Песни Серебряных Струн. Песнь первая: «Мечта и воля». Часть вторая

Елизавета Мира Лаггар (2024)

Легко ли быть менестрелем на службе у властной Госпожи-волшебницы? Даанель Тэрен безропотно принимает правила игры, стараясь выполнять поручения могущественной красавицы, да только сделать это бывает вовсе не так просто. Особенно когда на рубежах страны происходят загадочные и тревожные события. Морские путешествия, эльфийские пиры, загадки, тайны и полные опасностей приключения кружат героям головы ничуть не меньше сердечных забот. И кто на самом деле выйдет победителем, решит не только счастливый случай… Это — вторая половина единой книги «Песнь первая. Мечта и Воля». Первую половину и последующие книги можно найти соединёнными в серию на LitRes.

Глава 2

Единственной приятной вещью после пробуждения оказалось то, что уже миновал полдень — где-то на палубе отбили рынду¹. И это означало, что назначенный срок наказания Даана окончен.

Музыкант ещё некоторое время пролежал под полумраком плотного полога, прислушиваясь к тишине каюты и звону в своей голове. Похоже, Наэрис проснулся сильно раньше, и Даан находился здесь в одиночестве. Покряхтев и поморщившись, менестрель отдёрнул полог, и, жмурясь, слез с кровати.

Он действительно был в каюте один. Остатки вчерашнего пиршества исчезли со стола бесследно. С минуту пронаблюдав чистую столешницу, Даан не нашел в себе ни сил, ни искры немедленно продолжить вчерашнее стихосложение, и вместо этого нехотя отправился приводить себя в порядок. Сегодня он всерьёз намеревался всеми силами исправить свою оплошность, что накануне, похоже, пошатнула весь тот успех, которого он смог добиться в отношении Госпожи Миррэтрис. А чтобы вновь добиться её доброго расположения необходимо и выглядеть подобающим образом — здесь ни одной неважной детали не может быть!

Так или иначе, когда менестрель счел себя готовым к тому, чтобы появиться перед ясными очами волшебницы, и вышел на палубу, солнце было уже высоко. Погода всё так же оставалась прекрасной для их путешествия, попутный ветер исправно раздувал паруса, и «Сапфировый Ворон» продолжал нестись на встречу своей цели, не отклоняясь от курса.

А вот встретившийся Даану Наэрис казался не таким благожелательным, как нынешняя погода.

— О, Боги! Лучше бы ты всю дорогу спал! — воскликнул он, едва увидев музыканта. — Я по одному лицу твоему понимаю, что ты снова собрался докучать Госпоже Миррэтрис, и подвергать наши головы опасности! Неужели тебе не хватило вчерашнего?

— Сегодня всё будет иначе, — заверил Даан. — Вот увидишь.

— Пора звать Ярру, — рассудил Наэрис. — Пусть она двинет тебе в лоб разок, свяжет норхтарскими узлами, а потом мы запрём тебя в каюте, и продолжим путь в тишине и спокойствии.

— Ну-ну, — рассмеялся в ответ на это менестрель. — А Госпожа не покарает вас за такое самоуправство?

— Шутишь? — фыркнул Наэрис. — Да она нам ещё и благодарна будет — Что ж, зови Ярру, — разрешил Даан. — Если Госпожа одобрит твой план — вы уже будете наготове. А я пока пойду в кают — компанию — там меня и найдёте. Буду смотреть на волшебные гобелены, читать умные книги… альтунарского кофе у вестового попрошу.

— Стой! — постарался образумить приятеля полуэльф. — У Госпожи и Айлин там урок сейчас!

— Тогда зови Ярру ещё скорее, да путы не забудьте, ибо я собираюсь засвидетельствовать своё почтение нашей прекрасной Госпоже Миррэтрис!

— Сумасшедший! — бушевал ему вслед Наэрис. — Из-за тебя мы все однажды пострадаем!

Но Даан уже спускался в кают-компанию.

Судя по тому, что музыкант услышал, подходя к дверям, урок был в самом разгаре. Обсуждали какую-то практику.

— Полученные знания нужно закрепить, — отмечала Госпожа Миррэтрис. — Возможно, это получится сделать во время нашей миссии. Хотя, мы все надеемся, что ситуация не потребует решительных мер, кто знает, как всё обернется. Здесь, на судне, нам добровольца не найти.

— Моя Госпожа! — Даан, скромно таящийся всё это время у двери, решил подать голос. — Я готов выступить добровольцем в любом деле, которое Вы замышляете, и… моё Вам почтение!

Волшебница бросила на него подозрительный взгляд. Менестрель в ответ улыбнулся. Право же, даже если она всё ещё сердится на него после вчерашнего — не смотря на то, что он уже отбыл назначенное наказание — то его желание и готовность послужить ей сейчас в любом качестве уж наверняка укрепит его позиции в глазах Госпожи, и она полностью сменит свой гнев на милость.

— Хочешь стать добровольцем? — уточнила волшебница. — Что ж. Это твоё собственное желание. Подойди сюда.

Он повиновался.

— Госпожа, Вы шутите… — пролепетала Айлин, глядя на то, как молодой человек приближается к столу.

— Нисколько, — сухо ответила волшебница. — Руку! — последнее относилось к подошедшему Даану.

Он протянул ей открытую ладонь, и Госпожа Миррэтрис вложила в неё свою. Изумлённый и польщённый Даан и слова не успел вымолвить, как руку его обожгло, словно к ней приложили раскалённый металл. Музыкант вскрикнул от пронизывающей боли, пытаясь отдернуть руку, но обжигающая стальная хватка волшебницы не ослабевала. Боль не утихала — а вместе с нею и вопль Даана. Его кисть, наверное, сейчас должна была рассыпаться в почерневшие угли. Госпожа Миррэтрис перехватила его руку у локтя — уже без огненной магии — и, придерживая, чтобы доброволец не сбежал, расположила пострадавшую конечность на столе перед Айлин.

Юная целительница, казалось, была шокирована происходящим не меньше терзаемого Даана.

— Быстрее, Айлин, — воскликнула волшебница. — Пока ты медлишь, пациент страдает!

Девушка ошарашенно кивнула, и, не тратя больше времени, схватила со стола один из флаконов. Быстро разбрызгав по всей поверхности магического ожога лекарство, от которого сразу начала ослабевать жгучая боль, Айлин направила на него ладонь своей руки с надетой на неё армлетой. Живой камень в витиеватой оправе ожил, засверкал, засветился, окутывая и ладонь Айлин, и исцеляемую рану мягким струистым сиянием.

Даан уже молча наблюдал за происходящими чудесами. Его невероятно покрасневшая и огрубевшая кожа в месте ожога светлела и разглаживалась прямо на глазах.

— Госпожа, — проговорила Айлин, — след магического ожога должен так выглядеть?

— Может, — неопределённо ответила волшебница, не отпуская руки Даана, и не сводя глаз с проводимых ученицей манипуляций. — Заканчивай.

Слушаюсь, — Айлин кивнула, и, завершив лечебную магию, потянулась к другому флакону. Внутри него оказалась лёгкая, немного жирная, мазь, которую целительница энергично нанесла на место былого ожога. — Вот. Теперь от повреждения не должно остаться ни следа…

— Хорошо, Айлин, — ровным голосом произнесла Госпожа Миррэтрис, продолжая разглядывать руку Даана. — Ты пока можешь отдохнуть. Подышать воздухом на палубе. Лаборатория через полчаса.

— Благодарю, моя Госпожа, — юная целительница быстро поднялась с места, коротко поклонилась, и покинула кают-компанию.

Даан, руку которого волшебница так и не выпустила, продолжал стоять у стола. Без всяких сомнений, теперь, когда пальцы Госпожи Миррэтрис уже не обжигали огненной магией, её прикосновение было ему безумно приятно, а ради такого пристального внимания со стороны волшебницы он был готов стоять у этого стола хоть целую вечность. Но продолжать хранить молчание после всего произошедшего было для Даана выше всех сил.

— Моя Госпожа, — прервал он сосредоточенное молчание, — а что же я?

— Не болит? — вместо ответа поинтересовалась волшебница, продолжая осматривать кисть его руки, и дотрагиваться до кожи кончиками пальцев.

— Не болит, — улыбнулся менестрель. — Сейчас вот даже приятно. Пожалуйста, продолжайте, Моя Госпожа.

Волшебница усмехнулась и, наконец — к огромному сожалению Даана, тут же мысленно отругавшего себя за свои слова, освободила его руку.

— Позволите спросить, что это было? — менестрель решил уйти в менее опасное русло.

— Практическое занятие по медицине. Лечение магических ожогов.

— Тогда я смею заметить, что Ваша студентка прекрасно справилась с заданием, — Даан осмотрел свою руку. — Ничего не болит, следов ожога нет. Я-то, признаться, уже было думал, что моя рука расплавится, и я больше не смогу для Вас музицировать.

— Не беспокойся об этом. Всё было под контролем, — заверила Госпожа Миррэтрис. И указала на диван под витражными окнами, — Присаживайся.

Даан с удовольствием воспользовался приглашением, расположившись на мягком синем бархате. Госпожа Миррэтрис села рядом.

— Так значит, никаких неприятных ощущений не осталось? — вновь уточнила она, указывая на руку Даана. — Ни зуда, ни покалывания?

— Ничего, — менестрель свободно пошевелил пальцами. — Конечно, я, сказать по правде, не ожидал от Вас такого, моя Госпожа. Но если быть откровенным… я бы добровольно вытерпел от вас и большее, лишь бы быть уверенным, что Вы больше не сердитесь на меня за вчерашнее и мой тот проступок…

Госпожа посмотрела на него долгим взглядом, по которому Даан ничего не смог прочитать.

— Ты просто невозможный человек.

— Для Вас я буду каким угодно! — тотчас же отозвался Даан. — Каким скажете. И, к слову сказать, сегодня я получил самое горячее рукопожатие, какое только случалось в моей жизни!

— Дурак, — усмехнулась волшебница так мягко, что по губам Даана растеклась сладкая улыбка.

— Зато полезный! — напомнил довольный музыкант.

— Скажи-ка мне лучше вот что, — госпожа Миррэтрис посмотрела на него очень внимательно. — Ты прежде получал магические ожоги?

— Мне казалось, Вы знаете все подробности моей жизни, прекрасная Госпожа, и вся моя история для Вас видна как на ладони.

— Я бы не спрашивала о том, что мне известно, — резонно отметила волшебница. — Да и потом — настолько мелкие детали не входили ни в один отчёт. Так что же?

— Настоящий магический ожог я получил впервые, — ответил Даан. — И, должен признаться, я рад, что мой первый опыт в этом смысле связан с Вами.

Волшебница покачала головой, и усмехнулась. А менестрель продолжал:

— Что же касается обычных — да бывали, конечно. Много, их и не упомнишь. И огнями на карнавалах обжигался, и костёр как-то раз неудачно разводил, и об нагретый на углях утюг в гостях у одной модистки… Я ей стихи читал, не подумайте! А… вот о печной горшок обжегся как-то — я готовить учился было дело, не смейтесь.

— Научился?

— Не сказать, чтобы очень. Но уяснил, что нельзя быть исключительно талантливым во всех сторонах жизни. А ещё, что печь горячая и лучше не приближаться к ней без особенной надобности.

— Гениальные выводы.

— О! — Даан поднял палец, вспомнив ещё один казус. — Не знаю, можно ли отнести такой случай к магическому — ну или какому-то там священному ожогу, но как-то раз в меня плеснули горячим маслом из лампадки в Святилище Восьми близ деревни Скёренен, что в Норхтарских землях. Не понравилось местной настоятельнице, как на меня молодые служительницы смотрят…

— Достаточно, — прервала его рассказ Госпожа Миррэтрис, и Даан не смог понять, прозвучали ли в её голосе нотки раздражения и ревности, или она просто начала терять терпение, слушая его рассказы. — Я знаю, что у тебя была весьма насыщенная жизнь. Но давай-ка ближе к теме. Как эти ожоги протекали? Это помнишь?

— Да быстро протекали, Моя Госпожа, — пожал плечами Даан. — Бесследно. Там и помнить особенно нечего. Вы же сами понимаете — не упомнить всех мелочей да детских шалостей. Кто в детстве с огнём не играл?

— Кто-то и сейчас играет.

— А это Вы обо мне, или о себе говорите? — уточнил Даан, в восхищении чувствуя, как многогранно можно понимать игру с огнём в их случае. — Ведь право же, в Ваших руках такая сила — настоящие жар и пламя, буквально! И — я убеждён — остальные элементы так же покорны Вашей милости.

— Что есть — то есть, — подтвердила волшебница.

— И вы ведь с детства с ними управляетесь?

— С детства. Контролировать магию меня начали учить с самых ранних лет.

— Не представляю, как учат маленьких Архадов! — воскликнул Даан. — Человеку-то учиться трудно — и я даже не о магии говорю. Кому-то и грамота не даётся, знавал я таких.

— Магия — как мысли. Требует и контроля, и направления, и осознания, — пояснила Госпожа. — Настоящая магия — это не хитрые заклинания, не зачарованные камни и не причудливые движения рук. Всё это может быть лишь в той или иной степени отзвуком и хранилищем магии, но никак не её истинной сутью. Поэтому студенты академии Вент де Росса — люди — учатся магии иначе, чем учились бы Архады. И начинают гораздо позднее, и изучают несравнимо меньше, но и обучение свое официально заканчивают куда раньше. Хотя, учиться использовать даже единственный подвластный вид волшебства любой из них может и всю жизнь. Нерезонно сравнивать обучение Архадов и людей.

— Значит, Вы всё детство провели за учением? — менестрель посмотрел на волшебницу пристально. — Штудировали книги, слушали учителей, укрощали свои мысли?

— И не только это. Ты ведь и сам учился многому и в Доме Высшего изящества, и в Академии Киннара. Не одной же сплошной музыке.

— Это правда, моё образование тоже весьма многогранно. Но укрощать мысли нас никогда не учили, — широко улыбнулся Даан. — Даже наоборот. И я представить себе не могу как так можно — всё время держать в узде все свои помыслы. Да еще и с раннего детства! Неужели Вам тогда не хотелось пошалить или напроказничать? С такой-то силой! Вы ведь сейчас себе поз — воляете магические забавы — я их и на себе испытал. А как же в детские годы?

— В детские годы, когда контроль сознания ещё не так силён, шалости не приветствовались. Сейчас, по меркам Архадов, я уже не малое дитя, и могу оценить свои силы, и безопасность и уместность шутки.

— А… раньше? Когда девочкой были? Неужели совсем не тянуло озорничать, даже иногда? Наслать маленькую грозу на голову какого-нибудь задиристого мальчишки? Перемахнуть через высокую ограду в саду и нарвать цветов там, или яблок?

— О чём ты говоришь? И цветы, и фрукты всегда были у меня в достатке — стоило только пожелать. Что до задир и обидчиков… — волшебница усмехнулась — как показалось музыканту, немного грустно. — Даже дети при дворе были достаточно благоразумны, и не пытались идти наперекор никому из Архадов. В том числе, и ребёнку-волшебнику. Кроме того — и придвор — ные дети тоже знали об этом — меня вместе с императорским наследником обучали фехтованию.

— Пригодилось?

— Не особенно. — Госпожа пожала плечами. — Разве что для общего развития.

Даан некоторое время глядел на волшебницу, будто собираясь с мыслями, и, наконец, поведал:

В Киннаре, моя Госпожа, за городской стеной, где уже не так велика власть Вдохновения, но тяга к прекрасному всё ещё царствует, разбит чудесный фруктовый сад. И чем ты младше — тем огромнее этот сад кажется. А уж чего там только не растет! Какие только фрукты не тяжелят ветки! И вот в этот сад всегда пускали только работников — вертоградарей, да их учеников. Это из тех, кто в великом Киннаре родился, но в число детей Вдохновения не попал. А самим детям Вдохновения, считалось, в таких садах делать нечего — для нас в самом городе были сады — да какие! Но за приключениями, как Вы догадываетесь, тянуло нас именно в этот фруктовый сад, где нужно было и за ограду перебраться, дублета не испортив, и сторожам не попасться. А уж если попался — ответить им так, чтобы перед приятелями не стыдно было, а вот перед наставниками потом от стыда сгорать.

— Занятно, — усмехнулась Госпожа Миррэтрис. — И что же?

— Было мне, моя Госпожа, лет одиннадцать, — продолжил Даан. — И, надо признаться, лазили мы в этот сад с однокашниками чуть ни каждую неделю. Да не только груши рвать, да вишни трясти. Работали там садовничьи дети. А мы же с товарищами делали из клееного пергамента кукольный театр. Юлиус — приятель мой и ныне всё еще весьма уважаемый в Киннаре фрескописец — кукол этих рисовал сотнями. Я пьесы писал, музыку… И разыгрывали мы перед садовничками всякие кукольные представления — всем на смех и радость.

— Милая отроческая история, — оценила волшебница. — Но ты ведь не просто так рассказываешь её мне?

— О, Госпожа моя, — улыбнулся Даан, — Не сочтите за дерзость, но то, каким было Ваше детство, очень напомнило мне именно этот театр, что мы с мальчишками делали. Красиво, как на картинах в золотой раме. Но плоско, ограниченно, подвластно руке кукловода.

Госпожа Миррэтрис посмотрела на музыканта предостерегающе. Он, едва не вздрогнув от этого взгляда, тем не менее, не замолк:

— Вы назвали меня невозможным человеком. Но ведь Вы и сами удивительным образом сочетаете в себе невозможное! У Вас было счастливое детство — по одному лишь желанию Вы могли получить всё, о чём мечтает любой ребенок — но при всём этом самого детства у Вас, моя Госпожа, и не было. Сразу вся эта наука, надзор, ответственность… Не сердитесь на мои речи, прекрасная Госпожа! На шутов и дураков нет обиды.

— Будем считать, что потому ты и жив, — согласилась волшебница. — Однако, пора бы выйти на палубу. Хочу подышать свежим воздухом.

* * *

На палубе у Госпожи сразу же нашлись какие-то дела, и к ней потянулась череда просителей. Капитан беседовал об опережении курса по времени, Наэрис уточнил какую-то мелочь, Айлин сообщила о готовности продолжать занятия, корабельный повар, низко кланяясь, попросил по традиции снабдить камбуз свежей рыбой. И, под ликование моряков — к которому Даан, наблюдавший эту картину, с восторгом присоединился — волшебница, взмахнув руками, подняла из морской пучины целую стаю пузатых серебристых рыб. Улов был мгновенно определен в уже подготовленный жестяной поддон с высокими бортами, и кок с помощниками, не забыв восславить «благую магию», тут же занялись распределением трепыхающихся блестящих рыбьих тушек — кто на жаркое, кто в суп, кто на слабую соль.

— Магия во служении, — пробормотал Даан, глядя на проходящую мимо него Госпожу. — Попутный ветер, исцеление, провизия без усилий…

Госпожа Миррэтрис не слышала — или не пожелала услышать — его слова, и вновь скрылась в кают-компании. Менестрель остался на палубе. Голова его шла кругом от всего увиденного, прочувствованного и пережитого — сейчас он, наконец, это осознал, и понял, что в руках его очень не хватает верной мандолины. Мысли, чувства и события сами собой складывались в песню, которую Даану срочно захотелось написать.

И он не стал отказывать себе в желании. Отправился в каюту, вооружился своим блокнотом, пером, чернилами, прихватил на плечо мандолину, и устроился со всем этим богатством на ступенях лестницы, что вела на полуют. И обзор отсюда приличный, и ветерок свежий, и беспокоить вдохновенного поэта здесь лишний раз никто не будет.

Я службой верною живу

Прекрасной Госпоже своей:

День изо дня я струны рву

Стараясь быть полезным ей.

Но как волшебница, она

Чудесной силою полна

И не понять мне одного —

Кто во служеньи у кого?

Она способна исцелять

Одним движением руки,

Попутный ветер вызывать,

Менять течение реки —

Ведь как волшебница, она

Чудесной силою полна

Но не понять мне одного —

Кто во служеньи у кого?

Даан хихикнул, и, пощекотав кончиком пера щёку, поспешил набросать на листок незамысловатый нотный узор.

Махнёт рукой — и сеть полна —

Корми голодных хоть толпу,

И печь растопит докрасна,

И озарит в ночи тропу —

Ведь как волшебница, она

Чудесной силою полна

И не понять мне одного —

Кто во служеньи у кого?

Готов упасть я в ноги ей

И исполнять каприз любой

Пойду на край земли за ней

Едва поманит за собой

Ведь как волшебница, она

Чудесной силою полна —

Сомненья нет ни одного

Кто во служеньи у кого!

Слова сами сливались в строчки — музыканту только и оставалось успевать их записывать — вот что значит ухватить вдохновение за хвост!

За своими творческими изысканиями Даан не заметил, как пролетел весь день. Едва прервавшись на обед, во время которого, угощаясь царской ухой, не преминул вновь восхититься тем изяществом, с которым Госпожа Миррэтрис добыла дары моря к столу, менестрель вернулся к прерванному занятию. И лишь к вечеру, когда волшебница мановением руки заставила сиять все светильники на корабле, Даан, наконец, убрал и блокнот, и перо, и вновь отправился в офицерскую.

Самой Госпожи там, к его сожалению, не оказалось. Зато вся остальная их компания собралась вокруг большого стола. Играли в дорреак, и, судя по недовольному сопению Наэриса и задорному смеху Ярры, начали уже давно.

— А, вот и ты! — поприветствовала менестреля воительница. — Я-то уж думала, ты всю ночь проторчишь на палубе. Садись! Сыграем?

— Почему бы не сыграть, — легко согласился Даан. — Мне не занимать азарта!

— Это точно, — фыркнул Наэрис.

— На что играем-то?

— Ну, на деньги нельзя, — пояснил полуэльф, — поэтому мы играем на интерес да на выпивку. Кто проиграл — разносит всем кубки, и наливает напитки по желанию.

— Да-да, — подмигнула Ярра. — Ещё немного — и этот остроухий будет снова наливать мне вина и слушать, как Айлин отбрыкивается от медового чая!

— У меня еще полчашки осталось! — подала голос юная целительница.

— Эй, да и я ещё не проиграл! — напомнил Наэрис.

— Ну — всё впереди, — махнула рукой Ярра. — Сейчас закончим эту партийку, а потом и двое на двое сыграем! Вы как?

— За, — буркнул полуэльф.

— И я, — улыбнулся Даан.

— Не хочу я больше играть, — насупилась Айлин. — Нет настроения.

— Почему? — огорчилась отказу рыжеволосая воительница. — Ты ведь сегодня пока не проигрывала.

— Всё равно. Не хочу. Играйте каждый за себя, как и до этого.

— Вот именно, что так мы уже играли. А теперь хочется командной игры!

— Если Айлин отказывается, тогда, может быть, Селен составит нам компанию? — поинтересовался Даан, заметив, как нахмурилась услышав эти слова, Ярра.

— Азартные игры грешны, — произнёс храмовник, не поднимая взгляда от священной книги.

— Это нужно понимать, как отказ? — уточнил музыкант.

— Да и хвала богам и духам! — усмехнулась Ярра. — Не очень нам и хочется с ним играть.

— Создателя должно почитать превыше всех иных духов и богов, — сурово напомнил Селен.

— Неоспоримая истина! — воскликнул Даан, желая увести разговор от, как казалось, острой темы, — И эту истину подтверждает нам сама жизнь. Вот мой родной великолепный остров Киннар, где воздвигнуты стены Вдохновенного города, является лучшим тому примером. Сам остров, сотворенный волею Создателя как никакой иной — если, конечно, не говорить о священном острове Северной Звезды — олицетворяет Его величие и согласие со всеми Его подданными божествами! Киннар един, как Создатель, но разделен на восемь равных частей — по числу богов-хранителей Его — четырьмя реками, по именам младших божеств. Ну а в Киннаре — славящем Создателя одним существованием своим — было создано великое множество прекрасных и исключительно ценных колод для дорреака. Известней — шие художники работали над такими картами. Не единожды в Киннар приезжали самые страстные коллекционеры — и не ради учебы, как многие, а лишь чтобы любой ценой заполучить хоть одну из подобных колод.

— Как ты смеешь равнять свой Киннар и священный Остров Северной Звезды? — нахмурился Селен, прослушав эти речи.

— Тебе ли не знать, любезный, — начал Даан миролюбиво, — что весь этот мир появился по воле Создателя. А уж два острова, так или иначе Ему посвященные, более других земель славят Его. По-разному, по-своему, но непрестанно славят!

Храмовник даже побледнел от гнева.

— А правда ли, что в Киннаре хотели целый факультет дорреака открыть в Университете Искусств? — решил вмешаться Наэрис, стараясь разрядить обстановку.

— До факультета дело не дошло, конечно, — усмехнулся менестрель, — но некоторые коллекционеры как раз с подобным предложением в высший правящий художественный совет и обратились. Закончилось всё тем, что несколько архитекторов, из числа самых ярых поклонников дорреака, построили специальное здание в честь этой игры. Ну, а художники, посвятившие дорреаку творчество, стали выставлять там часть работ. И турниры там начали проводиться для самых искушенных.

— Поглядеть бы на такой игорный дом, — мечтательно потянулась Ярра. — Да и на другие дома в Киннаре — вдруг город и впрямь так чудесен, как о нем говорят?

— О, на деле он во сто крат чудеснее, уж поверь мне! — горячо воскликнул Даан. — Каждый дом, улица, сад или парк, каждый цветок, каждый великолепный канал, каждая статуя… да сам воздух там прекраснее, чем в любом другом месте в этом мире! А ведь я побывал во многих его уголках. И нигде я надолго не задерживался, потому что ни один другой город не способен вызвать того восхищения, которым трепещет душа в стенах Вдохновенного Киннара! Он словно напитан искусством, напоён гением. Потому-то туда тянет вернуться вновь и вновь тех, кто удостоился чести хоть неделю, хоть день там проучиться. Потому-то истинные Киннарцы, дети Вдохновения, почти никогда по своей воле не покидают этого благословенного острова надолго…

— Стало быть, ты покинул Киннар не по своей воле? — уточнила Ярра, которой, кажется, собранные о Даане сведения в руки не попадали. — Совершил какую-нибудь сказочную глупость, и тебя выдворили с острова?

— Верно. Лучше и не скажешь, — кивнул менестрель, осознавая, что ему вовсе не хочется озвучивать здесь и сейчас, в присутствии команды, причину своего изгнания. Даже мыслями возвращаться к этому не хотелось. — Но я знаю, что мне грешно было бы жаловаться на судьбу. Ведь то, что я был вынужден покинуть вдохновенный Киннар привело меня к ногам прекрасной Госпожи Миррэтрис. И, в итоге, в наше чудесное общество и этот важный поход.

— Да уж, — усмехнулась Ярра. — Ну, так я скажу — не мне судить тебя. Меня на моей родине тоже не жаловали, и даже имени моего на родовом столбе семьи нет. Ни на одном.

— Ты — нгидриг? — Даан вспомнил свои знания о традициях норхтаров. Таким словом называли нежеланных детей, чьи родители были из разных сословий, чья доля на северном острове была незавидна.

— Не нужно этих прозвищ, — нахмурилась рыжая воительница.

— Извини, — музыкант поспешил загладить неловкость. — Обижать тебя у меня и в мыслях не было. Тем более, что ты, как и я, покинув родину, встретила судьбу, лучше которой и сыскать нельзя!

— Это правда, — примирительно улыбнулась Ярра.

— За такое, чёрт возьми, требуется срочно поднять тост! — напомнил о себе Наэрис. — И, раз уж я проиграл в прошлой партии, и до сих пор «на разливе» — подставляйте кубки!

С этими словами полуэльф кинул свои карты рубашками вверх на стол, и поспешил обойти всех присутствующих с кувшином вина. Впрочем, Айлин отказалась разбавлять вином свой медовый отвар, Селен заявил, что продолжит пить только воду, зато Даан и Ярра встретили «виночерпия по неволе» с радостью.

— За нашу добрую судьбу, удачу в походе и, конечно, за пре — красную Госпожу Миррэтрис! — Даан высоко поднял свой кубок.

— За это и до дна можно! — согласилась Ярра.

— Не отказывай себе в удовольствии, душенька, — подмигнул Наэрис. — Я с радостью налью тебе еще. А потом играть продолжим. Как знать — может — я и выиграю.

— Ну да, мечтай, — рассмеялась Ярра. — Не забудь только, что меня не возьмёшь кувшином этого сиропа!

— Эх, — нарочито грустно вздохнул полуэльф. — Вот всегда забываю, что нельзя рассчитывать на хмель, имея дело с тобой.

— Вот-вот, — горделиво подбоченилась Ярра. — Не забывай, с кем пьёшь!

— Предлагаю следующий тост — за стойкость нашей огненной воительницы! — предложил Даан.

— Добро! — улыбнулась довольная Ярра, поднимая вновь наполненный кубок.

— Спелись, безродные, — процедил Селен.

Рыжая северянка бросила на него испепеляющий взгляд, а Даан лишь удивился:

— Почему же безродные, любезный?

— Эту семья не приняла, — едва кивнул в сторону Ярры Селен. — Ты чей сын не знаешь.

— Я — дитя Вдохновения из Светлого Киннара! — напомнил менестрель.

— Не слышал, чтобы от вдохновения дети появлялись.

— Значит, слушатель из тебя такой же, как и оратор, — подмигнул Даан.

— Меня в свите не как шута держат.

— Так и я, любезный Селен, не простой шут. Я — славный музыкант и поэт, чьи песни снискали славы и похвал даже взыскательных августейших особ. Я талантлив — и это не просто мои самолюбивые слова, но мнение сотен и тысяч зрителей и слушателей. Я одарён свыше самим искусством. Я — вернорождённый Киннарец!

— Не твоя заслуга, что в Киннаре родился, — хмуро ответил храмовник. — Только там невесть кем рожденные дети считаются какими-то достойными да важными. А по сути они простые отказники, которые никогда не узнают имён отца и матери. Родись ты в нищенской подворотне Вейлима или в бараках Кеутарона — ты пел бы иначе.

— Или не пел бы вовсе! — ответил менестрель. — Из всего этого значит, что я — избранник судьбы и её баловень! Вон как славно она у меня сложилась. Ни в чём божественная милость не оставила!

— Не смей приплетать к своему жалкому существу божественные милости! — попытался осадить его Селен.

— Хватит! — Ярра взвилась, не вынеся этой беседы. — Слушать не могу блеяние этого святоши-моралиста! Уж если бы не наша клятва, не слово, данное Госпоже Миррэтрис, то я давно уже схлестнулась бы с тобой в честной драке! Твой меч и тот говорит острее и лучше тебя!

— Именно, — Селен поднялся с места, исподлобья буравя рыжеволосую девицу взглядом.

— Друзья, — вдруг резко одёрнул обоих Наэрис, призывая умерить пыл. В кают-компанию вошла сама Госпожа Миррэтрис. Она внимательно посмотрела на явное напряжение собравшихся, на Айлин, глядевшую на неё в умоляющей растерянности, на расцветшего при её появлении Даана, на любезную улыбку Наэриса, на клокочущий, едва сдерживаемый гнев Ярры и хму — рое раздражение Селена.

— Вижу, вы к согласию прийти не можете, — предположила волшебница, прошествовав к столу. — И в чем же суть спора?

— Моя Госпожа, это и не спор вовсе, — поспешил доложить Наэрис. — Мы в дорреак играем. Хотели партию двое на двое, но желающих играть, получается, трое. Ни Айлин, ни Селен играть не соглашаются. А втроём на пары никак не разбиться.

— Вот как? — Госпожа Миррэтрис поглядела на него лукаво. — И из-за этого вы такой шум подняли? Мне впору удивляться. Так и кто же у вас, получается, остался без пары?

— Я, Моя Госпожа! — незамедлительно подал голос Даан, выступив вперед, и низко поклонившись. Обращать внимание на отчаянные знаки Наэриса он даже и не думал.

— Ну что ж, — усмехнулась волшебница. — Все вопросы с капитаном я уже решила, а вашу дилемму решить ещё легче.

Молчавшая до того момента Айлин на всякий случай уже приготовилась открещиваться, если Госпожа перейдет к принудительным мерам, и прикажет ей или Селену принять участие в игре, но леди Миррэтрис, неторопливо собрав рассыпанные карты по игровым колодам продолжила:

— Я сыграю с вами.

— О, Ваше Высочество! — поклонился Наэрис. — Это невообразимая честь для нас. Я… даже не помню, когда в последний раз мы её удостаивались! Вы так давно с нами не играли…

— Стало быть вспомним былое, — Госпожа Миррэтрис расположилась за столом, и Даан поспешил пододвинуть ей кресло. Она легко кивнула, и он, едва не взвиваясь к потолку от восторга, что им предстоит играть в одной команде, устроился рядом.

— Но… Госпожа Моя… должен предупредить, что тот, кто окажется в проигрыше — ну, в данном случае — двое — подаёт всем, находящимся в этом помещении, напитки… Не оскорбит ли это Ваше Высочество?

— Это будет лишним стимулом выиграть, — с неизменным лукавством подмигнула Даану волшебница. — А если так случится, что удача не улыбнётся нам — что ж… Кое-кто сегодня придумал песню — которую, кстати, уже подхватили некоторые из матросов — о том, что некая августейшая магия находится во служении у своих подданных. Так что — мне ли бояться такой мелочи, как пройтись вокруг стола с кувшином?

И пока ошарашенный услышанным менестрель искал нужные слова для ответа, Госпожа обратилась к оробевшему Наэрису:

— Раскладывай карты!

***

Волей счастливого случая, внезапно сладившейся командной игры или стараниями Наэриса и Ярры — хотя, не было похоже, чтобы они поддавались — Даан и его Госпожа партию выиграли. Впрочем, дожидаться пока полуэльф и северянка выполнят обязанности виночерпиев, волшебница не стала. Сославшись на усталость и поздний час, она пожелала отправиться в свою каюту. Даан, тот час же вскочивший на ноги, вызвался проводить. Госпожа не отказала.

— Ты хорошо играешь не только на музыкальных инструментах, должна признать, — заметила её высочество, когда они вышли на палубу. — Для игры в дорреак нужна изрядная доля логики и способности к стратегическому мышлению.

— О, у меня бесчисленное множество талантов, моя прекрасная Госпожа! — просиял менестрель, и не смог удержаться, чтобы не продолжить. — Я молю все Высшие Силы, чтобы однажды Вы позволили мне их все Вам продемонстрировать!

— Даанель Тэрен, — в голосе леди Миррэтрис послышалось предупреждение. — Ты не перестаешь удивлять меня своей невозможностью. Для игры в дорреак у тебя достаточно и ума, и логики, а для того, чтобы понять, когда лучше остановиться, тебе не хватает ни того, ни другого.

— Простите великодушно, моя Госпожа, — Даан склонил го — лову. — Поверьте — я и правда ничего не могу с собой поделать. В Вашем присутствии разум мгновенно покидает меня, оставляя мне лишь воздушный лепет и возвышенный восторг. Искренность признаний, которую я не в силах удержать в себе! Не сердитесь на те любовные глупости, что я говорю Вам, прекрасная Госпожа моя. Ведь они идут от самого моего сердца, целиком преданного Вам!

— Довольно. — махнула рукой волшебница. — Не забывай, что я не стала наказывать тебя за последние сочиненные тобой куплеты. Так что не усугубляй своего положения, и не переступай черты.

Сказав это, Госпожа Миррэтрис удалилась, оставив Даана наедине с колючим и ярким ворохом самых разных мыслей, идей и мечтаний, тут же осадивших его голову.

Что же касается сочинённой менестрелем-киннарцем песни, что упоминала Госпожа, её судьба оказалась особенной. Ведь так или иначе, уже на следующий день эту песню знали все на «Сапфировом Вороне», через два дня её напевали, насвистывали, выстукивали даже те, кто отродясь не умел петь; через три дня её мотив не мурлыкал разве что неизменно попутный ветер, а к концу путешествия Госпожа Миррэтрис пообещала сурово наказать каждого, кто споёт хотя бы припев этого надоедливого сочинения.

Так, став своеобразным гимном их морского плавания, песенка, казалось бы, полностью забылась на берегу.

«Сапфировый Ворон», свернув золотисто-синие паруса, сияющей лазурной громадой возвышаясь над другими заходящими в порт Танталлир кораблями, остался в гавани. Путешественники, во главе с Её Высочеством, Госпожой Миррэтрис, погрузились на шлюпку, и отправились к берегу. Ступить на твёрдую сушу после почти двухнедельного плавания — пусть даже на таком чудесном корабле, как «Ворон», было по-настоящему отрадно. Даан едва не принялся отплясывать прямо на белокаменных плитах пристани. Сдержало его то, что слишком уж много зрителей собралось в порту, а музыкант с самого начала путешествия чувствовал себя очень важной персоной, и подобный этюд в такой образ вовсе не вписывался.

Появление «Сапфирового Ворона» в гавани и правда вызва — ло на берегу большое оживление. Несмотря на ранний час, портовый город уже вовсю кипел жизнью, а огромный корабль и делегация на пристани приковывали к себе всеобщее внимание. Рабочие порта, торговцы, спешащие по своим делам горожане, и праздные зеваки следили за происходящим, останавливались, указывали пальцами на чудесный корабль, переговариваясь между собой.

Начальник же города встречал высокопоставленных визитё — ров при полном параде. Внушительный отряд конной стражи, спешившейся, и выстроенный в две стройные шеренги, ряд лакеев, герольд, два барабанщика, и бургомистр Танталлира собственной персоной. Это был толстоватый, низкорослый мужчина в годах, с ярко блестящей на утреннем солнце лысиной. Похоже, в честь прибытия таких важных гостей из императорской столицы, он нарядился во всё самое лучшее и дорогое, чем был богат его гардероб. Парадный камзол из велистонского бархата был вычурно расшит кручёным золотым галуном, на груди и рукавах блестела россыпь самоцветных пуговиц, а наглухо застёгнутый воротник украшал многослойный каскад тонкого денфесского кружева. Даан на мгновение вспомнил свой собственный «счастливый» костюм шута, и тут же решил, что шутовской наряд смотрелся куда более стильно и гармонично, нежели вся роскошь местного модника.

Однако, внимание менестреля быстро переключилось с напыщенного градоначальника на куда более примечательного участника встречающей процессии. На плече бургомистра сидела птица, похожая на очень крупного филина, с серебристочерным оперением, крепким крючковатым клювом и внимательными сияющими глазами. Голову птицы украшал небольшой тиснёный кожаный шлем, украшенный алой кисточкой. Даан давно, с самого последнего своего путешествия в Палессу, не видел подобных птиц. Это был овлит — чрезвычайно умное пернатое создание, не так уж часто встречающееся на земле эледов. Когда-то в незапамятные времена они жили в сумрач — ных землях Хэйнейр, позднее переселились ближе к местам обитания Высших, и вот теперь их можно встретить и здесь, живущими у людей. Спутать овлита с обычной птицей было бы большой ошибкой и неуважением — слишком уж они были разумны. В Киннаре тоже жил один овлит — ходили слухи и прибаутки, что он прилетел в город Вдохновения не как чей-то компаньон, а специально для того, чтобы учиться пантомиме. Шутки шутками, а Даан собственными глазами видел, как тот киннарский овлит делал ставки на игре в дорреак, и как ему подносили вино в крошечной чаше. Овлит же сидящий на плече бургомистра Танталлира, похоже, был куда менее легкомыс — ленным типом, и, как и все прочие из встречающих, поспешил поклониться Госпоже Миррэтрис, когда она со своей свитой приблизилась к ним.

— Рады, несказанно, неописуемо рады приветствовать Вас, прекрасная Госпожа Ваше Императорское Высочество! — запел бургомистр елейным голосом. — Уж с полуночи — как ветер переменился, и стал дуть с моря, мы поняли, что на рассвете можно корабль Вашего Великолепия встречать! И вот все мы здесь, ждём Вашей милости!

— Доброго утра и вам, господин дель Невур, — кивнула Гос — пожа Миррэтрис. — Я и мои подданные благодарим вас за радушный приём.

Голос её был спокойным и таким ровно-доброжелательным, что заслушавшийся им Даан даже не смог определить, есть ли в прозвучавших словах ирония. Бургомистр же, казалось, не стал мучить себя сомнениями насчет благосклонности Госпожи, и, подобострастно улыбаясь, поспешил продолжить:

— Не угодно ли Вашему Высочеству проследовать в мой дом, отдохнуть после долгого пути, угоститься сытным завтраком? Мои повара расстарались на славу, уверяю вас! Такой же изысканной сливочной ухи из сидарийского сига и свежайшей запеченной в лимонной глазури пеламиды вы не отведаете больше ни в одном уголке нашей прекрасной и необъятной империи!

— Благодарю за гостеприимство, но поспешу напомнить, что мы прибыли сюда для решения чрезвычайной ситуации в вашей провинции, — ответила волшебница. — А потому задержаться в Танталлире не имеем никакой возможности, к глубочайшему сожалению. Надеюсь, впрочем, что вы окажете мне большую услугу, снабдив нас лошадьми и выделив небольшой отряд вои — нов для сопровождения.

— Всё, что прикажете, милостивая Госпожа! — бургомистр вновь поклонился. — Всё, что вам угодно! Однако — прошу простить мне самонадеянность — я был столь уверен, что вы не откажете посетить мой дом, что, признаться, свободных лошадей в достаточном числе здесь и сейчас я предоставить вам не смогу… но в моей конюшне, разумеется, стоят лучшие скакуны во всей провинции! Не откажите, милостивая Госпожа, Ваше Высочество, проехаться в моей карете до конюшен. Там мы вмиг обеспечим вас и лошадьми, и конвойными, и всем необходимым!

— Пусть будет так, — согласилась Госпожа Миррэтрис. — Не будем же терять времени.

— Слушаюсь, Ваше Высочество! — снова раскланялся толстяк, и махнул рукой герольду.

— Дорогу её Императорскому Высочеству милостивой Госпоже Миррэтрис! Дорогу высокочтимым гостям из столицы всей великой империи эледов! Дорогу господину Гевелету Батисту дель Невуру, начальнику города-порта Танталлира! — громогласно возвестил тот. Тут же грянули барабаны, и импровизированное шествие началось.

В открытой карете под обшитым бахромой балдахином разместились бургомистр со своим верным овлитом, Госпожа Миррэтрис, Айлин, и — внезапно для самого себя — Даан, которому волшебница неожиданно сделала ясный знак следовать за ней. Наэрис, Ярра и Селен, как и все стражники, поехали за каретой верхом. Багаж устроили в прицепной подводе. Похоже, госпо — дин Гевелет дель Невур и впрямь был убеждён, что высокие столичные гости посетят его дом — по всему видно, что он к этому подготовился.

Под неусыпным вниманием шумной толпы, оттесняемой герольдом и стражниками, процессия, наконец, выдвинулась из порта вглубь города.

— Ах, Ваше Высочество! — никак не унимался бургомистр. — Как же я, всё-таки, сожалею о том, что Вы толком не посетите моего поместья, и не задержитесь в Танталлире…

— Господин дель Невур. — леди Миррэтрис перевела на щеголеватого толстяка предупреждающий взгляд, и сделала небольшую паузу. Даан хорошо знал, что эти стальные нотки в голосе его Госпожи означают одно — она не намерена больше обсуждать тему, мнение о которой уже однозначно высказано. Судя по тому, как виновато и неловко заулыбался Гевелет дель Невур, он тоже верно понял намёк Её Высочества.

— Расскажите лучше всё, что известно о сложившейся на границах обстановке на данный момент, — велела волшебница. — В столицу донесения поступали разные.

Конечно, милостивая госпожа! Как прикажете! — бургомистр, не теряя виноватой улыбки, вытер выступивший на лбу пот тонким белоснежным платком с монограммой. Овлит деловито заухал на плече у хозяина, распустив на несколько мгновений широкие крылья.

Айлин, сидящая рядом с Госпожой Миррэтрис, и украдкой разглядывающая дома и постройки на улице, по которой они ехали, с интересом и восхищением посмотрела на пернатого танталлирского посланника. Кажется, видеть до этого живых овлитов, тем более так близко, девушке не доводилось. Самому же Даану всё, творящееся в этой карете, казалось весьма занятным.

Тем временем не на шутку разволновавшийся бургомистр начал свой доклад:

— Вся эта опасная суета, милостивая Госпожа моя, началась когда эльфы-холтэлэр принялись возводить на границах с нами укрепления. И как возводить! Недели не прошло, а они стены выстроили — как из неоткуда. А ведь никогда они от людей не огораживались — сколько уж сотен лет! Разве ж мы им противники? — тут он взглянул на внимательно слушающую его волшебницу, сбился, охнул, торопливо расстегнул воротник — будто ему внезапно стало душно, попыхтел, и продолжил:

— Торговля с ними, Ваше Высочество, так сразу же пострадала! Мы ведь у них покупали чудесные всеисцеляющие плоды Идэль’ир, которых не вырастить нигде больше, кроме благодатных эльфийских земель. А как начали холтэлэр возводить свои стены — что нам было думать? Мы созвали совет бургомистров всей Ильметтинской губернии, здесь вот, у меня, в Танталлире, и решили, что если эльфы это не по злому умыслу учиняют, и не готовятся с нами воевать, то в гарантию своей доброй воли и чистых намерений к нам, они должны увеличить долю плодов Идэль’ир, что к нам поставляется. Но вместо того холтэлэр и вовсе перестали торговать с нами чудесными плодами. А чем дальше — тем хуже дело пошло…

— И неудивительно, — отметила Госпожа Миррэтрис. — Нам рапортовали так же о нападениях…

— Ох, и нападения были! — эмоционально подтвердил Гевелет дель Невур, снова вытирая лоб. — В последний раз даже вверх по реке Ильметте ночные караульные видели маленький эльфийский отряд. В бой вступить не решились, но на утро выяснилось, что все снасти, что рыболовы в реке выставили, испорчены. Да и лодки наши… С тех пор по Ильметте-то и плыть никто особенно не решается.

— Портить рыболовные снасти и лодки — как-то мелко для нападения эльфов, — рассудил Даан, но тут же осёкся, поймав на себе взгляды всех, кто ехал с ним в карете — включая чёрного овлита бургомистра.

— Случались ли другие провокации? — уточнила Госпожа Миррэтрис, не одёргивая менестреля — из чего он сделал вывод, что озвученная им мысль вполне созвучна мнению его Гос — пожи.

— Случались… Особенно в той Палессе, — подтвердил Гевелет дель Невур, — Но о них куда подробнее вам сам господин дель Бальсар доложит, когда вы в Палессу прибудете…

— Нужно бы сообщить ему о нашем скором визите, — решила волшебница. — Чтобы не тратить драгоценное время нашего пребывания на сбор необходимых донесений, показаний и улик — если они есть. И раз вы, господин дель Невур, столь предусмотрительно взяли с собой вашего овлита, полагаю, мы можем немедленно отправить с ним в Палессу письмо.

— Великолепная Госпожа Ваше Высочество… — толстяк побледнел и вновь замялся, — Овлит-то при мне, но вот мой секретарь остался в поместье. А с ним и бумаги, и чернила, и всё…

— Это не представляет для нас большой проблемы, — Госпожа Миррэтрис даже бровью не повела, — Среди нас и сейчас присутствует тот, кто легко возьмёт на себя обязанности секретаря.

С этими словами она перевела взгляд на Даана. Несколько мгновений музыкант молча смотрел на свою Госпожу, не веря своим ушам, и медленно осознавая отведенную ему новую роль. А, осознав, поспешно стянул с головы свой берет с щегольской эгреткой, прижал его к груди, и несколько раз скло — нился.

— Рад служить Вам, моя Госпожа!

И, опасаясь вызвать праведный гнев волшебницы за такую медлительность, музыкант засуетился. Внутренне ликуя, и подгоняя сам себя, он поскорее достал из своей сумки блокнот в твёрдом переплёте, чистый лист, дорожную чернильницу, и новенькое — будто специально ждавшее своего часа — остро отточенное перо. Подготовившись исполнять свои новые обязанно — сти, Даан замер, ожидая указаний.

Госпожа Миррэтрис кивнула, и, чинно сложив руки, совер — шенно ровным голосом начала диктовать:

— «Мы, Имя Магии, Властью единого закона и словом Императора признанная сестра правителя всех земель эледов, Великая Герцогиня Цере де Сор, Её Императорское Высочество Госпожа Миррэтрис милостью своей сообщаем вам, Фильберт Адафер дель Бальсар, ответственный бургомистр Палессы города близ государственных границ, о своём прибытии в провинцию Ильметтина. Доводим до вашего сведения, что нынче же вечером мы в сопровождении доверенных лиц и охранного отряда прибудем во вверенный вам город. Посему приказываем незамедлительно подготовить все необходимые сведения для доклада об обстановке и собрать дворян, ответственных за управление, на общий совет.» И проставь дату. Месяц Свартваль, одинна — дцатый день… Дай-ка взглянуть.

Даан, с поклоном передал волшебнице написанный документ. Краем глаза музыкант успел заметить, что всё то время, пока он записывал под диктовку титул Её Высочества, сидящий рядом с ним господин Гевелет дель Невур то и дело нервно промокал лоб своим вышитым платком, заискивающе улыбался и кланялся Госпоже, и его овлит, глядя на хозяина, тоже кланялся, неуклюже переминаясь с ноги на ногу. Потешное зрелище!

Тем временем волшебница, быстро пробежавшись глазами по тщательно выведенным буквам письма, удовлетворённо кивнула:

Пойдёт. Бумага не гербовая, конечно, но времени на разбор багажа ради такого тратить жалко — хватит и официальной печати. Перо! — Госпожа Миррэтрис протянула руку, и поэт, трепеща, вложил в её пальцы писчую принадлежность, и поддержал дорожную чернильницу.

Волшебница ловко поставила свою подпись под текстом, прямо в воздухе, и, свернув депешу, достала из расшитой поясной сумочки маленький валик пурпурного сургучного воска, растопила его одним лёгким касанием, и припечатала письмо самым простым из своих перстней.

— Как зовут вашего овлита, господин дель Невур? — поинтересовалась Госпожа Миррэтрис, внимательно глядя на птицу.

— Геккар, Ваше Высочество! — приторно улыбнулся бургомистр Танталлира. — Очень расторопный гонец!

— Вот как, сударь Геккар? — обратилась леди непосредственно к овлиту. — Окажите нам услугу?

Овлит ухнул, забавно поклонился, и перелетел с плеча толстяка прямо на край оббитого бархатом сидения Госпожи Миррэтрис.

— Это важное послание нужно доставить в Палессу, господину Фильберту дель Бальсару, прямо в руки, — она поместила письмо в кожаную капсулу, притороченную к мощной когтистой лапе пернатого гонца. — Вы ведь хорошо знаете эту дорогу?

Овлит кивнул. Было забавно наблюдать за тем, как мило их строгая и требовательная Госпожа общается с услужливой птицей.

— Тогда я очень на вас рассчитываю, сударь Геккар, — продолжила волшебница. — Летите как можно скорее.

Овлит снова кивнул и поклонился, бросил взгляд на хозяина, который знаками велел ему поторапливаться, и тотчас же взмыл в небо.

***

Лучшие лошади в конюшнях господина дель Невура оказались, к глубокому сожалению Даана, отнюдь не ашдорамской породы. И ехать верхом, бросив поводья ради игры на мандолине, было сейчас не лучшей, да и невыполнимой идеей. А как бы хотелось наиграть, или спеть что-нибудь такое же раз В густой зелени деревьев и кустарников, растущих по обе стороны дороги, щебетали птицы, рядом блестела, отражая голубое безоблачное небо, хрустальная гладь реки, становящаяся то шире, то уже средь живописных берегов. На полях и заливных лугах что-то ярко цвело и созревало — посевные в провинции Ильметтина шли чуть ли ни круглый год. Скрипели крылья вет — ряных мельниц, кто-то напевал за работой в виноградниках… Даже не верилось, что этому спокойному и ясному краю что-то действительно угрожает. Однако, если бы никакой угрозы не существовало, Даанель Тэрен, в составе отряда Госпожи Миррэтрис, сопровождаемого десятком вооруженных стражников, сейчас едва ли находился бы в этом месте.

Лошади, подгоняемые наездниками, шли быстрой рысью. Отвлекаться на красоту окружающего пейзажа, будучи в строю всадников, становилось всё труднее. А едут все молча, целеустремлённо — даже практически не переговариваясь. От безысходной тоски музыкант принялся потихоньку напевать разные мотивы, стараясь придумать новую песенку, или потешить себя воспоминанием о какой-нибудь хорошо известной мелодии. И, сам того не замечая, задумавшийся менестрель напел знакомое:

Ведь как волшебница, она

Чудесной силою полна

И не понять мне одного —

Кто во служеньи у кого?

В тот же момент крошечная молния серебристой змейкой взвилась к его лицу, и кольнула в самый кончик носа, заставив певца громко и отчётливо ойкнуть. Обескураженный Даан взглянул на свою Госпожу. Она, хитро, задорно улыбаясь, погрозила ему пальцем, и, тут же отвернувшись, пришпорила своего коня, оставляя менестреля позади. Даан развеселился этой минутной шалости её Высочества, и остаток пути до намеченной ими остановки в одной из находящихся по дороге в Палессу таверн, провел с довольной улыбкой на губах.