Царь Дмитрий. Московская история
Написанный более 300 лет назад роман "Царь Дмитрий. Московская история" молодого французского автора Жана Нэ де Ля Рошеля повествует о событиях одного из самых драматичных периодов русской истории – Смутного времени начала XVII в. Исторические события в романе тесно переплетаются с романтическими эпизодами, обманами и переодеваниями, балами и поединками. Среди персонажей – как вымышленные герои, так и реальные исторические фигуры: названый царевич Дмитрий, Борис Годунов, Сибирская царевна (Ксения Годунова), княжна Сандомирская (Марина Мнишек), Василий Шуйский, шведский королевич Густав и др.
Оглавление
- ***
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Царь Дмитрий. Московская история предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Несколько слов об авторе
Жан Нэ де Ля Рошель (1692–1772) родился и умер в Бургундии, в городке Кламси, однако юность его прошла в Париже. В начале 1720-х гг., в результате краха французской банковской системы, спровоцированного попыткой внедрения теории Джона Лоу, де Ля Рошель оказался на грани разорения и вернулся в Бургундию. Он стал доверенным лицом орлеанского интенданта в Кламси и заслужил в округе репутацию блестящего оратора и правоведа.
Литературное наследие де Ля Рошеля включает в себя три сочинения, посвященных истории и географии департамента Ньевр, а также три художественных произведения, в числе которых и роман «Царь Дмитрий. Московская история» (1714).
Изящная словесность была его страстью, его стихи были весьма популярны во французской столице в начале XVIII века и даже снискали ему покровительство влиятельнейшего дома де Шароле. По всей видимости, он был близок к «Ордену мухи в меду», учрежденному в 1703 г. Анной Луизой Бенедектиной де Бурбон, герцогиней Мэнской, графиней де Шароле. Членами Ордена были многие видные литераторы того времени, в том числе, кстати, и Вольтер. Состоял в также Ордене поэт и драматург, член Французский Академии Антуан Удар де Ля Мотт. Именно он дал 21 апреля 1714 года положительную рецензию на роман «Царь Дмитрий. Московская история» и рекомендовал сочинение к публикации. Очевидно, книга была благосклонно принята публикой, поскольку выдержала три издания: в Париже (1715 и 1717 гг.) и Гааге (1716 г.). Автор посвятил свое сочинение неким герцогу и герцогине, покровителям словесности. Можно предположить, что речь идет о представителях семейства де Шароле, вероятно, о Генрихе III Бурбоне-Конде и Анне Луизе Бенедектине де Бурбон.
Примечательно, что «Московская история» (внушительное по объему произведение) была завершена, когда ее автору было не более 22 лет. Неизвестно, почему де Ля Рошель решил обратиться к теме Смутного времени, не исключено, что сочинителя привлекла удивительная судьба его легендарного сверстника.
К написанию романа де Ля Рошель подошел весьма серьезно, изучив целый ряд солидных исторических источников, на которые он то и дело ссылается на протяжении всего повествования. Фактический материал он черпал из Большого исторического словаря Луи Морери и трудов Жака Маржерета, Адама Олеария, Яна Янсона, Бареццо-Барецци, Жака Огюста де Ту, Клода Маленгра де Сен-Лазара1.
Разумеется, в силу своей молодости, ограниченной информированности и, главным образом, желания написать не научную, но развлекательную книгу, де Ля Рошель не слишком вдавался в географические и культурные особенности Московии и Польши. Так Астрахань, Казань, Углич, Литву, Краков, Сандомир он упоминает в правильном контексте и узнаваемой транскрипции. Однако в названии Gereslaw с большим трудом угадывается Ярославль, в Theringo — Чернигов, в Jelek — Елец, l’Epine — вероятно, Ливны, а некое место, названное Sechou, заставляет сомневаться, имелся ли в виду польский город Жешув, расположенный неподалеку от Сандомира и Самбора, или это отсылка к Запорожской Сечи.
Любопытно, что автор упоминает в сочинении неких князей и бояр (knes, bojars), но Шуйского именует «prince». Воеводу Мнишека он называет «palatin», но Вишневецкого именует именно «vaivode». Так же в армии Дмитрия соседствуют поляки (Polaques) и… поляки (Polonais). Совершенно удивительным образом трансформируется имя Годунова, и мы встречаем в романе трех (!) разных персонажей: Boris Gudenou (собственно царь), Houdun (сподвижник Шуйского) и Godonof (офицер из Углича). Выбор имен собственных в романе в целом примечателен: наряду с Гришкой и Василием среди русских персонажей появляется жительница Углича с нетипичным именем Бомирка, а польская княжна Corkia своим именем, возможно, обязана слову corka — по-польски «дочь». Встречаются и другие необычные имена: Короткий, Баба, Велика, Конска (два последних имени напоминают названия Польских городов Величка и Коньске). Дочь царя Бориса именуется в романе Сибирской царевной. Сапегой назван сын воеводы Сандомирского, тогда как в действительности Лев Сапега был видным государственным деятелем Речи Посполитой и с воеводой в кровном родстве не состоял. Упоминая польского короля, де Ля Рошель путает Сигизмунда II Августа (1520–1572) и Сигизмунда III Ваза (1566–1632).
Путаница происходит и с женихами царевны. Де Ля Рошель изображает их соперниками, одновременно борющимися за руку царской дочери. В действительности принц Густав и принц Иоанн побывали при московском дворе в разное время. Швед Густав Эрикссон Ваза (1568–1607) находился в Москве с 1599 по 1601 гг., тогда как датчанин Иоанн Шлезвиг-Гольштейнский (1585–1602) прибыл в Москву летом 1602 года и несколько месяцев спустя внезапно скончался от горячки. Оба принца были вполне достойными женихами: благородные, образованные, отвечающие политическим амбициям Бориса Годунова. Густав был удален Борисом из Москвы за своеволие и несговорчивость, но не покинул страну до самой смерти. Он похоронен в г. Кашине (Тверская область), где в его честь в 2015 г. был установлен памятный камень в рамках проекта «По следам шведского принца Густава». 26 сентября 2017 года город посетила делегация Посольства Швеции во главе с послом П. Эриксоном. Де Ля Рошель отступает от исторической правды, в его романе Густав возвращается на родину и в дальнейшем оказывает Дмитрию военную поддержку.
Де Ля Рошель дал волю фантазии, изобразив Иоанна сущим злодеем, хотя, по мнению современников, он был хорош собой и своим нравом, и манерами произвел положительное впечатление и на Годунова, и на царевну. К слову, Иоанн с невестой так и не успел познакомиться, а царевна наблюдала его лишь издали через тайное окошко, ибо, по обычаю того времени, жених и невеста не могли видеться до свадьбы. Необъяснимая болезнь и внезапная кончина молодого и полного сил принца породили разного рода слухи, в том числе и предположения, что юноша был отравлен. Эта версия отлично вписалась в общую канву романа де Ля Рошеля: ослепленный ревностью Шуйский устраняет главного соперника с помощью яда.
Несмотря на то, что де Ля Рошель детально изучил немало источников, ему сложно было представить себе особенности русского быта и уклада. Так он упоминает, что народу Московии «присуща грубость», при этом пишет, что московский двор «хвалят за его изысканность», и изображает его наподобие европейского: с балами и кокетливыми дамами в красивых нарядах. В романе князь Шуйский (и не только он) имеет свободный доступ в покои царевны — немыслимая вольность в обществе, где честь незамужней девицы (и уж тем более царской дочери) тщательнейшим образом оберегалась2. Интересно также отметить, что герои романа обращаются друг к другу преимущественно на «вы», тогда как в начале XVII в. такая форма употреблялась лишь в отношении группы людей, в остальных случаях все были на «ты».
Отдельного упоминания заслуживает фигура самого Дмитрия. Это центральный персонаж романа, причем персонаж исключительно положительный. «Прежде ни один царь так не соответствовал величию своего титула», — пишет о нем де Ля Рошель. Примечательно, что, вопреки свидетельствам современников и портретам, де Ля Рошель наделяет Дмитрия внешностью столь утонченной и очаровательной, что царевичу без труда удается изображать девицу, переодевшись в женское платье. Приятная наружность Дмитрия является его своеобразным козырем: он всем нравится и легко располагает к себе людей. Не будучи самозванцем по отношению к трону, на пути к нему царевич не раз примеряет на себя чужие наряды и имена, он именует себя то Гришкой, то Василием, то Кристиной, и все роли ему вполне удаются. В любом обличии он объект обожания: царевны, княгини Вишвевецкой, княжны Сандомирской, принцессы Агнешки, а в роли Кристины — воеводы Сандомирского и его сына князя Сапеги. Его преданная любовь к княжне Сандомирской выдерживает все испытания и соблазны, княжна неизменно отвечает ему взаимностью, но их счастье наталкивается на жгучую ревность и злобу Шуйского, и Дмитрий гибнет в расцвете славы.
Бориса Годунова де Ля Рошель, опираясь на сочинения очевидцев и по-своему их переосмысливая, изображает хитрым и расчетливым тираном. Царь проигрывает политическую борьбу с Дмитрием, поскольку «московиты любят своих наследных царевичей». Надежды царя на удержание престола рушатся: его сын Федор не демонстрирует задатков сильного правителя, а сам он «утратил любовь своего народа». Дочь же, хоть и зависима от воли отца (ее против воли обещают в жены Иоанну), является ему опорой в государственных делах: «Борис ничего не делал, не посовещавшись с ней, он следовал ее советам; ее мудрость и осмотрительность сохранили жизнь многим государственным мужам, ставших жертвами наговоров». Характер царевны в романе неоднозначен. Она изо всех сил защищает интересы отца и государства, предлагает Дмитрию примиряющий стороны брачный союз, однако сильная и страстная натура девушки толкает ее на сделку с совестью: из-за неразделенной любви и ревности она выдает Шуйскому «лицензию на убийство» Дмитрия.
Исторические события послужили важной основой для сюжета, но они были щедро приукрашены фантазией автора. По словам Е.Ф. Шмурло, он «совершенно фантастически и с романическими прикрасами изобразил судьбу царевича»3. Роман изобилует любовными перипетиями, переодеваниями, двойными обманами. В предисловии к роману де Ля Рошель говорит «о скрытых мотивах, двигающих людьми: это почти всегда любовь, ревность и тщеславие». Именно эти чувства и движут героями романа, заставляют их воевать или страдать, идти на жертвы или на сделку с совестью, а порой даже на преступления. На фоне множества положительных персонажей четко выделяются злодеи: принц Иоанн, князь Мисислав, князь Шуйский. Несмотря на все их ухищрения, козни оказываются раскрытыми, однако благородство положительных героев постоянно дает злодеям дополнительные козыри: так в конце романа Дмитрий становится жертвой заговора Шуйского, которого он перед этим неосмотрительно и великодушно помиловал.
Для простоты восприятия в переводе используются привычное написание имен собственных, хотя в оригинальном тексте некоторые из них переданы не совсем точно: Шуйский (Zuski), Голицын (Galitchein), Владислав (Uladislas), Васильевич (Basilowits), Мстиславский (Mistisloftski). Вымышленная дочь короля автором названа Агнешкой (Anguenska — по-польски правильно было бы написать Agnieszka). Следует оговориться, что широко используемые в романе обращения seigneur / madame в переводе звучат как сударь / сударыня, хотя эти варианты обращений вошли в русский этикет почти столетие спустя.
Как уже упоминалось выше, роман де Ля Рошеля трижды переиздавался. В музее книги Российской Государственной Библиотеки есть оригинальные экземпляры изданий 1715 и 1716 гг.
Мария Лазуткина
Его Светлости Монсеньеру герцогу.
Монсеньер, желая представить историю царя Дмитрия, выдающегося правителя, я полагал необходимым обратиться к семейству, где от поколения к поколению наследуются и любовь к словесности, и качества, присущие героям. Я весьма польщен тем, Монсеньер, что нашел это сочетание в лице Вашей Светлости. Вы неустанно заботитесь о добрых историках, ибо лишь они способны поведать потомкам о ваших великих деяниях, свидетелями которых мы становимся ежедневно. Вся Европа восхищается военными походами, в которых вы участвовали, не щадя жизни, и многие провинции обязаны вам своим счастьем. Вы достойно повторили путь ваших героических предков. Однако, если бы историк не взял на себя труд отобразить добродетели, дополняющие вашу неопровержимую доблесть, то ваш пример, как и пример ваших предков, был бы утрачен для будущих веков, коим мы неустанно будем рассказывать о нем. В этой связи я хотел поупражняться на более простом предмете, дабы однажды иметь возможность достойно рассказать о том, как Ваша Светлость и принцы крови действовали во славу королевства. Извольте, Ваша Светлость, удостоить эту историю одним из тех благосклонных взглядов, которые побуждают авторов к благородному состязанию, источнику великих начинаний, и, тем самым, позволить мне в будущем сочинить труды, которые расскажут всему свету о моем усердии и моем почтении.
Я остаюсь, Монсеньер,
Вашей Светлости нижайшим и покорнейшим слугой,
де Ля Рошель.
Ее Светлости Госпоже герцогине
О, герцогиня, добродетель твою
В своем сочинении я воспою.
Мне дали музы вдохновенье,
Но ты потомков восхищенья
Достойна без моих похвал;
Я ж в своей книге восхвалял
Героя, что рожден для славы,
Но часть ее — твоя по праву,
И это — прославлять причина
Мать сего доблестного сына.
Предисловие
Мнения о происхождении царя Дмитрия сильно расходятся. Некоторые историки осмеливаются называть его самозванцем, другие считают его законным государем.
Олеарий, секретарь посольства, которое герцог Голштинии направил в Персию и Московию, относится к числу первых и утверждает, что Дмитрий был монахом из Ярославля. Поскольку его рассказ слово в слово воспроизведен в словаре Морери, я отсылаю к нему читателя.
Другие историки говорят, что он не был монахом, но был сыном монаха, третьи называют его сыном священника, который отдал его в услужение польским вельможам, наконец, некоторые полагают, что он был сыном царя Васильевича. Я разделяю мнение последних, поскольку мне оно кажется наиболее разумным и обоснованным.
Первым о нем написал Маржерет, французский дворянин, который по одному ему ведомым причинам отправился сперва в Польшу, а оттуда — в Московию, где был капитаном охраны самого Дмитрия. Я решил, что ему стоит верить более, чем кому-либо другому, ибо он своими глазами видел то, о чем рассказал впоследствии.
В свое книге, озаглавленной «Состояние России»4, он утверждает, что слухи, распущенные против этого государя, являются клеветой, ибо он был истинным сыном царя Васильевича, и вот как он это доказывает.
«После смерти Дмитрия, — говорит он, — монах, за которого его осмеливались выдавать, все еще находился в своем монастыре… Я видел его, и все московиты могли также его видеть… Но, — добавляет он, — все сомнения в ложности наговоров рассеивает тот факт, что князь Шуйский5 велел тайно доставить этого монаха в Москву, и больше никто ничего о нем не слышал».
Бареццо Барецци, Янсон и г-н де Ту, похоже, полностью разделяют это мнение. Последний изобразил Дмитрия в столь выигрышном свете, что с трудом можно себе представить, что тот был способен на коварство и гнусное самозванство, в которых враги осмеливались его обвинять.
Теперь можно не сомневаться, что в нем действительно текла та кровь, которой он хвалился. Конечно, можно не доверять предвзятым или плохо осведомленным путешественникам, однако король Сигизмунд Август6 и вся польская знать, собравшаяся на Сейм в Варшаве и изучившая представленные им доказательства его происхождения, признали его истинным царевичем Дмитрием, сыном царя Васильевича.
Я думаю, стоит доверять этим источникам, не вызывающим подозрений, и считать Дмитрия совершенно не виновным в самозванстве, которое ему осмеливались приписывать.
Мне остается лишь добавить, что меня не следует винить за то, как я представил его историю. При слове «история» иной критик может резко прервать меня и даже меня самого обвинить в самозванстве. Признаюсь, в некоторых эпизодах я отошел от истины, казавшейся мне неправдоподобной, но я неуклонно следовал правде во множестве других и не хотел, чтобы мое повествование выглядело лишь сухой летописью. Все события в нем правдивы, я изложил их в порядке следования, кроме того, я ссылался на тех авторов, у которых я вычитал про те или иные события, дабы никто не упрекнул меня в вымысле.
Я старался разнообразить стиль и придать ему наибольшее благообразие. Я также упоминал о скрытых мотивах, двигающих людьми: это почти всегда любовь, ревность и тщеславие. Нередко то, что нам кажется искусной политикой, на самом деле объясняется совсем простыми причинами. Удалось ли мне выполнить мою задачу, решать публике. Я надеюсь извлечь пользу из критики и именно с этой целью я представляю ей эту историю.
Том I
Книга I
Московия стонала под гнетом тирании царя Васильевича; народы, склонившиеся под игом, не имели даже печальной свободы жаловаться, лишенная привилегий знать приносилась в жертву при малейших подозрениях, воля государя являлась единственным законом, который все обязаны были соблюдать7.
Этот правитель являл собой странное и чудовищное сочетание великих достоинств и еще больших недостатков. Где-то осторожностью, где-то смелостью он расширил границы своего государства за пределы территорий, оставленных ему предшественниками, и после нескольких сражений вынудил татар уступить ему Астрахань, Казань и ряд других необходимых ему городов. Впрочем, удача не всегда была к нему благосклонна, и в войнах, которые ему пришлось вести против Швеции и Польши, он потерял бы, возможно, и государство, и жизнь. Однако он искусно сумел вовлечь в конфликт в своих интересах папу Григория XIII, и тем самым добиться мира на гораздо более выгодных для себя условиях, чем следовало бы рассчитывать8.
Он был женат семь раз вопреки обычаям царей, которым дозволялось иметь лишь трех жен. От первой жены он имел двух детей, Ивана и Федора; царевича Ивана он собственноручно убил ударом посоха, с которым он не расставался. От последней жены у него был царевич Дмитрий.
Однако он не успел насладиться воспитанием юного царевича, на которого возлагал большие надежды. Его настигла тяжелая болезнь, и, видя, что излечение невозможно, он пожелал обеспечить сохранение государства и рода, для чего собрал совет из нескольких вельмож и поручил их заботам своего сына царевича Федора, которого считал неспособным в одиночку выдержать вес великого государства, народы которого не слишком его любили. Дабы сообщить им более весомый мотив для защиты этого молодого царевича, он женил его на сестре Бориса Федоровича Годунова9, одного из главных вельмож, которого он особенно уважал.
Любимой царице, матери Дмитрия, он отдал в удел Углич вместе с дворцом, и наказал растить там маленького царевича, поручив его воспитание нескольким вельможам. Распорядившись таким образом судьбой государства и семьи, он умер, ненавидимый угнетенным народом.
Его сын Федор был коронован царем на радость непостоянной толпе, не предвидевшей страданий, которые сулила ей слабость этого государя.
Царь Федор имел низкие наклонности10, его ум не способен был породить какой-либо план, осуществить какое-либо начинание. Одно лишь упоминание о войне повергало его в дрожь, и он проводил время в праздных развлечениях, более достойных скромного раба, нежели великого государя11. Знавший его характер Борис вскоре стал испытывать к нему презрение, у него родился честолюбивый план: самому подняться на трон, которым царь был совершенно не в состоянии распоряжаться.
Борис Федорович имел благородное происхождение, был человеком великой души, большого и вкрадчивого ума, способного задумать и осуществить что угодно. Религию, честь и честность он понимал лишь так, как того требовала его политическая игра; он был от природы жесток, но на лице изображал доброжелательность, под маской смирения и заботы о народе он скрывал ненасытное честолюбие; добродетель он почитал лишь для видимости, в той мере, которая могла способствовать его восхождению.
Сперва он решил добиться расположения народа и знати, умело рассыпая при каждом удобном случае тысячи благодеяний. Невинные обрели в нем неподкупного защитника; законы — ревностного, кроткого и честного со всеми блюстителя. Он сделался максимально доступным, избегая при этом излишней близости; неизменно действуя под предлогом общественного блага, он постепенно поднимался все выше, но никто даже и не догадывался, что в этом и состояла его задумка, — так он умел обмануть осторожность знати и недоверие народа.
Увидев, что план его работает, он объявил себя покровителем московитов, после чего ему удалось под благовидным предлогом отделаться от опекунов, назначенных Васильевичем перед смертью в помощь Федору12.
Якобы в награду за их рвение, он отправил их управлять отдаленными провинциями, наказав объявить войну татарам, которые постоянно совершали набеги на Казань и Астрахань. Понимая, что единственным препятствием для осуществления его замыслов отныне является юный Дмитрий, он решил и здесь себя обезопасить.
Царевича заботливо воспитывала в Угличе его мать царица. Было бы весьма непросто отобрать любимое дитя у матери без угрозы разбудить мятеж в большой провинции, но изобретательный ум правителя нашел способ обмануть царицу. От имени царя он послал слуг за ее сыном якобы для того, чтобы обеспечить ему лучшее воспитание, соответствующее его происхождению. Слугам было приказано зарезать ребенка, как только он окажется в их руках, но этому жестокому плану не суждено было осуществиться. Воспитатели Дмитрия, поддерживавшие тайные связи с московским двором, были уведомлены о его замыслах и постарались предотвратить их13.
Царица наслаждалась в Угличе роскошью, подобающей вдове великого монарха. Она особенно любила жену Годонова14, одного из приближенных слуг, их единственный сын воспитывался вместе с Дмитрием, причем два мальчика обнаруживали такое сходство друг с другом, что она и сама порой их путала. Она поведала свою тайну Бомирке (так звали жену Годонова), рассказав ей, как напугала ее попытка жестоких министров Бориса украсть ее сына. Искренне любившая Дмитрия Бомирка замыслила отважный план его спасения от рук варваров и детоубийц. Втайне от своего мужа и царских слуг она предложила царице подменить царевича на своего собственного сына.
Тронутая этим проявлением дружбы царица, несмотря на бесконечную любовь к сыну, долго не могла заставить себя принять столь щедрое предложение, однако близость опасности все же заставила ее решиться.
Бомирке было легко выполнить обещанное, но при виде единственного сына, которого ей предстояло лишиться, материнская любовь проснулась, и вся ее сущность восстала против этого плана. Ужас, охвативший ее при мысли о необходимости отправить собственного сына на верную смерть, заставил ее пожалеть о неосторожном предложении, но, в конце концов, благородство взяло верх над природой: отныне она думала лишь о благосклонности царицы и печалях, от которых ей предстояло царицу избавить. Выпавшая ей честь спасти царскую кровь заставила ее позабыть о цене, которую за это предстояло заплатить. Она одела своего сына в роковые для него одежды и, не внемля все еще трепетавшему о нем сердцу, отважилась передать его царским слугам, которые вскоре расправились с ним с жестокостью, достойной скифов, своих древних предков.
Новость о предполагаемой смерти Дмитрия быстро дошла до Москвы, народ громко возроптал и даже собирался взять в руки оружие, чтобы отомстить за него. Борис на этот раз был особенно осторожен, зная, на что мятежная чернь способна в первые мгновения своей ярости. Он тихо сидел в своем дворце, тщательно скрывая гнев и досаду, но, видя, что недовольство в народе продолжает расти, и что иметь с ним дело столь же опасно, сколь и пытаться остановить его, этот умнейший министр самого трусливого и слабого из монархов, решил прибегнуть к хитрости, которая отвлекла бы толпу и не дала бы недовольству распространиться далее15.
Он поджег Москву с разных сторон, огонь быстро охватывал дома, построенные из кирпича и дерева, и с легкостью пожирал все на своем пути. Густой дым и темное зарево вселяли беспокойство и страх в сердце каждого, жуткие крики пронзали воздух и удваивали ощущение кошмара, целые площади сгорели дотла, руины прекрасных дворцов, уничтоженных огнем, являли собой ужасающие зрелище16.
При первых сигналах пожара Борис оказался во главе царской стражи, его видели повсюду, он раздавал указания тушить огонь, а после собрал всех погорельцев и пообещал им заново отстроить их дома, причем из камня.
Пока он общался с толпой народа, недостойный Федор дрожал от страха в самом дальнем углу своего дворца, но и там едва чувствовал себя в безопасности. Он согласился на все, чего хотел Борис для выполнения данных людям обещаний.
Это поведение Бориса сделало его абсолютным повелителем людских сердец, он понял, что его замысел близок к осуществлению, оставалось лишь совершить злодейство, которое ужаснуло бы человечество17: он избавился от государя, которого тысячи причин вынуждали его защищать.
Бесконечное горе, продемонстрированное им после смерти царя, обмануло доверчивый народ: но князья, бояре и прочие вельможи, наконец-то, раскрыли глаза и с ужасом увидели, какими средствами он пользовался для осуществления своих преступных намерений. Тем не менее, они сочли, что все возможные усилия по их пресечению будут бесполезны и поспешили предложить ему самому государство, которого он добивался якобы лишь ради своей сестры-царицы.
После нескольких хорошо продуманных отказов он уступил их мольбам, и был коронован на царство с великолепием, вызвавшим восхищение глупой черни.
Тем временем царевич Дмитрий воспитывался в Угличе под именем Гришки. Он успешно усваивал все, чему его обучали, сама царица под предлогом дружеского расположения к Годонову, считавшемуся отцом мальчика, неустанно следила за его поведением и сделала так, чтобы он выучился всему, что подобает знать наследнику великого рода. Учителя дивились тому, как легко ему давались самые абстрактные науки, а также его силе и ловкости при занятии самыми изнурительными физическими упражнениями.
Казалось, что природа использовала все свои силы, чтобы сотворить его; он был невысок ростом, но строен и ладно сложен, уже в очень раннем возрасте он обладал огромной силой. В его походке, во всем его облике читалось своеобразное благородство, выдавая благородство его происхождения. Его красота притягивала сердца окружающих, блеск его больших голубых глаз внушал одновременно любовь и уважение; под правым его глазом чернела родинка, еще ярче оттеняя белизну кожи. Лицо его было утонченным и одухотворенным, оно светилось спокойным и благородным достоинством. Внешность его при всем изяществе черт не казалась ни изнеженной, ни женственной18.
Качества души и духа соответствовали очарованию его внешности. Он был добр, щедр, храбр, любил славу и мечтал об известности у потомков. Его сердце естественным образом было склонно к нежности, но эта страсть, которая для других является источником позорной слабости, лишь делала его чувства благороднее и возвышеннее. Ему было семнадцать лет, когда не стало Годонова, которого он считал своим отцом. Его удивило спокойствие, которое он ощущал после этой смерти, природа молчала в его сердце, он не чувствовал того сильного горя, которое приносит сыну смерть отца; никакого волнения не возбуждала его кровь, казалось даже, что он втайне стыдился называть Годонова своим отцом. Он краснел от своего происхождения, против которого восставали его чувства, при этом он не мог спокойно слушать про корону и скипетр.
Царица с огромным удовольствием угадывала эти благородные чувства и никогда не упускала возможности укрепить их в его сердце. В ее свите было несколько юных девушек, происходивших из лучших окрестных семейств, ее маленький галантный двор грезил только лишь об удовольствиях, а молодой человек был истинным украшением этого двора. Юные красотки изо всех сил пытались завлечь его в свои сети, но ни нежные взгляды, ни лестные слова, ни тысячи мелких заигрываний, обладавших неким тайным смыслом, не были им замечены. Его влекла лишь слава, он грезил лишь о сражениях.
Царица боялась, как бы порывы его храбрости не навлекли на него какую-либо опасность, с которой он не сможет справиться. Он был ей так дорог благодаря своим замечательным качествам, но, прежде всего, он был ее сыном, а то, как она сумела чудесным образом вырвать его из когтей смерти, делало его еще более ценным. Она решила объявить ему тайну его рождения, дабы он вел себя осторожнее, и поделилась своим планом с опекунами, назначенных царем Васильевичем воспитывать царевича. Те одобрили план и даже поспешили его исполнить. Они искали его в замке, но затем узнали, что он по своему обыкновению отправился в лес охотиться. Едва пройдя несколько шагов по лесу, они увидели, что он борется с огромным медведем. В ужасе от грозящей ему опасности они поспешили на помощь, но Гришка, хоть и ослабленный потерей крови из полученной им довольно глубокой раны, не желал лишиться славы победителя столь грозного зверя. Он совершил обходной маневр и сокрушительным ударом снес зверю голову, которая откатилась на несколько шагов от тела. Его наставники были удивлены и очарованы его силой, но тут же заметили, что он изменился в лице, кровь текла из раны, силы покидали его, он пошатнулся и едва не упал, но они поспешили подхватить его. Тотчас послали известить царицу, она немедленно прибежала вся в слезах и увидела Гришку на руках у опекунов без чувств и неподвижного — тяжкое зрелище для любящей матери! «Мой сын, мой дорогой сын, — воскликнула она, — в каком состоянии вы предстаете предо мной? Силы Небесные! Неужели вы спасли его таким чудесным образом, чтобы вскоре погубить? Увы! Я надеялась, что в один прекрасный день его доблесть поднимет его на отцовский трон…» На этих словах он с усилием открыл глаза: «Что я слышу? — воскликнул он, узнав царицу, поспешившую к нему на помощь. — Я ваш сын, государыня?! Теперь я умру счастливым». Опекуны перенесли его в замок, где его рану осмотрели, она оказалась не опасной, но так как он потерял много крови, было решено, что ему необходим покой.
Царица удалилась, чтобы не вызвать ничьих подозрений своим слишком уж явным к нему участием; к счастью, никто из посторонних не слыхал слов нежности и боли, сорвавшихся с ее уст. Она приказала Бомирке, которую он считал своей матерью и которая любила его как родного сына, заботитться о нем пуще прежнего и раскрыть ему тайну его рождения.
Как только недомогание пошло на убыль, Бомирка поведала ему, что он сын царицы и царя Васильевича, и рассказала, почему его воспитывали под чужим именем. Невозможно описать его радость, когда он узнал о своем столь знатном происхождении, эта новость исцелила его быстрее любого лекарства.
Едва встав на ноги, он отправился к царице. Она была чрезвычайно рада, что сын более чем достоин своих царственных предков, и решила отправить его в Москву, дабы он продолжал совершенствоваться, а также завел друзей, которые в один прекрасный день смогли бы помочь ему выступить против узурпатора его короны.
Тем временем царь Борис мирно восседал на престоле, к которому так долго стремился, не упуская ни единой возможности заставить народ позабыть, сколь преступным путем он пришел к царствованию. Его благоразумие и кротость вернули народу радость и удовольствия, людям казалось, что они беззаботно живут под его правлением, и сам он обрел свое счастье в их счастье19.
Его двор славился изысканностью и великолепием, его сын и дочь привлекали ко двору молодых вельмож со всего государства и всех соседних монархов.
Царевич Федор Борисович, его сын, был высокого роста и статного сложения, обладал он и разумом, но этот разум был ни на что не способен; он был груб и свиреп, опьяненный своей властью и своим счастьем, он считал, что все должно подчиняться его воле, его гордость казалась тем более нелепой, что не поддерживалась ни единым добрым качеством.20 Сибирская царевна ростом была выше среднего, ее походка была благородной и величественной, живые и полные огня глаза могли бы пробудить нежность в любом сердце, у нее был маленький рот с ярко-алыми губами. Во всем ее облике сквозило невыразимое очарование, у нее была ласковая улыбка, а нежное и кроткое выражение делало ее бесконечно трогательной. Она обладала ясным умом и веселым нравом, не имевшим ничего общего с суровостью и грубостью, свойственным людям в тех краях. Царевна была щедра и отзывчива, добродетель направляла все ее поступки21.
Борис, рассчитывая укрепить свое положение иностранными союзами, пригласил ко двору принца Густава, сына шведского короля Генриха22, и принца Иоанна, брата короля Дании Христиана23.
Густав был героического сложения и внешности, обладал добрым и храбрым сердцем, он любил славу и во всех своих действиях руководствовался понятием чести. Его грациозные и предупредительные манеры смягчали гордое выражение лица. Он жаждал военной славы, но при этом был способен на самые нежные чувства.
Принц Иоанн был мал ростом, вида мрачного и грубого, имел коварный нрав, был тщеславен сверх меры, безжалостен в ненависти и жесток в мести. Он полагал, что для его удовольствий нет преград, что все люди родились лишь для того, чтобы угождать ему. Собираясь навредить кому-либо, он принимал вид кроткий и великодушный; его бесчеловечное сердце радовалось лишь несчастьям других людей.
Многие московские вельможи также немало способствовали процветанию двора, среди них следует особо отметить князей Шуйского, Голицына, Худуна24 и Мстиславского.
Поскольку мы намерены уделить много места князю Шуйскому в нашей истории, думаю, теперь самое время вам его представить.
Князь Шуйский был одной из тех беспокойных душ, которые, кажется, родились для того, чтобы изменить весь внешний облик земли. Он был смел до дерзости, предприимчив до безрассудства, презирая религию, он использовал ее лишь в политических целях, он умел приспосабливаться к моменту, был учтивым или надменным, когда это было ему выгодно. Он был умён, всегда строил великие планы, был трудолюбив и неутомим, от природы добр и даже щедр, но пожиравшие большие амбиции позволяли ему прислушиваться лишь к тому, что могло быть использовано для их удовлетворения. В целом же в нем было достаточно качеств, чтобы стать как великим человеком, так и великим злодеем25.
Благодаря своему происхождению и значительному положению, которое он занимал при дворе, он осмелел настолько, что обратил свои взгляды на Сибирскую царевну, не опасаясь конкуренции со стороны двух принцев, которым царь позволил за ней ухаживать. Князь не осмеливался оспаривать ее у принцев или заявлять о своих чувствах открыто, но никогда не упускал случая доставить удовольствие или угодить ей. Его соперники были озабочены тем же самым, поэтому двор наслаждался праздниками, весельем и удовольствиями, чему способствовало состояние глубочайшего спокойствия, в котором пребывала держава.
Так выглядел двор, когда в нем появился Дмитрий под именем Гришки; сначала всеобщее внимание привлекла его милая внешность, а вскоре его храбрость и сила завоевали все сердца.
Принц Иоанн любил царевну весьма пылко и постоянно старался дать ей это понять; она же едва замечала его, питая к нему смесь равнодушия и презрения. Принц Густав был встречен ею гораздо более благосклонно, она отдавала должное его достоинствам, но ее чувства к нему ограничивались одним лишь уважением. Ее сердце пока еще не было затронуто, так что ей нелегко было ощущать себя объектом ухаживаний принцев, она терпела их лишь по велению отца. Долгое время она отказывалась от праздника, который хотел дать в ее честь принц Иоанн, и всегда находила какой-нибудь предлог, чтобы отложить его, но, в конце концов, ей пришлось согласиться. Для праздника она выбрала принадлежавший царю дом в нескольких верстах от Москвы, где принц все устроил с великолепием, на которое способна лишь сила любви.
Все дамы отправились туда в повозках, а принцы следовали за ними верхом.
Желая воспользоваться случаем и увидеть весь двор, Гришка хотел было затеряться в толпе вельмож, но его благородный вид и искусство наездника очень скоро привлекли к нему внимание окружающих.
Царевна первая заметила его и дорого заплатила за приятное зрелище; румянец, покрывший ее лицо, объявил о ее поражении. Ее сердце охватило то неясное беспокойство, тот нежный трепет, которые свидетельствуют о зарождающейся любви. Царевна с удивлением почувствовала нарастающее волнение и угадала приближение любви, ибо не раз слышала о ней от других. Она обнаружила, что испытывает к этому приятному незнакомцу те самые чувства, которых так ждали от нее принцы. Поначалу ее гордость и благоразумие пытались противостоять этой зарождающейся страсти. Она твердила себе, что стыдно вот так поддаваться очарованию человека, быть может, без роду без племени, тогда как сердце ее нечувствительно к достоинствам двух принцев, которые вожделеют ее. Однако ее сердце было глухо к доводам разума, и, в конце концов, она полюбила еще сильнее. Когда настает роковой момент любви, когда сердце очаровано и делается чувствительным, его попытки сопротивляться всегда бесполезны, его стремление защититься приносит лишь еще большие муки без надежды на излечение.
Царевна не могла удержаться от того, чтобы обратить на Гришку внимание сопровождавших ее принцев. Густав проникся к нему восхищением, и с этого же момента воспылал к нему самыми теплыми и дружескими чувствами, но принц Иоанн не мог взирать на чужие достоинства без зависти и тоски.
В этот момент лошади, запряженные в повозку, в которой находилась царевна, закусили удила и понесли с такой прытью, что все испугались за ее жизнь.
Принцы немедленно устремились к ней на помощь, но лошади свернули с главной дороги, и помчались в сторону довольно глубокой реки, протекавшей неподалеку. Ни сила, ни ловкость возницы не могли сдержать этой стремительной гонки, лошади тащили повозку прямо в реку, царевне грозила опасность почти неминуемой гибели. Принц Густав прыгнул в воду, чтобы спасти ее, но сам оказался в опасности, поскольку не умел плавать. Тогда следовавший за ними по пятам Гришка ринулся в реку. Он одной рукой поддерживал царевну, подхватив другой Густава, пока не подоспели другие вельможи и не вытащили обоих.
Этот неприятный случай всех расстроил, и праздник решили отложить. Все вернулись в город, где новость быстро распространилась, и расположила всех в пользу Гришки.
Принц Густав, и без того ему симпатизировавший, сердечно поблагодарил его за оказанную услугу и заверил в вечной признательности. Гришка ответил на все эти знаки дружбы так, что понравился всем еще больше.
На другой день Густав представил его царю, который принял юношу благосклонно, нисколько не сомневаясь в его благородном происхождении и величии; царь полагал, что перед ним принц, которого привело ко двору желание путешествовать и который не хотел быть узнанным.
Между тем царевна с трудом оправилась от испуга, вызванного близостью опасности, которой она лишь чудом избежала. Ей приходилось делать над собой усилие, чтобы побороть в себе страсть, даже в зарождающемся состоянии столь сильную, что она лишь усугубляла общее недомогание. Царевна узнала, что спаслась от смерти благодаря вмешательству очаровательного незнакомца. Глубочайшая признательность соединялась в ней с симпатией к нему и заставляла умолкнуть рассудок. Поначалу ей казалось, что, прислушиваясь к говорившим в его пользу чувствам, она испытывает лишь благодарность: едва полюбив, мы еще не осознаем, что любим. Однако вскоре сила этих ощущений не оставила сомнений в том, что она влюблена; видя, что сопротивляться бесполезно, она постаралась лишь скрыть свои чувства от того, кто породил их.
Как только она немного пришла в себя, Борис сам привел его в ее покои, преувеличивая значимость оказанной им услуги и благодарность, которую она должна к нему испытывать.
Ей хотелось спрятаться в каком-нибудь укромном месте, чтобы скрыть от отца свое волнение и проступивший на лице румянец. Она долго не могла взять себя руки, и, наконец, ответила царю таким тихим и слабым голосом, что он не преминул бы догадаться о причине ее волнения, если бы ее недомогание не отвлекло все его подозрения.
После этого царь почти сразу ушел, и разговор, которому его присутствие и значимость придавали серьезный и печальный тон, сделался более свободным и игривым. Царевна поблагодарила Густава за храбрость, с которой поспешил к ней на помощь, и оказала Гришке несколько знаков признательности, на которые он ответил так, что еще больше распалил ее. Он внимательно смотрел на нее, находил ее очаровательно-трогательной, но она была не властна над его сердцем. Когда сердце молчит, разум будет тщетно восхищаться красотой.
Тем временем в его взгляде, от природы нежном и томном, читалось столько страсти, что она была глубоко впечатлена. В глазах влюбленного все кажется любовью; она решила, что ее очарование зажгло в его сердце такую же страсть, что она испытывала к нему, и эта сладкая надежда наполнила ее решимостью не бороться со своим чувством. Когда нас любит достойнейший человек, трудно тешить себя этой любовью, не испытывая ответного чувства. Приняв желаемое за действительное, она всецело отдалась жгучей страсти, думая, что эта страсть взаимна. Она отказалась от дальнейшего сопротивления, голос разума утих, глаза озарились живым огнем, наполнившая ее сердце радость отразилась и на лице, еще выгоднее оттенив ее красоту, так что почти все сердца оказались подвластны ей, кроме того, которое она хотела завоевать.
Датский принц почувствовал к ней еще более пылкую любовь; князь Шуйский с трудом сдерживал пламя, которое эти чарующие взгляды зажгли в его сердце. Сколько неудач породил впоследствии этот роковой день, и сколько несчастий вызвали эти неразделенные страсти!
Принц Густав, чье сердце было свободно от страстей, вскоре заметил чувства, которые царевна питала к Гришке. Густав не был влюблен в нее и ухаживал, лишь следуя воле отца. Он был рад, что она симпатизирует его другу и надеялся, что она сможет сделать его невероятно счастливым.
Тем временем здоровье царевны полностью восстановилось, и не чаявший в ней души царь решил отпраздновать это событие вместе со всем двором. Поскольку она сама занималась устройством праздника, в нем не было ничего от грубости, присущей здешнему народу, — это был замечательный бал, на котором Гришка мог бы в полной мере насладиться ее благосклонностью.
Мысли о мести, неотступно занимавшие его с самого приезда в Москву, сперва не давали ему заметить все ухищрения, направленные на завоевание его сердца, но, в конце концов, взгляды, которые постоянно бросала на него царевна, выдали ее чувства к нему. Несмотря на ее красоту и ее ум, он видел в ней лишь дочь узурпатора, с которого он намеревался спросить за утраченное. Ее симпатию он расценивал как оскорбление, лишь усиливавшее его ярость; ее происхождение было ему ненавистно, он воспринимал ее любовь как средство отмщения ей и всем своим видом изображал полное к ней равнодушие.
Царевне было больно видеть это безразличие, она так надеялась воспламенить его сердце так же, как он воспламенил ее собственное. Она небезосновательно полагала, что он заметил ее попытки поймать его взгляд, но вместо ответа на эти проявления любви он избегал ее и уходил от разговоров, поводы для которых она так тщательно подыскивала. Это причинило царевне острую боль и погрузило в столь трогательную печаль, что принц Густав не мог остаться равнодушным. Он заметил, что ей приходится делать над собой усилие, чтобы отвечать принцу Иоанну, не отходившему от нее ни на шаг. Чтобы хоть немного облегчить ее страдания, он увел принца Иоанна в сторону под предлогом важного разговора.
В этот момент царица, отличавшаяся слабым здоровьем, упала в обморок. Это нарушило всеобщее веселье, поскольку царь, нежно ее любивший и встревоженный ее нездоровьем, остановил праздник и сам попытался привести ее в чувство. Принц Густав, удивленный безразличием Гришки к царевне, пожелал узнать его причину и вышел вслед за ним. «Гришка, — сказал он сказал он, — ваше поведение по отношению к царевне удивляет меня. Не знаю, должен ли я отнести это на счет вашей дружбы ко мне. Думаете ли вы, что я влюблен в нее и избегаете ее взглядов из нежелания стать моим соперником? Если именно это движет вами, я чрезвычайно вам признателен, но, чтобы вы впредь могли действовать свободно, я открою вам свои чувства. Хоть царевна и обворожительна, она нисколько не затронула мое сердце, я оказываю ей знаки внимания только по воле моего отца, уверенного в том, что лишь союз с Борисом может положить конец распрям, с давних пор разделяющим Швецию и Московию. Но ваши интересы дороже мне соображений боязливой политики. Царевна питает к вам чувства, от которых ничто не заставит ее отказаться, ваши достоинства привлекают ее, признательность к вам переросла в любовь. Воспользуйтесь милостью судьбы: ваши добродетели очаровали Бориса, царевича Федора народ ненавидит, вы можете, ответив на любовь царевны и направляя разум ее отца, в один прекрасный день стать государем Московии. Подумайте еще раз, воспользуйтесь представившейся возможностью, будьте осторожны: если вы сейчас упустите ее, другого раза может не быть».
Гришка прекрасно видел, как относится к нему царевна, и понимал, что, ответив на ее чувства, он смог бы взойти на трон предков, но благородство не позволяло ему через какие-либо соглашения с врагом получать то, что принадлежало ему по рождению и что его храбрость позволяла ему отвоевать.
«Сударь, — ответил он принцу, — невозможно еще более ценить вашу доброту, но я не могу ею воспользоваться. Очарование царевны ничуть не задело мое сердце, ничто не может заставить меня изображать чувства, которых я не испытываю».
Этот ответ вызвал у принца еще большее удивление. Он понимал, что Гришка явно благородного происхождения, но он не мог себе представить достаточно веских причин для отказа от того, о чем могли лишь безнадежно грезить знатнейшие принцы. Он не удержался и поделиться с Гришкой своими мыслями.
Гришка считал, что еще не время обнаруживать свое происхождение. Он ответил, что тайные соображения, которые он не в силах раскрыть, полностью отчуждали его от царевны. Он находил ее достойной любви, но мог лишь ее ненавидеть.
Густав предпринял еще несколько попыток преодолеть отвращение, казавшееся ему несправедливым и необоснованным, но видя, что сердце Гришки неприступно, он попрощался и ушел.
Тем временем князь Шуйский испытывал к царевне такую страсть, что не в силах был далее держать ее в себе. Прежде ему удавалось скрывать ее под маской совершенной преданности, лишь глаза порой выдавали его, но эти красноречивые взгляды не были замечены. Царевна видела в нем лишь друга и относились к нему исключительно ласково, поверяла ему свои самые сокровенные мысли. Он мог видеть ее почти в любое время, и эта свобода лишь позволяла ему открывать для себя все новые прелести, еще больше распалявшие его страсть и усиливавшие боль, ибо он не мог даже надеяться на то, чтобы заполучить ее. Он чувствовал себя еще более несчастным оттого, что она была исключительно добра к нему, но это доброта была продиктована чувствами совсем иного свойства. Ему приходилось постоянно подавлять свою страсть, и при этом у него даже не было возможности кому-либо пожаловаться — высшее несчастье всегда скрывать свое горе! Печаль и вялость, которые он с некоторых пор заметил в царевне, заставили его опасаться, что причиной их стал кто-либо из его соперников, что он опоздал, и сердце ее уже занято другим. Это опасение побудило его искать случая, чтобы наконец признаться ей в своей любви.
Между тем царевна страдала ничуть не меньше, безразличие Гришки причиняло ей острейшую боль. «Он меня не любит, — говорила она своей доверенной служанке Велике, — и мне не следует надеяться, что он когда-нибудь полюбит меня».
Привычка и время не способствуют рождению любви, она рождается с первого взгляда. Если некая склонность или привязанность не появятся с самого начала, далее возможно лишь уважение, но не любовь.
Она не подозревала, с каким рвением Густав отстаивал ее интересы: принц по-прежнему пытался воспламенить сердце Гришки, но все усилия были бесполезны, все восхваляемые им прелести царевны, казалось, лишь еще больше отдаляли их. Густав счел, что время и ее красота помогут победить эту неоправданную ненависть, для чего решил почаще приводить его во дворец и устроить ему встречу с ней. Такая возможность вскоре представилась. Однажды царевна была одна в своих покоях с несколькими служанками. Он ловко сумел их отослать и оставить ее одну с Гришкой.
Тот невольно покраснел и был немного зол на Густава за его хитрость. Тем временем царевна, не имевшая до тех пор случая поговорить с ним хоть минуту, была в восторге от представившейся возможности, возникшей без какого-либо ее участия. «Сударь, — сказала она, — смею ли я спросить, что привело вас к нашему двору? Ваш приезд оказался столь благоприятным, что государь, без сомнения, сделает все возможное, чтобы задержать вас здесь».
Эти слова вывели его из состояния волнения и неловкости. «Сударыня, — ответил он, — желание путешествовать заставило меня покинуть родные края; я хотел повидать самые красивые дворы Европы и начал с Московского, который хвалят за великолепие и изысканность. Я благодарю судьбу за то, что прибыл сюда как раз вовремя, чтобы спасти ярчайшее украшение этого двора».
Царевна была в восторге от этого ответа, объясняя любовью то, что было продиктовано лишь учтивостью. Она спросила его, долго ли он намерен оставаться в Москве, не встретил ли он здесь кого-то, кто мог бы его удержать. Он прекрасно понимал, с какой целью она задает ему этот вопрос, однако, как ни хотелось ему убедить ее в своей нечувствительности, подобрать нужные слова ему было не так-то просто. Наконец, он ответил, что его сердце всегда отвергало любовь, он никогда не желал почувствовать страсть, которую не считал себя способным вызвать в другом человеке. Затем он добавил, что, если он и решится полюбить, то не в стране, где он не смог бы остаться.
Эти последние слова он произнес с весьма равнодушным видом, давая понять царевне, что ей не следует надеяться на ответные чувства.
Князь Голицын, появившийся в дверях покоев, избавил Гришку от продолжения неприятного разговора, и, чтобы покончить с ним, он тотчас же вышел. Принц Густав последовал за ним, снова надеясь преодолеть холодность, с которой тот встречал любовь царевны. Видя, что растопить его сердце не удается, принц перестал заговаривать на эту тему.
Трудно передать, как горька была царевне мысль о том, что ей не суждено никогда быть любимой. «Неужели, — говорила она Велике, — мне не стоит даже надеяться когда-нибудь тронуть его сердце? Он видел мою слабость и не воспользовался ею? За что мне такое несчастье? Я равнодушна к двум принцам, которые обожают меня, и я унижаюсь понапрасну ради человека, чье происхождение, быть может, значительно ниже моего». Слезы и рыдания прервали ее стенания; преданной Велике хотелось утешить ее, но никакие слова не могли унять ее боль. В этот момент ей сообщили, что царь желает ее видеть.
Принц Иоанн26, видя, что все его ухаживания не трогают царевну, и опасаясь, как бы разные заслуги не принесли Густаву то, в чем ему, Иоанну, было отказано, сумел заставить действовать в своих интересах Худуна и Мстиславского, приближенных царя. Он обещал им солидное вознаграждение, если они сумеют сделать его счастливым. Они указали Борису, что пришло время сделать выбор в пользу одного из принцев, прибывших ко двору в надежде жениться на царевне. Они добавили, что по политическим соображениям принц Иоанн предпочтительнее принца Густава. Последний, взойдя на трон после смерти своего отца, увезет царевну в Швецию, в то время как Иоанн, обязанный ему своим счастьем, останется навсегда при дворе и будет поддерживать его сына-царевича. Худун и Мстиславский указали на опасность укрепления мощи врага, и без того весьма грозного. Царевна стала бы для Густава поводом для волнений в империи, которую он, возможно, даже захочет отобрать у царевича, неспособного защитить страну. В конце концов, они так настроили его уже слабеющий разум, что он согласился выдать царевну за принца Иоанна и тотчас же послал за ней, чтобы объявить свою волю.
Царевна, не подозревая о намерениях отца, вытерла слезы и поспешила в его кабинет, где он объявил ей, что сделал выбор в пользу принца Иоанна, и велел ей относиться к нему как к суженому.
Эти слова так удивили ее, что она не нашла в себе сил ответить. Борис, не мысливший, что она может воспротивиться его воле, принял ее молчание за согласие, и вышел из кабинета. Она последовала за ним, пряча боль внутри себя.
Оказавшись в своих покоях, она бросилась на постель и дала волю вздохам и слезам, не в силах более сдерживаться. Она так жалобно сетовала, что Велика крайне обеспокоилась состоянием своей госпожи. Она опустилась рядом на колени и спросила о причине ее страданий.
«Мало того, — отвечала та слабым голосом, то и дело вздыхая, — что меня не любит тот, кого я полюбила, так меня выдают за того, кто мне ненавистен. Я должна стать женой принца Иоанна». От горя у нее перехватило дыхание, и стоны сделались единственными признаками жизни, которые она подавала.
В этот момент князь Шуйский вошел в ее покои. Он не в силах был далее бороться со своей страстью и пришел объявить о ней той, что являлась ее объектом. Царевна уважала его и позволяла ему приходить без предупреждения. Увидев его, она зарыдала пуще прежнего. Что за зрелище для влюбленного! Он бросился на колени, устремив на нее взгляд, полный нежности и печали. «Вам ли плакать, сударыня? — сказал он. — Грусть — удел несчастных. Кто смеет нарушать спокойствие вашей души и причинять вам горе? Говорите же, сударыня, говорите, и, если в моих силах утешить вас, располагайте моей жизнью». «Увы, — ответила она с трогательной слабостью, — моей беде нельзя помочь. Отец хочет, чтобы я вышла замуж за датского принца, — продолжала она. — Силы Небесные! Неужели вы допустите, чтобы этот брак совершился?»
Эти слова глубоко опечалили князя. «Нет, сударыня, — воскликнул он в порыве страсти, — нет, вы никогда не станете женой принца, даю вам слово. Я не смогу видеть вас в объятиях этого недостойного соперника? Чтобы он обладал вами? Чтобы он видел вас каждую минуту, тогда как другие влюбленные томятся, не смея даже заявить о своей любви к вам? Но что я такое говорю? Я не в силах больше сдерживать в своем сердце страстную любовь к вам. Простите, сударыня, это дерзкое признание, долгое время уважение заставляло меня лишь тихо вздыхать, я сдерживал свои рыдания. Я всегда скрывал от вас свою страстную любовь, я бы скрывал ее и впредь, если бы мое сердце, теряющее всякую надежду, было мне подвластно. Пускай моя нежнейшая любовь не обижает вас, я обещаю молчать о ней, лишь мои глаза будут всегда говорить вам, что я ваш самый верный поклонник».
Царевна была так взволнована и так удивлена его словам, что не нашла в себе сил прервать его. Она относилась к нему с уважением и вниманием, его советы нередко направляли ее поступки, и эти его чувства к ней привели ее в отчаяние, ей хотелось, чтобы он позабыл о них или никогда больше о них не упоминал. «Вот и вы, Шуйский, — ответила она, — объявляете себя моим врагом, вы, на кого я рассчитывала как на верного друга. Но я хочу верить, что вы только что сказали мне все это не подумав, и я готова все забыть, чтобы мне не пришлось наказывать вас за дерзость. Впредь никогда не говорите со мной о любви, не которую я не хочу и не должна отвечать».
Князь был более возмущен равнодушием, с которым она произнесла эти слова, нежели самым резким ответом. Он увидел, что она испытывала к нему презрение, и был сражен горем. Однако в надежде разрушить ее будущий брак и, быть может, в один прекрасный день добиться от нее взаимного чувства, он спрятал свою боль и гнев, и решил сделать все возможное, чтобы помешать счастью своего соперника.
Он подумал, что следует сообщить принцу Густаву о предпочтении, которое было отдано принцу Иоанну. Он отправился к принцу и объявил о выборе царя, стараясь всячески настроить его и против соперника, и против царя. Даже не будучи влюбленным в царевну, Густав был раздосадован, узнав, что ему предпочли принца Иоанна. Он полагал, что его слава и доблесть должны были бы предотвратить столь несправедливой выбор, и он решил употребить все средства, чтобы добиться его отмены. Он поблагодарил князя Шуйского за предупреждение, не желая знать, какие соображения им двигали. Князь смотрел на все лишь с точки зрения собственного невезения в случае, если кому-либо из двух принцев отдадут предпочтение. Между тем, видя охвативший Густава гнев, он подумал, что тот пойдет на все, лишь бы разрушить счастье принца Иоанна, более того, он надеялся воспользоваться их враждой и уничтожить двух соперников их же силами.
Тем временем принц Иоанн был вне себя от восторга: он страстно любил царевну, а Борис пообещал ему ее. Близость счастья вызвала в нем невероятное волнение. Конечно, он не был уверен, что любим ею, но не верил, что никто никогда не сможет получить это преимущество. Желая знать, как она восприняла волю своего отца, он направился в ее покои, откуда как раз вышел князь Шуйский. Увидев печаль на ее лице, он был очень тронут. «Я не ожидал, сударыня, — сказал он, — увидеть в вас так много грусти в день, как мне казалось, предназначенный лишь для радости. Вы противитесь счастью, которым царь наградил меня? Я был бы очень огорчен, сударыня, если бы причинил вам боль. Мое постоянство и моя любовь смогут завоевать ваше сердце, но, если они останется закрытым, я не хочу вас неволить. «Сударь, — ответила она, с бесконечной тоской, — нам не дано прислушиваться к своему сердцу, когда вершатся наши судьбы. Дочь царя, жертва варварской политики, может лишь повиноваться, не следует ждать от нее ничего иного».
«Так вы, сударыня, — отвечал он, — повинуетесь против своей воли, вы невинная жертва, которую я силком потащу к алтарю? Нет, чтобы ни говорило мне сердце, я не стану злоупотреблять правом, данным мне вашим отцом. Вы свободны, сударыня, я не желаю, чтобы вы принадлежали мне иначе, как по собственной воле. Я не буду счастлив ценою терзаний вашего сердца».
«Повторяю вам, сударь, — ответила ему царевна, — я знаю, что значит послушание. Оставьте мое сердце в покое, и вот вам моя рука».
«Без вашего сердца, сударыня, — ответил он, — смогу ли я быть счастливым? Именно сердце ваше я хотел бы затронуть? Все мои ухаживания, все мои вздохи — ради чего они были, как не ради вашего сердца, которое мне ценнее всех корон вместе взятых».
«Однако, — сказала она, — мне кажется, вам не о чем особенно беспокоиться. Если бы вы хотели угодить мне, вы бы посоветовались со мной, прежде чем просить моей руки у отца. У вас были свои причины, я не желаю их знать. Вам удалось убедить царя, он велел мне относиться к вам как к будущему супругу, я повинуюсь его воле, — добавила она, уронив несколько слезинок, которые не сумела сдержать, — не требуйте от меня большего». С этими словами она встала и заперлась в своей комнате. Принц знал, что она тайно ненавидела его так же сильно, как он пылал к ней страстью. Сначала он почувствовал острую боль, но удовольствие от одержанной над соперником победы утешило его. Он решил, что долг сделает с сердцем царевны то, чего не сумела сделать любовь, что она полюбит в качестве супруга того, кого ненавидела как поклонника. Он покинул ее покои и спустился в дворцовый сад, где его должны были ожидать Худун и Мстиславский.
Идя по аллее с двумя приближенными царя, он увидал принца Густава. Принц же, преисполненный намерения разрушить его счастье любой ценой, едва завидев его, решил с ним драться. С этой мыслью Густав подошел к нему и, заявив, что желает поговорить с ним без свидетелей, отвел его в небольшую рощицу в конце аллеи. Смерив его надменным взглядом, Густав сказал: «Принц, докажите мне, что вы достойный соперник. Я пытался завоевать сердце царевны, не прибегая к позорным ухищрениям, вроде подкупа ее отца. Я хотел видеть в вас равного себе и оспаривать ее лишь с помощью своих добродетелей, не упоминая о преимуществах, данных мне от рождения и достаточных для того, чтобы заполучить ее. Теперь же я узнал, что вы подкупили министров и приближенных царя, чтобы склонить его в свою пользу».
«Сударь, — отвечал принц, — я считаю, что в любви, как на войне, все средства хороши для обеспечения победы. Если у вас достаточно уверенности в собственных добродетелях, чтобы полагаться лишь на них одних в борьбе за сердце царевны, почему я должен подражать вам?»
В этот момент Худун и Мстиславский появились у входа в рощу. Заметив, с каким настроем Густав подошел к своему сопернику, они испугались, что он нападет на него и что принц Иоанн уступит его силе, и пришли разнять их. Густав, видя, что его план не удался, удалился, бросив на принца угрожающий взгляд.
Тем временем Гришка, ни о чем не подозревая, прогуливался в другой части сада и мечтал о том, как в скором времени отнимет у Бориса скипетр. Пересекая одну из аллей, он увидел царевну с ее служанкой. Он хотел избежать встречи с ними и, стараясь не попасться им на глаза, вошел в небольшую беседку, находившуюся поблизости, и присел в глубине на скамью из дерна.
Царевна, не заметив его, некоторое время продолжала гулять, печально глядя себе под ноги и не произнося ни слова, затем она решила отдохнуть в той самой беседке, где он укрылся от нее. Поскольку внутри царил сумрак, ему несложно было спрятаться. Царевна некоторое время молчала, а затем, непрестанно вздыхая, обратилась к любимой Велике.
«Видишь, как все время жестока ко мне судьба, мне кажется, она хочет излить на меня весь свой гнев. Мало того, что она зажгла меня пламенем неразделенной любви, так те сердца, от которых я хотела бы безразличия, становятся чувствительными и преследуют меня. Роковая красота, плохую службу ты мне сослужила. Отчего ты бессильна перед единственным сердцем, которое я желала бы покорить? В довершение всех моих несчастий князь Шуйский любит меня и только что признался мне в этом. Мне страшно, милая Велика, роковое предчувствие терзает меня и волнует непрестанно, мне кажется, что его страсть принесет мне одни лишь несчастья. Признаюсь, я ценила его, но он не должен был злоупотреблять этим. Я постоянно замечаю его дурные свойства, которые он тщетно стремится скрывать, осознание этого тревожит и печалит меня. Он, не задумываясь, пойдет на самые страшные преступления, напрасно он пытается скрыть свой свирепый и жестокий нрав, его гложет чрезмерное честолюбие, у него жестокое сердце, ради своих целей он готов на все. Пока еще я льщу ему, я сдерживаю его, чтобы предотвратить несчастья, которых я опасаюсь. Не за вас я боюсь, принцы-соперники, пускай он принесет вас в жертву, если захочет, но, если однажды я увижу, как от его удара падешь ты, мой возлюбленный, я погружусь в пучину отчаяния. Ибо я все равно люблю тебя, несмотря на твое безразличие. Похоже, любовь связала накрепко два сердца, которые судьба развела в разные стороны. Ах, Велика, думала ли ты когда-нибудь при виде толпы поклонников, стремящихся угодить мне, что однажды мне суждено будет полюбить неблагодарного, который ответит мне одним лишь презрением! В недобрый час я повстречала его! Я не могу не любить его, что-то глубоко внутри меня влечет меня к нему, раскрывает для него мое сердце. Услуга, которую он оказал мне, лишь ускорила мое поражение, я хотела лишь быть ему благодарной, но почувствовала нечто большее. Его ласковые взгляды в мою сторону заставили меня поверить, что он разделяет мою страсть. Обманувшись таким образом, я, увы, уже не пыталась побороть свои чувства, втайне мне даже нравилось подчиняться им. Но я полюбила неблагодарного, бесчувственного человека! Моя боль становится вся острее, меня хотят выдать замуж за принца, к которому я чувствую непреодолимую ненависть. До тех пор, пока любовь не поселилась в моем сердце, я безропотно ожидала уготовленную мне судьбу, я приняла бы ее без страдания. Ежели мне теперь не суждено быть вместе с возлюбленным, я скорее выберу смерть, чем буду принадлежать кому-то другому».
Таким образом царевна выражала свою боль, и благородство не позволило Гришке оставаться равнодушным. Ему стало жаль ее: она была красива, обладала тысячей добродетелей и была в него влюблена. Ответив на ее нежность, он мог рассчитывать в один прекрасный день взойти на отцовский престол, не подвергаясь опасностям сражений. Это были весомые доводы, и любой другой уступил бы им, но он слишком ненавидел весь род Бориса, чтобы оставить его на престоле.
В этот момент Велика заметила, что в беседке кто-то был и слышал их разговор, она вскрикнула и шепнула царевне, что ее подслушали.
Видя, что его обнаружили, Гришка не стал больше прятаться. Поскольку царевна не назвала его в своих стенаниях, он решил притвориться, что ему ничего неизвестно. Он сказал, что она может рассчитывать на его молчание, что он не намерен использовать то, что случайно услышал, и хотел тотчас уйти. Царевна была так удивлена и обеспокоена тем, что ее тайна раскрыта, что почти не в силах была остановить его. Его присутствие напоминало ей о ее слабости, стыд за подобное признание вызывал в ней муки гордости и любви. Однако мысль о том, что, возможно, узнав о ее страданиях, он смягчится, возродил надежду в ее сердце. Она была рада, что случай раскрыл ему то, в чем ее гордость и добродетель всегда мешали ей признаться.
«Почему вы бежите от меня, — сказала она, — отчего вы не используете мою тайну так, как мне бы того хотелось? Ибо, в конце концов, вы не можете не замечать, что я люблю вас, вы прекрасно видите, что вы — единственная причина моих страданий, но вас это ничуть не трогает».
Сердце героя вовсе не бесчувственно, ему жаль, что он вынужден причинять страдания, он сочувствует даже боли врагов, лишенных добродетели. Гришку весьма тронуло такое проявление любви, решимость его улетучилась, ненависть притупилась, жажда мести, всегда наполнявшая его сердце, уступила место другим, более кротким желаниям, мужество едва не покинуло его, чувство жалости обезоружило его гнев. Он со вздохом подумал, что не может полюбить царевну, такую очаровательную и такую нежную.
Царевна же была поглощена своими переживаниями. «Что сулит мне ваше молчание, — произнесла она с трогательным бессилием, — вы вздыхаете, но вздох ли это ненависти или любви? Откликается ли ваше сердце на мою боль? Могу ли я надеяться на такое счастье? Увижу ли я того, кто ответит на мою любовь, разделит мою нежность, будет вздыхать обо мне, как я вздыхаю о нем?.. Нет, мне не следует обольщаться».
Наконец, он ответил: «Не думайте, сударыня, что я равнодушен к вашему очарованию и добродетели, — я восхищаюсь ими непрестанно. Я был бы счастлив посвятить вам и свое сердце, и свою жизнь, если к тому не было непреодолимых препятствий. Да, сударыня, в самый момент нашего рождения Силы Небесные устроили так, что нам не суждено быть вместе, я с сожалением повинуюсь судьбе. Большего я сказать вам не могу, всей моей решимости едва хватает, чтобы не поддаться вашему очарованию».
С этими словами он вышел из беседки, оставив царевну в глубокой печали.
«Что он хотел сказать, — обратилась она к Велике, — этими словами, произнесенными так тихо и со вздохом. Я хотел бы посвятить вам свою жизнь и свое сердце. Что за препятствие мешает моему счастью? Каково его происхождение, его имя? Он скрывает от нас и то и другое, без сомнения, он является нашим врагом, но, если это так, не сможет ли любовь нас примирить? Что это за тайна, которую я не могу постичь? Он добавил, что он не смеет сказать мне большего. О жестокий! Вы уже сказали слишком много, вам не дозволено любить меня! В самый момент нашего рождения Силы Небесные устроили так, что нам не суждено быть вместе… Отчего же вы не сказали мне, что это за препятствие, мешающее моему счастью? Почему вы не договорили? Вы боялись усилить мою боль? Неопределенность, в которую вы погрузили меня, куда как страшнее. О, милая Велика, как же я несчастна! Теперь он знает меня, он знает самого себя, и он сказал мне, что мне не на что надеяться, что я не должна вовсе обольщаться».
Однако, когда ее боль слегка утихла, она начала прислушиваться к голосу разума и увидела некоторую надежду в продемонстрированной им чувствительности и решила, что со временем она, быть может, добьется большего. Вот так мы всегда тешим себя малейшей надеждой, хватаемся за нее, сколь бы призрачной она ни была, она утешает нас, придает нам сил, и мы не чувствуем себя окончательно несчастными, пока эта надежда не рассеется.
Тем временем Борис, узнав о ссоре между принцем Густавом и принцем Иоанном, решил предотвратить всякое ее продолжение и удалить Густава любой ценой, и вскоре ему представилась подходящая возможность.
Принц Иоанн, опасаясь силы соперника, считал счастье слишком зыбким, пока тот стоит у него на пути. Вознамерившись избавиться от него любым способом, он выбрал восемь смельчаков и посулил им щедрое вознаграждение за убийство Густава. Чего только негодяй не сделает за деньги! Злодеи пообещали выполнить поручение, не гнушаясь никакими средствами.
Однажды вечером, когда Густав вместе с Гришкой возвращались из дворца, на них напали в отдаленном переулке. Гришка тотчас схватился за шпагу и поразил первого нападавшего. Густав, обнаружив в нем столь храброго защитника, отважно последовал его примеру, расчищая себе путь ударами шпаги. Однако, пока Гришка противостоял двум наиболее отчаянным злодеям, остальные окружили Густава и набросились на него с такой яростью, что, как он ни защищался, они одолели бы его числом, если бы поблизости случайно не оказался князь Шуйский с тремя слугами. Убийцы в страхе бежали, успев легко ранить Густава в правую руку.
Князь, узнав своего соперника, был раздосадован тем, что спас его от смерти, но он хорошо освоил искусство притворства, поэтому не выдал своих мыслей и даже отвел его в свой дворец, где его рану перевязали.
На следующий день весь двор узнал об опасности, которой подвергся принц, но Борис не только не рассердился на принца Иоанна, считавшегося зачинщиком этого предательского нападения, но и весьма холодно принял Густава, который пришел просить справедливости, сказав ему, что он сам это заслужил и должен винить только себя. Возмущенный столь малым участием Густав не смог удержаться от ответа, гордо заявив, что в один прекрасный день он станет королем и тогда припомнит все обиды, сразу после чего он удалился.
Высокомерный Борис не стерпел подобной угрозы и хотел немедленно арестовать его, но, не будучи в состоянии вести кровопролитную войну против короля Швеции, он не стал ничего предпринимать без своего Совета. Он тотчас собрал Совет и изложил свой план, и поскольку Совет целиком состоял из сторонников принца Иоанна, все единогласно высказались за арест Густава. Однако это решение не удалось сохранить в секрете, Густава предупредили, и он поступил так, как подсказывало ему благоразумие. Он попрощался с Гришкой и спешно бежал от несправедливости царя и трусливых происков недостойных соперников27.
Царь желал лишь убрать его с глаз долой и с неохотой пошел на столь крайние меры, поэтому не стал его преследовать, а принц Иоанн и князь Шуйский были рады избавиться от серьезного соперника. Хотя принц Иоанн и был уверен, что царевна питала тайную ненависть к нему, он все равно хотел обладать ею. Он попросил царя исполнить свое обещание, и царь, которого больше не смущало присутствие принца Густава, с удовольствием согласился. Напрасно царевна пыталась доказать ему, что она еще слишком молода для помолвки, она даже тщетно признавалась в том, что ненавидит будущего супруга. Политика взяла верх над отцовской любовью, он был глух к ее горю и требовал от нее повиновения.
Она думала, что ее брат-царевич сможет повлиять на отца или хотя бы выиграть какое-то время, но жестокий царевич сухо сказал, что ей следует подчиниться. Видя, что пугающий ее брак должен был вот-вот состояться, а Гришка по-прежнему сторонился ее, она была вынуждена обратиться к князю Шуйскому, которого избегала с тех пор, как он осмелился признаться ей в любви.
Она нашла его грустно глядящим в окно с видом на красивый цветник и подошла якобы для того, чтобы тоже выглянуть в окно. Он хотел было уйти из вежливости, но она остановила его. «Послушайте, Шуйский, — сказала она, — царь хочет, чтобы я стала женой принца Иоанна и дал мне лишь неделю на подготовку. Не печалит ли вас мое грядущее замужество?»
Из ее слов князь понял, что она ненавидит его соперника, и решил, что сможет этим воспользоваться и вызвать в ней ответную любовь. С этой мыслью он ответил: «Если бы мне посчастливилось, сударыня, вызвать в вас нежные чувства, я скорее предпочел бы умереть, нежели принять брак, который кажется мне величайшим из несчастий. Но я непрестанно твержу себе, что вы равнодушны к моей любви, что я не должен надеяться, что вы когда-либо ответите мне взаимностью, и, если даже вы не выйдете за принца Иоанна, я не стану счастливее. Если уж мне суждено потерять вас, я хотел бы, чтобы вы стали супругой принца, а не другого чужеземца, который увезет вас в страну, где я не буду иметь счастья говорить с вами и видеть вас».
Царевна заметила в нем большую надежду и не хотела, чтобы он утратил ее. «Если бы вы сумели, — мягко ответила она, — расстроить этот брак, вы могли бы надеяться, что время и ваша забота смогут вызвать во мне чувство и помочь мне настроить отца в вашу пользу. Я сказала, что не люблю вашего соперника, этого достаточно. Даже если бы я была так несправедлива, чтобы просить вас сделать что-то против ваших интересов, неужели вы не должны были бы согласиться? Разве не должен истинно любящий приносить себя в жертву ради любимого человека? Однако, — добавила она с досадой, — напрасно я полагала, что вы любите меня». «Ах, сударыня, — воскликнул он, — это я не люблю вас? Как вы можете сомневаться? Разве все эти ухаживания, все эти вздохи недостаточные доказательства? Я безропотно переносил вашу суровость, не упрекая вас ни в чем, а вы сомневаетесь в моей любви? Сударыня, вам нужны новые доказательства, вы хотите, чтобы я поступал по-вашему, и, когда я начну действовать себе во вред, тогда вы будете довольны».
С этими словами отвесил глубокий поклон и оставил ее, чтобы подумать, каким же образом сдержать свое обещание.
Боясь вызвать у царя подозрения, он не осмеливался сам просить его отложить свадьбу, считавшуюся делом решенным. Он пробовал действовать через своих друзей, используя даже авторитет патриарха, с которым царю приходилось считаться, но, увидев, что это ни к чему не приводит, он решил самостоятельно устранить соперника.
Он позвал одного из слуг, который обещал в надежде на щедрое вознаграждение, подсыпать яд в его кубок, едва тому поднесут питье. Князь раздобыл самого быстродействующего яда и отдал его злодею, который сумел с исключительной ловкостью осуществить коварный замысел.
Конец ознакомительного фрагмента.
Оглавление
- ***
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Царь Дмитрий. Московская история предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Примечания
1
Луи Морери (1643–1680) — французский энциклопедист. Жак Маржерет (ок.1565–1619) — французский профессиональный солдат, наемник в звании капитана; участник войн Лиги на стороне Генриха IV; с 1600 г. на русской службе. Адам Олеарий (1603–1671) — немецкий путешественник. географ, историк. Ян Янсон (1588–1664) — голландский картограф. Бареццо-Барецци — венецианский типографщик и книгопродавец. Жак Огюст де Ту (1553–1617) — французский историк и государственный деятель. Клод Маленгр (1580–1653) — французский историк.
2
Примечательно, что и в отечественной литературе наблюдались подобные сцены: в трагедии А.П. Сумарокова «Димитрий Самозванец» (1771) Ксения также свободно гуляет с возлюбленным по подмосковным лугам. При этом Ксения у Сумарокова приходится дочерью Шуйскому, а не Годунову. Если юный французский писатель мог не знать многих русский реалий, то Сумароков фантазировал намеренно, следуя законам жанра и определенному творческому замыслу.
3
Собрание сочинений Шиллера в переводе русских писателей. Под ред. С. А. Венгерова. Том III. С.–Пб., 1901. — Предисловие к"Димитрию Самозванцу". Проф. Е. Ф. Шмурло.
4
Издана в 1606 году. — Здесь и далее примечания автора. (На самом деле первое издание книги Маржерета осносится к 1607 г. — Примечание переводчика.)
5
Соперник Дмитрия, который зарезал его с целью заполучить трон. (Примечательно, что в конце романа Ля Рошеля Шуйский убивает Дмитрия выстрелом из пистолета. — Примечание переводчика.)
10
Автор преувеличивает: царь Федор был слаб здоровьем, набожен, не властолюбив, однако никакими «низкими наклонностями» не отличался. — Примечание переводчика.
12
Имеется в виду, прежде всего, ярый противник Годунова Богдан Бельский. сосланный в 1600 г. на Украину строить город Царев-Борисов, а позднее сосланный в Сибирь (по другим данным посаженный в тюрьму). — Примечание переводчика.
