Ацтеки. Воинственные подданные Монтесумы

Жак Сустель, 1962

В книге исследуется история блестящей и могущественной империи ацтеков, распространившей свое влияние от Мексиканского залива до берегов Тихого океана. Автор знакомит с повседневной жизнью народа, создавшего высокоразвитую культуру, исчезнувшую в результате испанской экспансии, культуру, которой может гордиться человечество. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

© Перевод, «Центрполиграф», 2020

© Художественное оформление, «Центрполиграф», 2020

* * *

Пока будет стоять этот мир, честь и слава Мехико-Теночтитлана не должны быть забыты.

Чималпаин Куаутлеуаницин

Введение

Прежде всего необходимо определить, какое место занимает предмет исследования этой книги в пространстве и времени, так как в течение двух или трех тысячелетий до нашей эры вплоть до рокового года вторжения европейцев (1519 год, или 1-й год Камыша, согласно местному календарю) на огромных просторах Мексики сменилось много различных цивилизаций. Они по очереди поднимались, как волны на море, и, как волны, исчезали, оставив руины.

Темой этой книги будет повседневная жизнь мексиканцев — «мешика», как они сами себя называли, — в начале XVI века. В конце каждого века, который по местному летоисчислению длился 52 года, проводился Великий праздник Нового Огня, «связующий годы». Последний такой праздник состоялся в 1507 году во время правления Монтесумы II Шокойоцина («младшего»). Мексиканская цивилизация была тогда в полном расцвете сил и молодости. Не прошло еще и ста лет с тех пор, как Ицкоатль (1428-1440), первый из великих правителей, основал союз трех городов. Один из этих трех был Мехико-Теночтитлан, который стал столицей. Именно в этом городе, на берегах и даже на воде озера, расположенного в углублении центральной долины на высоте 7500 футов и окруженного заснеженными вулканами, постепенно наращивалась мощь ацтеков. Спустя несколько десятилетий их господство распространилось на самую большую территорию, которую когда-либо знала эта часть света.

В то время, в 1507 году, на обширной территории от засушливых северных степей до жарких джунглей перешейка, от побережья Мексиканского залива до берегов Тихого океана никто не мог себе представить, что этой огромной империи, ее культуре, искусству, богам через несколько лет будет суждено кануть в историческом катаклизме, на фоне которого даже падение Константинополя кажется сравнительно незначительным. В Мексике никто не знал, что люди с белой кожей из другого мира уже прочно закрепились на островах западного моря с 1492 года. Должно было пройти 27 лет между первым путешествием Колумба и высадкой Эрнана Кортеса на континент, что было отсрочкой длиной в четверть века, в течение которой два мира жили бок о бок, не зная друг о друге, разделенные всего лишь узким морским проливом.

Les peuples tout enfants a peine se decouvrent

Par-dessus les buissons nes pendant leur sommeil^[1].

Эти строки де Виньи приходят на ум, когда мы размышляем об этом странном, остановившемся времени. В Европе современный мир начал вырываться из окружающих его привычных рамок: в том самом 1507 году, когда мексиканцы в очередной раз «связывали годы», зажигая новый огонь на вершине Уйшачтекатля, Лютер был посвящен в духовный сан. За год до этого Леонардо да Винчи написал «Джоконду», а Браманте начал строить собор Святого Петра в Риме. Франция была вовлечена в войну с Италией, а во Флоренции Никколо Макиавелли был министром внутренних дел. Испания нанесла поражение маврам в Гранаде и таким образом вернула себе последнюю из завоеванных у нее территорий; и непреодолимая экспансия побудила испанские каравеллы, солдат и миссионеров отправиться к только что открытым землям. Но пока волна не вынесла их за пределы островов — Кубы, Багамских, Таити. До побережья материка еще только-только добрались — это было побережье Гондураса и Дарьенского залива: ни один белый человек еще не знал, что за Юкатанским проливом и Мексиканским заливом лежат огромные территории со своими густонаселенными городами, войнами, государствами и храмами.

В Мексике точно так же ни о чем не подозревали, не имели ни малейшего понятия о том, что судьба уже стоит у дверей. Император продолжал методично организовывать жизнь на территориях, подчиненных мешика, правящему народу. Один за другим пали последние свободные города, и отдаленные тропические деревушки покорились власти высокогорной центральной равнины. Правда, некоторые маленькие государства сохранили свою независимость, особенно аристократическая республика Тлашкала, осажденный анклав посреди империи, отрезанный от торговли и рынков сбыта. Но шочияойотлъ, война, была необходима, когда во всей Мексике царил мир, ради служения богам и во славу солнца.

Прошло несколько лет, и завеса, скрывавшая один мир от другого, была сорвана, что явилось неизбежностью. И они стали лицом к лицу: стальные клинки против мечей из обсидиана, ружья против стрел и копьеметалок, железные шлемы против украшенных перьями головных уборов. Дворцы, пирамиды, насыпные дороги через озера, каменные статуи и маски из бирюзы, процессии, сверкающие драгоценными камнями и перьями, жрецы, короли, священные книги — всему этому было суждено растаять и исчезнуть, как сон. И прежде чем оно исчезнет, давайте попытаемся уловить переливающийся образ, великолепие и тени уже обреченного мира.

Пришедшие последними на центральное плато мешика, или ацтеки, как их иногда называли в память об Ацлане, мифической отправной точке их странствий, всегда считали себя наследниками блестящих цивилизаций, которые были их предшественниками. Их знания о прошлом не шли далее нескольких сотен лет: для них пирамиды Теотиуакана, которые мы относим к VI веку, были построены богами на заре мира, в то же самое время, когда они создали солнце и луну. Для них все высокие искусства, архитектура, скульптура, гравировка, мозаика из перьев, изобретение календаря появились благодаря бывшим обитателям Тулы тольтекам, культура которых достигла своей вершины в X–XI веках.

Мексиканцы поместили Тулу и ее короля-бога Кецалькоатля, Пернатого Змея, в далекое и сказочное прошлое: именно Кецалькоатль и тольтеки открыли искусства и науки, которыми с тех пор обладала Мексика. Но черная магия Тескатлипоки, темного бога ночного неба, восторжествовала, и сияющий Кецалькоатль, изгнанный из Мексики, отправился через Атлантический океан по «священной воде» или, как гласят другие предания, сжег себя на погребальном костре.

В хаосе, который последовал за падением Тулы, волна за волной набегали на центральное плато кочующие северные племена, которые были известны под общим названием чичимека, что соответствовало греческому слову «варвары». В этом месте легенда и история совпадают. В XII веке началось великое переселение, которое привело мигрирующие народы один за другим на юг. Это были охотники и воины, не имевшие жилищ, не умевшие возделывать землю или ткать. Эти племена, вступившие в соприкосновение с остатками тольтекской цивилизации и с оседлыми местными жителями-земледельцами, которые остались после крушения Тулы, вскоре основали деревни и города и приняли образ жизни предшественников. Вместо своих грубых диалектов они стали говорить на классическом науатльском наречии мексиканцев. Они построили города Кольуакан, Ацкапотсалько, Тецкоко, в которых аристократия жила исключительно культурной жизнью. Эти города боролись за главенство в долине, и каждый из них по очереди добивался его. И в этом мире, так напоминающем Италию эпохи Возрождения, полном сражений, заговоров и удивительных превратностей, бедное, непрошеное, униженное племя сумело овладеть несколькими маленькими болотистыми островами на озере своих могущественных соседей. Мешика основали свою столицу, жалкую деревушку из тростниковых хижин, вокруг храма Уицилопочтли, завистливого и упрямого бога, который был их проводником в течение ста пятидесяти лет их скитаний. Вокруг них простирались топи без признаков пахотной земли, дерева или камня для строительства; вся осушенная земля находилась в собственности уже упрочившихся городов, и они твердо держались за свои поля, леса и каменоломни. В 1325 году этим скитальцам впервые было разрешено поселиться в одном мрачном месте. Однако в этом месте они увидели знамение, обещанное им их богом: сидящего на кактусе орла, который клевал змею. Должно было пройти еще пятьдесят лет, прежде чем они достигли достаточного уровня организации и провозгласили своего первого монарха, Акамапичтли. И даже тогда мешиканское государство было еще настолько слабо, а его судьба так неопределенна, что они были вынуждены принять владычество Ацкапотсалько, для того чтобы выжить; они не могли освободиться от него до 1428 года.

Никто не мог разглядеть зарождающуюся империю в этих скромных начинаниях: никто, кроме «посланцев богов», воинов-жрецов, которые были служителями идола Уицилопочтли во время скитаний. Они толковали его пророчества людям и верили, что в конце концов исполнится его обещание и они обретут власть. Именно они образовали первичное ядро того правящего класса, который менее чем через двести лет должен был привести мешика на вершину их имперской власти.

К началу XVI века ничего не осталось от этого небогатого и скромного начала, кроме чинампас на окраинах города — оригинальных плавучих садов, которые остались с тех времен, когда безземельные мексиканцы были вынуждены создавать себе твердую почву, насыпая ил со дна озера на плетеные плоты. Мехико-Теночтитлан, Венеция Нового Света, гордо вознес свои набережные и пирамиды над водами: для двух десятков племен имя его императора Монтесумы означало величие и власть. Сюда стекались богатства провинций, чья роскошь постоянно возрастала. Со сказочных времен Тулы ни один индеец Мехико не видел таких чудес.

Нам известно о Мехико того времени, когда сюда пришли первые европейцы, из многочисленных путевых заметок, которые можно сравнивать и комбинировать. Археологические исследования в долине Мехико дали уже очень многое, и едва ли найдется такое место при раскопках, в котором нет ничего со времен ацтеков или даже более раннего периода. Уже найдено множество ритуальных и бытовых керамических сосудов, инструментов, оружия и скульптур. И все же постольку, поскольку мексиканцы обычно сжигали своих покойников вместо того, чтобы хоронить их, как это делали, например, сапотеки или миштеки, мы не располагаем почти неистощимым источником домашней утвари, одежды и украшений, которые хранят могилы в других местах. Более того, в самом Мехико не сохранилось ни одного древнего памятника из-за систематического разрушения города испанцами во время осады 1521 года и после нее. Парадоксально, но мы гораздо лучше знакомы с архитектурой VII века далеких майя, нежели с мексиканской архитектурой XVI века. Храмы и пирамиды Паленке или Яшчилана, затерянные в джунглях Чьяпаса, выдержали и натиски непогоды, и нашествие растительности в течение более тысячи лет, в то время как постройки Мехико исчезли по разрушительной воле человека.

Но отрезок времени, который нас интересует, отличается от других периодов богатством письменных источников. Мексиканцы интересовались своей историей; они были неутомимыми ораторами и большими любителями поэзии; их не оставляли равнодушными обычаи и изделия других племен. Но более всего они были озабочены будущим, поэтому придавали огромное значение знамениям и чудесам. Так, было создано огромное количество книг, написанных пиктографическим способом, который в то же время был и символико-фонетическим, по истории, истории в сочетании с мифологией, географии, обрядам и прорицаниям. Мексиканская культура знала книги; ей также были ведомы бюрократизм и кипы официальных бумаг. В империи ацтеков имелись черты правового государства, и каждый спор, каждое судебное разбирательство приводило к накоплению папок с документами: например, если две деревни спорили из-за пахотных земель, они подтверждали свои показания картами и своими родословными, чтобы доказать, что та или иная семья имеет права на данные поля.

Большая часть этих отчетов была сознательно уничтожена после испанского завоевания. Многие книги имели отношение к религии и магии: епископ Сумаррага повелел захватить их и сжечь вместе с другими, без сомнения, исключительно мирскими книгами, такими, как книги по истории и им подобные. К счастью, большое количество книг избежало огня; к тому же индейцы вскоре увидели преимущества алфавитного письма, которое привезли с собой европейцы, по сравнению с нечеткой и сложной системой, которой они пользовались до этого. Основываясь на старых пиктографических рукописях (некоторые из них были, несомненно, сохранены аристократическими фамилиями, несмотря на запрет), они составили летописи, иногда на мексиканском языке, но при помощи европейских букв, иногда на испанском. Эти хроники представляют собой огромную ценность: «Анналы Куаутитлана», книги по истории Чималпаина Куаутлеуаницина, Тесосомока и Иштлилшочитля, которые буквально переполнены точнейшей информацией о жизни древних мексиканцев.

Наконец, сами испанцы оставили нам несколько очень важных документов. Первая волна захватчиков, людей неотесанных в такой же степени, в какой они были храбрецами, тем не менее имела своим лидером государственного деятеля Эрнана Кортеса, а в их рядах был прирожденный писатель, человек, который умел и увидеть, и пересказать все то, чему он был очевидец, Берналь Диас дель Кастильо. Первые свидетельские показания европейца о совершенно незнакомом дотоле мире содержатся в письмах Кортеса к Карлу V и в воспоминаниях, которые Берналь Диас продиктовал в преклонном возрасте перед своей смертью. Свидетельства Кортеса более детальны; Диаса — спонтанны, забавны, трагичны. Фактически, никто из них не пытался увидеть и оценить увиденное беспристрастно; их взор был устремлен, главным образом, на фортификационные сооружения и оружие, богатства и золото. Они не знали местного языка, который они чудовищно искажали на каждом слове. Им внушала искреннее отвращение религия мексиканцев, которая, как они видели это, была отвратительным и заслуживающим осуждения поклонением дьяволу. Но, несмотря на это, их свидетельства обладают огромной ценностью как письменные документы, поскольку их глазами мы видим то, что человеку больше не суждено увидеть никогда.

После солдат пришли миссионеры. Самый известный из них, отец Бернардино де Саагун, достиг Мехико в 1529 году. Он выучил язык нахуатль, и, делая записи на этом языке под диктовку индейских аристократов и пользуясь помощью индейских писцов для иллюстрации рукописи, Саагун создал достойную восхищения монументальную книгу под названием «Общая история событий Новой Испании». Всю свою жизнь он посвятил этому труду, и она принесла ему недоверие властей, которые дважды, в 1571-м и 1577 годах, забирали его бумаги. Сказав последнее прости «своим детям-индейцам», он умер в Мехико в 1590 го-ду, так и не порадовавшись публикации хотя бы самого маленького фрагмента своей книги. Другие служители церкви, хотя они и не были такими, как Саагун, также оставили достойные уважения работы, особенно Мотолиниа.

В добавление к этим книгам первостепенной важности следует упомянуть часто анонимные описания и отчеты XVI века, написанные священниками, государственными чиновниками или юристами: и хотя их часто следует использовать с оговорками (точность не всегда была главной отличительной чертой их авторов), тем не менее они представляют собой кладезь информации. Имеется также множество индейских пиктографических записей, сделанных уже после завоевания, таких, как «Кодекс 1576 года», и юридических документов, так как и индейцы, и испанцы принимали участие в бесчисленных тяжбах по поводу земли и налогов; и в них можно встретить множество ценных фактов.

Короче, имеется много литературы по данной теме, которая позволяет нам увидеть эту последнюю ступень мексиканской цивилизации в изображении хоть и несовершенном из-за многих вопросов, оставшихся без ответа, но тем не менее подробном, живом и ярком.

Чтобы избежать неправильной хронологии и путаницы, мы должны ограничить себя не только во времени, но и в пространстве. Мы собираемся описывать главным образом городскую жизнь, жизнь горожан в Мехико-Теночтитлане. Кроме того, существовало очевидное культурное единство между этим городом и некоторыми соседними городами, особенно Тецкоко, расположенными на твердой земле побережья огромного озера, поэтому возражений против использования исторических источников, имеющих отношение к Тецкоко, будет не больше, чем против включения в наше описание некоторых деталей, взятых из Шочимилько, Чалько, Куаутитлана или других. И действительно, все говорит за то, что жизнь в долине Мехико, по крайней мере в городах, протекала одинаково.

Но никак нельзя оставить без внимания все упоминания об империи, чье существование, продукция, политическая деятельность и религиозные идеи имели такое сильное влияние на саму столицу. Империя зародилась в XV веке, начавшись с тройственного союза, трехглавого объединения, которое связало города-государства Мехико, Тецкоко и Тлакопан (в настоящее время Такуба): это объединение возникло как следствие войн, уничтоживших верховенство Ацкапотсалько. Однако изначальная подоплека тройственного союза вскоре развалилась: сначала Тлакопан, а затем Тецкоко обнаружили, что их привилегии и их независимость получают все меньшее развитие под жестким давлением мексиканцев. К началу XVI века, хотя правители Тлакопана и Тецкоко были теоретически все еще союзниками мексиканского императора, их союз носил в большой степени всего лишь почетный характер. Ацтекский монарх мог вмешиваться в порядок наследования в обеих династиях, и фактически сам назначал себе вассалов, которые были в действительности имперскими чиновниками. Когда Кортес вошел в Мехико, его принял Монтесума, сопровождаемый двумя царями и несколькими назначенными правителями, — это указывало на то, насколько статус царей был приближен к статусу государственных чиновников. Теоретически налоги с провинций все еще делились между тремя правящими городами согласно первоначальной пропорции (две пятые — Мехико и Тецкоко, одну пятую — Тлакопану), но есть причина полагать, что император Теночтитлана делил налоги по своему усмотрению. По всей вероятности, этот союз уже становился государством, возглавляемым одним человеком.

В конце правления Монтесумы II империя состояла из 38 провинций, плативших дань; к ним нужно еще добавить маленькие государства с неопределенным статусом, которые располагались вдоль караванных и военных дорог между Оашакой и южными границами Шоконочко. Империя достигала побережья обоих океанов: Тихого в Куаутитлане и Атлантического по всему побережью Мексиканского залива от Точпана до Точтепека. На западе ее соседом было высокоразвитое племя тарасков Мичоакана, на севере — охотники-кочевники, чичимеки; на северо-востоке — хауштеки, отделившаяся ветвь племени майя. На юго-востоке независимая, но союзническая провинция Шикаланко образовала нечто вроде буферного государства между мексиканцами центральной части империи и майя с Юкатана. Некоторое количество владений или территорий племенных союзов сохранили свою независимость от Мехико, оказавшись либо анклавами на территории империи, либо расположенными на ее границах. Так обстояло дело с республикой нахуатлов Тлашкалой, находившейся на центральном плато, с княжеством Мецтитлан (а также Нахуатль) в горах на северо-востоке, с маленьким государством Йопи на побережье Тихого океана и с чинантеками, жителями высокогорья, которые жили тогда, как и в наши дни, в неприступном горном массиве между прибрежной равниной и долинами Оашака.

Сами провинции были в большей степени фискальными, нежели политическими единицами. В столице каждой провинции жил государственный чиновник, калъпишки, которому было поручено собирать налоги: его обязанности и полномочия этим были ограничены. Не было правителей, назначенных центральной властью, за исключением укрепленных городов на границах империи или на недавно присоединенных землях, как, например, в Остомане напротив страны тарасканов, в Сосолане на территории миштеков, в Оашаке, или в Шоконочко на границе владений майя — всего было пятнадцать-двадцать таких городов. Что касается остальной территории, то там «провинция» означала не более чем финансовые рамки, в которых существовали объединившиеся города при весьма разнообразных политических режимах правления. Некоторые сохранили своих вождей при условии, что они будут платить дань, другие подверглись более жестокой колонизации и получили новых правителей, назначенных в Мехико. Каждый город сохранял свою политическую и административную автономию на том единственном условии, что он будет платить налоги, содержать свои армии и передавать судебные иски в Мехико или Тецкоко как в суд последней инстанции. Поэтому не существовало настоящей централизации: то, что мы называем империей ацтеков, было на самом деле несколько неопределенной конфедерацией городов-государств с сильно отличающимися друг от друга политическими организациями. До самого своего конца политическая мысль мексиканцев не выходила за рамки концепции города (алътепетля): основной единицей империи был автономный город; он мог вступить в союз с другими городами или подчиниться другому городу, но тем не менее он оставался важнейшей единицей политической структуры. Империя представляла собой мозаику, состоявшую из городов.

Существование и состояние империи, безусловно, оказывало огромное влияние на правящий город и образ жизни в нем. Либо в виде дани, либо посредством торговли все, что производилось в провинциях, попадало в Мехико, особенно тропические товары, до этого неизвестные на центральном плато, такие, как хлопок, какао, шкуры, разноцветные перья, бирюза и, наконец, золото. Поэтому в Теночтитлане и могла появиться роскошь: роскошь в одежде и украшениях, роскошь в еде, роскошь в домах и в обстановке — роскошь, в основе которой лежало огромное количество разнообразных товаров, которые не переставали стекаться в столицу со всех уголков конфедерации.

С другой стороны, в империи, сложившейся таким образом, когда некоторые из входящих в нее членов (Оашака, например) только недавно стали ими, было далеко не все спокойно. Всегда находился город, который пытался вернуть себе былую независимость, отказываясь платить дань и жестоко расправляясь с калъпишки и его людьми. После этого туда обычно посылалась карательная экспедиция с целью восстановить порядок и наказать мятежников. Все больше и больше житель Мехико переставал быть, как раньше, крестьянином-воином и становился профессиональным бойцом, постоянно находившимся на поле боя. Огромная империя, казавшаяся еще обширнее потому, что каждое перемещение по ней было путешествием пешком по труднодоступной местности, была похожа на гобелен Пенелопы, всегда незаконченный, всегда нуждающийся в работе. Поэтому мексиканец, и так от природы воинственный, редко откладывал в сторону свое оружие. На огромных пространствах император либо вынужден был бесконечно продлевать военные кампании, либо содержать постоянные гарнизоны в отдаленных местах. Такое положение дел оставило далеко позади первобытное племя мексиканцев, в котором каждый взрослый регулярно покидал военную службу и возвращался к обработке своей земли, оставляя свой меч ради коа (орудие труда, напоминающее лопату, для вспашки земли. — Авт.). Так возникла тенденция относить к главным занятиям ацтеков ведение войны, а все остальные обязаны были работать на них.

Наконец, в эту империю входило много племен другого происхождения, которые говорили на совершенно других языках: верно, что в центральных провинциях проживало население, говорившее на языке нахуа, но уже жившие рядом с ними отоми говорили на своем непонятном языке и поклонялись своим древним богам: солнцу, ветру и земле. И в то же время именно отоми составляли основную часть населения Куауакана, Шилотепека, Уэйпочтла и Атокпана. На северо-востоке и на востоке проживали уаштеки в Ошитипане, тотонаки в Точпане и Тлапакойане и масатеки в Точтепеке. На юго-востоке обитали миштеки в Йоальтепеке и Тлачкиауко и сапотеки в Койолапане. В пограничной стране Шоконочко на юге жили майя, а на юго-западе — тлаппанеки в Киаутеопане и куитлатеки и койшка в Киуатлане и Тепекуакуилько. Наконец, на западе находились племена масахуа и матлалцинки в Шокотитлане, Толокане, Окуйлане и Тлачко. Неизбежно обычаи и верования этих отличающихся друг от друга племен оказывали влияние на обычаи и верования племени, стоящего у власти. В те времена, о которых идет речь, мексиканцы уже переняли у жителей тропиков орнаменты из перьев, у майя из Цинакантлана — янтарные украшения, прикрепляемые к нижней губе, у тотонаков — пеструю, расшитую одежду, у миштеков — золотые украшения, а также богиню плотской любви уаштеков и праздник Атамалькуалицли, справляемый масатеками раз в восемь лет в честь планеты Венеры. Их религия была открыта, пантеон богов — восприимчив к появлению новых богов: все маленькие местные божки аграрных племен, как, например, Тепоцтекатль, сельский бог урожая и крепких напитков, которому поклонялись в Тепоцотлане, легко попадали в него. В действительности некоторые обряды сопровождались песнопениями на языках других народов.

Таким образом, в тот период времени, когда испанцы вмешались в установившийся ход событий, происходило историческое и социальное развитие, вследствие которого мексиканцы превратились из простых кочующих земледельцев в правящий народ, имеющий свой город-государство и главенствующий над многими другими землями и народами.

Старый племенной уклад общества сильно изменился с появлением класса торговцев, которые начали пользоваться существенными привилегиями, а также с ростом царской власти. Официальная мораль превозносила скромность былых времен так же тщетно, как это было в последние дни Римской республики, и законы, регулирующие расходы, тщетно боролись с показной роскошью.

Однако на окраинах богатых и великолепных городов крестьянин — нахуатль, отоми, сапотек и др. — продолжал незаметно и терпеливо вести свою жизнь, полную тяжелого труда. Нам о нем почти ничего неизвестно, об этом масеуалли, чей труд кормил горожан. Иногда можно увидеть его скульптурное изображение, где он одет только в набедренную повязку, так как расшитые плащи были ему недоступны. Ни для своего, ни для испанского историка не представлял интереса ни он сам, ни его хижина с маисовым полем и индейками, ни его маленькая моногамная семья, ни его узкий кругозор. Они упоминали о нем лишь походя, между описаниями жизни ацтеков и исторических событий. Но очень важно здесь сказать о нем, хотя бы для того, чтобы почувствовалось его молчаливое присутствие в тени великолепия городской культуры, тем более что после бедствия 1521 года и полного упадка всякой власти, всех идей, всей структуры общества и религии один он выжил и продолжает жить.

Примечания

1

Совсем младенческие народы, рожденные в своих снах, едва распускаются над кустарниками (фр.).