Пять столетий тайной войны

Ефим Черняк, 2018

Е. Б. Черняк – историк-англовед, доктор исторических наук, профессор. Материалом для этого издания ему послужили многочисленные источники и специальные разнообразные исследования. История тайной войны лишь недавно стала привлекать внимание серьезных исследователей, она еще полна загадок и белых пятен. Цель этой книги – рассказать о той роли, которую сыграла борьба разведок в крупных политических событиях прошлого, о наиболее драматических эпизодах тайной войны. Нередко это эпизоды с такой сложной и захватывающей фабулой, что они могут быть смело поставлены в ряд с интригой лучших приключенческих романов.

Оглавление

Ищейки Уолсингема

В 1572 г. Берли, заняв пост лорда-канцлера (главы правительства), передал непосредственное управление разведкой Фрэнсису Уолсингему, сохранив за собой общее руководство. Уолсингем родился около 1532 г. в семье видного юриста. По матери Уолсингем находился в родстве, впрочем очень отдаленном, с Марией Болейн, старшей сестрой Анны Болейн, и, следовательно, с теткой королевы Елизаветы. Фрэнсис Уолсингем много учился — сначала в Кембридже, потом в коллегии адвокатов. Годы правления Марии Тюдор он провел за границей, изучая право в Падуанском университете, где терпимо относились к протестантам. В эти годы Уолсингем нередко встречался с членами тогда еще молодого «Общества Иисуса». Интересуясь искусством государственного управления, Уолсингем изучал знаменитый труд Никколо Макиавелли «Государь», пополнял свои знания в беседах с такими знатоками дела, как венецианские и флорентийские политики. Несомненно, что Уолсингем внимательно присматривался к организации разведки в итальянских государствах, считавшейся образцом для всей Европы. Молодой англичанин даже внешне напоминал смуглых, черноволосых сыновей жаркой Италии. Елизавета прозвала его «мавром».

В 1560 г. Уолсингем вернулся в Англию, но несколько лет вел жизнь сельского сквайра. На королевскую службу он поступил только в 1568 г. и сразу же завоевал доверие Сесила. В частности, Уолсингем стал получать донесения из-за рубежа о подготовке Гизами покушения на королеву. В одном из таких сообщений британский посол в Париже Норрис рекомендовал в качестве ценного агента некоего капитана Франсуа. Это был псевдоним Томмазо Франсиотто, протестанта из города Лукка, который 40 лет ра ботал на французскую разведку, а позднее стал одним из лучших шпионов Уолсингема. Еще летом 1568 г. Уолсингем договорился с лордом-мэром Лондона о еженедельном составлении списка иностранцев, которые снимали помещения в столице, чтобы выявить среди них возможных заговорщиков. В декабре 1568 г. Уолсингем писал Сесилу, что при существующих условиях «менее чреваты угрозой излишние, чем недостаточные, опасения» и что «нет ничего более угрожающего, чем (мнимая) безопасность». С 1570 по 1573 г. Уолсингем занимал пост английского посла в Париже и был свидетелем Варфоломеевской ночи. Вслед за своим предшественником Николасом Трокмортоном Уолсингем завел шпионов, следивших как за действиями французского правительства, так и за интригами в Париже англичан и ирландцев, принадлежавших к лагерю врагов Елизаветы. В числе агентов посла был ирландский капитан Томас, выдававший себя за эмигранта-католика. Ему было поручено следить за попытками архиепископа Кэшела установить связи с французским двором. Впрочем, в течение этих лет Уолсингем в основном руководил людьми, принятыми на службу лордом Берли. Однако в последующие десятилетия он создал свою разветвленную разведывательную сеть.

Ревностный кальвинист, верящий в предопределение, Уолсингем был искренне убежден, что принадлежит к числу избранников Божь их. Он не брезговал услугами профессиональных преступников, авантюристов, головорезов, в которых не ощущалось недостатка ни в одном из европейских городов. Это ведь была чернь, на которую не распространялась милость Господня. Не очень важно, если они обременят лишним смертным грехом свою душу, и так обреченную на вечное проклятие. Уолсингем даже сформулировал такой принцип: «Если бы не было негодяев, честные люди едва ли бы могли узнать что-либо о злоумышлениях, направленных против них». А обеспечивать верность человеческого отребья нельзя иначе, как страхом и золотом. «За нужные сведения никогда нельзя платить слишком дорого» — таков был девиз Уолсингема. Он был сторонником бескомпромиссной борьбы против Филиппа II, иногда даже вступая в пререкания с более осторожным Берли. Елизавета не раз упрекала Уолсингема в стремлении ускорить войну с Испанией ради интересов его приятелей-пуритан, критиковавших государственную англиканскую церковь за то, что она сохранила многое от католицизма. «Не хочу войны, не хочу войны!» — кричала она во время одного приема, одергивая своего слишком воинственного «мавра». Тем не менее королева полностью доверяла уму и опыту своего шефа секретной службы.

В конце 70-х и в 80-х гг. план Филиппа II и его союзников — германского императора, римского папы — и всех сил католической контрреформации оставался, по существу, прежним: уничтожить очаг ереси в голландских и бельгийских владениях испанской короны. Для этого необходимо было лишить Нидерланды возможности получать помощь от Англии, свергнуть с престола Елизавету, возвести на английский трон Марию Стюарт, предлагавшую свою руку испанскому королю, и таким образом установить полную гегемонию Испании и католицизма. Раздираемая религиозными войнами Франция не могла быть серьезным препятствием на пути осуществления этих планов. В случае если бы не удалось свергнуть Елизавету с помощью тайной войны, в резерве оставался план высадки в Англии испанской армии, считавшейся тогда лучшей в Западной Европе.

Англия стремилась сорвать эти планы прежде всего организацией непрерывной войны против испанского судоходства. Захват и ограбление испанских кораблей английскими корсарами ослабляли Испанию и заметно увеличивали ресурсы Англии, служили прямому обогащению имущих классов — от лондонских купцов до самой Елизаветы — тайного пайщика компании «королевских пиратов». В задачу британской секретной службы входили прежде всего предотвращение заговоров, наблюдение за подготовкой к высадке в Англии испанской армии и сбор информации, которая облегчила бы английским пиратам войну на море. Разведывательная сеть Уолсингема в целом весьма успешно справилась со всеми этими заданиями.

Смиренный монах, учившийся в иезуитском колледже в Дуэ или Сен-Омере, английский дворянин, вернувшийся в лоно католической церкви богатый итальянец, портовый чиновник в Малаге или путешествующий французский купец, парижский дуэлянт или студент одного из знаменитых германских университетов — за каждым из них мог скрываться разведчик Уолсингема. У него были агенты разного профиля: «просто» шпионы, шпионы-провокаторы, специалисты по дешифровке, мастера подделки писем и печатей. Так, например, в 1580 г. на континент отправился некто Джон Следд. Месяцами он странствовал в компании католических священников, бежавших из Англии, побывал в Риме и вернулся в Лондон с подробнейшим отчетом о 285 англичанах, находившихся за границей, — студентах, военных, купцах, священниках. В отчете были подробно указаны семейные связи этих лиц, приметы на случай, если придется заняться их поимкой, и т. д.

Одним из удачливых агентов шефа елизаветинской разведки был Энтони Мэнди — известный актер и драматург, оказавший, возможно, влияние на Шекспира. Мэнди родился в 1560 г. в семье лондонского книготорговца и уже в молодые годы добился успеха на сцене. В 1578 г. по поручению Уолсингема Мэнди отправился в Рим и, утверждая, что является католиком, под псевдонимом поступил в Английский колледж, который готовил миссионеров для засылки в Англию. Учеба Мэнди давалась легко, он получал всяческие поощрения от своих римских наставников, что не мешало ему выкраивать время и для составления подробных отчетов для своих лондонских начальников. В этих отчетах Мэнди сообщал имена воспитанников Английского колледжа, планы католических заговорщиков. По возвращении в Англию Мэнди принял участие — в 1581 и 1582 гг. — в розыске своих «однокашников», которых хорошо знал в лицо. Услуги Мэнди получили должную оценку, его в числе некоторых особо заслуженных разведчиков вознаградили должностью при дворе. Многие его пьесы ставились в столичных театрах.

В числе агентов Уолсингема были драматург и актер Мэтью Ройстон, рано умерший талантливый драматург Уильям Фаулер и будущий знаменитый драматург Кристофер Марло, когда он еще учился в Кембриджском университете. Но об этом ниже.

Английская разведка, видимо, имеет приоритет в вербовке на службу писателей и актеров. Во всяком случае, в Англии такая традиция прочно удерживалась в течение по крайней мере двух веков после правления Елизаветы и если потом и прерывалась, то была полностью возрождена в XX столетии. С примерами «литературных» связей разведки нам придется еще не раз столкнуться.

У Уолсингема не было средств на содержание многочисленной агентуры, и он обращал внимание на профессиональные качества своих разведчиков, позволявшие им получить доступ к главным источникам политической и военной информации в Ватикане, Мадриде, в испанских гаванях, Нидерландах, где наместники Филиппа II готовили свержение Елизаветы с престола и покорение Англии. Так, в одно время Уолсингем получал информацию из 12 различных мест во Франции, из 9 — в Германии, из 3 — в Нидерландах, из 4 — в Испании, из 4 — в Италии (в том числе из Английского колледжа в Риме).

Сеть Уолсингема состояла из костяка в виде доверенных, постоянно используемых людей, число которых было, надо думать, сравнительно небольшим, и большего числа агентов, используемых от случая к случаю за скромную плату. Англия еще не была той богатой страной, какой стала впоследствии. Расчетливая Елизавета хорошо знала счет деньгам и отпускала их на секретную службу не очень-то щедро, значительно меньше, чем тратили другие крупные державы. Не раз ее послам, да и самому Уолсингему, со вздохом приходилось выкладывать из своего кармана деньги, которые не удавалось никакими усилиями выудить у скуповатой королевы. И тем не менее, когда речь шла о борьбе на главных участках непрекращавшейся тайной войны, денег не жалели. В 1587 г. Уолсингем получил 3300 ф. ст. — самое крупное ассигнование на секретную службу за все время правления Елизаветы. Наиболее отличившимся агентам давали пенсии и мелкие придворные должности.

Уолсингем не имел под рукой чиновничьего аппарата, которому мог бы передоверить руководство своей сложной машиной. Главный секретарь сам поддерживал связь со всей многочисленной агентурой. Ближайшими помощниками Уолсингема были его личные секретари — Фрэнсис Миллс и Томас Фелиппес. Этого Фелиппеса, низкорослого человека с рыжими волосами и изуродованным оспой лицом, мы еще не раз встретим. Фелиппес знал много иностранных языков. Его по праву считали непревзойденным специалистом в чтении зашифрованных текстов, а также в подделке чужих почерков, вскрытии писем без ломки печатей. В прошлом он имел какие-то столкновения с законом и был спасен Уолсингемом от наказания. Известен и третий доверенный эксперт Уолсингема — Артур Грегори. Он был специалистом по незаметному вскрытию писем и по фабрикации поддельных печатей.

Своеобразие века отразилось и в попытках совместить разведку с астрологией и даже с колдовством. Шекспировский Макбет, став королем Шотландии, говорит о неверных ему баронах (танах):

Во всех домах у знати кто-нибудь

Из челяди подкуплен мною. Завтра

С рассветом я отправлюсь к вещим сестрам —

Пусть больше скажут…

При широком распространении как раз в XVI и в начале XVII столетия веры в козни Сатаны и дьявольской челяди их нередко примешивали ко многим событиям тайной войны. В 1572 г. граф Шрюсбери, который был назначен сторожить Марию Стюарт, поручил своим шпионам разведать, где совершают шабаш «католические ведьмы». Он заподозрил их в намерении освободить шотландскую королеву. Лорд Берли заслал своего разведчика Даути в эскадру адмирала Френсиса Дрейка. Тот не мог открыто расправиться с Даути как со шпионом всесильного министра и казнил его как чернокнижника, навлекшего бурю на английские корабли.

Нечистую силу часто подозревали в занятии шпионажем. Гадание по звездам тоже не раз переплеталось с тайной войной. Лорд Берли подослал к царю Ивану Грозному астролога Бомелия, которому царь, впрочем, поручил другое важное занятие — приготовление ядов. Однако Уолсингему, видимо, принадлежит приоритет в использовании гороскопов для нужд секретной службы. Практичный шеф разведки при этом совсем не стремился, подобно многим своим современникам, извлечь нужные сведения из астрологических прорицаний; он, напротив, хотел лишь использовать гороскопы для дезинформации, причем не только врагов, но и своей повелительницы королевы Елизаветы. Уолсингем это делал с целью отвратить ее от невыгодного, по его мнению, внешнеполитического курса. Известно, что Уолсингем был противником планов брака Елизаветы с герцогом Анжуйским, а позднее с его младшим братом герцогом Алансонским. Гороскопы обоих возможных женихов составлял придворный музыкант и астролог Джон Ди, который не раз выполнял важные разведывательные поручения Уолсингема. Позднее, когда к берегам Англии вот-вот должна была двинуться Непобедимая армада Филиппа II, Ди «предсказывал» бури, которые рассеют вражеский флот. Это делалось с целью помешать вербовке английских и ирландских католиков в испанские войска.

Даже после раскрытия «заговора Ридольфи» было очевидно, что ни сам Филипп II, ни его наместник в Нидерландах герцог Альба не проявляли склонности к полному разрыву с правительством Елизаветы и к оказанию значительной военной поддержки возможному католическому мятежу в Англии. Несомненно, что скованность войск Альбы в Нидерландах играла важную роль в определении позиции Филиппа, но были и другие веские причины: прежде всего давнишнее соперничество с Францией, в борьбе против которой было важно обеспечить хотя бы нейтралитет, а в лучшем случае — даже поддержку Елизаветы. С другой стороны, большинство членов английского Тайного совета и прежде всего, конечно, сам Берли склонялись к мысли, что вовсе не следует вести дело к открытому противоборству протестантизма и католической контрреформации, которое могло бы объединить Испанию и Францию против Англии. Вместе с тем усиление освободительной борьбы в Нидерландах против Испании поставило английское правительство перед необходимостью принятия важных политических решений. Разрешая добровольцам из Англии вступать в ряды голландских повстанцев — морских гёзов и в войска Вильгельма Оранского, в Лондоне опасались, что их успехи будут способствовать вторжению французских войск в южные провинции Нидерландов, во Фландрию. А захват ее французами считался английским правительством еще более нежелательным, чем даже победы герцога Альбы.

В начале июня 1572 г. Берли составил меморандум по фландрскому вопросу, возможно предназначенный для его коллег по Тайному совету. Этот меморандум показывает, между прочим, насколько прямо разведка ставилась на службу текущим задачам дипломатии. В меморандуме предусматривались такие меры, как засылка агентов во Флессинген и Бриль для выяснения настроений населения и обследования оборонных сооружений, направление доверенных людей к графу Людвигу Нассаускому и в Кельн для определения намерений немецких князей. Одновременно фиксировалась задача определить, в состоянии ли Альба противиться натиску французов. Если да — то нужно предоставить обеим сторонам право самим решать свои споры, если нет — то для избежания перехода во французские руки фландрских портов надлежит секретно сообщить испанскому наместнику о намерении Англии прийти к нему на помощь. От «кровавого герцога» следует лишь попросить заверения, что он предполагает освободить жителей Фландрии от непереносимого угнетения и не вводить там инквизицию.

Вскоре за тем пришло известие о кровавой Варфоломеевской ночи в Париже, вызвавшее большое возбуждение среди английских протестантов. Разъяснения французского посла Ламота Фенелона, что гугеноты понесли наказание за заговор против законной власти, а не за свою веру, призывавшего к сохранению союзных отношений, встречались очень холодно Елизаветой и лордом Берли. Фенелон протестовал против тайной английской помощи бунтовщикам — протестантам Ла-Рошели. В этих условиях, по-видимому, французский двор задумал какую-то сложную каверзу, не вполне учитывая эффективность тайной службы лорда Берли. В октябре 1574 г. к Берли прибыли секретные агенты герцога Алансонского, который, питая честолюбивые планы, заигрывал с вождями гугенотов. Герцог, по словам его посланца, предлагал Елизавете оказать помощь ларошельцам, обещая за это передачу ей всей Гаскони и других французских территорий, некогда принадлежавших Англии. Английская дипломатия навела справки и выяснила, что, по-видимому, эти агенты были действительно посланы герцогом Алансонским. Они утверждали, что герцог собирается бежать в Англию, и по их просьбе был отправлен специальный корабль к гавани Сен-Валери. Однако посланное судно напрасно ожидало брата короля, курсируя около этого нормандского порта. В конечном счете в Лондоне пришли к выводу, что речь идет об обманном маневре с целью получить доказательства враждебных действий английского правительства против интересов французского короля.

Осенью 1572 г. Берли явно стал считать желательным частичное соглашение с Филиппом II. Еще в 1568 г. английские пираты захватили много испанских кораблей, груженных драгоценными металлами. Испанцы ответили конфискацией британского имущества в Нидерландах, а правительство Елизаветы, в свою очередь, присвоило испанскую собственность в Англии. Баланс этих обоюдных мероприятий был сведен с большим дефицитом для Испании, даже если не причислять к нему «дополнительный» захват британскими пиратами в Ла-Манше и Па-де-Кале еще немало других испанских судов. За счет всей этой добычи Елизавета могла возместить ущерб, понесенный английскими купцами, товары которых были утрачены в Нидерландах, притом отнюдь не забывая о собственном кармане, Альба, вечно нуждавшийся в деньгах для оплаты своих наемных войск, распродал изъятые британские товары. Короче говоря, в результате всех этих операций в убытке остались лишь испанские купцы, а обе высоких грабящих стороны не видели причин для особого неудовольствия. Англичане просто не спешили с соглашением, которое могло бы помешать дальнейшему прибыльному промыслу их пиратских судов, однако в конце концов желание восстановить прерванную традиционную торговлю с Нидерландами взяло верх и привело к подписанию Нимвегенской конвенции об этом в апреле 1573 г. Замена Альбы на посту наместника более осторожным Рекесенсом еще больше ослабила напряженность в англо-испанских отношениях, правда, только временно — слишком непримиримы были цели политики обеих держав.

Все же после заключения Нимвегенской конвенции казалось, что английская политика приобретает явно происпанский крен. В июле 1574 г. в Лондон прибыл в качестве посланца доброй воли испанский дипломат Бернардино де Мендоса. (Нам еще придется не раз столкнуться с ним, когда он позднее займет пост постоянного посла в Англии.)

Мендосу ожидал пышный прием, он вел долгие переговоры с главными советниками королевы — Берли, Лейстером, Хэттоном, его одаривали богатыми подарками — золотыми цепями, лошадьми и охотничьими собаками.

Но тайная война против Испании не прекращалась. Лорд Берли, несмотря на участившиеся припадки подагры, продолжал даже лично руководить английскими разведчиками, посланными за рубеж. Среди них заслуживает особого упоминания некий Джон Ли, отчеты которого сохранились в английском государственном архиве. Если верить свидетельству самого Ли, то он был выходцем из джентри, солидным купцом, эмигрировавшим в Антверпен в конце 60-х гг. после какого-то скандального столкновения с родственниками жены. Ли был католиком и именно поэтому был избран для «работы» среди английской католической эмиграции в Нидерландах. Там находились вожди недавнего католического восстания граф Уэстморленд, Френсис Нортон и другие, которые легко могли стать орудием испанской интервенции против Англии. Ли принимал самое деятельное участие в уже известном нам похищении доктора Стори (двойник которого, как мы помним, столь ловко провел злополучного Шарля Байи).

Однако главным заданием, полученным Джоном Ли, было убедить наиболее влиятельных людей среди эмигрантов просить прощения у Елизаветы и вернуться на родину. Разумеется, это все не могло прийтись по вкусу испанским властям, которые, по мнению самого Ли, были поставлены в известность о его усилиях женой того же доктора Стори. В октябре 1572 г. разведчик был схвачен, но успел в последний момент перед арестом уничтожить наиболее компрометирующие бумаги. В апреле 1573 г. Ли предстал перед судом, в качестве доказательства его шпионских занятий фигурировали копии писем к Берли. Английское правительство проявило на этот раз большое рвение, чтобы спасти своего агента, воспользовавшись благоприятным поворотом в отношениях с Испанией. Лейстер написал личное письмо герцогу Альбе, в результате чего Ли был освобожден. Дальнейшая судьба разведчика неизвестна — молчание архивов может означать, что Берли потерял интерес к своему агенту после его разоблачения. Не исключено, что в последующие годы Ли фигурировал в секретных бумагах под вымышленным именем.

Действия своей агентуры Берли дополнял установлением личной переписки с графом Уэстморлендом, лордом Генри Морли, Фрэнсисом Энглфилдом, Томасом Копли, с помощью которой и отдельных услуг хитроумный министр Елизаветы пытался убедить своих корреспондентов, что он их лучший друг среди приближенных королевы.

Этим отнюдь не ограничивалась активность английской разведки. Восстановление внешне нормальных, если не дружественных, отношений с Испанией очень затрудняло связи Англии с голландцами. Были отозваны английские добровольцы, сражавшиеся на стороне гёзов. Елизавета даже обещала, что, если Альба вышлет английских эмигрантов, она прикажет голландским «мятежникам» покинуть Англию. Королева неоднократно предлагала свое посредничество с целью добиться прекращения вооруженной борьбы в Нидерландах, соглашаясь на восстановление там власти Филиппа II при условии признания им старинных вольностей этой страны. Аналогичное посредничество германского императора привело к созыву конференции в Бреда (март 1575 г.), которая окончилась неудачей и вряд ли могла завершиться иначе, а от английских услуг испанские власти вообще вежливо отказались. Война продолжалась, и положение повстанцев, казалось, становилось критическим. Поэтому в случае отказа Елизаветы от помощи восставшим возникла почти в равной степени неприятная для Англии перспектива — либо установление абсолютной власти Филиппа II над всеми Нидерландами, либо призыв голландцами на помощь французов.

Между тем поддерживать контакты с гёзами через обычные дипломатические каналы было сложно — английский посол при испанском наместнике Томас Вильсон сообщал Берли, что постоянно находится под «бдительным оком» Рекесенса.

Оставались поэтому только методы тайной дипломатии и секретной службы. Еще не были поставлены подписи под Нимвегенским соглашением, как в Голландии появился подвижник католической веры Уильям Герли, сменивший пост тюремного провокатора на должность тайного дипломатического агента. В мае 1575 г. Герли вернулся с письмом Вильгельма Оранского к лорду Берли, содержавшим просьбу о финансовой помощи. Одним из активных агентов Берли в лагере повстанцев в 1574 г. был некий капитан Честер, который ранее командовал группой английских волонтеров.

В конце января 1576 г. в Лондон прибыл посол Рекесенса де Шампаньи, губернатор Антверпена. Его целью было настоять на прекращении помощи голландцам. Шампаньи вел долгие переговоры с Берли, каждый раз меняя мнение о намерениях Англии. Посла приняла сама королева, неожиданно разразившаяся тирадой против голландских кальвинистов, стремившихся упразднить монархию, и добавившая, что Филипп II — старый друг и что она не забыла его заступничество за нее во время правления королевы Марии. После этой аудиенции Шампаньи уже не знал, что думать, — это, видимо, и было целью его царственной собеседницы. В марте он уехал с пустыми руками.

Голландским представителям в Лондоне не устраивали роскошных приемов, лорд Берли вообще не имел с ними никаких дел. Голландцы вели беседы с неким Уильямом Герли, и это уж их дело было — воспринимать или нет советы, подаваемые столь красноречивым джентльменом. С другой стороны, кто мог воспретить Уильяму Герли писать об этих встречах своему старому благодетелю лорду Берли? Справедливости ради стоит заметить, что и голландцы не сумели добиться твердых обещаний о помощи вследствие нерешительности, которая обычно в таких случаях охватывала Елизавету. (Впрочем, по сведениям испанских дипломатов, в эти месяцы не прекращалось отплытие из английских портов кораблей, груженных вооружением и амуницией для голландских повстанцев.)

Последующие два-три года были временем крупных неудач испанцев в Нидерландах, и у Англии исчезла необходимость скрывать свои отношения с Вильгельмом Оранским. Однако установление дипломатических контактов, разумеется, не прекратило деятельности разведки.

В конце 1573 г. стало очевидным, что дни французского короля Карла IX сочтены и что корона перейдет к его брату герцогу Генриху Анжуйскому, избранному на польский престол. Ранее, как отмечалось, велись переговоры о браке между герцогом Анжуйским и Елизаветой, окончившиеся безрезультатно. Теперь кандидатом в мужья Елизаветы стал младший из трех братьев — герцог Франциск Алансонский; переговоры об этом браке растянулись на доброе десятилетие и служили орудием в сложной дипломатической игре английского и французского правительств. В 1574 г. герцог Алансонский, успевший уже после Варфоломеевской ночи внешне примириться с матерью и участвовать в войне против гугенотов, снова вступил в столкновение с Екатериной Медичи. Герцог строил планы овладеть престолом еще до того, как Генрих Анжуйский, услыхав о смерти Карла IX, успеет вернуться в Париж. Однако Екатерина Медичи твердо решила, что престол достанется ее любимому сыну Генриху, и Франциск был снова посажен под арест. Все это вызвало надежду в Лондоне, что герцог Алансонский может стать главой проанглийской группировки при французском дворе. В апреле 1574 г. в Париж были направлены секретные агенты, чтобы выяснить положение герцога Алансонского. В мае в Париж прибыл специальный представитель Елизаветы капитан Лейтон. Екатерина Медичи и Карл IX, доживавший последние недели своей мрачной жизни, заявляли, что герцог Алансонский пользуется полной свободой. Лейтону даже формально разрешили переговорить с герцогом, а тому запретили встречаться с англичанином. Однако ловкий капитан ухитрился тайно повидаться с младшим братом короля, тот просил денег, которые позволили бы ему подкупить стражу и бежать. В конце мая Берли считал нужным удовлетворить эту просьбу, но события опередили английскую разведку. Через несколько дней умер Карл IX, герцога Алансонского держали под замком в Лувре, пока в начале августа из Варшавы не примчался Генрих Анжуйский.

Отношения Англии с новым королем Генрихом III вначале складывались неблагоприятно (в Лондоне его считали сторонником крайне католической группировки Гизов), потом они еще не раз претерпевали изменения. А герцог Алансонский, этот изуродованный оспой мелкотравчатый интриган и ничтожество, долгое время оставался претендентом на руку «королевы-девственницы». В первой половине 80-х гг. Лондон даже поддерживал его притязания на трон Нидерландов.

Иезуиты тем временем нанесли ответный удар. Принц Вильгельм Оранский показал себя опытным политиком и, несмотря на испытанные им поражения, умелым полководцем, выставлявшим против испанцев новые и новые войска. Филипп II, стиснув зубы от ярости, изыскивал средства, как избавиться наконец от проклятого еретика.

…Дело началось совсем неожиданно — с неотвратимой опасности банкротства. А угрожало оно испанскому купцу Каспару Анастро, проживавшему в начале 1582 г. в Антверпене. О печальном состоянии своих дел Анастро признался только близкому другу Хуану де Исунке, не подозревая, что говорит с тайным членом иезуитского ордена. Через несколько дней Исунка, успевший куда-то съездить — очевидно, за инструкциями, — под строжайшим секретом сообщил Анастро, что открыл средство, как предотвратить банкротство друга. Правда, для исполнения проекта потребуется некоторое мужество, но и награда будет щедрой — 80 тыс. дукатов! К тому же церковь добавит и свою долю — отпущение всех грехов и твердую гарантию вечного блаженства. А совершить надо всего лишь одно — убить принца Вильгельма Оранского, заклятого врага святой веры. Сгоряча купец согласился: слишком приятным звоном отозвалось в ушах банкрота упоминание о 80 тыс. дукатов — огромной суммы для того времени. Но когда он трезво взвесил все обстоятельства, стало ясно, что баланс сводился с большим пассивом. Шансов уцелеть было немного, а кому нужны золотые дукаты на том свете? Пожертвовать же головой взамен гарантии небесного блаженства явно не было расчета. Но и упускать выгодное дело было ни к чему.

И Анастро принял решение, достойное купца: вызвал своего кассира Венеро, который долгое время служил у него и пользовался доверием. Венеро, правда, тоже уклонился от сомнительной чести, но зато предложил найти подходящего человека. Им оказался некий Жан Хаурегви. Исунка и Анастро приняли предложение Венеро, и они уже втроем принялись обрабатывать избранного ими молодого фанатика. Тот выразил согласие, а его духовник доминиканский монах Антоний Тиммерман постарался всемерно укрепить Хаурегви в его похвальном намерении.

Хаурегви наметил совершить покушение 18 мая. В этот день Исунка и Анастро поспешили скрыться из Антверпена и бежали в Турне, где стояли испанские войска. Хаурегви поджидал Вильгельма Оранского в церкви, но не смог протиснуться через свиту придворных. Однако позднее он сумел добиться аудиенции. Едва Вильгельм вошел в комнату, где его дожидался Хаурегви, как тот почти в упор выстрелил в принца из пистолета. Вильгельм был лишь ранен в челюсть, но упал, оглушенный шумом выстрела и ослепленный огнем взрыва, который опалил ему волосы. Придворные изрубили Хаурегви саблями. В карманах камзола убитого нашли документы, благодаря которым можно было установить фамилии Хаурегви и его сообщников. Удалось схватить Венеро и Тиммермана, которые выдали все детали заговора.

Однако для Вильгельма это была лишь отсрочка. Филипп II объявил его еще в 1580 г. вне закона, и иезуиты неустанно подыскивали новый удобный случай для убийства ненавистного главы нидерландских еретиков. Их орудием стал некий Бальтазар Жерар, которого окончательно убедил решиться на покушение один иезуитский проповедник. Жерар приобрел фальшивые бумаги на имя Гийона, сына известного протестанта, казненного за приверженность новой вере. Фамилия Гийона помогла Жерару завоевать доверие в лагере Вильгельма Оранского. Некоторое время он как будто колебался и, находясь проездом в Трире, посоветовался поочередно с четырьмя иезуитами. Орден Иисуса недаром славился четкой централизацией. Все четверо дали один и тот же ответ. 10 июля 1584 г. Жерар явился во дворец Вильгельма с просьбой об аудиенции. Принц Оранский был занят и обещал поговорить с посетителем после обеда. Убийца стал дожидаться во дворе. Когда Вильгельм вышел с несколькими приближенными, Жерар приблизился к нему и выстрелил из пистолета, заряженного тремя пулями. Вильгельм Оранский был смертельно ранен. Иезуитский агент бросился бежать, но был настигнут солдатами. Его казнили через несколько дней.

Иезуиты могли убедиться, что смерть Вильгельма Оранского мало что изменила. Голландцы продолжали бороться с возраставшим успехом против испанских войск. Орден попытался еще раз обезглавить движение, организовав новый заговор — на этот раз против сына Вильгельма принца Мориса Оранского. В 1595 г. иезуитский агент Петр Панне явился в Лейден, где находился Морис. В Лейдене Панне был встречен двумя переодетыми иезуитами, которые руководили его действиями и успели вручить освященный святыми отцами кинжал. Панне оказался неудачным агентом. Его расспросы о Морисе Оранском возбудили подозрение. Панне был арестован и казнен. Но его иезуитских наставников, конечно, уже и след простыл.

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я