Пепел другого времени

Елизавета Мусатова

«Пепел другого времени» — истории о людях, которые были неотъемлемой частью мира, пока мы росли и взрослели. Каждая — фотографическая карточка: матерый рэкетир по ночам кричит от своего единственного кошмара, продавщица из ночного ларька ждет хорошего мужа, провинциальный мэр презирает свой город в отместку за прошлое. На больничных подоконниках ждут брошенные мальчишки. Женщины мстят нелюбимым мужчинам. Маленький город, в котором все переплетены судьбами, живет, цепляясь за неубиваемые надежды. Книга содержит нецензурную брань.

Ромыч

Роман Крестовский по кличке Крест делает всё, что положено нормальным мужикам: укатывает тачки, пьёт водчилу в кабаках, щиплет баб за жопы в саунах и покупает солидное золотишко. Только на охоту никогда не ездит.

После выпуска Ромка идёт в армейку, а после армейки сразу едет за длинным рублём, ещё не сняв дембельских аксельбантов. На очень пьяной отвальной, а потом — в каждом письме — обещает Натке, что дембельнётся и мигом назад. Но подвернулась возможность срубить баблишка.

На нефтянке нужны рабочие руки. Платят хорошо. Жить, правда, в дощатом вагончике на восемь человек, из них семеро — медвежьего склада мужики, воняющие носками и немытыми бошками, но после казарм, шутит Ромка, это курорт. Так и пишет Натке на тетрадных листочках в клеточку.

Смены по двенадцать часов. На площадке строгий сухой закон. По вечерам Ромка вырубается, едва голова касается подушки. Потом приходит бессонница. Он надевает два свитера и тёплую спецовку, выходит на порог. На горизонте чернеют сопки. Утром всё будет белым, коричневым и зелёным.

Ромке боязно ходить по тайге: не из-за медведей и диких лис, а потому что боится наступить на кустики мха. По ним за версту видно, что им дохренища лет, что они тут были, когда ни Ромки, ни стройки этой, а может, и всего человечества в проекте не было, и Ромка не хочет знать, что случится, если он наступит на них тяжёлым ботинком. По ощущениям: ничего хорошего.

Ромку привечает начальник участка, говорит про него: «Пацан толковый, а главное — жадный». Начальник-то и приучает к реальной работе. Приторговывали всем, от прав на вырубку леса по-левому до строительного брака при возведении будущего города при месторождении.

Начальник участка приучает Ромку к науке про цифры на бумажках и втихую угощает самогонкой. Когда на участке возводят баню, зовёт париться с собой, обкашливать делишки, а пару раз — без делишек, по-выходному, с девками. Ромке больше не страшно ходить по мху — он торгует на сторону лесом.

Однажды начальник вручает ему ружьё — привезли с большой земли с баржей. Ромка разве что кипятком от восторга не писается: игрулька для взрослых мальчиков! Игра под стать: бить глухарей. Как в войнушку в детстве, только по-нормальному. Эхо мечется по лесу, когда Ромка орёт: «Попал!»

Ромка бежит по мху туда, где упала с дерева птица. Не сразу, но находит. Наклоняется к тушке. Глухарь ещё живой. Часто вздымается грудка. Моргает глаз-бусинка. Ромка трогает перья. Руку мажет ржавым. Восторг сдувается как воздушный шарик. Он садится прямо на землю рядом.

Птица умирает минут десять. Ромка смотрит на чёрный глаз под красной дугой, на отливающие голубым и зелёным перья. Это в детстве пистолет деревянный, а потом убитые враги отряхиваются и ты идёшь к ним пить чай с сухарями. А тут по-настоящему. Идёт кровь. Топорщатся перья.

Начальник участка его находит, когда птица ещё жива. «Сверни ты ей шею, чего цацкаешься». Ромка не умеет. В объяснении все слова вроде русские, но в смысл не складываются. Он наклоняется поближе к тяжёлой птице, кладёт пальцы на шею. «Ромыч, да свинти просто, делов-то!»

Птица смотрит всё ещё живым глазом. Ромка видит, как по чёрному застилает смертная серая поволока. Глаз закрывается. Птица замирает. Только когда не остаётся ни одного движения, Ромка под пристальным взглядом сверху сворачивает птице шею. Тушка ещё тёплая. Перья гладкие. Красиво.

Тушку отдают на кухню, где обласканная начальником повариха готовит птицу. Ромка съедает две порции, а ночью еле успевает вылететь из вагончика: его тошнит.

Потом Роман Крестовский будет делать разное. Доведётся и монтировкой в висок, и пулю в затылок, и иглы под ногти. Отсидит. Поумнеет. Выйдет. Сколотит бизнес. Нормально так поднимется. Приоденется в солидный шмот, прикупит первую печаточку. Тачки, сауны, тёлки для вида, замужняя уже Натка для души — сосутся в кабаке, а потом Ромка везёт её к себе и несёт на руках в широкую хозяйскую постель. Только на охоту никогда ездить не будет.

Иногда он просыпается от того, что какая-нибудь тёлочка трясёт за плечо. «Рома… Ром, опять орёшь как потерпевший». Крестовского подкидывает. Он смотрит на свои руки. Чистые, ни пятнышка. Кожей чувствует шелковистость перьев и тепло тельца. Романа Крестовского трясёт, и он до утра жмётся к чужому одноразовому телу.