Вдруг война, а ты не готова! Откровенная история неидеальной женщины

Женя Артъе

«Вдруг война, а ты не готова!» – это автобиографические рассказы девушки Жени, которая в 40 с лишним лет узнает о серьезном аутоиммунном заболевании. Оно в ней пульсирует и может привести к необратимым последствиям. Но героиня не опускает руки, напротив, она решается на скрининг собственной жизни, чтобы найти причину своей болезни в прошлом и наконец перестать воевать в настоящем.Это книга-откровение, книга-мотиватор, книга – долгожданный путь к себе.

Я должна жить

Женя

Не послушала ты меня, Мария, не назвала

своего сына Женей.

Боль и страх пронзали миниатюрную Марию. Ей казалось, что она вот-вот потеряет своего первенца. Живот превратился в раскаленный котел, в котором варилось нечто неизведанное. Была половина срока. Но даже золотистые стены больничной палаты не успокаивали бедную девчушку. На душе было тошно, словно кошки скребут. Только лишь гипнотически мигающая длинная лампа как будто сигнализировала: «Маша, сконцентрируйся на себе, ты должна, ты сможешь. Ты из сильного казачьего рода, твой прадед атаман!» Больница с великой историей уральского села Фершампенуаз, времен русско-французской войны, придавала сил слабой Марии. Но врачи уже не надеялись на счастливый финал, отдавшись воле Всевышнего. В деревнях в то время было все просто — не выживет, значит, ребенку не место на земле.

Однажды утром в палату зашел незнакомый старец и спросил: «Ты хочешь, чтобы твой сын выжил?» Мария молилась о чуде и была согласна на все. В тот момент она даже не удивилась, что старец назвал ее ребенка сыном, ведь в конце 50-х УЗИ еще не было. «Тогда ты обязана назвать своего первенца Женей!» — после этих слов старец пропал, а боль как рукой сняло. Спустя время Мария легко родила (пусть и недоношенного мальчика) и назвала его… Совершенно другим именем. Толя. Она, конечно же, забыла про старца, решила, что он ей показался. Но с этого момента начались их страдания.

Два месяца ребенок находился при смерти. Врачи, чтобы не портить статистику, перенесли дату рождения младенца на следующий год. Шансов выжить не было. Но он выжил. Хотя первые годы был крайне слаб и очень часто болел.

Измученная и обессиленная, Мария взмолилась Господу, чтобы он избавил их семью от страданий и забрал дитя обратно. Она знала, что так думать грешно, но другого выхода не видела. Ее сын жил в муках.

Однажды к ней в дом пришел тот же самый старец: «Не послушала ты меня, Мария, не назвала своего сына Женей, вот и мучается он. Хочешь, чтобы первенец жил здоровый всю свою долгую жизнь?» Девушка пала в ноги старца и начала отчаянно рыдать, с трудом выдавив из себя: «Я на все готова. Прошу, помоги!» Тогда незнакомец продолжил: «Ты должна мне пообещать, что, когда у твоего сына родится первенец, он обязательно назовет его Женей. Иначе ребенок умрет!»

Мария согласилась, крепко обняв ноги старца, а тот, кивнув седой головой, вышел из дому. Тем же утром ребенок, как по волшебству, стал здоровым и крепким и дальше крайне редко болел. А Мария всю жизнь рассказывала Толе, что он обязан назвать своего первенца Женей. Старца она более не встречала, но до конца своих дней благодарила его.

Смертельный диагноз

И все-таки девочка, названная Женей,

выжила, хоть и лавировала на грани

между жизнью и смертью.

Предсказание старца сбылось. Спустя двадцать два года сын выполнил обещание, данное своей матери. У Анатолия родился первенец. И назвали ее Женей. Да-да, родилась девочка, а не мальчик. И это была я! Папа, искренне веря, что его ребенок пришел на эту планету с особой задачей — спасти мир, начал готовить меня к войне, внедряя в жизнь полученные на пограничной службе навыки.

Я родилась пухленьким карапузом. Ростом всего 48 сантиметров, но зато весила почти 4 килограмма. Глядя на меня, пупса, со спины, можно было даже увидеть мои щеки. Благодаря стараниям родителей, мой первый год, впрочем, как и вся последующая жизнь, был счастливым. Я росла ухоженной девочкой, с золотыми кудряшками и глазами цвета лагуны средиземного моря. Была здоровой и развитой, пока меня не отдали в ясли.

В то время всех детей с года брали в детский сад. Моей маме (ее зовут Ирина) было горько разлучаться со мной даже на полдня. Но надо было выходить на работу, а ребенку, как и всем детям в этом возрасте, вливаться в социум и учиться жить (или даже — выживать). Сердце матери было беспокойным, и она часто наведывалась в ясли. И вот однажды она заметила, что молоденькие воспитатели специально выветривают детей в туалете. В холод открывают окна, пока малыши сидят на железных горшках.

И тут у меня все пошло не так… Воспаление легких… Стационар… Спустя три недели меня готовы были отпустить домой. Но в нашем блоке неожиданно объявили карантин. Инфекция вызвала вторичное воспаление легких, из-за которой пошло осложнение на почки. Тогда-то меня и перевели в другое отделение, где уже полное обследование показало врожденное аномальное развитие почек.

В больнице меня лечила врач, которая приехала из другого города в Свердловск, чтобы повысить квалификацию. К сожалению, ее знаний не хватило, чтобы внимательнее присмотреться к моим анализам. Она все время говорила моей маме, что та неправильно помыла баночку, поэтому анализы «фонят». Но мне становилось хуже. Поэтому мама, собравшись духом, отправилась к главному отделения и рассказала все как есть.

— Вы, девушка, вроде врач с пятилетним стажем, но почему-то путаетесь в анализах, — отчитывала педиатра профессор детской больницы. — Вы говорите, что у ребенка все хорошо и повышенное количество лейкоцитов — это из-за плохо вымытой емкости. Запомните! Бактерии — это когда плохо баночку помыли, а вот повышенное количество лейкоцитов — это и есть воспаление. И при таком количестве, как у вашей маленькой пациентки, — больше миллиона — нужно бить тревогу! Срочно!

Ноги моей мамы тут же подкосились, но она устояла. «Господи. Я ей доверилась, а она запустила болезнь моего ребенка! Что же получается, нельзя полагаться на врачей, только на себя? Но как?! — кружили мысли в голове хрупкой двадцатилетней мамочки. — Так. Только я смогу спасти свою дочь. Во что бы то ни стало! Но для этого мне нужны знания!»

Моя мама с детства увлекалась медициной. Собирала все аннотации к лекарствам, вырезки из газет и вклеивала их в тетрадку, а также записывала заметки, услышанные по радио и ТВ. Ее папа всегда видел в ней врача, который спасает жизни людей.

В той детской больнице я пролежала целых три месяца, половину из которых моя мама ежедневно ходила умолять заведующую, чтобы та положила ее вместе с дочерью.

— Хорошо, я оформлю и тебя, но только к грудничкам-отказникам, которые только-только после роддома. И ты должна будешь за ними ухаживать, — согласилась заведующая, — готовься, сладко тебе там не будет!

Моей маме разрешили быть рядом со мной. Но для этого она должна была выполнять массу работы: мыть полы, убирать в отделении грудничков и ухаживать за ними. Условия были как в концлагере — негде спать и нечего есть. Большую часть времени мама спала возле меня, сидя на стульчике, опираясь на мою кроватку. Рядом, потому что я часто просыпалась от боли и плакала.

Как-то ночью у меня поднялась высокая температура, больше сорока (хотя на тот момент всем казалось, что я выздоравливала). Сбить ее ничем не удавалось. Становилось все хуже и хуже. Мама вызвала дежурного врача:

— Дочке помогает вот такой-то укол, мы его уже не раз тут делали. Поставьте его, пожалуйста.

— Мамочка, ждите утра. Сейф закрыт. Ключа нет. Ничем помочь не могу, — проворчала врач, выйдя из палаты и хлопнув дверью.

Нужно было что-то решать. Время шло, я угасала на глазах. Лежала в бреду. Закатывала глаза. Пальчики на ножках и ручках начинали синеть. Сердце настолько бешено колотилось, что казалось оно: выпрыгнет из груди или взорвется.

И вот тогда мама решила взять на себя ответственность и поставить укол. За время нахождения в больнице она научилась ставить уколы, разбираться в лекарствах и выполнять функцию медсестры.

— Ирина, я не знаю, что делать, лекарств нет, как спасти ребенка? — расплакалась молоденькая медсестра, которая дежурила в ту ночь.

— Так, соберись, Нина, мы должны быть сильными. Я сейчас поставлю двойной литический и пойду искать то самое лекарство, которое ей помогает, а ты следи за ней, — твердым голосом скомандовала мама и побежала звонить своей подруге.

— Марина, тут такое дело… Дочке очень плохо, температура высокая, лекарства не выдают, врач ушла, хлопнув дверью, я поставила жаропонижающее. Выручай, — плакала в трубку мама.

— Конечно, помогу, Ирина! Ты не волнуйся, — успокоила ее подруга.

Всю ночь и до самого утра мама и медсестра бились за мою жизнь. И я боролась тоже. В итоге через несколько часов температура спала, и я крепко уснула.

Когда наступило утро, в палату вбежала врач и тревожно, но сдержанно проговорила:

— Мамочка, поднимитесь в ординаторскую. Вас вызывают.

— Для чего я должна туда подойти? У меня и тут дел много! — возмутилась мама.

— Вы зачем-то пожаловались на нас. Сказали, что нет лекарств, — нервно ответила та самая врач.

Зайдя на этаж выше, Ирина увидела картину: все двадцать четыре врача стоят в коридоре как по линеечке. И их отчитывает главврач.

— Вы что на нас, мамочка, жалуетесь? У нас все в порядке. У нас прекрасно лечат. Что вы от нас хотите? — громким голосом, почти крича, спросил главный.

«Хм, странно, а я ведь только подружке про это рассказала», — подумала мама.

— Я вообще не хочу больше лежать в вашей больнице. Месте, где отказались спасти мою дочку. Где мне самой пришлось приводить ее в чувства, находясь под присмотром «опытного» медперсонала. С сегодняшнего дня я не останусь тут ни на минуту, — дрожащим от бессонной ночи голосом ответила Ирина. — Мы едем домой. Я буду ее так же лечить, как лечите вы: давать лекарства, делать процедуры и ставить уколы. А в случае чего, вызову врача на дом. Ну и в экстренном случае — скорую, которая дочке поможет оперативно.

Как оказалось позже, Марина, мамина подруга, имела выходы на министра здравоохранения. Достаточно было одного звонка, чтобы этот самый министр наказал заведующей детской больницы приходить к нам домой каждый день на осмотр и ежедневно отправлять ему отчеты о состоянии моего здоровья.

Так и получилось. Она действительно приходила каждый день и осматривала меня, корректировала лечение. А главврач после каждого такого визита звонила и отчитывалась министру лично.

Стать врачом

— Мамочка, мы берем тебя, первого сентября приходи!

— Вас не понимаю. Куда приходить? — растерялась мама.

— Как куда? К нам! В медицинский институт.

Несмотря на то что я активно старалась выздороветь, все же лечиться дома было крайне неудобно, так как часто требовались обследования и физиопроцедуры.

Неподалеку от дома находился перинатальный центр, и мама решила оформить меня туда. Но для этого пришлось целую неделю договариваться с заведующей. Так я оказалась еще в одной больнице, и мама вместе со мной, хотя совместное пребывание было категорически запрещено. Роддом все-таки! Маму скрывали медсестры за то, что она помогала им ухаживать за детками.

Вскоре ее вызвала к себе в кабинет заведующая перинатального центра:

— Ирина Ивановна, вас обыскались в детской больнице (в той, в которой мы лежали изначально). Мне звонила заведующая. Они потеряли вас. Почему вы им не сказали?

— Екатерина Васильевна, у меня просто нет времени бегать и всем сообщать. Я нашла лучший вариант. У вас, — произнесла мама.

— Ирина, давайте начистоту. Я знаю, что вы нарушаете наши договоренности. Вы ночуете у нас. Это против правил. Но я пойду вам навстречу. Что вы хотите? — сменила тему заведующая.

— Я хочу отдельную палату для нас двоих. И оставаться тут на прямых основаниях. Официально, — решительно ответила мама, удивляясь откровенному разговору.

— Хорошо, я все решу, — подписывая распоряжение, сказала врач.

Как позднее оказалось, обе заведующие были одноклассницами, и, вероятнее всего, информация о министре дошла и до перинатального центра.

Меня и маму положили в палату к двум молодым мамам с детьми. Одна была дочкой заведующей аптеки больничного комплекса, а вторая — дочерью секретаря обкома партии. И те долго гадали, чья же моя мама родственница, ведь некормящую женщину могли определить в палату к ребенку лишь по большому блату.

Пребывание в перинатальном центре напомнило отдых на курорте. Особое отношение. Комфортные условия. Трехразовое питание как в ресторане. Сама заведующая лечила меня. Вот она — жизнь по блату, королевская!

Мама продолжала ежедневно записывать все о течении моей болезни, которая по показателям скакала как кардиограмма. Мне то становилось лучше, то хуже. В свою волшебную книгу мама приклеивала аннотации препаратов, схемы инъекций и уколов. Параллельно записывала информацию и о других болезнях, а также о способах их лечения. Она хотела знать все, чтобы в любую минуту можно было ответить на вопросы: как лечить, какое лекарство можно сочетать, а какое нельзя.

Был как-то случай. Мамочки разговорились про лечение своих детей. И тут моя мама говорит:

— Ольга, а ведь вам неправильно назначили лекарство. Одно вы лечите, а другое калечите.

— Как так неправильно? — растерялась соседка. — Врач же назначила!

— Ну вот, смотри, — показывает свою книгу мама, — у вас есть вот это сопутствующее заболевание, а при нем это лекарство противопоказано.

— Ирина, я могу взять твои записи? Схожу-ка я к профессору, — сказала Оля, забирая у мамы ее записи.

Спустя полчаса Оля забегает в палату и встревоженно говорит:

— Ирина, тебя вызывает профессор. Вместе с твоими книгами! Беги скорее, пока она не ушла на обход.

И мама, взяв в охапку свои книги, перед этим поправив прическу и накрасив губы, побежала по коридору, крепко прижимая к себе «гранит знаний», который так долго собирала.

— А вы откуда это все взяли? — сходу спросила профессорша.

— Ну, я со школы это веду, — уверенным голосом ответила моя мама.

И началось. Полчаса самого настоящего экзамена по разным заболеваниям. Схемам лечений. И тут профессор выдает:

— Мамочка, мы берем тебя, первого сентября приходи!

— Вас не понимаю. Куда приходить? — растерялась мама.

— Как куда? К нам! В медицинский институт.

— Ой. Вы что, мне в жизни не сдать! Я же ничего не знаю. У меня техническое образование, — удивленно затараторила мама.

— Ничего, — остановила ее профессор, — теорию подтянешь, а практику тут пройдешь. Я сама тебя лично проведу по всем экзаменаторам. У нас уже готовый врач. Первого сентября мы тебя ждем.

Мама рассказывала, что она несколько дней была раздумьях. С одной стороны, вот она мечта — в руке. С другой стороны, ее дочка еще не выздоровела. Когда решение в голове созрело, она снова зашла в кабинет к профессорше:

— Я обдумала ваше предложение. Вы знаете, я не могу его принять, — мама была заметно расстроена, — мне надо вылечить дочь.

— Ирина, мы вас ждем в любое время. Как будете готовы, сообщите мне, и мы все устроим. Вы отличный специалист, а это большая редкость. Помните об этом! — сказала врач. — И еще, мамочка, пришли результаты обследования вашей дочери — ей нужна операция. К сожалению, в Свердловске нет опыта по таким делам. Вам надо ехать в Москву. Я советую вам срочно перевестись в областную детскую больницу. Там вас обследуют уже как надо и направят в столицу. Я подготовлю перевод.

Спасение

Они кричали от боли, многие умирали на глазах. Это был ужас, который не передать словами.

В областной детской больнице, благодаря заведующей перинатального центра, меня направили к одному из лучших специалистов.

— Борис Георгиевич, я знаю, что подобные операции проводят только в Москве. Как мне можно туда попасть? — спросила моя мама.

— Ну и поезжайте в свою Москву, — оскорбился врач, — раз у нас таких нет.

— Вы меня извините, я не хотела вас обидеть! Говорю то, что мне сказали, — спешила успокоить возмущенного врача мама. — А что, разве делают?

— Я делаю! — сдвинув брови, ответил врач.

— Правда? — выдохнула мама. — Борис Георгиевич, тогда как мне попасть вместе с моим ребенком в стационар? Я не могу оставить ее одну. Я буду делать все-все, что скажете. Я многое умею. Разбираюсь в лекарствах, ставлю уколы. Я могу мыть, стирать, готовить, прибираться и ухаживать за детками. Главное — быть все время рядом с дочкой. Если не согласитесь, я буду каждый день к вам приходить и умолять. Каждый день.

Под таким напором врач сдался, и нас положили вместе. Но за это маме нужно было вставать каждый день в пять утра и работать: мыть 16 процедурок, 14 палат, триста метров холла, у всех детей в отделении менять постельное белье и увозить его на каталке в прачечную, в другой конец здания, а также дежурить на кухне, которая также находилась далеко, под землей.

Зато мама могла круглосуточно быть со мной, следить как и чем меня лечат. Ей даже разрешили самостоятельно ставить мне уколы, контролировать лечение и процедуры.

— Ирина Ивановна, если вы хотите, чтобы вашего ребенка эффективно лечили, то вы должны все знать. Больше, чем врачи. Вы должны все контролировать. Не стесняться задавать вопросы, но и не надоедать. Оперативно доставать сложные лекарства и контролировать лечение. Много читать. Изучать. Быть терпеливой и сдержанной, — часто повторял профессор, заведующий отделением. — Теперь вы учитесь на факультете «Мамочки».

Старенький профессор проникся к моей маме. Она была молода, красива, энергична, а главное — умна. Медицинские знания удачно укладывались в ее красивой голове.

За добросовестную работу в больнице доктор разрешил маме читать его личную библиотеку, изучать опыты, разные истории болезней. Конечно же, мама не упускала такую возможность и ежедневно перечитывала труды профессора, учебники, статьи научных сотрудников. В будущем эти знания она часто применяла на нас, своих детях. Они ей дали спокойствие, ведь в той или иной сложной ситуации она всегда знала, как реагировать.

Перед моей первой операцией был собран консилиум врачей: ситуация была не из простых. Мне с каждым днем становилось хуже, жизнь была под угрозой. Опыт проведения подобных операции был крайне рискован, но необходим для спасения других детей. Мама дала согласие на проведение всех операций. Их было две, с разрывом в полгода. Все сделали успешно. Меня спасли. Страшное позади. Впереди годы реабилитаций. Правда, на память мне оставили диагноз в карточке и изуродованный навсегда живот, которого я стеснялась до первых родов. Но главное — я была жива!

Погрузившись вместе со мной на несколько месяцев в больничную атмосферу, мама узнала не только о том, как спасают жизни, но и то, как дети умирают. Видеть и слышать это было больно. Ей хотелось рыдать и кричать. Но для меня она всегда улыбалась. Она должна была быть сильной, все потому, что между нами была связь, как нить паутины, тонкая, но прочная. И я все чувствовала тоже.

На одном из этапов лечения из области поступило много тяжелобольных детей разных возрастов. У всех был рак. И они лежали со мной в палате. Они кричали от боли, многие умирали на глазах. Это был ужас, который не передать словами (я до сих пор иногда вижу во сне, как они кричат).

Медсестер не хватало, и в дело брали мамочек, которые лежали в стационаре со своими детьми.

— Если хочешь оставаться в больнице со своим ребенком, ты должна быть сильной духом. Никаких слез и истерик, — говорил заведующий отделением. — Ты должна выглядеть всегда ухоженной, в накрахмаленном халате, при макияже и прическе. Ты должна, несмотря ни на что, всегда улыбаться. И не дай бог, если будет что-то не так, то ты тут же вылетишь отсюда.

Конечно же, никто не хотел видеть некрасивую и плаксивую мамочку с лохмами на голове, всем нужна была сильная красавица, которая с энтузиазмом драит полы, вытирает попки. Да и я не хотела бы видеть разбитую маму. Вернее, я бы, наверное, испугалась.

И мама себя держала, как бы тяжело ей ни было. Она шустро махала шваброй, выполняла все поручения — мыла, прибирала. Несмотря на бессонные ночи, страхи, боль, которые ее окружали и пронизывали до костей, она улыбалась. Всегда выглядела словно сошедшая со страниц журнала мод. Мама была и уборщицей, и кухаркой, и медсестрой, а еще для всех детей — мамой.

И все же было в больнице одно место для разрядки — это комната для мамочек, которая находилась поодаль от всех палат. И вот там Ирина и другие мамы по очереди орали в подушку, ревели, выплескивали свои страхи, злость. В общем, оставляли в той комнате свою слабость.

Было сложно всем. Я работала над своим здоровьем внутри. Мама над моим — снаружи. И все-таки девочка, названная Женей, выжила, хоть и лавировала на грани — между жизнью и смертью.

Хирург справился, он спас мою жизнь, а в дальнейшем — жизни множества детей. Вот так неумышленно я помогла многим. А моя мама, благодаря ее энергии и любви, сделала все возможное, чтобы спасти меня. Несколько лет скиталась со мной по стационарам и санаториям, стараясь ничего не пропустить, боясь пережить еще раз страх потери ребенка. Но, когда мне исполнилось пять лет, болезнь и ее последствия как рукой сняло. И я впервые пошла в детский садик. А мама спустя полгода родила мне сестренку Наташу.

Ее мечта почти сбылась, она стала «врачом», но не медицинским. Мама «лечила» платы космических кораблей, которые в свою очередь выполняли миссию защиты нашей планеты.