Нам судьба обязана счастьем

Ж. М. Глозман, 2015

Книга доктора психологических наук, профессора МГУ Ж.М. Глозман посвящена истории ее семьи. Переписка родителей Ж.М. Глозман предвоенного и военного времени – многоплановый документ, вобравший в себя не только драматичные переживания людей, разлученных суровыми обстоятельствами, но и реалии того исторического периода. Публикацию писем сопровождает рассказ автора о семье и семейные фотографии. Адресуется широкому кругу читателей.

Письма

Не все письма, которые Марк и Рая писали друг другу в разлуке, вошли в эту книгу: часть писем Раи была утрачена в 1941 году во время боя. Об обстоятельствах этой потери Марк рассказал Рае в своих письмах от 16 октября и 5 ноября 1941 года. Были и другие потери. К счастью, сохранился довоенный дневник Раи; выдержки из него хоть как-то восполняют для нас утрату писем, давая возможность услышать и ее голос, звучавший в разговоре с мужем в то время.

Октябрь 1940 — июнь 1941:

Разлука. Ожидание и рождение первенца

Марк — Рае

19/X-<19>40

Милая Триленька, мне так хотелось тебе вчера позвонить, но я не мог. Нас сразу повезли на окружную дорогу, там нас пропустили через санпропускник и в товарные вагоны. Мы выехали в 11 часов, в 2 часа ночи мы проехали через Раменское, в 6 часов через Рязань и повернули направо, то есть на юг. Куда едем, не знаю, но на окружной нам сказали, что едем в хорошее место.

Я себя немного плохо чувствую, не могу привыкнуть к обстановке. Мне все кажется, что я еду домой к тебе, а я уезжаю дальше от тебя. Триленька, нам с дороги не разрешают писать, я пишу нелегально. Когда приеду по назначению, тебе подробно напишу.

Я себе представляю, как ты одна легла спать. Чувствую по себе. Хотя я был очень усталый, глаз не сомкнул. Как бы мне хотелось, чтобы ты была со мной хоть немного!

Триленька, я тебя очень прошу, чтобы ты исполнила все свои обещания, а главное, учти, что тебе нельзя волноваться, не забудь, что ты должна беречь нашего ребенка, он же не виноват.

Моя дорогая Триленька, я бы тебе писал много, много, но я тороплюсь. Я ведь пишу на остановках, а остановок очень мало. Во время езды писать нельзя, очень трясет, а вечером темно.

Мы подъезжаем к большой станции Ряжск, где будем завтракать. Там я и опущу это мое первое письмо. Дальше по пути я тебе постараюсь написать еще, если мы будем еще долго ехать.

На этом заканчиваю, потому что все ушли завтракать, а я остался дневальным. Меня должны сменить, и я постараюсь опустить письмо без моего адреса. Как бы мне хотелось, чтобы ты мне ответила хоть куда-нибудь!

Моя дорогая, я знаю, что это невозможно. Но ничего, когда я приеду на место, я все постараюсь сделать, чтобы ты поскорее приехала ко мне.

На этом заканчиваю. Целую тебя крепко, крепко, и за ту ночь, которую ты провела одна.

Твой вечно Маркс И.Ф.

Целую маму, папу и всех наших родных.

P.S. Раиночка, прости меня за все ошибки и небрежность. Ведь я пишу, согнувшись над доской и при слабой ночной свечке, которая все время гаснет.

Марк — Рае

20/X-<19>40. 5 час. утра

Моя дорогая Триленька, мы уже проехали Грязи, Воронеж и едем по степи Воронежской области по направлению на реку Дон к Ростову. В Ростове должны быть завтра. В общем едем вторые сутки, неизвестно в какой город, только я слышал, что едем в Грузию, Крым или Кавказ.

Раиночка, я первую ночь не спал ни одной минуты, 2-ю ночь спал всего два часа с горем пополам. За это короткое время мне снилось, что я с тобой, мне хотелось тебя обнять, но тут остановка, и я просыпаюсь с огорчением и больше так и не мог заснуть.

Милая Раиночка, я себе не представляю, как ты проводишь 2-ю ночь без меня… Я тебе пишу 2-е письмо, а ответ получить не могу и очень завидую этому клочку бумаги — ведь он пойдет к тебе, а я тем временем буду еще дальше от тебя.

Раиночка! Все мои мысли только о тебе и о том, что внутри тебя. Я не упущу ни одного дня, который мог бы способствовать твоему приезду ко мне. Если буду в теплой Грузии или Крыму, то ты будешь у меня сразу же, как можно будет привезти нашего деточку. Сразу по приезду я найду для вас комнату.

Раиночка моя, я тебе от души благодарен за твою заботу о питании. Нас кормят один раз днем, и один раз ночью, и все. Если бы не ты, мне бы пришлось туговато.

Раиночка, мне хочется тебе писать много, много, но у нас стоянки короткие. Сегодня будет одна большая стоянка, где я постараюсь сбегать и опустить тебе это короткое письмо. Ведь я пишу без всяких удобств, сидя на корточках, а чемодан служит столом.

Если бы я был хоть немного склонен к писанию стихов, то я бы их посвятил только тебе, моя дорогая. И я бы их написал столько, чтобы после нашей с тобой смерти какой-нибудь писатель написал бы большую повесть. Ведь у меня много мыслей, а когда я принимаюсь писать, то от этой дурацкой качки у меня все расплывается, и еще от этого дурацкого вагона и тяжелого воздуха у меня все время болит голова.

На этом заканчиваю. Прости, что мало. Я буду тебе писать каждый день, сколько смогу, а подробное жди по приезду. Тогда тебе будет известен адрес, и ты будешь мне отвечать. Обнимаю тебя крепко.

Любящий тебя, вечно твой Маркс

Целую маму, папу и всех родных.

Миша

Марк — Рае

21/X-<19>40. 16 час.

ст. Тихорецкая

Моя дорогая Триленька!

Продолжаю описывать свой маршрут. Мы проехали Ростов, сейчас остановились на ст. Тихорецкой, где я и пишу. А где придется опустить, не знаю. Моя дорогая, мы сейчас находимся на Северном Кавказе, наверное, держим путь на Баку, но точно узнать не могу. Нам ничего не говорят и запрещают спрашивать.

Можно с ума сойти от такой езды. Спать я не могу, сижу и думаю только об одном: если действительно то место, куда мы едем, окажется хорошим, то я постараюсь найти для вас комнату, и ты после родов приедешь. Говорят, что мы едем в такое место, где зимы нет, все время тепло. Работу, если нужно будет, я тоже найду.

Дорогая Трили, всего прошло трое суток, а мне кажется, что прошла целая вечность. Я не знаю, что бы отдал, чтобы нас соединили! Я ведь без тебя с ума схожу.

Раиночка, дописываю 22 утром. Мы находимся на станции Минеральные Воды. Вчера не успел дописать, наш поезд тронулся, а во время движения писать нельзя. Сейчас всех повели завтракать, а я остался, чтобы тебе дописать.

Сейчас мы углубляемся все больше к теплу, и, если верить слухам, нам остается ехать всего сутки. Так что, когда ты получишь это письмо, то я уже буду на месте и тебе сообщу свой адрес. А ты сразу же напиши мне подробное письмо, опиши подробно, как себя чувствуешь, ходила ли ты в больницу, что там сказали тебе, и вообще, как ты без меня.

Раиночка! Мы здесь встретили демобилизованных красноармейцев, ехавших оттуда, куда мы едем. Они рассказывают, что там очень хорошее место, одни курорты. Я думаю, если это действительно так, это идеально, если мы снимем комнату, и ты будешь здесь находиться с нашим деткой, а я буду приходить к вам по выходным.

Раиночка, я бы тебе написал еще много, но боюсь, что скоро мы тронемся, и я не успею опустить. Но я тебя еще хочу просить, моя Триленька, чтобы ты меньше дома волновалась, береги свое здоровье и меня жди. Я ведь скоро возвращусь, ты не заметишь, как время пробежит, и я уже буду дома.

Жди следующего письма с адресом и сразу отвечай все подробно

Целую и обнимаю тебя крепко, крепко.

Вечно любящий тебя Маркс

Целую маму, папу и всех родных.

Из дневника Раи

21/X-<19>40

Итак, судьба вновь смеется надо мной. Разлучить нас тогда, когда у меня должен быть ребенок, которого он так хотел, тогда, когда он стал мне таким близким и дорогим!

Миша 18/X уехал в армию, я должна через 2 месяца родить. Как мы провели последние дни, трудно сказать. Я была в каком-то тумане, он мучился не меньше меня. Он старался казаться веселым, чтобы не волновать меня, чтобы «сберечь нашего ребенка», но глаза его, вечно покорные мне и правдивые, не могли обмануть меня. Он уехал 18-го, при нем я почти не плакала, и только когда вернулась домой без него вся горечь, накопившаяся на сердце, пролилась в слезах. Я много плакала, но старалась сдерживать себя из-за ребенка. Теперь я апатична ко всему. Ведь мне нечем жить, мне нечего ждать возвращения моего любимого мужа вечером, его поцелуя, искренних ласк… Быть может, я его никогда больше не увижу, ведь теперь такое напряженное положение во всем мире. Последними словами был вопрос: «Ты исполнишь то, что обещала мне?» «Да» — ответила я, и это должно быть сильнее всех клятв, которые он взял с меня.

Вчера получила первое письмо. Какой он хороший! Сколько искренности, теплоты и грусти чувствуется в каждой строчке…

Очень тяжело. Скоро спать, и я опять буду одна в постели и не почувствую его сильного тела, его мягких губ, не потону в его объятиях.

Марк — Рае

25/X-<19>40

Здравствуй, моя дорогая Трили!

Вчера только утром мы прибыли в часть г. Баку. После бани нас переодели, и находимся временно в карантине. Место нашего пребывания примерно в 15 км от города. Раиночка, своего адреса я еще не знаю, нам его скажут после карантина, это, наверное, завтра или послезавтра. Я попал в зенитный полк, служить придется 2 года при условии, что я не попаду в полковую школу. Собственно, еще ничего точно не известно — нас еще будут расформировывать по разным отделам.

Милая Раиночка, когда мы подъезжали к городу, то мы проезжали замечательные места. Я бы отдал много лет своей жизни, чтобы побывать с тобой в этих замечательных уголках, особенно в горах, которые утром светились разноцветными огнями.

Раиночка, насчет Баку я тебе ничего положительного написать не могу. Мы находимся в районе нефтяных промыслов, где одни нефтяные вышки и воняет нефтью. В городе не знаю когда буду, потому что сейчас все увольнительные отменены, и нас никуда не будут пускать.

Дорогая Раиночка, я вспомнил одну замечательную идею: ты помнишь того дядю, который мне звонил и которого мы с тобой видели в Лосинке, где мы с тобой были в гостях. Он ведь живет в Баку, и он говорил, что у него большая квартира в центре. По-моему, он нам не откажет, если с ним поговорить о твоем приезде ко мне, чтобы остановиться у него. Но это потом, когда ты сможешь ко мне приехать. Это я пишу к тому, если у тебя будет случай, или даже постарайся с ним увидеться и все передать. Пусть даст свой адрес.

Моя дорогая Трили, я уже измучился в ожидании, когда я тебе смогу сообщить свой адрес и получить от тебя ответ. Вчера днем у меня ни минуты свободной не было до отбоя, а сегодня я целый день в должности писаря и во время перерыва 1 час до обеда второпях тебе пишу. Раиночка, у меня пока нет ничего определенного до окончания карантина. После окончания карантина каждого из нас назначат, где и будем отбывать свой воинский долг.

Раиночка, говорят (точно не знаю), что у нас будет выходной день, и тогда я напишу подробно и, думаю, сообщу тебе свой адрес, ты мне сразу ответишь, и у нас начнется регулярная переписка.

Раиночка, прошу тебя еще раз и буду всегда просить, чтобы ты не нервничала, особенно сейчас. Пожалуйста не обижайся: я тебе обещал, что ты будешь от меня получать письмо каждый день, но ведь я не виноват: любая моя свободная минута и все мое свободное время для тебя, моя дорогая, потому что дороже тебя у меня нет никого и не может быть. Я люблю только тебя единственную.

Ну пока, до скорого моего радостного сообщения.

Обнимаю тебя крепко, крепко и целую еще крепче.

Вечно твой, тебя любящий Маркс

P.S. Дорогая Триленька, ты меня прости за неряшливость и торопливость, я боюсь, что не успею написать и отправить, нас ведь могут сейчас построить на какие-нибудь занятия.

Ну пока, до следующего письма.

Вечно твой Маркс

Привет всем родным. Целую маму, папу.

Маркс

Марк — Рае

28/X-<19>40 г. Баку

Добрый день, моя дорогая Трили!

Мы все еще в карантине. Сегодня нас должны расформировать по батареям, которые укрепляют город на окраинах, а также должны сообщить тем несчастным, которые попали в полковую школу и которым придется отбывать свой воинский долг 3 года.

Моя дорогая, я не дождусь, когда уже смогу получать от тебя ответы. Ты не представляешь, как мучительно тебе писать, а ответа не получать.

Раиночка! Вчера я увидел, как отправляли домой красноармейцев, которые отслужили свой срок. Их было 3 машины, и только один ехал в Москву. Я дал ему наш телефон, он обещал позвонить тебе и рассказать о жизни в наших частях, ведь я тебе не все пишу…

Раиночка, вчера и сегодня я познакомился с климатическими условиями Баку: здесь, оказывается, сильные ветры с пылью и, говорят, летом жара доходит до 55–60°. Города я еще не видел, там немного лучше, потому что там защита — высокие дома и горы, а также деревья. Милая Трили, я не знаю, какие будут нам созданы условия в будущем, но пока неважные, даже письмо написать негде: пишу я тебе все время, стоя у окна или лежа на койке после отбоя. Столов и стульев у нас пока нет, а весь день разбит так, что нет лишней минуты, кроме вечера с 9 до 11. Но, к сожалению, света очень мало, и писать тебе или читать не приходится. Даже если бы хотел читать, негде достать книг.

Моя дорогая, продолжаю писать 29/X. Вчера меня прервали. Нас еще не увезли по частям, говорят, что сегодня вечером, я уж больше не могу тебе писать без адреса. Я ведь не знаю, что с тобой. После моего отъезда прошло 11 дней, а кажется, что прошла целая вечность, мне каждый час кажется годом, и я не представляю, как пройдут два года.

Раиночка дорогая, как ты думаешь, сможешь ли ты жить в Баку и когда ты сможешь приехать? Как бы мне хотелось, чтобы ты жила поблизости! Я буду служить добросовестно, без замечаний и нарядов, и я думаю, что раз в месяц меня будут отпускать к тебе, или же ты приходила бы ко мне в батарею.

Раиночка, это письмо опять посылаю без адреса, он будет только вечером или утром, а к тому времени я тебе напишу другое письмо.

Не забывай все, что ты мне обещала, не нервничай и, по возможности иди на соглашения с матерью и родными. Не обращай ни на что внимания, это ведь все пустое, а ты должна беречь свое здоровье, это будет лучше и тебе, и нашему маленькому. А также жди меня и нашей при всех возможностях встречи. Ты можешь быть уверена, что каждый час и каждая моя свободная минута будут посвящены только тебе, моя дорогая. Я думаю, что в части у меня будут лучшие условия и будут 1–2 часа в день на свои нужды. А ты со своей стороны будь, пожалуйста, также аккуратна с ответом. Ведь пока у тебя причин не должно быть.

Целую и обнимаю тебя крепко, крепко, так крепко — до крика.

Тебя любящий и вечно твой Маркс

Целую маму, папу и привет всем родным.

Марк — Рае

31/X-<19>40 г. Баку

Дорогая моя Раиночка!

Второпях пишу и сообщаю свой адрес, потому что в два часа уходит почта, а сейчас 1.30. Мы вчера ночью прибыли по назначению в нашу часть, которая находится 40–35 км от города. Это — летние землянки, на зиму, наверное, переедем в другое место.

Моя Трили, оказывается, письма от меня к тебе, а также от тебя ко мне приходят на седьмой или шестой день, так что ответ я получу только 13-14-го.

Раиночка, я тебя очень прошу: как только ты получишь это письмо, быстро отвечай, и желательно, чтобы ты послала авиапочтой — оно, наверное, придет раньше, а потом пиши обычные воинские. Пожалуйста, пиши все подробно и побольше.

Моя любимая, пока кончаю. Вечером напишу другое, которое ты должна получить на день позже.

Мой адрес:

АЗ ССР

г. Баку

ул. Шаумяна 33

Глав почта, почт./ящик 37

Подразделение № 1

Файнбойму М.И.

Целую тебя крепко, крепко.

Вечно твой Маркс

Целую маму, папу, привет родным.

Марк — Рае

31/X-<19>40. 20 часов

Дорогая Триленька!

Ты должна уже знать мой адрес и, наверное, уже отправила мне ответ на первое мое сегодняшнее письмо. Ведь я за такой длительный срок 13 дней только сейчас смог сообщить тебе, где я нахожусь и куда мне можно писать. Я даже себе представить не мог, что так могло получиться.

Милая моя Раиночка, теперь я тебе опишу, насколько возможно…^[4] мой быт и путь с момента нашего расставания. Триленька, когда я тронулся от клуба, я думал, что нас везут в баню на Пресню, откуда я тебе должен был позвонить. Я ехал все дальше и чувствовал, что ты ждешь моего звонка, мучаешься нетерпеливым ожиданием, и я выходил из себя, мне хотелось остановить поезд, где имеется телефон. Нас отвезли на окружную дорогу, где нас свели в душ, и оттуда мы сели в теплушки и тронулись, не зная места назначения. Когда мы проехали Раменки, я думал, что нас везут поблизости в Московскую область, но когда проехали Рязань, Ряжск, я потерял всякий ориентир.

Моя милая Триленька! С дороги до Баку нам запрещали вообще писать куда бы то ни было. Мы ехали в воинском эшелоне, который был засекречен. Моя дорогая, я тебе очень благодарен за заботу о продуктах на дорогу. Нас в дороге кормили очень плохо и всего один раз в день, а по дороге купить абсолютно ничего нельзя было, даже хлеба не продавали. Некоторым пришлось помучиться.

Раиночка, до Баку мы не доехали 15 км, нас ссадили и на машинах отвезли на окраину города в карантин, где мы пробыли до вчерашнего дня, то есть до распределения по подразделениям. Я попал, по моим предварительным впечатлениям, в хороший зенитный дивизион, но сейчас такая обстановка, что в любое время меня могут перевести в любое другое место. Со мной попали хорошие люди, много идн^[5]. Я случайно прочел списки тех, кого назначили курсантами полковой школы и которые должны служить 3 года. К нашему счастью, я не попал, и ровно через два года, ничуть не больше, а возможно раньше, я буду опять вечно с тобой.

Дорогая моя Раиночка, я не знаю, что тебе писать о моей жизни — ты ведь себе представляешь, как живут в армии. Относительно отпусков или хотя бы ухода в город не может быть даже разговора. В настоящее время мы стоим на одном из ответственных участков по обороне города, у меня работа строго по часам, и не представляю, как вставить отпуск. Возможно к зиме, если немного уладится положение, то мы снимемся с точек и перейдем на зимние квартиры, тогда мне будет лучше, и я смогу тебе, наверное, позвонить по телефону.

Раиночка, на этом я прерываю писать, нас всех комсомольцев вызывают на комсомольское собрание, потом буду дописывать.

Моя дорогая, время у нас половина двенадцатого, у нас отбой, а когда пробит сигнал, все должны спать, хочешь или нет. И вот я тебе дописываю, лежа в постели, на шашечной доске. Все уже засыпают. Некоторые бойцы сегодня получили письма из дому, как я им завидовал. К тому же они уже отслужили один год, а 2-й, говорят, проходит незаметно. Но что им, они ведь беззаботные холостяки, им все равно, здесь или дома. Вот если бы хоть один из начальников мог посочувствовать мне, но вряд ли.

Дорогая Раиночка, у вас, наверное, уже холодно, морозы, а у нас все еще тепло, только ветры сильные. Мы ведь находимся на поле в землянках. Все как-то еще переносимо, а вот разлуку с тобой и мое одиночество очень трудно перенести. Я себе не представляю, как ты там одна. Я не дождусь того времени, когда я буду ожидать твоего приезда в Баку. Ты мне напиши подробно свои мысли, как ты думаешь поступить. Если тебе жить в Баку в центре, то там хорошо, ветров таких нет. Ведь тебе в плохую погоду, когда ветры, нельзя даже выходить на улицу, особенно с нашим маленьким сокровищем. Раиночка, ты мне подробно опиши твое здоровье и что тебе сказали в больнице. Ты, наверное, уже сходила туда? И как ты себя вообще чувствуешь в последние месяцы, и как он «дрыгается», чем ты занимаешься целый день, меня все, все интересует! У меня появились головные боли от того, что я весь день и просыпаясь ночью ломаю себе голову, как ты себя чувствуешь и что делаешь в этот час. Ты помнишь, ты мне говорила, что будешь все время слушать последние известия, я ведь всегда слушал. Но вот здесь, к сожалению, у нас даже нет радио, библиотеки тоже нет, так что читать придется только старые газеты или же просить у тех, кто привезли с собой.

Дорогая Раиночка, время 15 минут первого, я здесь лежу один на койке и представляю себе, ты тоже лежишь одна и, наверное, думаешь обо мне. Я бы все отдал, чтобы быть в это трудное время с тобой вместе.

Милая Триленька, мне уже сделали замечание, чтобы я тушил свет. Какие они бесчувственные! А поделиться мыслями задушевными я ведь ни с кем не могу, кроме тебя, и то в письмах!

Раиночка, когда ты получишь это письмо, то ответь, сколько ты получила писем от меня, и ежедневно пиши мне, так что мы ежедневно будем получать письма друг от друга. На этом кончаю, следующее буду писать сегодня вечером, днем, наверное, не придется.

Целую тебя крепко, крепко, так крепко, чтобы задушить тебя!

Любящий вечно, твой Маркс

Привет всем родным и вообще, кто про меня вспоминает. Также целую маму, папу.

P.S. Дорогая Трили, опять прошу прощения за небрежность, но ведь я пишу лежа, у нас ведь нет ни столов, ни стульев, и к тому же я тороплюсь, чтобы не потушили свет. Раиночка, опять повторяю свой адрес:

АЗ ССР г. Баку

ул. Шаумяна 33

Глав почта, почт. ящик 37

Подразделение № 1

Мне.

Марк — Рае

4/XI-<19>40

г. Баку

Добрый день, моя дорогая Раиночка! Хотел я тебе еще вчера написать, вчерашний день должен быть выходной, но нас заставили копать ямы и ставить телеграфные столбы. Мы кончили в 4 часа, пообедали и легли на час отдохнуть. Я настолько был усталый, что проспал до 11 часов, поэтому пишу сегодня.

Милая моя Триленька! Я тебе пишу уже 3-е письмо с ответным адресом, а получу от тебя, наверное, 10-го, если ты только послала авиа. Обычное письмо между нами будет следовать 6–7 дней. Проснувшись в 11 часов, спать больше не хотелось, а писать тебе нельзя было, потому что вскоре должны были тушить свет, и вот, лежа, я слушал рассказ одного старого бойца: 4 месяца назад один боец, стоя в карауле, получил письмо от брата. Тот ему написал, что жена его оставила, вышла замуж за другого и уже была беременная от другого и с ним, и с их ребенком уехала жить в другой город. Это так подействовало на этого несчастного, что, не дождавшись окончания караула, он застрелился. И вот, Раиночка, я все думал про него, так и заснул, и снится мне, что я приезжаю домой, но мы почему-то живем в другом каком-то месте. Я играю с нашей очень красивой девочкой, черненькой такой, и сразу почему-то она становится большой, и ты ее одела в брюки галифе и пиджак, вроде наездницы, только ботинки у нее были какие-то старые. Вот из-за ботинок и завязался у нас спор, я ее взял и собрался идти покупать ботинки. Ты меня с ней догоняешь и, как раньше, резко, требуешь, что мы обязаны идти в долгий караул, и вроде мы шли разводиться, и я проснулся. Это мне снилось потому, что я день и ночь только и думаю о тебе, ты ведь все время стоишь передо мной, а обнять тебя я не могу. Я все спрашиваю себя, почему так долго нет письма, и никак не могу себе представить, что ты только завтра получишь мое письмо с адресом, и не знаю, как мне дождаться ответа.

Раиночка, моя милая, это письмо будет тебе напоминанием, что ты должна мне писать ежедневно и учитывать, что я его получу только через 6 дней. Триличка, я вчера разговаривал со своим командиром, он мне рассказал, что уже целый год не был в городе. Сейчас такое положение, что никого никуда не пускают с точки, только по особо уважительным причинам. Это я тебе пишу к тому, что если бы ты сумела во время родов послать мне телеграмму, что ты находишься «в тяжелом положении», обязательно заверенную врачами, то, возможно, мне бы дали отпуск, и я бы приехал на некоторое время. Такие случаи были. Только конечно, пусть будет написано в тяжелом положении, а ты будешь здоровой и бодрой. Раиночка, ты поговори с Генрихом, что он скажет. Или попроси своего врача, к которому ты ходишь, чтобы он тебе подписал телеграмму. Особо сложного тут ничего нет, ведь в трудном положении каждый может находиться.

Раиночка, немного о местности, где я нахожусь. Это такой проклятый полуостров, как пустыня Каракум. Чуть ли ни каждый день ветры, а иногда такие сильные, что чуть с ног не валит. Холода у нас еще не предвидятся, а у вас, наверное, давно снег валит, и уже, наверное, холодно. Я себе не представляю, чем ты занимаешься целый день. Меня ты уже к вечеру не ждешь, ну что ты все-таки можешь делать? Ты мне все подробно опиши.

Раиночка милая, я бы тебя попросил, чтобы ты попыталась меня вызвать к телефону через г. Баку. Может быть меня отпустят к телефону. Раиночка, мне так хочется с тобой поговорить хоть несколько минут, ведь это огромное счастье услышать твой голос! Хотел бы на праздник, но ты ведь получишь это письмо после праздника. Ну все равно, пусть будет хоть и после.

Думаю завтра написать письмо Аркадию, Боре и родным в Раменском и Лосинке. Триленька, если Яша^[6] пришлет письмо, то ты ему передай мой адрес или же мне его.

Дорогая моя Триленька, хотел кончить, но меня прервал командир и сообщил, чтобы я ложился спать — мне сегодня надо заступать в ночь на караульную вахту. Тогда пока, ложусь спать, всю ночь только и буду думать про тебя единственную. Ах как жаль, что ты не сможешь сегодня это узнать!

Если бы ты знала, милая Раиночка, как я жду от тебя ответа, как бедный соловей ждет лета, но он уже привык ждать, а я никак не могу привыкнуть.

Ну, на этом пока. Адрес старый. Отвечай мне каждый день.

Целую тебя крепко, крепко, моя дорогая Триленька.

Тебя любящий, вечно твой Маркс

Целую маму, папу. Привет родным всем.

Из дневника Раи

6/X-<19>40

Во всех письмах он пишет, что все мысли у него только обо мне и о ребенке, который должен быть, что он любит только меня единственную, что дороже меня у него нет никого на свете и не может быть. В каждом письме он пишет, что как только будет возможность, он наймет комнату, и я приеду к нему с ребенком, что он с ума сходит без меня. Неужели все это ложь? Нет, конечно, так лгать нельзя! Но почему же нет письма? До 3/XI я ждала спокойно (более-менее). Третьего весь день проплакала. Скорее бы родился ребенок. Мне кажется, что я буду очень сильно любить его. Если это будет мальчик, я назову его Эраст — Эра. Ведь в моей жизни так часто «новые эры», и его появление на свет должно быть счастливой эрой. Если девочка, я буду учить ее любить и быть счастливой. Дочь будет моим первым другом.

Завтра праздник, а что мне этот праздник без него… Думает ли Миша обо мне сейчас? Может быть и думает. Ведь я знаю — он любит меня! Сильно любит. Какое это счастье ощущать любовь к себе! Но почему же нет так долго письма?

Марк — Рае

7/XI-<19>40 г. Баку

Добрый день, моя дорогая Раиночка. Поздравляю тебя с 23-й годовщиной. Хотя ты получишь поздно поздравление, но это неплохо вспомнить еще один раз прошедший день.

Милая Триленька, сегодня у меня первый день, когда я свободен от занятий и могу заниматься, чем хочу. На парад мы не поехали, а остались в своих котлованах для несения Сталинской вахты. И вот сижу я среди поля, кроме нефтяных вышек и телеграфных столбов ничего не видно, сижу и думаю: Ах, если бы судьба сжалилась надо мной, и ты была бы со мной хоть немного, я был бы самым счастливым человеком в мире! Все празднуют, веселятся, а мы с тобой должны быть так далеко друг от друга, грустить, изнемогая от разлуки.

Милая моя Триленька, мне хотелось бы тебе столько написать, изложить свою душу на бумаге, но ты знаешь, я в этой части не очень способен.

Дорогая Раиночка, я также понимаю, как тебе трудно там одной. Что ты делаешь сегодня? Наверное, соберутся родные, и не обойдется без того, чтобы тебе поиграли на нервах. Ты мне, пожалуйста, все опиши. Представь себе, как я мучаюсь: я ведь еще не получил от тебя ни одного письма. Каждый день нам приносят письма, и я к ним не подхожу, потому что знаю, что получу не раньше 10-го, а то и позже. Утешаю себя тем, что это скоро все пройдет, и ты приедешь, а после уже я приеду насовсем. За все нами пережитое будущее должно оплатить вечным счастьем.

Милая Триленька. Напиши, что ты думаешь насчет приезда ко мне, когда это возможно? Видела ли ты этого моего дядю? Он бы нам очень пригодился, если у него действительно большая площадь в Баку. Милая Триленька, ты мне пиши все подробно и все свои мысли, потому что письма, идущие ко мне, нигде и никем не проверяются.

Теперь я очень хочу тебя просить, чтобы ты мне прислала ту карточку, где мы сняты с куклой. А когда будут готовы последние, то тоже одну пришли. Как мне хочется взглянуть на тебя хотя бы на портрете. Она бы лежала у меня под подушкой, и я бы ежедневно смотрел на тебя. Больше у меня ничего не остается, как смотреть на тебя и думать о будущем.

Главное ведь, я охраняю, и очень зорко, г. Баку и всех, кто в нем находится. А в Москве тебя и всех охраняет кто-нибудь другой, а ты, наверное, спала и ничего не знала. Отойти дальше чем на 300 метров не имею права. Только меня и спасает, если где-нибудь раздобуду какую-нибудь книжонку или газету 5-дневной давности. Вот так я и существую здесь в землянках. А до каких пор мы здесь будем находиться, не знаю, и никто ничего определенного не говорит. Будет плохо, если мы здесь пробудем всю зиму. Хотя зима и один месяц, но зато все время сильные ветры, и в землянках будет не очень сладко. Но я ничего не могу сделать.

Милая моя Раиночка, завтра мне второй раз быть в дозоре, но меня радует, что я скоро получу ответ и сразу тебе отвечу.

Милая Трилечка, я тебя еще попрошу позвонить ко мне на работу по тел. К5 75 69 и узнать, кто назначен заведующим производством. Своего имени не говори, а скажи из Райкома. Мне хотелось узнать, кого назначили.

Ну вот, любимая моя, на этом пока заканчиваю. Завтра, наверное, написать не смогу, а послезавтра обязательно напишу.

Моя любимая Триленька!

Обнимаю и целую тебя крепко, крепко.

Любящий тебя вечно, Твой Маркс

Целую маму, папу.

Привет всем родным.

P.S. Дорогая Триленька, опять пишу я тебе, лежа на кровати, да еще на чужой. Стола или стула у нас не имеется, ни одного. Даже чернила, и то пришлось просить в Штабе, так что не присматривайся к «неряшливости». И еще вдобавок перо доживает последние часы, в общем, со всех сторон «хорошо». Ну ничего, все как-нибудь переживем до хорошего времени.

Твой Маркс

Рая — Марку

8/XI-<19>40, 5 ч. 30 м. дня

Мой любимый Маркс!

Мне так хотелось поскорее тебя обрадовать письмом. Но, как обычно, нам не везет: авиапочта закрыта, я послала тебе вчера обычное письмо.

Вчера писала тебе от Клары^[7]. Мы еще с утра поехали к ней с мамой. А то ведь так тоскливо дома, где каждый предмет напоминает о тебе. Вечером пришли к нам домой и остались ночевать Маруся и Сеня. Они нам дали пропуск, и мы ходили сегодня на дневной спектакль в театре Вахтангова «Ревизор». Я хотела еще утром написать тебе письмо, но не хотелось при них писать: они ведь не понимают переживаний любви и, наверное, стали бы подсмеиваться над моей грустью. А я не могу не грустить, когда пишу. Ты пойми: хочется ласкать тебя, смотреть на тебя, говорить с тобой, а приходится довольствоваться скупыми строчками письма, которые не могут передать всех чувств.

Дорогой мой, хороший, никогда еще за все 6 лет нашего знакомства, я так тяжело не переживала твоего отсутствия, как сейчас. Помнишь, я вначале не хотела ребенка, я думала, что ребенок отнимет у меня твою любовь. А теперь я так счастлива, что у нас будет маленький, хотя это и очень тяжело без тебя. Ведь он нас еще больше сблизил. Ведь ты стал меня еще больше любить — это так ощутимо. Ребенок научил меня еще больше любить тебя, а ты любишь меня так, как я хотела быть любимой.

В 12 часов мы пошли в театр — опять не могла писать. Я могла, конечно, не пойти, а писать тебе, но вспомни: театр Вахтангова — это последний театр, в котором мы были с тобой, смотрели «Много шуму из ничего». Это было немного больше месяца тому назад. Мне хотелось опять побывать там. Я смотрела на те места, где мы сидели с тобой, и как-то странно было, что нет тебя, что ты далеко.

Со времени твоего отъезда я еще один раз была в театре с мамой. Тоже по пропуску Сени. Смотрела «Таню» в театре Революции. Ты не думай, что я веселюсь. Мне совсем не весело нигде. Наоборот, так больно сидеть в театре с мамой, не чувствовать твоей сильной руки и видеть других счастливых женщин, которые сидят со своими любимыми. К тому же хочется скоротать время. Оно же так мучительно медленно тянется, а ведь еще месяца нет, как мы расстались.

«Таня» — замечательная вещь. Она тоже сильно любила, она тоже одна переносила свою беременность, только она была еще несчастнее. Она разошлась с мужем, она не была любимой, а у меня есть твои письма, в которых твоя любовь. Не правда ли, милый?

У Тани умер ребенок — как это должно быть тяжело! Помнишь, мне все хотелось с тобой посмотреть эту вещь, и не удалось…

Один раз была (опять, конечно, с мамой) в кино. Смотрели «Музыкальную историю». В фойе играл джаз, и мне запомнилась одна песенка — она так соответствует моим чувствам. Там девушка прощается с любимым и говорит:

Возвращайся скорей,

Сердце мне согрей,

Ты пойми — я совсем одна.

Очень много читала. Несколько раз была у Шуры^[8]. Вот так и коротаю время. Кажется, прошла уже целая вечность, как мы расстались, а прошло всего 20 дней.

У нас уже несколько раз шел снег, но сейчас же тает. Уже почти совсем зима, а у вас там совсем тепло.

Смогу ли я приехать к тебе? Не знаю. Это очень трудно осуществить. Сможет ли наша крошка перенести такой климат? Да и материально трудно это осуществить. Об этом мы еще поговорим, еще будет время после родов. Во всяком случае, я сделаю все возможное, чтобы мы смогли увидеться и поскорее. Ты разузнай, не смогу ли я устроиться на работу в часть? Будет ли у тебя отпуск через год?

Дорогой мой, ты писал, что у тебя там нет никаких удобств, но откуда же ты взял чернила — твои два последних письма написаны чернилами.

Вчера, когда писала тебе от Клары, я даже забыла о существовании всех на свете. Даже ни от кого не написала привета. И уже когда запечатала письмо, она меня спросила и очень расстроилась. Сегодня, чтобы не забыть, передаю привет от всех родных.

Милый мой Маркс (я буду тебя теперь всегда так называть, ты знаешь, почему…). Я очень много думаю, что в выходной день ты можешь пойти в город и изменить мне. Пусть даже только физически, все равно я никогда не прощу этого. Ты знаешь это. Ведь тогда уже не будет счастья у нас никогда. Вспомни все свои клятвы, все, что ты обещал мне, уезжая. Меня так мучают эти мысли.

Ну пока кончаю писать. Ты обязательно храни мои письма. А ты уже неаккуратен. Сегодня я не получила письма, хотя ты писал, что напишешь следующее письмо «вечером или завтра утром». Долго ли будет продолжаться эта неаккуратность?

Целую твои глаза — это мои глаза.

Твоя Раина

Привет от мамы, папы и всех родных.

Марк — Рае

10/XI-<19>40 г. Баку

Добрый день, любимая Триленька!

Сегодня уже одиннадцатый день с момента сообщения тебе моего адреса. Я рассчитывал, что ты должна его получить на 6-й день, и если ты мне ответила авиапочтой, то я должен получить сегодня от тебя ответ. Дорогая моя Раиночка, сегодня у меня весь день прошел в надежде, а сейчас такое настроение, хуже, чем когда ты один раз, помнишь, задержалась на курсах. Должна была прийти в 8, а пришла в 11. Я уже не знал, что мне делать, но сейчас во много раз хуже, ведь я здесь одинок и, к тому же, очень далеко от тебя. Я себе не представляю, что ты делаешь, как ты себя чувствуешь. Ну вот, Раиночка милая, представь себе: я сегодня стоял ночь на посту и думал только, что ты делаешь каждый час, представлял себе, как ты спала. Но вот я себе никак не мог представить и разгадать, что тебе могло сниться, а снится всегда то, о чем думаешь перед сном.

Раиночка, не знаю, что я буду делать, если не получу завтра от тебя письма, но у меня предчувствие, что обязательно получу. Миленькая моя, когда получишь это письмо, обязательно напиши мне, через сколько дней ты его получила.

Напиши мне, как ты провела праздники, кто у нас был и выполняешь ли ты свои обещания не нервничать и ни на что не обращать внимания? Ведь ты должна, как и я, жить только одним: писать друг другу и ждать скорой встречи, и потом уже вечно без разлуки.

Раиночка, мне почти каждую ночь снится, что у нас есть маленькая и очень красивая девочка, так что, наверное, ты родишь девочку, и она должна быть очень хорошенькой.

Милая моя Триленька, сегодня ночью точно должны привезти письма. Я велел дежурному по штабу разбудить меня, если только мне будет письмо.

Триленька, вчера кончить не смог — нас всех забрали на политзанятия. Так что продолжаю сегодня. Ты учти, что оно ушло не 10-го, а 11-го.

Дорогая Раиночка, вчерашние мои надежды не оправдались. Не знаю, почему от тебя нет письма. Утешаю себя тем, что ты, наверное, не смогла послать авиапочтой, и придется ждать до завтра или, в крайнем случае, до послезавтра.

Сегодня, Раиночка, даже надо мной подшутили бойцы — мои соседи по койке: они выпросили у меня пачку папирос, обещая взамен спрятанное письмо. Эта шутка на несколько минут утешила меня, а сейчас опять невыносимая грусть. Эти чужие люди начинают, я замечаю, сочувствовать мне, но ведь они беззаботные мальчишки!

Моя любимая! На этом пока кончаю. Если сегодня получу письмо, то завтра обязательно, хоть ночью, но отвечу.

Целую тебя крепко, крепко. Целую маму, папу. Привет всем, кто нами интересуется.

Твой вечно Маркс

Марк — Рае

14/XI-<19>40

Милая, любимая моя Раиночка!

Хочу описать тебе, во-первых, мой вчерашний мучительный день. Утром раздавали письма, я был, конечно, первым и ушел разочарованным, не зная, что думать, почему мне нет письма. Всякие плохие мысли мне приходили в голову, и я до того, любимая моя, был расстроен, что даже не замечал, что делаю: разбил у соседа зеркало, разбил стекло у часов, потерял ножик (оказалось, что я его забыл в другом котловане). Мне нужно было отдыхать перед ночным дежурством, но отдыхать не хотелось, я ходил и гадал, будет мне сегодня ночью письмо или нет. Так и заступил расстроенным на пост. Мне казалось, что ты забыла про меня и, возможно, где-нибудь веселишься. Всякие дурости мне приходили на ум, я мучительно страдал. И вот ровно в 0-30 мне шофер, который только приехал с полка, говорит: Будешь плясать — передам тебе письмо. Вижу, он вынимает несколько писем, и я сразу узнаю твой почерк. Ты даже не представляешь, моя любимая, что со мной в это время было, я даже забыл, что мне стоять на посту нужно было до 1-го часу, чуть было не ушел с поста, но в это время проходил мимо командир и сменил меня. И эта ночь к моему счастью до того была светлая и тихая, что я сидел три часа и все читал твое письмо. А в 6 часов снова заступил на пост, сейчас освободился, время 2-30 и я пишу тебе ответ.

Любимая моя Раиночка, когда я читал твое письмо, я до того переживал, мне так, милая моя, стало жаль тебя, до слез. Я готов был на все. Мне так хотелось в это время тебя приласкать, поцеловать, я готов бы собой пожертвовать, только бы быть в эту минуту с тобой.

Моя любимая Триленька, прошедшие 9 месяцев были не «счастливый сон», а действительность. Ты больше никогда не думай такие глупости, что мы расстались навсегда, ты не оглянешься, как мы с тобой уже увидимся, не заметишь, как пробегут эти 23 месяца и опять возобновится «чудесный сон», но во много раз счастливее и на вечность. Ведь верно я говорю, моя дорогая, да?

Физическую жизнь нам надо забыть с тобой до определенного времени, то есть до твоего приезда ко мне, а пока наслаждаться только письмами. Пиши мне ежедневно, любимая Триленька, и, если ты от меня когда-либо получишь через день или через два, не огорчайся и ни о чем не думай, ведь я тебе клялся и клянусь, что вечно буду тебе верен. Я люблю тебя, только тебя единственную. У меня нет никого дороже.

Милая Раиночка, какая ты все-таки горячая: ты не получала от меня пару дней письма, и то не по моей вине, и уже собиралась мстить! Знаешь, как меня твои слова задели за живое. Если бы я был рядом с тобой, мы бы, наверное, поругались. Я ведь обиделся, Раиночка. Но есть очень хорошая пословица: «Милые бранятся — только тешатся». Но ты, пожалуйста, больше таких глупостей не думай, я ведь могу понять серьезно.

Раиночка моя дорогая, я лежу и торопливо пишу, чтобы оно сегодня ушло. Опять не повезло, мне сейчас сказали, что машина с письмами ушла. Вот не везет! Опять, бедная моя, будешь переживать, а я ничего не могу сделать. Если бы я был…, я бы сходил, позвонил тебе по телефону, послал бы тебе заказное, но я абсолютно бессилен.

Раиночка, теперь немного про себя. Мне очень трудно привыкнуть к обстановке. Когда я просыпаюсь и ложусь спать, я долго не могу заснуть, очень переживаю, ведь тебя, моя любимая, нет со мной, поцеловать тебя я не могу. Занятия, которые нам преподают, особенно строевые, в голову не лезут. Все кажется, что сейчас закончится, и я схожу тебе позвонить, но когда оглянусь кругом и увижу одно поле, сердце сжимается. Раиночка милая, я за это время очень похудел, особенно на лицо, но это мне на пользу, ты же тоже это хотела. А особенно я похудею летом, когда жара будет доходить до 65°. Даже себе не представляю, как буду переносить.

Милая, любимая моя Триленька! Посылать мне пока ничего не надо, а что мне надо, ты не можешь выполнить, это ты сама, моя драгоценная. Мне, кроме твоих нежных ласк и милых «капризочек», ничего не надо.

Еще мне, милая, трудно привыкнуть к подъему утром в 6 часов. Когда прозвучит сигнал подъем, мы должны одеться за 5 минут и встать в строй для утренней зарядки. Но зашнуровать эти ботинки и потом обматывать обмотки — это кошмар. Особенно трудно, когда тревога. Если же ты не успеешь одеться, то тебе приказывают обратно раздеться и лечь, а потом одеваться до тех пор, пока ты не успеешь в срок. Знаешь, эти обмотки у меня все время разматываются среди дня. Если бы ты меня сейчас увидела на улице, ты бы меня не узнала, я даже сам себя не узнаю, когда смотрю на себя в зеркало.

Мы никуда не ходим с территории, кроме бани. Мне хотелось бы тебе послать свою карточку в форме. Когда мы в следующий раз пойдем в баню, то мой товарищ снимет меня, и я тебе пришлю. Раиночка, моя дорогая, я тебя хочу просить, чтобы ты прислала мне несколько наших фото, ведь мне хочется все время смотреть на тебя. Пришли обязательно последнюю, они, наверное, готовы, потом одну из Волоколамска, я буду вспоминать, как мы там, моя любимая, проводили время, ведь мы там были одни. И еще себя одну, где ты снята в нескольких позах у стула. Вот и вся просьба.

Ты должна беречь свое здоровье, этим ты ведь оздоравливаешь нашу любимую будущую деточку. Ведь наша детка должен быть толстеньким, а без твоего здоровья он здоровым не будет. Я тебя очень прошу, чтобы ты мне написала, что ты все это будешь выполнять.

Раиночка милая, я тебе скоро вышлю свою справку из части. Ты не забывай, что после родов тебе придется менять фамилию. Во время записи ребенка, я думаю, тебе будет легче всего это сделать. Когда ты будешь ехать ко мне, ты должна уже быть на моей фамилии — это нужно обязательно. Теперь еще, моя дорогая, подумай с Генрихом насчет той телеграммы, о которой я писал. Если ты сумеешь это сделать и притвориться как-нибудь, то, возможно, я приеду на недели две домой. Если бы ты знала, как мне хочется побыть с тобой!

Раиночка моя, и последнее, что я тебя попрошу, постарайся меня вызвать к телефону в Баку с главной телефонной станции. Может быть, меня отпустят. Только постарайся в воскресенье.

Ну вот, на этом пока все, сегодня ночью, наверное, получу от тебя другое и завтра же на него отвечу. Моя любимая, я тебя умоляю, пиши побольше и каждый день. Будь уверена, что я живу только тобой и для тебя, первая мысль — это ты, моя любимая, твой милый хорошенький образ.

Целую тебя, крепко, крепко,

Тебя любящий, вечно твой Маркс

Целую маму, папу. Привет родным, а также передай привет в квартире.

Марк — Рае

15/XI-<19>40

Милая, любимая моя Раиночка!

Сегодня я получил твое второе письмо. Мне ведь так здесь тяжело, особенно от того, что тебе очень трудно там одной. Я ведь единственный, кто тебе сочувствует и понимает. Я никогда себе не представлял, что могу быть таким беспомощным. Ведь я не могу тебе ничем помочь, кроме писем, но ты, моя дорогая, знай, что, хотя я здесь далеко от тебя, но я разделяю твои мучения. Но ведь тебе нельзя переживать, а наоборот, ты должна укреплять свое здоровье. Тебе ведь, моя миленькая, придется некоторое время одной оберегать нашего дорогого детку, который должен быть толстенький, а для этого и тебе нужно немного потолстеть.

Я хочу, моя хорошенькая, чтобы ты мне описывала краткое содержание всех прочитанных тобой книг, ведь мне здесь абсолютно нечего читать. Книг здесь нет, кроме мелких брошюр, а если бы даже были, все равно нет времени читать, ведь я все свободное время пишу тебе. Если была бы возможность, я бы даже 2 письма отсылал бы в день, может в дальнейшем обстановка изменится, когда нас немного «обучат» и, возможно, переедем в другое место.

Раиночка, я вчерашнее письмо, которое опоздал тебе послать с нашей почтой, сегодня отправил через нашего командира, который уехал сегодня в город. Оно будет доплатное, зато ты его получишь быстрей, ведь у нас нет большего счастья, чем чаще и быстрей получать письма. Если у меня будет в какой-либо день задержка, то ты знай, что это не моя вина…

Раиночка, ты интересовалась, откуда я взял чернила — это у моего соседа есть самопишущая ручка, а чернила ему купил наш комиссар. Вот я ей и пишу, конечно лежа на постели, а столом мне служит небольшая фанерка, но это пустяки, не в этом суть.

Милая Триленька, я вчера написал всем родным по письму и просил их приходить к нам. Но если кто-нибудь из них не придет, ведь это не большая беда, верно ведь?

Теперь насчет твоего приезда. Разве ты не читала указ правительства, что жены военнослужащих имеют право переезжать в любой город, где находится их муж, и по первому их требованию предприятие обязано им выдать расчет. Я также уже говорил с комиссаром, который обещал мне помочь. Комнату, говорят, здесь легко найти, но ты права, об этом мы еще успеем поговорить.

Милая Раиночка, моя хорошенькая, пусть тебе больше не приходят в голову такие глупые мысли, что я тебе мог бы изменить. Во-первых, нас в город не пускают и неизвестно, когда будут пускать. Я просил сходить узнать адрес родных, и то не пустили. И знай, что я своим клятвам вечно буду верен, ведь я тебя люблю искренней любовью. Вот я боюсь, что ты после родов можешь мне изменить, но пока я тебе верю и надеюсь, что между нами это не случится, ведь мы же любим друг друга настоящей любовью. Я не представляю, чтобы ты могла себе это позволить.

Милая моя, если мы в крайнем случае решим, что тебе здесь нельзя быть, ты хоть на некоторое время будешь приезжать ко мне. Я предполагаю, что скоро-скоро, как только наш маленький хорошенький карапузик сможет приехать к папке, ты обязательно приедешь, чего бы это ни стоило.

Ну вот, любимая моя, пока кончаю. Мне опять на дежурство. Буду опять все время мечтать о тебе. Жаль, что ты будешь спать и не знать этого. Завтра вечером напишу следующее. Сегодня думаю получить 3-е твое письмо, потом 4-е, и так ежедневно.

Ну пока, до следующего разговора в письмах.

Целую тебя крепко, крепко и также целую нашего карапузика.

Тебя любящий, твой Маркс.

Целую маму, папу, привет всем, кто нами интересуется.

P.S. Раиночка, ты почему целуешь только мои глаза, ты больше ничего не хочешь целовать, да.

Маркс

Марк — Рае

16/XI-<19>40

Любимая моя Раиночка!

Я не знаю, чем объяснить, что от тебя нет сегодня письма. 7-го и 8-го ты нашла для меня время, а 9-го чем ты занималась, что не могла написать? Ты требуешь от меня аккуратности, а сама? В ожидании прошла ночь, и день проходит, а письма нет. Милая моя Раиночка, неужели ты мне не сочувствуешь, ведь я очень мучаюсь в ожиданиях! Мне кажется, что ты могла бы даже два письма мне отсылать в день. Неужели у тебя есть что-то дороже меня, что занимает твое свободное время? Моя хорошенькая, ведь ты же видишь, как я стараюсь быть точным. Я бы все время тебе писал, чтобы тебя занимать моими письмами, чтобы ты думала только про меня.

Миленькая, может быть я напрасно сержусь на тебя, может быть задержки опять на почте, а мне все кажется и кажется. Всякое же может казаться, верно ведь? Ведь я же очень, очень люблю тебя, ты помнишь это? Если ты меня также любишь и хочешь, чтобы мне не казалось лишнее, то пожалуйста, я тебя умоляю, пиши мне ежедневно и побольше. Все, все описывай, каждую мелочь, ведь меня все абсолютно интересует. Что тебя интересует, также можешь все спрашивать, я буду тебе отвечать «по возможности» подробно.

Милая моя Триленька, у нас здесь установилась замечательная теплая погода, особенно сегодняшняя ночь. Я сегодня всю ночь был в дозоре, было трудно, так как мне очень хотелось быть с тобой, а к несчастью еще и письма сегодня от тебя не получил. Не дождусь, когда наступит вечер и прибудет почта. Как только получу письмо, при первой возможности сразу отвечу.

Любимая моя, хорошенькая Триленька, не забудь послать мне фото, которые я у тебя просил. Мне очень хочется их иметь у себя. Я уже за сегодняшний день чуть ли не вызубрил наизусть твои два замечательные, такие милые письма. Только мне кажется, что это еще мало, пиши побольше.

Моя дорогая, я сегодня много писать не буду, скоро должна уйти почта. Как только сегодня получу от тебя, отвечу уже больше.

Целую тебя крепко, крепко, абсолютно всю, каждую твою частичку.

Любящий тебя, вечно твой Маркс

Марк — Рае

18/XI-<19>40

Милая моя, любимая Раиночка!

Сегодня уже четвертый день я не получаю письма, 4-й день я не чувствую твоих ласковых милых слов в письмах. Я ведь нахожусь в жутком, кошмарном состоянии: я не знаю, что думать, почему нет письма. Я вчера было начал тебе писать, а закончить не мог, настолько у меня болела голова. Я все ходил по разным углам, и все мне казалось, что письмо у кого-нибудь есть, и сейчас мне его отдадут…

Милая моя, любимая, хорошенькая Триленька! Неужели ты мне мстишь? Я ведь ни в чем не провинился перед тобой. Как же я могу заставить тебя переживать — я же люблю тебя, так люблю! Ты даже себе не представляешь, как я сильно мучаюсь и переживаю. Неужели что-нибудь могло перемениться или же с тобой что-нибудь случилось? Если ты заболела, почему мне мама ничего не пишет? Или опять виновата эта проклятая почта? Ведь я не могу себе представить, чтобы ты мне не писала — ты же обещала писать ежедневно! Раиночка, милая, кроме тебя мне ведь некому писать. Знаешь, как обидно, когда сосед получает по 3–4 письма в день от родных и товарищей, а мне вот уже 4-й день нет ничего! Раиночка, моя любимая, давай мы с тобой условимся, чтобы, когда ты пишешь, ты обязательно указывала бы, когда напишешь следующее, и я уже буду знать, виновата ли почта или твоя неаккуратность. А с моей стороны задержек по моей вине не будет, ведь я же, моя дорогая, живу только для тебя и каждую свою свободную минуту готов с радостью и любовью уделять только тебе.

Моя дорогая Триленька, на этом пока заканчиваю и надеюсь, в будущем ты меня больше не заставишь мучиться в ожидании ответа от тебя, ведь ты же меня тоже любишь, но я уверен, что не так крепко, как я тебя.

Целую тебя крепко, крепко,

Вечно тебя любящий,

Твой Маркс

Целую маму, папу и всех по твоему усмотрению.

Марк — Рае

21/XI-<19>40

Любимая моя, милая Раиночка!

Сегодня я опять не получил от тебя письма, а я ведь пишу тебе ежедневно. Непонятно, почему ты их не получаешь и думаешь, что я тебе неаккуратно пишу, и все, наверное, мстишь мне. Дорогая моя, я со вчерашнего дня завел себе реестр и буду записывать каждое письмо, отправляемое тебе. И тебе тоже советую это сделать, чтобы мы могли проверить, не пропадают ли письма. Я получил от тебя за все время только 4 письма, я не верю, что ты мне так мало писала. Каждые 2–3 недели я буду сообщать тебе, сколько ты должна была получить за это время.

Любимая, хорошенькая моя, я сейчас сидел и перечитывал твои вчерашние два письма. Как ты замечательно пишешь! Ведь ты меня любишь, очень любишь, а приходится тебе одной там мучиться, переживать. Я единственный, кто тебя понимает. Как мне обидно!

Раиночка, моя хорошенькая, я не хочу тебе описывать свои мучения, у тебя и своих мук хватает, но знай, что я тебе очень сочувствую и так много думаю, что начал даже болеть: глаз начал не болеть, а свербеть. Но уже вчера стал проходить, ведь вчера я был самым счастливым человеком — я получил сразу два письма от тебя, которые ждал так долго.

Раиночка, любимая моя, ведь ты же можешь где-нибудь убивать время, можешь зайти к Зине^[9]. Мне все кажется, что тебе звонят. Я допускаю, что физически ты мне не изменяешь, но я не хочу, чтобы ты кому-либо из них… уделяла свое время. Мне кажется, что тебе даже должно быть противно с кем-либо разговаривать, ведь ты же в это время обязательно вспомнишь меня. Ведь никто тебя так не может любить и понимать. Ты принадлежишь мне одному и любишь меня, верно ведь?

Моя хорошенькая, я все равно не могу, чтобы ты находилась там. Здесь может и придется трудней материально, но мы будем вместе. Я не могу быть без тебя. Я уж и так буду ждать через силу, когда ты сможешь с нашим крошкой приехать. А за это время, думаю, я хоть раз буду в городе, найду для вас комнату и хорошую работу. Еще возможно мне удастся, чтобы ты смогла устроиться ко мне в часть, это будет еще лучше. Но особенно торопиться нам не надо, время у нас еще есть.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

4

Такими отточиями Марк напоминал о военной цензуре. Рая в своих письмах делала так же.

5

Идн (далее также аид) — евреи (еврей) на идиш.

6

Аркадий — друг Марка по Ананьеву; Боря — младший брат Марка, Яша — средний его брат.

7

Клара — сестра Раи. Называемые далее Маруся и Сеня — сестра Раи и ее муж.

8

Шура — сестра Раи.

9

Зина — подруга Раи.