Дракон восточного моря. Книга 2

Елизавета Дворецкая

Глава 2

Первым на их пути оказался остров Банба. Подойдя к нему под вечер, корабли пристали в удобном для ночлега месте, и Торвард послал своего остроглазого оруженосца Регне на ближайшую горушку посмотреть, нет ли какой опасности.

Как рассказал Хедин Удалой, на острове Банба правил король по имени Минид и в прошлом году вполне успешно отбил набег.

— Но тогда я был один, — рассказывал «морской конунг», почесывая бороду. — И людей у меня было всего ничего, и трех десятков не осталось, потому что перед этим я встретил в море эту сволочь, Хрута, которого еще зовут Полосатый Плащ.

— Это после той встречи у тебя из трех кораблей остался один? — поддразнил его Гуннар Волчья Лапа. — Говорят, тебе тогда здорово досталось!

— А будешь распускать свой язык, тебе достанется еще лучше! — рявкнул Хедин. — Я не посмотрю, что ты такой гордый в своем новом шлеме, так врежу, что у тебя шлем в живот провалится!

— Врежешь Миниду, когда его встретим! — осадил его Торвард. — А слишком горячих и пылких в ссоре между собой я обычно окунаю за борт. Даже если они и зовутся конунгами на своем корабле.

— Ты распоряжайся своими фьяллями! — запальчиво крикнул Хедин. — А я сам себе конунг и никаких конунгов надо мной нет и не будет!

Торвард ничего не ответил, но мгновенно схватил чересчур гордого собеседника одной рукой за шиворот, а другой за ногу и перебросил через борт. Хедин от неожиданности не успел не только защититься, но даже закричать. Раздался гулкий всплеск, общий вскрик пролетел над бортами.

Корабль стоял у берега, поэтому даже в тяжелом защитном снаряжении квитт не мог утонуть.

— Советую запомнить: там, где я, нет и не будет других конунгов, хоть морских, хоть сухопутных! — со сдержанным бешенством сказал Торвард, пока дружины глядели, как мокрый Хедин, отплевываясь и бранясь, выбирается на сушу. — Пока я с вами, ваш конунг я и только я. Кому не нравится — пусть проваливает к морским великаншам. Только в следующий раз выкину в открытом море.

Бросая на фьяллей злобные взгляды, Хедин убрался к себе на корабль. Он не привык смирять перед кем-то свой нрав, но у Торварда было намного больше людей. И если уж они пошли в поход вместе, ссориться ему было невыгодно.

— Ты понимаешь, что он на тебя обиду затаит? — негромко осведомился Сельви.

— Это я на него, дурака, обиду затаил! — резко ответил Торвард. Видно было, что этой мелкой расправы со смутьяном ему было мало, чтобы выплеснуть накопившееся раздражение. — Еще кто вякнет — шею сверну. Связались со всякой сволочью — а ведь ты все гудел: «Возьмем их, конунг, чем больше людей, тем надежнее!» Он уже сейчас чуть носом небо не проткнул. А что будет, когда будем делить добычу?

— Да, конунг, это я во всем виноват! — с неподражаемой серьезностью ответил Сельви.

Удивленный Торвард поднял брови, потом вдруг усмехнулся.

— Да я никак перепутал вас и взял с собой Слагви? — Он внимательно оглядел своего хирдмана сверху донизу. — Нет, ноги вроде обе целые. Или ты научился шутить на старости лет?

Он усмехнулся и хлопнул Сельви по плечу. Фьялли вокруг расслабились: обошлось. Все они трепетали в душе, видя злобный блеск темных глаз своего вождя: все знали, что это говорит в нем проклятье Эрхины, но ни один не мог быть уверен, что сегодня или завтра не настанет его очередь прогуляться за борт.

— Здесь селение! — С пригорка бежал Регне, размахивая руками. — Селение совсем рядом!

— Большое? — Торвард тут же ступил на борт, готовясь спрыгнуть, хирдманы вокруг схватились за оружие и щиты.

— Не очень, домов двадцать. Нас еще не видели, все тихо.

— А оно живое? — Торвард вспомнил первые встречи с островом Фидхенн, где их ждали только обгорелые развалины.

— Живое! Скотина, люди ходят, дым над крышами!

— А ну давай! — Торвард взмахнул рукой, а Сельви подал ему щит. — Гуннар, Фродир! Вы со мной, а Хедин и Стейнгрим идут в обход и ждут вон у того мыса, если они побегут! Скотину к берегу, людей пока не брать, я еще не собираюсь возвращаться. Дома не поджигать, ночевать будем под крышей. Всем все ясно?

Корабли Стейнгрима Копыто и Хедина Удалого отошли и быстро двинулись на веслах вдоль берега к мыску, чтобы высадиться там и взять жителей селения в клещи. И те оказались захвачены врасплох. Внезапно завидев возле своих домов бесчисленное множество вооруженных людей в знакомых лохланнских шлемах, даже мужчины не пытались хвататься за оружие, а сразу пускались бежать. Тишина над селением разорвалась боевыми кличами, именами кровожадных богов Морского Пути, звоном оружия, испуганными криками и визгами. Здесь было не то, что у сэвейгов, где живут усадьбами, а в каждой усадьбе есть хозяин с дружиной. Улады жили деревнями, население которых составляли простые земледельцы и скотоводы. В селении не было знатных людей, и сэвейги почти не встретили сопротивления. Тех, кто успевал убежать к лесу, не преследовали, захваченных запирали в дома и в хозяйственные постройки. Все закончилось очень быстро, дружины Хедина и Стейнгрима даже не успели высадиться, как селение уже полностью оказалось в руках Торварда.

Коров и овец сгоняли к берегу, часть уже закололи и раскладывали костры, чтобы жарить мясо. Обыскивали дома, забирая все ценное — серебряные украшения, кое-какие вещи из резной кости. Но действительно стоящей добычи обнаружили мало, золотое кольцо нашлось на все селение только одно. Если бы сэвейги собирались обратно, то они могли бы забрать людей и продать на рабском рынке, но поход предстоял еще долгий, и Торвард не велел брать пленных. Тот, кто в этом нуждался, разжился кое-какой одеждой, но и из съестного, кроме мяса, в голодное время поздней весны взять было почти нечего.

На следующее утро шесть кораблей двинулись дальше. Из допроса местных жителей стало известно, что в половине дня пешего пути располагается довольно большое селение, в котором живет много знатных и богатых людей, а еще чуть дальше стоит усадьба самого рига Минида, по прозвищу Звон Меча, правителя острова Банба. Поэтому Торвард приказал отплывать еще до рассвета: приходилось торопиться, пока вести о набеге не слишком широко распространились. Понятно было, что беглецы отсюда за ночь добрались до большого селения, а может, и до короля, но тому ведь тоже нужно время, чтобы собрать войско.

Беглецы не успели увидеть корабли Хедина и Стейнгрима, поэтому в своих рассказах преуменьшили численность нападавших. Они видели три-четыре корабля, но и этого оказалось достаточно: улады знали, что свирепые лохланнские вожди нападают на целые острова силами всего одного-двух кораблей, а недостаток войска им возмещает бесстрашие и нерушимая вера в собственную мощь. В отношении Торварда это была чистая правда.

По пути сэвейги не раз замечали на берегу людей; завидев корабли, пешие и конные улады тут же пускались прочь или подавали знаки кому-то в стороне. Арнор Меткий ухитрился подстрелить двоих, но ясно было, что об их приближении известно и их ждут. Несколько раз с вершин холмов поднимались дымовые столбы, тоже служившие знаками опасности.

Обещанного большого селения с моря не было видно, но найти его оказалось нетрудно. На берегу удобной бухты, где на песке виднелось с десяток рыбачьих лодочек, выстроилось пестрое воинство. Те из сэвейгов, кто впервые попал в уладские земли, не сдержали изумленных возгласов, более опытные только усмехнулись. Это были местные фении, спешно собранные с ближайших лесов, где они промышляли охотой.

— Э, да у них тут воюют бабы! — кричали сэвейги, издеваясь над длинными рубашками своих противников. — Нечесаные бабы с длинными подолами!

Фении в ответ тоже что-то кричали, потрясая оружием. Перед боем они подобрали подолы длинных рубах и спустили вороты с плеч, чтобы на их полуобнаженных телах были видны устрашающие татуировки. Вооружились защитники берега секирами, мечами и держали большие продолговатые щиты. Числом они многократно уступали нападавшим, но это для них ничего не значило — долг фениев состоял в том, чтобы биться с врагами до последнего вздоха, и это они собирались делать.

— К берегу! — велел Торвард, принимая от Регне свой щит. — Десяток Сельви остается на «Ушастом». Отгоним их от берега, потом вытащим корабль, потом пойдем дальше.

«Ушастый» первым подошел к берегу. Фении побежали ему навстречу прямо по воде, сэвейги стали спрыгивать с бортов почти им на головы. Прямо в волнах завязались первые схватки. Долг требовал от фениев не допустить врага к родной земле, и они исполняли это требование буквально, встречая сэвейгов еще в волнах. Но эти же волны мешали им проявить свою легендарную ловкость и использовать боевые приемы, к тому же на каждого фения приходилось по несколько противников, притом значительно лучше вооруженных. Убитые падали прямо в воду, раненые захлебывались, живые спотыкались под водой о тела мертвых. Кровь лилась прямо в морскую воду и быстро исчезала, растворяясь. Фениев было всего четыре или пять десятков, а сэвейгов только на «Ушастом» — впятеро больше, поэтому довольно быстро фьялли вышли на берег, на ходу обтирая оружие, намоченное в крови и в морской воде.

— Их вождь просто дурак! — восклицал Аринлейв сын Сельви, мокрым рукавом вытирая рассеченную бровь. — Ну куда они полезли, ясно же, что таким отрядом нас не остановить!

— У них так положено, чтобы первыми врага встречали фении! — просвещал его Асгейр Умный, который на самом деле был не столько умен, сколько сведущ в самых разных делах. — И если их всего сорок человек, а нас двести, все равно они должны быть первыми!

— Но это глупо!

— У них так положено, чего ты привязался? Недоволен?

Все шесть кораблей тем временем пристали и были вытащены на берег. Возле каждого осталось по два десятка человек, а дружины без задержки двинулись к селению по широкой утоптанной тропе. Несколько человек Торвард выслал вперед, и вскоре они принесли весть, что на поле за рощей их ждет местное войско.

— Большое?

— Нет, человек триста. — Гисли Сорока мотнул головой. — Там уже не фении, не такие все лохматые, но вооружены не так чтобы лучше. Шлемов нет почти ни у кого, кольчуг тоже не видно, у всех в основном секиры.

— Их король там?

— Болтаются какие-то стяги, но никого похожего на короля не видно. Тролль их разберет, где там кто!

Сэвейги вышли из-за рощи и увидели войско уладов прямо перед собой. Тех и правда было вполовину меньше, и Торвард бросился в бой, не останавливаясь. Некоторые более знатные улады, над которыми развевались разноцветные стяги, пытались что-то кричать нападавшим, но Торвард не слушал. Многочисленное, гораздо лучше вооруженное и более опытное войско сэвейгов смяло противника, как железный топор — трухлявое дерево. Уладское войско почти мгновенно было расколото на несколько частей, каждая часть окружена, каждое кольцо сжато, так что битва больше напоминала избиение. Кое-кому удалось спастись бегством, и фьялли не преследовали бежавших; половина оставшихся была убита, половина обезоружена и пленена.

Все кончилось так быстро, что сам Торвард не успел выплеснуть все накопившееся в нем напряжение. При виде него улады невольно кричали от ужаса: им казалось, что это черный дракон, принявший человеческий облик. Высокий даже в толпе рослых сэвейгов, мощный, черноволосый, с искаженным яростью смуглым лицом, с дико блестящими темными глазами, он рубил секирой на длинной рукояти, закинув щит за спину, и телохранители едва успевали за ним, чтобы прикрыть от возможного нападения. Но сама секира летала, описывая сплошной круг и не позволяя никому приблизиться. Из груди его рвался хриплый яростный крик, как будто каждый нанесенный удар причиняет боль ему самому, но в этом крике было и какое-то упоение, словно каждое движение битвы облегчает тяжесть, лежащую на нем. Как нож сквозь хлеб, он прошел через все уладские ряды и вдруг обнаружил, что все осталось позади, а перед ним — пустое поле и чуть дальше — селение.

Торвард оглянулся. Позади него еще кое-где работали мечами сэвейги, добивая окруженных, но большинство его войска уже покончило с врагом. Многие вязали пленных, другие уже переворачивали тела убитых, расстегивая дорогие пояса и снимая украшения.

— Пленных к берегу! — хрипло крикнул Торвард. — Аринлейв, Хьерт, Кальв — вы охраняете. Остальные — за мной!

Три десятка фьяллей, чьи старшие были названы, остались с пленными, а остальные, еще не остыв, бегом бросились вслед за Торвардом к селению — большому, почти на сотню дворов, которые располагались вдоль нескольких улиц, впрочем весьма беспорядочно застроенных. Здесь они уже почти не встречали сопротивления, поскольку все мужчины, способные носить оружие, остались на поле битвы. При виде сэвейгов население разбегалось. Нашлось несколько богатых домов, состоящих из множества покоев, и вот тут еще кое-кто встретил пришельцев с оружием, но и с ними было быстро покончено.

Еще до наступления темноты все селение оказалось в руках сэвейгов. Пленных согнали и заперли в сараи, предварительно убедившись, что там нет ничего ценного. Здесь уже нашлась добыча получше. Захвачено было много скота, зерна, прочих съестных припасов. До самого вечера и даже ночью при свете факелов сэвейги обшаривали жилища, перетряхивали все пожитки, выискивая что-нибудь ценное. Украшения, более дорогая посуда, оружие и хорошая одежда — все годилось. В больших домах разместились дружины кораблей со своими вождями, кому не хватило места, те заняли дома попроще. Во дворах горели костры, жарились свиные, бараньи, бычьи туши, разрубленные на несколько частей, в погребах нашлось пиво. Сэвейги ели мясо, пили пиво, хохотали, хвастались друг перед другом добычей, пели песни. Вожди клялись Торварду в вечной преданности и предвкушали новые блестящие победы, которые одержат вместе с ним.

— У нас более двух сотен пленных! А то и трех! — говорил ему Фродир Пастух. — Там есть и мужчины, и женщины, много молодых — отличный товар! Я там, на Большом острове, в Ярлсхофе, говорил с одним человеком — он обещал, что возьмет у нас пленных по хорошей цене, по три серебряных эйрира за мужчину и четыре за женщину. Тут такое состояние, конунг!

— Наш поход только начался, нам некогда возиться с пленными! — отвечал Торвард. Он был утомлен и лихорадочно весел, много пил, и ему было так жарко в палате с горящими очагами, что он все время дергал распахнутый ворот рубахи, точно хотел разорвать. — У нас будет еще десять раз по столько!

— Если ты не хочешь брать пленных, тогда давай я их возьму! — просил Фродир, хевдинг родом из Хэдмарланда. У себя на родине он был знаменит благодаря своим многочисленным стадам, за что и получил прозвище Пастух, но летом всегда ходил в походы, неплохо наживаясь на добыче. — Конунг, глупо терять столько денег! Ведь их даже не надо далеко везти! Если бы приходилось ехать с ними в Винденэс, тогда я понимаю, но тот человек обещал ждать в Ярлсхофе до середины лета! Можно за несколько дней доехать, продать ему пленных, получить свои деньги и вернуться! Мы ничего не потеряем!

— Я не торгаш, чтобы откусить первый кусок и тут же бежать менять его на деньги! — в досаде крикнул Торвард. — Зачем возиться с людьми, когда тут рядом лежит живое золото и серебро, и за ним не надо никуда ехать, ни к каким-таким троллям в Ярлсхоф! Я только начал поход, а ты уже хочешь, чтобы я вернулся!

— Да нет же, конунг, я говорю только, что…

— Заткнись! — рявкнул Торвард и грохнул кулаком по столу. — Мне надоели эти торгашеские разговоры! Я пришел сюда за славой, и мне нужна слава не среди купцов Винденэса!

— Тогда отдай мне пленных, и я… — Фродир не отступал, хотя покраснел от досады, что с ним обращаются так грубо.

— Мы пошли в поход вместе! И мы будем вместе до конца, вместе прославимся или вместе погибнем! Ты знал, кто я такой, когда просился идти со мной! Я никогда еще не отступал и не довольствовался добычей из первой же жалкой деревни! Если уж я пришел сюда, я не уйду, пока вся эта земля не покорится мне, вся, ты понял! Мне мало добычи, которую можно взять один раз! Я собираюсь завоевать эту землю, чтобы она целиком и полностью признала меня своим господином и платила мне дань! Ты понял?

— Я понял, конунг! — Фродир сжимал кулаки, чтобы не сорваться и не ответить криком на крик, поскольку был не так безрассуден, чтобы спорить с Торвардом.

Конунг фьяллей не просто был сильнее — от него исходило ощущение такой могучей, темной, недоброй мощи, что даже находиться рядом с ним было тяжело. В душе его горел черный злой огонь, и даже его собственная дружина задыхалась в дыму этого огня.

— Ну, зачем ты так горячишься, конунг! — Сельви не мог не вмешаться, хотя понимал, что едва ли будет толк. — Этот бережливый человек просто не хочет, чтобы наша доблесть пропала зря. Какой смысл брать пленных, чтобы потом их просто отпускать? Пусть он выберет самых лучших, самых молодых и приятных на вид, потому что все три сотни он на своем «Вепре» не увезет, пусть продаст их на Большом острове, а деньги поделим, поскольку добыча общая. Правда, Фродир, ты можешь еще догнать нас и привезти нам нашу долю, а можешь оставить ее у Эйфинна ярла, и мы заберем ее, когда будем возвращаться.

— Нет, — отрубил Торвард. — Никто никуда не поедет. Я привел сюда шесть кораблей и пять сотен дружины, и моя дружина не станет меньше, пока люди живы. Я не позволю войску расползаться, как мелким шавкам, с клочками мяса в зубах. Я не собираюсь дробить свои силы. Мы останемся вместе, и тогда мы захватим столько, что твой корабль будет нагружен не пленными, а чистым золотом и серебром!

— Сколько ты там выручишь за этих пленных? — утешал Фродира Халльмунд. — Да твой «Вепрь» больше восьми десятков не поднимет, сорок у тебя своих, а значит, больше сорока человек ты не возьмешь. Стоит ли возиться с такой мелочью?

Фродир только поджал губы и не ответил. Он хорошо умел считать и уже успел умножить сорок человек на четыре эйрира и пересчитать в стоимость коров — его знаменитые стада возросли бы весьма значительно, а уж каких тканей для женщин, посуды для стола и вина для пиров можно было бы накупить в Винденэсе! Даже если бы ему отдали сорок лучших пленников, он уже считал бы, что сходил в этот поход не напрасно. Фродир Пастух был больше хозяином, чем воином, и не понимал стремления Торварда к новым битвам, когда можно получить прибыль звонким серебром, не проливая больше своей крови!

Но дальше спорить у него не хватило смелости, а может, хватило благоразумия не злить вождя.

За полночь Торвард разогнал своих людей спать, оставив только дозорных, поскольку уже завтра собирался двинуться дальше. Некоторые уговаривали его задержаться здесь хотя бы на один день, потому что понимали, что завтра многие головы будут болеть, но Торвард не хотел ждать. Раненых в его войске было мало, и он не желал задерживаться.

— Не понимаете вы, дубовые головы, что, пока вы тут будете мучиться похмельем, вся наша добыча разбежится! Да оторвите Анлейва от бочки, тролли б его драли, он же завтра точно не встанет! А бочку лучше с собой возьмем, пиво и завтра пригодится! Тут где-то за лесом усадьба их короля. Вы только подумайте, какая добыча ждет нас там, если в простой деревне нашлось целых восемнадцать золотых браслетов! Если никто ничего не припрятал, но я ему не завидую.

Сам Торвард поспал всего пару часов и уже до рассвета снова был на ногах, обошел всех дозорных и некоторых уснувших разбудил хорошим ударом в ухо. Утром он собирался вести войско на поиски королевской усадьбы, но выступить удалось только в полдень. Особенно долго будили дружину Хедина Удалого, который в доставшемся ему доме пировал почти всю ночь и очень не хотел снова куда-то идти уже наутро. Торвард сначала послал своих людей, потом пошел сам, но, убедившись, что ни вождь, ни дружина не желают вставать и только пьяно бранятся, приказал поджечь дом.

Это возымело действие: полураздетые, изумленные, напуганные квитты вылетали из задымленного двора, одной рукой поддерживая незавязанные штаны, а в другой сжимая оружие. Они были уверены, что напали улады. И то, что пожар оказался всего лишь средством Торварда конунга их разбудить, их скорее разъярило, чем успокоило. Хедин Удалой, сам выбежавший из-под горящей крыши с секирой, но без башмаков, долго ругался, призывая на голову Торварда все известные ему проклятья, и даже припомнил его роду разорение Квиттинга. Торвард слушал все это вполне невозмутимо, а потом сказал:

— Ну, дерьмо иссякло? Иди ищи себе обувь, не босиком же ты пойдешь воевать с королем! Тебя засмеют.

— Я никуда с тобой не пойду, чтоб тебя Волк сожрал!

— А не пойдешь — я прикажу поджечь еще и твой корабль! И уйду, а ты оставайся и делай что хочешь! Если я сказал, что мое войско выходит утром, значит, оно выходит утром, а если кто глухой, то я тебе не лекарь! Знаешь, что улады делают с такими, как мы, если поймают на своей земле отбившихся от стаи? Сдирают кожу живьем и вешают на дубы в своих священных рощах. Все, я тебя предупредил.

Ругаясь и злобно косясь на фьяллей, квитты кое-как оделись и снарядились, выбрав из награбленного себе одежду и обувь взамен сгоревшей. Фьялли посмеивались и перемигивались, вспоминая, как прошедшей зимой и сами остались такими же погорельцами, выбежавшими из огня с оружием, но босиком. Хедину и его людям было особенно досадно, что в доме сгорела и вся добыча их дружины, которую они не успели даже поделить. Но никто уже не сомневался, что и новую свою угрозу Торвард выполнит, а остаться в чужой, враждебной земле без корабля и без поддержки квиттам не хотелось. Поневоле им пришлось смириться, и войско выступило в полном составе.

Но идти далеко не пришлось. Едва обогнув ближайшую гору, сэвейги увидели впереди небольшой отряд. Тот направлялся явно им навстречу, и Торвард приказал своим людям остановиться. Вскоре стало видно, что в отряде человек десять, что все они ярко и богато одеты, а над головами вьется желтый стяг с золотой каймой и фигурой непонятного зверя. Торвард оглянулся и велел подозвать Хавгана, который на этой земле служил ему переводчиком.

— Вижу, это Морской Вепрь! — сказал Торварду бард, кивая на стяг. — Это люди короля Минида.

— А сам он где?

— Его самого не видно. Он, похоже, прислал к тебе своих людей вести переговоры.

— Ну, если он положит голову мне на колени и поклянется платить дань, то я соглашусь оставить его в живых, — неохотно, с некоторым разочарованием ответил Торвард. Он не хотел так быстро переходить от войны к переговорам. — Но не иначе.

Отряд приблизился. Возглавлял его еще довольно молодой человек, чуть моложе Торварда, невысокий и не слишком крепкий, с круглой головой и выпуклым лбом упрямца, с длинными, как у всех знатных уладов, волосами, светлыми и немного рыжеватыми. Одет он был в три рубахи из разноцветного шелка и узкие штаны, что служило знаком принадлежности к королевскому роду.

— Кто это? — спросил Торвард, разглядывая приближающегося вождя.

— Я его не видел, но похоже, что это сын Минида, Даохан, — ответил Хавган.

— Приветствую тебя, вождь Лохланна! — сказал тем временем улад, приблизившись шагов на пять и остановившись. — Я — Даохан Риабарх Ферен мак Минид, сын короля и правителя этой земли. Кто ты?

— Я — Торвард сын Торбранда, конунг Фьялленланда. Чего тебе надо?

— Это мы должны спросить у тебя, чего тебе здесь надо! — надменно ответил Даохан. — Мы — на своей земле, а вот ты зачем явился к нам, как кровожадный дракон из моря, чтобы жечь селения, убивать и грабить людей?

— Ты уже сам ответил! — Торвард усмехнулся. — Я пришел сюда убивать и грабить, то есть за славой и добычей, как это обычно называется. И раз уж ты меня встретил, то не будешь ли так любезен показать мне дорогу к жилищу твоего отца — надеюсь, там меня ждет и первое, и второе!

— Там тебя ждет твоя смерть!

— Тоже неплохо. — Торвард ничуть не смутился. — Так где именно она меня ждет? Надеюсь, мы успеем туда дойти и покончить со всеми делами до темноты?

Даохан ответил не сразу, видимо стараясь справиться с возмущением и найти подходящие слова.

— Мой отец, риг Минид по прозвищу Звон Оружия, сын Эйхайда Ястреба-на-Скалах, поручил мне передать, что вызывает тебя на бой. Он предлагает назначить вашу встречу на завтра, здесь, в этой долине. Пусть судьба рассудит, кому владеть этой прекрасной землей, омываемой морем.

— Не соглашайся, конунг! — выкрикнул Хедин Удалой, едва Хавган перевел эту речь. — Король не успел собрать войска, ему не с кем воевать! Идем сейчас, раздавим их и захватим все сокровища!

— Правильно, зачем давать им время на сборы! — поддержал его Фродир Пастух. — Мы-то уже готовы!

— Я согласен. — Торвард кивнул Даохану. — Завтра так завтра.

Настроение его опять переменилось: ему надоело гонять беспомощных пастухов, и теперь он предпочитал сразиться с местным королем и его войском.

Под недовольное ворчание дружины Торвард велел поворачивать и возвращаться в селение. Большинство приняло это спокойно, но квитты опять принялись возмущаться: вовсе не обязательно было поджигать крышу у них над головой и лишать всей добычи, чтобы прогуляться до первого луга и повернуть назад!

— Ну, кто же знал? — отвечал им Халльмунд, поскольку сам Торвард не слушал их жалоб. — А если бы тут было войско в тыщу копий? Тогда крышу у вас над головой подожгли бы улады, вам бы это больше понравилось?

Остаток дня сэвейги отдыхали, приводя себя в порядок после вчерашней битвы и пира, а на рассвете следующего уже были готовы и ждали противника. Впереди всех расположился Торвард со своей ближней дружиной, перед строем знаменосец Бьерн Маленький держал стяг, где был вышит золотой дракон, свернувшийся кольцом на черном поле, рядом с ним стоял Бьерн Большой, в должности охраняющего знамя. Позади них — сам Торвард, с оруженосцем Регне по левую руку и Хавганом Бардом по правую. Уладский певец вместо меча или копья держал свою знаменитую арфу и был равно готов как до битвы исполнить несколько песен о прежних подвигах своего вождя, так и немедленно после битвы сложить новую песнь о его доблестной победе или славной гибели — как получится. Также по бокам Торварда разместились четверо телохранителей, по двое с каждой стороны. А сзади них выстроились сорок человек хирдманов.

Все, кроме Хавгана, который в битве участвовать не собирался, надели кольчуги и шлемы. Сам Торвард тоже был в кольчуге, самой дорогой и надежной, сплетенной из клепаных железных колец наилучшей очистки. Железная полумаска его шлема, прикрывавшая лоб, глаза и нос, отделанная позолоченным серебром, сияла так, что под солнечным лучом могла ослепить противника. На его запястьях блестели широкие золотые браслеты с любимым сэвейгами узором из ломаных линий сложного плетения, позолоченные серебряные накладки украшали ножны и рукоять его меча, а на лезвии секиры, которую держал наготове Регне, золотой проволокой был выложен тот же свернувшийся в кольцо дракон. Рослая, мощная фигура Торварда в блеске дорогого убранства казалась воплощением воинской силы и истинно королевского величия — и тем больше славы обещала тому, кто сможет повергнуть этого железного великана.

Появившаяся на лугу почти одновременно с ними дружина короля Минида, разодетая в разноцветные шелка, выглядела гораздо ярче и красочнее облаченных в кожу и железо фьяллей. Поединок вождей улады рассматривали как священнодействие, и ради такого случая сам король и его люди надели бронзовые шлемы старинного вида, украшенные фигурками зверей. У рига Минида шлем венчала довольно крупная литая фигура гуся с воинственно поднятыми крыльями. Фьялли, никогда такого не видевшие, принялись потешаться.

— Ой, что это за курица сидит у него на голове! — покатывался Эйнар, невежливо показывая в сторону королевской особы копьем. — Того гляди снесет яйцо!

— Скажи спасибо, что они хоть свои юбки подобрали! — отвечал ему Коль Красный. — А то прошел бы слух, что мы тут воюем с бабами, потом стыдно было бы во Фьялленланде показаться!

Торвард усмехался из-под своей позолоченной маски, слушая хохот дружины. Шлем рига Минида замечательно украсил бы торжественное жертвоприношение, но в бою, тяжелый и неудобный, он скорее помешает, чем поможет.

— У него в этом шлеме голова тяжелее задницы! — Халльмунд тоже это оценил. — Того гляди, перекувырнется.

Войско, стоявшее позади королевской дружины, особо грозно не выглядело. Это были местные крестьяне, пастухи, охотники, численностью не более трех сотен и вооруженные кто чем. Мечей было мало, в основном копья и секиры, щиты имелись не более чем у половины, а шлемов в толпе позади королевских воинов не виднелось вовсе. Многие воинственно держали перед собой какие-то железные острия с кольцом, в которых фьялли опознали уладские нагрудные застежки. В ссоре между пастухами те действительно могли послужить оружием, но против настоящих мечей выглядели смехотворно. Зато в первых рядах уладского воинства мелькало с полсотни длиннющих грив, заплетенных в затейливые косички — за прошедшие дни подтянулись фении из отдаленных областей.

— Главное, не давать им простора, — бросил Торвард, оглянувшись к своим людям. — Один на один и эти лохматые кое-что могут, тем более что они почти голые и им легче двигаться. Но против строя они ничего не смогут сделать, к тому же нас больше. Зажать их и не давать махать копьями. Сперва разделаться с фениями, остальные сами разбегутся.

— Сдается мне, эти ребята пришли нарочно для того, чтобы мы их убили! — заметил Кетиль Лохматый.

— Уж мы себя просить не заставим! — отозвался Ормкель.

— И мне это не нравится! — озабоченно вставил Сельви, исполнявший в походах должность не только кузнеца, но заодно и чародея — эти два ремесла издревле близки одно другому. — Конунг, они и правда пришли для того, чтобы мы их убили. С самого короля начиная. Он не успел собрать и вооружить войско поприличнее и теперь рассчитывает на что-то другое. Не зря он такой шлем напялил — по-моему, это не боевой убор, а жреческий. Похоже, он знает, как превратить свою смерть в жертвоприношение. И когда он умрет и его кровь прольется на землю, можно будет ждать…

— Чего? — Торвард покосился на него из-под полумаски.

— Любых неприятностей. Просто имей это в виду.

— Буду иметь… — с выражением, далеким от почтительного, пробормотал Торвард и сплюнул, с уверенным превосходством разглядывая ряды противника, начиная с самого короля. — Ну, Хавган, можно приступать или надо еще что-нибудь сказать?

Риг Минид тем временем сделал несколько шагов вперед. При нем был вытянутый щит, разрисованный спиральными узорами, и меч с рукоятью, отделанной узорной бронзой.

— Приветствую тебя, Торвард конунг, сын Торбранда! — заговорил он. — Приветствую тебя, муж, не привыкший надолго отходить от оружия, князь кораблей, всадник коней Мананнана мак Ллира, ветер над морем, пахарь пены и сеятель весел! Приветствую тебя, Дракон Восточного моря, чей стяг развевается над землями и водами!

— Ого! — Эйнар впечатлился. — А этот мужик мог бы стихами здорово зарабатывать!

— Запоминай, потом за свое выдашь! — буркнул Ормкель.

— Приветствую тебя, риг Минид, правитель острова Банба! — коротко ответил Торвард. Сейчас, когда его вечная жажда хорошей драки была близка к утолению, он держался почти спокойно. — Я пришел сюда за славой и добычей. Если ты согласен дать мне выкуп за жизнь твоего рода и твоих людей, а в дальнейшем в течение трех лет отдавать мне треть всех доходов с твоей земли, то разойдемся мирно. Если нет — то уже сегодня твоя земля осиротеет. Что скажешь?

— Никогда не бывало, чтобы потомки Банбы и Луга сдавались и признавали себя побежденными до битвы! Богиня Бодб омыла в крови дышла своей колесницы, а сестра ее Морриган приготовила кубок кровавого хмельного пива! Красен и пенист кубок в руках богини, и доблесть без робости и сожалений горит в сердцах героев!

Хавган едва успевал переводить, будучи в восторге от столь пышного красноречия. Если какой-то оборот ему не совсем нравился, он переделывал его на свой вкус, но слушателям было все равно.

— Ну, омыла так омыла, — ответил Торвард и после этого довольно долго ждал, пока Хавган закончит многословный, наверняка полный цветистой отсебятины перевод. — Когда ты будешь побежден, твои наследники в течение трех лет будут отдавать мне треть своих доходов.

— А если ты будешь побежден?

— Тогда тебе достанется все то, что есть у нас. — Торвард кивнул на строй своей дружины, имея в виду оружие и прочее.

— Такая сделка не равна!

— А другой я тебе не предлагаю! — Торвард повысил голос. Его терпение сейчас истощалось очень быстро. — Кончай болтовню и берись за оружие, и пусть каждый возьмет, что сумеет взять!

Щит на ремне он повесил на плечо, а в руках держал секиру на длинной рукояти. И с этой секирой он сразу пошел вперед, обрушивая на Минида один за другим сильные удары и стараясь разбить щит, которым тот прикрывался. Риг Банбы, не устрашенный этим напором, наносил удары в ответ, и один раз лезвие его меча даже скользнуло по левому плечу Торварда. Благодаря кольчуге Торвард остался невредим, но разозлился. Размахнувшись, он с силой ударил секирой сверху в кромку щита. Щит оказался разрублен, но лезвие завязло в досках. Торвард тут же выпустил рукоять, выхватил из ножен меч и одновременно перекинул собственный щит из-за спины вперед, на левую руку.

Минид тем временем был вынужден бросить щит, и теперь остался только с мечом против конунга фьяллей, имеющего меч и щит. Любой другой противник в таком положении уже мог считать себя покойником, но риг Банбы не зря занимал свое положение и, хотя был лет на пятнадцать-двадцать старше Торварда, не утратил с годами быстроты и ловкости движений. Наоборот, сам Торвард, в кольчуге, стегаче и со щитом, уступал ему в подвижности и потому никак не мог воспользоваться своим преимуществом. Минид мгновенно уклонялся от его ударов, отскакивал, но при этом не забывал бить сам, заставляя Торварда прикрываться щитом.

Торвард едва успевал отражать удары, сыплющиеся, казалось, сразу со всех сторон, и чудом сумел заметить, когда Минид, крутанувшись, вдруг оказался у него за спиной. Удар острия меча, направленный ему в затылок, под кромку шлема, Торвард не увидел, а скорее почувствовал; резко повернувшись, он закрылся щитом, но Минид снова крутанулся в другую сторону и с размаху ударил ниже, на уровне пояса.

Не успев поднять щит, Торвард принял новый удар на меч. Раздался звон — и клинок Торварда сломался, оставив его с обломком длиной в ладонь.

Взвыв от торжествующей радости при виде безоружного врага, Минид занес меч и с силой ударил сверху вниз, намереваясь разрубить голову противника. Торвард успел вскинуть щит и закрыться, но сила удара была такова, что под его тяжестью он упал на колено. Сверху с грохотом обрушился еще один удар.

А после этого Торвард, с силой оттолкнувшись ногой от земли, вскочил и толкнул Минида плоскостью щита. Третий удар оказался сбит, Минид пошатнулся; Торвард мгновенно метнул в него бесполезный обломок меча и тем заставил на какое-то мгновение отвлечься. Вскинув меч, Минид отшвырнул летящий в лицо обломок, но упустил из виду самого Торварда. А конунг фьяллей тем временем перехватил свой щит обеими руками и с силой ударил кромкой Минида в живот. Тот согнулся, и второй удар пришелся ему в голову. Хоть голова его и была защищена бронзовым шлемом, от силы удара Минид упал и покатился по траве; пытаясь подняться, он перевернулся на живот, уперся в землю, и тут Торвард со всей силой обрушил третий удар ему на шею.

И выпрямился, тяжело дыша и держа обеими руками изрубленный щит. Возможно, со сломанными шейными позвонками риг Банбы был еще жив и только обездвижен, но это уже было все равно. Пошатываясь от напряжения, Торвард подобрал оброненный противником меч и одним ударом отделил его голову от тела. И поднял на вытянутой руке эту голову, держа за бронзового гуся на верхушке шлема.

Фьялли закричали и завыли, приветствуя победу своего вождя. Телохранители бегом кинулись вперед, прикрывая конунга, чтобы дать ему возможность снова вооружиться и отдышаться.

А улады тем временем двинулись вперед, оглашая равнину боевыми кличами. В странах Морского Пути войско, устрашенное гибелью вождя, скорее всего отступило бы, но улады считали смерть рига жертвой, в обмен на которую боги дадут им победу, поэтому кинулись на врага, ничуть не менее воодушевленные всем увиденным, чем сэвейги. В дружине уладов заревели длинные бронзовые трубы, фьялли звонко ударили мечами в железные умбоны щитов, дружно закричали, и «клин» быстро двинулся вперед.

Сомкнув строй и ощетинившись копьями, улады поначалу не давали им подойти на расстояние удара, а от бросаемых копий закрывались щитами. Но Торвард знал, что делать в таких случаях. Когда до выставленных вперед копейных жал оставалось несколько шагов, края фьялльского строя вдруг подались в стороны, середина прогнулась назад. Теперь, чтобы по-прежнему держать всех под прицелом, улады вынуждены были уменьшить плотность своего строя — между жалами копий появились промежутки, достаточные для того, чтобы ловкий человек проскочил между двумя наконечниками, и фьялли мгновенно устремились вперед. Вот Хьерт Вершина уложил одного из уладов — рослого, широкого, как бык, — и в промежуток, открывшийся после падения такого крупного тела, немедленно устремились Фроди и Скъяльг, ловко действуя мечами и расширяя проход для следующих.

Вонзившись в пестрый уладский строй, фьялли раскололи его, развернулись и, не давая уладам снова выстроиться, принялись работать мечами. Защищенные только бронзовыми шлемами и продолговатыми щитами, улады были более уязвимы, к тому же их ловкость и искусные боевые приемы были рассчитаны на единоборство и требовали свободного пространства, но были почти неприменимы в тесноте общей схватки. А фьялли, сомкнув ряды и образовав с двух сторон «стену щитов», наступали решительно и слаженно, уверенно тесня уладов. Дружина короля и фении, не защищенные ничем, кроме доблести, уже были перебиты или тяжело ранены, крестьяне бежали, побросав свои топоры. Войско сэвейгов огласилось победными кличами.

Торвард окинул взглядом поле битвы. Для него с самого начала не было вопросом, удастся ли победить. Как дровосек, начиная рубить дерево, точно знает, что так или иначе его срубит, так и для Торварда победа была вопросом только времени и способа. Проклятие Эрхины имело целью лишить его уверенности в себе; вывернутое кюной Хердис наизнанку, оно лишило его даже тени сомнений, от которых не свободен всякий умный человек. Торвард пылал яростной, непримиримой уверенностью в своем превосходстве, и это могло дорого ему обойтись при встрече с истинно могучим противником.

И такого противника он вдруг увидел. Подняв глаза от убитого Минида, Торвард застыл: прямо на него шла женщина исполинского роста, вдвое выше него, с широченными плечами, огромными сильными руками, в бронзовом шлеме с таким же, как у мертвого короля, бронзовым гусем на верхушке. В руках она держала щит и огромный меч, а выпученные глаза горели яростным огнем. Размахивая оружием и завывая низким грубым голосом, она шла прямо на сэвейгов.

— Богиня Банба! Священная мать! Банба с нами! — кричали улады, и Торвард, услышав имя матери-покровительницы острова, их понял.

Кровь рига Минида, пролитая на поле битвы, послужила жертвой и вызвала на помощь саму богиню. От уладской дружины уже мало кто оставался, но один удар исполинского меча опрокинул сразу двоих сэвейгов, и кровь брызнула прямо в лицо Торварду.

И он словно проснулся: его глаза вспыхнули, из груди вырвался крик яростной радости, и он бросился навстречу великанше, будто всю жизнь мечтал об этой встрече. Подхватив с земли копье, он метнул его прямо в лицо Банбе, и она едва успела прикрыться щитом, а Торвард уже оказался возле ее ног и ударил мечом по бедру. Великанша в ответ взмахнула мечом, и Торвард отпрыгнул. Но только для того, чтобы снова нанести удар.

Домочадцы Аскегорда как о диковине, бывало, рассказывали, что их молодой конунг может прыжком с места, без разбега, достать до потолочной балки в гриднице — и даже сам Торвард иной раз, подвыпив и развеселившись, показывал это любопытным гостям, прыгал с места вверх и предъявлял потом ладонь с отпечатком потолочной копоти. Как и все развлечения подобного рода, это была не просто забава и не просто бахвальство своей ловкостью и силой — в бою все эти способности находили применение. Вот и сейчас Торвард в прыжке несколько раз достал великанше мечом до плеч, до груди и даже до шеи, но она не давала ему вонзить меч достаточно глубоко, чтобы нанести серьезную рану.

В первые мгновения опешив при виде чудесной и внушающей ужас фигуры, фьялли, когда их вождь вступил в бой, тут же опомнились и с криками, призывая на помощь Тора и Одина, устремились вперед. Даже самые рослые из них едва доставали головами до пояса богини острова, но никто не испытывал страха, наоборот, всех воодушевила возможность такого небывалого подвига. Банба крушила направо и налево своим огромным мечом, который был длиннее человеческого роста, отмахивалась щитом, на котором несколько фьяллей свободно могли бы улечься, но, по правде сказать, оказалась скорее сильным и яростным воином, чем умелым. А фьяллям пригодилась их знаменитая выучка, которая делала воина не только сильным в бою, но и подвижным. Отпрыгивая и уклоняясь от меча Банбы, каждый готов был снова и снова нападать на нее и бить в любое доступное место. Богиня уже истекала кровью, всю нижнюю половину ее тела покрывали бесчисленные раны, и в ее криках слышалось не меньше боли и досады, чем ярости. Но она не отступала и продолжала косить противника своим мечом, как траву косой.

В дружине Торварда уже насчитывалось не меньше половины раненых, и многие тела лежали неподвижно, но ни один из уцелевших не мог отвлечься, чтобы помочь товарищам. Единственное преимущество фьяллей перед божественной противницей состояло в их численном превосходстве: они нападали со всех сторон одновременно и только так ухитрялись наносить ей повреждения.

У самого Торварда левое плечо тоже было залито кровью, из-за чего он бросил щит и действовал только мечом в правой руке, но он словно не замечал своей раны и не собирался отступать. В нем пробудилась ярость и неукротимость берсерка, священная ярость зверя, которую лучшие воины фьяллей, обучаемые с пятилетнего возраста, умеют пробудить в себе усилием воли и направить на врага. В него вошел дух Тюра, бога-воина: в такие мгновения зрение и слух обостряются, скорость движений возрастает в несколько раз, зато полностью отключается способность соображать. Берсерк не думает, что он делает, — он просто делает, а его единственное стремление в такое время — убивать. Никакое проклятие не имело сил отнять у Торварда это, поскольку единение с богом-воином с раннего детства вошло в кровь и составляло само его существо.

Перед ним находился тот самый противник, которому Торвард был обязан своим нынешним несчастьем. Против него с оружием в руках наконец-то вышла сама богиня, одно из воплощений той Великой Богини, которая устами фрии Эрхины прокляла его. С Эрхиной он не мог сразиться, как сразился бы с любым противником-мужчиной, он не смог ни простить ее, ни убить, и потому его положение под грузом ее проклятья казалось безвыходным. Но теперь Богиня в одном из бесчисленных обличий вышла против него с оружием воина, он мог биться против нее так, как умел, мог применить те силы, которыми владел лучше всех в Морском Пути. Ему казалось, что победа и избавление от проклятья совсем близко — на расстоянии протянутого клинка.

Ревя от боли и ярости, Банба вдруг взмахнула щитом и сбила Торварда с ног. Он упал на спину, но не на землю, а на чье-то неподвижное тело, и под спину ему попала оброненная секира. От боли перехватило дыхание и все в груди сжалось; он дернулся, пытаясь скорее встать, а Банба шагнула к нему и занесла клинок, пытаясь пригвоздить главного из своих противников к земле. Фьялли вокруг вскричали от ужаса, многие бросились вперед, в нерассуждающем порыве пытаясь хотя бы своим телом прикрыть конунга…

Дикий, нечеловеческий, режущий визг обрушился вдруг откуда-то сверху, заставил зажмуриться и отпрянуть.

Словно черная молния пала с безоблачного, светлого неба и горячим вихрем пронеслась над полем битвы. Регинлейв, Дева Грозы, в черной кольчуге, со стоящими дыбом черными волосами пролетела прямо над головой Банбы и с налета ударила ее копьем в глаз. От силы удара великанша опрокинулась на спину, выронив оружие и зажимая глаз руками; Торвард вскочил, а Регинлейв уже исчезла, и многие даже не успели понять, что это было. Все-таки Отец Ратей почитал богов иных земель и позволил покровительнице фьялленландских конунгов вмешаться только при непосредственной опасности для жизни Торварда.

Но теперь Торвард был на ногах и снова бросился к великанше. Она ревела и каталась по земле, не позволяя никому приблизиться, и несколько выпадов не достигли цели или нанесли ей еще пару незначительных ран. Фьялли поднимали с земли копья и метали в противницу, но лицо, горло и грудь она прикрывала своими толстыми руками, и без того залитыми кровью.

Торвард лихорадочно огляделся, выискивая оружие понадежнее. Фьялли вокруг вскрикнули — он обернулся и увидел, что Банба исчезла. Появившись из ниоткуда, она так же и пропала, ушла под землю, растворилась в плоти своего острова, бежала, признав свое поражение.

Ее огромный меч с бронзовой рукоятью и щит, пригодный служить ложем для пары взрослых людей, остались на истоптанной и обильно окровавленной траве.

Торвард, разом обессилев, опустился наземь. Все болело, голова гудела, и он с трудом стащил шлем, вдруг ставший очень тяжелым и неудобным. Одежда с левой стороны пропиталась кровью, дошедшей уже до бедра, разрубленные колечки кольчуги топорщились. Вокруг сидела и лежала вся его ближняя дружина. На ногах остался один только Хавган. Свою арфу он прижимал к груди, а на лице его отражалось упоение безмолвного восторга.