Суженый-ряженый

Елена Э. Крылова, 2021

Сначала по вине его кошмарной автосигнализации взыграла ее женская стервозность. Затем ей пришлось проявить женскую солидарность, а ему, как ни странно, сыграть роль рыцаря в сверкающих доспехах. Не обошлось и без женского любопытства, впрочем, мужское любопытство тоже имело место. А потом начался их роман… В книге встречается упоминание нетрадиционных сексуальных установок, но это не является пропагандой.

8

Некоторое время ехали молча. Как и тогда в лифте, Таня старательно сохраняла на лице отсутствующее выражение и взгляд «в пространство», а Захаров, уделяя дороге бо́льшую часть своего внимания, не забывал все же и о своей пассажирке.

Наконец, когда молчание сгустилось настолько, что его давление стало ощущаться физически, он спросил:

— Скажите, Таня, вы убежденная феминистка?

Она удивленно вздернула брови:

— Это вы о том, что я не хотела с вами ехать?

Бросив взгляд на оторванный каблук, который она все еще сжимала в кулаке, он усмехнулся:

— Да нет, скорее о том, что вам нравится ставить мужчин в неловкое положение.

— А-а, — догадалась Таня, — вы о том, что я назвала вас любовником своей соседки…

— Нет, я больше о том, что своим заявлением вы вогнали в краску бедного милиционера.

— Ну, откуда мне было знать, что, окончив не только среднюю, но еще и милицейскую школу, он умудрился остаться столь неиспорченным? Зато все сразу разъяснилось, и он тут же перестал подозревать вас в гнусных по отношению ко мне намерениях.

— Ага. Значит, вы действовали исключительно в моих интересах. Спасибо. Я только очень надеюсь, — с легким нажимом произнес Захаров, — что хотя бы из женской солидарности никому больше вы не станете давать подобные разъяснения.

— Так вот что вас в действительности беспокоит! — Тане вдруг ужасно захотелось его подразнить. — А вы никогда не слышали, что кроме женской солидарности существует еще и женская стервозность?

— Демонстрируете свою? — вежливо поинтересовался Захаров.

— Вы на редкость догадливы. Но не волнуйтесь, я больше никому ничего разъяснять не стану, поскольку вмешательство в чужие семейные дела считаю занятием на редкость неблагодарным. Если вдруг вы не в курсе, Ирочке я это уже сказала.

— Я в курсе.

— Кстати, это не слишком большая жертва с вашей стороны?

Захаров вопросительно вскинул брови:

— Что именно?

— То, что вы решили меня подвезти, — с готовностью пояснила Таня. — Если Ирочка увидит, что ее тайный любовник совершенно открыто общается с ее соседями, она ведь может и бросить вас.

— Уже бросила. Надо сказать, очень деликатно и дипломатично. Так что нынче мой статус изменился, теперь я бывший любовник вашей соседки.

— Вообще-то я всегда знала, что Ирочка — женщина практичная.

— А вы? — Пользуясь тем, что они как раз остановились у светофора, Захаров посмотрел на нее в упор.

— Не слишком. Но любовник мне не нужен, — на всякий случай сообщила Таня.

Она не отвела глаз, и эта игра в гляделки так захватила обоих, что Захаров чуть не пропустил зеленый свет. Из транса его вывел короткий сердитый гудок шестисотого «мерседеса», желавшего двигаться дальше.

Вообще-то он вполне мог сказать, что вовсе не предлагает ей себя в любовники, тогда бы она опять почувствовала себя полной дурой. Но отчего-то не сказал. Тем не менее именно так Таня себя и чувствовала. Наверное, потому что молчание затягивалось, опять грозя затопить все тесное пространство машины.

— Между прочим, мы с вами так и не познакомились, — произнес наконец Захаров. — Я знаю, что вас зовут Таня. Ну а меня Глеб.

Свою реплику она пропустила, хотя тоже могла сказать, что знает, как его зовут. Но отчего-то не сказала.

Таким образом, бремя поддержания светской беседы легло все-таки на плечи Захарова. Объехав еле-еле ползущий троллейбус, он спросил:

— Мне показалось, или я действительно видел вас в Фонтанном доме?

— Вероятно, не показалось, поскольку я действительно там была.

— Вы, Таня, тоже архитектор?

— Нет, я искусствовед. Иногда пишу об архитектуре. — Немного подумав, она добавила: — И об архитекторах.

— Случайно, не в журнале «Архитектурные излишества»? — В его голосе отчетливо слышались нотки неприязни.

— И в нем тоже. — Таня вздохнула, понимая, что, кажется, пришло время признаваться.

— Ну, тогда, полагаю, у меня не было необходимости представляться, — пробормотал Захаров. — Мне только что показали статью в последнем номере вашего журнала…

Вот и замечательно! До него уже дошло, кто она такая, так что и признаваться не придется.

–…которую написал некий Станислав Амельченко, вы, наверное, тоже видели…

Однажды такое действительно было. Последняя буква ее имени куда-то потерялась, и подпись под статьей гласила: «Станислав Амельченко». На сей раз, однако, все буквы стояли на своих местах, Таня видела это собственными глазами. Ее начал душить истерический смех, и, как она ни старалась его удержать, он все-таки прорвался наружу сдавленным всхлипом.

— Значит, я был прав, — с мрачным удовлетворением кивнул Захаров, — вы видели эту статью.

Таня порадовалась тому, что они уже выехали на Университетскую набережную. Слава богу, вечером движение здесь довольно спокойное, тем не менее просто на всякий случай она помедлила со своим признанием еще пару секунд.

— Все гораздо хуже, — сообщила она, когда поблизости от их машины не наблюдалось ни других транспортных средств, ни перебегающих дорогу пешеходов. — Я ее написала.

Нервы у Захарова оказались крепкими. «Тойота» лишь слегка вильнула вправо, но тут же выровнялась.

— Вы что, пишете под псевдонимом?

В его голосе Тане почудился сарказм, и она рассмеялась:

— Вообще-то в этом нет ничего зазорного, но я подписываюсь своим собственным именем. Станислава Амельченко. — Она открыла сумку и стала рыться в поисках визитки.

— Я думал, вас зовут Татьяна.

— Обычно все так и думают. Разумеется, кроме тех, кто знает, что это не так. — Ей удалось наконец отыскать визитку, и она протянула ее Захарову. — Вот.

— Станислава Алексеевна Амельченко, — прочитал он, все же следя краем глаза за дорогой. — Кандидат искусствоведения… А учились?

— В Академии художеств.

Воспользовавшись задержкой перед очередным светофором, Захаров внимательно посмотрел на сидящую рядом с ним женщину. Его взгляд, скользнув вдоль длинных гранатовых прядей Таниной челки, задержался сначала на ее больших карих глазах, потом на полных губах, затем на высокой небольшой груди и далее неспешно заскользил вниз. Поскольку Таня сидела, ее и так короткая юбка подскочила еще выше, открыв прекрасный обзор на длинные стройные ноги. Еще более замедлившись, взгляд Захарова проследил их до самых туфель. То есть до уже почти бывших туфель.

К зеленому сигналу светофора осмотр был завершен.

— Поскольку я вас совсем не помню, — уверенно изрек Захаров, — вы, по всей видимости, учились уже после моего окончания.

Таня усмехнулась. Ну, разумеется, он ее не помнит. Она и сама не видела большого сходства между собой нынешней и скромной девочкой со студенческих фотографий.

На младших курсах у нее бывали порой приступы особо критического по отношению к себе настроения. В такие минуты, глядя на себя в зеркало, Таня недовольно ворчала: «У меня все среднее: средний рост, среднестатистическая внешность, обыкновенные волосы, и цвет у них какой-то невыразительный…» Далее следовал целый список среднестатистических параметров и даже недостатков, которые она с мазохистским упорством в себе выискивала. На самом деле все было не так уж плохо, при желании Таня могла заметить, что в зеркале отражалась весьма симпатичная девушка. Просто тогда она выглядела слишком уж юной и неискушенной для того, чтобы на нее обращали внимание роковые красавцы вроде Глеба Захарова. Нет, такие типы, как Захаров, ее и раньше не интересовали, но иметь более яркую внешность ей, конечно же, хотелось.

За прошедшие годы Таня повзрослела и перестала искать в себе недостатки, предпочитая сосредоточиться на достоинствах. Свой имидж она тоже сменила. Теперь вместо длинных волос у нее была короткая стрижка, а тщательно уложенные в художественном беспорядке пряди всегда имели какой-нибудь экзотический оттенок. С большим удивлением Таня обнаружила, что постоянно краситься — дело не столь хлопотное, как она думала раньше. Еще оказалось, что придать глазам чуть больше выразительности, а губам чуть больше чувственности можно с помощью совсем небольшого количества косметики. В общем, теперь Таня могла претендовать на внимание самых роковых красавцев.

Все эти мысли, которые вихрем пронеслись у нее в голове, она, естественно, оставила при себе, а вслух сказала:

— Тем не менее на один год мы с вами все-таки пересеклись. Но вы, Глеб, не расстраивайтесь, едва ли ваша забывчивость является признаком склероза. Имея в виду вашу репутацию…

— Да? — Захаров надменно вскинул брови, а в его голосе послышалось высокомерное удивление: — Что же вас, Таня, не устраивает в моей репутации?

— Да мне в общем-то все равно. — Она пожала плечами. — Я только хотела сказать, что запомнить всех девушек, которые так или иначе встречались на вашем жизненном пути, можно только обладая памятью современного компьютера.

Захаров хмыкнул и взглянул на визитку, которую все еще держал в руке.

— Ладно, оставим пока вопрос о моей репутации. Расскажите-ка лучше, чем вы, Таня, занимаетесь в Эрмитаже.

— Английской живописью девятнадцатого века, — сообщила она со спокойным достоинством.

— Очень аристократично. К архитектуре, правда, отношения не имеет, особенно к современной.

Его сарказм ничуть Таню не смутил.

— У меня разносторонние интересы, — не теряя своего спокойного достоинства, ответила она.

Захаров опять хмыкнул и сунул визитку в нагрудный карман рубашки.

— Я бы, Таня, тоже дал вам свою, но… — он сделал неопределенный жест рукой, — к сожалению, на сегодня они у меня уже закончились.

— Такой большой спрос? — Удержаться от ехидной реплики было просто выше ее сил.

— Ага. Думаю, это после вашей статьи.

— Ну да, какая-никакая, а все-таки реклама, — снова съехидничала Таня.

— Сколько скепсиса! А между тем дело именно так и обстоит, и кто, как не искусствовед, должен уметь правильно оценивать воздействие печатного слова, — не остался в долгу Захаров. — Кстати, Таня, вы подали мне идею. Не переименовать ли нам нашу фирму? «Захаров и Линденбаум» звучит, конечно, весьма респектабельно, но… слишком уж ординарно, вы не находите? Как вам «Замок с привидениями»?

Изображая интенсивный мыслительный процесс, она секунду помолчала, а потом изрекла:

— Пожалуй, что-то в этом есть, только вот…

— Да? — с готовностью подхватил Захаров.

— Ваши дома не так уж велики, — с серьезным видом сказала Таня, — слишком большая плотность привидений на квадратный метр может отпугнуть клиентов.

— Пожалуй, вы правы, лучше назвать «Замок с привидением». Скромненько и со вкусом. Надо будет Витьке предложить.

— Глеб… — она немного помедлила, понимая, что едва ли получит честный ответ на свой вопрос, но все же не задать его не могла, — вы обиделись на меня за статью?

Захаров пожал плечами:

— К параллелям со своим великим однофамильцем я привык еще в Академии, но вообще-то, Таня, любопытно было бы узнать, почему вы так на меня взъелись. Уж не в ту ли памятную ночь вы сочиняли свою статью?

Рискуя услышать обвинения в мелочности и предвзятости, отпираться она тем не менее и не подумала.

— Именно в ту самую.

Захаров расхохотался:

— Оказывается, мне даже повезло, ведь вы вполне могли обвинить меня во всех смертных грехах!

— Не стоит мне приписывать такое великодушие, — усмехнулась Таня, — мое вдохновение целиком и полностью базировалось на уверенности в том, что вы виновны во всем, включая падение Римской империи.

— Какой именно, первой или второй? — уточнил Захаров, сворачивая на подъездную дорожку к ее дому.

— Обеих! — не стала мелочиться Таня.