Тёмных Небесах — в Уррэйва особенно — большую часть времени царил непроницаемый мрак. Столица была самой далёкой точкой от сердца Тверди ночью, — когда Луна проходила под ней, снег здесь был чёрен как вороново перо, поскольку ничто не благословляло его. Единственным, что могло осветить улицы города, были звёзды-синицы. В самом сердце Уррэйва, совсем недалеко от Хралуны, палат властителей, они рождались каждую ночь из лунных лучей, проникавших сквозь провал в облаках, на которых стояла столица. Порхая туда-сюда, сидя на крючковатых ветвях луннодрев и распевая свои песенки, юные звёзды разгоняли Небесную Тьму. Если какая-то из них залетала за пределы Уррэйва, она погибала без своей матери-Луны, холодный свет распространялся с кончиков её пёрышек на все крылья, всё туловище — и синица, замирая, навеки оставалась висеть в Небесах, обречённая вдали от родины, но рядом с сотнями мёртвых сестёр освещать чужую землю. Свет дня оттеснял звёздный свет, и каждое утро тела синиц переставали быть видны с Тверди, но, когда Тьма брала своё после заката, мир за пределами Уррэйва вновь покрывался слабыми серебристыми отсветами — тенями сияния мёртвых детей Луны. Пусть твердынцы верят в то, что звёзды — души их мертвецов, но, увы, это вовсе не так.

Каждый из рода уррайо с рождения обладает лучшим зрением, чем любой эвелламе или житель Тверди. Ночью, даже когда рядом нет звёзд-синиц, житель Уррэйва может видеть чёткие очертания предметов вокруг себя, свободно передвигаться, не врезаясь в дома и растения, даже писать и читать. Но у Анэйэ с детства были проблемы с ночным зрением. Его детство в принципе было полно чудных случайностей, и на какое-нибудь из произошедших с ним злоключений можно было спихнуть вину за то, что наследник повелителя Тьмы ориентировался в Тьме не лучше, чем испуганный шакал в лисьей норе. Может, его отвратительное зрение было следствием того, что старшая сестрица уронила его головой вниз, когда ему было пять. Может, всё из-за одного происшествия, когда в младенчестве Анэйэ едва не сверзился с Небес. Пережитый стресс тоже мог сказаться на здоровье. Словом, как бы то ни было, в темноте он был слеп, так что мелькнувшей мимо звёздочке юный уррайо возрадовался, как старой подруге.

— Я вижу тебя, ты здесь, — позвал Анэйэ. — Выходи, мой недостойный брат.

Мальчишеская тень покорно отделилась от сугроба чуть поодаль. Проваливаясь в снег по колено, Эррамуэ приковылял к крыльцу и опёрся о мраморную колонну рукой.

— Думал, я тебя не найду? — склонил голову набок Анэйэ.

— Конечно, — подтвердил Эррамуэ. — Ты бы и не нашёл, если бы не синица. Брат мой, мне ли не знать, как туго у тебя с глазами?

Поёживаясь от холода, Анэйэ спрыгнул со ступеньки вниз, тоже провалившись в снег.

— Может, и так. Но слух-то у меня есть. Синицы не дышат, как и сугробы. А ты дышал, и громко. Твоё дыхание сбивалось, потому что ты хотел от меня спрятаться и напряжённо думал о том, как бы я тебя не обнаружил. И оно доносилось вон оттуда, — он махнул рукой в ту сторону, откуда пришёл к нему друг. — Кроме того, ты явно решил спрятаться только тогда, когда услышал, что я выхожу. Ты резко запрыгнул за сугроб, и твои следы на снегу свежие. Я слышал, как поскрипывают снежинки там, где ты пробежал буквально перед моим появлением. Синица просто осветила контуры твоего тела, но я уже знал, где именно ты находишься.

— Правда? — спросил Эррамуэ с восхищением в голосе. — То есть, ты и не видя ни дива вычислил меня без проблем?

— Именно так, — важно кивнул Анэйэ.

Они помолчали несколько секунд. Анэйэ брёл первым, огибая по кривой северное крыло своих палат.

Эррамуэ рассмеялся и сзади ударил друга под колени. Повалившись вниз, будущий правитель уррайо тут же набрал в рот снега, однако перед этим умудрился схватить старшего товарища за подол плаща-айише и утянуть за собой в сугроб. Эррамуэ быстро его обездвижил, вжав спиной в мягкую поверхность облака и завернув обе руки за голову.

— Чего дерёшься? — хохотал Анэйэ, отплёвываясь. — Не поверил мне, да?

— Конечно, поверил! — Эррамуэ, держа оба запястья противника одной рукой, второй принялся его щекотать через тонкую одежду. — Мой брат слышит скрип снежинок на морозе и дыхание животного за десять хвостов от себя. Как в это не поверить?

— Ты ещё всего обо мне не знаешь… Я ещё… слышу шум твоей крови, — изображая голосом возмущение, вопил наследник. — И вижу сияние твоих глаз, недостойный брат! Ха-ха… Хватит, ну тебя…

— Будет хватит, когда выдашь мне все свои умения.

— Я читаю твои мысли и знаю все твои страхи!

Они боролись так яростно и смеялись так громко, что явившийся на звуки этого балагана наставник не был чем-то неожиданным.

— Юный повелитель и его риндо! — прохрипел Нериани, верховный книжник, согбенный старичок лет семидесяти с палкой в руках. Его одеяния были абсурдно длинными — тянулись за его шагами на пару хвостов, а в разветвляющейся верхушке толстого посоха среди деревянных изгибов, как среди корней, тихонько щебетала, заливаясь звоном маленьких ледяных колокольчиков, заключённая синица-звёздочка. Нериани обучал обоих мальчиков памяти Небес, знал наизусть все книги Тьмы и даже некоторые тексты Света и Тверди, а ещё был страшно брюзглив и дотошен, — пока Анэйэ не начинал изображать из себя паиньку.

Мальчики прекратили возню. Эррамуэ сел на колени, отдыхиваясь, а сам юный повелитель, оперевшись о плечо друга, нетвёрдо поднялся на ноги.

— Приносим извинения за шум, наставник Нериани, — глядя себе под ноги, выдохнул Анэйэ, а потом вновь рассмеялся, не сдержавшись.

— Наставник, мой повелитель обманул меня! — обиженно заявил Эррамуэ, но его глаза сверкнули весельем — на свету, исходящем от пёрышек синички Нериани, Анэйэ это ясно разглядел. — Сказал, что слышит звуки следов на снегу. Накажите его за наглую ложь!

— Не тебе обвинять его Темнейшество во лжи, — сурово оборвал мальчика Нериани. — Не злоупотребляй своим положением, место своё помни! И разве можно так громко кричать? Разве это поведение достойно высших уррайо?

— Наставник, не указывайте моему брату, что достойно, а что нет, — проговорил Эррамуэ. — Не злоупотребляйте своим положением.

Анэйэ мысленно закатил глаза и сжал пальцами плечо друга. Он заговорил прежде, чем кто-то успел вставить что-то ещё:

— Приношу извинения за себя и за моего риндо, наставник Нериани, — учтиво проговорил он, справившись с дыханием. — Мы и впрямь что-то разошлись. Мы больше не будем. Я как раз завершил свои первые вечерние занятия и иду на перерыв. Как только мой айэ готов будет выслушать меня, я отвечу все уроки и не подведу вас.

Резкая перемена темы и вежливый тон наследника охладили пыл старичка-книжника. Обернувшись назад, глянув на дыру, из которой вылез — маленькую открытую дверь в палатах, ведущую в его библиотеку, Нериани забеспокоился о том, что ветер загонит холод в здание, выморозит комнаты и помешает ему спать днём, и заторопился возвращаться.

— Запомню это обещание и хорошенько расспрошу завтра Вашего айэ! — последнее слово наставник выплюнул почти с презрением, развернулся и, застревая толстым посохом в снегу, направился к двери. — И чтобы больше никакого шума! Совсем скоро вернётся Ваш Тёмный отец, и Вам уже надо думать о том, как бы предстать перед ним в лучшем виде!

Проводив взглядом Нериани и дождавшись скрипа запираемой двери, Анэйэ перевёл взгляд на Эррамуэ. Пара синичек приземлилась на кровлю над входом в библиотеку, и мягкий свет их пёрышек позволил наследнику разглядеть усмешку на лице друга.

— Ну ладно, — сказал наследник, отступая назад. — Он прав, отец действительно должен скоро вернуться. Не надо больше заниматься всякой чушью, недостойной нашего положения.

Эррамуэ поднялся на ноги, лениво отряхнул бархатную мантию и свысока посмотрел на товарища. Анэйэ не отвёл взгляда.

— Мой брат боится встречи со своим отцом? — спросил риндо. По голосу его нельзя было чётко определить, какой ответ не вызвал бы насмешку на его лице. Прождав пару мгновений, Анэйэ отвернулся и, подняв руку, пошёл дальше вдоль кирпичной стены.

— Не дело моего недостойного брата задавать такие вопросы, — произнёс он, жмурясь от удовольствия. Эррамуэ покорно брёл следом за наследником. — Но я всё же отвечу. Скорое прибытие отца вызывает во мне некоторое волнение. Мы не виделись четыре года. Вряд ли он посчитает меня неподходящим и вряд ли останется недовольным моими успехами, я волнуюсь не о том.

— Об этом тоже следовало бы волноваться, — с уверенностью знатока вставил Эррамуэ. — Отцы больше всего обращают внимание именно на успехи и на то, подходишь ты им со своими достижениями или нет.

— Твой опыт роли не играет. Я, несомненно, не разочарую отца, представ перед ним со своими умениями. Я много чего узнал с нашей последней встречи и многому научился. Наши наставники в основном все дураки, и ты это знаешь, — Эррамуэ хохотнул, Анэйэ тоже посмеялся. — Да, нечего на них злиться, стоит благодарить Луну хотя бы за то, что на Тёмных Небесах вообще есть наставники. Но лучше моего айэ не найти во всех трёх царствах. Большую часть того, чему отец научил моего айэ, я узнал за эти четыре года. Я доверяю айэ, поэтому уверен: всё пройдёт хорошо.

— Тогда чего же волноваться, ежели думаешь, что всё обойдётся?

— Не знаю, — проговорил Анэйэ и задумчиво тронул чёрную ветку голого куста, который тянулся своими когтями к нижним окнам чернокаменных палат. — Потому что давно не виделись. Потому что всё-таки он мой отец.

— И что это значит? — зевнул Эррамуэ.

— Это значит, что он лучший человек в мире, — сказал Анэйэ и обернулся, улыбнувшись следовавшему за ним мальчику. — Ладно, прекращай задавать глупые вопросы. Моя очередь. Угадай, куда мы идём?

— Куда тебе заблагорассудится, мой Тёмный брат.

Юный наследник фыркнул.

— Это понятно, а куда именно?

— Не стану отвечать, к чему мне играться в загадки?

— Ладно, — сдался Анэйэ. — Мы идём к твоему уродцу. Сегодня у меня хорошее настроение, и он услышит всё то, о чём я прочитал в книгах.

Он остановился, потому что его риндо задержался сзади.

— Благодарю моего царственного брата, — проговорил Эррамуэ спокойным и искренним голосом. — Хвала Тьме за щедрость моего повелителя. Пусть тысячи звёзд родятся в тот день, когда ты взойдёшь на престол.

Приятное чувство, с каким, вероятно, упивающийся собственным благородством владыка швыряет горсть монет в толпу нищих, захлестнуло Анэйэ с головой. Он слегка кивнул товарищу и сделал короткий знак рукой, призывая следовать дальше.

— В тот день, когда я взойду на престол, ты будешь стоять у подножия тронной лестницы и первый принесёшь мне присягу. А теперь меньше болтай и тщательнее придумывай оправдания, с которыми ты предстанешь перед своим отцом, если он обнаружит нас. Я знаю, что твоему отцу ты неинтересен двадцать девять дней из тридцати, однако нам нужно быть готовыми ко всему.

…

Авантюра с уродцем прошла успешно. Их не заметили — во дворце Дождя было много народу, Айери Лэйо вовсю готовился к прибытию своего повелителя и старался превратить этот процесс в мучение для всех своих подданных, уже не первый день организовывая какое-то беспорядочное движение вокруг и внутри своей резиденции. Эррамуэ окончательно усыпил бдительность отца, показавшись ему на глаза и приняв отведённую на тот день порцию равнодушных попрёков. Дальше дело продвигалось гладко. Анэйэ ждал у задних ворот, предназначенных для прислуги и расположенных ближе всего к роще Белосмерти, пока друг не откопал где-то своего младшего братца и не привёл к месту встречи.

Эррамуэ был сыном Айери Лэйо от его законной жены Юлани Рийленэ, дамы благородного происхождения с влиятельными родственниками, не последнее место занимавшими на счету у Тёмного повелителя. Уродец Эламоно был сыном Айери Лэйо от женщины, чьего имени не знал никто, включая самого Айери. Было бы не так всё плохо, будь эта женщина всего лишь низшей уррайо, которую имел возможность себе заполучить любой из знатных господ, того не стесняясь, — тогда бы их внебрачный сын мог рассчитывать на какое-то место у отцовского двора, даже унаследовать все полномочия в случае отсутствия других наследников мужского пола.

Но мать Эламоно была эвелламе.

Она попала в руки уррайо как трофей после схватки со Светлыми Небесами. Около десяти лет назад произошла эта кровавая битва, когда уррайо надоело терпеть своё положение, и они под предводительством Тёмного Повелителя разработали хитрый план, вынудив эвелламе сражаться на своей территории. Для Тьмы всё закончилось плохо… но одному из воинов уррайо удалось украсть у врагов молодую девушку, и она приглянулась Айери Лэйо. Девушка жила в плену год. Родив сына, она умерла через три месяца от истощения — на Тёмных Небесах не райские просторы, иные благородные господа здесь едят реже, чем последние слуги на соседних облаках. Да-да, даже когда ты демон во плоти, пища тебе необходима, чтобы жить, и, вопреки некоторым заблуждениям, недостаточно высосать чью-то жизнь и испить воды из лужи тени, чтобы насытиться. И животных, и растений на Тёмных облаках обитает куда меньше, чем на Светлых. Неблагоприятный климат и положение рабыни стали причиной преждевременной смерти юной девушки.

Жизнь, которую пленная эвелламе успела произвести на тьму, была ущербной во многих смыслах. Мальчик пошёл в мать внешностью — его локоны были чисто-белыми, как благословение снежное. У почти поголовно черноволосых уррайо считается странным, если не позорным иметь волосы цветом светлее беззвёздной и безлунной ночи. Анэйэ сам немного стеснялся того, что был тёмно-русым, что уж там говорить про этого альбиноса. Айери Лэйо только посмеялся над своим отродьем, в выживании которого не был заинтересован нисколько, — места на Тёмных Небесах не так и много, чтобы ещё кормить уродца-полукровку. Мальчику оставили жизнь исключительно для того, чтобы он развлекал истинного наследника дворца, ведь отец этим заниматься не намеревался, а Юлани Рийленэ также скоропостижно скончалась от светлой хвори спустя несколько месяцев после рождения сына. Эррамуэ и Эламоно жили в одном дворце, но отношение к ним кардинально различалось, и мальчики очень скоро это заметили. Когда им исполнилось по десять лет, Эррамуэ стал риндо Анэйэ и всё больше времени проводил вне дома, обучаясь вместе с наследником Тёмных Небес, а Эламоно вовсе выселили во двор к слугам из низших уррайо. Но только братья по-прежнему были привязаны друг к другу, несмотря на разное положение в обществе, и Эррамуэ очень хотел, чтобы Эламоно так же, как и он, постигал науку и совершенствовал свои таланты по древним книгам и урокам айэ. Пусть статус внебрачного сына от светлой женщины не позволял маленькому полукровке наравне с другими господскими сыновьями обучаться искусствам уррайо, но старший брат на протяжении нескольких лет находил способы передавать полученные знания младшему, не подвергаясь брани со стороны отца, а Анэйэ часто помогал ему в этом, так же делясь вновь приобретёнными навыками и сведениями из прочитанных книг, и даже порой умудрялся находить в этом для себя удовольствие.

До самого Эламоно Анэйэ дела особого не было, уродец был молчалив и забит, как хромой шакал среди львов, почти никогда ничего не говорил. Но Эррамуэ питал к нему совершенно странную с точки зрения наследника привязанность. Ради друга можно было несколько раз в месяц и потратить час-другой на никому не сдавшегося полукровку.

Они позанимались в заброшенной беседке на задворках дворца, куда никто давно уже не ходил за неимением повода и общей неприязнью уррайо к праздному времяпрепровождению вроде бессмысленного сидения на лавочке среди снегов и гирлянд из усыпавших карнизы синичек. Холодная тишь рощи Белосмерти не таила опасности, деревья скрывали мальчиков от чужих глаз. Анэйэ пересказал уродцу прочитанное сегодня в книге, тот сидел и вдумчиво слушал, а потом, сбивчиво поблагодарив, убежал вприпрыжку к дворцу, как будто опасаясь за свою жизнь.

— Отец считает, что мой кровный брат не заслуживает знать всего этого только потому, что родился от Светлой женщины, — отстранённо проговорил Эррамуэ. — Я надеюсь, когда-нибудь у Эламоно будет возможность показать себя и свои возможности так, чтобы ни у кого больше не возникало сомнений: он настоящий уррайо, как ты и я.

— Он никогда не будет настоящим, потому что его кровь не чиста, — заметил Анэйэ, опёршись щекой на ладонь и вырисовывая пальцем на снежке, припорошившим стол беседки, слово «Кошмар».

— Быть может, — согласился Эррамуэ. — Но в душе он такой же, как мы.

— В душе он ещё страннее, чем снаружи, — с уверенностью проговорил наследник. — Ни один уррако не стал бы вести себя так, как он. Так крадётся по стенкам, как будто вор. Сидит за столом, как будто его кто-то пнёт через миг.

— Ни с одним уррайо себя не вели так, как с ним, — голос Эррамуэ был холоден. — Не говори о том, о чём не знаешь и чего не видел, мой царственный брат.

— А ты не отдавай мне приказы, мой недостойный брат, — ответил Анэйэ строго, но ни капли не обиделся. Он стёр «Кошмар» рукавом, выпрямился, бросил взгляд туда, где сидел Эррамуэ, и улыбнулся. — Что ж, время у нас ещё есть. Чем нам заняться, как считаешь?

— Быть может, вы займётесь изобретением оправданий? Почему вы среди ночи здесь, далеко за пределами дворца?

Мальчики синхронно вздрогнули. Человек, который задал вопрос, подкрался слишком близко и незаметно.

— Мы отдыхали, — напряжённо ответил Эррамуэ. На этот раз его голос звучал с неподдельной тревогой, без плохо сдерживаемого нахальства, как было в случае разговора с наставником Нериани.

— Отдыхали, м? Разве вы так сильно устали? Господин Эррамуэ, Вы отвечаете за себя или за вас обоих? — обладатель голоса подошёл ближе, хотя его по-прежнему не было видно — синицы разлетелись кто куда, оставив занесённую снежком беседку в полной темноте. — Вам, помнится, было оставлено задание. Вы уже освоили движение танцующей пантеры?

Слово «нет» не успело сорваться с языка Эррамуэ, — Анэйэ опередил его, произнеся тихо:

— Мой айэ, вины моего недостойного брата здесь нет. Я отвлёк его от разучивания движений, позвал с собой на прогулку. Прошу, если ты чувствуешь недовольство, накажи меня.

Несмотря на то, что наследник не мог разглядеть во мраке ни дива, кроме очертаний белых стволов деревьев и кустов вокруг, он смог ощутить на своей шкуре, как от глаз невидимого собеседника в его сторону холодной змейкой скользнуло строгое осуждение.

— Не пристало наследнику повелителя принимать на себя вину слуги. Господин Эррамуэ сам ответит за себя. Итак, движение не выучено?

— Нет, — признался Эррамуэ.

— Хорошо, — голос айэ слегка понизился. — Что же.

Анэйэ сидел прямо, отчаянно хмурясь в попытке углядеть хотя бы силуэт говорившего. Сердце его слегка колотилось, как часто бывало при появлении этого человека. Мальчик отчётливо чувствовал, как снег тает на его горячих пальцах.

Через несколько мгновений проблема абсолютной непроницаемости темноты вокруг решилась сама собой.

Раздался резкий «щёлк», прошла секунда, послышался звон тонкого синичьего голосочка, а трепыхание блестящих крылышек очертило холодным светом контуры беседки, сугробов и деревьев. Синичка, смешно тряся хвостиком, покорно застыла на снегу, освещая пространство вокруг. Анэйэ, наконец-то получив возможность видеть происходящее, слегка расслабился. Он посмотрел в лицо айэ, который достал откуда-то эту маленькую звёздочку, и увидел лишь глаза — нижняя часть лица была замотана гладкими лоскутами ткани.

Айэ, старший из учеников в замке повелителя, движением быстрым и аккуратным, как укус, которым кошка ломает хребет мыши, извлёк из привязанных к левому бедру ножен длинный изогнутый меч-волнорез и, обхватив его обеими ладонями и подняв рукоять к голове, принял подвешенную стойку.

— К бою, господин Эррамуэ! — приказал он.

Анэйэ поглядел на друга — тот поднял брови и медленно встал из-за лавки.

— Я не выучил движение, айэ Алийерэ, — повторил он.

— Я это понял, — бесстрастно сказал айэ. — К бою.

Пожав плечами, Эррамуэ нерасторопно выбрался из беседки. Он протянул правую руку вниз и потрогал рукоять меча, будто раздумывая, брать ему или нет. Затем, не успело минуть и доли секунды, мальчик выхватил своё оружие — короткий булат, — а следующий его выпад одной серебристой волной покрыл расстояние от беседки до лица айэ. Противник его увернулся в последний момент — это произошло так резко, что Анэйэ не успел задержать дыхание. Эррамуэ слегка потерял равновесие и был вынужден податься назад. Волнорез айэ пригвоздил бы его руку к ближайшему дереву, не задержи старший ученик остриё клинка буквально за несколько усов от плеча мальчика.

Меч Эррамуэ, опоздав, звякнул сталью о сталь айэ, а в следующий миг булат полетел вон из рук своего обладателя.

— Освойте Вы пантеру, не оказались бы обезоружены, — произнёс айэ спокойно. Все его движения, очерченные светом одинокой звезды, были безупречно изящны и смертоносно резки, как будто сам он был клинком из чёрной стали. — Понятно, господин Эррамуэ?

— Понятно, — прошептал мальчик, часто дыша.

— Отлично, — быстро склонившись к земле, старший ученик поднял меч младшего и бросил ему точно в руки. — Поражение — всегда позор, и Вы сами довели себя до этого позора. Осознаёте, господин Эррамуэ?

— Осознаю…

— Что же. Надеюсь, это осознание поможет Вам не допустить в следующий раз подобной ошибки, — меч айэ с тихим шорохом исчез в ножнах. Чёрный силуэт выпрямился, на единственном светлом пятне в его облике, верхней части бледного лица, тёмные глаза блеснули в свете звёзды двумя морозными свечами. — Господин Эррамуэ, отправляйтесь во дворец своего отца. Через час я буду в Вашей комнате для тренировок. Если к тому времени Вы не разучите как следует движение, на Вашей совести появится ещё одно позорное поражение…

«На совести Эррамуэ в любом случае будет это поражение, — подумал Анэйэ, вспоминая с восхищением, как легко был только что повержен его друг, — ведь с айэ Алийерэ не сравниться по мастерству никому на этих Небесах».

Пожав плечами, Эррамуэ тем не менее вежливо склонил голову и в очень скором времени исчез. Когда он проходил мимо Анэйэ, наследник почувствовал, что, несмотря на весьма непринуждённую походку, друг был сконфужен. Оставшись наедине со старшим учеником, Анэйэ слегка расслабился: он был уверен, что его не будут наказывать со всей суровостью.

— Ну а ты? — спросил айэ, подходя к беседке. Когда Эррамуэ ушёл, для него не было нужды выдерживать отстранённый образ и говорить с педантичностью угрюмого учителя. — Разве ты сделал всё то, что тебе задали?

— Почти, — признался Анэйэ. — Нериани говорил мне читать «Книгу Бесов первой эпохи» до Вечерних Теней, но я сделал вид, что понял его слова как: «Читай книгу, пока не закончатся Вечерние Тени». Но глава, до которой он мне задал, довольно близко к началу. Так что я успею быстро заучить всё нужное. Когда Нериани скажет тебе спросить с меня, я отвечу всё правильно.

— Ты слишком самоуверен, как всегда, — сказал айэ. Он сел на скамью в беседке напротив Анэйэ и принялся развязывать ленту из чёрной ткани, скрывавшую его лицо. — Отец скоро вернётся. Будь серьёзнее, айле Анэйэ.

Наследник усмехнулся, внимательно следя за всеми действиями собеседника. Когда айэ аккуратно снял повязку и, тяжело вдыхая свежий воздух, положил её на стол, синичьи перья мягко осветили красивое лицо молодой девушки с правильными чертами лица, резкой линией рта и острым подбородком. Её взгляд издалека казался суровым, вблизи — задумчивым и даже опечаленным.

— Из глаз твоих смотрит ночь, айэ Алийерэ, — сказал Анэйэ, применив выражение из стихотворения о любви, которое он читал по приказу сказителя не так давно. — Так жаль, что ты вынуждена носить эту ленту на своём лице.

Услышав цитату из знакомого стихотворения, айэ Алийерэ приподняла бровь и слегка улыбнулась.

— Ты не хуже меня знаешь, что иначе нельзя, — она не только двигалась в бою подобно разящему клинку, исполняющему танец смерти, но и сидела тоже, как сидел бы облачённый в живую плоть меч — идеально ровно, с руками, скрещёнными у груди. Действительно, иначе было никак нельзя. Вид девушки в коротком айише старшего ученика — зрелище совершенно неприличное. Чтобы избегать неудобных вопросов и удивлённых взглядов, айэ Алийерэ приходилось всегда скрывать лицо за чёрной тканью и плотно обматывать грудь, которая с некоторых пор стала её выдавать. Когда она принимала эти меры предосторожности, то становилась неотличима от юноши, возможно, слишком узкоплечего и несколько мелковатого. Но и для девушки приёмная дочь правителя Тёмных Небес Нерайэ Уррэйва тоже была высокой, так что обычно никто не подозревал её, встречая впервые, разве что некоторые спрашивали, почему её лицо вечно сокрыто под лентой. На этот вопрос было проще ответить, чем на вопрос: «Почему повелитель позволил своей воспитаннице ходить в мужском одеянии и изучать мужские искусства?»

Никто не знал о тайне айэ Алийерэ, кроме Анэйэ, отца и старого хранителя Памяти. Нериани, признавая все её достоинства, за спиной пренебрежительно отзывались о ней, как о женщине, занятой не своим делом. Эррамуэ же ни о чём не подозревал, и приходилось вести себя с айэ, как с мужчиной, пока риндо был рядом.

Айэ Алийерэ заменила ему и отца, и мать в то время, как настоящий его отец был далеко, а настоящая мать — ещё дальше, в Нигде. Наследник Тьмы был благодарен приёмной сестре, как никому на этих Небесах.

— Иначе нельзя, — со вздохом проговорил он, опираясь щекой на ладонь. — Но, когда я займу престол, станет можно.

Айэ поглядела на него, думая о чём-то своём.

— Не рано ли говорить о престоле? — спросила она, помолчав. — Отец наш жив и здравствует, не стоит тебе даже в мечтах воображать те времена, когда его не будет с нами. Луна подарит нашему отцу и повелителю ещё долгие-долгие годы властвования. Луна проведёт его к… нашей цели.

— Да, конечно, — послушно отозвался Анэйэ. — Я ничего не имел в виду. Луна хранит отца, а он хранит её. И да сбудется наша славная цель в самом скором времени.

— Тьма с нами.

При мысли о «цели» наследник ощутил лёгкое смущение, как всегда.

Не из-за того, что он не верил в неё. Ему с детства о ней твердили так часто, что в возрасте двух лет, не в силах произнести букву «р», он зато мог громко и чётко сказать: «Настанет по(р)а, когда у(рр)айо будут п(р)авить всем ми(р)ом!» Отец и сестра были одержимы этим тезисом, и оба они часто говорили: «Расти большим и сильным, юный повелитель Тьмы, не волнуйся ни о чём, а мы поставим мир перед тобой на колени». Для Анэйэ мысль о том, что, хотя сейчас Тёмное Небо переживает не лучшие времена, впереди его ждёт мировое господство, была привычной. Она не подвергалась ни малейшему сомнению в детской его голове. Повелитель Тьмы, покоритель Света, Камня, Огня и Воды, Анэйэ Уррэйва… Звучало красиво. Конечно, сперва будет править отец, но потом, рано или поздно, настанет его очередь. Он был готов долго ждать.

Анэйэ ждал и готовился всю свою жизнь. И для него уже наступил тот возраст, когда ребёнок, не отвергая старых истин, впитанных с молоком, уже начинает задавать им вопросы. Только Анэйэ своих вопросов не задавал вслух, потому что таким уж человеком родился.

Отец ушёл четыре года назад. Алийерэ говорила: «Он ушёл, чтобы возвести постамент для памятника наших завоеваний». «А почему нам приходится возводить постаменты и завоёвывать, в то время как эвелламе Создатель не обделил ни властью, ни уважением?» — думал Анэйэ, ничего не говоря.

На Тёмных Небесах низшие уррайо каждый год на исходе лета собирали мех кудровенов и приносили его в жертву матери-Луне, чтобы следующий год был темнее и удачнее. Но всё, что давала им матерь, — новые и новые звёзды… «Почему?» — думал Анэйэ, с улыбкой рассматривая полуразваленные поместья на проплывающих мимо облаках, под стенами которых шныряли вечно голодные люди в изорванной одежде и с худыми, как палки, руками. Он знал, что величие его родины давно истлело. И страна его несчастна — несчастны и бедняки, и знать.

«Когда отец станет правителем всего мира, ты будешь его верховным полководцем, а твои доспехи, твой меч и ошейник твоего льва будут самыми роскошными на Небесах и в Поднебесье», — с такими словами Алийерэ покидала его ранним утром, провожая ко сну. «Десять лет ты говоришь мне это, — думал Анэйэ, — но у меня нет ни ошейника, ни льва».

Он не сомневался в айэ Алийерэ, в отце и в Цели, просто удивлялся, почему судьба обошлась с ними так несправедливо.

Вот бы поговорить с Создателем и задать ему все эти вопросы!

— Он должен вернуться сегодня утром или завтра вечером, — сказала айэ Алийерэ, глядя в глаза Анэйэ. — Скорее второе. Как встретишь его?

— С почтением, — ответил Анэйэ. — Расскажу ему обо всём, что узнал от тебя. Попрошу его возвести тебя в ранг наставника всех предметов вместо Нериани, Эмено и остальных мерзавцев.

Айэ Алийерэ улыбнулась, но произнесла строго:

— Побольше почтения к достопочтенным господам, обучающим тебя, айле Анэйэ. Что же. Надеюсь, ты не ударишь в грязь лицом. Впрочем… — когда она заговорила спустя небольшую паузу, на душе Анэйэ стало тяжко, — … что ты ему скажешь о том случае с дверью?

— Я ничего ему не скажу, — тихо сказал наследник. Сердце его слегка сдавило от прилива вязкого страха, он сжал руками комок снега так, что тот растаял за несколько мгновений.

— Обманешь отца?

— Не обману. Просто не скажу.

Айэ Алийерэ не стала его осуждать, только произнесла негромко:

— Как хочешь. Я не стану сама ему говорить. Веришь мне? Если не хочешь, чтобы он знал, то и я ничего не скажу.

— Верю, — искренне проговорил Анэйэ. — Не говори ему. Пожалуйста. И никому.

Случай с дверью был… воистину самым кошмарным за всю его жизнь. И он предпочитал о нём не вспоминать.

— А что до твоих успехов в изучении истории? — подняла айэ Алийерэ менее щекотливую тему. Холодный свет резко очерчивал её тонкие черты лица, превращая глаза в чёрные провалы. — И твои глупые вопросы, которыми ты успел замучить всех наставников?

Анэйэ широко улыбнулся.

— Не я их мучаю, а они меня. Они не дают ответов на мои вопросы, хотя в том и суть наставника — отвечать, когда спрашивают. А моя задача — искать ответы. Вот ты, айэ Алийерэ, ты-то всегда отвечаешь на все мои вопросы.

— Да? — чёрные губы старшей ученицы слабо изогнулись в подобии улыбки. — По-моему, мне достаточно часто приходится напоминать тебе, что ты слишком увлекаешься в своих поисках истины, которой, быть может, и вовсе не существует.

— И всё же ты меня одёргиваешь, желая мне добра, а наставники — потому что они не соображают ничего и по природе своей гнусные создания, — Анэйэ вспомнил про Эррамуэ и ещё шире улыбнулся. — Спрашивай построже с Эррамуэ, когда придёт время. Он меня сегодня разозлил.

— Разозлил? — подняла брови айэ Алийерэ. — Чем же он посмел тебя разозлить?

— Я для него делал сегодня кое-что. Меня это утомило.

Вообще-то это был жест доброй воли Анэйэ, — ведь он сам предложил другу помощь для Эламоно. Однако потом Эррамуэ слишком резко отвечал своему господину. «Не говори о том, о чём не знаешь и чего не видел, мой царственный брат», — сказал он, и это не были речи риндо. Анэйэ успел пожалеть о том, что сначала попытался заступиться за друга перед айэ. Наверное, Эррамуэ снова забыл, что, пусть он и старше Анэйэ, однако не его отец — Властелин Небес. Пусть отдувается за надменность перед Алийерэ. Подумав о своём сокрытом возмездии, Анэйэ почувствовал себя хорошо.

— А об отце не волнуйся, милая айэ, — спокойно и важно сказал мальчик. — Я готов произвести на него впечатление.

Его клонило в сон — от внутреннего волнения, скрываемого так тщательно, как не каждая девица скрывает от подруг имя избранника. Он лёг спать рано, ещё когда ночь царила в Небесах, и во сне сражался с Создателем и побеждал.