Тайна времени, или Весть из будущего

Елена Шапошникова, 2019

В этой повести художественный вымысел переплетается с документальными событиями. В занимательной форме повествования юный читатель прикоснётся к тайне бытия, тайне времени, тайне параллельных миров. Мир вокруг нас не перестаёт поражать непознанными явлениями и необычными фактами, которые интересуют не только писателей и учёных, но и вдумчивых любознательных читателей – как школьного возраста, так и взрослых.

Глава первая

Когда Максимке исполнилось 10 лет, мама отдала его в специализированную школу, чтобы он изучал английский язык. И каждый день Максимка старательно повторял:

— My name is Maxim. I go to school. After school, I go to walk. My mother makes fried chicken.

Почувствовав, что проголодался, Максимка крикнул:

— Мама, у нас есть жареный цыплёнок?

— А почему ты вспомнил про жареного цыплёнка? — спросила мама.

— Потому что тут написано про жареного цыплёнка, которого сделала мама.

— Завтра будет тебе жареный цыплёнок. А сегодня придётся ограничиться жареной картошкой.

Хватит, надоело учить эти дурацкие фразы, решил Максимка. Ну почему все люди не говорят по-русски? Ведь как хорошо говорить на русском языке. Слова можно менять местами. Например, «цыплёнка жарит мама». А если говорить по-английски, то на первое место надо обязательно поставить слово «мама», а если наоборот, то получится, что «цыплёнок делает жареную маму». Так объяснила ему мама. Когда-то давным-давно она хотела учить английский и стать переводчицей. Но для этого надо было ехать в Москву, а у мамы не было денег. И потому она стала журналисткой и работала на радио и телевидении. А когда у неё появился Максимка, ей и вовсе стало некогда учить этот английский. Но так как это была её мечта, то она решила, что английский должен знать её сын Максимка. А ему так не хотелось учить язык, подражать учителю, как обезьяна.

— Тук-тук-тук, — это мама показалась у дверей комнатки, крохотной, но его собственной.

— И зачем мне этот английский, мамуля?

— Ну как зачем, все образованные люди должны его знать, потому что этот язык — самый распространённый в мире, международный.

— А почему он так распространился?

— Потому что у англичан было мало территории, они стали захватывать чужие земли и открывать там свои колонии. Кроме того, у английского языка почти нет падежей и грамматика очень простая. Но, как я тебе уже говорила, в этом языке надо строго соблюдать порядок слов, как солдаты соблюдают дисциплину. Подлежащее, стань на первое место! Сказуемое — на второе место!!! Ты меня слушаешь? Нет, чем ты сейчас занимаешься?

— Тебя рисую. Видишь, глаза большие, волосы длинные.

— А почему я толстая и ноги буквой О?

— Ну хорошо, вот тебе другие ноги.

— Ну вот, а теперь буквой X, — возмутилась мама.

— Мамуль, а Сёмка похож на себя? Смотри, хвост пушистый, глаза круглые, уши-треугольнички…

— Ты лучше себя изобрази.

Максимка изобразил. Носик, веснушки, ротик, глазки-щёлочки… От смеха… Любил корчить всякие рожицы… Не забияка, не хулиган, а просто проказник… Да-да, Максимка и Сёмка часто проказничали, но мама их не наказывала, а только смеялась над их проделками.

Максимка любил слушать, когда мама смеялась. Тогда Максимке казалось, что это звенят маленькие колокольчики…

Когда же мама плакала, ему казалось, что у неё из глаз вытекают маленькие хрустальные бусинки, и ему хотелось собрать их в ладошку.

А когда мама сердилась, Максимка думал, что она нарочно изображает воспитательницу-домоправительницу Фрекен Бок из его любимой книжки про Карлсона. Он представлял Фрекен Бок в виде огромного шкафа, который можно было поставить на бок, — потому и Фрекен Бок!

Её голову можно было приклеить к боку — ведь ширина и длина её тела были одинаковыми, как у низкого квадратного шкафа.

А вот его тоненькой маме вовсе не подходил этот строгий низкий голос Тети-Шкафа-На-Боку, и Максимка делал всё, чтобы мама не подражала этой противной домоправительнице.

Впрочем, мама не умела сердиться долго, она делала строгое лицо, старательно хмурила брови, а Максимка, чувствуя свою вину, предпринимал всё, чтобы вывести маму из состояния сердитости. Он смешно копировал её лицо, сдвигал брови, оттопыривал нижнюю губу и становился таким потешным, что мама не выдерживала и начинала смеяться. И, чтобы скрыть своё неумение быть настоящей воспитательницей-домоправительницей, начинала оправдываться: «Ой, это у меня нервное, я смеюсь сквозь слёзы…»

Но Максимка ясно видел добрые смешинки прощения в её глазах и продолжал корчить смешные рожи, подняв углом брови и горестно опустив уголки губ. И мама, рассыпавшись колокольчиками смеха, начинала целовать его упругие щёчки, которые она называла «яблочки».