Ковид, который меня не убил

Елена Шагиахметова, 2022

Корабельный журнал ковидного больного. Ковид, который меня не убил, но превратил в другую. История человека, который болел и выздоровел после ковида, но не совсем. Он думает, что стал другим.

Глава 2. Бред в июне

23 июня. Когда после сна отходят всякие отрыжки жидкости и появляются вокруг разные противные запахи, это значит, что человек забродил и протухает. Ковид застает врасплох. Да. Ты просыпаешься утром, слегка в ознобе, и думаешь, что ночью надо было не полениться и взять второе-третье одеяло, потому что в комнате холодно и на улице уже неделю льют дожди. Потом замечаешь, что начинает болеть голова, а руки и ноги болят, не переставая. Тогда ты доползаешь в одеяле до градусника и видишь это: 37,8. Чего не было уже года два. Ты думаешь, что пора принять пентальгин, но пентальгин уже весь сьели пациенты, а аптеки тут нет. Зато тут есть ампулы с анальгином и много других лекарств, ведь это медпункт. Медпункт детского лагеря, первый сезон, я подрабатываю тут врачом летом. И больные, и раненые приходят сюда каждые полчаса, днем и ночью.

Ты встаешь на автомате, смотришь очередного заболевшего, лечишь, иногда оставляешь их в изоляторе на ночь. А в это время тебя уже раздирает эта боль и слабость во всех местах, и единственное желание — завернуться в верблюжье одеяло. И так проходят 3 дня, в полусне, несмотря на анальгин из ампул. Мозг стал маленьким и темным, реагирует только на приход очередного посетителя, днем и ночью. Мысли больше не появляются, как вспышки света: они долго плутают по темным лабиринтам в голове, и большинству из них не удается найти выход наружу. Мысль приходит в голову, и я успеваю ее записать прежде, чем забуду — так было раньше. Сегодня я должна повторить эту мысль и запомнить покрепче, прежде чем начинать включать смартфон, заметки. Записывать мысли и события в смартфоне — привычка старого активного пользователя сетей.

Потом ты вспоминаешь, что если свербит в глотке, то надо уже закачивать организм антибиотиком, слава богу, его тут полный шкаф, может быть, это меня и спасло. Три раза в день ты идешь в столовую и не можешь ничего есть, вся еда кажется отравленной, слишком горькой или невыносимо соленой. Одна помидорка без соли до обеда и одна после. И много стаканов горячей воды и чая с молоком. За 4 дня минус 4 кг веса, весы тут тоже есть. Хлеб, сыр и соль вообще нельзя взять в рот, извращение вкуса. ПОЗЖЕ Я УЗНАЮ, ЧТО ЭТО НАЧИНАЕТСЯ ПОРАЖЕНИЕ МОЗГОВЫХ АНАЛИЗАТОРОВ ВИРУСОМ. Мозг не узнает привычную еду. Там, в анализаторах, свистопляска, как в сломанной музыкальной шкатулке.

Соответственно, не переношу любую еду с солью, овощи, суп и мясо, и все меню, кроме, представьте, молочной лапши, которую все ненавидят. Самое ужасное, что не могу пить кофе по утрам, нечем поднять давление и включить мозг. Я говорю «не могу пить», но на самом деле даже представляю кофе с отвращением. На 4-й день в короткий момент просветления появляется подозрение, что это не просто простуда, открываю пузырек с нашатырным спиртом, нюхаю — и ничего. Вообще нет запаха, слезы текут, а запаха нет. И так непрерывно, днем и ночью. Курить вообще невозможно. На пятый день медсестра уезжает в город на похороны родственника, и ты остаешься во главе медпункта совершенно одна, ежедневно глядя на свои 37,7 и 37,8. Похороны родственников и знакомых, даже тех, кто был неизлечимо болен несколько лет, становятся подозрительно частыми.

Практически все оставшиеся до конца сезона 4-5 дней проходят под тремя одеялами, при включенном смартфоне, совершенно без сил, лежа на кровати. Я даже готовлюсь к этим моментам полной потери сил и ознобу: успеваю дойти до соседнего корпуса, где есть еще несколько одеял и перенести их в медпункт. Однажды привели девочку, которая хотела только лежать, у нее была необъяснимая слабость, рвота и температура час назад. Как потом выяснилось, она объелась конфет, которые ей привезли родители. Я уложила ее в свою кровать, поставила рядом ведро и сладкий чай с молоком, ушла в другую комнату и упала на кушетку. Так мы проспали полчаса или час. Потом приехали ее родители и увозили ее домой уже почти совсем здоровую. А мне становилось все хуже.

Я не хотела только умереть, но я не боялась умереть. Думала, как умереть без проблем для своих детей, чтобы это событие не оставило им неприятных воспоминаний. Еще я думала, что если закружится голова и я упаду, то разобью себе голову или сломаю ногу: тут каменный пол, как на вокзале.

Я не помню, сколько дней или ночей прошло. Мои вещи собраны за 3 дня до отъезда и стоят напротив кровати. Я хочу домой. Иногда я забываю, как и зачем листают смартфон и засыпаю лежа или сидя за столом, глядя в раскрытый журнал, где я должна что-то писать. Смартфон падает со стуком на каменный пол. Смартфон в лагере — единственная связь с внешним миром. Когда мы все, взрослые и дети, заехали в лагерь с отрицательными ПЦР, нам тут же объявили, что мы не сможем выйти за территорию до конца сезона; до 30-го июня ворота заперты на замок, и на воротах охрана. Только так мы сможем защитить себя от ковида. Даже родители, которые постоянно приезжали с вещами и передачами для детей, общались с ребенком через забор, на расстоянии 2 метра.

На самом деле это правило оказалось не для всех. Ежедневно часть персонала уезжала в город на выходной день, приезжали комиссии с проверками, привозили курьеры продукты и многое другое. Изолироваться не удалось. Дней 10 все было спокойно, а потом дети и воспитатели стали болеть все чаще. И кто-то из них заразил меня. Дети обычно заражают взрослых. Никто не должен знать, что я болею, потому что это детский лагерь отдыха, и мне некуда бежать, меня никто не заменит, мне не заплатят обещанные 40 тысяч рублей (минус подоходный). Охрана не выпустит меня за ворота: вокруг в стране бушует ковид, а в лагере его не должно быть. Не должно быть и ангины, и никаких ОРВИ.

23 июня. Немного пионерской правды. С введением ковидных ограничений в лагере наблюдается резкий спад до нуля орви, насморков, ангин, трахеитов, бронхитов. Все сопли и ангины в детских коллективах теперь называются синдромом адаптации, аллергическими реакциями, и я не знаю, что еще писать, чтобы не ворвался оголодавший за 2 года запретов лагерей роспотребнадзор и не закрыл учреждение надолго. Они, кстати, не предъявляют мне свой ПЦР, когда заходят с проверками в лагерь. Может, они и занесли нам ковид.

Дальше идет сплошной бред от ковида:

23 июня. «Сенат Чехии». Ничего смешнее ВВС уже не придумать.

23 июня. Не каждый бомж выдержит такой дубак. Достали своей «кукушачкой» и дискотекой. Я живу тут, как в концлагере. Сделать полную ревизию и список багажа. До 30-го, конец сезона. В чем стресс моей жизни здесь? Забор. И срок.

23 июня. Кого агитировать? Этих неподвижных фельдшеров? Чтобы работать по 4 часа 4 дня, как в Германии. Или доказывать министрам, что они неправы? Увольте.

23 июня. Ковид возникает, зарождается из воздуха. Возьмите пробирки, наполните воздухом и через три дня там появится ковид.

23 июня. По сравненью с нефтегазовыми запасами страны, которые качать и качать, вопрос о 8-часовой смене медработников — просто писк комара, спичка, зажженная на ветру, осенний лист, сорвавшийся с той самой березки, что во поле, под ветром склоняясь, растет. Как и другие народные стоны. Забавно. Я поселила оловянного солдатика на своей странице, на самом видном месте.

23 июня. Обмануть, чтобы сохранить свою жизнь, комфорт, можно временно. Люди не крысы, но похожи на них. Собаки едят собак и крысы едят крыс.

23 июня. Погода совсем не летняя. Хочется завернуться в длинное толстое одеяло из верблюжьей шерсти, сидеть на балконе в кресле и страдать. Как говорится, будем ждать кризиса. Либо все уволятся и останутся самые тупые фельдшеры, либо будет еще хуже.

23 июня. Больше всего бесит в лагере меню. Кофе, который все дома пьют по-разному, но здесь должны пить одинаково. Баланда, нет выбора. Пока. Но я внезапно встретила этого начальника поезда и почувствовала, как просыпается ненависть. Как верхняя губа оголяет клыки.

24 июня. Идут 2-3 сутки бессонницы. Сайт льет новости, которые не новости, а просто навязли у всех на зубах, не сенсации, не интересные. Может быть, это такой способ фбсуществования? Провоцировать всех без исключения.

24 июня. Агрессивность мамаш тем сильнее, чем они беднее. Они грубые и необразованные, как правило. Одни любят пиво, другие — батюшку.

24 июня. 17 июля время Ч. Остановятся фабрики и заводы.

24 июня. Бог вас, конечно, накажет за мои слезы.

24 июня. У нас теперь не губернатор, а рупор. Чуть что: губернатор в инсте. Туда теперь все сми за текстами ходят. Чуть зазевался с новостью, а губер в инсте уже опередил.

24 июня. Можно ли назвать политической статьей, если речь о трудовых правах? А, митинг.

24 июня. Вообще я создана для пары, судя по всему. То есть я конкретно не знаю, чем себя занять без объекта обожания, хоть бы и в телевизоре. Собачонка. И вот это в нашем обществе считается стыдным, постыдным. Пусть кошки страдают, и то под вопросом.

Потому что не было случая, чтобы на меня озлобился объект. Никто не бил, не доводил. Было раз, что я связалась с одним по расчету, хотя там и секс был достойный. А сам был просто тварь. Но бегал за мной, его легко было заставить страдать, потому что по жизни дефективный. Но вот как-то удачно я от него отделалась, недолго пугал звонками и смс.

25 июня. Я вот не пойму. Они стараются побольше падать ради меня? Дети и разбитые коленки. Или я работаю, чтобы они от души нападались? Кто чего не хотел? Делал только ради другого? На то и щука, чтобы карась не спал.

25 июня. Она работает директором лагеря отдыха. Слушать ее на планерке — это из категории юлийцезарь с микрофоном. Она вещает уже час с пафосом. В микрофон. Не знаю, как это.

25 июня. Сегодня я могу только на пару минут вернуться к смартфону, но совершенно без чувств. И тут же усталость и сон. И много часов не помню себя. Это и есть причина, по которой я молчу. Простительно?

25 июня. Похоже, Фальков всеж-таки еврей. Когда я смотрю на Левинзона, меня аж передергивает. Так похожи.

25 июня. Жучки в новом холодильнике и в терморегуляторах. Жучки КГБ.

25 июня. Мой опыт жизни с мужчиной нормальной семьей — это неудачный эксперимент. В общем, мне не понравилось. Это вынужденная жизнь по договору, споры и отступления перед нападением днем, регулярный секс ночью, не всегда в настроение, но с плюсом для физкультуры, какой-то порядок, режим ради того, чтобы дети ходили в школу, получали завтрак и вовремя ложились спать. Ах, да! Еще алкогольные паузы.

25 июня. Несколько дней я совершенно не чувствую своего тела, своего возраста, своего горя, своей тоски. Нет отечности в лице, напряжения мышц, нет психоза. Кажется, что не скоро мой мозг проснется. 7 лет назад у меня была ничем не омраченная любовь, хоть и не разделенная. Сейчас любовь потускнела, и я стала заторможена, будто у меня еще сто лет в запасе. В кого я превратилась? Все, я устала, уже два раза телефон падал на пол. Пол каменный. Каменный мешок. Сколько дней я болею? Сколько ночей. Сколько еще. 2 или 3 или 1. Надо записать число.

25 июня. Я вспомнила, как они возвращались в автобусе с кульками конфет. Они всю дорогу ели конфеты. Одного потом тошнило, останавливали автобусы и ждали, когда ему полегчает.

25 июня. Запомните все. О, лагерь юный железнодорожник. Никогда! Ни за какие деньги!

26 июня. Мы любим обостренье чувств. Не смотри на меня, как бесконечность, как небо, звезды, тучи, облака. Знаешь, как выглядят облака, когда ты летишь над ними. Есть вещи, которые вижу только я. Например, как чувственна эта линия рта.

26 июня. Так вот какая «Митина любовь».

26 июня. Лагерь наша большая семья.

Лагерь наша большая семья… Про ЛО ЮЖ. Почему кино смотреть смешно? Это как бы сатира на Дынина, побеждает комсомольская ячейка, да и год какой? Тогда в каждой газете был подвал фельетонов про дыниных.

27 июня. Они врубили на дискотеке нечто, ни на что не похожее. Под долбежку вчерашней музыки дали микрофон ребенку, который орал дикие крики, как будто его бьют, или он бьется в истерике. Постоянное состояние выздоровления от гриппа. Мокрые простыни и сон.

28 июня. Мой крайний муж был на 5 лет моложе того, что сейчас. А он тогда уже выглядел в моих глазах стариком. Сейчас для меня загадка 45+. Таких старых я еще не знала, это скучно.

28 июня. Я должна сбежать. Вы можете просто мне не платить, забирайте все. Надо развернуть ситуацию на 180 градусов. Не меня, а я.

28 июня. Иногда в голове появляется и повторяется строчка из моего старого стиха, и я ищу его в компе, чтобы избавиться от навязчивой строчки.

Не досталось нам время колокольчиков,

Налетели, повязали сволочи.

Знаю только, что мальчики не рождаются,

Как и прежде — мальчиков рожают.

«Я пою, а значит, я живу!»

А ничего еще это не значит.

Пока я тебя не отпущу,

Ты останешься — мальчик.

Нет героя, героя нет.

Есть мальчики, играющие в героев.

За стрелой — топот сандалет,

Жизнь, как разновидность запоя.

Старые мамины мальчики,

Пластмассовые улыбки.

В жизни, не начатой,

Ни одной ошибки…

30 июня. Пришли автобусы. Я сижу у ворот, жду команды погрузки, терплю, чтобы не потерять сознание. Солнце, скамейка у ворот в тени куста сирени. Я должна доехать до дома, изо всех сил. Это было страшно.