Борозда. Часть 1

Ерофим Сысоев

После космического катаклизма в лесном краю жизнь постепенно налаживается, но медленно и довольно странно. Кажется, здесь действуют какие-то высшие силы…

5. Девочка Кама

Сегодня только проснулся — тут связь загудела: дескать, пожалуйте в управу, гражданин Степаныч, дельце до вас имеется. Ну, я «прием» нажал, типа да, услышал, мол, иду, — и стал одеваться. Исподнее у нас всё называют «найком», это еще с прежних времен. Кроссовки некоторые тоже зовут «найк», так что порой возникает путаница и веселые шутки. Верхняя одежда тоже вся одним словом — «вольфскин», почему — непонятно. Так управа и объявляет, когда вызывает народ массово на разъяснения или другие мероприятия: дескать, «форма одежды вольфскин» или «одеться по форме найк» — это значит что едем куда-то транспортом и одежду рабочую выдадут. Удобно, что тут говорить, да и путаницы никакой. А то раньше для каждой тряпочки свое название имелось, была большая путаница. Ее еще при родителе моем отменили, а кто сейчас с ненужными деталями лезет, ну, типа «где, мол, моя клетчатая рубашка?» или еще что-то, — тому сперва персональное разъяснение в управе, а на второй раз как всегда, ну то есть что обычно, в шахту…

Я вольфскин натянул… и что-то как почувствовал… сунул руку в щель, где у меня листочки мои хранятся — думаю, приберу-ка туда последний, что вчера вечером записывал. Ну вот… руку сунул — а там пусто.

Та-а-ак, думаю себе. Это уже становится интересно. Сперва конь мне свалился на голову, теперь, значит, по тайникам моим кто-то шарит… так они и уток моих маринованных обнаружат.

Ну, плюнул сердито, на крылечко вышел — конь морду свою тянет: веди, мол, меня на выгон, траву желаю щипать. «Щас тебе травы, дожидайся», — думаю. Пнул коня рукой по морде и двинулся в управу, уже чувствуя недоброе.

Пришел, вхожу. «Вызывали?» — спрашиваю во весь голос, как будто вызова по связи не слышал. Думал, старосту собью сразу с толку, чтоб не перехватил инициативу и не дознался про уток.

Ан нет, в первой комнате пусто. Ну, думаю, сейчас важности на себя напустит староста-то, уселся, думаю, у себя в кабинете, чтобы построже выглядело. Знаем мы эти штуки.

Открываю дверь в кабинет — и чуть не обомлел. Сидит вместо старосты за столом наша девочка старая в старостином кресле — сидит важно так, да только ее из-за стола едва как бы видно. Что тут возьмешь? — ребенок.

— Присаживайтесь, — говорит мне девочка, — гражданин Степаныч. — И строго так на меня взглядывает.

Ну-ну, думаю, а ты не только про еду, оказывается, можешь — типа «спасибо, яблок не надо», ты и по-умному умеешь разговаривать…

— Благодарствуйте, — отвечаю. И усаживаюсь напротив. — Только позвольте мне сразу вопросик…

— Спрашивайте. — А сама ну такой важности напустила — откуда что берется!

— Как же мне вас, — спрашиваю, — следует, к примеру, называть? Какое такое будет у вас имя-прозвище?

— Кама… — отвечает девочка, не задумываясь.

— Кама, — говорю, — такая речка есть к востоку от наших окраин. В Волгу впадает вроде бы…

Блеснул географией — типа знай, мол, наших.

— А я и есть речка, — отвечает девочка, опять-таки не задумываясь. — Это меня временно сюда перевели.

Ну, думаю, да — тебя на мякине не объедешь, девочка Кама.

— А зачем же, — спрашиваю, — коня тогда этого мне подкинули, которого не было? Зачем мне это сельское хозяйство?

— Вот для этого мы вас сюда и пригласили… — И начитает тыкать пальцем по панели связи.

— Вот вы человек бывалый, с опытом, — продолжает она, а сама как бы занята связью.

Давай-давай, думаю, выпытывай — все равно про уток ничего не навыпытаешь…

И тут… как будто холодным потом меня прошибло: ба, думаю, да она ведь за речкой меня видела, какие уж тут утки! Чудо, что я до сих пор не в шахте, если девочки эти и вправду смотрящие, как наши бабы про них шепчутся. Тут не до уток…

— Вы в тайник свой с записями, гражданин Степаныч, давно заглядывали? — спрашивает тем временем девочка, а у меня уже пот холодный по спине струйкой.

— Не знаю… — делаю я лицо поглупее, ну вроде как я не понял вопроса.

— А в Книге Великой ведь как сказано…

— Как? — переспрашиваю я, а лицо делаю дурак дураком, даже кожу на скулах сводит.

— Там ведь не только что зеленика полезная, а черника с красникой нет, там и про уток, и еще много про что написано…

— Про что же?.. — спрашиваю я слабым голосом. — Я и в руках-то Книгу никогда не держал…

— А вот про что… — отвечает девочка — и даже привстала слегка из кресла. — «Не записывай мыслей своих, ибо писчее слово…». Ну?! Так или нет, гражданин Степаныч? Разве писчее слово для мыслей назначено? Разве это ваше предназначение — мысли записывать?

Очнулся я уже дома. Как сюда добрался — ни сном ни духом. Опять заморочила девочка Кама, околдовала.

Высунулся в окно — и конь тут же морду свою навстречу мне тычет.

Та-ак, думаю. Проверю-ка я первым делом уток моих запрятанных. Натянул найк, накинул что-то поверх для приличия и только было сунулся в погреб пробраться — вижу: стоит у меня на моем столике ящик простой металлический. С книжку большую размером, ну то есть плоский такой, — стоит и серебристым светом отсвечивает. И тут связь включилась.