Тень аггела

Елена Юрьевна Чепенас, 2010

Спокойная и размеренная жизнь детского врача Николы Любавина закончилась в тот момент, когда он обнаружил в себе способность видеть за спиной некоторых граждан, пребывающих не в ладах с законом, темные крылья дьявола. Пока Никола думал, как распорядиться этим необычным даром, на его след вышел убийца. Дыхание близкой смерти перевернуло в душе Николы все прежние представления о Боге, о любви, о дружбе и предательстве....Они встретились на высоком берегу замерзающей реки: безоружный детский доктор и человек, который был уверен, что с убийством Николы закончатся его проблемы.

Глава четвертая

— Значит, так. Вы ужинали в ресторане, где тусовалась какая-то компания — как оказалось, бывшие одноклассники.

— Да.

— Вас заметили, и отвязаться от них не было никакой возможности.

— Да.

— Среди них был человек… назовем его Доктор. Вы точно не знаете, может ли он сейчас, как в детстве, на глаз определять криминальные рожи, даже хорошо закамуфлированные. Но рисковать нельзя.

— Да.

— Нужна наружка?

— Естественно. И задаток.

— Неужели? Это ваши проблемы. Достаточно того, что я буду платить за наблюдение…

— Это НАШИ проблемы.

После недолгого молчания прозвучало:

— Ладно. Пусть будет так. Но сначала — мой заказ.

* * *

Алла Резникова была особой весьма легкомысленной, но об этом знали только она и Лариса. Собственно, именно сестра и сформулировала основной недостаток в характере Аллочки.

Разговор, чуть не закончившийся ссорой, произошел в тот период, когда отношения Аллы и Николы находились в стадии нежных клейких листочков. Любавин и в эту пору романа оставался верен себе.

Чета Королевых пригласила их к себе на дачу — шашлычком побаловаться, между делом прохудившуюся крышу сарая починить. Никола предупредил, что задержится, — у него был послеоперационный больной, но клятвенно обещал появиться в деревне не позже полудня.

Ждали его долго и терпеливо. Королев жарил шашлык уже в сумерках, потом втроем сидели на веранде, и Лариса то и дело предлагала Аллочке позвонить Любавину на мобильный.

— Отстань, — наконец резко сказала Алла. — Мой-то номер у него тоже есть.

— А вдруг что случилось? — не глядя на сестру, предположила Лариса. Алла только плечом дернула. Запив глотком вина очередную порцию сочного мяса, Лариса пошла на приступ.

— Вот что я тебе скажу, дорогая. Конечно же, ничего у него не случилось. Просто все, что не его драгоценная работа, для Любавина не важно. И ты в том числе. Он даже не поймет, какие к нему могут быть претензии, если вдруг ты решишься их высказать. И он всегда будет таким! Лет до сорока промурыжит тебя — ни замужняя, ни свободная, ни детей, ни обязательств. А потом, может быть, еще и бросит!

— Перестань, — поморщилась Аллочка. — Я все о нем знаю.

— Вот то-то и странно! Знаешь и терпишь. Какая ты легкомысленная, кошмар! Тебе же не восемнадцать лет!

— Что ты от меня хочешь? Переделать Любавина нельзя, как и нас с тобой. Разбежаться? Если только он сам так решит.

— И ты будешь все от него терпеть?

— Буду, — улыбнулась Аллочка.

Лариса в растерянности перевела взгляд на Королева. Андрей с отсутствующим видом поедал мясо.

— Королев, ну скажи что-нибудь!

— Не ссорьтесь, девочки! — адвокат протянул Ларисе веточку киндзы. — Пожуй!

— Ты что, издеваешься? Это не шуточки тебе! Ты разве не видишь, как Алка мучается?!

— Не вижу. По-моему, она влюблена и счастлива. Все остальное — мемуары. Никола хороший парень, к нему только приспособиться нужно.

Неизвестно, чем бы закончилось для адвоката это его выступление, но приехал Любавин. Сразу стало шумно, тесно и весело, будто Никола привез с собой еще несколько человек. Извиняться за катастрофическое опоздание он, конечно же, и не подумал, никакой напряженности в атмосфере не почувствовал, поэтому, наверное, она быстренько разрядилась сама собой, и даже Лариса через пару минут забыла свою недавнюю обвинительную речь, и так же искренно, как ругала Николу, теперь любовалась им и смеялась его шуткам.

…Долго обижаться на него было невозможно. Поэтому, едва появившись на работе в понедельник, Аллочка пошла на второй этаж, в хирургию. Ординаторская была полна народу. Никола, как обычно, не дожидаясь пятиминутки, допрашивал дежурного врача: как прошла ночь, не было ли каких неожиданностей.

Она хотела уйти, но Любавин, не глядя и не прерывая разговора, протянул руку и уцепил ее за локоть. Докторская шапочка была надвинута на брови, и от этого его глаза казались сине-зелеными. Аллочка отвернулась, мягко освободив руку. Какая глупость, что она его вчера не остановила, не удержала. Теперь вот терпи до вечера — ни обнять, ни прижаться щекой к ладони…

Он догнал ее уже за дверью.

— Я болван, Алка. Ехал вчера к тебе с ба-а-льшой проблемой, с ней и возвратился. После работы ко мне, ладно? Обсудить надо.

В последний раз в душе трепыхнулась вчерашняя обида (он абсолютно уверен, что я пойду — только свистни!), но что-то новое — то ли растерянность, то ли тревога — плескались в глазах Николы, и она испугалась.

Так испугалась, что на пятиминутке в своем отделении только на третий раз услышала обращенный к ней вопрос Жоры Авакяна:

— Доктор Резникова, так что же у нас с новеньким — Иваном Тё трех с половиной лет?

Она очнулась. Коллеги улыбались. Жора хмурился. Историю болезни мальчика со смешной нерусской фамилией Аллочка знала наизусть. Да и Жорка уже смотрел Ванечку — чего пристает? Нет, все-таки ей далеко до доктора Любавина. Он может отстраняться от всего личного, когда дело касается больных детей.

— Алла Анатольевна, вы плохо себя чувствуете?

— Извините, — буркнула она. Надо забыть до вечера о Любавине. Или попытаться поймать его после операций — сколько там их сегодня у Николы? — и расспросить…

Но поговорить удалось только вечером.

Сидели на кухне. Монотонно и деловито, словно читал историю болезни, Никола выложил ей все, начиная со школьных событий. Налил из крана холодной воды, большими глотками выдул целый стакан и только тогда взглянул на нее.

— Каков диагноз, доктор?

Аллочка нетерпеливо качнула головой — белокурые прядки занавесили щеки.

— При чем тут диагноз?

— Ты уверена, что я не… того, — Никола стукнул себя по лбу пальцем.

— Уверена!

Он с облегчением улыбнулся.

— А я уж подумал… Тогда все не так страшно, правда?

«Неправда!» — хотелось крикнуть в ответ. Извечный охранительный инстинкт встопорщился в грудной клетке, как крылья потревоженной птицы, было трудно продохнуть.

— Ну что ты так перепугалась? Я ж не собираюсь каждый раз кидаться грудью на амбразуру, как со сварщиком Серегой…

— А получится — не кидаться?

— В конце концов, я же не ангел-хранитель!

— А вдруг АНГЕЛ?

Она так произнесла это, так смотрела на него, что Никола замер.

— Ну ты даешь! — выдохнул он наконец. — Не городи ерунды. Давай лучше подумаем, что предпринять. Нет, сначала поужинаем, а думать будем потом.

Он потянул ее за руку, подталкивая к холодильнику, прежним своим развеселым тоном начал рассказывать, чем порадовали, как рассмешили сегодня дети.

Никола болтал без умолку, пока разогревалась в микроволновке курица, заваривал крепкий чай, кинув в «липтон» ложечку жасмина, смешно сердился на сорокалетнюю операционную сестру по имени Верунчик, надумавшую рожать «поскребыша».

И страх отступил, спрятался в затененных углах квартиры. Аллочка знала, что он еще вернется, леденя душу, ну и пусть, пусть возвращается.

Где искать защиту — она тоже знала…