Долго и счастливо

Жанна Бочманова, 2017

Лучшее, что может случиться с человеком – отпуск на берегу теплого моря, где нет будильников, начальников и понедельников. А худшее – встретить на берегу того самого моря бывшего своего шефа-самодура, да еще и впутаться из-за него в криминальную историю с убийством, шантажом и старыми семейными тайнами. В оформлении обложки использованы фотографии с ресурса pixabay по лицензии CC0.

Глава 3

Ах, ну что ж так везет-то? В смысле не везет. Не везет и не едет. Маша неторопливо скользила по водной глади. На носу болтались очки. Приходилось следить, чтобы не дай бог не утопить бесценную вещь. Самое важное под палящим турецким солнцем это не допустить возникновение морщинок у глаз. И она старалась. Она уже долго плавала и все не могла успокоиться. Ведь так все было хорошо, пока не возник, как в кошмарном сне, ужасный Павел Сергеевич, так его разэтак. Надо же, оказывается, шеф обладатель весьма недурственной фигуры. А она-то вчера косилась на кубики на пузе. Знала бы, чьи это кубики, хе… А как он вчера разглядывал ее бесцеремонно? Она даже хотела что-то такое едкое сказать небритому наглецу…

Чтоб Павел Сергеевич когда небритый на работу пришел? Да он всегда заявлялся одетый с иголочки, в надраенных до блеска ботинках и ароматах дорогого парфюма. И за эту, как ей казалось, нарочитую показушность она его терпеть не могла. Хотя отец тоже всегда одевался безупречно, но у него работа такая. К тому же папа никогда бы не стал хамить секретарше… Да и секретарши у него не было. Была мама — помощница, соратница, сотрудница, три в одном… Вот в этом, наверное, секрет счастья, чтобы было общее, одно на двоих дело. Тогда и «глаза в глаза» и «дрожь в коленках» и «долго и счастливо». А у нее какое одно на двоих дело может быть вот с Олегом, например? Никакого, грустно констатировала она. Что и требовалось доказать. А у Павла Сергеевича и Яны? Но ведь тоже «глаза в глаза», она вчера видела на пляже.

Маша вздохнула и повернула к берегу. Мысль, что ненавистный шеф, бывший, бывший, слава тебе, господи, может быть или казаться обыкновенным человеком, и даже небрежно носить одно — или как там правильно — трехдневную? модную щетину была неприятна. Как будто это Маша виновата, что не смогла наладить отношения с начальником. Она ведь компанейский человек, у нее много друзей и все ее любят. Почему же с ним-то не получилось нормальных человеческих отношений? Раньше она говорила себе, потому что он такой… индюк надутый. А теперь что говорить? Чем утешиться? А директриса в школе? Тоже почему-то ее невзлюбила. Почему? Может, это не с ними, а с ней, Машей, что-то не так? Настроение испортилось окончательно. Маша вылезла из воды и старательно встряхнулась, совсем как их дачный пес Артошка. Ну и бог с ним. Не уезжать же теперь. Поставлю его в «игнор». Маша улыбнулась, уселась в шезлонг и раскрыла заботливо припасенную книжечку.

Нехитрая сентиментальная love story вскоре увлекла ее, и она позабыла о пустяках вроде вредного шефа, пытающегося испортить ей долгожданный отдых. Скромная, прелестная наследница павшего в неравной схватке с койотами владельца ранчо изо всех сил пыталась отстоять свое женское достоинство и права на поместье. На него покушались ежесекундно. И на достоинство, и на поместье. Скромница активно сопротивлялась, изредка постреливая из ружья и периодически заливаясь горючими слезами на папенькиной могиле.

— Ма-ша! — раздалось издалека.

Маша с неудовольствием оторвала глаза от страницы — наследница как раз перезаряжала ружье, отстреливаясь от очередного претендента на руку и счет в банке.

— Ма-ша! — закричали снова.

Маша вздохнула и повернула голову. Ну что ж, она никогда не пряталась от проблем. Папа всегда говорил, что лучше сразу отмучиться, чем долго решаться сделать что-либо.

— Ты не слышишь, что ли? — Яна подбежала и приветливо махнула рукой. — Я тебе кричу, кричу… Иди к нам. Пашка спит целыми днями, а мне скучно, — сказала она капризно.

Маша встала и чуть отодвинулась — спряталась за шезлонг. Так она чувствовала себя более уверенно.

— Ян, — сказала Маша и вздохнула, — Ян, ты не обижайся, но к вам я не пойду. Помнишь, я тебе вчера рассказывала про шефа, что он придурок, и что я сюда уехала на последнем издыхании?

Яна безмятежно улыбнулась и слегка пожала плечами. Ничего такого она не помнила. Да, был вчера какой-то разговор. Но Яна, конечно, не приняла это всерьез. Подумаешь, какие-то неприятности на работе… Как, вообще, можно где-то там работать? Скука ж смертная.

— Так вот, — Маша собралась с духом и выпалила: — Этот мой шеф и есть Павел Сергеевич.

Яна смотрела на нее, продолжая улыбаться. Потом пошевелила ногой песок, подумала еще немного и спросила:

— Павел Сергеевич? И что?

Маша поняла, что столкнулась с неизвестным ей явлением.

— Как что? — она почесала лоб. — Павел Сергеевич — мой шеф. Я у него работаю. Вернее, уже не работаю. Вернее, он еще не подписал, но я уже написала и…

— Так, — очнулась Яна, — я не поняла, Павел Сергеевич — это Пашка, что ли? — Маша энергично кивнула. — Ага, — Яна склонила голову набок, — а вчера вы тут встретились типа совершенно случайно?

— Ну да, — удрученно сказала Маша, — представляешь, какая невезуха…

— Представляю, — усмехнулась Яна. Нехорошо так усмехнулась.

И Маша почти пожалела, что затеяла этот разговор. Но что же ей было делать? Скрываться все три недели? Ведь Яна бы продолжала навязывать ей свою компанию. Неужели Павел Сергеевич ничего ей не рассказал? Яна дернула плечиком, посмотрела на Машу, цепко схватившуюся за спинку шезлонга, хмыкнула, крутанулась на песке и побежала к пляжному зонтику, под которым то ли спал, то ли медитировал ее муж. Встала напротив и что-то закричала ему. Маша не слышала что, да и не хотела слышать. Тот сначала никак не реагировал, потом вроде зашевелился, приподнял козырек кепки. Яна продолжала кричать, энергично жестикулируя и показывая в Машину сторону.

Маша поспешила отойти подальше, к морю, а потом и вовсе вошла в воду и поплыла прочь от берега. В спешке она забыла очки, и теперь яркое солнце нещадно слепило. Она щурилась, отворачивала голову и ругала себя последними словами. Зато выйдя на берег, с облегчением обнаружила, что ни Яны, ни Павла Сергеевича на пляже нет. Вот и хорошо. Книжка звала продолжить чтение. Правда, сочувствия героине у Маши поубавилось.

Наследница оказалась редкостной дурой, потому как с ходу отдалась какому-то пришлому ковбою, который теперь рассчитывал на продолжение. А на продолжение героиня почему-то не соглашалась, да еще зачем-то собралась выйти замуж за местного шерифа, редкую сволочь. Ковбой ускакал в горы, а героиня побежала рыдать на могилу. Бред! Маша раздраженно захлопнула книгу и поплелась в отель.

Прошла мощеной дорожкой, окаймленной чахлыми кустиками, и тут на входе на нее и налетел Павел Сергеевич, собственной персоной. А она так была погружена в грустные мысли, что не сразу его и заметила.

— А! Вот вы где! — прошипел Павел Сергеевич, схватил ее за руку и протащил мимо стеклянных дверей наружу, на дорожку, ведущую к бассейну. — Вы что с ума сошли? Вы чокнутая? У вас не все дома? — кричал он Маше прямо в лицо.

Она таращила глаза и пыталась как-то освободиться. Но он держал ее крепко, стиснув руку выше локтя так, что из глаз аж слезы брызнули, как было больно.

— Пустите! — завопила она, наконец.

На них уже оборачивались. Из дверей выглянул озабоченный служащий. С любопытством посмотрел, но никаких попыток помочь Маше не предпринял. Мало ли что у этих туристов на уме?

— Что вы наговорили моей жене? Мария Владимировна? А?

— Да пустите же, — пыхтела Маша. Щеки ее пылали. Вот развлечение-то для отдыхающих. Красота! — Я ничего не наговорила! — крикнула она и стукнула Павла Сергеевича локтем в грудь. Тут он ее встряхнул как следует, аж голова у нее мотнулась туда-сюда. — Пустите! — еще раз вскрикнула Маша и саданула его ногой в голень. И тут он ее, наконец, выпустил. И она схватилась рукой за место, которое он только что сжимал изо всех сил, и даже заскулила, как ей было больно. — Придурок, псих, скотина! — бросила она ему и пошла прочь.

Служащий отеля с непроницаемым лицом смотрел ей вслед.

***

К вечеру поднялась температура, на плечи будто насыпали горящих угольев. Любое прикосновение причиняло неимоверную боль. Маша тряслась в ознобе и обзывала себя недотепой. Надо же быть такой идиоткой: из-за всей этой истории с Яной Маша совсем позабыла о кремах и лосьонах от солнца. И вот печальный результат. Она даже на ужин постеснялась пойти. Лицо красное хоть прикуривай. Сгорело все, даже шея. А хваленые импортные средства, призванные спасать в такой ситуации, ничего не спасали, а наоборот. От них кожа, казалось, горела еще больше. Нет, ну что такое не везет и как с ним бороться?

В дверь постучали. Маша с трудом встала и поплелась к двери. Стук повторился. Она взялась за ручку и уже хотела повернуть, но чего-то вдруг забоялась.

— Кто там? — робко спросила она у двери. Дверь не ответила. Маше стало не по себе.

— Откройте! — приказали снаружи.

— Вы кто?

— Откройте, — Мария Владимировна, нам… надо поговорить, — сказал Павел Сергеевич.

Нам надо объясниться, говаривали в романах. Объясняться с шефом, тьфу, тьфу, бывшим, Маша не хотела. Она вздохнула.

— Да откройте же! — В дверь стукнули и, похоже, ногой.

— Не открою, — заявила Маша. — Идите вы, знаете, куда?

— Яна у вас? — спросил из-за двери Павел Сергеевич.

— С чего ей быть у меня? — удивилась Маша.

— А где же она? — опять спросил шеф (бывший, бывший). — Черт! — Теперь по двери стукнули кулаком.

Маша подождала чуть-чуть и все же решилась: приоткрыла дверь и выглянула в коридор. Павел Сергеевич еще не успел уйти далеко. Он обернулся, и она увидела хмуро сдвинутые брови и, бог его знает, какого дня щетину. Павел Сергеевич постоял немного, а потом решительно вошел в Машин номер. Тут Маша сообразила, что стоит практически голая, и сунулась в ванную за халатом. Морщась от боли, она вышла и прислонилась к косяку.

— Яна ушла, — сказал Павел Сергеевич. — Мы поссорились, и она ушла. И до сих пор ее нет.

Маша пожала плечами и скривилась. Как же больно! Сейчас бы сметаной намазаться. Холодной белой сметаной и к утру красноту как рукой снимет. Только где ее взять? В магазин она в таком состоянии не дойдет. Да и где тут ближайший магазин, где можно купить сметану?

— Зачем вы сказали, что работаете у меня?

— А почему я должна это скрывать? И почему вы сами этого не сказали? — отрезала Маша.

— Потому. Вы не знаете мою жену. Она из всего может сделать проблему, — Павел Сергеевич сел на диван.

— Из ничего, — пробормотала Маша.

— Что?

— Женщина из ничего может сделать три вещи — шляпку, платье и скандал.

Павел Сергеевич дернул щекой и остался сидеть дальше. Маша маялась у стены и больше всего на свете хотела, чтобы он убрался страдать куда-нибудь в другое место. В конце концов, она не виновата, что у него такая жена… впечатлительная.

— Вот куда она могла пойти, а? — спросил Павел и достал из кармана сигареты.

Нет, он еще и курить у нее будет? Решил, что он у себя в кабинете, а она его преданная секретарша?

— Может, вам лучше спросить у портье? — предложила она и даже показала в сторону двери.

Но Павел намека не понял. Затянулся глубоко, помахал рукой, разгоняя дым, и огляделся в поисках пепельницы. Пепельница стояла на подоконнике. Он встал, прошел к окну, постоял, глядя в густую темноту.

— Я уже спрашивал. Они не видели. Или не поняли, что я спрашиваю. Головами кивают, улыбаются, хрен поймешь.

Маша вздохнула. Ей очень хотелось скинуть махровый халат, который словно наждачной бумагой царапал обожженную кожу при малейшем движении.

— А вы ей звонили? — спросила Маша и махнула рукой. Понятное дело, если б он ей дозвонился, не бегал бы сейчас в переживаниях. — А не могла она домой уехать? Улететь, в смысле.

Павел мотнул головой.

— Она не взяла ничего. И паспорт на месте. Из-за вас все!

— Ага, — кивнула Маша, — это я, значит, виновата? Из-за чего сыр-бор?

— Она решила, что вы… что я… А, да ну вас! — он затушил сигарету, и Маша уже было обрадовалась, что все, сейчас встанет и уйдет, но Павел тут же достал другую и снова задымил.

— Что я? И что вы? — нахмурилась Маша. Эта избалованная девочка решила, что они с шефом любовники? И тут она начала смеяться.

Павел хмуро глянул и заиграл желваками, посмотрел на руки, сильные крепкие ладони, стальные пальцы, сжать бы тонкую шейку…

— Вы что? — Маша перестала смеяться и потрогала рукой щеки — вроде не лопнули. — Бросьте, Павел Сергеевич, это ж не мелодрама, в конце концов. Ваша жена не походит на дуру, отнюдь. Она просто ей притворяется. А вы ей успешно подыгрываете. Вернется ваша Яна, никуда не денется.

И оттого что эта пигалица, тупая дура, как он ее всегда называл, так просто и ясно сказала то, что он и сам знал, Павел вскипел.

— Идиотка! — закричал он. — Сама ты дура тупая!

Маша и так была пунцовая, а тут кровь бросилась в голову, вот теперь-то щеки точно чуть не лопнули.

— Сам придурок! Болван напыщенный! — закричала она в ответ. — Хамло!

— Я хамло? — вскипел Павел и подскочил к ней.

Маша отшатнулась в сторону.

— Вы хамло, — повторила она. — Вы за все время, что я у вас работала, ни разу не поздоровались. Ни разу «до свидания» не сказали. Про «спасибо» я, вообще, молчу.

— Да за что тебе «спасибо» говорить? Ты ни одного дела толком выполнить не могла. Или забудешь, или перепутаешь. Тупица!

— А что это вы мне тыкаете? Я вам что, девочка на побегушках?

— Как хочу, так и говорю. Я тебя все равно уволю!

— Нет уж. Я сама уволюсь, я уже уволилась. Может, найдете себе идиотку, которая будет терпеть ваши выходки. Самодур! Ай! — Павел схватил ее за плечо. От боли у нее заискрило в глазах, и она треснула ему со всей силы кулаком по носу. — Мама дорогая, — прошептала она, глядя, как на белую футболку капает кровь. Тут Маше стало совсем плохо, и она привалилась к стене.

— Ну что вы стоите? — гнусаво прошипел Павел, зажимая нос рукой. — Полотенце дайте.

Маша стояла, выкатив глаза, но с места не двинулась. Павел выругался негромко и, запрокидывая голову, добрался до ванной. Там он долго плескался водой. Потом вышел, швырнул на пол окровавленное полотенце, рванул на себя входную дверь и громко хлопнул напоследок.

Маша вздрогнула, шмыгнула носом и заревела. Слезы, горячие, почти огненные, прожигали борозды на опаленных щеках, скатывались в рот, где растекались со странным полынным вкусом. Господи, она за одиннадцать месяцев чего только не натерпелась, и то ни разу не заплакала. Злилась, пыхтела, но плакать? Не дождетесь. И вот теперь рыдала навзрыд. Нет, отдых, определенно удался.