Путь Элинор к Дару

Елена Шмелёва, 2022

На планету, где деревья могут быть убийцами и помощниками, молнии-охотницы готовы «выпить» силы эльфов и лучших людей, прибывает Карин, молодая женщина с Земли. Местная девочка, Элинор, тринадцати лет помогает освоиться Карин и делится с ней историей о своем путешествии.Элинор проходит сложный путь внутренней трансформации от нелюбви к родителям к их принятию. Ей предстоит преодолеть множество испытаний, выдержать схватку с деревьями-убийцами, найти питомца, отнятого у нее отчимом. Добраться до Долины душ, оживить статую отца, получить от него Дар – жест силы, помириться с матерью и проводить ее за Порог. Понять, что родители ее любили.

Часть первая. Путь Элинор к Дару

Глава 1. Новости

Тяжелая повозка затормозила на вымощенной булыжником дороге. Элинор соскочила со ступеньки, повесила на плечо сумку. Ей навстречу потянулись цветы-факелы — смешные трубочки разноцветного огня. Деревья сакри приветливо зашуршали листочками на блестящих ветках.

Элинор поморщилась, увидев дом вдалеке, особняк казался мрачным. «Хоть растения здесь радостные», — подумала она. Помахав вслед отъезжающей повозке, Элинор направилась к аллее.

Пройдя несколько шагов, она остановилась у массивной лавки и уселась на нее, надеясь, что прохлада белого камня и вид красивого сада заглушат неприятное чувство, сковавшее сердце. Напряжение в теле было таким высоким, что девочка дышала еле-еле, воздух едва проходил в зажатые легкие.

Элинор провела пальцем по трещинке в сиденьи скамьи. Подняла голову и проследила взглядом за падающим, длинным как игла, листиком. Девочка подняла его и запихнула в трещину. Лист-иголочка провалился, оставив на поверхности лишь кончик. «Вот бы и мне так стать незримой, — подумала Элинор. — Вошла бы, взяла своего Фосео и убежала прочь. Невидимку никто не заметит. Не надо разговаривать с «этими».

Мать и отчима она так и называла про себя «они» или «эти».

Элинор указательным пальцем затолкала сухой лист-иглу в щель до конца, трещина поглотила его.

«Сколько раз мне хотелось исчезнуть?» — Элинор вспомнила, как ей точно так же хотелось стать невидимой, когда родители начинали ругаться. Отец был человеком вспыльчивым и властным. Мать — молчаливой и спокойной. Элинор побаивалась отца, он с ней проводил мало времени. Но она хранила о нем и теплые, душевные воспоминания.

«Отец давно в Долине Душ, он уже никогда не поссорится с мамой. Интересно, а «этот» когда-нибудь злится? Или вечноживущий ходит вечноспокойным? Зачем мама вышла замуж за мерзкого эльфа? Не могла остаться со мной и бабушкой», — девочка фыркнула, вспомнив, как мать раздражалась, от того что Элинор никогда не называла ее мужа по имени.

«Как же мне не хочется туда идти», — Элинор поднялась с лавки и побрела к красиво украшенной главной лестнице.

Она чувствовала тяжесть и боль в груди, ей совсем не хотелось входить в этот дом. Элинор даже не могла радоваться встрече с матерью. Единственный, кто ее ждал, и с кем ей не терпелось обняться, был ее любимец — минильвушик Фосео. Из письма она знала, что бабушка заболела, и ее направили лечиться в Дом Нового здоровья, а питомца забрали мать и отчим.

Элинор нахмурилась, ещё сильнее сжалась. Потом попробовала вздохнуть поглубже. Представила, как услышит сейчас цоканье маленьких лапок по каменному блестящему коридору. «Фосео меня встретит. Ничего, я здесь долго не пробуду! Заберу своего минильвушика, поговорю с ними. И пойду домой, хоть бабушки и нет, но я одна справлюсь. Будем с Фоси ее ждать», — девочка старалась дышать ровнее и успокоиться.

Сердце Элинор сжалось, она несколько раз стукнула тяжёлым кольцом по массивной резной двери.

Ей открыл слуга, и тут же пригласил Элинор внутрь.

"Странно, почему Фосео не бежит ко мне навстречу? Он что тоже заболел, как бабушка?" — девочка прислушивалась, но звуков никаких не было.

Она пошла по длинному коридору, поглядывая на свое отражение в больших зеркалах. Серые стены украшали картины, то что на них было изображено, не хотелось рассматривать, черно-синие краски не привлекали внимания. Металлический блеск рам зеркал и картин не нравился Элинор. «Может, рамы и вправду из железа сделаны? Или деревянные рамы специально так отвратительно покрасили? Все не как у людей! Эльфы замороженные. Неужели маме нравится здесь? Хоть бы стены перекрасили!» Взгляд Элинор остановился на вазе с цветами: «Бедные белые розочки, вы совсем серыми стали в этом доме льда. «Этот» никогда не распорядится красными или оранжевыми цветами украсить коридор», — вздохнула девочка.

Элинор посмотрела вперед: еще несколько таких же ваз, зеркал и картин мерцали, создавалось впечатление, что проход ведет в бесконечность. «Все одинаковое», — фыркнула она и направилась к главному залу.

В гостиной мать подошла к дочке, поздоровалась.

"Она никогда меня не обнимает", — подумала Элинор, ей хотелось подойти к матери ближе, но она встретилась взглядом с ее мужем. Он смотрел насмешливо и холодно. Отчим поприветствовал девочку кивком головы.

— А где мой Фосео? Почему он меня не встречает? — обратилась она матери.

— С ним было много хлопот, мы его отдали, — ответил Элтиан.

— Кому? Почему? Ты же мне его сама подарила! Как отдали? — Элинор задыхалась от отчаяния.

— Не нужно так возмущаться, — продолжил мамин муж. — Ты его плохо воспитала, он прыгал по кроватям и залезал на стол, укусил твою бабушку.

— Элинор, твой питомец мешал бабушке. Она заболела, Фосео требовал много внимания и прогулок, — медленно проговорила мать. — Его не с кем оставлять. У тебя зимой снова будут курсы. В этом доме минильвуш находиться не может. Зато здесь с нами будешь жить ты.

Элинор была в шоке от этих новостей. До неё не сразу дошло, что ей придется поселиться в доме отчима. Она никак не могла осознать, что ее маленького друга Фосео больше нет.

— Мы сегодня перенесем в твою новую комнату вещи, — продолжала мать, — ты же хотела жить со мной.

— Нет, я вернусь в наш с бабушкой дом. Справлюсь одна, подожду, пока она выздоровеет и приедет.

— Дом выставлен на продажу, — спокойно сказал отчим. — У твоей бабушки мало шансов уехать из лечебницы. Ей нужен постоянный уход, она слаба. Мы с твоей матерью примем тебя здесь.

Элинор молчала, ей хотелось плакать. Но она держалась.

— Я понимаю, что ты расстроилась из-за Фосео, но поверь, так всем лучше. Пойдем обедать, — в голосе матери не было тепла и сочувствия.

— А из-за бабушки, из-за продажи дома я не расстроилась, по-твоему?! — закричала Элинор. — Какое вы имели право отдавать моего питомца? Ты же мне сама его подарила? А вы спросили у меня? Все решили сами! — Элинор сорвалась на крик.

Мамин муж скривил губы и молча вышел из комнаты.

Мать кинулась за ним.

— Иди, иди! Он для тебя важнее, чем я! — прокричала девочка.

«Обедать с ними? Да лучше я умру с голоду, — обида и злость наполнили сердце. — Хлопнуть дверью и уйти? Но, может, все-таки мать со мной поговорит без него?» Элинор прошла через большой зал к лестнице на второй этаж, даже не повернув головы в сторону столовой.

Дом отчима ей не нравился. Элинор остро чувствовала здешнюю атмосферу. Холод и пустота, несмотря на то что все комнаты были заставлены всевозможными изящными предметами. Резные столики и стулья, прекрасная ткань на диванах, чудесные шторы, невероятно изогнутые подставки светильников. Все это в родном доме могло принести радость Элинор, она любила красивые вещи, но тут вызывало отторжение.

Круглые коврики и салфетки с точным геометрическим рисунком больше всего разозлили девочку. «Мерзкий созерцатель узоров, — она с ненавистью думала про отчима. — Говорят, эльфы умеют мысленно следить за людьми. Может «этот» еще и мысли читать может? Пусть узнает, насколько мне его прекрасный дом противен, как и он сам».

Элинор поднялась в комнату, приготовленную для нее. «И здесь эти круглые плетения, выкинуть их, что ли?» — она с ненавистью смахнула салфетку на пол. Тонкая, искусно сделанная рукой какой-то мастерицы, вещь комком осела на ковер. Элинор подняла салфетку, положила на прежнее место. Работа мастерицы была ни при чем, тем более в этом доме Элинор точно знала, что жить не будет. «Надо было сразу уйти. Смешно было предполагать, что она за мной пойдет, чтобы поговорить», — девочка взяла сумку, спустилась по лестнице вниз, направилась к двери.

— Куда ты? — из столовой выглянула мать.

— Я одна соберу свои вещи. Потом пойду проведать бабушку в Дом Нового здоровья.

— Уже поздно, мы можем это сделать вместе завтра, — предложила мать.

— Нет, я иду сейчас одна, — резко ответила Элинор, на самом деле ей хотелось, чтобы мать пошла с ней, но она знала, что так никогда не будет.

— Пусть идет, — из глубины комнаты раздался голос отчима. — Успокоится.

"Успокоюсь, — Элинор злобно посмотрела в сторону столовой и молча вышла. Мать не сдвинулась с места. — Как она его во всем слушается! До меня ей вообще нет никакого дела. Ей всегда было удобно, что я жила с бабушкой. Обойдусь без их милости, приютить меня вздумали».

Элинор захлопнула за собой дверь. Быстро зашагала по аллее прочь.

Она решила, что раз вещи забрали не все, значит, в их доме еще никто не живет. Она вполне может там переночевать, утром навестить бабушку и что — то придумать, только не возвращаться к «этим». «Вдруг я тоже буду угасать рядом с мерзким эльфом? Неужели мать этого не понимает, не видит, что он неприятный?» — Элинор вздохнула, мама не верила в старые легенды, считала, что эльфы женятся только на достойных. «Мать решила, что она особенная? И с ней ничего плохого, о чем говорят легенды, не произойдет?» — так размышляла девочка, шагая вдоль улицы.

Дорога вела за городские ворота, через час Элинор дошла до поселка. Бабушкин дом был последним в ряду одинаковых белых построек. Позади располагался лес, а за ним горы.

Родители во время их пребывания в городе жили во дворце короля. Отцу так было удобнее, он был одним из советников. Ежедневные беседы с Его Величеством, обсуждения планов, требовали того, чтобы отец постоянно находился во дворце. Поездки в соседние города с поручениями были частью его службы, жена обязана была сопровождать его. Они иногда по нескольку месяцев проводили в соседних Наве и Гросе.

Мать мечтала о собственном доме и уединении. Отец обещал ей покупку особняка, но не спешил осуществлять переезд. Он любил шумные застолья, крепкую настойку шиммы, а таких развлечений во дворце было предостаточно. Элинор всегда жила с бабушкой и только ее дом считала своим родным.

Сейчас девочка стояла перед знакомой дверью: «Целых два месяца учебы! Как давно я здесь не была. Неужели это больше не мой дом?» — она легко толкнула входную дверь и вошла.

«Да, мать собирала бабушкины вещи, видны следы, — Элинор грустно обвела взглядом шкаф, кресло и стол. — Наша старая мебель в доме отчима никогда не будет поставлена. У него там слишком роскошно для этих простых вещей». Девочка села на стул в углу, слезы поползли по щекам. Совсем недавно она тут также плакала, когда провожала папу в Долину Душ. Прошел год и новые расставания: с домом, с бабушкой, с милым маленьким другом Фосео — ничего из этого у Элинор теперь нет.

«С ними я жить не хочу. Предатели! Отдали без меня Фосео, как будто он предмет, а не живое существо. Должен быть какой — то выход? Я обязательно найду моего друга!» — слезы сменились злостью.

Она запихнула в большую сумку вещи, собрала книжки и подарки, сверху положила гербарий, собранный прошлый летом. Включила маленькую лампу и легла, надеясь, что со светом ей будет спокойнее, и она быстро уснет.

«Мать не будет беспокоиться, где я. «Этот», наверняка, проследил за мной и сказал ей, что я тут осталась ночевать», — с раздражением думала девочка. Сон не шел. Элинор встала, открыла любимую книжку про путешествия маленьких зверьков — лунов и стала читать. Она знала эту историю наизусть, прочитала, наверное, раз пятьдесят. Именно это и было приятнее всего, книга, как старый верный друг, не пропала, лежала на столе. Элинор перелистывала страницу за страницей, и ей казалось, что нет в жизни неприятностей.

Неожиданная находка заставила ее остановить чтение. Девочка бережно взяла засушенный между страницами листочек наэно. Она вспомнила, с каким интересом читала старую книгу о растениях-покровителях, как долго искала, где же обитает это загадочное растение, связанное с ее именем. Узнав, что наэно водится только за городом Грос, она попросила отца привезти листочек. Элинор особо не надеялась, что вечно занятой отец исполнит ее просьбу. Но к ее удивлению, папа не забыл и привез ветку растения. Элинор тогда и засушила один листик, положив его в любимую книгу.

Сейчас она держала сухой талисман за маленький твердый кончик и любовалась его прожилками, просвечивающимися под светом лампы. Вдруг лист на глазах изумленной девочки рассыпался. «Почему он превратился в прах? — озадаченно подумала Элинор, — не было ни ветра, ни неловкого движения рукой…»

Она с сожалением стряхнула пыль со страницы и предположила: «Наверно, листок рассыпался от старости». Размышлять, что растение-покровитель тоже ее покинуло, ей не хотелось. Элинор вновь углубилась в приключения лунов.

Когда девочка прочитала больше половины книги, ее глаза стали слипаться. Она запихнула книжку под подушку, чтобы не расставаться с лунами, выключила лампу и заснула.

Глава 2. Встреча

«Дзинь-тинь», — пропел железный рукомойник, Элинор подставила ладони под тоненькую холодную струйку. Звякнув на прощанье ещё разок, она плеснула водой на ближайший цветок и вернулась в комнату. Сумка с одеждой и вещами была собрана. Элинор приподняла ее — тяжёлая.

Девочка окинула взглядом старый дом. Как хорошо она знала все доски на полу и все вещи: «Вот бабушкино любимое старое кресло, закрытое пледом, потому что лопнула протертая кожа, сидеть на нем удобно. А эти деревянные резные стулья ужасно тяжелые». Элинор вспомнила, как любила их сдвигать, накрывать одеялом, а потом сидеть в «домике», когда была малышкой. «Сундук в углу — бабушка складывала туда запасы круп и сухих фруктов, — девочка мысленно прощалась с вещами. — А на этом диванчике мы сидели и разбирали нитки, сматывали их в клубки. Бабушка учила меня вязать шарф, заставляла считать петли лицевые и изнаночные, а я их вечно путала и приходилось распускать ряды», — с грустью вспоминала девочка.

Элинор вытащила из шкафа маленькую сумку, которую любила носить на плече, положила туда теплую тонкую шаль. «Бабушка в Доме Нового здоровья по ней должно быть скучает и сожалеет, что забыла взять», — решила Элинор. Она сунула с собой книжку про лунов и мешочек орехов, которые нашла в буфете.

«Заберу большую сумку на обратном пути, — решила девочка, — а сейчас пойду короткой дорогой к дальнему входу в город, так быстрее доберусь до Дома Нового здоровья».

Элинор понимала, что собирается нарушить запрет, и ей это доставляло удовольствие. Детям разрешалось ходить в город только по главной дороге. Она знала, что это разумное требование, все жители и гости предпочитали входить в город через главные ворота, и к тому же так удобнее было попасть на центральную площадь и во дворец. Дальними — пользовались в основном охотники, так как их путь лежал в сторону гор. Никому из жителей поселка не нравилось ходить в город короткой дорогой, напрямик через мрачный лес. Люди опасались встречи со старыми деревья, такие же древними, как сам мир. Поговаривали, что они порождение темных сил. Именно в этом лесу пропал отец Элинор, напали на него деревья или враги, так и осталось загадкой. Жители поселка предпочитали пройти расстояние побольше, но попасть на главную дорогу, ведущую в город.

Дошагав до развилки, Элинор остановилась, но все же повернула в сторону дальних ворот. Легенды о мрачном лесе ей не вспомнились, зато мысли о несправедливости мира одолевали ее. «Подумать только, гибель отца, предательство матери, а теперь еще потеря Фосео и дома — почему все это свалилось на меня?» — с возмущением думала девочка. Ее душу рвали на части два противоположных желания: навредить матери и ее гнусному мужу, а одновременно с этим Элинор хотелось привлечь к себе внимание. «Вот пропаду я в лесу, тогда мама поплачет. Будет наконец-то думать про меня, а не про «этого», — так рассуждая, Элинор вышла на опушку.

Ближний лесок девочка знала хорошо. Они с ребятами из поселка бегали сюда за ягодами, грибами или просто погулять, но дальше, в глушь никогда не забирались. Через полчаса ходьбы Элинор заметила, что тропа стала едва различимой. «Охотники могли бы и расширить дорогу», — проворчала она себе под нос. Мрачный лес обступил девочку со всех сторон, но она ничего не замечала, в душе кипела злость на отчима: «Это он выкинул моего Фосео!» — Элинор с яростью втыкала в рыхлую землю палку, на которую опиралась при быстрой ходьбе, представляя, что протыкает грудь мерзкого эльфа.

Неожиданно она почувствовала легкое головокружение и остановилась. Вместо узкой тропки, перед ней раскинулась поляна. Земля шевелилась, принимая черты огромного лица. Элинор хотела сделать шаг назад, но шепот ласково позвал: «Иди сюда, сюда…». Повинуясь голосу, девочка двинулась вперед, плохо понимая, что происходит. Неясный контур губ стал четче, женский лик, проступивший из земли, был прекрасен. Элинор почувствовала, что ноги ее приятно расслабляются, взглянула на них и ужаснулась. Корни деревьев оплели ее щиколотки. Она рванула одну ногу, но голос вновь позвал. Прекрасный женский лик не давал уйти. По коленям проползло что-то жесткое, Элинор поняла, что корни добрались туда, смотреть вниз ей не хотелось. «Меня затянут деревья под землю? Неужели так же здесь погиб мой отец?» — девочка не успела испугаться, все ее мысли направлял голос. «Иди сюда…» — кроме лика и голоса Элинор больше ничего не различала, мир перестал для нее существовать.

Резкий запах капусты и лука заставил Элинор открыть глаза. Какой-то незнакомый мальчик вкладывал ей в рот кусочки пирога и приговаривал: «Жуй, еще жуй!» Она послушно двигала челюстями и глотала, ничего понимая. Наконец, задала вопрос:

— Ты кто? Зачем суешь мне еду?

— Я Жан, вытащил тебя из мрака деревьев с помощью этого пирога, ты могла погибнуть, — ответил незнакомец.

— Рыцарь-спаситель с тушеной капустой, — хихикнула Элинор, но тут же осознала весь пережитый ужас. — Извини, как ты меня нашел и что со мной случилось?

Жан протянул ей остаток пирога и начал рассказ:

— Я шел по опушке, вдруг ощутил, что в глуши кто-то очень встревоженный и злой. Охотники всегда спокойны и веселы. Я услышал слова: «Иди сюда, во мрак…» Так говорить могут только деревья, а раз они ожили, значит кто-то попал в их ловушку. Я разобрал твои слова: «Они затянут меня».

Толстяк-Мудрец всегда говорит, если чувствуешь, что кто-то в беде, твое сердце отзывается на чужую боль — помоги. Я побежал сюда, увидел, как ты проваливаешься в землю уже ниже колен… Я тянул тебя за руки, звал, но ты не реагировала. Я вспомнил рассказанную Толстяком легенду: деревья-убийцы знают, что человека нужно лишить зрения, слуха и осязания, тогда его легко закопать. Но у нас пять чувств. У тебя три отключились, значит обоняние и вкус остались. Вот я тебе и подсунул пирог, хорошо, что я его с собой взял, хотел вечером съесть. Запах капусты отвлек тебя, ты стала жевать и очнулась.

Элинор сидела молча, потом спросила:

— Как ты мог услышать меня, ты что, эльф?

— Да, — ответил Жан.

— Тебе же нельзя выходить из города за железные башни! Молнии-охотницы нападают на эльфов, ты что, забыл?

— Я живу с отцом у Маяка, а не в городе, — ответил Жан.

Элинор озадаченно смотрела на мальчика, не зная, с чего начать расспросы. Вся стройная картина мира рассыпалась, она поняла, что очень мало знает о жизни эльфов и людей.

Элинор чувствовала слабость, мысли путались. Ей хотелось узнать, как Жан с отцом попали к Маяку, но вместо этого, она не заметила, как рассказала мальчику свою историю.

— Идем к Толстяку-Мудрецу. Он тебя немного подлечит и даст дельный совет, — предложил Жан и гордо добавил. — Он мой друг.

— Хорошо. Только пойдем медленно, у меня голова кружится, — попросила Элинор. — Расскажи о себе, как вы попали к Маяку?

Жан протянул ей руку, помогая встать:

— Ты любишь древние легенды? Без них не обойтись в моей истории.

— Конечно, я в них верю. А вот моя мать — нет, — с сожалением вздохнула Элинор. Она встала, отряхнула юбку, закинула сумку на плечо. — Какую легенду ты мне хочешь рассказать?

— Говорят, что молнии-охотницы Регидны, и эти деревья-убийцы, которые напали на тебя — порождения темных сил, они стары, как сам мир. Без них невозможно существование добра, — начал Жан. — Но это тебе лучше Толстяк объяснит. Про противостояние добра и зла я знаю немного, а вот о Региднах расскажу, одна из них убила мою мать.

— Ой, — Элинор вздрогнула, — как убила? Твоя мама не была под защитой железных башен?

Жан кивнул.

— Выходит, что наших родителей унесли темные силы… Мой отец погиб здесь, в мрачном лесу.

По лицу Жана пробежала тревога:

— Получается, что твоего отца убили деревья?

— Точно я этого не знаю, — ответила Элинор.

— Тебе надо быть очень осторожной! Идем быстрее отсюда, — заторопился он и продолжил рассказ. — Ты знаешь, что железные башни защищают город от молний-охотниц. Их люди построили давно. Говорят, что Маяк помог выяснить, что железо отпугивает Регидн. Его можно назвать первой железной башней. Около него никогда не погиб ни один человек или эльф. Вечноживущих работа на Маяке не привлекала, они предпочитали вести торговлю. Наша семья была богата, как все эльфийские рода, отец контролировал поступление товаров. Все тихо и мирно жили в городе, пока я не появился на свет. Эльфы не одобрили мое рождение. Родителям пришлось уйти из-за меня. Маяк для нас стал надежным убежищем.

— Как из-за тебя? Не понимаю. Чем ты мог помешать? — Элинор озадаченно посмотрела на Жана.

— Когда-то у людей и эльфов были одинаковые магические способности, пятисотлетняя жизнь. Долгое время все жили мирно, но потом участились нападения Регидн. Жители стали замечать, что молнии охотницы чаще выбирают своими жертвами самых способных, тех людей и эльфов, кто обладает большими магическими умениями. Молнии охотятся за силой. Стало опасно использовать магию. Люди искали способы, как защититься от Охотниц, и выстроили башни. Они перестали развивать магическую силу, и Регидны перестали ими интересоваться. Их главной добычей стали эльфы, которые совершенствовали стелющуюся магию, научились контролировать действия людей-продавцов далеко за пределами городов. Вся торговля в стране осуществляется эльфами, они очень богаты. Думаю, ты это заметила по роскоши в доме твоего отчима.

— Не называй его моим отчимом! Он мне никто! — возмутилась Элинор.

— Хорошо. Согласись, что у Элтиана очень богатый дом?

Элинор кивнула, она с удивлением слушала Жана: «Почему мне бабушка нечего не рассказывала об этих древних временах? И на курсах учителя ничего не говорили?»

— Люди легко стали селиться за пределами города, Молниям они были не интересны. К тому же численность людей стремительно возрастала, детей рождалось много, стали нужны новые территории. Жизнь людей сильно сократилась, едва ли есть те, кто дотягивает до ста лет. Эльфы, напротив, детей старались не заводить. Они совершенствовали магию, и срок их жизни увеличился до тысячи лет. Но выходить за пределы города для вечноживущих стало смертельно опасно. Жестокое поверье повисло над всеми эльфами: если рождается у нас ребенок, то непременно в ближайшее время кого-то из взрослых эльфов утащит Охотница, это все из-за баланса темного и светлого, так говорит Толстяк-Мудрец.

Жан сбавил шаг, ему тяжело было рассказывать, но он чувствовал, что Элинор все это очень важно.

— Когда родился я, маму все эльфы прокляли, ей желали, чтобы именно ее утащила Регидна. С отцом перестали вести торговые дела. Он принял решение уйти из города, отказался от торговли и начал работать на Маяке. Эльфы вздохнули с облегчением. Каждый из них гадал, кто погибнет вскоре. Все надеялись, что Регидна заберет либо моего отца, либо мать.

— Знаешь, Жан, я смотрела на маминого мужа и понимала, что он жестокий. К вашей семье отнеслись очень несправедливо, эльфы беспощадны.

Жан тяжело вздохнул.

— Регидны охотятся на открытых местах, в лесу им трудно кого-то найти, там территория деревьев-убийц. Моя мать всегда обходила большое поле по опушке леса, она могла покупать продукты в городе, но ей нравилось ходить в фермерский поселок. Однажды она решила сократить путь и пошла напрямик через поле, быстро добралась до дома. Отец ее отругал, она обещала, так больше не делать. Но путь через поле увлекал ее, она как будто дразнила Охотниц. И однажды Регидна ее поймала. Мы так и не знаем с отцом, специально ли мама искала встречи с Охотницей, или так случайно получилось. Иногда мне кажется, что мать устала от недоброжелательных посланий эльфов, которые продолжали сыпаться на них с отцом. Ты же знаешь, что вечноживущие обладают способностью передавать свои мысли?

Элинор утвердительно кивнула, история Жана ее поразила:

— Ты хочешь сказать, что твоя мама искала встречи с Регидной, чтобы, наконец, прервать это давление со стороны эльфов?

— Да, я думаю, она боялась, что и меня начнут так же ненавидеть, как и их с отцом, — тихо сказал Жан. — Все обрадовались, когда она умерла, отстали от нас с папой.

Их разговор неожиданно прервал крик петуха, следом за ним послышалось гоготание гусей.

— Нам осталось немного пройти, это живность Толстяка нас приветствует, — Жан зашагал быстрее, девочка устремилась за ним.

Оставшуюся часть пути они шли молча. Элинор переживала историю Жана. Первый раз она задумалась о том, что не только она одна несчастна. Гибель отца сильно изменила ее жизнь. Мать, которая могла бы остаться с ней, оказалась предательницей, новый муж для нее, как выяснилось, важнее дочки. Элинор ни с кем не делилась своими переживаниями, но считала, что жизнь несправедлива, и с ней Небо обошлось жестоко. Она часто обращалась к Нему с молитвой и просьбой, чтобы мама вернулась домой, рассталась с «этим», но изменений не было. Элинор перестала молиться, решив, что Небо глухо.

Когда девочки на летних или зимних курсах рассказывали, что ругаются дома с родителями, злятся на бессмысленные требования папы или мамы, Элинор завидовала им: «А меня даже никто не отругает, что вещи разбросаны или задания не выполнены. Ей нет до меня дела». Элинор, когда думала о матери или отвечала на вопросы девочек, не произносила слово «мама». Ей стало привычно говорить про мать «она» или называть ее, как принято при дворе короля «Тея, дочь Ваина». Элинор считала, что семейные беды и неприятности девочек — сущая ерунда, а вот ее боль — настоящая.

Элинор шла позади Жана смотрела на его спину и думала: «Как с ним жестоко обошлось Небо. Как он справился, когда его мамы не стало?» Неожиданное осознание, что есть на свете такие же люди и даже эльф, как она сама, пережившее потерю кого-то из родителей, подтолкнуло к тому, что Элинор перестала себя жалеть. «Бессмысленно выяснять, чья боль больше, моя или его, мы оба пострадали сильно», — Элинор впервые размышляла о страдании другого, ее душа наполнилась благодарностью Жану не только за спасение, но и за его честный рассказ. Но вслух она ничего не сказала.

Ее мысли вернулись к потере питомца, которого отдали «эти». Элинор почувствовала себя предательницей, потому что никак не защитила своего минильвушика Фосео: «Кому его отдали? «Эти» мне все равно не скажут. Попробую его разыскать, может, бабушка что-нибудь знает? Я найду способ вернуть моего маленького друга».

Элинор едва поспевала за Жаном. Быстрая ходьба улучшила настроение, а история, рассказанная мальчиком-эльфом, на многое ей открыла глаза. Она никогда не задумывалась о том, как устроена торговля. Им с бабушкой слуги из дворца привозили все продукты домой, отец, получавший большое королевское жалование, за все платил, все необходимое доставлялось к ним по первой просьбе. Элинор удивлялась тому, что всех торговцев контролировали эльфы при помощи магии. «Как там сказал Жан, у них стелющаяся магия? Интересно, что есть еще какая-то?» — девочка хотела задать ему этот вопрос, но деревья расступились, и они вышли на поляну.

Глава 3. Нартин по прозвищу Великой Пешеход

Хмурое небо приветствовало легким ветерком путника, шагавшего по лесу. Для советника короля он был слишком просто одет. Серая рубашка и штаны, заправленные в сапоги, кожаная сумка на поясе, легкий плащ от дождя — удобная одежда, чтобы можно было проходить пешком большие расстояния.

Когда он в таком наряде появлялся во дворце, то сильно выделялся из толпы придворных. Гостям из других городов часто бывало удивительно, что разодетые и украшенные драгоценностями королевские подданные кланяются какому-то простолюдину. Но стоило приезжим взглянуть в лицо советнику или поймать на себе взгляд его цепких глаз, как им сразу становилось понятно, что перед ними человек, наделенный властью. Нартин по прозвищу Великий Пешеход был главным советником короля.

Сейчас он направлялся к своему другу Алеусу, жившему отшельником в лесу. Только у очень значимых жителей города были прозвища. Получить официальное прозвище, это означало то же, что получить титул. Если у человека было прозвище, которое он официально называл при знакомстве, это означало, что он немало потрудился для государства и был одним из приближенных короля. Прозвище Алеуса было Толстяк-Мудрец.

Обычно, когда до жилища Толстяка оставалось две — три минуты ходу, были слышны гомон гусей, кудахтанье кур, приветственные возгласы, издаваемые прочей живностью. Великий Пешеход приближался к дому быстрым шагом, но никаких звуков не доносилось, только человеческий голос нарушал тишину. Громкая речь звучала торжественно, но слов было не разобрать."Толстяк репетирует роль для выступления в театре?" — Пешеход хмыкнул от нелепости этого предположения.

За невысоким забором хорошо просматривался двор. Корова, пара коз, несколько гусей стояли кружком вокруг хозяина, внимали его речам. Толстяк Алеус взгромоздился на пень, на котором обычно колол дрова, говорил нараспев, вещал животным что — то умное, размахивая руками. Голос его становился то громче, то превращался в доверительный шепот.

Корова со жвачкой во рту, одобрительно кивала.

Заметив гостя, хозяин повернулся и поприветствовал:

— Злобного дня тебе, Пешеход!

— Ты что рехнулся? Желаешь мне зла с утра?

— Вовсе нет, — хитро прищурясь, произнес Толстяк. — Это моя новая философия: признай свое зло, и ты обретёшь счастье. Вот им, — Алеус обвел рукой двор, показывая на мычащих, гогочущих и кудахтающих жителей, — понравилось. Слишком много стало добра.

Поправив шляпу и покрутив на шее кулон огромного размера, Толстяк положил руку на плечо Пешеходу:

— Я расскажу тебе мою новую теорию добра и зла. Рукоплескания в мой адрес тебе зачтутся. Небо оценит твой хороший поступок, — подмигнул он.

— Мне не до твоих глупостей, я шел за советом, — сбросив его руку, раздраженно проговорил Нартин.

— Приветствие: «Злобного дня» — это лучший совет, который можно дать всем. Добра после королевских указов стало слишком много. Надо запретить говорить всем: «Добрый день!» Тогда ситуация улучшится.

— Тебя зря прозвали Мудрецом, — Нартин злился все больше. Он устало сел на лавку.

— Это проблема тех, кто прозвал, — хмыкнул Алеус. — Признай свое зло, и ты постигнешь мир. Каждый человек уверен, что он хорош. А уж наш король тем более.

Толстяк плюхнулся рядом с гостем, привалился к нему:

— Я об тебя сейчас подумаю, — довольным голосом проговорил Алеус, игнорируя раздражение друга. — То, что зло для одного, для другого — добро. Корова дает молоко, ты его пьешь — это добро, а убирать за ней навоз тебе неприятно — это зло. Ты ж не станешь убираться в коровнике? Ты советник короля, а вот для фермера навоз — добро, потому что это лучшее удобрение для растений, и он с радостью его убирает.

— Я что, по-твоему, пойду рассказывать королю про коровник и навоз? — перебил друга Нартин. — Ты что, не понимаешь какая ситуация в городе после этих указов о приумножении добра?

— А почему бы и нет? Может, король займётся сельским хозяйством, соберет группу добровольцев, станет собирать удобрение и постигнет гармонию.

Пешеход пропустил это замечание Толстяка мимо ушей.

— Сегодня вышел новый указ Его Величества по улучшению торговли. Эльфы этого не потерпят, поднимут бунт. Король повысил им налог.

— Эти торгаши — эльфы продали слишком много продуктов и шерсти в соседние страны, дома и железные башни в ближайшие города. А свои души тоже продали… бессмертию. Охотниц на их потроха!

— Не шли проклятий, не призывай бед на наши головы, — устало сказал Пешеход. — Чувствую, серьезного разговора сегодня не получится.

Он поднялся, резко развернулся и пошел прочь.

После часа быстрой ходьбы раздражение Пешехода улетучилось, но нерешенные вопросы требовали ответа.

«Небо, вразуми нашего короля!» — мысленно взмолился Нартин по прозвищу Великий Пешеход, главный советник Его Величества.

Он шел быстро и думал о себе и Мире: «Я мог бы уйти, как Толстяк-Мудрец в отшельники, но мне важно, чтобы в стране было спокойно». Он спросил себя, что для него значит это «спокойно»? И ответил: «Чтобы не было недовольных, устраивающих бунты, чтобы каждое утро начиналось у подданных с улыбки Небу».

Великий Пешеход с благоговением поднял глаза вверх: «Сколько просьб, обращений, слез, требований, жалоб летит в Тебя, Небо, ежедневно. Все жители Мира молят, ругают, взывают, проклинают Тебя. Мы наделяем Тебя могущественной силой, обзываем чёрствым и бесчувственным, а Ты всегда величественно и прекрасно!»

Сердце путника наполнилось любовью и благодарностью. «Нет, — подумал Пешеход, — Небо не служба спасения от неприятностей. Оно не вразумляет и не жалеет, оно посылает знаки. Главное — их не пропустить!

— А ведь мне Толстяк дал совет, про группу добровольцев для короля, а я и не понял! Конечно, он украсил все, как всегда, своими дурацкими шутками, но его идею можно применить. Мне надо с Алеусом немедленно поговорить, — неожиданно решил Нартин.

Он резко развернулся и пошел в противоположную сторону, назад к дому друга. Вскоре Пешеход вновь увидел сквозь ветки крышу и услышал доносившееся гоготание и кудахтанье. Хозяина нигде не было, и гость решил подняться в дом.

Глава 4. «Поганый гриб»

Дом Толстяка был на дереве. Элинор от удивления открыла рот, рассматривая эту чудо-постройку. Конечно, она знала из книг, что такие дома существуют. Люди, вынужденные селиться далеко от города, с древних времен устраивали свои жилища подальше от злобных существ леса.

Элинор за пределы поселка никогда не ходила, знала только одну дорогу, которая вела в город. С ребятами они иногда гуляли по опушке леса, но никто их них не знал, что здесь, неподалеку, есть висящие на деревьях дома.

«Лестницы нигде нет. Интересно, как хозяин туда забирается?» — Элинор стояла за Жаном, задрав голову вверх. Он обернулся к ней, весело подмигнул и дернул за шнур — опустилась платформа.

— Вставай сюда, поднимемся вдвоем, — скомандовал он, глядя на удивленное лицо девочки. «Вжих!» — Платформа взлетела вверх, путники оказались перед дверью.

«Ни тяжелого кольца, ни петель для замка, наверное, хозяин вообще никогда не запирается,» — подумала Элинор. В этот момент дверь распахнулась и на пороге появился пузатый человек с копной каштановых кудряшек и широченной улыбкой. Он демонстративно расправил плечи, принял гордый вид, поправил яркую рубашку и пояс. «Какой большой и разноцветный,» — про себя хихикнула Элинор и стала с интересом разглядывала его одежду и кулон на шее.

— Здравствуй, Жан, познакомь меня с гостьей, — важно произнес Толстяк.

— Ээээ, — протянул мальчик и неловко стал переминаться с ноги на ногу.

— Ты кого ко мне привел? Что скрываешь ее имя? — Толстяк улыбнулся девочке.

Жан озадаченно посмотрел на спутницу. «А мой спасатель даже не спросил, как меня зовут», — неожиданно поняла Элинор и поспешила ему помочь:

— Я Элинор, дочь Варда, — представилась она, назвав свое имя полностью, как было положено при знакомстве во дворце. Важный вид Толстяка предполагал, что следует соблюсти церемонию знакомства по всем правилам.

— Я Алеус, сын Алоя по прозвищу Толстяк-Мудрец, заходи, — очень серьезно ответил хозяин висячего дома.

Элинор показалось, что при имени ее отца Алеус поднял брови, как будто ему что-то не понравилось. Она перешагнула порог и огляделась. Гостиная была просторной, мебели мало, сухие травы и цветы были развешаны по стенам. В углу стояли этажерки с книгами, в середине — большой стол без скатерти, заваленный бумагами, приборами для письма, какими-то причудливыми емкостями, назначение которых нельзя было определить. «Изобретает он тут что-то? Сколько всяких штуковин необычных…» — Элинор рассматривала все, не решаясь проявить любопытство и спросить о роде деятельности хозяина.

— Сейчас чай попьем, потом я уверен, к нам на ужин заглянет гость, — Толстяк весело подмигнул ребятам.

Он загремел посудой, установил тяжелый железный чайник на горелку. Со сосредоточенным видом прошел вдоль стены, отрывая по листочку от каждого из сухих растений. Элинор заметила, что от одного пучка он оторвал два листика, от другого — три, ей казалось, что Толстяк вычисляет, сколько веточек надо оторвать от следующего сухого букетика. «Как интересно он собирает заварку, — подумала она, — мы с бабушкой всегда сыпали пару горстей одинаковых трав, а он думает о каждом листочке, как будто приглашает их в чайник или спрашивает разрешения, согласны ли они быть сегодня заваренными.»

Элинор наблюдала за Толстяком. Он не спеша открыл маленький буфет, что-то неразборчиво сказал и поставил на стол ярко красный заварной чайник. Пузатый, как сам хозяин, чайник в виде дракона с тремя хвостами и изогнутыми лапами выглядел так, словно он живое существо. Казалось, что он сейчас выпрямит свои чешуйчатые ножки и сбежит по столу вниз, полыхнет паром-огнем. По бокам чайника-дракона были глаза из прозрачных камней, один — синий, другой — зеленый. Элинор казалось, что чайник изучает ее точно также, как она его.

— Ааа, — довольно протянул Толстяк, — тебе нравится Таг?

— Таг? — удивилась Элинор. — Кто это?

— Вот он, — Толстяк указал на чайник. — У меня все предметы имеют свои имена.

— Как же ты их помнишь?

— У меня их мало, надо проявлять уважение тем вещам, которые тебе служат каждый день, — Толстяк погладил дракона по голове-крышке. — Таг, дружочек, угощай!

Жан с удовольствием прихлебывал чай и рассказывал, как он спас Элинор с помощью пирога с капустой. Толстяк одобрительно кивал. Девочка хотела тоже включиться в разговор, но не смогла.

— Ты лучше молчи и пей, тебе силы надо восстановить, — сказал ей Толстяк.

Через два часа Элинор стало лучше, страх, оставшийся после происшествия с деревьями-убийцами, понемногу отпускал ее. Удивительный дом и его хозяин способствовали этому.

— Давайте, братцы сыграем в «Поганый гриб», — предложил Толстяк и достал карты. Элинор мы тебя научим, Вард по прозвищу Вечный Садовник любил эту игру.

— Ты был знаком с моим отцом? — она удивленно вскинула брови.

Толстяк не успел ответить, в комнату вошел гость.

Элинор сразу узнала Нартина и широко улыбнулась ему. Она познакомилась с ним, когда гостила у родителей. Нартин часто приходил к отцу, и советники подолгу беседовали, мать их слушала. Элинор было скучны разговоры взрослых, она обычно что — то рисовала или играла неподалеку.

— Приветствую тебя, Элинор, дочь Варда, — поздоровался по этикету гость. — Привет, Жан!

— Приветствую тебя, Нартин, сын Аткана по прозвищу Великий Пешеход, — в тон ему ответила Элинор.

— Ну вас с вашими дворцовыми замашками, — хмыкнул Алеус, — вон Жан совсем растерялся. Пешеход, давай к нам, мы в «Поганый гриб» решили поиграть.

Лицо Нартина было напряженным и серьезным, но, посмотрев на Элинор, он улыбнулся:

— Давайте, — он сбросил плащ и обратился к девочке. — Как ты здесь оказалась?

Жан еще раз, но уже коротко рассказал ее историю. Выслушав, Пешеход забеспокоился:

— Тебе нужно быть осторожной! Мы об этом еще поговорим, расскажешь, почему ты пошла в мрачный лес.

Элинор кивнула Нартину, она все еще была слаба, но карты привлекли ее внимание.

Толстяк не спеша по одной доставал их из колоды и раскладывал на столе:

— У тебя на курсах был предмет «История»? Королей всех выучила? Сейчас проверим! — с ехидством в голосе обратился он к девочке. Алеус увидел в ее глазах испуг и ласково продолжил. — Не бойся, мы отметок не ставим, а играя в «Поганый гриб», ты их всех запомнишь. Смотри, они тут по старшинству: кто древнее, тот имеет самую большую цифру. Эти — до черной Луны, а те — после. Для эльфийских королей зелёный и синий цвет используется. А для людских — коричневый и красный. Элинор рассматривала изображения, все эльфы были на фоне долины, а людей окружал горный пейзаж.

— По истории будешь самой успешной ученицей, — подмигнул ей Толстяк, — только не говори, что про «Поганый гриб» знаешь, это запрещенная игра. Вон, Пешеход переживает, что тебя научим.

Элинор от удивления округлила глаза, только открыла рот, чтобы задать вопросы, но Толстяк не дал ей заговорить, продолжил свой монолог.

— Ты же никому не расскажешь? — доверительно прошептал он. — Ты же понимаешь, что ко всем королям надо почтительно относиться. Они все равны, а в игре получается, что старые лучше, потому что за них очков получаешь больше, — Толстяк хихикнул, заметив неодобрительный взгляд Пешехода.

Элинор быстро поняла правила, с удовольствием включилась в игру и даже два раза выиграла.

— Новичкам везёт, — сказал Жан.

— Ага, — поддакнул Алеус, — а ещё у нее наследственность хорошая. Давайте парами, я чур с Элинор. Он достал огромный, похожий на камень, кусок темного шоколада, отбил от него часть и запихнул в рот.

— Обойдешься, играть парами, — возразил Пешеход. — Почему никого не угощаешь, один лопаешь?

— Пожалуйста, но он невкусный, горький. Вы такой есть не будете, — Толстяк поставил тарелку с каменным шоколадам на стол, — могу и поделиться.

— Кто-то очень жадный! Твоя душа темна, как этот шоколад, — язвительно заметил Пешеход, добывая себе большущий кусочек угощения. Ребята последовали его примеру. Жан с Элинор переглядывались и хихикали над старшими друзьями.

Когда игра окончилась девочка взяла две карты и спросила:

— У эльфийских и людских королей разный пейзаж. Это имеет какое — то значение?

— Хорошо, что спросила, — похвалил Пешеход. Значение большое. Тебе отец рассказывал когда-нибудь об ударяющей магии?

— Нет. А он что, ею владел?

Нартин утвердительно кивнул. Элинор от удивления расширила глаза, ожидая рассказа. Но тут Пешехода перебил Алеус:

— Я думал, ты спросишь почему игра называется «Поганый гриб»? — он хихикнул и достал яркий смешной колпак.

Элинор подошла к Толстяку ей показалось, что он специально перевел разговор на другую тему, но она решила поддержать беседу:

— Алеус, а почему игра называется «Поганый гриб»?

— При дворе короля принято, что тот, кто проигрывает, должен полдня носить дурацкую оранжевую шляпу с зелеными крапинками, похожую на верхушку ядовитого гриба.

— А если проигравший отказывается надеть шляпу?

— Тогда его в новую игру не берут, а Его Величество может лишить своей милости.

— А если проигрывает король? Он тоже носит шляпу? — допрашивала Толстяка Элинор.

— Да, гордо расхаживает в ней по залам, все ему кланяются. «Поганый гриб» считается королевской игрой, за стенами дворца в нее запрещено играть.

— Алеус, ты же сегодня проиграл! Ты на полдня «Поганый гриб»! Где твоя шляпа? — стала дразнить его Элинор.

— Тшшш. Шляпа во дворце у короля. Так что я без нее, но могу надеть вот это, — Толстяк нацепил оранжевый с зеленным точками колпак.

Элинор и Жан рассмеялись.

— Мы тут не носим шляпу, когда проигрываем, — важно произнес мальчик-эльф.

Элинор обратилась к Пешеходу:

— Нартин, а ты носил шляпу в замке?

— Носил, и отец твой тоже, — рассмеялся тот.

Для Элинор это было открытием, всегда строгий, серьезный и властный отец, которого девочка частенько побаивалась, оказывается тоже мог подурачиться и надеть шляпу гриба.

Элинор вспомнила, как отец однажды вместе с ней пошел на праздник Цветной Радости, как они веселились, восхищались, что деревья их обсыпают разноцветной пыльцой. Вспомнила пир во дворце в честь дня Середины лета. Отец тогда переоделся в костюм Снежного покровителя, поздравлял всех, шутил. Но все же игра и шляпа поразили Элинор, другие знали об отце то, что не ведала она, и ей было очень важно об этом услышать.

Но больше всего Элинор хотелось узнать не про шляпу, она многозначительно посмотрела на Нартина. Тот понял ее вопрос:

— Я расскажу тебе о магии. Отец тебя познакомил бы с ней тоже, может чуть позже, хотя твоя мать была против. Но, думаю, время пришло. Толстяк, согласись, что Вард одобрил бы разговор, особенно в связи с последними событиями в мрачном лесу.

— Мне Жан по дороге рассказал, что у эльфов есть стелющаяся магия, — перебила его Элинор, — теперь ты говоришь, что отец владел ударяющей. Что, есть еще какая-нибудь?

— Нет, только две. Дай карты, — Пешеход показал на изображения, — видишь пейзаж позади королей-людей? Там скалы, ударяющая магия создавалась в горах. Энергия не могла свободно течь, ударялась о камни, заклинания нужны были очень четкие и короткие. А в долинах магическая сила могла разливаться, не встречая препятствий. Заклинания для нее длинные, напевные.

Давным-давно и люди, и эльфы обладали равными способностями к магии. Люди жили рядом с горами, эльфы в долинах. Первые развивали ударяющую магию, вторые — стелющуюся. Но вмешались в их жизнь молнии-охотницы — Регидны. Люди и эльфы объединились против общего зла. Каждый из них выбрал свой способ защиты.

Элинор очень хотелось перебить Нартина, сказать, что это она и так помнит, но она удержалась, понимая, что сейчас узнает тайну. Но тут Пешеход прервал рассказ сам и спросил:

— Что ты знаешь из курса истории?

Девочка напряглась, как будто ей предстояло ответить урок. Толстяк заметил это и так смешно стал покачивать колпаком, что Элинор расслабилась и улыбнулась. Потом она перевела взгляд на Жана, история гибели его матери из-за нападения Регидны была настолько свежа в памяти, что Элинор опасалась причинить ему боль, заговорив об этом.

Пешеход перехватил ее взгляд и догадался о чувствах девочки, тоже посмотрел на Жана. Мальчик-эльф одобрительно кивнул им обоим и Элинор ответила:

— Короли их воины противостояли Региднам с помощью магии, люди создали Железные башни, которые отпугивали молний-охотниц. А еще нам рассказывали, что названия денег произошли от численности отрядов воинов.

Пешеход кивнул и принялся рассказывать дальше:

— Продолжительность жизни людей и эльфов раньше была одинаковой, они обладали равной магической силой. Но потом все изменилось.

Все быстро поняли, что охотницы нападают на существ, обладающих наибольшей магической силой. Люди перестали использовать магию, чтобы обезопасить себя от молний. Эльфы напротив, магию развивали, но выбрали жить замурованными внутри города, никогда не выходить за его стены, быть под защитой Железных башен. Детей эльфы старались не заводить, их жизнь становилась все длиннее, сила питала их. А люди, напротив, селились за пределами города, их численность росла, детей становилось все больше, они осваивали новые земли.

Только некоторые из людских родов хранили секрет Дара — древнего магического жеста, который передавался из поколения в поколение. С его помощью можно овладеть магией очень быстро. Не все хотели хранить Дар, многие стремились защитить своих детей от Регидн, поэтому предпочитали забыть неудобные знания. Человек без магии для молний-охотниц интереса не представлял.

Но смелые всегда находились среди людей, они получали Дар — жест и учились пользоваться им. Существовали даже такие, кто изучал магию и вовсе без родового жеста и преуспевал в этом. Но таких смельчаков становилось все меньше.

— Выходит, отец получил Дар, но он погиб, и жест силы мне не достанется, — загрустила Элинор.

— Поздно уже, мы еще поговорим на эту тему. Поживи у Толстяка несколько дней, я скажу твоей матери, где ты. А сейчас иди спать, Элинор, ты слаба, — голос Пешехода был очень серьезен.

Жан попрощался и побежал домой.

Элинор разбирала постель и слышала, как Пешеход и Толстяк о чем-то спорят, стараясь говорить потише, слов было не разобрать. «Скрывают они от меня что-то, — подумала девочка, но тут же ее мысли переключились на отца. — Каким он был? Сколько всего, чего я не знала о папе, сегодня рассказали Пешеход и Толстяк».

Дочка побаивалась папу, он требовал, от нее успехов в учебе, ожидал, что она на курсах станет лучшей ученицей. О своих промахах Элинор боялась рассказать ему. Нет, он не ругался, но дочери было неприятно видеть досаду на его лице и вопрос: «Ну, что же ты? Как ты могла не справиться?» Элинор приучилась молчать, если были неприятности.

Отца она видела редко, а когда встречалась с ним, ей ужасно хотелось, чтобы папа был не суров, а радостен. Она изо всех сил старалась заслужить его внимание, получить от него похвалу. Элинор вспомнила, как однажды задала папе какой-то умный, с ее точки зрения, вопрос. Но отец удивленно и даже рассержено вскинул брови и сказал: «Неужели ты этого не знаешь? Ради этой ерунды ты ко мне подошла?» Она не нашлась, что тогда ответить. Ей стало очень стыдно. Признаться, что вопрос ей этот был совсем неважен, что это только был повод заговорить с ним, она не посмела.

Элинор тихо всхлипнула, слезы побежали по щекам. Воспоминания продолжали течь рекой.

Бабушка часто ругала отца и жалела мать. Родители Элинор все время откладывали приобретение дома из — за постоянных отъездов в другие города. «Твой отец специально не покупает особняк, нравится ему жить в комнатах королевского дворца и настойку шиммы с друзьями там пить, — ворчала бабушка. — О жене совсем не думает, да еще голос повышает на нее».

Мать заходила проведать дочь чаще, чем отец. Каждый раз Элинор с бабушкой, сидя за чаем, выслушивали ее бесконечные жалобы на мужа. Бабушка во всем поддакивала своей дочке. Они обе видели в Элинор союзницу, которая должна поддерживать их разговор о том, какой плохой характер у ее отца. Иногда Элинор и правда, так думала, она жалела несчастную мать и сердилась на папу. Но чаще ее детское сердце рвалось на части, она любила отца, признавать, что он плохой ей было больно. Но пойти против бабушки и мамы было нельзя. Элинор все больше молчала, предпочитала слушать и кивать.

Как же часто ей не давала покоя мысль, что она предательница, то по отношению к отцу, то — к маме и бабушке. Последние часто убеждали ее, что она должна быть на их стороне, и Элинор казалось это правильным.

Сейчас, лежа в темноте, она вспомнила, как папа с ней занимался, разъяснял ей трудные примеры с курсов, как сам ей сделал ей кукольный домик с мебелью, а мог бы купить у мастериц. Как они вместе делали мозаику, подбирали цветные стеклышки и очень радовались, когда складывался правильный узор. Как отец ходил с ней, малышкой, по дворцу и представлял ее всем свои друзьям, гордо говорил: «Познакомьтесь, это моя дочь!»

Слезы продолжали катиться на подушку. «Почему я всегда должна была разрываться на две части?» — этот вопрос крутился у нее в голове.

«Как неожиданно сегодня друзья папы открыли мне его с той стороны, о которой я ничего не знала», — думала Элинор. Вдруг яркой вспышкой высветилась мысль: «Мне во что бы то ни стало следует изучать магию, как отец!»

Это решение захватило все ее существо, слезы высохли. Она задумалась о том, как события стремительно меняются ее в жизни. Элинор глубоко вздохнула несколько раз. Дом Алеуса хранил в себе покой, приятные запахи сладких трав перемешивались с горькими, убаюкивали девочку. Она не заметила, как уснула.

Глава 5. Заговор

Выйдя от Алеуса, Великий Пешеход направился к матери Элинор. Он решил поговорить с ней немедленно, несмотря на поздний вечер. «Новый муж Теи — эльф Элтиан — будет недоволен визитом… Ничего, переживет. Девочке грозила гибель в темном лесу. Он наверняка сопровождал ее мысленным взором по просьбе матери, но ничего об опасности не сказал Тее. Иначе как объяснить, что они Элинор не ищут? Тея уверена, что дочка находится одна в бабушкином доме, и что с ней все в порядке?» — размышлял Пешеход, быстро шагая по пустой улице.

Аллея к особняку Элтиана освещалась цветами ноонги, их тусклый свет давал возможность разглядеть дорожку только на шаг впереди. Дом черной громадиной возвышался в глубине сада. Прежде чем постучать в парадную дверь, Великий Пешеход огляделся: «Всегда есть незапертые боковые входы для посыльных или слуг. Может лучше войти там, послать за Теей? Тогда с Элтианом не придется здороваться и общаться».

Его привлек луч света, выбивавшийся слева из приоткрытой двери. Великий Пешеход толкнул дверь, вошёл в небольшой темный коридорчик и огляделся — никого не было. Он двинулся вперед, и тут до него донеслись тихие ровные мужские голоса. «Слуги бы не стали так неторопливо беседовать. Что это за собрание в столь поздний час?» Пешеход пошел на звук, свернул за угол и оказался рядом с массивной вазой. Он поспешил спрятаться за ней, осторожно заглянул в высокий проем зала. Огромная ваза защищала его. С его места комнату собрания было хорошо видно. За столом сидел Элтиан и трое вечноживущих. «Что это они не в центральном зале собрались? Прячутся? Кто их может заметить в доме? Разве что Тея?» Пешеход коснулся вазы — холод мрамора оставил неприятное ощущение на пальцах. Он встал поудобнее, окинул взглядом помещение.

Холодный серо-голубой цвет со всех сторон просачивался в пространство. Картины, обивка мебели и стен, бокалы и даже книги на столе сочетали в себе все оттенки синего и голубого. Предметы были изящны, но скучны в своем единообразии. Пешеход про себя отметил, что в комнате нет ни одной яркой детали, за что бы мог зацепиться взгляд. Казалось, что даже сам огонь свечей отдавал синевой. На подсвечниках, как слезы, свисали прозрачные подвески хрусталя. Они должны были отражать яркий огонь, но их верхняя часть едва отсвечивала жёлтым, а в нижней мерцали холодные белые огоньки.

«Ни тепла, ни радости, ни уюта. Как Тея тут живет? Понятно, почему Элинор сбежала,» — мелькнула мысль у Пешехода.

Будучи советником короля, которому не раз приходилось ездить в соседние города для переговоров, Великий Пешеход привык осматривать залы и даже коридоры до начала встречи. Он знал, что информацию о людях несут мебель и предметы. Умение наблюдать ему не раз помогало прийти к правильным выводам еще до начала переговоров.

Сегодняшняя неприветливая обстановка в доме не вызывала у него желания общаться с эльфами. «Возвращаюсь. Теи тут явно нет», — решил он.

Вдруг до него донеслось: «А вот напугать его как следует надо! Пусть Его Величество подумает о том, что мы обладаем силой и легко можем подчинить себе людей».

«Ого! Похоже, тут эльфы что-то затевают! Неужели, решили перейти от угроз к действиям?» — насторожился советник.

Он замер и обратился в слух, стремясь не упустить ни одного слова, ни одной реакции вечноживущих. Холод мрамора ему был неприятен, но Пешеход прижался к вазе, как будто стал ее частью, статуей, вырезанной вместе с ней из единого куска камня.

— Осознаю, что это опасное предложение, — Элтиан встал, обвел собравшихся взглядом. — Подумайте, нам проще потерять на пару дней Силу, чем продолжать убеждать короля. Все разговоры с ним не принесли успеха, за этот сезон он дважды повысил налог на торговлю. Он увеличивает армию. Наша первая задача — убить всех, включая хозяина, в доме чиновника Тарита, — отчеканил эльф.

— Ты предлагаешь нарушить тысячелетний договор между эльфами и людьми, — возразил сидевший справа гость. — Нам разрешено контролировать только торговцев.

«Хм, Тарит… Зачем он им понадобился? Этот маленький, прилизанный, самодовольный чинуша. Только из — за того, что он ведает сбором налогов с торговцев? Тарит не принимает никаких решений, Элтиану и остальным это хорошо известно. К тому же он не ссорился с эльфами никогда. Тарит не семи пядей во лбу, но свою работу выполняет, никуда не лезет, король ему доверяет… Если бы они хотели устроить государственный переворот, то для начала им бы следовало убрать меня». — Пешеход анализировал услышанный диалог.

Повисла пауза, Пешеход ждал, что же последует далее. «Как Элтиан их убедит?» Но вечноживущие не проронили больше ни слова. «Перешли на безмолвную речь? Или обдумывают план?» — он старался угадать по их лицам, что происходит. Но застывшие полуулыбки эльфов не выражали ни напряжения, ни радости.

Вдруг два члена собрания подняли руки в знак согласия с Элтианом. Их оппонент кивнул и тоже молча вскинул ладонь.

Четверо вечноживущих наклонили головы, объединив сознания.

Великий Пешеход не стал дольше задерживаться. До дома Тарита быстрым шагом можно добраться за десять минут. Он отлепился от вазы и неслышно проскользнул к входной двери.

«Быстрее. Только бы успеть», — пронеслась единственная мысль.

В этот момент из дворов, расположенных неподалеку от дома чиновника, вышли четыре ремесленника. Каждый из них был вооружен. Скорняк и плотник взяли по здоровенной дубине, кузнец нес молоток, сапожник — тонкий металлический прут и факел. Они встретились около дома Тарита. Не разговаривая между собой, мужчины навалились на ворота, легко открыли их.

Скорняк, самый рослый среди них, ударил дубиной по голове слугу-садовника, оказавшегося так некстати около ворот. Тот осел, не издав ни звука. Ремесленники беспрепятственно вошли во двор. Сапожник неловко завертел головой, осматриваясь, затем подбежал к флигелю, разбил прутом стекло и кинул факел внутрь. Остальные двинулись к главному входу в дом.

Тем временем Великий Пешеход перескочил через невысокую ограду сада, направился к дому. Его заметил конюх с веревкой в руках, грубо окликнул, решив, что ворвался вор. Пешеход на бегу крикнул привычное:"С дороги! Идёт советник короля! Быстро за мной, нападение на дом!» Двое любопытных поварят, заслышав шум, выглянули из окошка и тут же скрылись. Началась суета. Раздался чей-то вопль: «Пожар!» И в самом деле над флигелем уже виднелись языки пламени. Крикнув на кухню поварам собирать людей и нести ведра с водой к флигелю, Пешеход побежал дальше. Конюх следовал за ним. В доме зазвучали голоса, зазвенели ведра, захлопали двери.

Злоумышленников заметили быстро, их силуэты легко можно было различить в вечернем свете яркой луны. Дворецкий, выбегая из боковой двери дома, громко закричал: «Держи их!»

Слуги стали выбегать на улицу, хватая на ходу кто палку, кто топор, кто мешок. Сапожник, услышав крик, как-то неловко обернулся и бросился наутек. Но тут же наткнулся на стоящую рядом скамейку, на ходу ударился об нее и упал, выронив прут. Его схватили, накинув на голову мешок, и связали руки за спиной веревкой.

Трое оставшихся ремесленников уже добрались до крыльца дома. Но только они хотели открыть дверь, как она сама распахнулась и им навстречу вышел Тарит, взлохмаченный, без обуви, в халате, но вооруженный мечом. Непрошенные гости явно растерялись, попытались отступить, но конюх, Пешеход и дворецкий подскочили к ним сзади — драка, не успев начаться, сразу закончилась. Ремесленники не поняли, как один из них получил удар по голове, другой оказался лежащим на траве. Скорняк продержался дольше всех, но и он был связан. Конюх, довольный, потирал руки и проверял веревки, уверяя всех, что это его личное имущество, и за то, что они не развяжутся, он ручается. Он попытался поговорить со скорняком, но тот тупо смотрел в одну точку и не двигался.

Тем временем повар с поварятами потушили пожар во флигеле. К счастью, ветра не было и недавний дождь оставил свой глубокий мокрый след на крыше и стенах постройки, огонь не успел ее сильно повредить.

— Чего ему в голову взбрело сунуться к нам? У скорняка свое дело, без работы и без денег никогда не сидел, — недоумевал конюх. — Да и на пьяного он тоже не похож, как больной какой-то сидит. Вряд ли мы бы его так быстро схватили, будь он здоров, необычайной силы человек, точно знаю. Советник, вы уж разберитесь, чего это они приперлись к нам? Скорняк — хороший человек, ручаюсь за него.

— Разберемся, — коротко ответил ему Великий Пешеход, потирая ушибленный в драке локоть, а про себя подумал: «Удивили мы эльфов, не сумели они управлять людьми так, как хотели. Трудно будет доказать, что ремесленники действовали не по своей воле, но я это сделаю».

— Тарит, вас завтра утром будет ожидать король с докладом, — советник обрался к хозяину дома, который с благодарностью и испугом взирал на него.

Великий Пешеход еще раз осмотрел ремесленников, они все также бессмысленно таращили глаза и молчали. Он распорядился отвезти нападавших в королевскую тюрьму, а сам направился во дворец. Проходя мимо ворот Пешеход заметил очнувшегося садовника, который с недоумением оглядывался по сторонам.

— Да ты, братец, самое интересное пропустил, — ответил на его невысказанный вопрос Пешеход и скрылся за воротами.

Советнику предстояло решить множество вопросов, касающихся политики в государстве. Короля нужно было известить немедленно о случившемся, и уже с утра провозгласить новый указ, касающийся налогов. «Интересно, как мне удастся уговорить короля? Может, беседа с Таритом на него подействует?»

Великий Пешеход составлял план доклада. «Завтра необходимо объявить жителям о наборе в группу добровольцев. Королю это решение понравится, — ухмыльнулся он. — Интересно, сколько человек согласится выполнять все указы «королевской доброты»? Ах да, надо не забыть объявить о награде за добросовестное следование указам Его Величества «О приумножении доброты в городе».

Главный советник размышлял о государственных делах. Он отложил разговор с матерью Элинор на более удобное время.

Глава 6. Колбочки

Элинор проснулась поздно, она лежала и слушала, как капли дождя вытанцовывают по крыше, отстукивая однообразный ритм. Тоненькие струйки воды то здесь, то там, стекали по стеклам окна, то переплетаясь между собой, то расходясь снова. Свет из окна казался серым, а елка, что стояла неподалеку от дома почти черной. Дождь и не думал прекращаться. Вставать не хотелось, из-за двери доносились звуки:

«Что это там Алеус делает?» Ей было слышно, как Толстяк напевает себе под нос и гремит посудой. Любопытство взяло верх над сном и заставило Элинор оторвать голову от подушки.

Девочка вышла на террасу в тот момент, когда Алеус с грохотом поставил на металлическую подставку тяжелый вскипевший чайник.

— Привет! Дождь с утра, а мне надо в город. Завтракай, а потом почитай сказку, — Толстяк сунул ей в руку книгу. Взглянув на обложку Элинор ответила:

— Я ее знаю. Бабушка рассказывала. Я не люблю эту историю.

— Все равно прочти, — настаивал Толстяк, узнаешь от меня продолжение.

Элинор потянулась за ароматным хрустящий хлебом. С удовольствием намазала его маслом, откусила большущий кусок и принюхалась к аромату травяного чая.

— У тебя там, плоды дерева стилу, обожаю их вкус!

Когда с завтраком было покончено, Элинор задумалась, чем же ей заняться в такую плохую погоду. Но Алеус тут же напомнил:

— Книжку бери и читай вслух.

Книга была старой, серой, и напоминала ей скучные учебники, от которых вечно пахнет сыростью и тянет в сон.

— Ты прям, как учитель на курсах, — зевнула девочка, открыла книгу и нехотя прочитала. — Легенда о Рег, которая не любила свой дом.

* * *

— Мама, какой у нас ужасный дом! Мы живём в землянке, и кроме этого круглого маленького окошка над дверью в нем нет больше ни одного. Вот бы нам жить в просторном доме на горе над морем, и чтобы двери и окна были от пола до потолка, — мечтала маленькая Рег. — Мне постоянно снится сон, как я выхожу из огромных дверей и любуюсь просторами.

— Кто ругает свой дом, тот накликает себе несчастья, — говорила ей мать.

Каждый выходной мать с дочкой ходили в город, на рынок. Для Рег это был праздник. Она глазела по сторонам, то и дело останавливалась у красивых и диковинных вещей.

Однажды на многолюдной рыночной площади мать потеряла дочку. Она бегала, звала ее, надеялась, что добрые люди приведут ее домой. Но малышку никто не видел. Мать горевала и верила, что дочка вернется живой и невредимой. Мать не могла знать, что маленькую Рег похитила злая ведьма и унесла в свой темный лес.

Конец ознакомительного фрагмента.