1888

Ж. Л. Готье, 2021

Разоренный ставками в покер, исчезнувший на полгода, озлобленный и больной детектив Итан Брандт возвращается обратно в столицу Англии осенью 1888 года. Своим приездом он вызывает напряженность в лондонском обществе, потому что никто из высокопоставленных чиновников не знает, на кого на этот раз будет собрано досье и кто снова станет участником фальшивого преступления.Сам Итан не желает возвращаться в круг аристократов, но все равно будет вовлечен в кровавый конфликт между ними и неохотно займется расследованием жутких убийств, погрузивших мокрый, одуряющий и угрюмый Лондон в оторопь и ужас на долгие месяцы. Опрашивая свидетелей, стараясь избавиться от вмешательств в дело комиссара полиции и нового детектива, мистер Брандт будет вынужден докопаться не только до истоков совершенного преступления, но и вытянуть на поверхность глубоко скрытые факты биографий своих старых знакомых, замешанных в тревоге, охватившей каждый темный закоулок города.

Глава 6

— Где вы полгода пропадали, мистер Брандт? Чем занимались? Что видели? — поинтересовалась Клаудия, едва поспевая за мной. — У меня мало представлений о других городах. Никогда не была в них.

— Мисс Дю Пьен, я не экскурсовод. Если вы ищете с кем поболтать, обратитесь к мистеру Муру, — ответил я, бодро пробираясь через гудящую толпу оборванных, измятых людей на улице, выпивших или уже страдавших с похмелья. — Держитесь подальше от копоти на стенах домов, а не то испачкаете свое светлое пальто. Не хочу целый день слушать ваше надоедливое нытье и наблюдать за припадками мании чистоты.

— Вот как? — произнесла она, и по ее тону я понял, что мои слова пришлись ей не по душе. — А вы все время едите! Даже если рядом не окажется полноценных блюд, вы все равно будете что-то жевать: леденцы, лакричную жвачку, кокаиновую жвачку. Кокаиновую жвачку, мистер Брандт! Где вы только ее берете?

— Брат прислал из Америки целую коробку полтора года назад. Будете?

— С вами поведешься, так в скором времени окажешься среди тех, кто был вхож в парижский «Клуб гашишистов», — грубо буркнула в ответ женщина, но от предложения не отказалась и прошептала, будто успокаивая себя: — Ну, говорят, что кокаин — хорошее лекарство от депрессии и неврозов.

— Не переживайте так и, ради бога, не считайте меня наркоманом. Вам ли не знать, что кокаин в небольших количествах снижает потребность во сне и умножает умственную активность. Сейчас он панацея для медиков. На все случаи жизни, — сказал я, положив ей в карман еще несколько жвачек. — Так почему вы не хотите общаться с мистером Муром?

Глаза Клаудии усиленно заморгали, а сама она насупилась, сжала кулаки и слегка растерялась, но тут же твердо произнесла:

— Бенедикт сам не горит желанием водиться со мной. Сейчас его мысли заняты тем, где бы достать деньги и на лечение Эбигейл, и на помощь Анне.

— Ведь если он откажет племяннице, то все вокруг сразу подумают, какой плохой и скупой дядя у миссис Гамильтон, что сильно отразится на его жалком самомнении.

— Мистер Мур случайно проговорился, что придумал, как профинансировать оперный спектакль, после чего вообще перестал пересекаться со мной. Оставляя миссис Мур в неведении, он решил брать накопления, отложенные на поездку с дочерью к врачам в Швейцарию. Только вы этого не знаете. Бенедикт просил не распространяться, — утомленно ответила женщина, неуклюже перепрыгивая через уличную грязь, подсушенную вечерними заморозками. — На душе и так скверно и грустно, а со всех сторон еще столько страшной неправды. Казалось бы, у семьи мистера Мура не дом, а полная чаша, но, переступая порог, ощущаешь в нем ужасающую пустоту.

Клаудия остановилась, осматривая низ своих штанов, испачканный лошадиным навозом, выдержала длинную паузу, а потом, криво усмехнувшись, сказала:

— Как выразился мистер Мур: «Деньги нужно тратить на тех, у кого есть будущее».

— Зачем же он тогда тратит их на себя?

Женщина простодушно пожала плечами, достала из кармана лайковые перчатки, попыталась надеть их на непослушные, замерзшие руки, и подняла воротник пальто, чтобы закрыть голую шею. Ее глаза обильно слезились под покрасневшими веками, прозрачная кожа на щеках стала отливать ярким румянцем, а из носу потекло, отчего она то и дело смущенно касалась платком губного желобка.

Сколько я ее знаю, она всегда была маленькой, низкого роста и до невозможности худой, с венозными сеточками и дерматитом от раствора хлорной извести на кистях.

Телосложение приносило мисс Дю Пьен массу неприятностей и неудобств, начиная от постоянного ощущения холода и заканчивая страхом, что любой средний мужчина может поднять и унести ее в неизвестном направлении, что происходило на моей памяти несколько раз.

— Ох, какой же вы чудак, Итан. Страдаете из-за отсутствия денег, но по-прежнему гордо носите свою золотую брошь с драгоценными камнями на вороте пальто, — сказала врач. — Какая разница, семейная это реликвия или нет, когда перед вами пропасть нищеты? Сдав брошь в ломбард, можно было бы временно решить некоторые проблемы.

— Вместо них появились бы другие. Что вы вообще пристали к моему украшению? С самого начала нашего знакомства, когда я мог купить весь Бедлам и вас на сдачу, вы треплите мне нервы просьбами сходить в ломбард!

— Жуйте жвачку активнее, а то станете неврастеником, — ухмыльнулась Клаудия. — Говорят, ваш брат пообещал приехать в Лондон, но вместо этого стал писать еще реже.

— Мисс Дю Пьен, всем известно, какая вы любительница пособирать личные тайны людей и пообщаться с Бенедиктом, поэтому спешу вам сообщить — мне также известно, какой мистер Мур болтливый человек. Он знает ровно столько, сколько ему позволено знать.

— Я помню, как год назад вы сильно волновались и чуть ли не расплакались в почтовом отделении, когда получили долгожданное письмо от Мишеля. Хотела удостовериться, что этот человек больше не мучает вас своим молчанием.

— Чушь и вздор, — ответил я и скривился от смущения, вспомнив, как мне не помог лаунданум и как я в беспокойном настроении ждал на почте своей очереди. — Светская болтовня успела мне наскучить. Перейдем к делу.

— У вас есть догадки? Кто убийца?

— Не знаю. Единственное, о чем мы можем сейчас говорить, — так это о том, что убийца должен иметь доступ к орудию преступления и печатной машинке, имеющей дефекты. Он должен обладать малыми знаниями анатомии, хромотой и большой физической силой, чтобы совершить убийство за такой короткий срок. Точные мотивы назвать невозможно. Ненависть к проституции? Личные факторы? Смертельная болезнь, полученная в борделе? Половина жителей бедных районов, чья профессия связана с режущими предметами, попадает под эти критерии.

Клаудия сильно огорчилась таким ответом, но вслух произносить этого не стала, убрала руки в карманы пальто, съежившись еще больше, и медленно пошла дальше. Я покорно последовал за ней и не переставал бдеть за окружающей обстановкой, высматривая недружелюбно настроенных представителей банд, растворившихся среди прохожих.

Убогие улицы Ламбета, ничем не отличавшиеся от улиц других нищих районов столицы, заставляли перенимать заразительное меланхолическое настроение рабочих, с которым не мог справиться даже кокаин.

Кварталы, похожие на одно большое кладбище, были плотно застроены двухэтажными кривыми домами, которые давно требовали капитального ремонта и напоминали монастырские кельи, где проживала беднота: голодные дети, старики, разбитые параличом, и взрослые, медленно умирающие от тяжелой работы и алкоголизма.

Родители пугали юную интеллигенцию местными промозглыми переулками и хмурыми людьми, наблюдавшими дневной свет сквозь крохотные, грязные окна фабрик. Сами жители трущоб имели тусклое представление о своем будущем, не знали, в чем заключалась конечная цель, и подсознательно понимали, что с рассветом каждого следующего дня их жизнь не изменится.

— Проклятые братья Бисли! — выпалил пьяный молодой человек, падая из двери паба прямо под ноги Клаудии. — Проклятый район!

Следом за незнакомцем из дома вывалился весьма свирепого вида мужчина с разбитыми костяшками на руках, который поднял юношу над землей и с такой силой встряхнул, что на мгновенье показалось, будто последний никогда не придет в чувство. Однако пьяница не проронил ни слова — он даже не пытался вырываться или закрываться руками.

— Мы в клоаке, Генри, понимаешь!? — орал мужчина на почти бессознательное тело. — Где твои обещанные богатства!?

— Беспризорники приносят хороший доход, — ответил парень, сплевывая и едва управляя своим языком. — Им нужно время!

— Двенадцать пенсов за неделю — это хороший доход?! Чтобы завтра ты отвалил от детей и придумал нам реальное дело! Я устал жрать помои!

Отбросив сообщника в сторону, которого сразу же стошнило, бандит ушел обратно в паб и громко хлопнул за собой ветхими дверьми. Тем временем на пьяного юношу кто-то с верхних этажей опорожнил свой ночной горшок.

— Да-а-а. Чудный вид обгаженных улиц старой Англии. Как будто и не девятнадцатый век на дворе, — сказал я. — Не наше с вами графство Сурей, конечно, но посмотреть тоже есть на что.

— Вдруг стало понятно, почему мне больше нравится работать с мертвыми, — с отвращением ответила мисс Дю Пьен. — Осталось понять, почему другие боятся их до холодного пота.

До работного дома Клаудия шла по краю тротуара, держалась подальше от окон и каждый раз вздрагивала, когда мимо пробегала шпана, просившая хотя бы пенс и кричавшая нам вслед непристойные ругательства.

Мелкие пакостники, ходившие в рванье, больше похожем на мешки из-под овощей, так и норовили под «случайным столкновением» украсть кошель, висящий на ремне. Если у них это получалось, то деньги уже никогда не возвращались владельцу. Дети работали на районные банды, а с последних полиция имела долю, поэтому заявления о кражах отделы принимали, но рассматривали очень неохотно.

— Мои ботинки все в дерьме, — сердито сказала мисс Дю Пьен, обстукивая обувь о поребрик. — Надо будет приобрести высокие сапоги, как у вас. Не напасешься денег на мыло, чтобы стирать брюки каждый день.

— Бросьте причитать, — ответил я, устало потянувшись. — В конце квартала деревянный забор с блеклыми афишами. Прямо за ним нужный нам работный дом.

— Когда вы уехали от ресторана, лорд Абберлайн вернулся и разговорился со мной. Он назвал преступление мистическим ритуалом. Его подчиненные нашли пустую бутылку и остатки свечей недалеко от места, где лежал труп.

— Вот вам еще одно предположение. Иногда бутылка и свечи — это просто бутылка и свечи, а Виктор — обычный идиот, — задумчиво сказал я, а потом, глядя на то, как мисс Дю Пьен продолжает обстукивать свои ботинки, усмехнулся, прибавив: — Заканчивайте строить из себя ирландскую танцовщицу. Пора двигаться дальше.

Обширный двор большого работного дома замечательно просматривался через щели в дощатом заборе. Прямо перед входом стоял хорошо и тепло одетый мужчина, активно жестикулирующий и возмущающийся в адрес своей испуганной оппонентки, плотно прижимающей руки к груди и покорно кивающей. К сожалению, соседняя стройка не позволяла услышать, о чем он кричал, но незнакомец выглядел крайне недовольно.

Не сдержавшись, мужчина сгоряча ударил женщину ладонью по лицу, пригрозил ей пальцем, затем, хмурясь, глянул на свою руку, на кучу ящиков рядом с дверьми и быстро ушел в работный дом.

— Подойдет для выписки штрафа в полицейском участке, — тихо произнес я. — Кажется, появилась возможность немного подзаработать.

— Итан, смотрите, банда Олдриджских Дьяволов! — пролепетала врач, показывая в конец улицы. — Вы входите в их список недоброжелателей?

Бандиты вели себя так, словно разыскивали кого-то, подходили к каждому прохожему, держа керосиновую лампу с небольшим плакатом в руках, и о чем-то настойчиво спрашивали. Они грубо старались остановить любого, кого видели, и особенно пристально вглядывались в людей вдалеке.

Я поспешно раскрыл зонт, встал так, чтобы он скрыл нас от взора Олдриджских Дьяволов, и прошептал:

— Раньше входил. Очень давно этот синдикат нападал на иммигрантов. В то время в Ламбете закрывали глаза на его выходки и поддерживали некоторые демонстрации. Все из-за наплыва лиц не английской национальности, занимавших рабочие места коренных жителей, которых данная ситуация не устраивала. Потом бандиты занялись изготовлением поддельных денег, а когда я поймал на этом их главаря Эдмунда Олдриджа, сдав мистеру Гилберту, то стабильно раз в неделю обнаруживал у себя в доме муляж бомбы.

— И как к этому относилась Шарлотта?

— Довольно спокойно. Моя любовь заходила ко мне в кабинет и монотонно сообщала, что на мое имя прислали тикающий подарок, и если я его прямо сейчас не обезврежу, то все наше поместье взлетит к чертям собачьим. Затем она уходила в спальню и наводила утренний марафет.

Несколько досок забора неожиданно задвигались в разные стороны, и из появившегося лаза, пыхтя и отдуваясь, начала вылезать девушка. Она испуганно замерла, увидев нас, и чуть отдернула назад шелковый платок, обнажив ухоженное и очень красивое лицо с греческими чертами.

— Гелла? — в замешательстве спросил я, крепко сжав рукоять зонта. — Вы?

Проститутка не смогла подобрать нужных слов и только часто и с опаской моргала, застыв с приоткрытым ртом в проеме между досками.

— Что вы здесь делаете, мисс Каррас? — поинтересовалась Клаудия. — Сбегаете из работного дома?

— Ох, мисс Дю Пьен! Мистер Брандт, вы живой! Как же я рада видеть вас в Лондоне, — с придыханием восклицала знакомая, обхватив меня руками за плечи. — Случилось страшное! Бандерша говорила вам, что в ее борделе аукционы не проводятся, но меня продали за пару фунтов!

— Что? — непонимающе спросил я, грозно сведя брови к переносице. — Кому?

— Олдрижским Дьяволам! Их главарь не платит нам, заставляет работать с утра до ночи во всех своих пабах, бьет нас. Мистер Брандт, помогите, ради всего святого! У меня больше нет сил терпеть.

Юная девушка перевела взгляд за мою спину, сдавленно закричала и, оттолкнув Клаудию в сторону, рванула вверх по улице от новоприбывших бандитов и тех, кто до этого спрашивал про нее у прохожих.

— Дьявол побери, — произнес я сквозь зубы, услышав отдаленный пронзительный вопль Геллы в вечерних сумерках. — Только бы с ней не сделали ничего дурного.

— Надо было помочь! — возмутилась мисс Дю Пьен. — Почему вы не спугнули бандитов? Вы же могли. У вас же есть оружие с собой.

— Я вернулся в Лондон не для того, чтобы получить пулю в затылок. Мы обязательно поможем мисс Каррас, но чуть позже.

Раньше куртизанки получали от меня вознаграждение за определенные задания и собранную информацию в пабах и публичных домах, где часто собирались представители аристократии. Однако с тех пор, как я обнищал, от услуг девушек пришлось отказаться, пристроив нескольких из них в хорошие, как мне казалось, бордели, чтобы они не остались на улице и имели возможность проходить медицинское обследование.

— Как мужчины могут ходить в публичные дома? — спросила Клаудия, поправляя съехавший котелок. — Там же рабство, несправедливость и повсеместные болезни!

— Не знаю, — ответил я, пролезая через появившийся лаз в заборе. — Поинтересуйтесь у Бенедикта или мистера Гилберта, они завсегдатаи подобных заведений.

— Неужели вы такой святой, что даже к портовым девкам не ходите?

— Не хочется в один из прекрасных дней проснуться без ушей или носа от приобретенного сифилиса, а на содержание постоянной любовницы я еще не заработал.

— И на Холивелл-стрит не заглядываете? — съехидничала она.

— Фу, как вам не стыдно, Клаудия? Откуда у меня деньги на эротические открытки и фотографии, когда мне едва хватает на более-менее приличный чай?

Мисс Дю Пьен похихикала, но тут же осеклась, заметив, что я не разделяю ее веселого настроения и стремлений обсуждать мой досуг.

За дверьми работного дома врач ахала от всего, что ее окружало, и нагло заглядывала почти в каждое рабочее помещение, впиваясь взглядом в замученных тяжелым трудом людей.

Мужчины с женщинами, накормленные самой дешевой пищей, имеющие в собственности лишь униформу и неудобную кровать, раздирали свои руки в кровь, деля на волокна старые, использованные веревки, дробили камни, измельчали гипс, горбатились, не зная усталости, и старались не отлынивать от работы. Никто не желал попасть в карцер — самое страшное место во всем работном доме, в котором не было ничего, кроме холодных каменных стен и проема с толстой решеткой вместо окна.

Количество нищих пугающе росло день ото дня. Кто-то из них сбивался в банды, нарушал закон, устраивал бунты и привносил много суматохи в размеренную жизнь простых граждан; кто-то предпочитал умереть на холодной каменной скамейке на Трафальгарской площади или под ее мостовой. Другие безработные — слишком гордые для разбоя и слишком напуганные голодной смертью — вставали перед принудительным выбором: работать за еду в благотворительном заведении, построенном отнюдь не из человеколюбия, или колыхаться от ветра над эшафотом. Бродяжничество и попрошайничество не приветствовались и всегда заканчивались чьими-то сломанными шейными позвонками.

Начальники, в основном, обитали повыше и подальше от озлобленных, обессиленных и оголодавших тружеников, заставляя следить за ними надзирателей. Последние только и делали, что ходили по лестницам, редко обращая внимание на то, что происходило вокруг них, покрикивали на униженную рабочую силу и самоутверждались за ее счет.

В женском отделении нас остановила тощая женщина лет пятидесяти с усталым лицом зеленовато — серого цвета, впалой чахоточной грудью и общим видом ноющей неотразимой грусти. В ее длинных натуженных руках находились ведра, доверху наполненные водой, которые она с грохотом поставила на пол, после чего с претензией в голосе заявила:

— Здесь полно дел! Будете заниматься чем попало, вас отправят в карцер, как Мириам. Бедная девочка, сначала побита начальником, а теперь отправлена в камеру. А ведь у нее такая затасканная обувь! Как бы не заболела! Кстати, почему вы вместе? Мужей и жен разделяют по прибытию и подвергают наказанию, если они посмеют обменяться хоть одним словом между собой.

После этих слов женщина взяла из одного ведра почерневшую рваную мокрую тряпку и, не отжав, швырнула в меня, приказав оттереть пол в столовой. Опешив от сознательно вырвавшейся у женщины дерзости, я не смог ей ничего ответить и только быстро переводил взгляд то на нее, то на тряпку, то на влажное пятно на своем жилете-корсете.

— Вообще-то, мы не супруги и здесь не живем, — дружелюбно попыталась оправдаться Клаудия, подняв с пола тряпку и протянув ее обратно работнице.

— Как не работаете? Этот похож на наших мужиков, — с усмешкой произнесла работница и показала на меня пальцем. — У них такие же впалые глаза с посиневшими нижними веками и сведенные истомой лица.

Не стерпев грубого отношения к себе, я с размаху пнул стоящее рядом ведро, затем зонтом отодвинул нахальную женщину в сторону и, убрав руки за спину, чинно направился к лестнице, шлепая сапогами по образовавшейся луже.

— Какая совершенно невозможная дрянь! — послышался рассерженный голос работницы. — Безобразие!

Мисс Дю Пьен попросила у нее прощения за мое поведение и все время, пока мы искали начальника работного дома, изводила меня своими многочисленными вопросами о внутреннем устройстве этого места, жизни людей в нем и их нечестной судьбе, на которые приходилось отвечать предельно мягко и уклончиво, стараясь не сорваться. Я понимал, что врач не виновата в моем отказе от курения и плохом здоровье, но и она, в свою очередь, не замечала, как мне было тяжело.

В пролете второго этажа меня охватило удушье от смрадного, тяжелого воздуха. Я беспокойно схватился за сдавленную грудину, сел на пол, облокотившись спиной к стене и стал часто, хрипло дышать, чем сильно напугал мисс Дю Пьен. Она пыталась привести меня в чувства, обмахивая своим котелком и расстегивая влажный от пота воротник моей рубашки, прилипший к шее и стянувшийся на ней, как удавка.

Редкие окна были плотно закрыты, в здании царствовали жара и нестерпимая духота. Складывалось ощущение, будто мы попали на угольную фабрику, а не в работный дом. Ко всему прочему, вокруг витали затхлые запахи нестиранного белья, пота, немытых тел и сырости, ставшие причиной сильной головной боли у Клаудии.

— Итан, не думали наведаться в больницу? — тревожно спросила мисс Дю Пьен, помогая мне подняться. — Глядя на ваш нездоровый вид и симптомы, вроде удушья, усталости и несвойственной вам стройности, я считаю, что посещение врача необходимо.

Ответить женщине мне помешал неизвестный мужчина, поднимающийся со второго этажа и восклицающий:

— Пропустите меня! Больше поговорить негде, кроме как на лестничном пролете? Мне срочно нужно увидеть начальника!

— Вероятно, дело очень серьезное, — вымотано сказал я, преграждая ему путь. — Как жаль, что вам придется подождать.

Его пыльное лицо не обременялось хотя бы малым интеллектом, а отросшие вьющиеся усы свешивались вниз, скрывая часть малиновых губ. Сам незнакомец был одет просто, умудряясь выглядеть довольно порядочно.

— Послушайте, моя бывшая супруга со вчерашнего вечера не появлялась дома и оставила наших пятерых детей мне, — разгоряченно говорил он, пытаясь оттолкнуть меня. — Не можете войти в положение? Дайте пройти!

— Вам нужно искать ее не здесь, а в больнице на Сент-Джордж Филдс.

— Прекратите издеваться! У нее не было душевных расстройств, чтобы попадать в Бедлам!

— Чтобы попасть в подвал Бедлама, не нужно иметь психических заболеваний, мистер О’Ши.

Мужчина широко открыл глаза, его губы задрожали, а кисти впились жесткими пальцами в мои плечи и медленно сжимались.

— Что произошло? Почему она в морге?! — в ужасе вскрикнул он. — Вы кто?

— Вашу бывшую супругу вчера убили в переулке Уайтчепела, — ответила мисс Дю Пьен. — Вы только не волнуйтесь. Мы уже в поисках убийцы.

Потрясенный мистер О’Ши, которого, как выяснилось впоследствии, зовут Брайан, разжал пальцы и, опустив потерянный взгляд в пол, облокотился одним плечом о стену, прикрыв рот кулаком. Пока он приходил в себя, я стал расспрашивать об Энни и его жизни с ней.

Оказалось, что с бывшей супругой они не живут с тех пор, как мисс О’Ши обвинила Брайана в небольшом заработке почтового служащего и стала втайне промышлять проституцией. Долго продержаться она не смогла. Спустя несколько месяцев ее нашли спящей со своими детьми на Трафальгарской площади среди бедняков и поместили в работный дом.

Мужчина оправдывал убитую, назвав ее примерной и любящей матерью, пока она находилась в трезвом состоянии и в светлом уме. Брайан также упомянул, как Энни пыталась искать работу и, казалось, нашла ее, но по причине нечастых, но глубоких запоев выйти она не смогла.

— Боже!.. — промямлил мужчина, походя на мертвеца. — Мне же теперь придется забрать всех пятерых детей к себе.

— Были ли у вашей бывшей супруги враги? — спросил я. — Может быть, дети вам рассказывали о каких-то подозрительных личностях, навещавших ее?

— Из недругов только другие проститутки, — ответил он. — Энни часто покидала работный дом с нашими отпрысками и приводила их на ночь ко мне, а наутро всегда забирала, возвращаясь в благотворительное учреждение. Сегодня она не пришла. Я сразу почувствовал неладное… тревожно как-то стало, не помню, как добрался сюда.

Брайан начал жаловаться на жизнь, совсем забыв про истинную цель, приведшую его сюда, и мне пришлось ему напомнить о ней, ведь слушать сетования случайного нищего в мои планы не входило.

— Рабочие назвали имя начальника, — сказал мужчина, шагая уверенной походкой по коридору. — Его зовут Алан Бишоп.

— Оставайтесь на месте, пока мы с мисс Дю Пьен пообщаемся с ним, — ответил я, остановившись около ничем не примечательной двери. — Вы же не хотите помешать расследованию своими эмоциями?

Мистер О’Ши отрицательно помотал головой, отошел и прислонился спиной к стене, начав перебирать пальцами свою рыжую бороду.

Дверь к начальнику была заблаговременно закрыта на ключ изнутри, но в самом помещении явно кто-то присутствовал. Постучав несколько раз и не получив никаких результатов, я дернул дверную ручку.

— Проваливайте! — злобно донеслось с другой стороны. — Было ясно сказано — тело отдать для медицинских нужд, а девку, разбившую окно, заключить в тюрьму на месяц по решению магистрата!

— Алан, откройте, — произнес я. — Меня зовут Итан Брандт. Мне посчастливилось, если так можно выразиться, вести дело об убийстве Энни О’Ши.

Послышались спешные шаги. Мужчина вставил ключ в скважину, в которую попал не с первого раза, но не поворачивал его и дверь не открывал, зато спросил:

— Полиция?..

— Нет. Частное расследование. И мне, пока что, не интересны нарушения внутри этого здания.

— А когда придут констебли? — прищуриваясь, поинтересовался очень ухоженный мистер Бишоп, выглядывая из образовавшегося дверного проема.

— Не имею ни малейших предположений, — ответил я и слегка оттолкнул мужчину обратно в кабинет, чтобы пройти. — Мне нужно знать все подробности последнего дня мисс О’Ши.

Пока я осматривал его рабочее место, уделяя внимание небольшой полочке с зеркалом и лежащим на ней умывальным принадлежностям, Алан волнительно ходил вокруг своего стола, держа руки в карманах, и особенно сильно отстукивал каблуками ботинок по деревянному полу. За короткое время он умудрился выпить почти весь графин с водой и много раз пожаловаться на сухость во рту.

— Вчера она предупредила, что уйдет, — пропыхтел он, делая еще один круг по кабинету. — Энни часто уходила на поиски работы и, согласно правилам, забирала детей с собой.

— Присядьте, — сквозь зубы попросил я, — не нервируйте меня.

Мистер Бишоп не пытался скрыть свои переживания и, присев, беспокойно задергал ногой, отчего затрясся, как задетое ложкой желе. Он понимал, что дело уже лежало в Скотланд-Ярде и после меня в эту богадельню обязательно наведаются стражи порядка с не самыми благими намерениями. Самым удачным исходом для Алана будет выписка обычного штрафа, а в худшем случае ему придется сильно раскошелиться, чтобы задобрить мистера Гилберта.

— Так вот, я отпустил ее, — продолжил управляющий, спрятав кисти под стол. — В семь часов вечера у меня была назначена встреча в пабе Уайтчепела. Если вы сделаете так, чтобы полиции здесь не было, то узнаете, что мне довелось увидеть.

— Сколько стоит ваша информация? — пробормотала мисс Дю Пьен. — Назовите цену.

Я возмущенно выхватил у нее из рук кошелек, резким движением положил его обратно ей в карман, а затем близко подошел к мистеру Бишопу и зловеще шепнул ему на ухо:

— Если вы продолжите давать заведомо ложные показания, то предстанете перед судом раньше, чем найдется настоящий убийца.

— Я больше не желаю с вами разговаривать, — ответил он, поежившись и подскочив с места. — Покиньте, пожалуйста, мой кабинет!

— Вы сильно слепы на оба глаза, мистер Бишоп, и не можете различить никого, кто находится в паре метров от вас, — сказал я и подошел к полке, взяв в руки толстую, исцарапанную линзу от очков. — Сломанные очки перестали носить давно, о чем говорит уже прошедший след от душки на носу. Как вы могли что-то увидеть в пабе? Вчера утром, пытаясь побриться, вы случайно взяли бритву не с той стороны из-за слепоты и сильно поранились, испачкав кровью полку. Порез плохо зажил, кое-как затянулся, и сегодня, когда вы ударили женщину по лицу, рана вновь открылась, поэтому всю нашу беседу ваши руки находились то в карманах, то под столом.

— Вы не болеете диабетом? — вдруг спросила Клаудия, протягивая начальнику листок из ежедневника. — Худоба, слабое зрение, плохо заживающие раны, сухость во рту и жажда — одни из его признаков. Я написала, как употреблять наперстянку и к кому следует обратиться.

— Алан, до какого-то момента мне было абсолютно наплевать, какие методы стимулирования к работе здесь применяются, но я ненавижу, когда люди используют наглость и ложь против меня, — продолжил я, пока мужчина близко приближал листок к лицу и пытался прочесть, что на нем было написано. — Вам придется заплатить за мое молчание. Вы же не хотите видеть унылое лицо комиссара полиции, читающего вам нотации о том, как нужно обращаться с рабочими и как их нужно кормить? Всего-то двадцать фунтов.

— Какой вы жадный до чужих денег. Зачем я вообще заикнулся про полицейских? Хотя они бы потребовали в два раза больше.

Он бросил несколько потертых бумажек на стол.

— Что вы знаете? — поинтересовалась мисс Дю Пьен, пока я забирал свой гонорар.

— Я действительно вчера столкнулся с радостной Энни лицом к лицу в Уайтчепеле. Она держала в руках какой-то ящик. Женщина часто отпрашивалась из работного дома под предлогом поиска работы в городе, но сама, как позже выяснялось, ходила по пабам, выпивала и занималась проституцией, после чего утром возвращалась и просила меня принять ее обратно. Мы с ней вчера немного повздорили. Мне было жаль ее детей, и я всегда надеялся, что мисс О’Ши взаправду отправляется искать работодателей, — ответил мужчина, почесал облысевший затылок и нахмурился. — Через несколько часов, ближе к девяти вечера, я слышал, как она болтала с девочками около барной стойки, за которой я пил пиво. В последнее время от женщины всегда пахло духами, она стала носить приличную одежду. Не знаю, может быть, ухажер состоятельный появился?

— Что за ящик?

— Не смог разглядеть. Хотел поговорить с Энни сегодня по поводу ее поведения, а вот оно как все сложилось…

— Не расстраивайтесь, — вполголоса произнес я, открывая дверь кабинета. — У вас будет возможность поговорить с ее бывшем мужем и полицией.

— Н-но, — заговорил он торопливо и даже заикаясь, — вы же сказали, ч-что…

— Я сказал, что здесь не будет комиссара Скотланд-Ярда, но про дивизионные отделы уголовного розыска не было ни одного слова. Всего хорошего.

Мисс Дю Пьен сначала хотела что-то возразить мне, но, жалостливо посмотрев на мистера Бишопа, молча развела руками, пожала плечами и последовала за мной.