Ведьмина звезда. Книга 2: Дракон Памяти

Елизавета Дворецкая, 2005

Настоящий вождь должен быть готов к нелегким решениям, если от них зависит свобода родной земли. Хагир из рода Лейрингов проделал долгий путь, стремясь избавить родину от дани, которую много лет приходится платить воинственным фьяллям. Впереди – решающее сражение, но, чтобы одержать в нем победу, Хагир вынужден договариваться с убийцей своего конунга. Иногда проще положиться на недруга, чем на бывшего союзника. Ведь законный наследник власти, одержимый идеей мщения, может принести своему народу гораздо больше бед, чем заклятые враги. Так кем же провозгласят Хагира в родном племени – героем или предателем?

Глава 2

Начало темнеть, но все оставалось по-старому: гранны все так же стояли во дворе, а квитты сидели в доме. Хирдманы точили оружие, урывками пили воду и остатки пива. Все напряженно прислушивались, ловили каждый отзвук со двора, каждый миг ждали приступа или треска подожженного дерева, не снимали рук с оружия. Эта постоянная напряженная готовность изматывала, казалась хуже самого сражения.

— Как в кулаке у дракона! — ворчал Альмунд. — Сидишь и думаешь: вот-вот сожмет!

Но «дракон» почему-то медлил: время тянулось долго, но проходило, воздух в дымовом отверстии посерел, но слабый запах дыма так и оставался слабым: он шел от костра, который гранны разложили во дворе, чтобы погреться.

— То ли они чего задумали, то ли… — бормотал Эгдир и озабоченно качал головой.

— Им же неохота жечь дом, где полно всякого добра! — разъяснял всем вокруг Аудвин Долговязый. — Вебранд-то не дурак: он хочет получить назад свое добро, а не угольки от него!

— Серебро не горит, — бурчал кто-то в ответ.

— Зато меха горят, полотно горит, зерно обугливается. Да и серебро из пожара на стол не поставишь: все расплавится, почернеет… Ну, я думаю, он дом-то хочет целым получить.

— Пусть попробует! — пожелал Хагир. — Он собирается нас осаждать до весны?

— А куда ему спешить?

— Думает, мы тут через недельку с голоду загнемся и он тут все голыми руками возьмет!

— Эгдир! Посмотри, какая тут есть еда!

— Только что здесь! — Эгдир кивнул в сторону очага, где стоял большой котел с остатками овсяной каши на дне. — Тут еще Тюра горох для похлебки замочила… Готовила-то на всех…

«Всех» теперь стало втрое меньше, но это не радовало, а угнетало еще больше.

— Ни одна крыса не выползет, чтобы нам помочь! — злобно бормотал Хринг кузнец. — Эта толстая сволочь Ульвмод только и умеет брать седьмую долю чужой добычи за свой паршивый корабль. А как запахло дымом, так он засел на своем насесте и носа не высунет!

— Так ведь Вебранд этого не знает! — ответил Хагир. — Он в нашей округе в первый раз, никого не знает. Он не знает, много ли тут людей и какие из них бойцы. Он не может ждать неизвестно сколько. Вот-вот полезет опять. Он ждет, что мы перестанем ждать и заснем.

— Тихо! — Бранд Овсяный вскинул руку. — Уже пошли!

Хирдманы похватали свое оружие, положенное рядом, под рукой, и кинулись к дверям. Со двора и правда доносился шум, но к дверям с той стороны никто не приближался, возле самых стен дома тоже никого не было слышно. Шумело в отдалении, у ворот.

— Куда они? Ульвмод… Торвид… — Настороженные хирдманы перебрасывались неясными восклицаниями и ничего не понимали.

Хагир передвинул к дымовому отверстию стол, взобрался на него и кое-как выглянул из-под самой крыши. Во дворе горел костер, все было хорошо видно.

— Корабль! Они захватят корабль! Скорее, на берег! — слышался где-то возле ворот голос Вебранда, и гранны по одному поспешно протискивались в проем разломанной стены.

Для корабля граннов возникла какая-то опасность? Кто ему угрожает? Хагир не знал, верить ли своим ушам и глазам. Мерещились Торвид и Ульвмод с грозными лицами во главе дружины, но эти видения казались нелепыми и неправдоподобными. А чего еще могут испугаться многочисленные гранны на нашем пустом берегу?

Может, Вебранд затеял какую-то хитрость… какую? Ясно было одно: все гранны до одного высыпали со двора усадьбы и скрылись в темноте. На дворе остались только мертвые, рядком сложенные под стеной. Только они и остались охранять запертых в доме квиттов. Больше никто.

На самом деле никакой хитрости Вебранд Серый Зуб не задумывал и по доброй воле никогда не оставил бы для охраны своей добычи только покойников. От берега прибежал хирдман с тревожной вестью: во фьорде появился корабль! Из-за сумерек его заметили не сразу, но теперь он был уже близко. Дозорные разглядели красный щит на верхушке мачты и высоко задранную голову рогатого дракона на переднем штевне. Похоже на фьяллей!

— Они приплыли за моей добычей! — ворчал Вебранд на бегу, торопясь во главе своих людей к берегу. — Они же ползают по здешним местам, собирая дань! Мою добычу они считают за свою дань! Жаль мне их!

— Фьялли, фьялли! — кричал знакомый голос спереди. — Они захватили «Змея»!

Когда дружина граннов добежала до вершины откоса, уже было поздно: фьялльский «Дракон» причалил, и весь берег был полон фьяллями. Они окружили и «Змея», вытащенного на берег. Трое дозорных, задыхаясь от бега, поднялись снизу и присоединились к дружине.

Завидев над откосом множество вооруженных людей, фьялли выстроились, держа оружие наготове, но остались на месте. По узорам на щитах и по гривнам на шеях они видели, что перед ними не квитты, а какое-то из племен южного берега.

— Кто вы такие? — яростно рявкнул Вебранд, встав над откосом. Сверху было видно, что врагов очень много, но, возвышаясь над ними, Вебранд чувствовал себя больше и сильнее всех. — Чего вам здесь надо? Кто посмел захватить мой корабль? Я — Вебранд Серый Зуб, сын Ночного Волка, и плохо будет тому, кто встал у меня поперек дороги!

— Я — Хрейдар Гордый, хёвдинг северной трети Фьялленланда! — ответил ему снизу уверенный и надменный голос. — И сыну ночных волков и ночных лисиц не стоит путаться у меня под ногами! У меня свои дела на этом берегу! Если будешь умным, то получишь свой корабль, и проваливай куда хочешь! Что ты тут делаешь?

— Я пришел сюда по моим делам!

— Если ты что-то взял в той усадьбе, то все это наше! — крикнул ему в ответ молодой и злобный голос. — Я — Ормкель сын Арне, и у меня свои счеты с Стормундом и его дружками!

— За Стормундом отправляйся в Хель! Я убил его, и вся его усадьба — моя добыча! Видит Отец Ратей!

Фьялли загудели.

— Вот поганец, чтобы его тролли драли! — яростно кричал Ормкель. — Стормунд и его дружки поубивали у меня половину людей! Я просто так не уйду! Я возьму здесь все, что мне причитается, хоть все волки и лисицы Среднего Мира будут мне мешать! Все, что тут есть, наше! И ты, троллиный сын, лучше уходи с дороги, если хочешь быть целым!

— Я пришел первым и никуда не уйду! Никто еще не пользовался добычей, которую захватил Вебранд Серый Зуб, и не будет пользоваться! Хочешь владеть чем-то, мальчишка, добейся сам! Попробуй отними у меня! Я уж если вцепился зубами, так живым не выпущу!

— Так мертвым выпустишь! Я не уйду просто так! Я возьму свое взамен того, чего я лишился!

— Погоди, Ормкель! — остановил его Хрейдар Гордый. — Не трать силы на перебранку, прибереги для битвы. Послушай, ты, Вебранд Серый Зуб! — крикнул он гранну. — Если уж мы оба хотим взять наследство Стормунда Ершистого, то нам тут не разойтись. Сейчас уже ночь, а утром мы померяемся силой дружина на дружину, и победитель возьмет усадьбу и все, что сумеет. Ты принимаешь условия?

— Уговор не хуже других! — согласился Вебранд. — Я ничего еще не отдавал просто так! И не бойся, что я сбегу — никогда я еще не бегал от хорошей драки! Клянусь именами Гери и Фреки! На рассвете поднимайтесь сюда — тут хорошее просторное место.

Вместо корабельного сарая на берегу дымило еще горячее пожарище; раздув угольки, фьялли устроились на ночь прямо на песке возле своего «Дракона». Ормкель сын Арне был угрюм и зол на весь свет: судьба опять обманула его, да как подло! Там, на Ветровом мысу, едва лишь он увидел Хрейдара Гордого, входящего в подклет вслед за Сэбьёрном, как сразу поверил, что боги не оставили его. Хрейдар не слишком обрадовался, узнав среди рабов своих соплеменников и особенно Ормкеля, которого встречал еще в дружине Торбранда конунга и Асвальда Сутулого. Между ними не имелось родства и не водилось дружбы, но сага о пленении «Златорогого» не могла оставить Хрейдара равнодушным.

— Хорошо, я выкуплю тебя! — пообещал он в ответ на беспорядочные горячие просьбы Ормкеля, больше похожие на требования. — Квиттам нельзя давать распускаться! Хотя ты сам виноват!

Радуясь, что нашел такого выгодного покупателя, Сэбьёрн Говорун запросил полторы марки серебра за человека. Сколько-то он продал еще до того, за время праздников, и в подклете вместе с Ормкелем оставалось всего семнадцать пленников, но теперь они принесли ему доход, за который он должен был благодарить Гельда Подкидыша.

Но если долг благодарности люди помнят не всегда, то долг мести лежит на душе пылающим углем.

— Один из этих гадов здесь — Гельд Подкидыш! — настойчиво твердил Ормкель Хрейдару, едва лишь выбрался из темной и душной рабской каморы и снова почувствовал себя человеком. — Он здесь, я слышал, он собирался пробыть тут все праздники! Надо найти его! Дай мне меч, я сам его убью!

— Тебе что, все еще натирает шею рабский ошейник? — презрительно осведомился Хрейдар Гордый. — Остынь! Только раб мстит сразу, ты забыл? Нечего кидаться на первого, кто тебе подвернулся! И нечего смотреть на Гельда Подкидыша! У меня всего сорок человек, я плыл сюда не для драки! У меня четыре торговых корабля и всего один боевой. Я не так глуп, чтобы ссориться с конунгом кваргов на его земле, имея свои корабли и товары в его сараях! А Гельд — любовник его сестры, и непохоже, чтобы Рамвальду конунгу это не нравилось. Они вместе обделывают торговые дела, и Рамвальд так просто его не отдаст. А еще умный человек вспомнил бы про Хеймира конунга…

— Очень надо про него помнить! — В запале ярости Ормкель не желал быть умным человеком. — Он за морем!

— Я и говорю: про него подумал бы умный человек, а не такой разгильдяй, как ты! — прямо определил Хрейдар. Его, как видно, прозвали Гордым не только за посадку головы, а еще и за то, что никому другому он быть гордым не позволял. — Впрочем, как хочешь. Ты теперь свободный человек, и я не скоро забуду, в какую сумму ты мне обошелся. Половину я обещал отдать железом, да по такой цене, что это и есть грабеж, хотя и без мечей! А теперь ты можешь драться хоть со всеми конунгами Морского Пути, но только у тебя будут твои семнадцать человек, ваши драные вонючие штаны и те палки, которые вы себе выломаете в лесу. Я вам больше помогать не намерен. Помогать дуракам — только зря ввязываться в неприятности.

Выслушав все это, Ормкель принудил себя остыть. Ему стало стыдно за свой порыв: только раб мстит сразу, верно, есть такая пословица. Но было слишком нестерпимо знать, что один из обидчиков так близко, сидит за столом у конунга, мысленно пересчитывая серебро, полученное за него, Ормкеля, и его людей, и пьет пиво, которое ему подносят красивые девушки. Человек, владевший Ормкелем как рабом, не имел права ходить по земле, но вспоминать об этом вслух не слишком приятно.

— А Фримод ярл уже сидит у себя дома и хвастается на пирах моим кораблем! — буркнул он чуть погодя.

— А ты хотел бы, чтобы он стыдился твоего корабля? Кстати, Гельд Подкидыш собирается плыть с конунгом на юг. Я слышал, они вчера на пиру говорили об этом.

— И что же — позволить им веселиться по всему Морскому Пути и хвастаться своими победами?

— Пусть похвастаются, — невозмутимо позволил Хрейдар. — Почему бы им не похвастаться — на это каждый свободный человек имеет право. Ты по себе помнишь… А чем больше человек хвастается, тем больше потом его позор. Пусть пока пьют пиво, их черед еще придет. А мы, если тебе уж так не терпится, можем навестить по дороге домой твоего Стормунда Ерша. Все равно нам плыть в ту сторону. А там я верну вашу стоимость. Если что-то останется, можешь взять себе. Со временем построишь новый корабль и наберешь новых людей. Только я не уверен, что Асвальд Сутулый доверит тебе свою дружину еще раз. Зато потом ты будешь мстить, кому пожелаешь. Надеюсь, ты наберешься со временем ума, и если погибнешь, то не хуже, чем твой отец. Подумай о нем — он пал в битве в Пестрой долине, на самом перевале, и память о нем всегда будет дорога фьяллям! А ты чуть было не кончил жизнь в свинарнике!

— Никогда! — пылко восклицал Ормкель. — Никогда я не стал бы делать рабскую работу! Клянусь Отцом Павших!

— Клянись осторожнее, он ведь все слышит! Он тоже видел, как ты сидел в рабской каморе в вонючих штанах и выл от голода и злобы! Не знаю, как бы ты выбрался оттуда без моей помощи!

И Ормкель умолк, поскольку кроме непримиримой решимости у него в запасе ничего не имелось. Две попытки к бегству, предпринятые еще по пути сюда, кончились смертью трех фьяллей и раной самого Ормкеля; то, что при этом погиб один человек из дружины Гельда, а самому торговцу пришлось заплатить за разломанную крышу сарая и за испуг хозяев там, где в тот раз ночевали, не слишком помогало пленникам.

И вот такая досада! Стормунд Ершистый уже убит, убит каким-то подлецом из племени граннов, который лишил его возможности отомстить! В ярости Ормкелю хотелось вцепиться зубами в кромку щита, как делают в ярости берсерки.

Вебранд Серый Зуб был полон решимости отстоять свою добычу и свое право мести, но, вернувшись к Березняку, обнаружил, что последнее от него ускользнуло. Двери дома оказались открыты, дом стоял пустой, как скорлупа от съеденного ореха. Во всех постройках остались лишь раненые гранны, которых сам Вебранд еще днем приказал там устроить.

А в гриднице на почетном хозяйском месте сидело тело Стормунда Ершистого, прихваченное веревкой к спинке, чтобы не упало. На коленях мертвый хозяин держал один из лучших кубков, привезенных из похода, и Вебранд без труда узнал свое прежнее имущество.

— Тролли вас дери! — вскрикнул он, при свете факелов разглядев, кто это так вольно развалился на хозяйском месте в покинутом мертвом доме.

Зрелище было жуткое. «Посадим его! — решил Хагир, когда квитты перед поспешным уходом занесли тело хозяина в дом. — Пусть встречает, кто бы ни пришел». Ни на достойное, ни даже на недостойное погребение времени решительно не оставалось, но нельзя же оставить славно погибшего воина лежать на земле у дверей.

— Надо бы наших посадить за стол! — Помолчав, Вебранд оценил замысел, хмыкнул и кивнул в сторону двора, имея в виду своих погибших, оставленных снаружи. — Будет тут чистая Валхалла!

— Двенадцать человек одними убитыми! — мрачно сказал один из его хирдманов, Морд, острым лицом и быстрыми темными глазками и правда похожий на куницу.^[5] — Да раненых пятнадцать человек. Еще двоих непонятно за кем считать. Блир едва ли до утра дотянет. А этих козлиных голов там полсотни.

— Да хоть сотня! — Вебранд сразу перестал ухмыляться. — Собираем все, что в доме есть подходящего. Вынести все из дома и сложить в лесу! Завтра отобьем «Змея» и поплывем отсюда. И пусть фьялли глодают кости этой усадьбы! Можно и поджечь напоследок. Но не сейчас, а то сами без крыши останемся. Давайте шевелитесь!

Гранны принялись обшаривать дом. Все ценное увязывали, укладывали в мешки и выносили во двор. Дозорные стояли у обрыва, сторожа, чтобы фьялли не заперли граннов в усадьбе так же, как те совсем недавно заперли квиттов. Об участи исчезнувших хозяев Березняка никто не знал, да о них сейчас и не думали.

— Напрасно мы собираем столько всякой дряни! — ворчал Трёг, один из старых хирдманов. — Это если будет попутный ветер и никто не будет за нами гнаться! У нас едва наберется по человеку на весло! Мы так не далеко уплывем! А до дому нам и вовсе не добраться! Мотаться на весле целый день — у нас таких великанов нет! А если буря! Дрянное дело ты придумал, Вебранд! Надо бросать всю эту дрянь и валить отсюда! Ну, сожги, чтоб никому не досталось! Мы это не увезем и только пропадем задаром!

— Помолчи! — оборвал его наконец Вебранд, за шумом сборов не сразу разобравший, о чем тот ведет речь. — Чтобы я отдал мою законную добычу каким-то вонючим козлам? Плохо ты меня знаешь, старый лентяй, а ведь полвека знакомы! Ничего я им не отдам! И двадцать человек на весла хватит! Нам бы уйти отсюда, а там можно людей и нанять! Тут есть чем расплатиться! Мое серебро… Мировая Змея, где же мое золото? Или они так хорошо его спрятали, или взяли с собой! Чтоб вас тролли драли! Ночью искать еще и тех подлецов, что сбежали отсюда с моим золотом… Эх, умей я превращаться в волка, как мой отец, я бы им всем показал, как стоять у меня поперек дороги!

Вебранд не знал тогда, что искать квиттов ему долго не пришлось бы. Когда гранны выносили мешки с добычей на опушку леса и складывали под первой-второй елью, их отлично видел Хагир, стоявший за соседним стволом. По пустырю перед усадьбой разливался лунный свет, но в лесу было темно, а зажигать факелы гранны не хотели, чтобы не привлечь к своим делам взгляды фьяллей. Но Хагир без труда понял, что они делают. Он слышал разговор Вебранда с Ормкелем и Хрейдаром и теперь напряженно размышлял, что делать.

Квитты ждали его неподалеку на поляне. Зажигать огонь не стоило, лунный свет сюда почти не проникал, и едва ли самый зоркий глаз высмотрел бы среди деревьев неподвижно стоящих людей. Хагир, выходя на поляну, не столько видел своих товарищей, сколько угадывал, где кто. Когда знаешь каждого не хуже родного брата, то и осколок блика в нагрудной пряжке скажет, что это Лейг, а в смутном пятне лица чуть выше твоего собственного узнаешь Аудвина Долговязого. Другое дело, попади сюда кто-то чужой — решит, лесные тролли… Вспомнилось почему-то сказание о конунге Гюльви, который тоже обнаружил в лесу поляну, а на ней — двенадцать асов на престолах… Двенадцать есть, только безо всяких престолов. Люди — не боги, им приходится стоять на своих ногах и даже самой малой удачи добиваться тяжким трудом.

В ожидании Хагира квитты вполголоса спорили. Выйдя из усадьбы, некоторые предлагали сразу искать помощи у соседей, но Хагир удержал людей: сначала следовало выяснить, что за корабль пришел и чего теперь стоит ждать. Весть о появлении фьяллей одних испугала, других обрадовала.

— Пусть они колотят друг друга, нам только лучше будет! — возбужденно твердил Хринг кузнец, даже повеселевший от таких новостей, и для наглядности молотил кулаком одной руки о ладонь другой, с повязкой возле локтя. — Пусть колотят, а потом мы добьем оставшихся!

— Зачем добивать, пусть сами! — отвечал ему осторожный Эгдир. — Нам боги послали фьяллей! Пусть они разобьют Вебранда!

— А потом? — наскакивал Альмунд. — Ну, разобьют они Вебранда, допустим, хотя я не уверен. А потом? Думаешь, они помашут ручкой нашему Березняку и поплывут домой к маме? Что-то не верится!

— Мне тоже не верится! — поддержал его Хагир. — Ормкель приплыл не за Вебрандом, а за нами. Он знает, что Стормунд убит, но едва ли это его успокоит. Насколько я его знаю, он не успокоится, пока от Березняка не останутся угли, а мы с вами не будем висеть на всех прибрежных дубах вверх ногами! Даже если он разобьет Вебранда, потом он примется за нас!

— Вот я и говорю! — поддержал Эгдир. — Надо отсюда двигаться. Пока не поздно.

— Куда двигаться, куда двигаться? — возмущался Хринг кузнец. — В какую-нибудь лисью нору? Да лучше погибнуть с честью…

— С честью, но и с толком! — сказал Хагир. — Если мы просто выйдем навстречу фьяллям и дадим себя перебить, это будет не слишком славный подвиг.

Тут уже все замолчали и вопросительно посмотрели на него.

— Удивляет, что такие речи ведет потомок Лейрингов, — осторожно обронил Лейг, намекая, что неплохо бы разъяснить. — Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду, что у нас остались женщины, дети, старики и раненые. Если нас перебьют, куда они денутся? Куда денется вдова Стормунда с маленькими детьми? У нее больше нет родни. Что она будет делать, если все добро до последнего горшка будет увезено, а дом сожжен? И ваши, если помните, матери и жены вместе с ней останутся без крова и без куска хлеба. Никто, я полагаю, не думает, что Ульвмод или Торвид будет счастлив взять их на попечение?

— Ну, это да… Ульвмод — дожидайся… Это верно… — негромко загудели мужчины. — Так чего делать-то?

— Мы должны сохранить хоть что-то. Мы не можем одолеть двух противников. Мы даже не можем ждать, пока один одолеет другого. Фьялли сильнее, у них больше людей. Их вожак знатнее и удачливее. Вебранд будет побежден, а одолеть фьяллей мы с вами не сможем. Нас всего тринадцать человек, и даже после битвы с Вебрандом у Ормкеля все равно останется больше. А если дать ему победить, он все равно будет нас искать. И не успокоится, пока не найдет. Он перевешает кого угодно, лишь бы отомстить нашим местам. Если он не поймает меня, то повесить на дубу Торвида ему тоже будет приятно. А меня это не устраивает. Те самые мои предки, о которых ты, Лейг, говорил, мне не позволят с этим примириться. И выход я вижу только один. Мы должны помириться с граннами и вместе с ними выйти против фьяллей.

«Ты с ума сошел!» Кажется, никто не произнес этих слов вслух, но они прямо-таки висели в изумленной тишине.

— Ты хочешь помириться с Вебрандом? — изумленно произнес наконец Эгдир, и по голосу его было слышно, что он считает это совершенно невозможным.

— Не могу обещать, что у меня это получится, но попытаться я должен. Брат моей матери Ингвид Синеглазый говорил: надо использовать все возможности, и тогда не будешь винить себя даже за поражение. Стыдиться надо только малодушия. А искать славной бесполезной смерти сейчас — малодушие. Мы должны не погибнуть, а спасти своих домочадцев и округу, раз уж по нашей вине на нее набросились такие волки!

— Скорее Тор помирится с Мировой Змеей!^[6] — нервно хихикнув, добавил Бранд Овсяный.

— Почему? — убеждающе произнес Хагир. Он уже все обдумал, и ему этот выход вовсе не казался невероятным. — Наша вражда не такая уж старая и непримиримая. Он обидел нас, когда захватил в плен Стормунда, а мы обидели его, когда ограбили его дом. Я убил его отца, который, кстати сказать, и без того был мертв, а он убил моего вожака. Мы с ним в расчете. И я думаю, он сможет это понять! Он — не самый приятный человек в Морском Пути, он порядочный гад, если сказать прямо, но далеко не дурак! Он должен понять, что лучше нам с ним потерпеть друг друга, чтобы всем выжить, чем гордо погибнуть поодиночке! Нам же с ним не обязательно всю оставшуюся жизнь ходить в обнимку! Нам бы только разобраться с фьяллями и выбраться отсюда, а там я надеюсь всю жизнь его больше не видеть!

— Он на это не пойдет! — Эгдир покачал головой, и озадаченный Хринг кузнец тоже мотал головой вслед за ним. — Не согласится! Да разве он будет мириться? Да никогда!

— Посмотрим! Он не хочет умирать.

— Да он скорее помирится с фьяллями, чем с тобой!

— Не думаю. Я слышал, как они между собой учтиво беседовали.

— Увидишь!

— Но попытаться стоит.

— А как? — спросило сразу несколько голосов.

— Я пойду к нему, — просто сказал Хагир. — Я сам с ним поговорю.

— Ты с ума сошел! — повторил вслух Хринг кузнец то главное, что вертелось у него в мыслях. — Да он зарубит тебя без разговоров, как только увидит! Он же знает, что это ты убил его папашу-оборотня!

— Ну, если так, я ведь тоже могу его зарубить, — заметил Хагир. — Это ведь Стормунд ему два раза уступил. А я с ним еще ни разу не дрался.

Больше никто не возражал, и Хагир шагнул прочь с поляны. Его провожали молчаливыми взглядами, тревожными и уважительными разом. Это безумное с человеческой точки зрения решение могло быть подсказано богами. Пусть идет, если так уж верит в свою правоту. Лучше делать хоть что-то, чем ничего.

На поляне перед воротами усадьбы несли дозор двое граннов. Время от времени они окликали товарищей, стоявших на тропе к морю. По небу бежали облака, через их темные косматые обрывки порой проливалось немного лунных лучей, но чаще на поляне царила тьма. Внимание дозорных было направлено в основном в сторону моря, и они не сразу заметили, что из темноты леса выдвинулось что-то живое. Высокая темная фигура обозначилась уже совсем близко, шагах в пяти перед воротами. Один из дозорных вскинул копье, а второй отшатнулся назад.

— Тролль! — охнул изумленный голос, и второй гранн тоже отступил, держа копье острием к ночному гостю.

— Ты кто такой? — гневно крикнул он, сердясь за свой испуг. — Тролль? Разбей тебя молния, вон отсюда!

— Мне нужен Вебранд Серый Зуб, — ответил ему спокойный человеческий голос. — Позовите его.

— Кто ты такой? Зачем тебе Вебранд?

— Я — Хагир сын Халькеля. Он будет рад меня видеть.

Острия копий склонились в руках изумленных граннов к самой земле. Появление настоящего тролля показалось бы менее невероятным.

— Уж это точно! — проворчал тот, который поначалу испугался. — Ты же сквозь землю провалился, а теперь вылез. Я же говорю, тролль.

Он скрылся в проеме разломанных ворот. «Что? Где? Не врешь? Мировая Змея!» — довольно скоро закричал знакомый голос по ту сторону стены. В проломе заблестел огонь, и сам Вебранд с факелом в одной руке и мечом в другой проворно пролез между изрубленными бревнами.

Хагир стоял в пяти шагах от стены, опираясь на копье с древком из остролиста, со следами звериных зубов на острие. Неясная высокая фигура с блестящим копьем казалась нечеловеческой, похожей скорее на какого-то альва ночных небес, если такие бывают.

— Это правда ты? Хагир сын Халькеля? — Сделав шаг от ворот, Вебранд остановился и прищурился, стараясь рассмотреть ночного гостя. На чужой земле, в окружении врагов, он ждал от людей и нелюдей каких угодно пакостей. — Ты, последний из Лейрингов? Я не обознался? Жалко было бы ошибиться в такой радости! А я уж огорчился, что ты опять от меня сбежал. Думал, так и будешь от меня бегать, как солнце от волка,^[7] а ты все-таки сам пришел!

Вебранд шагнул еще раз, и Хагир с трудом сдержал желание попятиться назад во тьму леса. Он сам не мог разобраться, какое чувство вызывает в нем убийца Стормунда; Хагир видел в нем единственное средство возможного спасения, а все прочее оказалось отодвинуто как менее важное. Преобладало чувство острого, мучительного недоверия, но Хагир принудил себя прийти сюда и намеревался довести сомнительное дело до конца. Надо использовать все возможности…

— Зачем же ты пришел? — расспрашивал Вебранд, и Хагир слышал в его мнимо-ехидном голосе призвук того же тревожного недоверия. — Присмотреть, не обижаем ли мы твоего хозяина? Хе-хе! Напрасно! Напрасно ты так плохо обо мне думаешь! От меня нет покоя моим врагам, пока они живы, но мертвые могут меня не опасаться. Будь уверен! Вот буду я малость посвободнее, так даже сам позабочусь о погребении. Правда, правда! Как у вас принято: жечь или сажать в сруб? Под землю или под насыпь? Или, может, в ладье пустить по волнам? Ты скажи, я все исполню! Хе-хе! Вот только малость разберусь с делами… Мне тут малость досаждают мухи, хе-хе! Ну, что ты молчишь? Или ты призрак? Так сразу и скажи!

Хагир молчал. Чем больше болтал Вебранд, выдавая тем самым свое беспокойство, тем спокойнее становился он сам. Все надуманные страхи, жившие в нем уже полгода, сейчас растаяли; вдруг стало очевидным, что Вебранд Серый Зуб — не зверь, не великан, даже не оборотень, а такой же человек, как и все, человек, который не знает, доживет ли до завтрашнего дня, но безусловно хочет дожить.

— Нет, я не призрак, — ответил наконец Хагир, когда Вебранд умолк. — Я пришел поговорить с тобой, как человек с человеком.

— Да ну? — Вебранд изобразил изумление, заморгал и широко развел руки с мечом и факелом, отчего на виду остался только факел, а вся фигура утонула во мраке. — Надо же, до чего я дожил! — продолжал голос из темноты. — А то куда ни приду, так сразу: «Проваливай, проклятый оборотень!» Неужели последний из славных Лейрингов удостоит меня дружеской беседы?

— Не пригласишь ли ты меня в дом? Мне не хотелось бы, чтобы нашу беседу услышали те ребята внизу. — Хагир кивнул в сторону моря.

— Не волнуйся, здесь далеко, а мои ребята сторожат на обрыве… Впрочем, если хочешь ко мне в гости, я очень рад! Я-то тебя еще когда приглашал… Правда, немножко не в этот дом… Хе-хе!

Вебранд приглашающе взмахнул факелом в сторону ворот. Его очень забавляла мысль по-хозяйски провести в дом того, кто был здесь хозяином лишь сегодня днем.

— Вы-то не хотели открыть мне ворота! — обиженно ворчал Вебранд, пропустив Хагира вперед и вслед за ним протискиваясь в пролом. — И дверь-то не хотели…

Хагир молчал. Он никогда не отличался склонностью к шуткам, а сейчас был по-особому сосредоточен. Вот это и называется — ходить по лезвию меча. Сейчас этот дом, где Хагир прожил восемь лет, казался совершенно чужим и опасным. Бревна остались те же, но с приходом чужаков сам дух дома стал чуждым и враждебным.

Вебранд шел за ним; Хагир всей спиной и затылком ощущал его присутствие, но удара не боялся: даже полуоборотень не посмеет предательски, да еще и ночью, убить пришедшего с миром, не посмеет так разгневать богов перед завтрашней битвой.

— Ну, садись! — В гриднице Вебранд ткнул рукой в сторону скамьи. — Уж не знаю, где тут было твое место!

Гранны, окружив их кольцом, настороженно смотрели на своего вожака и гостя-квитта. Многие узнавали его в лицо после двух предыдущих встреч в море. Круглолицый курносый парень смотрел мрачнее прочих, помня тот страх и унижение, которых натерпелся, пока дружина Хагира хозяйничала в Ревущей Сосне.

Мельком оглядевшись, Хагир заметил тело Стормунда на хозяйском месте, где они его оставили. То ли у Вебранда не хватает смелости его снять, то ли, наоборот, хвастается отвагой, что не боится сидеть в одном покое с мертвецом. Что он подумает о нем, Стормунд, видя, как его товарищ сидит за дружеской беседой с его убийцей? «Так надо!» — мысленно твердил Хагир, обращаясь и к Стормунду, и к самому себе. В памяти мелькнуло искаженное лицо Бьярты с безумно блестящими глазами; ради спасения домочадцев вожака приходилось отказаться от немедленной мести за него, и Хагир верил, что его выбор оправдан. Бывают случаи, когда мнимая трусость требует наивысшей смелости.

— Пива нету! — доложил Вебранд, усевшись рядом с Хагиром. — Вы его выпили сами, да еще и мои кубки уволокли!

— Мы мало что взяли! — Хагир пожал плечами. — Нам было некогда собираться.

— Но самый лучший взяли! Драгоценный серебряный кубок из наследства Фафнира!

— Дракон Памяти?

— Да, говорят, его так звали. Где мое сокровище?

— Это мое сокровище, — миролюбиво, но твердо ответил Хагир. — И никакого он не из наследства Фафнира. Это родовое достояние Лейрингов, я знал его с детства.

— Не надо было упускать из рук! Теперь он мой!

— Ты, заметь, его тоже упустил из рук. Теперь Дракон Памяти принадлежит тому, кто им владеет.

Вебранд пристально посмотрел ему в глаза, и Хагира пробрала дрожь: несомненно, сейчас тот вспомнил, что кубок упустил не он, а его отец-оборотень…

— Все-таки это был ты! — глухо пробормотал Вебранд. — А я-то все гадал… Ты!

— Я! — так же тихо подтвердил Хагир. Лгать он не мог даже ради такого случая: если они все же сговорятся, то лишь с открытой душой. — Но ведь ты убил Стормунда. У меня осталось мало родичей, и последние восемь лет он был моим ближайшим другом. Его можно приравнять к отцу. Я бы сказал, что мы с тобой в расчете.

Вебранд не отвечал, глядя ему в глаза со странным чувством: не то изумления, не то ненависти… недоверия… зависти… Хагир не мог понять смысла этого тяжелого взгляда, но от него пробирала дрожь, точно змейка с жесткой чешуей ползет по самому позвоночнику, и он снова поверил, что кровь оборотня — не пустой звук. В глазах Вебранда появилось что-то нехорошее; какой-то зверь заворочался в нем, готовясь к прыжку. Хагир невольно напрягся, уже проигрывая про себя то движение, каким выхватит меч, чтобы защищаться, если «зверь» все-таки прыгнет.

— Не думал я, что найдется человек, способный его одолеть, — пробормотал Вебранд, и Хагир не понял, надеялся сын оборотня на непобедимость Ночного Волка или боялся ее. — Так где мой кубок?

— Сдается мне, что мы делим добычу фьяллей! — намекнул Хагир, с облегчением чувствуя, что «зверь» не прыгнул и опасность отступила: если уж полуоборотень заговорил о кубке, значит, вопрос о мести посчитал решенным. — Что толку нам с тобой спорить, если к Празднику Дис этим кубком будут хвастаться Ормкель сын Арне или Хрейдар Гордый?

Вебранд промолчал: увлеченный появлением Хагира, он почти забыл о фьяллях.

— Я пришел к тебе из-за этого: чтобы предложить тебе союз против фьяллей, — продолжал Хагир. — Конечно, нас с тобой нельзя назвать друзьями, но оставаться врагами сейчас нам было бы глупо. Ты убил Стормунда, и даже я, хотя я клялся ему в верности, признаю, что ты имел право на эту месть. Теперь мы в расчете кровью, а что касается богатства, то мы оба можем лишиться всего. Фьялли стоят во фьорде и не выпустят отсюда ни тебя, ни меня. А разбить фьяллей мы можем только сообща, если объединим твоих и моих людей. Мы разобьем фьяллей и тогда поделим наше имущество пополам. У тебя не хватит гребцов, чтобы увести «Змея», даже если ты и отобьешь его у фьяллей. А после битвы их ведь станет еще меньше. С моими людьми мы вместе сможем увести корабль, а ты за это отвезешь нас туда, куда мы скажем, и высадишь с нашей долей имущества. По-моему, такой союз был бы выгоден нам обоим и не уронил бы ничьей чести. Как тебе думается?

— Я сам могу одолеть кого угодно! — надменно воскликнул Вебранд. Эту речь он слушал с трудом, все время порываясь перебить.

— Да, конечно, но не сейчас, — твердо заверил Хагир. — У фьяллей человек шестьдесят или семьдесят, а у тебя от силы сорок. Из них кое-кто ранен. А Ормкель и Хрейдар не менее упрямы, чем ты. После битвы у тебя и половины людей не останется. Допустим, ты победишь, но как ты поплывешь отсюда? Или ты думаешь, что наши соседи не сообразят ограбить победителя? Да они уже сейчас сидят с оружием наготове и ждут своей очереди.

— Я покажу таким выскочкам, кто задумает ограбить меня! — запальчиво воскликнул Вебранд. Теперь он вдруг разволновался, так что губы и руки у него затряслись, а тяжелые веки часто замигали. — Если кому-то удалось меня ограбить, то пусть он не думает, что я каждый день позволяю играть с собой… такие шутки!

— Нет, конечно, нет! — заверил Хагир и поймал себя на воспоминании, как, бывало, усмирял разбушевавшегося Стормунда.

Сердце защемило, и он сел по-другому, чтобы даже краем глаза не видеть тела на хозяйском сиденьи. И Вебранд, который убил Стормунда и которым Хагир с таким малым успехом пытался возместить свою потерю, показался противен, как помесь ежа и гадюки.

— Ты хочешь потерять большую часть дружины? — продолжал он, с усилием сдерживая неприязнь и заставляя себя делать то, зачем пришел. Пусть он наполовину оборотень, но половина-то человека в нем есть! К этому-то человеку Хагир обращался и верил, что кровь оборотня его не задавит. — Ты очень смел и самоуверен, но не думаешь же ты, что перебьешь фьяллей, не потеряв ни одного человека? Или у тебя одни берсерки? Так и фьялли чего-нибудь да стоят — я не должен, надеюсь, тебе объяснять, что они умеют драться? Нам и вместе-то придется трудно, но тогда будет хотя бы надежда одолеть!

Вебранд хотел что-то ответить, но встретился глазами с Хагиром и замолчал, настороженно вглядываясь в собеседника. Сомневаться в честности слов и намерений Хагира не приходилось: он был даже слишком открыт и сам сознавал свою уязвимость, не припасши никакого камня за пазухой, но и гордился тем, что открыто смотрит в глаза людям и судьбе. Взгляд Вебранда изменился, мысли вдруг перескочили с одного совсем на другое. Перед ним было худощавое, твердое лицо с прямыми чертами, глаза под черными бровями смотрели требовательно и притом с надеждой на понимание. Сейчас показалось, что от напряжения они чуть косят внутрь, но от этого взгляд приобрел сходство со стрелой, что вот-вот сорвется с тетивы и полетит точно в цель. Все это вместе напоминало Вебранду что-то далекое, забытое.

— Хе! — Вебранд хмыкнул, и Хагиру показалось, что тот совсем забыл, о чем они говорят. — Ты знаешь кто? Ты — Ингвид Синеглазый! Один к одному!

— Ничего странного! — Хагир несколько растерялся от такого поворота. — Он был братом моей матери, а ведь даже пословица есть, что каждый рождается в дядю по матери… А ты его знал?

— Было дело! — Вебранд хехекал и крутил головой, совершенно не желая рассказывать, каким же образом это дело было. — Встречал! И ты — опять он! Я думал, он помер давным-давно, а тут ты мне попался! Не дело было тебе служить этому крикуну, который сейчас поднимает кубки в Валхалле! — Вебранд кивнул на тело Стормунда. — Ты сам — хороший вожак! Будь ты моим врагом, я гордился бы тобой! С таким врагом веселее жить, и как-то себя уважаешь!

Хагир невольно улыбнулся: ему было приятно, что даже Вебранд увидел в нем сходство с дядей, которым он так гордился.

— Для достойного человека можно сделать многое! — заверил он. — Всю оставшуюся жизнь я с удовольствием буду твоим врагом. Но сейчас это никак не получится, иначе одного из нас убьют фьялли. Уж одного-то наверняка. Не утверждаю, что это будешь ты, но оба мы с тобой уцелеем едва ли. Ты же не захочешь, чтобы Ормкель отнял у тебя мою смерть, как ты у него отнял Стормунда?

Это все прозвучало не слишком умно и складно, но Вебранду понравилось. Все-таки восприятие его было немного «вывихнутым» — сказывалась отцовская кровь, — и то, на что Хагир шел по необходимости, через силу, ему казалось привлекательным само по себе.

— Чтобы я выдавал паршивым козлам моих друзей или врагов? — с каким-то ликованием возмутился он. — Да никогда! Пусть этот Ормкель подавится тухлой селедкой, которую сам зубами поймает в море! Мы ему дадим! Он у нас без штанов к великаншам поплывет!^[8] Хе-хе!

Вебранд даже потер руки, а потом хлопнул Хагира по плечу. Ему казалось очень забавным помириться с тем, кого судьба предназначила ему во враги, и таким образом посмеяться над норнами. А Хагир смотрел в его повеселевшее лицо и не знал, верить ему или нет. Сын оборотня слишком часто менял облик.

— Ты здорово придумал! — одобрил Вебранд наконец. — Так мы и сделаем!

— Мы поклянемся быть верными помощниками друг другу, пока судьба не позволит нам самим распоряжаться собой! — серьезно добавил Хагир, держа в уме, что клятва должна быть составлена строго и не оставлять никаких лазеек для коварства. — Мы поклянемся биться плечом к плечу и честно выполнить обязательства после битвы.

— Само собой! Чего ты там говорил насчет добычи? Пополам! Да забирай! Чтобы я жалел паршивых горшков и зерна? Мне надо будет, я еще раздобуду! Сколько пожелаю! — охотно восклицал Вебранд, обрадованный случаем удивить людей и богов таким невиданным великодушием и благородством. — Конечно, поклянемся! И вы все поклянетесь! — Вебранд живо огляделся, окидывая взглядом своих удивленных хирдманов. — Не каждый день так везет! Не каждый день встречаются такие достойные люди! — Он снова хлопнул Хагира по плечу. — Ты бы знал, с какой мелочью и дрянью я всю жизнь возился! Всякие лисы тявкают из нор, а как есть случай, так кусают исподтишка… Для такой радости не жаль серебра! Бери что хочешь! Ну… разве что Дракона Памяти…

— Давай поговорим о Драконе после, — сдержанно предложил Хагир. — Сейчас не время его делить.

Говоря так, он на самом деле твердо знал, что никогда и никому не отдаст возвращенное достояние предков. Если ради кубка Вебранд захочет опять увидеть в нем «хорошего врага», что ж, пусть. Но не сейчас.

Была глухая ночь, но в покоях Овечьего Склона, усадьбы Ульвмода Тростинки, почти никто не спал. Все мужчины легли не раздеваясь, положив оружие поближе. Сам хозяин ворочался с боку на бок на своей лежанке, и все его домочадцы настороженно прислушивались к тишине. Женщины и прочие беглецы из Березняка разместились частью в девичьей, частью в кухне. Увидев их заплаканную толпу с неряшливыми узлами, уразумев суть их сбивчивого рассказа, Ульвмод опешил, и, пожалуй, только растерянность не дала ему сразу отказать им в приюте. Он пустил их в дом, но потом, как казалось Тюре, жалел об этом. Ни единого слова ободрения, ни одного сердечного взгляда… Даже на нее, которая так ему нравилась, Ульвмод смотрел с опасливым недовольством, не как на женщину, а как на тлеющую головню, грозящую сжечь его дом. Может быть, Тюра понапрасну обижала его в мыслях, но его дом и сам Ульвмод вовсе не казались ей надежной защитой. Появись дружина Вебранда перед этими воротами — и хозяин с готовностью вышлет наружу всех, кого потребуют гранны. А ведь у него есть дружина, способная биться…

Спали только младшие, остальные лежали на скамьях и на полу без сна. Наговорившись и наплакавшись до изнеможения, беглецы умолкли: одни горевали о близких, другие ждали — придут за нами враги сюда, не придут?

Тюра сидела возле очага, уронив руки на колени и сжимая пальцы с такой силой, точно пыталась удержать что-то расползающееся. Она почти не двигалась, и только тогда, когда огонь в очаге начинал опадать, спохватившись, принималась поспешно подкидывать ветки и чурбачки. Поддерживать этот огонь ей казалось так важно, как будто от него зависела дальнейшая судьба всего мира. Пока огонь горел, пока его рыжий свет не пускал сюда тьму зимней ночи, Тюре не верилось, что день кончен и с ним безвозвратно ушла в прошлое усадьба Березняк со всей привычной жизнью. Ночь, потом утро… Утро без Стормунда и Хагира… После ночи будет новый день и новая жизнь, там придется признать все потери. Нет, еще не ночь! Тюра бросала ветку за веткой в огонь, отталкивала ночь, почти веря, что этим самым продлевает жизнь тех, с кем она рассталась.

Стормунд и Хагир… Стормунда она видела мертвым, и это зрелище разом вычеркнуло его образ из ее мыслей о будущем. Тюра любила родича, но скорби по нему сейчас не ощущала: все силы ее души сосредоточились в мольбе о спасении оставшихся — и тех, кто пришел сюда с ней, и тех, кто остался в Березняке. Хагир проводил ее живым, и в ее сознании он упрямо продолжал жить. Может быть, сейчас, когда она сидит тут, он уже лежит холодный на холодной земле, и глаза его равнодушно смотрят в темное небо, и снежинки не тают на остывшем лице… Невозможно было представить, что его и всех прочих больше нет. Слишком привыкаешь считать домочадцев частью себя, и Тюра все время ощущала связь с оставшимися в старом доме и не могла поверить, что это обман, что эта живая часть отнята у нее без возврата. При мысли об этом казалось, что весь белый свет кончается вот тут же, в этой чужой кухне, на границе света от очага. Она одна перед холодным морем, перед скупым зимним лесом, перед пустотой и беспомощностью… Все как тогда, когда погиб муж… Но теперь у нее на руках гораздо больше людей и меньше средств помочь им.

Мысли метались, как щепки в волнах; чтобы толком думать о будущем, надо ведь знать, чем располагаешь в настоящем, а Тюра этого не знала. Если она осталась только с теми, кто здесь… Не обманывая себя, Тюра со всей отчетливостью понимала: им не выжить, не прокормиться даже до весны. А кто их примет, кто защитит и накормит? На один день, на два, а потом? И таким облегчением было хоть на миг представить, что все сложится как-то иначе, что каким-то невероятным чудом потерянное вернется к ним, ну, хоть часть… Возвращение хоть кого-то из тех четырнадцати человек теперь казалось счастьем, казалось восстановлением почти всего прежнего.

Когда раздалось несколько тяжелых, торопливых ударов в ворота, Тюра сильно вздрогнула и вскочила. Первой ее мыслью было: скорее заставить этот стук умолкнуть, а не то люди проснутся и снова начнут горевать. Второй: кто это?

Ответ мог быть только один. В такое позднее время явиться сюда мог только Вебранд или… Больше никто. Тюра задрожала: ей хотелось бежать к двери, скорее узнать свою судьбу, но страх не пускал.

Из спального покоя торопливо выбрался Ульвмод в рубахе, горой стоявшей на неподпоясанном животе, с растрепанными волосами, недовольным лицом и копьем в руке.

— Стучат! — Тюра махнула рукой в сторону двора, хотя он, конечно, слышал и сам.

Стук раздавался снова и снова. Лежавшие на полу зашевелились, стали приподниматься, оборачиваться. Бьярта села на скамье, где ей устроили постель. На лице ее застыло горькое, жесткое выражение, как будто ее собственная беда породила в ней ненависть ко всему свету, черты заострились, она стала казаться старше лет на десять.

— Я пойду! — Тюра метнулась к двери кухни и налегла на дверь, пытаясь вытащить из скобы толстый засов.

— Если он потребует вас, я не могу допустить, чтобы сожгли мой дом! — бормотал позади нее Ульвмод. Слыша его недовольный голос, Тюра стыдилась, что навлекла на соседа такую опасность, и торопилась еще больше. — Я ни с кем не ссорюсь и не должен отвечать за чужую удаль. У меня корабль брали внаем — откуда мне знать, куда на нем плавали?

— Дай мне копье, ты, мешок! — Бьярта подскочила к нему и решительно вырвала из рук хозяина оружие. — Иди сядь в уголке — я сама разберусь!

Опешивший Ульвмод открыл рот; лицо у него было растерянное и злое. А Тюра уже выскочила во двор, не успев даже ничего набросить на накидку. Холодный ветер широким языком лизнул ее лицо, падали мелкие снежинки, и она бежала через темный двор, как к воротам того света. Явись сюда хоть сам Фенрир Волк — это лучше неизвестности.

— Откройте! Ульвмод! Кто там есть? — кричал из-за ворот знакомый голос. — Это я, Хагир сын Халькеля! Не бойтесь! Откройте!

Имя и голос Хагира не вызвали у Тюры ни удивления, ни радости: ведь в ее мыслях он не расставался с ней ни на мгновение. Снаружи теперь раздавался тот самый голос, что весь вечер звучал в ее душе. Появление Хагира казалось и невероятным, и естественным одновременно, Тюра не спрашивала себя, сон это или явь, и стремилась к одному: скорее открыть ворота и увидеть его!

— Стой! — Кто-то вдруг схватил ее за руку.

Обернувшись, Тюра увидела Ульвмода.

— Ты с ума сошла! — всполошенно убеждал он. — Откуда тут взяться Хагиру! Он уже давно в иных мирах! Это его дух, призрак, как ты не понимаешь! Он погубит нас всех!

Тюра недоумевающе посмотрела на хозяина и, не ответив ни слова, с неожиданной силой освободила свою руку из-под руки Ульвмода, отпихнула его и выдернула брус из скобы. Ульвмод отступил: в ее взволнованном лице и блестящих глазах промелькнула какая-то высшая, сверхчеловеческая сила. И в эту тролли вселились!

Створка ворот тут же качнулась наружу, в щели показалась рослая темная фигура. Позади шумно дышала лошадь, виднелась лохматая черная челка. Отблеск факелов, которые держали Ульвмодовы домочадцы, упал на ночного гостя. Нетрудно было принять его за неупокоенный дух — лицо Хагира выглядело ожесточенным и даже злым, как всегда, когда он был сосредоточен и взволнован. Дышал он тяжело и горячо, как от сильного напряжения, глаза смотрели исподлобья.

— Хагир! — вскрикнула Тюра, и одновременно с ней его имя повторило несколько голосов во дворе. — Хагир! — Она бросилась к нему и вцепилась в накидку на его груди, точно хотела вытащить из темноты. — Ты жив?

— Да! — Хагир схватил обе ее руки в свои, а сам поверх ее головы окинул быстрым ищущим взглядом людей во дворе. — Вы все здесь? Я так и думал, что вы пойдете сюда. И Бьярта?

— Хагир! Ты убил его? Ты отомстил? — требовательно воскликнула Бьярта. С копьем наперевес она стояла позади сестры и как будто ждала знака ринуться в бой.

— Слушайте! Мы помирились… Пока помирились… Так вышло… Пришли фьялли! — начал отрывисто объяснять Хагир. — Ормкель вернулся, и с ним Хрейдар Гордый, у них человек шестьдесят… В сумерках пришли… Они назначили битву на утро с Вебрандом, они тоже хотели отомстить нам за свое… Вебранд не хотел уступить им усадьбу… Я говорил с ним. Мы будем биться вместе, а потом он отвезет нас на своем корабле… И остатки добра из усадьбы мы поделим. Ульвмод! Ты дашь мне людей?

Все еще держа руки прильнувшей к нему Тюры, Хагир требовательно глянул на Ульвмода.

— Людей? Каких людей? Куда? — недоумевающе и раздраженно восклицал тот, еще не взяв в толк, живой ли человек к нему явился и чего хочет. — Ты откуда взялся?

— С кем ты помирился, я не поняла? — допрашивала с другой стороны Бьярта, обеими руками держась за древко копья. — С кем? Я не поняла!

— Пришли фьялли! — выкрикнул Хагир, гневно глядя на Ульвмода и Бьярту. Выбрали время оглохнуть! — Вы что, не поняли? Вернулся Ормкель с новой дружиной! И собирается нас всех перебить! Дошло? Доехало?

Весь двор загомонил.

— Я всегда знал, что этим кончится! — Фигура Ульвмода заходила ходуном, как будто он собирался бежать, но не знал куда. — Всегда знал… Они… Вы же… Да! Где они? Где? — Вдруг он стал наскакивать на Хагира. — У вас? Заняли усадьбу? Чего они хотят?

— Мне нужны люди! Мы с Вебрандом будем биться с ними утром! Ты можешь дать мне человек десять! Хотя бы тех, кто ходил со мной в поход!

— Ничего я не могу тебе дать! Мне надо защищать свой дом! Вас все равно разобьют!

— Нас разобьют поодиночке, как ты не можешь понять? — Хагир тоже кричал во весь голос. Эти несвоевременные упрямство и глупость превышали его терпение, и без того расшатанное всеми событиями прошедшего дня. — У меня тринадцать человек, у Вебранда почти тридцать! Нам нужно еще немного, и мы разобьем фьяллей! А иначе они пойдут по округе и до тебя доберутся! Ты хочешь драться с ними один?

Ульвмод не хотел драться один и не один не хотел тоже.

— Что вы затеяли? Ты всегда был не в своем уме! Я и моя усадьба тут ни при чем! — бессвязно и негодующе восклицал он, сжимая опущенные кулаки и напирая на Хагира грудью, так что тому пришлось посторониться и передвинуть Тюру, которая стояла между ними. — Я ни во что не собираюсь вмешиваться! Это ты все натворил, ты сам и разбирайся! Ты с твоим бешеным Стормундом! Он уже свое получил, туда ему и дорога! А я не собираюсь ни во что вмешиваться, так и запомни!

— Молчи, мешок дерьма! — крикнула Бьярта и надвинулась на Ульвмода со своим (его) копьем. Она не слишком разобралась в несвязных воплях хозяина, но уловила что-то непочтительное по отношению к Стормунду. — Ты кто такой, чтобы оскорблять моего мужа! Он один стоит сотню таких, как ты, трусов и тюфяков!

— А ты молчи! — рявкнул в ответ Ульвмод, мигом обернувшись к ней и не замечая копья. — Ты — у меня в доме! Ступай к себе, если тут не нравится! Я не собираюсь держать вас здесь! Из-за вас все это началось! Без вас мы бы жили спокойно! Вы перессорились со всем светом, а мы должны отвечать! Из-за вас нас всех разорят, сожгут дома, перебьют! Я не собираюсь пропадать вместе с вами! Разбирайтесь сами, как знаете!

— Успокойтесь, опомнитесь! — Тюра наконец оторвалась от Хагира. Шумная ссора, как ни странно, помогла ей прийти в себя. — Опомнитесь! О чем вы спорите! У нас общие враги! Как вы можете браниться сейчас! Бьярта! Да убери ты это дурацкое копье! Ульвмод! Опомнись! Хагир!

— Ты соображаешь хоть что-нибудь! — Хагир, в свою очередь, подвинулся к Ульвмоду и даже наклонился над ним, чтобы с высоты своего роста заглянуть в глаза хозяину усадьбы. И тот, несмотря на свой возмущенный пыл, попятился: из глаз Хагира, совершенно черных в полутьме, изливалась решимость снести любые препятствия. — Пойми ты, тюленья голова, нас перебьют поодиночке! Виноват ты, не виноват — фьяллям на это плевать! Они разорят весь наш берег, если их вовремя не унять! Они не будут спрашивать, любишь ты меня или не любишь! И жить спокойно мы все будем, только если вышвырнем их отсюда навсегда! Даже Вебранд понял, что мы спасемся только вместе, так неужели ты не можешь понять?

— Что ты твердишь о Вебранде? — Острие копья засверкало между Хагиром и Ульвмодом — это Бьярта подошла поближе. В ее сознании сейчас не помещалось ничего, кроме недавней потери. — Что ты все твердишь о Вебранде, скажешь ты мне или нет? Ты убил его? Ты отомстил за моего мужа? Да?

— Я договорился с ним — мы будем биться с фьяллями все вместе, а потом он отвезет нас на своем корабле! — сдерживая раздражение, раздельно и внятно повторил Хагир. — Ты слушаешь, что я говорю? Если тут фьялли, то по отдельности не уйти ни нам, ни ему. А вместе мы прорвемся. Особенно если раздобудем еще людей. И если кто-то хочет защищать свой дом, — он бросил выразительный взгляд на Ульвмода, — то должен делать это сейчас, пока не поздно!

— Ты помирился с Вебрандом? — так же раздельно повторила Бьярта. От изумления копье в ее руке опустилось, брови поползли вверх. — Я не поняла… Как — помирился с Вебрандом? — Она задохнулась и помолчала какое-то мгновение, а потом голос ее окреп: — Ты помирился с этим оборотнем? С убийцей моего мужа… твоего вождя?

Хагир молчал, тем самым подтверждая сказанное. Наконец-то до нее дошло, что убийца ее мужа сейчас их единственная надежда на спасение.

— Ты с ума сошел! — взвизгнула вдруг Бьярта. Копье в ее руке вздернулось, люди шарахнулись в разные стороны. — Да будь ты проклят! Ты предал своего вождя! Он погиб как герой, а ты предал его, ты помирился с этим гадом! Чтоб тебя громом убило! Чтоб ты подавился! Я сама пойду! Ты хочешь, чтобы я сама пошла! Мой сын в десять лет больше мужчина, чем ты! Ты не посмел мстить за него, ты его предал!

— Молчи, молчи! — со слезами ужаса кричала Тюра: в ее глазах сестра окончательно сошла с ума. — Молчи!

— Да отдай сюда! — Хагир схватился за копье в руке Бьярты, сильным рывком выдернул и бросил; наконечник зазвенел, ударившись о промерзшую землю. — Нашла себе игрушку! Да откройте же вы глаза! Ты хочешь всех остальных погубить заодно со Стормундом? Ты соображаешь, что происходит? Фьялли стоят у нашего сарая на берегу! Ты хочешь, чтобы вас всех продали или перебили? Вебранд умнее вас всех! Он сразу понял! Наше спасение только в этом! Ну, — он обернулся к Ульвмоду, — даешь ты людей или ждешь, пока придут убивать тебя отдельно?

Ульвмод дрожащей рукой вытер взмокший лоб. Ему хотелось одного: чтобы его оставили в покое.

— Ничего я тебе не дам! — задыхаясь, пробормотал он. — Справляйся сам, как знаешь. И своих бешеных женщин возьми с собой.

Хагир еще мгновение сверлил его диким и злобным взглядом, потом глубоко вздохнул, еще мгновение помедлил и повернулся к Тюре. В ней он видел единственное разумное существо, на которое можно положиться.

— Слушай! — Он взял ее за плечи, хотя она и без этого не собиралась убегать и не сводила с него глаз. Говорил Хагир неожиданно спокойно и четко, и напряжение его выражалось только в том, что он, не замечая того, сжал ее плечи слишком сильно. Но Тюра даже не поморщилась. — Собери к рассвету всех наших, и идите к Горелому мысу. Спрячьтесь там в лесу и ждите, но не спускайте глаз с воды. Если все получится, как я думаю, то вскоре после рассвета мы на «Змее» проплывем мимо. Ну, не позже полудня. Там на отмели за мысом мы вас подберем. Поняла?

— Поняла! — тут же ответила Тюра и кивнула. — Мы там будем. На Горелом мысу после рассвета. А куда ты теперь?

— К Торвиду. Попробую у него добыть людей. Ну, давай!

Он сжал плечо Тюры, как будто это ей предстояло скакать через ночной лес собирать войско, и повернулся к своему коню.

Стук копыт на лесной дороге слышался в ночной тишине еще довольно долго, и все стоявшие во дворе молча прислушивались. Тюра ломала руки, изнемогая от треволнений, но где-то в глубине возникла радость и тихо билась светлым пятнышком, как крошечный родничок среди камней, и дышать стало легче. Хагир появился так призрак и исчез как призрак, но большего ей было и не нужно. Черная яма, конец всего, каким ей представлялся этот вечер, обернулся началом новой дороги; река жизни запрудилась лишь на мгновение, а потом потекла снова, как и должно быть. Конец дороги терялся в неизвестности, но на ней было место надежде. Они вырвались из ловушки, а значит, мир не погиб в эту темную зимнюю ночь.

Едва начало светать, как фьялли уже были готовы выступить. Из леса над береговым откосом Хагир со своими людьми наблюдал, как они поднимаются, слышал их боевые песни. Особенное нетерпение проявлял Ормкель сын Арне: торопил всех, а сам злобно огрызался в ответ на каждое слово. Жажда отомстить за свое унижение томила и мучила его. Хрейдар Гордый посмеивался над ним и тем подзадоривал: если воин не умеет владеть собой и гибнет от избытка ярости по-глупому, то туда ему и дорога.

В рассветной полутьме казалось, что фьяллей, копошащихся на берегу под обрывом, очень много: сплошное облако голов, рук с копьями и щитами.

— Они что, размножились за ночь? — беспокойно шутили Эйк и Хёрд. — Вчера меньше было!

— Ничего, нам-то немного останется! — утешал Альмунд Жаворонок. — Даже на всех не хватит.

— Человек десять оставят, а нам это — раз плюнуть, — бормотал Гьяллар сын Торвида. — Вот увидишь. Тебе так повезло, Сиг, — твой первый бой уж точно будет удачным!

— Не говори заранее! — останавливал его младший брат, для успокоения которого Гьяллар и старался. — Лучше не говорить!

Сигу было всего семнадцать лет. Торвид Лопата не послушался жены и не оставил младшего сына дома: уж если враги подошли к самому порогу, то в битву идут все, кто хочет называться мужчиной. Но пока невысокий, худощавый и большеглазый Сиг больше походил на мальчика, чем на того грозного морского конунга по прозвищу Дерзкий, которым его в мечтах наградил когда-то старший брат. «У нас будет два корабля, мы будем ходить по всему Морскому Пути, везде биться и одерживать победы…»

Оба брата дрожали от волнения, и прежний опыт Гьяллара ему не помогал.

— Ну и холодина! — бормотал Сиг в оправдание. — Утром холоднее всего! Вот, на пастбище тоже, как выйдешь утром…

Торвид Лопата собрал для битвы больше двадцати человек из своей усадьбы и окрестных дворов, куда можно было успеть за ночь, и сам возглавил маленькое «домашнее войско». Он не славился как великий воин, но его опыт и присутствие духа Хагир считал большим приобретением: при нем неопытные воины чувствовали себя увереннее.

Глядя, как фьялли строятся на песке возле двух кораблей, как Ормкель с блестящим в руке мечом бегает перед строем и что-то гневно выкрикивает, Хагир в последний раз спрашивал себя, верит ли он Вебранду. За эту бесконечную ночь он, конечно, не мог составить о полуоборотне ясного мнения, но тем не менее приходилось доверить ему судьбу дружины. То он кажется честным и даже простодушным, а то вдруг понимаешь, что это — притворство, насмешка, умысел… Наглый, хитрый, жадный, бессердечный Вебранд может оказаться способен на любое коварство, может не придать значения той клятве, которую дал убийце своего отца. Но вид воинственных фьяллей и жаждущего крови Ормкеля успокаивал сомнения. У Вебранда ведь тоже нет другого выхода. Надежда, что удастся договориться с заклятым врагом, была весьма зыбкой, но она придавала Хагиру сил для битвы, и потому он не хотел от нее отказаться.

Фьялли стали подниматься по тропе. Там наверху — усадьба, пустая и всеми покинутая. Даже всю скотину и птицу ночью успели переправить к Торвиду Лопате. Кому она теперь нужна, эта усадьба, несколько старых построек, порченая резьба столбов, источенные жучками стены? Какая в ней ценность? Но почему-то три дружины, несколько знатных и прославленных вождей готовы погибнуть, но не отступить от нее. Что их гонит? В усадьбе Березняк Хагир видел весь Квиттинг, разоренный, униженный, разобщенный и утративший веру в себя. Пусть он отстоит от захватчиков только кучу старых бревен — важнее всего начать. А дальше покатится… Ведь покатилось же все вниз от нескольких незаметных толчков! Ингвид Синеглазый, Южный Ярл, своими глазами видевший начало войны, помнил множество происшествий, но не мог решить, какое же из них сделало ход событий губительным. Все начинается с малого…

Возле усадьбы затрубил рог — это Вебранд приветствует противника. Фьялли ответили дружным боевым кличем и ударили мечами о щиты. Волки Одина завыли в их голосах, сердце Хагира то замирало, то вдруг пускалось вскачь, его люди переминались с ноги на ногу, и только опытный Торвид хёльд стоял спокойно. Он когда-то видел Битву Конунгов.

Возле двух кораблей — пленного «Змея» и Хрейдарова «Гордого Дракона» с высоко задранной головой на штевне, смотрящей не вперед, как все, а прямо в небеса — остался дозорный десяток. Теперь пора. Хагир обернулся: позади него стояли почти все люди Торвида, бонды и рыбаки из округи, и каждый сжимал в руках лук с наложенной стрелой. Этим оружием пастухи и охотники владеют не хуже воинов.

— Ты — вон того! — Хагир сделал знак Стуре бонду, толстоватому, сосредоточенному, и показал на крайнего фьялля, что стоял под самым штевнем «Змея» и провожал глазами уходящую дружину. — И ты тоже.

Он распределил цели, притом дал одну и ту же двум стрелкам, чтобы было вернее. На дозорный десяток нельзя тратить много времени, а новоявленные воины должны начать сразу с победы, хотя бы маленькой — потом им придется гораздо труднее!

Последние ряды фьяллей поднялись по склону и скрылись из глаз. Хагир проводил их взглядом и взмахнул рукой:

— Давай!

Два десятка разнородно оперенных стрел вылетело из леса и жалящим роем осыпало дозорных; восемь человек сразу упало, один устоял на ногах, схватившись за стрелу в плече, и один остался невредимым, изумленно глядя на товарищей: кто-то стонал и катался по песку, кто-то лежал неподвижно, и только оперение стрел дрожало.

— Вперед! — Хагир взмахнул копьем и первым выскочил из леса.

За его спиной зашумели ветки, затопали шаги; Хагир не оборачивался, и ему казалось, что сам лес дружным строем побежал за ним. Затрубил боевой рог. Видя, что к нему бежит целая дружина, последний фьялль вскрикнул и бегом кинулся к откосу; Хагир метнул ему вслед копье, и оно вонзилось в спину. Фьялль упал лицом в каменную россыпь и застыл; Хагир подбежал к нему и высвободил копье. Его люди тем временем устремились к «Гордому», и два десятка секир ударили по его днищу. Кто-то кинулся раздувать угли в оставленном костре, другие несли приготовленный хворост, сыпали на корабль, размазывали смолу из разбитого бочонка. Потянуло душным дымом.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

5

Слово «Морд» означает «куница».

6

Змея Мидгард — противник бога Тора и его убийца в великой битве перед гибелью мира.

7

В мифологии древних скандинавов солнце преследует волк, жаждущий его сожрать, поэтому дева Суль, везущая солнце в колеснице, должна спешить изо всех сил.

8

Имеются в виду морские великанши.