Воля камня

Елизавета Гартт, 2022

Как могла пожилая женщина исчезнуть из хорошо охраняемого замка, пока её горничная отлучилась, чтобы принести ей воды для умывания? Когда бабушка Эйлинн ун Веллар, дочери старинного уважаемого рода, бесследно исчезла, Эйлинн была уверена, что это просто недоразумение, которое скоро разрешится и их жизнь вернётся в привычное русло. Тем временем что-то необъяснимое начало происходить с ней самой. Раз за разом Эйлинн оказывается в пугающем подобии её родного замка, где есть лишь каменный пол и стены, и знакомые с детства лестницы приводят её в залу без окон, где прямо из каменного пола растут странные деревья. Кто та, что обитает в этом саду? Что за души заточены в этих деревьях? Эйлинн предстоит пролить свет на прошлое своей семьи, и узнать, почему много лет назад из Нэрстана исчезла магия.

Глава 4. Стражник

Странности во сне начались с того, что Эйлинн увидела окно коморки на предпоследнем этаже замка. Увидела, а в следующее мгновение сна она уже была там. Эйлинн не знала, как на самом деле выглядела эта коморка — само собой, молодая нувора не входила в помещения для стражников. Но она хотела посмотреть — если окажется, что она выглядит так же, как во сне — значит это был не сон или не совсем сон, а если нет… Будет ли это значить, что это был просто сон? В глубине души Эйлинн была уверена, что это не просто сон и она не знала, что с этим делать.

Позднее утро было самым спокойным временем дня, когда большинство слуг были заняты своими делами, а коридорами и лестницами замка пользовались меньше всего. В это время шансов пройти куда бы то ни было незамеченной было больше всего. Эйлинн помнила это ещё по тому времени, когда они с Диртаном были детьми. Особенно хорошо ей запомнился случай, когда Диртан решил разыграть её. Тогда он заранее прокрался в винный погреб и соорудил из ветоши, мётел и всего прочего, что он смог раздобыть, фигуру, которую в полутьме и с разыгравшимся воображением вполне можно было принять за человеческую. Потом он сказал Эйлинн, что случайно подслушал разговор служанок о том, что на какого-то слугу, который спустился в погреб взять немного вина, напал призрак. Бедняга еле унёс оттуда ноги, но больше ни капли вина в рот не берёт. Диртан как бы между прочим добавил, что собирается пойти и проверить это после завтрака. Конечно, Эйлинн захотела пойти с ним. Её всегда интересовало всё необычное, необъяснимое. Она, конечно, боялась, но интерес был сильнее. По мере того, как они подходили к погребу, страх усиливался, но поворачивать назад Эйлинн не хотела. Они вошли, и притворили за собой дверь. Несмотря на то, что было лето, в погребе было прохладно. Звуки замка сюда не доходили — в непривычной тишине был слышен каждый шаг и каждый шорох. Диртан замешкался сзади, и Эйлинн, сама не понимая зачем, пошла вперёд. Она завернула за угол и остолбенела — у самого потолка в дальней стене погреба имелось маленькое оконце, а прямо напротив него возвышалась огромная фигура в капюшоне как у палача — так их изображали в книжках. В руке фигуры была коса. Эйлинн не могла сдвинуться с места — сердце неистово билось, дыхание участилось, но, казалось, она забыла, что такое бежать, и даже перестала моргать, она забыла, зачем она здесь, и что за её спиной должен стоять Диртан. Внезапно кто-то тронул её сзади за плечо. Эйлинн казалось, что её сердце не может биться ещё быстрее, но именно это и произошло, когда кто-то прикоснулся к её плечу, а затем всё поплыло у неё перед глазами.

Открыв глаза, Эйлинн увидела перед собой Диртана. Он сказал, что она пролежала без сознания лишь несколько секунд. Заметив, что Эйлинн замерла, он тронул её сзади за плечо. Диртан ещё не знал, что от страха люди могут не только кричать и спасаться бегством, но и замирать. Он подумал, что его розыгрыш не удался. Диртан, конечно, тут же разобрал свою конструкцию из ветоши и прочих материалов, чтобы показать Эйлинн, что никакого духа никогда не было — всё это придумал он сам. Эйлинн пообещала Диртану не рассказывать родителям об этом случае, чтобы его не наказали. Диртан был ей благодарен. На самом деле, она решила не рассказывать об этом родителям ещё и потому, что не хотела, чтобы родители вели её к лекарю и боялись за неё, но Диртану говорить об этом Эйлинн не стала. Однако Диртан и сам понял, что Эйлинн слишком чувствительна, и больше не пытался разыгрывать её.

В случае, если кто-то всё-таки заметит её на этом этаже, Эйлинн собиралась сказать, что заблудилась, ища выход на террасу. Эйлинн слышала, что сестра бабушки развела там цветник и, кажется, ещё любила смотреть на звёзды, и её даже обучали астрономии. Жаль, что цветником никто не занимался после её исчезновения. В случае чего, она собиралась сказать, что хотела посмотреть на это место.

Как оказалось, Эйлинн не совсем правильно представляла себе, где находится увиденное ей во сне окно, и два раза выбрала не тот этаж. Она была рада, что ни на лестницах, ни в коридорах в этот момент никого не было, и ей не пришлось придумывать объяснения. Наконец, она нашла нужный этаж: он не был самым верхним, но отсюда имелись лестницы на дозорный ход, где стояли караульные, здесь имелась небольшая оружейная и несколько комнат, где топились камины, чтобы стражники могли согреться, хотя из-за выходов на дозорный ход в коридорах всё равно было холоднее, чем на других этажах. Войдя в коридор, Эйлинн не услышала голосов, значит, сейчас здесь никого не было. Комнаты была расположены на значительном расстоянии одна от другой, ещё раз вспомнив сон, Эйлинн поняла, что во сне она видела окно крайней комнаты в противоположном конце коридора.

Эйлинн медленно шла по холодному коридору, где гуляли сквозняки. Была ранняя весна, снег ещё не растаял окончательно, и ветер приносил с собой сырость. Эйлинн не любила это время года, и редко выходила на улицу, пока весна окончательно не вступала в свои права. Дойдя до двери выбранной ей комнаты, Эйлинн ещё раз оглянулась, и приоткрыла дверь. Двери здесь не запирали, и это было не удивительно: чужих здесь не было. В камине коморки горел огонь: поленья не прогорели ещё даже наполовину. Эйлинн вошла, притворила за собой дверь, и окинула взглядом коморку. Эйлинн вздрогнула. Это была та самая коморка, которую она видела во сне: окно без занавески, выходящее на реку, стол, скамья и небольшой шкафчик. Эйлинн открыла его — он был пуст, только на дне валялась какая-то ветошь. Совсем как во сне… Эйлинн отшатнулась от шкафа. Она не могла знать, что было в этой коморке… и в этом шкафу. Руки Эйлинн подрагивали, когда она открывала шкаф. Там действительно ничего не было, только какая-то ветошь на самом дне…Это не просто сон… Хотя, в глубине души Эйлинн знала, что не поверила бы, что это просто сон, даже если бы коморка оказалась другой. Она знала…

В коморке было теплее, чем в коридоре, но всё же недостаточно тепло. Сейчас хорошо было бы завернуться в тёплый плащ, но Эйлинн не стала надевать его, чтобы не привлекать внимание. Достаточно шали. Эйлинн подошла к окну: внизу текла река, сейчас её воды были серого цвета с остатками ещё не растаявшего льда. Лес, ещё не одевшийся листвой, тоже был серым, небо было затянуто серыми облаками… Вздохнув, Эйлинн положила ладонь на стену. Во сне, который она видела, стояло лето, воды реки были прозрачными, лес был одет листвой, а на небе светила луна. Эйлинн вспомнилась прохлада травы, когда она ступала по ней босыми ногами, звонкое журчание речной воды… А потом она увидела окно этой коморки, и во сне она знала, что бабушка здесь… Коморка выглядела точно также, только было темнее…

Ну ладно, пора уходить. Эйлинн ещё раз обвела взглядом коморку, ещё раз убедилась, что здесь нет ничего, что могло бы дать ей зацепку, осторожно приоткрыла дверь, убедилась, что в коридоре никого нет, и вышла за дверь. Она быстро прошла по коридору. Казалось, за то время, пока она была в коморке, похолодало — в это время года похолодания не были редкостью. Эйлинн хотелось поскорее вернуться в свою комнату, согреться у камина, и всё обдумать. Она прошла коридор, вышла на лестницу, и быстро направилась вниз. Где-то внизу раздавались шаги, видимо, кто-то поднимался — Эйлинн была рада, что её не застали наверху. Вот уже и её этаж, Эйлинн преодолела последние несколько ступенек вприпрыжку, рука скользнула по перилам… И Эйлинн замерла — на перилах не было деревянной накладки: её рука скользнула по шероховатому камню… Сердце учащённо забилось. Она оглянулась: всё было как в прошлый раз — не было и деревянного подоконника, и цветов на окне… Снизу всё ещё раздавались звуки шагов. Но как?…Откуда? И опять, словно с глаз спала пелена: это не были звуки шагов, это было то самое биение неведомого сердца, которое Эйлинн слышала уже два раза. Её пробил озноб, грудь сдавило. Эйлинн упала на колени, ей казалось, что она задыхается. Опять… Она опять здесь, одна… За что? Почему я? Почему моя бабушка? Что мы сделали? Эйлинн казалось, что время вокруг неё замерло: она учащённо дышала, стоя на коленях и обхватив себя за плечи руками, а в голове набатом отдавались удары неведомого сердца — не её, её сердце билось чаще. Постепенно она успокоилась, дыхание стало ровнее, сердце билось уже не так сильно… Вокруг по-прежнему ничего не происходило — всё те же старые лестницы, всё те же удары… «Я не могу стоять здесь вечно», подумала Эйлинн. «В прошлый раз, когда я оказалась здесь, я видела бабушку… Может быть, я оказываюсь здесь, чтобы помочь ей?». Подумав так, Эйлинн осторожно встала.

«Нужно найти бабушку», думала она. Мысленно Эйлинн пыталась вспомнить, как она шла в прошлый раз. Эйлинн не очень хорошо запоминала дорогу, поэтому сейчас она просто пыталась вызвать перед мысленным взором то, что она видела тогда. Она была напугана и уже сама не понимала, куда идёт и зачем. Она просто шла, пока случайно не коснулась одного из деревьев…

Эйлинн шла безликими серыми коридорами, как будто в полусне. Несмотря на то, что точно вспомнить дорогу не удалось, коридоры сами вывели её к нужному месту. «Может быть, так и было нужно? Может быть, я просто должна была оказаться здесь, и, что бы я ни делала, мне этого не изменить?». Вот и странная зала. На этот раз, Эйлинн ступала по холодной вязкой жиже в башмачках, не чувствуя пронизывающего холода…

В какой-то момент Эйлинн остановилась. Что-то неуловимое привлекло её внимание. Оглядевшись, она поняла, что, изломанные деревца стояли примерно равномерно, но в одном месте словно зияла пустота. В странном зеленоватом свете, который был разлит по этой зале, видно было плохо, но, присев, Эйлинн заметила, что слой густой чёрной жидкости, покрывавшей весь пол странной залы, в этом месте был тоньше, чем везде, образуя круг. Ширина круга была примерно равна ширине стволов этих странных деревьев. Присмотревшись, Эйлинн заметила чуть поодаль от круга разводы — было видно, что здесь чёрная жидкость была смазана, и новый слой лишь чуть-чуть прикрыл её. «Здесь я поскользнулась…», подумала Эйлинн. «Но где же бабушка, неужели…» Эйлинн разволновалась, холода и страха она уже не замечала. Она встала, подошла к ближайшему дереву, дотронулась до коры и быстро убрала руку. По телу пробежала непонятная дрожь. Кора изломанного деревца посветлела, и Эйлинн увидела лицо — совсем молодая девушка, никак не старше её самой, а, может быть, и моложе. Бледная, светлые волосы… симпатичная, но выглядела измождённой. Когда кора дерева посветлела, девчушка подняла на её непонимающий взгляд. Сердце Эйлинн сжалось от жалости. «Для чего ты здесь?», пронеслось у неё в голове. Эйлинн не могла удержаться. Она коснулась ствола ещё раз, сжала его, насколько это позволяла её маленькая ладонь, и почувствовала, что ствол словно растворяется у неё под рукой, как мокрый снег. Эйлинн вздрогнула, удивившись. Чёрная жидкость выделялась на поверхности дерева всё обильнее и стекала вниз, Эйлинн хотела отдёрнуть руку, чтобы эта чёрная жидкость не запачкала её, но в этот миг картина перед её взором изменилась. Эйлинн будто перенеслась в другое время и место. Вот она смотрит в щёлочку какой-то двери: трактир. Видимо, она наблюдает из какого-то подсобного помещения трактира. Пышная служанка, виляя бёдрами, подходит к сидящему за отдалённым столиком мужчине. Они что-то говорят друг другу, потом женщина удаляется, через некоторое время выходит и мужчина. Сердце Эйлинн сжимается — сплетни оказались правдивы — отец изменяет матери. В свете догорающего огня в печи Эйлинн видит плачущую женщину не первой молодости. Её сердце разрывается — так не должно быть, нет, она не допустит, чтобы мать… Сцена опять меняется — перед Эйлинн пожилая женщина, старуха с суровым лицом… «Я отработаю, у меня нет денег, но я отработаю, только чтобы отец вернулся к маме». Старуха кивает, выражение её лица никак не меняется, она равнодушно опускает глаза, и делает надрез на ладони Эйлинн… «Это не моя ладонь», мелькает в голове у Эйлинн, но видение тянет её дальше. Маленькая кухня освещена огнём печи. За столом сидит мужчина — крепкий, с наметившимся брюшком, и улыбается женщине, ставящей перед ним на стол горшочек с какой-то стряпнёй. В душе мягким теплом разливается радость «Папа вернулся!». Тёмная зала. Факелов или свечей не видно, по зале разлит мягкий зеленоватый свет. С одной стороны залы находится широкая каменная лестница, видимо, ведущая в залу. С другой стороны… Эйлинн невольно вздрагивает… каменные гробы… Склеп… «Это наш фамильный склеп», проносится в голове у Эйлинн, и тщетно она пытается убедить сама себя, что все склепы похожи… Её не покидает чувство, что это склеп её замка. На площадке перед лестницей девушка замечает двойной круг, чёрный, будто нарисован углём. Между двумя окружностями нарисованы какие-то знаки. Присмотревшись, Эйлинн видит, что в центре круга на коленях стоит женщина. Эйлинн становится страшно, её охватывает гнетущее чувство, хочется вырваться отсюда… Стоящая в круге женщина медленно встаёт, вот она встала и повернулась к Эйлинн… Увидев её лицо, Эйлинн вздрогнула — её черты расплываются, двоятся, кажется, что одно лицо наложилось на другое. Эйлинн отпрянула назад, но это был лишь миг… Перед ней стояла красивая молодая женщина в лёгком белом платье с глубоким вырезом, подчёркивающем пышную грудь, густые чёрные волосы были распущены и доходили ей до талии… Из общей картины выбивался только взгляд — холодный, жёсткий. Женщина посмотрела на Эйлинн: «Ты обещала отработать…». Эйлинн со всех сторон охватил холод, вокруг неё вспыхнул невыносимо яркий свет, и она почувствовала, что её куда-то уносит… Последнее, что пронеслось у неё в голове — «папа вернулся к маме». После этого её объял холод.

Эйлинн вернулась в странный сад рывком и в первое мгновение смотрела на странные изломанные деревца с удивлением, будто забыла, где находится. А, увидев, вздрогнула. Странное изломанное деревце, которое обхватила её ладонь, исчезло, лишь на полу остался след в диаметр ствола, ещё не покрытый тягучей черноватой жидкостью. «Так вот, что это за круг… Значит, дерево бабушки тоже исчезло, когда я до него дотронулась. Где же тогда сама бабушка? И где эта девушка?» Эйлинн с удивлением обнаружила, что на её руке тоже нет следов чёрной жидкости, хотя, когда она прикоснулась к стволу, жидкость полилась из него, словно сок из переспелого фрукта. И тут Эйлинн заметила её… Женщина… нувора — лёгкое белое платье из лёгкой полупрозрачной ткани в несколько слоёв, красивая… только… лицо — Эйлинн не сразу поняла, что именно кажется ей странным: худое лицо с чётко обозначенными скулами, так не сочетающееся с пышной фигурой… Да нет, показалось, только глаза… жёсткий, холодный взгляд, такой странный для красавицы-нуворы… Женщина медленно, но уверенно приближалась к ней. Всё увиденное вновь прокрутилось в голове у Эйлинн. «Так это она, она обманом заманила сюда эту совсем ещё девочку…». Эйлинн не знала, что произошло, но перед женщиной вспыхнуло пламя. Эйлинн задрожала, внезапно её охватила сильная слабость, она поскользнулась, и почувствовала, как падает на покрытый чёрной жидкостью пол…

Эйлинн моргнула несколько раз, пока глаза привыкали к свету, и вздрогнула — она стояла перед окном коморки для стражников, которую она видела в своём страшном сне. Облака немного разошлись, из-за них едва заметно пробивалось солнце. В другое время это порадовало бы Эйлинн как ещё один признак того, что скоро весна начнёт вступать в свои права, но сейчас она едва ли заметила это. Всё, увиденное в этом сне — не-сне, Эйлинн больше не знала, как это назвать, хаотично проносилось перед её внутренним взором, руки подрагивали, из глаз струились слёзы. Эйлинн забыла, где она находится, забыла, что здесь её могут увидеть и что находиться здесь молодой нуворе совсем не положено. Она просто дала волю чувствам. В её семье случилось трагедия, трагедия необъяснимая, но, что ещё хуже, что-то странное происходило и с ней самой, и она ни с кем не могла этим поделиться… Если бы она рассказала о случившемся родителям, те наверняка рассказали бы лекарю или, того хуже, вызвали бы лекаря из Остона. Лекарь наверняка сказал бы, что это был сон, что случившееся с бабушкой расшатало её нервы, порекомендовал бы отдохнуть, съездить к целебным источникам… Эйлинн не хотелось проходить через всё это: считаться больной, видеть скрываемое беспокойство на лицах родных каждый раз, когда они смотрят на неё… Кроме того, ей не верилось, что происшедшее — лишь следствие расшатавшихся нервов. Эйлинн была уверена, хоть и не могла объяснить почему, что всё, что она видела, находясь во «сне», произошло на самом деле — это страшное место с неестественными деревьями, в одном из которых она увидела бабушку, действительно существует в их замке, и страшная женщина с чёрными волосами, и неведомое сердце, чьё биение она так явно слышала…

Рыдая, Эйлинн не заметила, как позади неё открылась дверь, и незнакомец в доспехах стражника вошёл в комнату…

* * *

Уже расцвело, и даже скудные лучи солнца показались между облаков, когда Марох спустился в коморку, чтобы приготовить антас — горячее вино, смешанное с отваром травы анты и добавлением специй. Отвар анты согревал и обладал общеукрепляющими свойствами, и, в принципе, хватило бы и его одного, но какой воин будет пить пустой отвар, если только он не болен?

Открыв дверь, Марох на мгновение замер. В коморке перед окном стояла молодая нувора. Он сразу понял, что это она, хотя она стояла у окна, повернувшись к нему спиной. И как же она напоминала ему Ноллу… Плечи нуворы подрагивали, видимо, она плакала. Это можно было назвать удачей — когда ещё ему, простому стражнику, могла выпасть возможность поговорить с нуворой один на один? С другой стороны, ситуация была более, чем двусмысленной.

Марох осторожно притворил за собой дверь, чтобы не напугать нувору — старая, столько раз раздававшаяся от влаги и ссыхавшаяся от сухости дверь всё равно скрипнула, но нувора не услышала…

Марох сделал несколько шагов и остановился на почтительном расстоянии.

— Нувора, Вам плохо? — сказал он достаточно громко, чтобы она точно услышала.

Нувора вздрогнула, на несколько мгновений замерла и обернулась.

Её глаза и кончик носа покраснели, её губы всё ещё подрагивали, а на щеках блестели свежие дорожки от слёз. В глазах застыла растерянность.

— Простите, нувора, — Марох едва заметно поклонился, — что потревожил Вас. Я могу Вам помочь? Может быть, позвать Вашу горничную?

Нувора шумно вздохнула прежде, чем начала говорить.

— Н-нет, не нужно, я… я сейчас уйду… — и прежде, чем Марох успел что-то ответить, быстро добавила, — Прошу Вас, не говорите никому, что видели меня здесь.

В её словах не было присущей южным аристократкам заносчивости. Её брат всегда был вежлив, но вся его манера подчёркивала, что он — нувор, и он никому не позволил бы перейти эту черту.

— Не беспокойтесь, нувора, я никому не скажу.

Нувора кивнула — она ещё не вполне пришла в себя, и явно была смущена, но она не ушла в ту же секунду, значит, хоть немного доверяла ему.

— Может быть, открыть окно? Свежий воздух поможет Вам.

— Да, прошу Вас.

Нувора отошла от окна, и Марох принялся открывать его. Это окно не открывали с тех пор, как наступили холода, и сейчас рамы поддавались с трудом. Открывая окно, Марох почувствовал, что в одном месте недалеко от рамы камень был просто горячим. Он даже отдёрнул руку от неожиданности. Это было странно. На стене не было следов копоти — значит, к ней не прикасался огонь.

Наконец, рама поддалась, в лицо Мароху дохнуло сырым воздухом с реки.

Марох отошёл от окна, и нувора снова подошла к нему. Её губы едва заметно дрогнули в улыбке. Она медленно сделала глубокий вдох и так же медленно выдохнула. Поёжилась. Марох отвернулся, чтобы не смущать её, и как раз вовремя — потихоньку горевший в камине огонь взметнулся вверх, разом заполнив всё пространство камина и рискуя вырваться из него. Марох прикрыл камин щитом, пламя постепенно утихало.

— Должно быть, это порыв ветра из окна раздул огонь. Вы не испугались, нувора?

Марох заметил, что нувора побледнела.

— Нет, всё в порядке, я пойду. Спасибо Вам… — почти прошептала она, и вышла из коморки.

Но Марох был уверен, что нувора была напугана, и, ему казалось, испуг был слишком сильным для просто разгоревшегося от ветра пламени.

Пожелав ей удачного дня и поклонившись, Марох занялся приготовлением антаса, но его мысли продолжали вертеться вокруг небольшого происшествия. На улице не было ветрено, и вряд ли сырой ветер мог раздуть пламя, скорее, он бы задул его… И почему нувора плакала в этой коморке? Что привело её сюда? Он хотел это выяснить. Марох решил найти случай и поговорить с ней.

* * *

Эйлинн быстро шла по коридору. Она уже начинала приходить в себя, стоя у открытого окна, слушая журчание реки… Казалось, она неожиданно попала в трясину, и вот снова почувствовала почву под ногами. Страх отпускал, она вновь обретала самообладание, окружающий мир снова обретал краски, ей даже стало неловко перед стражником, который застал её в коморке. Казалось, ещё немного, и она могла бы забыть то, что увидела, как страшный сон… Хотя, конечно, это не был страшный сон, теперь у неё уже не осталось никаких сомнений, просто… так хотелось в это поверить… Как вдруг… сначала она почувствовала, что озябла, на ум пришла мысль о кресле перед камином, а потом… ей показалось, что где-то в отдалении она услышала песню, как будто знакомую… она прислушалась, кажется, попыталась повторить слова, хотя слова она не расслышала, а потом… огонь вспыхнул в камине и ей показалось, что кто-то произнёс её имя. Но это не был стражник — когда она оглянулась, он старался справиться с пламенем, и это не был мужской голос. Страх придал ей сил, и Эйлинн поспешила уйти, пока не произошло что-то ещё более необычное… А ведь с бабушкой такого не было, думала Эйлинн, уже оказавшись в своей комнате. Камин в её присутствии не разгорался ярче, а ведь она постоянно жаловалась на холод, и её всегда усаживали подле камина. Сама Эйлинн не жаловалась на холод, по крайней мере, ей не было холоднее, чем обычно в это время года. Значит, с ней происходит что-то другое, не то, что происходило с бабушкой…

К вечеру Эйлинн пришла в голову идея. Она решила найти и перечитать все книги, где описывались странные происшествия, случившиеся на самом деле. В книгах она надеялась найти какую-нибудь подсказку. Отобрав подходящие книги — Эйлинн любила такие истории, и книги эти перечитывала не раз — она вернулась в свою комнату, и стала перечитывать их, уютно устроившись в кресле у камина. Она попросила Алию принести ей настой из засушенных летних трав и ягод, и отпустила её. Ей хотелось остаться одной.

Внимание Эйлинн привлекла аптирская история; она уже читала её раньше. В этой истории молодая послушница Храма Ориса, древнего аптирского культа, ещё достаточно распространённого в то время, стала проявлять зачатки магических способностей. Божество Орис изображалось в виде красного дракона, готового выпустить из пасти пламя, а из его ноздрей выходит дым. Согласно их верованиям, Орис отодвинул первородный хаос своим пламенем, что позволило появиться тверди и жизни. Но хаос не дремлет, и Орис ведёт нескончаемую борьбу с Горией — подземным змеем, олицетворением первородного хаоса. Служители храма верили, что только зарождавшаяся тогда магия — новое оружие Гории, усиливающее хаос, и всеми силами старались убедить людей выступать против неё, а магов объявить адептами хаоса. Но они не преуспели. Будучи ярыми противниками магии, служительницы храма приговорили послушницу к суровой казни — заточили в каменной темнице, где она была обречена на долгую и мучительную смерть. Однако, когда через положенное время комнату открыли, тела там не обнаружили. Открыть комнату изнутри было невозможно, никаких следов взлома не было… Но служительницы храма были строги: не найдя другого объяснения, они принялись искать того, кто помог молодой послушнице бежать. В конце концов была казнена другая послушница: кто-то, якобы, видел её выходящей из общей спальни ночью. Скорее всего, кто-то просто воспользовался ситуацией, чтобы свести личные счёты. На этом история, вроде бы, закончилась, но через некоторое время в храме начали происходить странные вещи: служительницы храма, в основном, из тех, кто вершил суд, стали слышать голос: неведомый дух смеялся над ними, грозился раскрыть другим служительницам их тайны, и выполнял свои угрозы, некоторым не давал спать. Иногда дух замолкал на несколько дней или даже неделю, и тогда всем казалось, что наваждение прошло, все начинали истово молиться и благодарить Ориса за избавление, но потом всё возвращалось. Дух снова смеялся над служительницами, выбалтывал их секреты другим, а порой даже внушал им что-то, правда, чаще всего, ничего из рук вон выходящего. Одна из служительниц вылила на стол настоятельницы ведро помоев после того, как на должность, на которую она претендовала, назначили другую. После она рыдала и уверяла, что даже не помнит, как сделала это. Одной ей может быть, и не поверили бы, но вкупе со всем остальным, её рассказ звучал правдоподобно. Наконец, о странных происшествиях в нагетанском храме стало известно служителям верховного храма. Верховный храм направил своих служителей для выяснения. Будто смеясь над служительницами, дух замолк — днём не было ни одного происшествия. На исходе дня служительницы отправились спать в страхе — ведь если служители верховного храма не найдут подтверждения необъяснимых явлений, служительниц ждёт наказание — их либо признают лгуньями, либо одержимыми, что ещё хуже. Но ночью раздался крик. Старший служитель, направленный в нагетанский храм для выяснения, бежал из отведённой ему комнаты, требуя, чтобы все немедленно покинули храм. Служительницы повиновались. Оказалось, что, проснувшись ночью, он увидел у стены какой-то силуэт. Свечи уже догорели, в комнате было темно. Сначала он подумал, что это игра света на стене, но, присмотревшись, увидел, что это не так. Это был образ послушницы храма: образ, потому что её силуэт был прозрачен. Служитель вскочил с постели, и образ исчез, но этого было достаточно. Храм был объявлен пристанищем хаоса и сожжён. Служители Ориса верили в очистительную силу огня — оружия Ориса. Служительницы и послушницы были отправлены в другие храмы. Через несколько месяцев на развалины храма пришёл молодой маг Хирин. Случайно услышав об этой истории, он загорелся ей. Он верил, что у всех необычайных происшествий есть магическое объяснение, и хотел выяснить это. Оказавшись на развалинах храма, он быстро заметил, что камни реагируют так, как будто здесь присутствует магия. Вскоре он услышал голос. Это была Огина, та самая пропавшая послушница храма Ориса. Как впоследствии оказалось, её чётки содержали несколько небольших кусочков талмина — кристалла магии, упавшего с неба, и это помогло проявиться её магическим способностям. Огина рассказала, что, сидя взаперти в полной темноте, она перебирала чётки, и думала о том, что должен быть какой-то выход. В какой-то момент она как будто бы провалилась в сон, а, очнувшись, обнаружила, что может перемещаться сквозь стены, и её никто не замечает. Правда, выйти за пределы храма она не могла. Испробовав различные сочетания камней, Хирин почти наугад нашёл нужное, ведь жители южного полушария тогда ещё только осваивали магию, и Огина снова стала человеком из плоти и крови. Впоследствии она стала женой Хирина и одним из самых сильных магов южного полушария, но повторить опыт с превращением в призрак не смогла больше ни она, ни кто-либо другой. Маги юга постарались учесть все возможные факторы, сошедшиеся, когда Огина на какое-то время стала призраком: расположение звёзд, камни (их было немного), близость воды (храм располагался недалеко от моря), фазу луны, даже породу, из которой был построен храм, хоть никто и не мог обнаружить у неё никаких магических свойств, но никому это больше не удалось. «Происшествие в нагетанском храме» осталось загадкой. Непонятным осталось также и то, почему служитель верховного храма увидел Огину, пусть и длилось это недолго. Способностей к магии у него не было, были ли у него какие-то камни, выяснить не удалось.

Из всех историй, которые читала или слышала Эйлинн, эта больше всего напоминала ситуацию, сложившуюся в её семье. Но история с Огиной произошла в Аптире — государстве южного полушария, где была магия кристаллов, и в чётках Огины оказался талмин — магический кристалл, фрагмент огромного камня, когда-то упавшего с неба, основной компонент магии южного полушария. Но даже если предположить, что у бабушки был талмин, в северных землях он не действовал, как и магия вообще в её «южном» понимании. Чему, кстати, тоже никто из южных магов не мог найти объяснения, к радости нориша Нэрстана. В Нэрстане магия юга считалась злом, противным Богам. В Нурволлине к магии относились не столь однозначно: там в ход шли многие достижения науки; без сомнения, они не преминули бы попробовать и магию, если бы она работала в северном полушарии.

В северном полушарии, Нурволлине и Нэрстане, ходили легенды о ведунах и ведуньях — людях, отмеченных даром Ойну и Эйни. Согласно легендам, это были люди, которые могли обращаться к духам природы: говорить с ветром, водой, камнем, огнём. Известны также истории о людях, наделённых даром целительства и провидения.

Некоторые из тех, кого Ойну и Эйни отметили особым даром, оставили след в истории Нэрстана: целительница Салли помогла появиться на свет будущему норишу Керралу дар Воррингу, его мать при этом также выжила, хотя повитуха была уверена, что роженица умрёт, так и не разродившись. Впоследствии, нориш Керрал дар Ворринг выбил армию Ишхара из нуворита Сиддир, после чего с Ишхаром был подписан мирный договор. Целительница Нирта прославилась тем, что лечила раненых во время сражения в Тонширских горах, ещё когда шло объединение Нэрстана. Тяжёлое сражение было выиграно почти без потерь, ведь целительница помогла большинству, но сама она после сражения слегла, видимо, потратив все силы на помощь раненым, а, выздоровев, больше не могла лечить.

Ведунья Мерта, проживавшая в северном городе Итанире, вызвала грозу, когда в бедном квартале города, где стояли в основном деревянные строения, начался пожар.

Ведунья Нисса сопровождала войско нориша во время перехода через Керральские горы в ходе одной из междоусобных воин — это был тяжёлый ночной переход, но ни один воин не сорвался в пропасть. После этого Нисса проспала несколько дней, окружающие опасались за её жизнь, но, проснувшись, он была такой же, как обычно. Во время перехода она шла, ничего не замечая вокруг, и всё время тихо напевала незнакомый напев.

В Нэрстане и Нурволлине ведунов и ведуний уважали и чтили и бедный люд, и знать. На больших праздниках ведуны и ведуньи, даже те из них, кто был из простых людей, а таких было большинство, были почётными гостьями.

Все истории о ведунах и ведуньях северного полушария были старыми: хоть у них и не было конкретных дат, по расчётам автора, самые новые из них произошли не ранее 120 лет назад. Правда, в сборнике, который выбрала Эйлинн, автор собрал только истории, которым он смог найти историческое подтверждение. Тот факт, что в последние лет 120 о ведунах и ведуньях почти не слышали, многие считали доказательством того, что их никогда не существовало: врать про стародавние времена легко, ведь свидетелей не сталось; некоторые доказывали, что у так называемых историй о людях, отмеченных даром, может быть более простое объяснение: например, целительница Нирта могла быть просто талантливой лекарницей, которая заразилась чем-то, оказывая помощь раненым, и поэтому долго болела после сражения. Возможно также, что вид такого количества раненых, боли и ненависти оказал такое сильное впечатление на лекарницу, что заниматься лечением она больше не могла, а люди сочли это потерей дара.

По тону повествования Эйлинн чувствовала, что автор верит, что истории о людях с даром — не выдумка, и желает понять, почему о них больше не слышно.

В последней главе сборника автор описал некоторые истории о людях с даром, о которых он слышал лично, т. е., тех, которые произошли в наши дни. Автор сам предпринял расследование, но не нашёл доказательств.

Конечно, Эйлинн читала и другие книги, слышала и другие истории, порой более невероятные, а, порой, показывающие ведунов и ведуний совсем с другой стороны — пользующимися своим даром во зло. Эйлинн читала историю о женщине, которая подкараулила соперницу, когда та стояла на крутом берегу реки, и заставила берег разверзнуться под ней — несчастная упала в реку, и больше её никто не видел. Позднее, недалеко от этого места заметили пятно крови, которое долго не сходило, несмотря на нередкие в этой местности дожди. Сотворившая это женщина никогда до этого не проявляла дара. Эта история оказала сильное впечатление на Эйлинн. Описания были такими живыми, что она чувствовала мороз на коже, когда читала её. Ещё одна история была ещё страшнее и непонятнее — желая отомстить семье, отнявшей у её семьи часть земли по решению суда, которое та сочла несправедливым, ведунья наслала на их дочь проклятье — смотря на неё, люди не видели её, но видели себя, и приняв её за морок, в страхе бежали. Впоследствии, якобы слышали, что девушка ушла на юг, где эти чары не действовали. Такие истории противоречили распространённому мнению о ведунах и ведуньях — что их дар даётся им Ойну и Эйни, и они не могут использовать его для дел, противных воле Богов, поэтому были особенно интересны. Но авторы таких историй не приводили никаких доказательств их подлинности, а просто сообщали, что «слышал я такую историю».

Перечитывая истории, Эйлинн задумалась: что, если за этим стоит сестра бабушки? Её считают погибшей, но её тело не нашли. Вполне возможно, что она жива.

Эйлинн никогда не верилось, что сестра бабушки сбежала просто потому, что не хотела выходить замуж, а после того, что она увидела в своём «сне», она была в этом уверена. «Прости меня, Айгунн» — она слышала слова бабушки, а перед собой видела тот самый сиреневый камень, который бабушка просила Дитту бросить в реку в день её исчезновения, а перед этим какая-то девушка с тёмными волосами кричала «Ты будешь проклята» — что, если это бабушкины воспоминания, что, если это была Айгунн, ведь у неё, кажется, были тёмные волосы? Айгунн была за что-то зла на бабушку… если прибавить к этому то, что Эйлинн слышала от брата о Санилле… получается, что бабушка как-то очень плохо поступила с Айгунн. Учитывая, что дело произошло перед свадьбой, и после этого Айгунн отказалась от свадьбы… Вывод напрашивался сам собой. А если представить, что Айгунн жива и решила отомстить… Что, если опасность грозит им всем?

В какой-то степени, эти мысли помогли Эйлинн успокоиться — если опасность исходит откуда-то извне, с этим можно что-то сделать, для Эйлинн это было не так страшно, как если бы что-то было не так с ней самой.

Как жаль, что бабушка никогда не говорила о том, что произошло с её сестрой. А ведь сейчас так важно знать наверняка… А из тех, кто что-то знал, осталась только старая Санилла, о которой говорил Диртан. Эйлинн не знала, кто это такая, но это можно было выяснить у Алии. Другое дело, что Эйлинн не была близка со слугами, и вряд ли Санилла рискнула бы рассказывать молодой нуворе что-то, чего могли не одобрить её родители, ведь она служила им… Но рассказать могла не только она! Эйлинн вспомнилась её троюродная кузина Индира ун Геннес. В день, когда сестра бабушки пропала, семья Геннес была в замке Веллар — они приехали на свадьбу сына. Не может быть, чтобы они ничего не знали. Дедушка и бабушка могли просить не упоминать о том случае при них, но это не значит, что в доме Геннесов об этом никогда не говорили. Индира была моложе Эйлинн на два года; на взгляд Эйлинн, она слишком любила важничать, но сейчас это могло помочь. Индире наверняка будет приятно чувствовать, что именно она помогла приподнять завесу над давней тайной.

Было уже очень поздно, когда Эйлинн принялась за письмо. Обычно в это время она уже ложилась спать — так было до того, как бабушка пропала, теперь всё стало по-другому. С тех пор, как бабушка пропала, её не покидал страх. Она уже не просила Алию остаться с ней на ночь, по большей части, чтобы избежать ненужных вопросов, но каждый вечер, ложась спать, Эйлинн оставляла зажжёнными несколько свечей, и долго читала, даже если не могла сосредоточиться на чтении, пока усталость не брала своё.

Эйлинн начала письмо с расспросов о родственниках и о знакомых Индиры, о которых та так любила писать — пусть чувствует, что Эйлинн интересно всё, что она пишет, тем охотнее она ответит на её ненавязчивый вопрос. Эйлинн также рассказала Индире о последних новостях из Нурволлина — Диртан немного рассказывал о своей переписке с кузеном Нустром, сыном их тётки Элмни по линии матери. Хоть эти новости были и не того рода, какие любила слушать и рассказывать Индира, это всё-таки были новости. Вдруг, Индире пригодится. В конце Эйлинн написала, что она случайно слышала разговор служанок о том, что в молодости бабушка плохо поступила со своей старшей сестрой. Эйлинн писала, что в её семье не принято говорить о том происшествии, но ей всегда казалось, что бабушка что-то скрывала, а потом поинтересовалась, не слышала ли Индира что-нибудь о том случае от своих родственников. Почту отвозили в Стембриг раз в неделю (если только не было чего-то очень важного) по средам, т. е., завтра. Эйлинн была рада, что мысль о том, чтобы спросить у Индиры, пришла ей в голову так вовремя — письму не придётся долго дожидаться отправки. Ещё немного почитав, Эйлинн разделась и легла в постель. Написание письма и чтение историй помогли ей отвлечься, и, засыпая, она почти не чувствовала страха.